355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Hudson_shipper » Soulmate (СИ) » Текст книги (страница 4)
Soulmate (СИ)
  • Текст добавлен: 17 апреля 2017, 06:30

Текст книги "Soulmate (СИ)"


Автор книги: Hudson_shipper



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

С годами ничего не изменилось, разве что руки, предплечья, да и весь Стайлз Стилински менялись. Запястья стали чуть тоньше, руки длиннее, вены стали торчать и бугриться намного заметнее, превращая неловкого подростка в молодого мужчину. Дерек, прибывший из путешествия длиной в два года, сделал выводы только из рук. На остальное тело Стилински у сильного оборотня попросту не хватило духа, ведь внутренний волк, как и прежде, тянулся к этому кареглазому чучелу.

Дерек Хейл себе врать не привык, зато научился мастерски и с особым упорством отрицать очевидное, предпочитая это не замечать и попросту игнорировать. Для примера можно привести спятившего дядюшку Питера, надоедливого Скотта и его героическую задницу, так и тянувшуюся вляпаться в очередную дрянь. Но самым ярким примером полного отрицания, игнорирования и самовнушения является все тот же Стайлз Стилински, точнее тонкая черная витиеватая полосочка, опоясавшая бледное запястье с торчащими темно-зелеными венками.

Каждый человек испокон веков имеет свою половинку, родственную душу, способную стать точной заменой тебя самого, дополняя. Найти её непросто, не всем дано с первого раза, но если встретил, то никогда уже отпустить не сможешь. Записи первых соулмейтов датируются третьим веком до нашей эры. Письмена хранят краткую инструкцию, состоящую из двух пунктов, к нахождению родственной души.

Первым и основным является факт нахождения на запястьях каждого своеобразного узора, представленного в виде браслета. Каждая пара имеет свой цвет, свой размер и свой орнамент. Два века назад были найдены люди, чьи браслеты стали намного больше обычных и опоясывали уже не только запястье, но и всю руку, словно рукав кофты. Именно оттуда и пошла ныне модная татуировка, призванная скрыть ваш знак соулмейта.

Вторым, считающимся побочным, используемый в редких случаях, относится способность некоторых людей иметь не одну, а две родственные половинки. Обычно такое случается не со всеми, один из десяти раз, но в случае потери соулмейта, его смерти или других несчастных случаев, на его замену может подойти другой. Но это, как было сказано ранее, действует не со всеми и далеко не всегда.

Черный, как и герб его семьи, браслет украшает руку Дерека с самого детства. У Пейдж был такой же. Размер, цвет, узоры, даже оттенок черного был точь-в-точь. А теперь такое же украшение проявилось и на коже молодого Стилински. А если уж быть с собою честным, то оно там всегда и было, но Дерек ведь умеет отрицать очевидное, верно?

– Хей, чувак, не будь таким хмуроволком! – Стайлз, ни на йоту не изменившийся с их последней встречи поведением, трещит без остановки. – Я ведь к тебе со всей душой, помочь вот пытаюсь, а ты, того гляди, откусишь мне голову или руку – я еще не решил – ведь так пялишься. Тебе, вот честно, не хватает только гимна Ситхов на фоне и рожу более серьезную, чем сейчас. Опс.

– Стилински~, – Дерек знакомо рычит, скалит зубы, но когти не выпускает. Пролетающая рядом рука Стайлза, в порыве неконтролируемого трепа того, сверкает браслетом соулмейта; волк внутри вновь скулит и скребется, намереваясь, кажется, сделать дыру в грудной клетке. – Я тебе не только голову и руку откушу, я тебя пополам перегрызу и на органы сдам, оставляя Мелиссе МакКол для особо сложных пациентов.

Стайлз замирает, приоткрывает рот в удивлении – Дерек искренне думает о молитве, ведь от постоянного тарахтения болит голова, – а после вновь всё по кругу.

– Нет, ну серьезно, Дерек, ты хоть улыбаться умеешь? Или рожа треснет?

– Нет, ну серьезно, Стайлз, ты можешь заткнуться? Или умереть решил?

От передразнивая Стилински немного унывает, но закрывает рот и послушно молчит. Руки на груди скрещены, оленьи глаза сверкают, а вокруг неожиданно появляется аура уныния и недосказанности. Дерек, честно, не хочет видеть такого Стилински, но голова все еще нещадно гудит, а волк скребется.

– Если ты не будешь говорить десять тысяч слов в минуту, – Дерек на секунду затихает и пытается смириться с неизбежным, – то я соглашусь сходить с тобой на свидание.

Стайлз тут же расцветает, но улыбка у него какая-то подозрительная. В следующую секунду Дерек начинает жалеть о сказанном.

– И даже освещать мне дорогу своими голубыми фонарями не будешь? И клыки не выпустишь? А как же любимое мои-зубы-твоя-шея, чувак? Я ведь…

– Не зови меня чуваком.

– … и правда хочу с тобой погулять, да и на первом свидании целуюсь. Да-да, не смотри на меня так, я не ханжа…

– Стайлз.

– … ибо сила во мне великая не дремлет, заставляя поступки геройские совершать, да…

– Стайлз!

– … гнева твоего праведного, но косого, опасаться…

– Стайлз, – Дерек шумно выдохнул и сверкнул голубыми глазами, – заткнись!

– Но я просто… мхф!

Нет, к подобному можно и не привыкать. И все же Стилински совершенно не умеет целоваться, а Дерек слишком любит быть везде главным.

========== Спок/Кирк ==========

С давних времен люди знают, что самый счастливый человек – это тот, кто сумел повстречать на своём жизненном пути родственную душу, своего соулмейта; чьи глаза навсегда стали одного цвета

– Мама, а почему у меня левый глаз ярко-голубой, а правый карий? – пятилетний мальчик с интересом смотрит на невысокую женщину, протягивая вперед ручки, – и почему у тебя глаза одинаковые?

Женщина в ответ улыбается, запуская руку в густую шевелюру светлых волос сына на макушке и ерошит, создавая хаос. Маленький Джеймс в ответ лишь хмурится, но тут же растягивает губы в ответной улыбке.

– Когда мы рождаемся, то у нас разные глаза. Это связано с тем, Джимми, что для каждого человека в мире существует своя родственная душа. Мы называем их соулмейтами. Он – самый близкий человек, которого ты встретишь. Тот, кто разделит твои чувства, эмоции и переживания, кто будет рядом при любом раскладе и никогда не покинет добровольно. – Женщина многозначительно хмыкнула, давая ребёнку осмыслить. – И когда ты его встретишь, то твои глаза станут одного цвета.

– У тебя тоже были разные глаза, пока ты не встретила папу?

– Конечно, милый.

Джеймс Тиберий Кирк с детства представляет свою родственную душу, как что-то из ряда вон выходящее. Для него встретить своего соулмейта равносильно благоговейному званию капитана Звёздного Флота – пока что непостижимо, но со временем возможно. Именно поэтому желание вступить в Академию лишь укрепляется, стоит заметить огромное, воистину ужасающее, количество народа у входа.

В первый же год обучения Джеймс, а ныне Джим, разочаровывается в самой сути идеи соулмейтов. В его постели, как и в мыслях, побывали десятки девушек – даже парочка парней – но найти того-единственного так и не получилось. Но Кирк, обладая врожденным упорством и напрочь отбитым чувством самосохранения, продолжает лелеять надежду на скорую встречу с тем самым соулмейтом.

Долгие три года приносят свои плоды неожиданно, а свалившиеся проблемы в виде предстоящих экзаменов занимают всё свободное время в жизни юного натуралиста Тиберия (Боунз искренне смеётся с собственной шутки, на что Джим лишь улыбается). Всевозможные тесты, стрессовые ситуации, марафоны и нормативы превращают Кирка в мужчину, но тому откровенно дела нет до томных взглядов обоих полов. Раз не нашел родственную душу, то хоть кресло капитана заслужу – твёрдо решил Кирк и углубился в изучение материала.

Когда остается последний рывок для окончания Академии, ситуацию портит чёртов результат независимого эксперта. Некто был явно против, а у Джима уже кулаки чесались намылить чью-то напыщенную морду за испорченную оценку.

Это случилось неожиданно. Кирк и сам понять не успевает, а его внимание полностью сосредотачивается на черноволосом вулканце, что цепким взглядом каре-голубых глаз скользит по нему, Джиму.

Но не стоит забывать, что метаморфоза со сменой цвета глаз происходит не сразу. Для полной перестановки радужной оболочки цвет меняется постепенно. У каждого человека индивидуально, но чаще от трех дней и до месяца.

В первый день знакомства со Споком Джим не замечает едва-заметную голубую дымку вокруг черного зрачка на карей радужке. Она прозрачная, чуть поблескивает, но есть. На второй и третий день Кирк так же слеп, но утро четвёртого дня застает Джеймса врасплох. Кирк хмурится, придирчиво осматривая помутневшую радужку, а внутри разливается такое тепло и радость, что сдержать сумасшедшую улыбку просто невозможно. И первым, кто замечает подобное поведение, как и цвет глаз, становится Боунз.

– Ты шутишь? Нет, погоди, ты серьёзно? – Маккой практически шипит, косо поглядывая на ведущего лекцию Спока.

– Я похож на клоуна или у меня вдруг вырос хвост? – Кирк скептически хмыкает, а после весело усмехается.

– Нет, стой, ничего не говори.

– Боунз…

– Я поверить не могу! – Леонард вскидывает руки, а после поспешно зажимает рот ладонью.

– Боунз!

– И этот остроухий гоблин – твой соулмейт?!

– Заткнись, Боунз! – Кирк шипит в ответ, стараясь угомонить друга, а после запоздало замечает, что аудиотория неожиданно застыла и все взгляды прикованы к ним; Джим сглотнул и нервно улыбнулся.

– Кадет Маккой, кадет Кирк, – беспристрастный голос вулканца звучит практически угрожающе, – не хотите ли поделиться своим… шёпотом, – по кабинету проносятся смешки, – со всеми?

– Никак нет, сэр. – Кирк дерзко улыбается, а в глубине разномастных глаз черти пляшут.

Спок в ответ молчит, щуря точь-в-точь глазами Джима, а после продолжает вести лекцию как ни в чем не бывало. Маккой раздраженно пилит взглядом чёрный затылок Спока, а Кирк не может перестать улыбаться.

– Как думаешь, на карей радужке мой голубой смотрится лучше, чем его карий на моей?

*

Джим не считал себя страшным, глупым или неинтересным. Все его прошлые пассии в один голос уверяли, что скучно с ним не бывает: от Кирка всегда веет теплом, светом, энергией. Равнодушным (и неудовлетворенным) от голубоглазого еще никто не уходил. Поэтому Джим полноправно считал, что может заполучить себе любого. Ну, рано или поздно. Шла вторая неделя бесплодных, пока что, попыток. Отчаиваться было рано, поэтому кадет принялся с двойным упорством оказывать Споку знаки внимания.

– Может не стоит так сразу? – Леонард МакКой старался подавить ухмылку, – наш зеленокровый гоблин робеет от твоего напора. Умерь либидо, прикрой, так сказать, тылы. Может и клюнет.

– Жаль, что Спок не девушка. – Кирк вздохнул, кидая заинтересованные взгляды на вулканца. – Точнее хорошо, что не девушка. У девушек не бывает таких задниц, чтобы хотелось подойти и…

– Избавь меня от этого, Джим!

Гул в общей столовой поражал своей громкостью. Джеймс Тиберий Кирк самодовольно улыбался, с нескрываемым обожанием и нежностью наблюдая за вулканцем. Спок предпочитал игнорировать всё. Абсолютно. И взгляды, к огромному сожалению Кирка, оставлял так же без внимания. А ведь светловолосый уже что только не пробовал! И томные, до краёв наполненные похотью и желанием, и робкие, словно Джим невинный девственник. Даже чисто профессиональный холодный взгляд не заставил вулканца обратить своё внимание на скромного курсанта. Кирк злился, Кирк переживал, Кирк огорчался. Но не сдавался. Спок, в конце концов, его соулмейт, а значит, как бы тот ни упрямился, всё равно будет его. От подобных мыслей в груди теплело без ведомых причин, а на губах расцветала радостная улыбка.

Когда второй глаз полностью окрасился в голубой, Кирк всерьез забеспокоился. Спок ни под каким предлогом не оставался наедине с надоедливым, по мнению Ухуры, курсантом более чем на две минуты и сорок секунд. Зато с той же Ухурой, к примеру, мог торчать часами. Это напрягало. Почему девчонка может, пусть она и такая горячая, а Джим – нет? Непрошенная ревность зарождалась и вспыхивала подобно новой звезде. Спок только его, Кирка, соулмейт. Глаза у Ухуры карие. Оба. У Спока с недавнего времени тоже. Тогда почему?

– Вы провалили тест, кадет Кирк, – монотонно доносит Спок, а Кирк в ответ лишь улыбается.

– Так точно, сэр.

– Тогда что вы тут делаете, кадет? Это, по меньшей мере, нелогично. – Спок изгибает тонкую бровь, но в лице не меняется.

– Я пришел попробовать еще раз.

– Что же, – многозначительная пауза, – тогда приступайте.

– Есть, сэр!

Когда Кирк проваливает тест Кобаяши Мару второй раз, в шоколадных глазах вулканца мелькнуло что-то похожее на усмешку. Джим был готов поставить что угодно на то, что Спок впервые показал ему свою эмоционально заинтересованную сторону. Кирк ликовал.

– Третья попытка на семьдесят три целых и восемь сотых является самым нелогичным сценарием из тех, что я предвидел, – начинает Спок, стоит кадету переступить порог.

– А я нелогичен. Разве вы этого не заметили, сэр?

– Приступайте, кадет.

В третий раз тест успешно сдан, на лице Кирка победная ухмылка, а у Спока, кажется, случилась перегрузка: вулканец уставился в одну точку, рука на перилах сжалась, а губы сложились в тонкую полоску. Кирк не зря корпел над трояном последнюю неделю.

– Кадет Кирк, – начинает один из преподавателей, в то время как Спок пилит взглядом карих глаз голубые Джима, – вы обвиняетесь в несанкционированном проникновении в Центр, умышленном обмане старших по званию, а так же полнейшему неподчинению приказов.

– А вот с последним не согласен, – Джим обворожительно улыбается, но глаза не отводит; Спок едва-заметно щурится.

– Вы взломали симулятор, полностью проигнорировав устав Академии, после чего…

– Но я прошёл тест.

В тот день Джим впервые доводит Спока до эмоционального всплеска, получив при этом сломанный нос. Кто же знал, что вулканец так отреагирует на невинный поцелуй?

========== Александр Махоун/Майкл Скофилд ==========

При первой встрече Майкла бросило в жар. Его зрачки резко расширились, попав в плен знакомых голубых глаз, а на губах впервые за долгое время появилась растерянная улыбка. Самообладание дало трещину всего на секунду, но именно этого времени и хватило на то, чтобы принять как данное: Майкл нашел своего соулмейта. От подобных мыслей, фактов, догадок, его затрясло, а сладкая, предвкушающая дрожь прошлась по позвоночнику, оставляя после себя стайку мурашек и холодный пот. Скофилд никогда не думал, что встреча окажется такой непонятной. В книгах всё описывается совершенно иначе. Там, следуя клише смазливых романов, у главных героев всегда подскакивает пульс, перед глазами пролетает вся серая и скучная жизнь, а после вместо глаз выскакивают сердечки. Последнее, конечно, отдает японской анимацией, но в голову сейчас как на зло не шли другие примеры.

Линкольну его соулмейт снился постоянно, на регулярной основе и очень, просто очень красочно и понятно. Во сне Линк видел женственный силуэт, видел приятную мягкую улыбку прекрасной незнакомки, так много значащий в будущем. Родственная душа Барроуза как могла показывала себя и не оставляла шанса остаться незамеченной. У Майкла всё было с точностью да наоборот. Расплывчатые, еле-еле просматриваемый силуэт, резкие жесты, выверенные годами, твердый характер и серьезное выражение лица. Ни намека на улыбку, как бы ни прискорбно. Линкольн нашел своего соулмейта в Фокс Ривер, хорошенькая докторша Сара Танкреди, но Майклу рассказать не удосужился. Итогом стало то, что Скофилд вроде как влюбился в девушку, та влюбилась в Майкла, а сам Линкольн оплакивал смерть Вероники, почившей смертью храбрых. Никто из этих четверых счастлив не был, игнорируя законы вселенной, но и внимания на этот никто не обращал.

Голубые глаза снились Майклу постоянно с момента первой встречи. Он видел их во сне, после стал видеть наяву, представлял эти глаза и их обладателя. Эти чертовы голубые глаза буквально преследовали и не давали нормально жить. Майкла потряхивало каждый раз, стоило вспомнить чистый оттенок голубого, прямые черты лица, длинные руки и пальцы. Майкла потряхивало до холодного пота, до предоргазменных судорог лишь от одного упоминания имени этого человека. Майкл тонул в нем, Майкл задыхался, но его соулмейт был слишком далеко и одновременно так близко. Разные стороны баррикады не могли дать счастливой жизни, пусть они и были родственными душами.

– Его имя Александр Махоун и его послали убить нас.

Именно с этих слов и началось безумие.

*

Будучи взрослым, рассудительным человеком, Алекс не раз обдумывал собственную жизнь. И он не жаловался на нее, никогда не жаловался. Вплоть до встречи с Майклом Скофилдом, занявшим все мысли буквально с первой секунды зрительного контакта. У Махоуна было все, о чем мечтает мужчина: семья, красавица жена, сын, работа со стабильным заработком. В свое время Алекс и дом построил, и дерево посадил, но вот вырастить сына не смог. Его работа, чертова Компания, вечно отбирала все свободное время, нервы и силы. На личную жизнь, красавицу жену и прелестного наследника ресурсов катастрофически не хватало. Его жена терпела все, нужно отдать ей должное, достаточно долго и терпеливо. Она не устраивала скандалов, не закатывала сцен, она тихо воспитывала сына в одиночестве и коротала вечера за просмотрами сериалов, периодически выбираясь в город и веселясь с друзьями. Алекс себе такое позволить не мог. У него была работа, были трудные отношения с людьми и святая уверенность, что в этом бренном мире для тебя нет естественного дара природы – соулмейта, родственной души, лучшего друга. Пам, супруга, не была его второй половинкой. Женщина потеряла своего соулмейта еще в детстве, когда того милого парня сбила машина прямо на глазах у пятнадцатилетней Памелы, так и не успевшей насладиться радостью и счастьем с предназначенным человеком. Александре же считал, что в его жизни такого нет и вовсе, что вселенная решила подшутить над ним и схалтурить, оставив гнить в одиночестве. А потом он встретил Пам, влюбился, но душа его так и оставалась разорванной, не смогла соединиться с такой же окровавленной половинкой души женщины. С годами Махоун потерял надежду отыскать соулмейта, любовь к Пам остыла и единственной ниточкой, связывающих супругов, был сын Кемерон. Ради него Алекс был готов на все, даже предать свою страну или Компанию, но повстречав однажды Майкла Махоун не смог отказаться от него, даже ради сына.

Скофилд был нигде и одновременно везде. Он постепенно проник под кожу, въелся в кости и сводил с ума одним только упоминанием. Воспаленный мозг Алекса, годами травящийся наркотой и обезболивающими, казалось, был в сговоре с Майклом: галлюцинации, ведения, наващивые сны. Алекс сходил с ума, увеличивал дозы лекарств, но ничего не спасало. Картинки встречи с родственной душой, так ненавязчиво проскальзывающие в его сознании с детства и машинально не воспринимающиеся самим Махоуном, становились все отчетливее, а после нескольких встреч и вовсе превратились в красочные ведения. Три таблетки в день перестали помогать, а увеличивать дозу стало опасным для здоровья.

*

В Соне скрываться стало невыносимо для обоих. Майкл ежеминутно оглядывался, нервно пережимал плечами и старался отгонять мысли о таком желанном мужчине, образе, преследующим последние полтора года. Алекс больше не мог сдерживать свои желания, надеялся лишь на тренированную годами выдержку и втайне желал, отчаянно желал, чтобы она пошла к черту. Алекс хотел Майкла, Скофил хотел Алекса, но дальше жарких взглядов и переглядок они не заходили. До определенного времени.

Антисанитария в Соне была ужасна. Душ был раз в пару дне, стояла невыносимая жара и духота, пот выделялся с такой скоростью, что уже через пару часов разницы до и после душа не было. Затхлый воздух сводил с ума, грязная одежда и пропахшие грязью, кровью, различными выделениями и прочей дрянью мужики раздражали настолько сильно, что помогали отвлекаться. Майкл находился в своей камере, когда его нашел Алекс. Черные мешки под глазами, щетина, лопнувшие капилляры в глазах, превращающие статного мужчину в бродягу с улицы. Но даже это не оттолкнуло Скофилда в тот раз. Блядские голубые глаза, так трезво смотрящие в свои собственные, заставили уставшее тело разом налиться энергией. В тот день они переспали трижды. Майкл скользил вспотевшими от нервов ладонями по такой же мокрой спине, целовал покусанные тонкие губы и острые скулы, покрытые щетиной, зарывался пальцами в отросшие волосы, тянул на себя и упивался ощущениями полного единения. Александр не отставал, яростно втрахивая Скофилда в стену, целовал-кусал все до чего мог только достать и шептал-шептал-шептал, покусывая мочку уха, шею, ключицы, стараясь оставить как можно больше меток. Майкл плавился под ним, словно кусочек шоколада на солнце в этой гребанной Соне. Алекс терял голову с каждой секундой, забывал обо всем, что было в его жизни до этого момента и упивался ощущениями, словно дорогим виски, сцеловывая с припухших губ инженера пошлые, тихие стоны.

В тюрьме все это было нормой, но на воле законы социума оказались несколько иными. У Алекса все еще была жена и ребенок, а Майкл вроде как был влюблен в Сару. Линкольн все еще не рассказывал о своей родственной половинке, отдавая всего себя брату и спасению Л-Джея, Сара пыталась разобраться с видениями соулмейта, каждый раз теряя связь в самый последний момент, а Вероника, бывшая возлюбленной Барроуза, гнила в гробу. Замкнутый круг с каждым днем набирал обороты, затягивая в свой омут каждого, кто посмел хоть раз в него вступить.

*

Когда липовый агент-друг вытаскивает всю компанию из тюрьмы, заставляя шантажом доставить ему Сциллу, всё вроде как устаканивается. Майкл тактично молчит, общаясь с Алексом только по делу, сам Махоун придерживается той же политики, а Линкольн постепенно смиряется с ролью отвергнутого своей второй половинкой. Все рушится так же внезапно, как и начинается. В один момент тормоза срываются, Алекс прижимает Скофилда к стене, а после раскладывает прямо там, на складе, скидывая со стола все приборы и пользуясь случаем, что на ближайшие пару часов они с инженером одни. Майкл в очередной раз тонет и в этот раз добровольно позволяет омуту затянуть себя.

========== Франциско Рамон/Хартли Рэтэуэй ==========

– … и потом в комнату входит Хартли-я-вас-всех-сожру-за-Уэллса-Рэтэуэй и говорит, что я, видите ли, недостаточно квалифицирован для этой сделки. Нет, Кейтлин, представь. Я и недостаточно квалифицирован. Да эти два понятия вообще не должны быть в одном предложении!

– Ох, Циско, тебе пора взрослеть. – Сноу устало улыбнулась, потирая красные от недосыпа глаза и потянулась; девушка работала над новой сывороткой без перерыва уже вторые сутки и состояние собственное у неё было, мягко говоря, каверзное, а от нытья Рамона голова начинала ныть с новой силой. – Неужели тебе не ясно, что он просто “дергает тебя за косички”?

– Что? – Франциско завис на секунду, а после его глаза расширились в понимании. – Нет, ты что. Нет, Кейтлин, о чем ты вообще?! Этот мелкий глист, жук и поклонник доктора Уэллса во всех мыслях и религиях не стал бы. Слушай, тот факт, что он гей, не говорит о том, что он станет срываться во все тяжкие и приставать ко мне. Кейтлин, да это же бред! Ты ведь сама видела эти его взгляды в сторону Харрисона. Да у меня от них по спине мурашки бегут потому….

– Потому, что они горячие и я тебя прекрасно понимаю. – Сноу тихо буркнула себе под нос и улыбнулась, наблюдая за совершенно ничего не замечающим парнем.

– … что он готов его сожрать, не иначе. Мне страшно, понимаешь? Я каждый день просыпаюсь в холодном поту и дрожи от этих взглядов.

– О!

– Ну нет, боже, я не это имел ввиду. От страха, Кейт, от с-т-р-а-х-а.

“Там явно лишняя первая буква” – Сноу хмыкнула. Большинство людей считают, что женская логика слишком непонятная и сложная, совершенно нелогичная и неправильная. Но даже несмотря на это, женщины всегда безошибочно определяют любовный интерес в ком-то. Жаль, правда, что на себя это не действует, отдаленно подумала Сноу и покачала головой. Циско продолжал что-то увлеченно вещать о мерзости Хартли, о его красивых глазах – Кейт явно упустила момент – и о том, что сегодня вышла новая серия Netflix. И продолжил бы, не появись на пороге сам виновник произошедшего:

– Цискито, твой бессмысленный треп действует мне на нервы. Заткнись.

– А ты заткни меня, Рэтэуэй.

С первой минуты нахождения в одной комнате стало понятно, что коллегами им не стать. Уэллс подтвердил для себя это, когда дал парням поработать вместе. Результатом стал взрыв пробного ускорителя частиц, множество ушибов на обоих парнях и громкие маты, доносившиеся в течение трех часов из лаборатории. Харрисон прикрыл глаза, посчитал до десяти, а после со спокойной совестью вызвал охрану. С того момента работать вместе парням никто не давал, но они каким-то мистическим образом каждый раз оказывались рядом друг с другом, будто их тянуло магнитами, начинали ругаться и вводили окружающих в когнитивных диссонанс. В какой момент Харрисон Уэллс стал еще и психологом, он так и не понял.

*

– Мистер Рамон, зайдите ко мне в кабинет, – Уэллс угрожающе блеснул очками в сторону мексиканца и развернулся, покидая лабораторию, – живо.

– Оу, – Циско сглотнул, – а почему я?

– Глупый маленький Цискито, – Хартли гадко хмыкнул, нарочито растягивая гласные, – наконец показал доктору Уэллсу, что ничего не стоит. Пока-пока, шоколадный мальчик.

Рамон невольно дернулся, стараясь подавить рвущийся из груди рык и дернулся, поднимая подбородок и гордо прошел мимо Рэтэуэя в кабинет. Хартли цокнул, поправил очки легким движением и сверкнул очками точь-в-точь так же, как это сделал Харрисон пару минут назад.

Легенда о двух половинках души, сведённых вместе самой госпожой Судьбой уходит вглубь истории китайских мудрецов. Многие годы монахи рассказывали её и передавали из поколения в поколение в надежде, что однажды люди найдут способ увидеть её, а не только почувствовать. Мистическая красная нить тянется от одного человека к другому, скрепляя навсегда их души и тела, не давая расходиться и терять пылкость чувств. У некоторых людей эти чувства выражаются не только любовью.

Красная нить крепится к самой важной части человеческого тела, крепится к сердцу, пересекает груди насквозь и оплетает столь важный орган, сжимая его каждый раз, стоит обидеть свою вторую половинку. Если же человек еще безымянен, одинок, то нить без спросу тянется в сторону своей идентичной части, сжимает грудь в тиски и не дает дышать.

В момент встречи, соулмейты позволяют нитям сплестись, даря душам и телам спокойствие. Тонкая красная превращается в толстую кроваво-алую, оплетая обоих владельцев, скрепляя их запястья на манере наручников, а после исчезает, оставляя лишь легкое покалывание и едва видный красный оттенок в форме тонкой паутинки на кончике мизинцев.

Циско предпочитал науку, любил её и боготворил. Он предпочитал вечерами шерстить книги о квантовой физике и термодинамике, нежели шляться по улицам в компании какой-либо девчонки или парня. Носиться по дому с толстым учебником по нано-квантовом строении частиц, часами составлять конспекты и собирать маленькие двигатели, а не пускать время и деньги на ветер, стараясь выделиться перед кем-то. Франциско Рамон выделялся только своим умом и юмором, покорял характером и харизмой, а не дешевым авторитетом. Хартли Рэтэуэй стал для Циско загадкой. Парень из богатой семьи, вышвырнутый её же за непослушание и с позором изгнанный, при этом униженный тем, что предпочитал компании смазливой девчонки парня или мужчину. Хартли покорял и отталкивал одновременно. Он был мерзким, но интересным, он был привлекательным, но таким козлом, он мог похвалить, а после тут же унизить, растоптав тебя о стену и опустив ниже плинтуса. Циско с треском провалился, пытаясь подружиться с холодным красавцем. И да, Рамон совершенно не отрицал, что Хартли вполне милый. На лицо, конечно. А еще с ним можно было поговорить как с нормальным парнем. Он, оставаясь таким же гондоном, умудрялся заманивать людей в свои сети и очаровывать. Циско хотел с ним подружиться, правда хотел, но ехидная задница Рэтэуэя, который, кажется, мог быть человеком только перед Уэллсом, разорвал все шансы в клочья. А еще рядом с очкастым Рамон чувствовал, как его сердце не просто быстро бьется, а сходит с ума. Колотится с такой силой, будто хочет вырваться из грудной клетки и сбежать, помахав напоследок платочком. Первые два раза, когда аномальная активность собственного органа кровотока активизировалась, Циско прибегал к Сноу. Девушка провела анализы, добрые часа два мучила мексиканца различными тестами, а после со спокойной душой отпустила и посоветовала хорошенько подумать и осознать свое отношение к Хартли. В тот вечер Рамон впервые понял, что Рэтэуэй реально козел.

*

– Хартли, ты мне тоже нужен, зайди.

Рэтэуэй победно усмехнулся. Кто бы сомневался, что Уэллс вызовет своего любимчика. Сам парень, похоже, только и ждал этих слов.

– Сегодня я позвал вас двоих неспроста. – Напряженно проговорил Уэллс и снял очки. – Мне уже откровенно осточертело наблюдать за вашими выходками. И не мне одному. Многие сотрудники жалуются, что ваши баталии отвлекают от работы. Я уже молчу, что эти баталии стали вселабораторным развлечением. Ладно, если бы это было раз или два. Но вы, ребята, ругаетесь раз пять на день. Половина технического отдела ругается вместе с вами, когда их ставки, которые они, между прочим, делают именно на исход ваших споров, проваливаются. Поэтому я принял непростое решение.

Харрисон выдержал приличную паузу, давая парням осознать все сказанное, а после выдохнул:

– Если до конца недели я услышу хоть один спор, то вылетите оба. А теперь, с вашего позволения, – усмешка, – прошу вернуться к работе.

И с этими словами уставший мужчина выгнал заигравшихся детишек из кабинета, потер уставшие глаза и достал из ящика бутылку коньяка. Нервов на всех не хватает.

*

Когда на следующий день в лабораторию СТАР заявились побитые Рамон и Рэтэуэй, никто не обратил внимание. Так же никто не заметил характерные следы на шее Хартли, царапины на спине и шее Циско, горящие глаза обоих парней и нитевидный красный след, соединяющий их пальцы. Никто, кроме Кейтлин. Девушка и так видела, как двое оболтусов сначала подрались, поочередно впечатывая друг друга в стены, а после – и непонятно, кто сорвался первым, – сплелись в яростном поцелуе, постепенно продвигаясь в сторону стола, не прикасаться к которому без перчаток Кейт клятвенно поклялась на собственных пробирках. Сноу так бы и стала свидетелем примиренья, если бы Харрисон, хитро усмехнувшись и прижав палец к губам, не выключил планшет.

Так Кейтлин Сноу поняла, что не только она видела химию между Рамоном и Рэтэуэем, но это уже совсем другая история.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache