Текст книги "В Бруклине все спокойно (СИ)"

Автор книги: honey_violence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Барнс чертовски жалеет, что его искусственная рука не оснащена датчиками чувствительности, но уже от одного только зрелища того, как Роджерс вылизывает его пальцы, его стояк окончательно становится каменным. Если это происходило постоянно в прошлом, то неудивительно, почему при взгляде на рот Роджерса Барнсу логично становилось жарко и душно все последние месяцы.

– Я не уверен, что мы тебя не пораним, – предупреждает он Стива на всякий случай, прежде чем скользнуть рукой обратно вниз, но тот лишь раздвигает ноги, открывая лучший доступ, и Барнс забывает, зачем, вообще, медлил.

Он не чувствует реакции чужого тела на – насколько это вообще возможно – осторожное проникновение, поэтому следит ее исключительно по чужому лицу. Поэтому когда Роджерс внезапно распахивает глаза, дергаясь и пытаясь отстраниться, Солдат мгновенно замирает, пытаясь понять, причинил он Стиву боль или нет. Но тот не дает ему додумать, выдыхая: «Еще» и утыкаясь лицом ему в шею.

Сцеловывать выдохи и стоны с губ Роджерса оказывается настолько потрясающим занятием, что любой случайный секс последних лет Солдат сбрасывает со счетов мгновенно, потому что тот ни в какое сравнение не идет с тем, что Зимний чувствует сейчас: огонь, плавящий тело все прошлые разы не с теми, просто секундная вспышка на фоне выжигающей нутро лавы, текущей по венам и становящейся лишь горячее от каждого стона, который ему удается вырвать изо рта Стива.

Когда Роджерс произносит: «Еще» в очередной раз, Барнс моментально улавливает смену интонации, чувствуя дурацкую гордость, что Роджерсу ничего не пришлось ему объяснять. Солдат устраивается между его бедер, удивленно чувствуя, как Стив стягивает с него белье – не показатель смелости, конечно, но тоже довольно забавно, учитывая, что сам Барнс как раз за мгновение до этого задумался, как бы поизящнее сменить дислокацию и успеть снять лишнее, не отрываясь от процесса.

Первое движение выходит рваным и дерганным, Стив сдавленно охает, а Барнс и вовсе замирает, стиснув зубы: ему не хочется шевелиться. Внутри Роджерса – ощущения памяти не лгали – настолько узко и горячо, что одного этого уже достаточно, чтобы позорно кончить, даже не приступив к основному действию.

Солдат делает несколько глубоких вдохов, пытаясь отвлечься на что-то менее возбуждающее, но Роджерс не позволяет ему и этого: упирается рукам в спинку кровати и, насколько позволяет пространство между чужими руками, плавно двигается вниз, фактически насаживаясь на чужой член, так что в этот раз резко выдохнуть приходится самому Барнсу. И теперь он вообще не понимает, как мог забыть такое. Как мог забыть Стива, его прерывистое дыхание, глубокие стоны – совсем не тихие, как можно было ожидать. Его глаза, зрачки которых от возбуждения попросту перекрывают радужку, от чего глаза становятся абсолютно черными.

Их хватает ненадолго, но Барнс торжественно клянется это исправить, правда, мысленно. Все, на что достает его сил вовне, это, глядя на запрокинувшего голову Роджерса, выдохнуть ему на ухо: «Люблю» и обессилено свалиться сверху, чувствуя, как крепкие мышцы чужого живота содрогаются от оргазма.

Стив не делает вид, что не заметил сказанного ему, но все равно не отвечает, лишь молча обхватывает, как делал это ранее сам Барнс, его за плечи руками, притягивая ближе.

– Рискуем прилипнуть, – предупреждает Джеймс Роджерса, но тот не реагирует, лишь на ощупь находит губами чужие губы и улыбается так, что Барнсу становится щекотно.

– Слушай, ты прилипаешь, а мне потом таскать тебя отмывать, – возмущается он, видя, как моментально распахивает глаза Стива, реагируя на сказанное им неверящим взглядом, и продолжает, не понимая, в чем причина этому, – а ты уже не мелкий, на руках так просто тебя не поносишь.

– Ты помнишь, что носил меня на руках? – уточняет Роджерс, на что теперь уже Джеймс, проводя носом по чужой щеке и целуя Стива в висок, реагирует удивленной интонацией:

– Я более чем уверен, что никогда не забывал. Что за странные вопросы?

___

http://cs608527.vk.me/v608527096/5781/UQt07ELAV5c.jpg

========== Мистер Роджерс ==========

Посвящение: PhaseOne_Fortification

– Ты издеваешься? – такого взгляда у Зимнего Солдата видеть Стиву еще не доводилось, да и для Баки подобная мимика была не вполне привычной, поэтому Роджерс, чувствуя, что с лежащим на больничной койке человеком действительно сталось неладно, делает, как ему кажется, незаметный шажок к двери. Но не тут-то было.

– Стоять! – рявкает Солдат, порываясь встать с постели, но Стив в мгновение ока подскакивает к нему, мешая подняться. И хотя гневно воззариться на Роджерса сверху вниз Барнсу не удается, вмазывает под дых Капитану он отменно, пусть бы и сам после принимается баюкать еще не зажившую до конца руку, кривясь от боли.

– Все не так страшно, как ты думаешь, – сипит Роджерс, сгибаясь пополам от удара: никакая сыворотка не спасет от праведного негодования озверевшего от свалившейся новости Солдата. – Это вынужденная мера, мы все исправим потом.

– Сгинь отсюда, – вперив в него ненавидящий взгляд, требует Барнс, но в этот момент в палату заходит медсестра, что моментально прекращает их разборки.

– Мистер Роджерс? – произносит она, и Стив спрашивает:

– Да?

– Простите, но я обращалась к больному, – произносит врач, а после заглядывает в листы, которые держит в руках. – О! – удивленно восклицает женщина, принимаясь разглядывать Стива, как будто видит его впервые, забыв о том, как он мозолил ей глаза полторы недели, ошиваясь вдоль стен палаты, в которой находился Баки.

– Да в чем дело? – доносится с постели, и Барнс недовольно скрещивает руки на груди.

– Мистер Роджерс, вы хорошо себя чувствуете? – отвлекается от разглядывания Стива врач.

– Какой еще, к чертям, Роджерс? – шипит Солдат. – Моя фамилия Барнс.

– Но тут указано: “Джеймс Бьюкенен Роджерс”, – поправляет его женщина и оборачивается к Стиву. – Ваш… муж, – спотыкается на мгновение она, – почти в полном порядке. Еще день на дополнительные анализы, и можете отправляться домой.

– Сука, Роджерс! – выпаливает Джеймс, когда та уходит. – Блядь!

А потом начинает смеяться. Но Стив даже не улыбается, понимая, что у Баки это нервное. Отдышавшись, тот снова смотрит на Капитана, зло и неприветливо:

– Объясняйся, пока я тебя не убил и не стал счастливым вдовцом.

– Они не хотели меня пускать, – разводит руками Стив. – Не родственник, значит, не положено. А так как твои документы и так фальшивые, иначе как бы они лечили столетнюю мумию, – на этом моменте Барнс фыркает, кивает на не менее столетнюю мумию, стоящую рядом с кроватью, – то ЩИТу ничего не стоило добавить еще один пункт, чтобы я имел право тебя навещать.

– Идиот. Просто идиот, – заключает Зимний и прикрывает глаза. – Меня выпишут через сутки. Ты сторожил под дверью палаты денно и нощно, а теперь, когда это уже не нужно, решился на отчаянный шаг. Идиот.

– Я волновался, Баки, – опускает голову Стив, внезапно действительно чувствуя себя виноватым, и Джеймсу на мгновение даже становится его жаль.

– Ты понимаешь, что если какая-нибудь молоденькая медсестричка тебя узнает, спустя час весь мир облетит новость, что Капитан Сосулька благополучно женился в девяносто пять, совершив самый поздний каминаут в истории человечества?

– Не подумал, – ошарашенно смотрит на друга Роджерс, наконец осознавая весь масштаб возможной трагедии.

– А следовало бы, – Солдат кивает ему на дверь, намекая, что им пора бы уже расходиться. Точнее, Роджерсу пора домой, а новоиспеченному Роджерсу пора вздремнуть, чтобы произошедшее улеглось в его голове, не распаляя жажду довершить не выполненную когда-то Зимним Солдатом миссию.

– Черт, Баки. Но если вдруг ты прав, – по лицу Стива заметна такая паника, что Барнс даже забывает, что сердится.

– Ну есть только один выход, я думаю… – сообщает он Роджерсу, пытаясь как-то его успокоить, ведь про медсестричку и каминаут он все же шутил.

– Я исправлю все, когда тебя выпишут, я же обещал, – прерывает его Капитан. – Но пока тебя держат здесь, я не хочу рисковать, – но видя, как Барнс вскидывает бровь, всем своим видом выражая свое отношение к чужим мыслительным процессам, запинается и взволнованно спрашивает: – Какой выход? Носить очки и кепку?

– Просто попроси Фьюри сменить “Роджерс” на “Барнс” и наслаждайся замужеством, – пытаясь сохранить серьезное выражение лица, произносит Зимний, даже не надеясь на то, что Стив купится.

Но Капитан не был бы собой, если бы не принял все за чистую монету:

– Баки, ты гений! – сообщает он и выскакивает за дверь прежде, чем Барнс успевает его остановить.

– Блядство! Роджерс! – орет ему вслед Джеймс, сокрушенно качая головой. – Ты издеваешься?!

Барнс думает, что Стив неисправим. Что эту яхту назвали неправильно – вот она и плавает не так, как надо. Но, возможно, с новым именем Стиву действительно заплавается как должно и без лишних злоключений.

А если нет… Ну, на этот случай стараниями самого Капитана у Баки теперь есть особые, закрепленные семейным кодексом, права.

========== Баки ==========

– Баки, идем домой, – зовет Стив и, не оборачиваясь, направляется к выходу из парка, зная, что Баки не отстанет ни на шаг и не потеряется. Это поначалу, еще не приспособившись до конца, тот не разбирал дороги к дому и даже умудрился пару раз потеряться, но быстро выучился и теперь иногда, словно соревнуясь со Стивом в скорости, даже успевал добраться до дома раньше, чем Роджерс, встречая его, нетерпеливо перетаптываясь на крыльце.

Жить с Баки оказалось гораздо забавнее, чем Капитан мог предположить, правда, учить его пришлось всему и с нуля: пояснять, что можно, а что нельзя, успевать предупредить, кто враг, а кто друг, до того, как Баки ринется атаковать внезапно явившегося гостя, ухаживать, заботиться, совсем как за ребенком.

Подлечивать старые раны, приручать, доказывая, что Стив не враг, что он не причинит боли, не обидит.

Но Баки в ответ воздавал теплом в ничуть не меньшем объеме, чем дарил ему Стив: встречал Роджерса, возвращающегося с задания, стоя на пороге квартиры, лишь изредка позволяя себе остаться на диване, словно зная, что такой вариант приветствия тоже вполне себе прекрасен, потому что в такие моменты Стив плюхался на диван, притягивая Баки к себе и обнимая так крепко, словно расстались они не утром, а, по крайней мере, год назад.

Он любил наблюдать, как Роджерс убирает квартиру, скорее, мешаясь, а не помогая в процессе. Почти всегда составлял компанию на ужин, правда, не всегда успевал на общий завтрак – на правах раненого спал до последнего. И искренне полюбил самого Роджерса. И теперь был поистине счастлив тому, что когда-то, еще не зная Капитана, все же решился довериться нашедшему его на улице Стиву, решился пойти за ним следом – и не прогадал, попав в надежные руки, не обижающие и не причиняющие ему боли.

Единственное, чего он не понимал, так это грусти, с которой Роджерс звал его по имени. Не понимал и чувствовал себя виноватым, даже не зная за что. Тихо подходил, заглядывал в глаза, пытаясь понять, что гложет этого человека, но ответа в чужом взгляде не находил, а даже если бы тот и прятался в глубине синих глаз Роджерса, Баки все равно не смог бы понять его правильно. Все, что он знал, это то, что он готов умереть, если потребуется, защищая Стива, и этого ему было более чем достаточно. Хотя нужна ли вообще суперсолдату его защита, он тоже не был уверен.

Поэтому в минуты, когда Кэп грустил, а Баки не мог ничем ему помочь, он предпочитал молча уходить в угол, возвращаясь обратно с тарелкой для метания и кладя ее на колени Роджерсу. Баки не был уверен, что фризби для собак действительно может развеселить человека так, как его самого, но ему нравилось видеть то, как расплывались человеческие губы в улыбке, когда взгляд Стива, затуманенный непонятной для пса болью, падал на блестящий диск с красной звездой по центру – и тотчас же становился светлее.

========== Дома ==========

– На что это было похоже? – интересуется Стив, пытаясь убрать из голоса волнение. Это просто вопрос, ради факта. Просто вопрос.

Барнс смотрит перед собой с полминуты, а затем переводит тяжелый взгляд на Роджерса:

– На то, как когда мне оторвало руку. Тебя просто выдрали из меня: быстро, резко. Залепили наспех пустотой. И все эти годы оно болело, простреливало фантомно, а источника или причину найти я не мог. Но как бы мне ни стирали память, оно, – Солдат касается кончиками пальцем грудной клетки, – никогда тебя не забывало. Просто не могло найти. А теперь, – он запинается, подбирая слова, – я словно домой вернулся.

И тогда Роджерс дергается к нему, крепко прижимая и целуя в макушку, как сына, заставившего родителей волноваться своим долгим отсутствием.

– Так что, позволишь мне остаться здесь жить? – спрашивает Джеймс шутливо, хотя Стив чувствует, как напряглось его тело в ожидании ответа. Но руки не сбрасывает, хотя прежде реагировал на любые прикосновения крайне болезненно и агрессивно, и это уже значит многое.

– Мог бы и не спрашивать, – тихо произносит Роджерс, оглядывая собственную квартиру долгим взглядом, как будто видит впервые. Прежде обычное жилище, где он только спал и коротал вечера за просмотром старых фильмов, наконец обрело тепло.

Стало домом.

– Жест вежливости, – улыбается Барнс, поднимаясь с дивана. – А теперь серьезно: раз я тут уже не гость, то по старшинству мне положена хозяйская спальня и самое удобное кресло.

– Эй, но это моя квартира, – пытается протестовать Роджерс, но Баки обрывает его веселым и таким родным:

– Хочешь поспорить, хлюпик? – и смотрит светло и ясно, без прежней затаенной боли во взгляде.

И наконец окончательно становится похож на себя прежнего.

========== Самые близкие люди ==========

– Что за хуйня здесь происходит? – роняет челюсть на пол Сэм, замерев в дверях комнаты.

Звук его голоса моментально подрывает сплетающихся в объятиях мужчин на диване отскочить друг от друга, притом Барнс почему-то выглядит на удивление спокойным для застуканных на месте преступления, а вот по лицу Роджерса заметны такое смущение и паника, что Уилсону даже становится стыдно за свой изумленный вопль.

Но он волновался, поэтому позволил себе ворваться вот так без предупреждения. Когда дверь в квартиру Капитана Америка распахнута, а сама квартира выглядит, как если бы здесь пробежал табун лошадей, ты, разумеется, ожидаешь худшего. Ожидаешь всего, чего угодно.

Но никак не двух трахающихся друзей.

– Сэм, выйди, – просит Стив, шаря вслепую по спинке дивана, куда забросил майку.

– Ок, Кэп, жду в гостиной, – на самом деле Соколу хочется свалить куда подальше, а не в гостиную, но он решает, что стоит, пожалуй, остаться, чтобы послушать конфешн Капитана-Гея, так удачно скрывавшего свои наклонности все время их знакомства.

Знал бы Сэм раньше…

Уилсон раздраженно пинает валяющиеся по пути вещи, сетуя, что не понял сразу. Что упустил. А теперь пойди отними Стива у его старого боевого товарища. Тот разве ж отдаст?

Седина в бороду, бес в ребро – идеальное описание увиденного, если знаешь контекст, думает Сокол. Или они встречались и до войны? Но Уилсон отметает эту идею: не выглядят они как старая и сформировавшаяся пара, слишком дергано ведет себя Роджерс, слишком отчужденно Барнс.

Когда в гостиной наконец появляется Стив, Уилсон старается на него не смотреть: как бы Капитан ни приглаживал волосы, как бы ни одергивал майку – то, чем он занимался, вполне четко прослеживается по сбитому дыханию, по вспухшим от поцелуев губам, по красным отметинам на шее, и все это дико будоражит ум, но больше тело. Уилсон едва не скрипит зубами от ненависти к Зимнему, который явился из прошлого и отнял у Кэпа возможное настоящее с ним, с Соколом.

– Мне нужно объяснять? – Стив не решается юлить: с Сэмом они составляют отличную боевую двойку, поэтому секреты, которые могут ухудшить отношения между ними, как напарниками, здесь неуместны. Баки не взяли в новообразованный ЩИТ: ни один здравомыслящий человек не подпустил бы к работе прежнее оружие “Гидры”.

– Было бы неплохо, – пожимает плечами Сэм. Не то чтобы он хотел знать все подробности, нет, но ряд фактов не помешал бы. Но Стив молчит, не приступая к объяснениям, поэтому Уилсону приходится тормошить его вопросами:

– Вы были вместе до войны?

– Да, – краснеет Роджерс, потирая шею и отводя взгляд.

– И теперь решили тряхнуть стариной на столетний юбилей? – по привычке шутит Сокол, но на деле ему не до смеха.

– Что-то вроде этого. Баки… – Роджерс осторожно, как никогда, подбирает слова, – не все помнит. Мне многое приходится ему рассказывать.

– Он не помнит, что вы были вместе? – Уилсон думает, что даже если бы его память отшибало тысячи раз, любимого человека он бы все равно вспомнил – на каком-то интуитивном уровне. Но, видимо, обнуление действительно сказалось на Солдате слишком серьезно, раз тот ведет себя как сторонний наблюдатель.

Как раз в эту минуту “сторонний наблюдатель” тоже заходит в комнату, оглядывая их обоих равнодушным взглядом и проходя к кухонной зоне.

– Молоко закончилось, – сообщает он, заглядывая в холодильник, и Стив моментально отвлекается от Сэма, словно за соломинку, хватаясь за необходимость срочно пойти в магазин.

– Я быстро, – говорит он Уилсону и, схватив висящую на стуле куртку, быстро выходит из квартиры.

– Не понимаю, почему он паникует так сильно, – внезапно произносит Солдат, и Сэм заинтересованно смотрит на него, как на волшебную зверушку – Барнс в целом редко разговаривал, а чтобы таким длинным предложением, так вообще на веку Сэма ни разу.

– Может, меня стесняется? – делает предположение Сокол, но Баки качает головой. – Я же первый, кто узнал, что Капитан Америка – гей.

– Он не гей, – все таким же ровным тоном говорит Барнс, – и я тоже.

– Но вы же, – машет рукой в сторону спальни Уилсон, как бы обозначая, что именно “они же”.

В этот раз Солдат не отвечает, просто садится в кресло, делая приглашающий жест Сэму в сторону дивана.

– Это нормально, что мы обсуждаем это? – спрашивает Сокол.

– Это ненормально, что фраза “Я люблю тебя” режет мне уши, когда я говорю ее Стиву. Если настоящее совпадает с прошлым, я чувствую это нутром, оно откликается. Но только не эти слова, – Барнс долго смотрит в окно, игнорируя попытки Сэма пояснить сказанное, а когда Роджерс возвращается, и вовсе уходит из комнаты.

– Ты так заботишься, чтобы у него все было, – кивает на пакеты в руках Роджерса Уилсон.

– У него долгое время вообще ничего не было, – пожимает плечами Стив, расставляя молоко в холодильник. – Я хочу, чтобы теперь все было иначе.

– А что, если он не оценит твоих стараний? – произносит Сокол, и Роджерс как-то странно дергается, испуганно глядя на него, но тот сохраняет невозмутимое выражение лица, и Стив заметно расслабляется.

– Все будет нормально, – отвечает он. – Он верит мне, и я его не подведу.

– Самые страшные раны наносят самые близкие люди, Стив, прикрываясь тем, что делают во благо, – Сэм поднимается с дивана и идет к выходу. – Молись, чтобы он так ничего и не вспомнил, иначе ты его потеряешь.

========== Самые близкие люди 2 ==========

– Все нормально? – Стив обеспокоенно смотрит на Джеймса, потому что тот внезапно замирает, неотрывно глядя в одну точку.

– Нет, не нормально, Стивен, – и вот это “Стивен” первым колокольчиком опасности звенит в голове Капитана, хотя, если быть честным, первым был все же разговор с Уилсоном.

– В чем дело? – Роджерс сам не понимает, зачем задает этот вопрос, который может привести к нежелательному разговору, но, следуя привычке заботиться о других, не может удержаться, чтобы все-таки не спросить.

– Не знаю, – Барнс дергает плечом, высвобождаясь из чужих объятий, и поднимается с дивана. – Просто все не нормально.

Задавать вопросы, чтобы выпытать у Барнса, что с ним, – скользкая дорожка, но Роджерс и так вот уже неделю ходит как в воду опущенный, нутром предчувствуя приближающиеся разборки.

– Я не высыпаюсь, – внезапно произносит Баки, чем повергает приготовившегося к разоблачению Стива в недоумение. – Пока ты спишь рядом, я не высыпаюсь. Всегда так было?

Роджерс пару раз открывает рот, чтобы подобрать ответ, но Джеймс его опережает:

– Не могу привыкнуть, что ты рядом, – но, видя обиженное выражение лица Роджерса, исправляется. – Я имел ввиду, мне непривычно, что рядом кто-то, кто не собирается нападать.

И это так по-дурацки звучит, ведь Барнс давно оправился и вылечился от желания сначала бить, а потом разбираться в мотивах, что раздражается уже Роджерс:

– Могу спать отдельно, если тебе не нравится, – предлагает он и видит, как прищуривается на него Солдат.

– Ты ведь и так всегда спал отдельно, так?

Роджерс не знает, что ответить, но молчание говорит лучше любых слов.

– Зачем ты так со мной, Стивен? – внезапно подается к нему Баки, присаживаясь рядом на корточки. – Зачем?

– Если не хочешь ответов, – Стив сбрасывает с себя чужие руки и поднимается на ноги, – то не задавай вопросов.

И в эту ночь Барнс спит на диване в зале. Точнее, притворяется, что спит, слушая тихие шаги и ощущая на себе пристальный взгляд Роджерса, несколько раз приходящего за ночь в гостиную, но так и не решившегося заговорить.

Утро начинается с молчания, неловкого и тяжелого. А потом Баки не выдерживает, припирает Стива к стене, требуя правды.

– Да нет никакой правды! – Роджерсу ничего не стоит вырваться из чужого захвата, но он не решается.

– Стив, просто скажи, почему я тебя не чувствую? – Барнс отпускает ткань его майки, зажатую в кулаках, и бьет себя в подреберье. – Какого хрена я тебя там не чувствую?

– Потому что ты никогда ничего не чувствовал! – срывается Роджерс и в этот раз уже, не пытаясь быть мягче, сам хватает Джеймса, отталкивая со своего пути, и отходит прочь на безопасное расстояние – то ли чтобы не дать себе наброситься с кулаками на причину и цель своего обмана, то ли чтобы избежать чужого гнева, неминуемого после его признания.

– Я. Хочу. Правду, – четко произносит Барнс, скрещивая на груди руки.

– О чем? – последняя попытка дать себе отсрочку для обдумывания, как выкрутиться, оказывается провальной.

– О том, что между нами было и… было ли вообще, – Роджерс знал, догадывался, что долго его обман не протянет, что такая афера заранее обречена на провал. Но, черт возьми, это того стоило – груз любви к лучшему другу, который видит в тебе младшего брата, висевший камнем на его шее с самого детства, наконец сброшен. И если Барнс справедливо вмажет ему сейчас и развернется, чтобы уйти… то Стив примет такой поворот: это будет честно.

Он выдыхает и медленно говорит:

– Мы никогда не были вместе. Был ты и твои бесконечные женщины. Был я, любивший тебя больше, чем кто бы то ни было. Была дружба, которую я боялся потерять.

Барнс молчит непозволительно долго, а потом спрашивает:

– Почему ты мне не сказал в то время? – и Стив захлебывается праведным негодованием: как мог он сказать о своих чувствах тому, кто заботился о нем, как старший брат? Как мог неудачник Стив Роджерс попытаться заменить Барнсу всех тех прекрасных женщин, которыми он был окружен? Как мог сломать их дружбу?

– Ты бы не принял, – вместо этого отвечает он.

– Поэтому ты решил воспользоваться тем, что я ничего не помню, – Барнс поджимает губы, а потом молча уходит в комнату и возвращается спустя пару минут, переодетый в уличную одежду.

– Ты знал, на что шел, Роджерс, – он не прощается, не говорит ничего, что сделало бы вину Стива меньше, что обелило бы ее хоть на треть – лишь молча хлопает дверью, и Стив не решается следовать за ним.

Что он может ему сказать? Что еще он может сказать, да так, чтобы Джеймс поверил?

========== Самые близкие люди 3 ==========

Весь день проходит для Стива как в тумане, а уже к полудню его голова начинает немилосердно раскалываться, намекая, что каким бы ни был Стив суперсолдатом, он все равно остается человеком, подвергнувшимся стрессу.

Даже вечное верное средство – пробежка – не помогает: мысли настойчиво лезут в голову, отнимая реальность, заменяя ее кадрами давно ушедших дней и нынешних… которые он так бездарно потерял.

Ну что стоило ему держать язык за зубами? Дружба – самое ценное, что есть у людей. Молчал бы, радуясь, что Барнс снова с ним, и жил бы себе счастливо.

А что теперь? Разочаровавшийся в нем друг, которого он предал.

Холодный душ тоже не приносит облегчения, не остужает горящую от мыслей голову, и Стив решает, что долгий сон, желательно без сновидений, сейчас единственный способ избавиться от них. С намерением проспать до самого утра он валится на кровать, даже не заводя будильник.

Солнечные лучи настойчиво лезут сквозь шторы, и ему приходится накрыть голову подушкой – плохое решение, потому что та хранит на себе запах Баки. Вся его постель: и простыни, и одеяло, и подушки – пропитаны чужим запахом, и это успокаивает и раздражает одновременно.

Стив клянет себя в очередной раз за то, как бездарно потерял дружбу и несостоявшиеся отношения, и проваливается в рваный и неглубокий сон.

И просыпается буквально через пару часов, сетуя на то, что ему, как не самому обычному человеку, нужно не так много времени на отдых.

В комнате чертовски тихо: ни скрипа кровати под двойным весом их тел, ни сопения над ухом, ни жаркого шепота в уши. Привыкнув за короткие недели к присутствию Баки рядом, он не знает теперь, как будет проводить ставшие благодаря присутствию Джеймса любимой частью суток вечера.

Баки ушел полдня назад, но Роджерсу кажется, что прошла уже целая вечность с того момента, как захлопнулась входная дверь.

Он выходит в зал и оторопело замирает.

Сидя за кухонной стойкой, Баки со скучающим видом размешивает ложкой что-то, судя по пару, идущему от кружки, горячее. Заметив Стива, он спрыгивает со стула, спрашивая:

– Я тебя разбудил? Я старался не шуметь.

Но видя его удивленное лицо, сразу же становится серьезным и мрачным.

– Я думал, ты ушел, – дрогнувшим голосом произносит Роджерс, оглядывая Баки с ног до головы. – Или ты за вещами?

– Идиот, – внезапно рявкает Солдат, в два шага сокращая расстояние между ними. – Куда бы я пошел, по-твоему?

– А. – Стив понуро опускает голову, вспоминая, что после возвращения Барнса сам предложил ему жить с вместе, ведь идти Солдату действительно некуда, а значит, помимо всего прочего, теперь придется делить жилье с человеком, который тебя ненавидит.

– Эй, – Барнс, словно не решаясь прикоснуться, вскользь проводит ладонью вдоль его плеча и тотчас же отдергивает руку, видя недоумевающее выражение на лица Стива.

– Я думал, ты ушел, – повторяет Стив, неотрывно глядя в глаза Джеймсу и чувствуя, как бешено начинает колотиться сердце в ожидании ответа.

– Зачем мне уходить? Я просто хотел знать правду, – Барнс не выглядит виноватым или обозленным, как это должно бы было быть, чем вводит Роджерса в еще большее недоумение.

– Я обманул тебя, сказав, что у нас были отношения. Заставил мне поверить, и все такое, – слова даются нелегко, но Стив понимает, что должен все это сказать. – Это было подло. Ты мой друг, я не должен был…

– Сделанного не воротишь, Стив, но правда нужна была мне для того, чтобы понять, что со мной не так, почему во мне все это не отзывается с такой же силой. Я чувствовал себя предателем, – Барнс осторожно кладет ладонь ему на шею, зарываясь пальцами в волосы. – Что было, то было. Да, в прошлом я относился к тебе, как к брату. Но что мне мешает влюбиться в тебя сейчас?

И целует его. И Стив чувствует, как дрожат в улыбке его губы. А когда Барнс добавляет:

– К тому же ты так упорно хранил свою девственность, судя по всему, для меня, что было бы просто неэтичным говорить тебе теперь о дружбе и братской верности, учитывая, как я доволен этим фактом, – и поцелуй окончательно обрывается обоюдным смехом.

Но еще одно не дает покоя Роджерсу, и он спрашивает, моментально становясь серьезным:

– Зачем ты тогда начал этот разговор? Куда уходил?

– Документы у Фьюри выбивал и по банкам оформлялся, – ни черта не поясняет Барнс. – А потом по магазинам прошелся. Сижу вот жду, когда матрас привезут. На твоей армейской койке хрен уснешь – она слишком узкая. Сказал же утром: я не высыпаюсь так. А ты завелся.

========== Ребекка ==========

Где пропадает Солдат, Стив не знает. Просто терпеливо ждет его возвращения сутками, неделями, порой и по полмесяца.

Иногда Роджерсу кажется, что на конкурсе самых терпеливых людей он мог бы занять первое место, не соревнуясь. Но и нетерпеливых тоже – ведь ждет он не для того, чтобы дождаться, убедиться, что с другом все хорошо. Ждет для того, чтобы в очередной раз подраться, не дождавшись объяснений, и со спокойной совестью наконец уснуть, не думая, что Баки в этот момент кто-то и где-то пытается убить.

Джеймс не рассказывает, куда именно он уходит. При необходимости Стив и сам может все это выведать, используя технологии ЩИТа по выслеживанию, но он этого не делает. Ждет, пока Барнс снизойдет до разговора. Но время идет, и синяки под глазами суперсолдата – что уже дико в своей невозможности – становятся лишь темнее, а объяснений так и не поступает.

Однажды Барнс заваливается посреди ночи: взъерошенный, испуганный, с трясущимися руками, хватает сумку, закидывая в нее свои немногочисленные вещи, и орет Стиву:

– Собирайся, быстрее!

Роджерса не нужно просить дважды, и уже через минуту они садятся в машину. Едут без малого шесть часов на предельной скорости, едва не разбившись несколько раз в предрассветных сумерках.

Когда они оказываются при въезде в какой-то поселок: тихий, мирный, с белыми домиками под черепичными крышами, Стив даже на мгновение теряется: кого можно убивать здесь? Но Барнс поражает его в очередной раз – шустро выпрыгивает из машины, вытаскивая из багажника пакеты, полные еды и вещей, впихивает ему в руки одеяло и кивает идти следом.

В маленьком домике, покосившемся от старости, горит свет, и когда они заходят внутрь, не стучась и без предупреждения, сидящий возле камина мужчина лишь слабо улыбается в приветствии, словно к нему зашли соседи, а не герой Америки и машина для убийств.

– Как она? – спрашивает Барнс, и старик моментально мрачнеет, тяжело поднимаясь с кресла и шагая в их сторону.

– Очень плохо, Джеймс. Местный доктор, пришедший ей помочь после приступа, ничего не может сделать, а везти ее в городскую больницу нет возможности.

– Мы на машине, – поджимает губы Барнс, и Стив наконец дергает его к себе:

– Кто она? Какую больницу?

Но Солдат не слушает, молча идет следом за стариком в соседнюю команту, которая встречает их спертым воздухом и запахом медикоментов. Стив оглядывается, замечая стоящую в углу кровать, в которой, зарытая в шали, лежит пожилая женщина.