Текст книги "В Бруклине все спокойно (СИ)"

Автор книги: honey_violence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)



========== Протез ==========

– Меня коротит, как гребаного робота, – злится Бранс, в очередной раз прошитый током: в этот раз отчего-то недовольной его прикосновением стиральной машиной.

– Постарайся не касаться бионической рукой техники, когда она работает, – обеспокоенно советует Стив.

Барнс ухмыляется, подкалывая Роджерса на тему того, как быстро девяностопятилетний старичок освоился в нынешнем хайтек веке, а тот в ответ вполне серьезно предлагает обшить руку Баки резиной под цвет кожи, мол, и людям смотреть будет не так неловко, и техника реагировать на прикосновения его искусственной руки перестанет.

– Тебя тоже напрягает? – внезапно спрашивает Барнс, как-то слишком быстро и нервно одергивая закатанный рукав, и разворачивается, активно делая вид, что вытащить белье из машинки – самое важное дело в его жизни на данный момент.

Стив думает, что в принципе никогда не реагировал неадекватно на чужой протез, вообще до этой минуты не задумывался, смущает ли он его. Смущает ли он самого Джеймса?..

Когда ты солдат, спрятанный в нашпигованную оружием броню, никому нет дела до того, насколько механизированы твои части тела. Когда ты – хотя бы с виду – молодой мужчина, развешивающий на балконе белье, блестящая на солнце бионика все же приковывает взгляды, как ни пытайся не замечать чужих взглядов.

– Баки, – зовет он друга, – я не обычный человек с улицы, чтобы мне было неловко. И не техника, которая бьет тебя током.

Барнс поджимает губы недовольно, и Стив делает еще попытку:

– Мне нравится твоя рука. Мне не будет неловко, если ты ко мне прикоснешься.

От такого заявления Джеймс почему-то замирает, а после тяжело сглатывает, прежде чем предупредить:

– Запомни свои слова, приятель. И попытайся меня не ударить.

А затем, не дожидаясь чужой реакции на свое заявление, делает шаг в сторону Роджерса, сгребая того в охапку.

========== Матрасы и кошмары ==========

– Ты в порядке? – Стив заглядывает к нему в комнату, разбуженный странными звуками.

– Конечно, нет, – доносится со стороны кровати. – Снова снилось, что я тебя убиваю.

Зимний давно привык к тому, что Стив не отстанет, пока не вытрясет из него наружу Барнса, поэтому избрал тактику честности и внешнего повиновения обстоятельствам. И пусть ему не сильно нравится то, что двери в квартире Роджерса не запираются, а сам хозяин квартиры вламывается на правах волнующейся группы поддержки реабилитируемых к нему в спальню, едва заслышав каким-то волшебным образом, как Солдат буквально мгновение воет в подушку, все же не справившись с нахлынувшими воспоминаниями, сам факт того, что кому-то не все равно, радует даже его промерзшую и неадаптированную к социальным контактам душу.

– А если бы я дрочил? – интересуется он у Капитана. В темноте трудно разглядеть выражение его лица, но по голосу Зимний понимает: Роджерс смущен.

– Я бы все равно пришел. Я волновался, – Стив пытается звучать серьезно и обеспокоенно, но стыд уже захватил его, поэтому он сдается и добавляет:

– Я буду стучать в следующий раз.

Подкол разрядил атмосферу, и Зимний уже не чувствует стресса: выть не хочется, а голова не болит, поэтому он с чистой совестью шутит дальше, окончательно выгоняя кошмары на сегодня прочь:

– Но все равно будешь сторожить под дверью, дожидаясь, когда мне потребуется твоя помощь?

Стив слишком долго живет в новом времени, чтобы не понять, что это не безобидная шутка, а намеренная провокация, но сдаваться все равно не намерен:

– Буду.

– Иди спать, Роджерс, на сегодня твоя миссия выполнена, я спасен и намереваюсь хорошенько выспаться – теперь уже без кошмаров.

Но тут Стива как подрывает:

– То есть тебя все-таки мучают кошмары, а ты мне об этом не сообщил?

– Роджерс, ступай отсюда. Я справлюсь сам, – злится Солдат. Разговаривать с темнотой, полной чувствуемой за метр воинственностью Капитана, ему не нравится.

– Я оставлю дверь открытой, чтобы, если что, быть рядом, – темнота шуршит чужими шагами, и от двери доносится, – спокойной ночи, Баки.

– Ты еще матрас себе постели, чтобы караулить, как я сплю, – окончательно взвивается от злости Зимний, но Стив уже не отвечает.

А когда в следующую ночь Кэп реально притаскивает в комнату матрас, Солдата пробивает на истерический смех, который Роджерс стоически игнорирует.

В такой обстановке кошмары не спешат приходить, и Зимний спит спокойно и без сновидений несколько потрясающих часов, пробуждаясь лишь единожды на рассвете.

Роджерс спит к нему спиной, в которую больше не хочется ударить.

– Доволен, Барнс? – сиплым со сна голосом спрашивает он сам себя, понимая, что вчерашняя шутка про матрас и караул на деле вынашивалась им уже несколько бессонных ночей подряд, но не как шутка – как просьба того, кто внутри. Того, кто знал, что, пока рядом Стив, ни один кошмар не посмеет к ним сунуться.

Солдат думает, что выпустить Барнса из памяти не такая уж провальная идея.

Во всяком случае, хуже точно не станет.

========== Молоко ==========

– Молока налить? – спрашивает Стив, заливая хлопья в своей тарелке.

Барнса передергивает, как будто он увидел что-то неприятное вроде таракана, и он выпаливает:

– Ненавижу молоко.

– А раньше любил, – удивленно смотрит на него Роджерс.

– Пока Пирс не стал с ним ассоциироваться, – Баки нехорошо прищуривается на пакет молока, как будто тот внезапно стал главой Гидры.

– Молоко не виновато в том, что Пирс – урод, – пожимает плечами Роджерс. – Пей, оно тебя не укусит.

Он берет стакан, наливая доверху молока, и следит заботливой мамочкой за тем, как Баки осторожно, словно это не молоко, а яд, дотрагивается до стакана, а потом чертовски медленно подносит его ко рту, делая несколько осторожных глотков.

– Ну выпил. Тебе легче стало? – Солдат ставит пустой стакан на стол, глядя на Стива исподлобья.

– Тебе должно было стать, – серьезно произносит Капитан, и внезапно Барнса прошивает вдоль позвоночника молнией осознания, зачем Роджерс заставил его пить дурацкое молоко: то, что было в прошлом, остается в прошлом, все негативные ассоциации могут и должны быть вытеснены, и главное – приложить усилия.

Прикладывать усилия под чутким руководством Стива не кажется столь уж трудным процессом, и Барнс даже задумывается над тем, что готов к заданию посложнее.

– Зайдем после обеда в музей? – спрашивает он как бы невзначай, протягивая руку к пакету с молоком.

Стив улыбается себе под нос, а затем активно кивает:

– Конечно, нам как раз в ту сторону нужно сегодня, там супермаркет хороший. Молоко всегда свежее.

Стив рад, что Солдат принимает его помощь. Стив счастлив, что Баки потихоньку ищет пути наружу из могилы прошлого.

Солдат Барнс рад, что хотя бы одну прежнюю привычку – молоко – ему вернули неоскверненной.

========== Форма ==========

Для Mu Tsubaki

я тут представил чувства стива

когда он утром смазав зад

пытается надеть лосины

в которых ни вдохнуть ни сесть

(с) honey_violence

Барнсу одновременно и нравится и не нравится костюм Капитана. Нравится в те моменты, когда Стив переодевается при нем, не нравится, когда эту шикарную задницу, обтянутую нелепыми синими трико, являют миру посредством масс.медиа.

Но особенно ему не нравятся шуточки про лучшую задницу Америки, пусть бы они и имеют под собой крепкие, как эта самая задница, основания.

– Стив, у тебя шнурок развязался, – внезапно сообщает Барнс, проходя на кухню утром и заставая Роджерса переодевающимся в свежевыстиранную форму. Он пытается сохранить серьезное лицо, предвкушая потрясающее зрелище наклоняющегося завязать отсутствующие шнурки Капитана, но получается откровенно плохо, и улыбка выходит еще шире, чем это вообще возможно, так что это даже хорошо, что Стив не видит его лица.

– Спасибо, Баки, – предугадываемо спешит исправить оплошность Роджерс, наклоняясь. Ткань штанов его формы, и так чересчур плотно облегающая ноги, натягивается до предела, попросту не оставляя простора для фантазии – о чем фантазировать, когда реальность куда слаще любой – даже самой смелой – мечты?

– Баки, у меня нет шнурков, – выпрямившись, произносит Стив, с упреком глядя на друга.

– Зато у тебя отличная задница, – сообщает Барнс, а после гордо шествует мимо, по пути не забывая наградить эту самую задницу звонким шлепком.

По пути он задумывается над тем, сколько еще раз Роджерс будет вестись на его крайне провокационные шутки, и не видит, как Стив складывает в сумку новую, выглядящую уже не столь откровенно-эротично, форму, выданную ему Фьюри несколько месяцев назад, чтобы он не отвлекал своим видом от работы женскую половину новобранцев свежесформированного после распада ЩИТа.

========== Лучший из всех, с кем знакомила меня жизнь ==========

– Хватит на меня смотреть! – рявкает Солдат, не прекращая нервно ходить по комнате, потерянный, раздраженный и обескураженный тем, что сам же заявился к Капитану Америка домой. – Дырку протрешь.

– Это ты мне сейчас дырку в полу протрешь своими передвижениями, – устало огрызается Роджерс. Запас убеждений иссяк еще в первые два часа, оставив после себя лишь непонимание: почему Баки пришел за помощью и при этом упорно не желает слышать то, что ему говорят.

– Неубедительно! Не-у-бе-ди-тель-но, – Зимнему хочется разбить стены ударом кулака, чтобы выбраться отсюда прочь. Но он пришел сам, он должен выслушать все, что Капитан может ему рассказать.

Попытаться вспомнить хоть что-то.

Но память не отзывается на чужие слова, а на попытки к нему прикоснуться Солдат и вовсе реагирует так болезненно, что руки Капитана чудом остаются не переломанными.

– Да что я могу еще сделать, чтобы тебя убедить? – рявкает уже Роджерс, утомленный донельзя упрямством Солдата.

– Не знаю. Покажи мне фотографии еще раз, – Зимний замирает, хватаясь за эту идею, как за спасительную соломинку. Когда он смотрел на старые снимки, внутри что-то скреблось. И если словами его не пронять, значит, придется до последнего впиваться взглядом в пожелтевшие фотокарточки, чтобы в нем проснулось хоть что-то.

– Почему я себя так веду? – Зимний рассматривает снимки, на которых он сам, подозрительно счастливый и улыбчивый, позирует с Роджерсом.

– Потому что ты был счастлив, несмотря на войну вокруг, – Стив присаживается рядом на диване, на что впервые за несколько часов Солдат реагирует не попыткой ударить, а лишь незаметным движением – отсесть максимально далеко, но так, чтобы не обидеть.

– Какого черта я мог быть счастлив, когда кругом война? Когда я тебя чуть не убил недавно, тоже была война. Всегда была война. Почему теперь я не счастлив? – Стив не понимает, в чем он виноват, не понимает, кому эти претензии, но продолжает с упорством учительницы младших классов повторять уже сказанное ранее:

– Потому что ты был героем, потому что тогда ты считал меня другом.

– Может быть, – Солдат кладет снимки на журнальный столик, оборачиваясь к Роджерсу, – но теперь я тебя не знаю. Я не помню тебя. Тут, – он стучит пальцем искусственной руки по лбу, – тебя нет.

– Возможно, должно пройти больше времени, – мрачнеет Стив. Когда Солдат злился, было проще. Слушать его спокойную речь и рассуждения Роджерс оказывается не готов.

– Я не могу столько ждать, – сообщает ему Солдат, и Стив хватает его за футболку, ткань которой грозится треснуть в захвате его руки:

– Ведешь себя, как маленькая девочка. Не можешь вспомнить – прими как данное и живи дальше

А потом отталкивает напрягшегося Зимнего и вскакивает с дивана, надеясь, что сказанное когда-то Фьюри ему самому из его уст прозвучало не менее убедительно.

Солдат фыркает, и Стив резко оборачивается: эту эмоцию от Зимнего он наблюдает впервые.

– Сам как девчонка. Где бы ты был, если б не я, – и замирает, шевеля губами, как рыба, выброшенная на берег: Солдат никогда бы такого не произнес. Зато Барнс вполне.

– Баки… – произносит Стив обрадованно, и все лицо его выражает торжество: «Вспомнил!».

– Я это уже говорил? – спрашивает Солдат, глядя на счастливое лицо Капитана.

– Ну помягче, конечно, но да, мне доводилось это слышать, – подтверждает тот.

– Я не могу, – откидывается на спинку дивана словно обессиленный только что сказанным Солдат. – Просто не могу. Даже если память и вернется, как ты утверждаешь, сейчас она не слишком торопится. Я похож на тело, помнящее привычки, на мозг, помнящий слова, случайно совпадающие с тем, что эти губы произносили прежде. Я просто похожий на Джеймса Барнса человек. Не знаю, зачем ты возишься со мной, Капитан.

– Ты мой друг, – ни черта не поясняет Стив, снова садясь рядом и кладя руку на чужое плечо.

– А если б я им не был. Если б был не настолько близким тебе человеком, каким был Барнс, стал бы? – внезапно спрашивает Солдат, и Роджерс теряется, что ответить.

Но почему-то это молчание становится лучшим ответом, потому что Зимний воспринимает эту заминку по-своему.

– Хороший был человек этот Барнс? – интересуется он.

– Лучший из всех, с кем знакомила меня жизнь, – улыбается Роджерс.

– Его больше нет, Роджерс. Мы не знаем, что там из меня получится в будущем, но Баки мертв. Прими как данное и живи дальше, – возвращает он сказанную ему ранее фразу, и она стирает улыбку с лица Капитана моментально.

Зато следующая заставляет Стива светиться с удвоенной силой:

– А я постараюсь стать ничуть не хуже, чем тот, кто был твоим лучшим другом.

========== Факты и детали ==========

– Ты кто такая? – Барнс, перемахнув через низкий диван, врезается всей мощью тела в Романову, придавливая ее к полу, но не спеша сворачивать шею.

– Придурок, отпусти, – совсем не профессионально сдавленно шипит русская, потому что Зимний Солдат в шортах-гавайках кажется ей куда более занимательным фактом, чем то, что ее могут убить в любую секунду. – Я к Стиву.

– Гости заходят через дверь, – сообщает ей Зимний, ненавязчиво смыкая пальцы искусственной руки вокруг тонкой шеи, но, видимо, легкий летний сарафан никак не ассоциируется в его мозгу с наемными убийцами, поэтому душить он ее все же не торопится.

Ситуацию исправляет сам Стив, вышедший на шум из кухни.

– Наташа! – как-то до ужаса нелепо взмахивает он руками, дополняя и так абсурдную картину, а затем кидается к Солдату, оттаскивая его от Вдовы. – Ты могла бы прийти, как нормальные люди, – качает он головой и протягивая руку Солдату. И этот факт забавляет Романову еще больше, потому что ей приходится подниматься самой.

Роджерс загораживает Зимнего плечом незаметно, но очень внушительно, и Вдове сразу становится понятно, что, случись здесь внезапная драка, Капитан оказался бы далеко не на ее стороне. Хорошо, что у Зимнего хватило ума не убивать ее сразу.

– Такая обоюдная защита и покровительство, что прям удивительно, когда вы успели прийти к такой гармонии, – пытается пошутить Наташа, – учитывая, что он, – она кивает в сторону стоящего за спиной Стив Солдата, – едва тебя не убил.

– Но он же и спас, – резко произносит Роджерс, и Романова окончательно убеждается: эти двое сплавились полностью, и теперь Стив обрел ту самую, отсутствующую у него все это время твердость, а Солдат перестал быть бездушной машиной для убийств.

И полюбил шорты-гавайки.

Романову настолько смешит этот факт, что она не сразу замечает отсутствующую деталь в облике Зимнего:

– Старк помог? – взглядом указывает она на руку Солдата, выглядящую, как настоящая. Тот, чуть помедлив, кивает, а затем проходит, задевая Стива плечом, в другую комнату, потеряв всякий интерес к Романовой.

И тогда Наташа видит вторую деталь, которой оказывается удивлена не меньше, чем вполне естественно выглядящей бионике: спина Зимнего исполосована от лопаток к бокам, и нетрудно догадаться о происхождении этих царапин.

– Уже и подружку нашел, смотри-ка, – разворачивается она к Стиву, чтобы подколоть, – а ты спустя столько времени после разморозки все никак не решишься пригласить девушку на свидание… – и осекается, замечая буквально на секунду сжавшиеся челюсти Роджерса, мгновение спустя уже расплывающегося в гостеприимной и радушной улыбке.

– Ты проходи, – игнорирует он ее подкол, – на кухню. Я сейчас вернусь.

И скрывается быстрым шагом следом за Солдатом, подтверждая догадки Романовой, глядящей ему вслед:

спина Стива тоже исполосована, но только с одного бока.

========== Дурацкий разговор ==========

Роджерс так и не понял, как они перешли к этому разговору, просто внезапно он зачем-то сообщил Зимнему, что хочет пригласить на свидание Шэрон Картер, Солдат же, не вспомнив внучку Пегги Картер, поинтересовался, действительно ли типаж Шерон из тех, что по вкусу Кэпу, на что Стив в ответ долго собирал в себе «за» и «против», так и не определившись в итоге. А затем спросил, какой типаж у самого Солдата, если тот, конечно, помнит, с кем в свое время предпочитал встречаться Джеймс Барнс.

– Брок Рамлоу неплох, – пожимает плечами Зимний в ответ, вводя Роджерса в ступор. – В живом, варианте, конечно.

И Стив долго собирается с мыслями, максимально деликатно уточняя:

– Я про типаж партнера, Баки.

– Я и отвечаю, – невозмутимо смотрит в ответ Солдат, и по его лицу действительно не скажешь, что он шутит.

– Но Рамлоу – мужчина, – осторожно сообщает Роджерс, а Зимний хмурится, не понимая, к чему клонит Стив. – Разве это не…

– Роджерс, штаб «Гидры» не особо располагал женщинами, знаешь ли, – наконец поняв, что смутило Капитана, поясняет Солдат. – Да и времени для свиданий, как ты наверняка знаешь, у меня особо не было. Брок был видным солдатом, прекрасно сложенным и довольно темпераментным, к тому же первым п…

Но договорить не успевает, замолкнув и глядя на то, как Стив совсем по-детски затыкает уши руками.

– Что с тобой? – удивленно спрашивает он у Капитана.

– Это невозможно, – тихо произносит Роджерс, – ты не мог. Раньше ты бы никогда не…

– Я не помню, чего я раньше никогда бы не, – обрывает его Зимний.

В ответ Стив молча поднимается с дивана, направляясь в свою комнату:

– Дурацкий разговор. Не уверен, что, вообще, хотел это знать, – сообщает он напоследок Солдату и уходит, не пожелав доброй ночи, как обычно делал.

Но даже наутро новая информация не становится просто частью сведений, продолжая сверлить мозг: как художнику Стиву легко представить все в деталях. Поэтому, когда на кухню выходит заспанный и помятый после сна Солдат, Роджерс чувствует, что его вот-вот стошнит.

– Что с тобой? – Барнс подходит к нему, глядя на него подозрительно, что в варианте Зимнего почти забота, но Стив не отвечает, и Солдат догадывается самостоятельно.

– Не бери в голову, – советует он, отходя к кухонному столу.

– А куда мне брать? – взвивается Стив и сбегает из дома на пробежку.

Бегает долго, изматывая себя физически и запрещая себе думать о чем-либо. Особенно о Баки и Рамлоу. Нет, не так. Баки к этой грязи никакого отношения не имеет. О Солдате и Рамлоу. Но за Солдата он не ответственен, значит, все нормально.

«Но ведь Солдат и есть Баки», – сообщает внутренний голос, и Стив, чертыхнувшись, стирает из головы такую гладкую теорию, призванную оправдать открывшиеся факты.

Когда он возвращается домой, Зимний, развалившись в гостиной, смотрит телевизор. Но при виде Стива он тотчас же делает звук тише.

– Тебе не было семь часов, – произносит Солдат.

– Я бегал, – поясняет Стив и уходит, зачем-то хлопая дверью.

– Ты никогда столько не бегал, – кричит из гостиной Барнс, – у тебя дыхалки не хватало, я помню.

– Много ты помнишь! – орет в ответ Роджерс. – Если такая память шикарная, вспомни, что раньше ты не был таким мудаком.

А спустя секунду дверь в его комнату распахивается, врезаясь в стену и являя на пороге комнаты уже не улыбающегося Солдата. Но Стив даже не вздрагивает.

– Да, блять, что с тобой? – скрестив руки на груди, интересуется Зимний. – Все вокруг друг с другом спят, какая тебе разница, с кем спал я?

– Ты… – Роджерс пытается подобрать правильные слова, – ты не… это неправильно. Такого не должно было случиться.

– Роджерс, не вынуждай меня, – внезапно произносит Зимний, и по спине Стива бежит холодок. – Я помню не все, но твоя бабская истерика кажется мне знакомой, как будто мы это уже проходили.

Стив сглатывает внезапный ком в горле, отступая в глубь комнаты, но Солдат делает шаг ближе, не позволяя увеличить дистанцию между ними.

– Не понимаю, о чем ты, – произносит Роджерс, становясь как будто меньше ростом из-за опустившихся плеч.

– Понимаешь, Роджерс. Поэтому и бесишься, – парирует Солдат, не отводя взгляда от лица Капитана. – Было что-то похожее, я чувствую. Просто не помню. Поэтому тебе стоит меня просветить.

Стив мотает головой, отказываясь продолжать разговор. Он снова чувствует себя слабым и тщедушным подростком на фоне Барнса. Даже теперь, когда они равны. Дурацкая властность чужих интонаций, отнимающая любую возможность бояться и не повиноваться.

– Свали отсюда, – советует Роджерс, разворачиваясь спиной к Зимнему и надеясь, что его просьба прозвучала достаточно убедительно.

– Или сейчас ты развернешься и попытаешься ударить меня в живот. Было, проходили, Стив, не работает, – сообщает ему Солдат, а потом замолкает, чем вынуждает Роджерса обернуться и взволнованно взглянуть в его лицо.

– Ты слишком много помнишь для человека, который отрицает, что он – Джеймс Барнс… – как-то слишком тихо и обреченно произносит Стив.

– А ты слишком мало рассказываешь для человека, который хочет помочь мне вернуть память, – спустя минуту молчания произносит Зимний, и интонации Солдата не предвещают Капитану ничего хорошего.

Но тот не сдается до последнего, вскидывая подбородок и спрашивая:

– И о чем я должен был тебе рассказать?

– Ну хотя бы о причине того, почему я не удивился ни разу за последние месяцы, чувствуя, что это нормально: когда у меня на тебя стоит, – произносит Солдат, делая шаг в сторону Роджерса и глядя на то, как распахиваются от удивления чужие глаза. – И не напомнишь ли мне, откуда я знаю ощущение того, насколько внутри тебя узко и горячо?

========== Дурацкий разговор 2 ==========

– Не подходи ко мне, – советует Стив, но Солдат игнорирует его слова, молча становясь рядом и перехватывая искусственной рукой чужое запястье.

– Если бы ты хотел ударить, Роджерс, ты бы это уже сделал, – Зимний смотрит прямо, не отводя взгляда, и Стиву приходится признать, что тот прав: хотел бы – уже разрешил бы ситуацию, нокаутировав. Благо, теперь сил предостаточно. О чем он предупреждает стоящего напротив мужчину:

– Все не как раньше, теперь я могу ответить.

– Так отвечай, – Солдат хватает Роджерса за подбородок, не позволяя вырваться, и прижимается к чужим губам своими.

И Стив замирает, не шевелясь. Он мог бы ударить, но не будет.

А несколько долгих и томительных мгновений спустя Зимний сам отстраняется, отводя взгляд, чрезмерно равнодушный, что в варианте Солдата означает вину:

– Я помню твои губы, но я не чувствую к тебе ничего. Извини.

Он мягко выпускает чужое запястье из хватки железной руки и разворачивается, чтобы уйти, и Роджерсу кажется, что кого-то тут все же нокаутировали. И этот кто-то совсем не Солдат, которому этот самый нокаут был обещан.

– Ты шутишь? – вопрос бьет в спину Зимнему испуганной и обиженной интонацией, а сам Роджерс шагает следом, останавливая его и не позволяя уйти. – Ты, блять шутишь?

– Не матерись, Капитан, тебе не идет, – тот дергает плечом, сбрасывая чужую руку, но все же притормаживает. – Ситуация разрешена, конфликт исчерпан, так чего тебе еще?

Он устало трогает висок пальцами и прикрывает глаза, как если бы у него внезапно разболелась голова.

– Ты сказал, что ты меня помнишь, – Стив поджимает губы, чувствуя, как щеки начинают предательски гореть.

– Я сказал, что помню, каково это – тебя трахать, – грубо отвечает Солдат, и Роджерс внезапно понимает, что не только ему сейчас неуютно. Но Зимний держится, выставляя наружу колючки, а вот Стив срывается. Совсем как в довоенное время.

Срывается – и молча закрывает глаза, заставляя себя расслабиться, давай тем самым самый явный из всех сигналов, что сейчас все по-честному.

– Так это правда или нет? Что ты и я? – реагируя на чужую капитуляцию, спрашивает Барнс, дергаясь к нему ближе и выдыхая вопрос в чужие губы, словно проверяя решение Роджерса на прочность.

– Правда, – выдыхает в ответ тот и чувствует, как пальцы бионической руки, невесомо пробежавшись по телу вверх, зарываются в волосы, притягивая его голову ближе, наконец сталкивая их губы в поцелуе.

– Так? – спрашивает Зимний, больно сминая в пока еще сухом поцелуе чужие губы. И Стив, как когда-то в прошлом, просто приоткрывает рот, позволяя Барнсу делать все, что тот захочет.

Но перед ним не Барнс, поэтому вместо привычных, пусть и забытых, долгих и ласковых поцелуев, Стива молча опрокидывают на пол, не утруждаясь дойти до кровати, стоящей в двух шагах. И Роджерс терпит. Пока терпит.

Но Солдат замирает, чувствуя, как напряглось чужое тело:

– Было по-другому?

Роджерс все так же молча кивает, а потом примирительно шепчет:

– Но раньше это было нужно, а теперь я суперсолдат.

И почему-то эта фраза бьет по Зимнему крайне болезненно, потому что он перестает целовать Стива, перестает двигаться, вжиматься – просто смотрит, не отрывая взгляда, в чужие глаза, и его волнение выдают только ходящие на скулах желваки.

– Не пойдет, Роджерс, ты не Рамлоу. Я не хочу, чтобы ты терпел что-либо. Это неправильно.

Солдат молча поднимается на ноги и уходит, в этот раз уже не реагируя на оклик, и Стив выдыхает с затаенным облегчением: Зимний довел бы до конца любое задание, независимо от того, как бы чувствовал себя Стив. Игнорируя то, как чувствовал бы себя Стив.

Но из комнаты вышел не Зимний.

Барнс ушел, отказавшись причинить ему боль.

========== Дурацкий разговор 3 ==========

Солдат, разумеется, не мог не услышать его шагов, и Стив благодарен Зимнему за то, что тот делает вид, что не заметил его появления. Но когда Роджерс, проминая матрас, скользит поверх чужого тела, чувствуя с ходу тепло чужой кожи и дрожа от давно позабытого ощущения, Барнс уже не притворяется, что все происходящее внезапно для него, и обхватывает его руками в ответ, прижимая крепче.

– Ты знал, что я приду? – тихо спрашивает Стив, нависая над Солдатом и разглядывая в полумраке, разгоняемом лишь светом фонаря, скупо льющимся из окна, чужое лицо.

– Я надеялся, что ты придешь, – отвечает тот, и Роджерс чувствует, как горячие ладони подхватывают его под бедра, сгибая ноги в коленях и вынуждая выпрямиться, а сам Солдат подтягивается, принимая полусидячее положение, и теперь его лица совсем не видно, зато сидящий на нем Роджерс освещаем вполне себе детально.

– Ты же понимаешь, что в этот раз я не смогу молча выйти в двери? – интересуется Барнс, касаясь пальцами обеих рук одновременно чужих бедер и соскальзывая от колен вверх по их внутренней стороне.

И это так похоже на прежнего Баки: теплый шепот, нежность, что Стив моментально расслабляется, уже более уверенно произнося:

– Так было задумано, – и улыбается, чувствуя, как дергается от смешка под ладонями чужая грудь.

– Что еще было задумано? – Солдат перемещает ладони ему на поясницу, и Стив чувствует, как по спине начинают свой бег предательские мурашки. Он смотрит на Барнса несколько секунд, словно решаясь, а потом наклоняется за поцелуем.

– Стой, Роджерс, – тот успевать отвернуть лицо и серьезно произносит, – я хочу, чтобы всем было комфортно. Ты должен подсказывать мне все, что я забыл. Но учти, если ты будешь медлить в нерешительности, мне придется импровизировать, – и уже сам притягивает Роджерса за шею, нежно целуя куда придется: в лоб, нос, скулы, веки. И Стив плывет от этой нежности, отбрасывая все сомнения. Поэтому когда он обнаруживает себя спустя несколько минут уже под Барнсом, нависающим над ним, то больше не чувствует ни тени страха, зная, что в этот раз все будет нормально.

– Так? – спрашивает Солдат и целует его в шею, скользя губами от ключичной ямки к виску. Движения его все равно немного стремительные и резкие, словно он не привык двигаться плавно, но то, что Барнс старается себя контролировать, уже значит чертовски многое.

Стиву не удается ответить членораздельно, поэтому он лишь выдыхает что-то одобрительное в чужой висок, чувствуя, как по телу Солдата проходит ответная дрожь.

– Знаешь, – отрываясь от покрывания поцелуями его плеч и груди, смеется Зимний, – тело тебя помнит, еще как помнит. Но еще оно чувствует, что что-то не так. Я более чем уверен, что мне было проще, когда ты был в два раза меньше, чем я.

И Стив смеется в ответ, чувствуя приятную щекотку в груди: Барнс вспоминает, вспоминает все. Как сжимал сильными руками, как выцеловывал выпирающие позвонки, как до синяков стискивал бедра, сетуя наутро, что у них был не секс, а избиение младенцев.

– Что еще помнит? – запинаясь, спрашивает Роджерс, когда горячие губы Барнса скользят от солнечного сплетения вниз к резинке боксеров. Но тот уже не отвечает, лишь молча стаскивает с него белье, зачем-то кусает тазовую кость, а потом…

Стив дергается, хватая Солдата за волосы и вынуждая недовольно осведомиться, в чем дело.

– Ты этого не делал. Никогда, – пытается объяснить Роджерс, но Барнс лишь вздыхает, опаляя горячим дыханием низ его живота, и мотает головой, требуя, чтобы Стив перестал дергать его за волосы. – Тебе не нужно…

– Заткнись, Роджерс, – коротко приказывает он, возвращаясь к прерванному занятию. Когда член Стива исчезает в горячей глубине чужого рта, тот и сам укоряет себя за идею избежать этого процесса. Лишь стискивает пальцами простыни, выгибаясь на каждое движение языка, и думает, что конкретно в этом процессе Солдату терять свою резкость совсем не обязательно.

Но когда прохладные пальцы искусственной руки проскальзывают под его ногой, подбираясь легкими прикосновениями к ягодицам, Стива все равно перетряхивает. Барнс воспринимает это по-своему и просто меняет бионическую руку на другую, списывая реакцию Роджерса на то, что бионика чересчур холодная, даже не задумавшись, что причина в другом. А когда Стив касается его плеча, снова отрывая от процесса, и вовсе недовольно спрашивает:

– Да в чем дело? – но, словно чувствуя, что причина, по которой его отвлекли, действительно не пустяковая, моментально останавливается, произнося уже обеспокоенным тоном: – Тебе не нравится?

В ответ Стив тяжело вздыхает и тянет Барнса наверх, заглядывая в глаза:

– Все прекрасно, просто я не…

– Я тороплюсь?

– Нет, просто было по-другому. Так, как сейчас, мне непривычно, – Роджерс протягивает руку, притягивая чужую ладонь к лицу. А потом приоткрывает рот, и Солдат тяжело сглатывает, глядя на влажно поблескивающие зубы и собственные пальцы, кончиков которых внезапно касается язык Стива.