Текст книги "Зона поражения (СИ)"

Автор книги: Хелен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава 9. Московский гость

Телефон Кирилла напрочь отказался работать. Он вытребовал у Даши отобранный, но и тот не цеплял сеть. Оставалась надежда, что это просто поломка и его как-то починят, а пока Кирилл слонялся по дому, готовый уже лично обыскивать вещи насельников и пытать их самих, лишь бы не чувствовать себя бесполезным идиотом, которого водят за нос и даже не слишком это скрывают.

Он как раз примеривался к Эмилю, протиравшему резные иконы, когда дверь распахнулась и громкий голос пророкотал:

– Дом, милый дом! Не ждали?

В холл ввалился высокий мужик, обвешанный сумками и пакетами, сбросил их на пол, обнял подбежавшую Дашу, одновременно пожимая руку охраннику и стуча по плечу «физрука» Андрея.

– Ростик! – радостно взвизгнул Эмиль и побежал обниматься.

Ростик, значит. Кирилл столько раз о нем слышал, интересно наконец посмотреть.

Ростик и впрямь оказался интересным персонажем. Во-первых, он был в килте. В натуральной клетчатой юбке и белых гольфах посреди скита, и никого это не удивляло. Во-вторых, у него был роскошный хвост кудрявых длинных волос. И довольная рожа всеобщего любимца. Ну надо же.

– О, а ты новенький? Как зовут?

– Кирилл.

– Здорово! А я Ростик.

– Это Ростислав?

– Ага. Вячеславович. Если хочешь речь потренировать, так и зови. Милька!

Кирилл посторонился и понаблюдал, как Ростик мнет радостного Эмиля.

– А Сам где?

– Господь в городе, в больнице, – сообщила Даша. – Но все уже хорошо.

Ростик немедленно огорчился.

– Опять? Ну что вы! Как можно? А эта гни… ученик любимый куда смотрел?

– Костик с ним.

– Ладно. – Ростик сгреб с пола сумки и выпрямился. – Пойду умоюсь. Ой, погоди-ка!

Поставил половину сумок обратно, порылся в одной и достал коробочку.

– Дашенька, это тебе.

Даша подпрыгнула и поцеловала дарителя в щеку.

– Эмилька, вот это на кухню отдай, пожалуйста. Ну ладно, я пошел, к обеду спущусь.

Эмиль потащил три пакета с продуктами в сторону кухни, Даша распаковывала коробочку, а Кирилл переваривал. Это что за Горец? Прикатил с подарками, все ему рады. «Барин приехали!» Интересно-то как.

К обеду Ростик спустился уже в штанах. Случайно или нет, за столом собрался только ближний круг. Кирилл чувствовал себя лишним, но нагло сидел рядом с Маратом и крутил головой.

– Как же я соскучился! – провозгласил Ростик, вплывая в трапезную. – Дамы! Милька! Ну, как вы тут?

Он поставил на лавку спортивную сумку и стал доставать оттуда свертки.

– Еленочка, это вам. Для ваших прекрасных локонов.

Леночка ласково улыбнулась. Ростик склонился поближе и интимно пророкотал:

– Супругу большой привет от меня.

– Передам.

– Благодарю. Наташенька! Гипоаллергенный. Видите, какие у меня гладкие щеки? Это не потому, что я хорошо кушаю. Хотя, поэтому тоже, конечно. Каюсь, просто не знал, что выбрать. Так-то он вам не нужен, у вас кожа, как у юной девушки.

Наташа рассмеялась и взяла крем.

– Вера Сергеевна!

Вера сидела чуть поодаль и не участвовала в общем веселье, пока к ней не обратились.

– Да?

– Как заказывали.

Кирилл присмотрелся. Это точно был не крем или шампунь. Что-то для компьютера. Вера Сергеевна одобрительно кивнула.

– Благодарю.

– Всегда рад! Василисушка, тебе.

Васе досталась банка дорогих на вид витаминов.

– Мужики, вам – только пожрать, извините. – Он метнулся в сторону кухни и забрал у поварихи поднос. – Миль, помогай!

От запаха мяса и пиццы у Кирилла забурчало в животе.

– Нам тут Мария Павловна с Танечкой все любезно погрели.

– А девочкам можно? – смеясь, уточнила Леночка.

– Конечно, мои дорогие! Налетайте!

И снова убежал в кухню с какими-то сверточками в руках. Кирилл проводил его ошалелым взглядом и спросил у Леночки:

– Он всегда такой… дед Мороз?

– Всегда, – подтвердила она и с наслаждением откусила от пиццы. – Жаль, не часто приезжает.

– А почему?

Кирилл помнил, что у Ростика есть своя комната. Значит, должен тут жить?

– У него работа. То в Питере, то в Москве. И Венера.

– А, ясно.

Ростик наконец перестал метаться и уселся.

– Марат, как дела? Как семья? Пишут?

– Спасибо, все хорошо, – покивал Марат.

– Сейчас доедим, и до ужина я весь твой.

Кирилл озадаченно жевал. От Ростика в голове гудело. Его было много, но все радовались, как будто действительно приехал дед Мороз, только что не читали стишки.

После обеда Кирилл то тут, то там натыкался на эту парочку. Они что-то подкручивали на лестнице, меняли в туалете и прибивали в кельях. Видимо Ростик умел работать не только языком, но и руками. А Кирилла поймала Даша и послала в монастырскую лавку, помочь раскладывать по полкам товар.

После ужина и вечерней молитвы, на которой солировал Ростик, Кирилл закрылся в комнате и попытался поймать сеть. Глухо. Он так увлекся, что вздрогнул, услышав громкий стук. Дверь под кулаком стучавшего открылась, не дожидаясь ответа, и Кирилл словил дежавю: на пороге стоял Ростик, в руках у него был пухлый пакет.

– Можно?

– Проходи.

Ростик задел пакетом косяк, внутри подозрительно звякнуло.

– Выпить хочешь?

Это еще что такое? Проверка? Или хваленый Ростик тоже алкаш? Но отрывался бы на гастролях, а вот так пить, прямо в скиту, да еще с первым встречным…

– Ой! – встревожился Ростик. – А ты не запойный? А то тогда тебе же нельзя.

– Нет! – решительно открестился Кирилл. – Можно. Но почему со мной?

– А с кем? Саша с Андреем – алкоголики, Эмиль от двух глотков падает, а с Федькой я пить не хочу.

Ростик выудил из сумки бутылку, две рюмки, расставил на столе, поправил, чтобы стояли симметрично, и принялся выкладывать закуску. На сиротскую пьянку с Костиком застолье походило мало. Кирилл, хоть и поужинал, но от нарезки, хлеба, оливок отказываться не собирался, тем более под еду имелась возможность не напиться в дрова, а Ростик казался находкой шпиона: болтливый, открытый, а если еще и пьющий – вообще красота.

– Почему не хочешь с Федором?

– Злой он, – вздохнул Ростик, разливая коньяк. – Умный, но злой. Ну, за знакомство!

Выпив, Ростик поднялся с кровати:

– Нет, так неудобно. Погоди!

Он выскочил и быстро вернулся, неся стул. И откуда только стащил…

– Вот, другое дело! – довольно поерзав, Ростик налил еще по одной. – Ты давно тут?

– Месяц.

– Месяц. Ну да. Я как раз катался с Иисусом.

– С кем катался?

– С рок-оперой. Пою я там. А ты сам кто?

– Опер.

– Ух ты, – не слишком удивился Ростик. – Бывает. Я вот артист, Евгеша вообще учитель.

– Евгеша?

– Старец. Будем!

Кирилл едва не подавился, соображая: чтобы называть святого старца Евгешей, нужно быть близко знакомым, родственником или очень пьяным, потому что Кирилл вообще-то хрен знает кто с горы, но Ростик с двух рюмок даже не захмелел.

– А ты ему кто? Родственник?

– Почти. Мамы наши в одном классе учились и жили на одной лестничной клетке. Только Евгеша постарше на три года, его со мной оставляли сидеть. А потом меня с ним.

– Почему?

– Читать любил. Как зачитается – то чайник не выключит, то воду забудет закрыть.

Ростик очень заразительно смеялся. Кириллу вдруг захотелось расслабиться и просто потрепаться с приятным мужиком. Но нельзя.

– Я слышал, он учителем был?

– Был, – помрачнел Ростик. – Душу в этих пиздюков вкладывал, воспитывал, делился прекрасным. Довкладывался…

– А что случилось?

– Так ты, небось, знаешь. – Ростик махнул еще рюмку и откинулся на стуле, неожиданно проницательно разглядывая Кирилла. – Ваши же тут всех проверяли.

– Немного знаю, – не стал спорить Кирилл. – Что был учителем, уволился и из Москвы уехал.

Уровень коньяка в бутылке сильно понизился. Надо же, Кирилл и не заметил. Ростик, видимо, себе наливал чаще, чем ему. Ну и хорошо.

– Уехал, – протянул он зло. – Жил бы сейчас себе спокойно, если бы не эта поганка бледная.

– Ты о ком?

– Об апостоле нашем, Иудушке. Присосался – не оторвать. Три года с ним возился, учил, кормил, по музеям таскал. Деньги наверняка давал, хотя не сознаётся. С работы из-за него вылетел. А эта сволочь жалостную записку оставила: «В моей смерти прошу никого не винить. Я привык, что меня бросают, не хочу жить никому не нужный». И телефончик внизу приписал: сообщите, мол.

– И что? – подтолкнул Кирилл.

Теперь уже он наливал, а Ростик не смотрел, что себя Кирилл обделяет. Он, кстати, особо пьяным не выглядел, но видно – накипело у мужика, хочется душу излить.

– Сообщили. И чуть следом не свезли. Оклемался и кинулся выручать «сыночка». А тот из психушки девицу с собой притащил. Евгеша им родной матерью и заделался.

– Это Васю?

– Васю, Васю, – вздохнул Ростик. – Вот кому не позавидуешь. Ладно, давай допивать и разбегаться. Завтра поеду за ними. А то Федор занят, а этого к рулю подпускать нельзя, носится, как на метле.

Пока Ростик мыл рюмки, Кирилл сгреб бутылку и остатки еды обратно в пакет.

– Ты, наверное, думаешь, чего я на тебя все это вывалил, – сказал Ростик за спиной почти трезвым голосом.

– Есть такое.

– Костик, если чего-то захочет – не слезет, пока не получит. Так что, когда он за тебя возьмется, ты вспомни, что я говорил. И в глаза ему лучше не смотри.

– Что? – фыркнул Кирилл. – Серьезно?

– А чего ты ржешь?

– Он экстрасенс, что ли?

– Может и экстрасенс. А может нечисть лесная. Просто послушай бывалых людей, вдруг поможет.

– А вдруг уже получил?

Ростик покачал головой.

– Я порасспросил – еще нет.

Голова у Кирилла пухла, и не от выпивки. Что за место такое дурное? Что ни человек – у каждого не хватает винтиков в голове. Зато история складывалась. Нужно еще дозвониться Руслану – и можно прикидывать, откуда начать ковырять. Иудушка, значит. Ну-ну.

Утром Ростик уехал, и в скиту снова стало тихо. Даша носилась по лестницам со стопками белья и подгоняла Васю: в комнатах старца наводили порядок и радовались, как будто ждали любимую бабушку.

Кирилл оказался внизу, когда старец приехал. Его вел под руку Ростик, с другой стороны придерживала Наташа, остальные стояли у стеночек и радостно смотрели на своего главу.

– Вот ему только по лестницам не хватало сейчас.

– Давай в молельню.

Старец улыбался и крестил всех общим благословением. Ростик с Наташей завели его в исповедальную, двери закрылись.

– А где Костик?

Ростик хохотнул:

– Не поехал. Дела, говорит.

– А на самом деле?

Наташа с Ростиком беседовали в молельном зале, время от времени заглядывая в приоткрытые двери исповедальни, а Кирилл подслушивал, сидя за углом на корточках.

– Глаз у него горит. Опять нашел приключения.

– И хорошо, – примирительно сказала Наташа. – Может быть…

– Не может! – рявкнул Ростик. – Этому все не впрок. Скоро наестся и прибежит. Не умеет он по-человечески.

– Зря ты так, – вздохнула Наташа. – Он хороший.

– А ты святая! Чем тебе плох Евгеша? Уж по сравнению-то…

– Перестань!

Наташа, судя по звукам, зашла к старцу, а Ростик выругался и убрался в трапезную, так что Кирилл незамеченным ушел наверх.

Вечером к нему постучался охранник. Кирилл его так и звал для себя «охранник», опуская имя. Охранник был невысокий, пожилой и упитанный, все время зевал и разгадывал кроссворды из книжечки.

– Помочь можешь?

– Могу, – отозвался Кирилл, недоумевая. – А что случилось?

Одна из камер, та, что отслеживала заднюю дверь и кусок двора, показывала стену.

– Это как?

– Свернулась, – пояснил охранник. – Может, нога разболталась. Надо пойти подергать, а я…

Он развел руками. Да, с его ростом не дотянешься, а стремянка в гараже, который Марат запирал, уходя спать.

– Я бы Ростика попросил, но он у Господа.

Кирилл оглядел картинку с остальных камер, запомнил на всякий случай, что просматривается и где, отметил предположительные слепые углы, и согласился.

– Ладно. Дай накинуть что-нибудь.

Там два шага от двери, и собак не выпускали с самого праздника. Подергает он эту камеру, трудно ему что ли.

Охранник выделил какую-то спецовку, Кирилл вышел за дверь, сделал два шага вправо – и застыл, расслышав в полной тишине пугающий звук.

Фонарь над дверью тоже не горел, в темноте Кирилл даже не разглядел, а почувствовал угрозу. Три темные тени пока еще не рычали, обозначая свое присутствие сдержанным рокотом, от которого Кирилл немедленно взмок и вспомнил все просмотренные фильмы ужасов.

Собаки замолчали, припали к земле, напружинились – и тут в Кирилла влетело что-то теплое и костлявое, сбоку, откуда он не ждал нападения. От неожиданности он сжал это что-то руками, услышал сдавленное: «Стоять!» – и застыл. Собаки тоже замерли и снова зарычали. Кирилл разжал руки и прошептал:

– Ты откуда здесь?

– С неба упал, – так же тихо ответил Костик. – Не шевелись.

Он быстро дышал, выставленные руки, ладонями развернутые к собакам, вздрагивали. Как разглядел это в темноте, Кирилл объяснить не мог, да и не до того было.

– Замри.

Кирилл послушно замер и почувствовал, как Костик вжимается в него всем телом, стукается макушкой о подбородок.

– Ты чего?

– Они бьют лапами в грудь, а когда падаешь, выгрызают горло.

Мокрая спина мерзла, зато спереди, где прижимался Костик, было жарко, и непонятно, кто из них дрожал больше, обоих трясло.

– Может быть, отползем к двери?

– Сколько собак ты видишь?

Костик слегка задыхался, но говорил усталым учительским тоном. Нахватался у отца своего…

– Три.

– Значит, одна сейчас где? – и тут же прикрикнул: – Не дергайся!

Спина Кирилла немедленно взмокла снова. Он почти ощущал дыхание адской собаки на загривке.

– Сколько мы будем стоять? До утра?

– Может быть и до утра, – громко заявил Костик в темноту. – Или пока они не уйдут. – И тише добавил: – Если, конечно, я тоже не надоел.

– Что? – не расслышал последних слов Кирилл, но Костик не стал повторять.

Собаки крутнулись, из-за спины выскользнула еще одна, и они бесшумно исчезли в темноте. Как будто по приказу.

Или не как будто?

Костик попытался сползти вниз, Кирилл удержал его на ногах.

– Ты в порядке?

– В дом!

Затолкав Кирилла в дверь, он привалился к ней спиной и начал орать:

– Какого ты ночью наружу поперся?! Антон, блядь!

Подбежавший охранник объяснил про камеру, Костика перекосило. Он рявкнул:

– Всем спать!

И выскочил в темноту.

Догонять его Кирилл не пошел, хотя очень хотелось. Но вспоминался тихий рык и бесшумные тени в темноте. Костика собаки не тронули, значит выживет, потом можно будет его расспросить, откуда возник так вовремя и куда слинял.

В голове крутилось: «Они бьют лапами в грудь и выгрызают горло». На рубашке бухгалтера нашли следы земли и траву. Эксперты решили, что это от попыток реанимировать. Горло было не тронуто, но – слабое сердце. Кирилл бы свой паспорт съел, если неправ, но доказать не мог.

– Вы чего орете? – В коридоре показался недовольный Ростик и постучал рукой по стене: – Отца разбудили.

Точно! Коридор огибал молельню, и там, должно быть, все слышно. Ростик покрутил головой и нахмурился.

– Мне этот баньши почудился, что ли?

Антон объяснил про камеру, Кирилл добавил про лампу. Про Костика почему-то оба промолчали.

– Всего-то? Завтра утром сам посмотрю. Кончайте орать.

Они разошлись, но уснуть Кирилл долго еще не мог. Хорошо, что он не особо боялся собак, а то словил бы инфаркт, как бухгалтер. Интересно, зачем Костик его спасал? Не из человеколюбия же.

– Ты совсем охренел?

– Один же раз прокатило.

– Федь, ну включи мозги! Нестарый мужик, сердце в порядке, мент. Ну нельзя так тупить! Случись с ним что, с нас живых не слезут.

– С нас и так не слезают. Иначе чего он тут до сих пор торчит?

– Вот и надо сидеть тише воды.

– Я и сижу, блядь! Это ты к нему липнешь. Что, не клюет? Потерял сноровку?

Федор посмотрел на хлопнувшую дверь, досчитал до десяти и начал раздеваться. Может быть он и сглупил, даже наверняка сглупил, но вот так сидеть и ждать, когда на тебе застегнут наручники, невыносимо. Как у этой сволочи сил хватает улыбаться и подкатывать к тому, кто вот-вот съест? Конченый мазохист.

Глава 10. И не введи нас в искушение

С утра Кирилл ждал объяснений. Ну, хотя бы минимальных: не кот чихнул, его едва не съели вообще-то. Но Федор не пришел на молитву и даже на завтрак, а Костик держался подальше от Кирилла, поближе к Вере; не ловить же его.

После завтрака Ростик позвал Кирилла с собой чинить камеру, справился играючи и вкручивал новую лампу, когда из двери высунулся Костик, проорал:

– Ростик! Там Вася опять! – и снова исчез.

Ростик бросил недокрученную лампу и рванул в дверь, приказав Кириллу:

– Давай за мной, пригодишься.

Они выскочили через парадный вход, пробежали рощу и ворвались в монастырь.

– Что случилось-то? – прохрипел Кирилл.

Надо бы заняться собой, раздобрел здесь на сладких харчах, как потом нормативы сдавать? Уже еле дышит, а бежать еще сколько!

Кстати, сколько?

Оказалось – до главных ворот и на парковку, где Ростик, не замедляясь, влетел в клубок мужчин, запихивающих кого-то в машину, схватил одного за плечо, развернул к себе, врезал в лицо и сразу же под дых – второму. Кинул в руки подбежавшему Кириллу отбитую и помятую Васю, снова развернулся к первому.

– Да что происходит?

Кирилл отпихнул Васю дальше, к воротам, и рванул к Ростику. Тот вертелся в окружении трех противников и отбивался как мог.

Они успели пару раз отоварить оппонентов, Кирилл пропустил в живот и по почкам. Пора бы поговорить. И как по заказу из-за спин донеслось:

– Стоять!

Противники застыли, как недавно собаки, Кирилл и Ростик – тоже. Костик одной рукой обнимал Васю, другой выставил перед собой телефон.

– Я снял ваши рожи и номера. И как вы избиваете сотрудника полиции – тоже. И вызвал наряд. Минут двадцать сюда ехать. Ростик, вы же продержитесь?

– Как нефиг делать! – выдохнул Ростик, стряхивая с локтя руку нападавшего.

– Какого сотрудника?

Кирилл только сейчас разглядел откровенно восточные рожи. Один за рулем и трое махали тут кулаками.

– Кирилл – сотрудник. Кир, у тебя удостоверение с собой?

– Сейчас принесу, – огрызнулся Кирилл.

Но сработало: троица нырнула в салон, машина, взвизгнув тормозами, сорвалась с места.

– И что это было? – спросил Кирилл, но никто ему не ответил.

Ростик стянул резинку с хвоста и поправлял растрепавшиеся волосы, Костик обнимал Васю, что-то ласково ей выговаривая. Кирилл засмотрелся: Вася была на полголовы выше и даже на вид крепче, но держалась за Костика, как за спасение, игнорируя настоящих героев: Ростика и его.

– Ну зачем ты опять вышла? – укорял Костик.

– Он сказал, что привез Тяпу.

– Дурочка. Не отдаст он тебе собаку, просто из вредности. Да и куда бы мы его дели? У отца аллергия. Не к Федькиным же монстрам в вольер.

Ростик подошел и прервал воркование.

– Пошли уже.

– А наряд? – не понял Кирилл.

Костик мотнул головой и убрал руку с Васиной талии на ее же локоть.

– Я не звонил.

Они медленно побрели по монастырю. Костик с девушкой впереди, два героя – сзади.

– Кстати, спасибо. Помог, – проговорил Ростик.

– Объяснишь? Кто это был?

– Васин муж.

– Чего-о?

– Бывший, – поправился Ростик. – Они развелись, но он время от времени пытается ее утащить. Обиделся. Горячий горец и все такое.

– А поподробней?

Звучало довольно бредово: что за киношные страсти в наше время? Но Ростик говорил серьезно и даже печально, чего за этим вечно веселым клоуном Кирилл раньше не замечал.

– Она из цирковых. Делала номер с отцом. Оба разбились. Отец – насмерть, а Вася сломала руки. Когда стало понятно, что больше выступать не сможет, мать ее выдала замуж. Продала этому вот Ахмету. На свою у него денег не было, а наша досталась почти бесплатно.

– А Вася почему согласилась?

– А Вася с диагнозом, – жестко сказал Ростик. – Поэтому брак удалось признать недействительным. Муж – к маме, мама – в отказ, вот он и ездит. Думает, что его обманули и пытается навести справедливость, жену себе обратно добыть.

В скиту Костик сдал им Васю и рванул по лестнице. Ростик взял девушку под локоток и повел вверх. Кирилл потянулся за ними. Вдвоем они завели Васю в ее комнату и усадили на кровать.

Заглянул встревоженный Костик.

– Натка ушилась в монастырь, там кто-то рожает. И что их несет, дур! Сидели бы дома…

Вася вздрогнула, и Ростик шагнул вперед, вытесняя Костика из комнаты.

– Не ори.

Дверь закрылась, Кирилл остался с Васей наедине. Она сидела на краешке кровати, зажмурившись и обнимая себя руками.

– Вася? – осторожно позвал Кирилл. – Васенька, все хорошо?

Она вздохнула и открыла глаза.

– Да, все хорошо. Спасибо.

– Не бойтесь, я разберусь, обещаю. Больше он не приедет. Если надо, оформим судебный запрет.

Действительно, что за дела. Если это не первый раз, неужели в полицию не обращались? И сейчас вот Костик не позвонил, только пригрозил. Надо расспросить Ростика и, правда, заняться. Они, конечно, ему никто, но девочку жалко.

Вася стянула со стула какой-то платок и закуталась в него. Кирилл смотрел на разбросанные резинки, заколочки, какую-то помаду, и вспоминал, как жена собиралась в театр или гости, так же разбрасывая все по доступным поверхностям. Вася вдруг заговорила:

– Я, когда в больницу попала, вообще боялась разговаривать. У Ахмета дома нельзя было лишний раз. А Костик никого не боялся. С медсестрами спорил, с врачами, смеялся, анекдоты рассказывал. Волосы мне причесывал. Девчонки в палате дразнились, говорили «жених». А он – нет, он хороший был.

– А с чем вы лежали?

Кирилл предполагал, что в дурке мальчиков и девочек держат отдельно.

– Я – с переломом, а он с сотрясением.

Значит, в травме. А как же тогда диагноз?

– А после больницы вы виделись?

– Меня выписали, а когда я вернулась, он уже в другом отделении лежал.

– Вернулась?

– Ага, с сотрясением, – хихикнула Вася. – А Костик, когда меня выписали, ночью порезался, его и перевели. Медсестры меня дразнили Джульеттой. Типа, меня выписали, а он соскучился. Но меня не было три дня. Если бы он подождал, все было бы хорошо.

– Постой, – Кирилл прямо чувствовал, как закипает мозг. – Почему ты вернулась через три дня?

– Меня мама Ахмета толкнула и я ударилась головой. Правда, все было нормально, просто я в магазине упала и меня опять увезли на скорой.

Кириллу очень хотелось кому-нибудь врезать. Желательно Ахмету и его маме. Нужно было отвлечься и не пугать ребенка.

– А Костик порезался?

– Ага. Его хотели выписывать, а когда порезался, оставили еще на целый месяц. Я тоже хотела месяц, но порезаться было нечем. Зато у соседки целая сумка таблеток. Я даже проглотить не успела, все забегали, закричали, правда, желудок промывать мне совсем не понравилось. Надо было порезаться, Костик всегда знает, как лучше.

– А потом?

– Потом пришли Ростик с Господом и забрали меня. Костик уже там был.

– Где?

– В комнате. Там был диван и матрасы на полу. Мне сказали спать на диване. Потом Ростик привел Венеру. Она такая красивая! И умная. Сказала, что к Ахмету возвращаться не надо, а надо подписать доверенность, отдать паспорт, и Венера разберется. Я отдала.

– А Костик? Он же тогда был Ярослав? А почему стал Костик?

Когда же сеть починят? Что там Руслан выяснил про паспорт и диагноз предположительных близнецов?

– Это когда мы крестились. У него святой – князь Константин-Ярослав, ему и понравилось больше другое имя.

– Крестились?

– Костик придумал, что мне надо креститься, тогда Ахмет сам откажется, но одна я боялась, вот он и пошел со мной. У нас церковь была через дорогу, Господь там работал, туда и пошли.

Кирилл окончательно запутался, и тут пришло спасение в виде Наташи. Она обняла Васю, кивнула Кириллу, и он пошел к двери.

– Спасибо, Кирилл.

– Спасибо, Кирилл, – повторил Костик, стоящий в коридоре.

Он выглядел усталым и встрепанным.

– Не за что.

– Федор плохо закрыл вольер, они и выбрались.

– Ясно.

– Он извиняется.

– А чего не сам?

– Боится, морду набьешь.

– Надо бы.

– А отец говорит: «Прощайте ближним ошибки их».

– Только ближним?

– Ну, чем ближе, тем больше прощаешь, так ведь?

Кирилл неожиданно вспомнил, как Костик прижимался к нему в темноте, и его дернуло, словно током. А Костик еще и вскинул бездонные глаза с такой надеждой, словно Кирилл и вправду должен был его за что-то простить.

– Ты как имя сменил?

– В паспортный стол сходил. А как еще можно? – нарочито удивился Костик.

– А Вася?

– А Вася Васей так и осталась. Василиса отроковица. Дать почитать житие?

– Костя!

От лестницы звал старец, Костик бросился туда, забыв о Кирилле, и это почему-то было обидно.

– …а кто еще? Ростик?

Дверь в келью старца закрывалась неплотно, и Кирилл хорошо расслышал пренебрежительное фырканье Костика.

– Не благословляю. Тебе неполезно.

– А что еще мне неполезно? Играть с мальчишками? Ходить без шапки?

– Ярослав…

– Да, Евгений Виленович? – прозвучало с недобрым намеком.

Что же у этих двоих случилось такого, что теперь Костик из старца веревки вьет?

– Возвышающий себя падет.

– Не упадешь – не поднимешься.

Старец помолчал и выдохнул:

– Делай, как знаешь.

Кирилл поспешил к лестнице. Интересно, что именно Костик у него выпрашивал? И как они все не путаются в именах? Ладно – Ростик, он больше обзывает, чем называет, но Вася, старец, кто там еще его знал Ярославом, они что, привыкли уже?

Вечером Кирилл спустился на молитву. Паства тихо переговаривалась. Недоумевали: по субботам старец обычно говорил проповедь, да и исповедники были.

Служба началась как обычно: Даша читала, сектанты крестились и кланялись. Дверь исповедальни открылась и оттуда выступил Костик. В светлом подряснике, с причесанными на пробор волосами, он напоминал какого-то неприятного книжного героя. Встал посередине сцены, внимательно оглядел молящихся, вскинул голову и вкрадчиво начал:

– Еще один день прожит, дети мои. Возблагодарим Господа!

То, что у старца получалось ласково и по-отечески, в исполнении келейника звучало неприятно и даже угрожающе. Все затихли. Пока пел хор, Костик молчал, обводя взглядом паству.

В этот раз Кирилл оказался напротив сцены, и Костик уставился прямо на него. Это раздражало. Кирилл стал смотреть за его плечо, на Ростика и хор.

– Нам ведь есть за что благодарить, правда? – продолжил Костик ласково. – У нас ведь все хорошо. Мы одеты, не голодны, нас никто не гонит и не держит в темницах. Мы любим друг друга. Заботимся. Молимся. Ни у кого нет тайных мыслей, нечистых помыслов. Так ведь? Мы чисты перед Господом и нам не в чем себя упрекнуть?

Кирилл аккуратно скосил глаза. На лицах слушающих отражалось совсем не довольство жизнью или благодарность. Многим было неловко. А Костик продолжал:

– Никто ведь не задумал донести на брата и предать отца?

Он смотрел на Кирилла, тот сморгнул, но не отвел взгляд. К черту твои приемчики, парень. Мы тоже не пальцем деланы.

– Чиста ли наша совесть? Исполняются ли заповеди? Верны ли мы? Не алчем своих тридцати серебряников? Готовы положить душу за ближнего?

От издевки, звучащей в голосе, Кирилл поморщился. «Апостолы» и «мироносицы» стояли с застывшими возвышенными лицами, хмурился только Ростик, но тоже молчал.

– Господь наш, – почти прокричал Костик, подняв руку к небу, – делает это для нас ежедневно. Распинается ради грешников, живет одной молитвой, и чем же мы отвечаем? Непослушанием. Гордостью. Самостью. Злобой. Предательством. Так ли это?

Головы слушающих качнулись, соглашаясь, многие так и остались склоненными. У кого-то тряслись плечи.

– Что же делать? Пасть на колени и возопить к Господу о прощении! Ибо нет здесь невиновного! Нет светлого! Ни одного! Все – рабы неверные! Гробы покрашенные, внутри полные костей мертвых и всякия нечистоты! И только любовь Отца защищает вас от геены огненной, Его жертва закрывает от готового пасть огня! Молите же у Всевышнего защиты и милости. Только он спасет от смерти земной и небесной!

Костик обвиняюще протянул руку – и сектанты в едином порыве преклонили колени. Кирилл оглянулся: он один возвышался посреди склоненных людей. Костик смотрел прямо на него, и желание упасть со всеми сделалось почти нестерпимым.

– Плачьте! Кайтесь! – приказал Костик, не отводя взгляда, и казалось, что он безумен и уверен в своей правоте, как древние инквизиторы. – Господь простит, нужно только осознать свои грехи и смирить гордыню.

За спиной Костика Вера аккуратно поддернула юбку и опустилась на сцену. Хор последовал за ней. Теперь на Кирилла смотрели все. Костик – в упор, Ростик – задумчиво, стоящие на коленях сектанты – словно готовы вцепиться и усадить силой.

– Не всем дано увидеть свою мерзость сразу. Некоторые живут так долгое время. Но Господь посетит их, как посетил нас. А пока будем молиться о ближних и плакать о них, ибо конец нераскаянных близок и страшен.

Подавив ощущение, что за него заступились и запретили трогать, Кирилл сделал над собой усилие и все-таки встал на колени. Костик сдержал улыбку и вскинул руки. Поднявшийся хор запел:

– Ныне отпущаеши раба своего Владыко…

Кирилла затошнило. Он едва не вскочил на ноги, но сдержался. Сектанты уже перестали хмуриться, на лицах появились улыбки, все явно расслабились. Ростик мягким баритоном выводил:

– Яко видеста очи мои спасение Твое…

Костик смотрел на склоненные перед ним головы и тяжело дышал, словно бежал или дрался, и удовольствие на его лице было почти неприличным.

– Свет во откровение языкам…

Дверь исповедальни закрылась, и к ней тут же выстроилась очередь.

– И славу людей Твоих Израиля.

Остаток службы Кирилл бесился. Все время хотелось отряхнуть колени и умыться, словно лицо в чем-то липком. И набить Костику морду. Ишь, нашелся, великий инквизитор! А рожа-то какая довольная! Словно всех нагнул.

«А он и нагнул! – подзуживал гадкий голосок в голове. – И тебя нагнул. И теперь у тебя одно желание – доказать, что ты круче и рога у тебя длинней. Ну, иди, пободайся. Тебя же для этого сюда прислали, с психами малолетними воевать».

И голосок этот был до обидного похож на Костиков, оттого Кирилл даже не заметил, как оказался в очереди, а потом и у двери исповедальни. Толкнул ее и пнул, закрывая. Костик повернулся на звук:

– Да ладно!

Кирилл осмотрелся. В узкой комнатке с занавешенным окном едва помещались кресло, аналой с толстой книгой на нем и подсвечник. Половина свечей догорела, и в полумраке Костик, сидевший в кресле, виден был фрагментами: белым – лицо и руки, серым – подрясник, глаза, когда в них отражался свет, взблескивали ярко-желтым.

В голову сразу полезла всякая дрянь про кресты и осину. Креста на Кирилле не было, и хорошо: с волками – по-волчьи. Он и так слишком долго тут отличника изображал.

Второго стула не было, наверное, посетителям полагалось встать на колени. Кирилл удобно уселся на пол, и Костику пришлось согнуться почти пополам, чтобы видеть лицо собеседника.

– Фиговый ты пастырь, Ярик.

Костик оскалился, выпустив сразу и нечисть, и инквизитора. Еще и глаза блеснули. Вышло настолько странно, что Кирилл напрягся: вдруг кинется, загрызет.

Не загрыз – огрызнулся:

– Ты-то что в этом понимаешь?

– А что тут не понимать? Что ты – ублюдок с манией величия? Хочется власти, а старец не дает?