Текст книги "Алкогольная сладость...(СИ)"

Автор книги: Hatred And Frustration

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== Часть 1 ==========

Где-то далеко, в полузатопленных лесах, выли волки. Их жалобный скулеж разносился по всей округе и вместе с ветром долетал до дальних закоулков острова. Уже давно потемнело, и лишь слабый свет луны освещал город. В полумраке виднелись пустые улочки, серые однообразные домики и небольшие каналы, разделяющие город на несколько частей. Деревянные лодки тихо покачивались на волнах, постукивая о мостики, и в такт этому однообразному звуку было слышно лишь шуршание листьев на деревьях.

Пусть сам по себе Кривой остров и город, который находился на нем, были мрачными, но сейчас это место казалось необычным. Можно даже сказать, что красивым и в какой-то мере волшебным. Лунный свет украшал и дарил городу загадочность, которую можно уловить только в темное время суток.

Печально, но большинству жителей Кривого острова эта красота была не нужна. Они привыкли к ней и уже считали обыденной, или, возможно, в них просто погибло желание видеть в этом мире не только плохое. Пожалуй, одним из немногих, кто все еще восхищался этой красотой, был юноша по имени Милих. Ему было запрещено выходить на улицу, но юноша все равно частенько сидел на подоконнике по ночам, пытаясь разглядеть в темноте новые детали, нарисованные самой природой, но сейчас вид за окном был ему абсолютно безразличен и даже немного ненавистен. Вчера вечером Милих потерял то, что было всем его миром.

Омеге недавно исполнилось пятнадцать, но он по-прежнему был невероятно хрупким, словно фарфоровая статуэтка. Невысокий и худощавый юноша с бледной кожей. Сейчас же он был белее приведения, а глаза покраснели от долгого плача. Лицо осунулось, и появились темные круги под глазами. Вся одежда смялась и растрепалась.

Укутавшись в одеяло, он лежал на кровати, бессмысленно смотря куда-то в сторону. Он больше не плакал. На это не было сил, да и все слезы уже давно выплаканы. Но внутри по-прежнему было невыносимо больно, и голова горела от тяжелых мыслей.

Иногда юноше казалось, что сама природа поиздевалась над ним в момент рождения и до сих пор одаривает его неприятными сюрпризами. Его мать была уважаемой женщиной. Еще в подростковом возрасте ей предвещали великое будущее и богатого мужа. Но она влюбилась в обычного путешественника. Да, он был красив и умел завлекать девушек сладкими речами про опасные приключения, которые ему довелось пережить на других островах. Сокалии казалось это истинной любовью, ради которой она готова была пожертвовать всем, в том числе и благополучием, но как только девушка сообщила этому альфе о том, что она беременна, их тайные встречи прекратились. Мужчина тут же сбежал с острова на первом попавшемся корабле, побоявшись ответственности. Вот так

оказалось, что этот храбрый путешественник на самом деле оказался обычным обманщиком и лицемером, решившим поразвлечься с наивной девушкой. И Сокалия за свою ошибку заплатила невероятно высокую цену. Ее жизнь превратилась в Ад.

Потеря невинности и, более того, беременность, стали для девушки настоящим позором. По городу быстро расползлись мерзкие слухи, и злые языки уже нельзя было остановить. Сокалию заклеймили шлюхой, и завистники, которых было немало, наслаждались ее страданиями. Но самым недовольным был ее родной брат. Эванс, на тот момент уже ставший главой семьи, планировал получить немало выгоды от такой красавицы, а теперь она была испорчена и осквернена.

Перевернувшись на живот, омега уткнулся лицом в подушку и тихо заскулил. Все это юноше рассказал Бард, слуга, который изредка заходил к нему. Мать никогда не жаловалась на жизнь. Она была сильной женщиной, несмотря ни на что. А теперь ее не стало. Жуткая болезнь сломила ее буквально за четыре месяца, и омеге хотелось выть от такой несправедливости. Почему такой светлый и добрый человек пережил так много горя? Милих всегда мечтал о том, что однажды он с матерью заживет счастливо. Он бы все отдал для того, чтобы Сокалия постоянно улыбалась и больше не испытывала горя. Но теперь эти наивные мечты разбились на множество осколков. У Сокалии просто больше не было жизни, которую омега мог бы сделать счастливой. От понимания этого становилось невыносимо горько, и моральная боль уничтожала каждую частичку сознания Милиха. В тот момент он просто хотел тоже исчезнуть.

Дверь со скрипом открылась, но омега лишь безразлично посмотрел на вошедшего. Бард молча зашел в комнату, разглядывая убитого горем юношу.

– Милих, вставай, тебя вызывает господин, – Бард говорил немного грубо, но Милих не мог его винить за это. Все же бета тоже любил и уважал его мать, а эта потеря сделала веселого и милого слугу черствым и грубым. Бард был обязан Сокалии жизнью, ведь когда-то она спасла его от голодной смерти и привела работать в этот дом.

Услышав эти слова, Милих еле заметно вздрогнул. Он ожидал, что это произойдет. Но морально подготовиться не мог, из-за чего сейчас выглядел немного взбудораженным и все еще глубоко несчастным. Встав с кровати, омега начал нервно поправлять свою смятую одежду. Но не потому что переживал за свой внешний вид. Таким образом он пытался хоть немного отвлечься, чтобы привести свои мысли в порядок. Но почему-то мысленно он вновь возвращался к рассказам Барда о его матери и прошлом самого Милиха.

Пятнадцать лет назад Милих родился в монастыре на окраине города. Недоношенный ребенок с небольшим весом. Акушерки, увидев убогого худенького и лысого ребенка, пожелали, чтобы тот поскорее умер и не страдал. Все равно дети, появившиеся на свет настолько рано, никогда не выживали. Но тут произошло невероятное. Ребенок все же выжил.

Но спустя несколько недель все вновь возжелали ему смерти. Когда его глаза наконец широко раскрылись, абсолютно все были в ужасе. Глаза оказались желтыми со зрачками, как у зверя. Это мгновенно списали на разнообразные аномалии и болезни. Некоторые врачи говорили, что это заразно, и настаивали на утилизации ребенка.

Уродливый детеныш наводил на всех страх, и только Сокалия изо всех сил пыталась сохранить сыну жизнь. Из этого ее брат Эванс и решил извлечь выгоду. Он пообещал сохранить жизнь омеге и приютить у себя в особняке, но при условии, что все будут считать, что ребенок умер, а его мать выйдет замуж за влиятельного альфу. Очень старого и строгого, но уважаемого. Это могло спасти женщину от позора. Наверное, тогда другого выбора не было, поэтому Сокалия и согласилась.

Так всем было сказано, что уродливый ублюдок умер сам, а женщина вышла замуж. Ребенок же стал жить со своим дядей. Естественно, это тщательно скрывалось, и как только омега немного подрос, его заперли в небольшом и обветшалом домике, расположенном поодаль от особняка, в глухой части поместья. Выходить из здания ему запрещалось и навестить его приходили лишь Бард и Сокалия.

Лет в тринадцать Милих несколько раз по ночам сбегал из дома. Но не рисковал идти в город. Вместо этого он бродил в лесу, с восхищением осматриваясь по сторонам. По сравнению с его домиком тот лес был таким огромным. Это завораживало. А мысль о том, какой, наверное, огромный весь мир, заставляла сердце омеги биться быстрее. Жаль, что Бард заметил пропажу Милиха, и заставил поклясться больше не выходить из дома, иначе об этом узнает господин Эванс и жестоко накажет своего племянника. Омега боялся дядю, поэтому тут же согласился.

Эванса было за что бояться. Теперь, когда Сокалия скончалась, юноша прекрасно понимал, почему дядя решил позвать его к себе. Сегодня он навсегда он избавится от надоедливого и теперь уже бесполезного племянника. Милих понимал, что скоро лишится жизни, но практически не боялся. Вся его жизнь состояла из пребывания в этом домике. А теперь, когда единственный дорогой ему человек умер, он был готов последовать за ней. Но, с другой стороны, где-то глубоко внутри него затаился ужас. Он был обычным человеком, пусть и внешне бракованным, и как любому человеку ему хотелось жить. Хотя бы еще немного. Увидеть что-то новое. И понимание того, что скоро он просто перестанет существовать, угнетала его.

Милиху и так было тяжело, а теперь в нем боролись еще и эти два противоречивых чувства. Он хотел жить, но в то же время хотел увидеть вновь свою мать. Пусть и на том свете. Наконец, поправив одежду насколько это было возможно, он пошел за Бардом. Они не говорили ничего друг другу. Омега знал, что, несмотря на свое душевное смятение, Барду все же жаль его. Бета прекрасно понимал, что рядом с ним идет не живой человек, а фактически мертвец, ибо смерть парня была неизбежна. А Милиху не хотелось этой жалости.

В домике не горел свет, и только масляная лампа в руках слуги освещала им дорогу. Но Милих не смог бы заблудиться в собственном доме, даже если бы шел с закрытыми глазами. Он знал каждый закоулок этого здания, ведь провел в нем долгих двенадцать лет, скрываемый от чужих глаз. И даже сейчас он понимал, что дядя вызвал своего племянника ночью лишь по той причине, что все уже спят, и никто не увидит омегу.

Выйдя из дома, Милих помимо воли оглянулся по сторонам. Он впервые шел по территории поместья. Тогда, два года назад, он сбегал через окна и быстро перелазил через забор, даже не думая о том, чтобы побродить по этой земле. Омега всегда мечтал о том, чтобы уже будучи свободным от той своей маленькой тюрьмы, пройтись тут с высоко поднятой головой. Жаль, что эта прогулка будет его последней. Да и не хочется больше высоко поднимать голову.

Дорога от его дома до особняка была не близкой. Эванс позаботился о том, чтобы омега жил как можно дальше. Но так было даже лучше, сейчас, идя по узкой тропинке к зданию, возвышающемуся вдалеке, омега даже немного успокоился, ощущая прохладное дуновение ветра. В его голове роилось множество мыслей, но из всех них Милих старался выбрать те, что помогут ему примириться со своей судьбой.

Милих с Бардом зашли через какой-то боковой вход и по темным коридорам подошли к лестнице, чтобы потом подняться на второй этаж. Около массивной деревянной двери Бард ненадолго остановился. Он дал Милиху в последний раз перевести дух. И омега был рад, что в такой момент его не торопят. Он почти смирился, но внутри по-прежнему все горело и пылало от боли утраты. Хотелось выть и кричать. Царапать ногтями стены и вновь плакать. Но омега дал себе обещание, что уйдет из жизни достойно. Поэтому он лишь потер бледное лицо ладонями, поправил немного отросшие белые волосы и одернул рубашку. После чего кивнул слуге, таким образом показывая, что готов войти в комнату.

Бард смотрел на юношу и ощущал, как его сердце сжимается. Еще с детства Милиху внушали, что он уродлив, но, если не считать цвета глаз, омега был весьма симпатичен. Если бы жизнь сложилась иначе, и подобные нюансы внешности не считались бы дикими, омегу могла ожидать совсем другая жизнь. Но он родился на Кривом острове, и все отклонения тут считались признаком тяжелых и мерзких болезней.

Оторвав взгляд от омеги, слуга открыл дверь, после чего пропустил юношу вперед. Когда омега зашел в комнату, бета тихо закрыл за ним дверь и удалился прочь. Больше он Милиха никогда не увидит, как и его мать.

Зайдя в комнату, Милих сощурился от яркого света множества свечей. Комната была роскошной. Дорогая мебель, стеллажи с множеством книг и массивные бордовые занавески на окнах. В углу комнаты стоял огромный альфа, чье лицо скрывал капюшон. Милих сразу понял, что возможно именно он станет его палачом.

Эванс же сидел за столом, стоящим недалеко от закрытого окна. Альфа прилично постарел с тех пор, как они виделись в последний раз, но по-прежнему выглядел грозным. Рядом с мужчиной стоял другой альфа. Более молодой, но очень красивый. Густые брови, черные волосы и такого же темного цвета глаза. Он с интересом рассматривал Милиха, скользя по нему внимательным взглядом.

Омега про себя отметил, что, наверное, это Фиджиральд, его двоюродный брат и старший сын его дяди. У мужчины было пять сыновей, но этот единственный альфа. Естественно, они все знали о существовании Милиха, но ни разу не пришли к нему, относясь к омеге с таким же отвращением, как и их отец.

– Так это он? – спросил Фиджиральд у своего отца так, будто Милиха в комнате и не было.

– Как видишь, – фыркнул альфа, с презрением осматривая омегу. – Навряд ли на острове найдется еще хоть один такой ублюдок. Со всеми остальными уже давно расправились.

Фиджиральд еле заметно улыбнулся, при этом принюхиваясь к омеге. Милих этого не заметил. Сейчас его ощутимо трясло не то от негодования, не то от страха. Он боялся своего дядю, но в то же время ненавидел его. Ведь именно Эванс воспользовался горем Сокалии, выдав ее за мерзкого и старого альфу, таким образом делая ее жизнь еще более несчастной.

– Отец, отдай мне его, – тихо прошептал Фиджеральд так, чтобы его услышал лишь Эванс, и, естественно, эти слова вызвали у его отца негодование.

– Даже не думай, – голос Эванса звучал зловеще и свирепо. – Я не желаю, чтобы рядом с тобой будет находиться что-то подобное.

– Но… – молодой альфа хотел что-то возразить, но отец грозно посмотрел на него, таким образом показывая, что спорить он сейчас не намерен и от своего решения не отступится, как бы его сын ни просил.

– Фиджиральд, оставь нас. Я и так не хотел, чтобы ты приходил сюда. Надеюсь, ты утолил свое любопытство, – Эванс не желал слушать никаких возражений. Молодой альфа прикусил нижнюю губу, но все же кивнул. Перед тем как уйти, он наклонился к отцу и прошептал пару слов ему на ухо.

Попрощавшись с отцом, альфа пошел к двери, но, проходя мимо омеги, Фиджиральд еще раз вдохнул его запах, что не могло укрыться от глаз его отца. Эванс сжал ладони в кулаки, раздраженно осматривая омегу. И с чего у его сына взялся интерес к этому уродцу? Фиджиральд никогда не был особо мягок и навряд ли сейчас просто жалел омегу. Тут что-то другое, и Эванс никак не мог понять, что именно. Да и не желал занимать свои мысли подобными раздумьями. Лучше побыстрее избавиться от Милиха, и тогда все проблемы исчезнут.

Как только Фиджиральд вышел за дверь, в комнате повисла зловещая тишина. Но длилась она недолго. Встав со своего места, Эванс не торопясь подошел к омеге и со всей силы ударил его по лицу, получая от этого невероятное удовольствие. Он так давно хотел это сделать, что сейчас просто не смог сдержать злорадной ухмылки.

Милих не смог сдержать болезненного вскрика. Он упал на пол и закрыл лицо ладонями, ощущая, как сильно болит челюсть. Впервые его ударили. Омега даже и не думал о том, чтобы защищаться или, тем более, ударить в ответ. Сейчас он мог лишь думать о том, как раскалывается голова, и это только начало.

Эванс с презрением смотрел на Милиха и изо всех сил сдерживался, чтобы прямо тут не свернуть шею хрупкому юноше. Альфа хотел убить его, но пообещал своей сестре не

делать этого. И только это сдерживало мужчину от столь желанного действия. Пусть Эванс и использовал свою сестру, но глубоко в душе все же любил ее, точно так же, как ненавидел этого омегу, ставшей причиной позора его сестры. И альфе не была понятна причина, по которой его сестра так любила своего сына. Но раз она так желала, он не убьет его. Но и оставлять рядом с собой не станет. Еще раз ударив омегу ногой по животу, альфа присел рядом, после чего схватил юношу за волосы и поднял его голову. Лицо Милиха исказилось от боли, и Эвансу определенно нравилось такое выражение его лица.

– Я не желаю тратить свое время на тебя, поэтому скажу лишь единожды, – прошипел Эванс. – Сейчас мой человек отведет тебя в порт. Там ты сядешь на корабль и уплывешь с этого острова. Мне плевать, куда ты направишься и выживешь ли вообще. Но если ты еще хоть раз появишься на этом острове, я позабочусь о том, чтобы твоя голова слетела с плеч.

Эванс отпустил омегу и кивнул тому грозному альфе, который все еще стоял в углу комнаты. Они перекинулись парой слов, после чего незнакомец, сняв с себя плащ и закутав в него омегу, потащил Милиха за собой. Омега не сопротивлялся. Он все еще не отошёл после тех ударов, и ему было тяжело даже дышать.

– Подожди, – позвал Эванс, пока они еще не вышли из комнаты. Он кинул незнакомцу небольшой мешочек. – Я сегодня щедрый. Отдашь это ублюдку перед тем, как посадишь его на корабль.

Все происходило слишком стремительно. Вроде Милих только недавно лежал в своей кровати убитый горем и ожидал своей смерти, а сейчас его на закрытой повозке везут в порт. Он забился в угол повозки и даже не смел посмотреть в окно, чтобы в первый и последний раз взглянуть на город, пока корабль не унес его прочь. Боль уже практически отступила, но челюсть и живот все еще ныли, и скоро на этих местах появятся синяки. Но Милих не придавал этому никакого значения.

Омега был ошарашен и взбудоражен. Его всего трясло, и он до сих пор не мог поверить в то, что это не галлюцинации. Может быть через пару минут его разум прояснится, и омега поймет, что это спасение лишь сон, и он по-прежнему лежит у себя на кровати. Милих молился о том, чтобы это не было игрой его разума.

Уже в порту он настороженно оглядывался по сторонам, сжимая в ладонях мешочек с деньгами, который ему передал дядя. Там было три серебреника. На эти деньги можно было купить лишь пару буханок хлеба, но омега этого не знал, так как никогда не держал денег в руках, и сейчас ему казалось, что у него в мешочке целое состояние.

Незнакомец подвел Милиха к кораблю и приказал садиться на него. Сам же отошел в сторону, внимательно наблюдая за омегой, чтобы тот не смел ослушаться его и непременно сел на корабль, после чего уплыл бы прочь.

У Милиха не было ни документов, ни сменной одежды, ни каких-либо вещей. Лишь эти три серебреника. По сути, он был никем и ничего не знал о внешнем мире. Но почему-то был рад тому, что скоро покинет это место и заберет с собой лишь воспоминание о своей матери.

– Эй, как тебя зовут? – спросил невысокий омега с книгой в руках. Он стоял на мостике около входа на корабль и записывал имена пассажиров, при этом проверяя билеты.

Милих протянул бумажку, которую ему до этого дал тот незнакомый альфа, и задумался над вопросом.

– Ирис, – тихо пробормотал омега, решив не называть свое настоящее имя. Сейчас он боялся его словно огня и беспокоился о том, что лишь одно его произнесение вернет его в тот Ад. А Ирис… его мать очень любила сладкий и тягучий ирис, и от этого на душе становилось теплее. Тем более этот омега не просил показать документы, которых у юноши не имелось.

Омега пробормотал что-то о странном имени, но переспрашивать не стал. Ему не было дела до путника. Он лишь хотел побыстрее закончить свою работу, поэтому безразлично записал имя в книгу и пропустил юношу на корабль. Оказавшись на палубе, омега вздохнул. У него ничего не было. Но сейчас он впервые чувствовал себя свободным.

7 лет спустя

Закрываю глаза и устало зеваю. Потираю лицо слегка огрубевшими ладонями, при этом легонько пощипывая щеки. Это моя последняя попытка хоть как-то взбодриться, но, как и ожидалось, она целиком и полностью провальная. Еще немного, и я засну. Сказываются трудное плавание и все трудности, связанные с ним. Смешно, но еще пару часов назад я радостно ползал по земле, чуть ли не целуя пыльную и притоптанную траву. И когда моя

радость оттого, что я сошел с шаткой палубы и встал на твердую землю, сменилась апатией и жуткой сонливостью? Ах да! Я ведь уже несколько часов стою в этой дурацкой очереди. А тут не только настроение пропадет. Даже желание вызвать Дьявола и начертить пентаграмму появится. Может, даже еще немного, и мне захочется раздеться догола и бегать вокруг сломя голову. Ненавижу очереди. Люди в них сходят с ума.

Слишком долго я плыл на том маленьком и затхлом паруснике. Но никак иначе к этому городу не попадешь, поэтому приходилось терпеть. Во всяком случае, мне другие способы плавания недоступны. Мой небольшой бюджет и так исхудал за последнее время. Но, черт, только Всемогущий Хаван знает, как мне приходилось сдерживаться, чтобы однажды просто не выпрыгнуть за борт. Ну, или лучше столкнуть в воду того чрезмерно настойчивого альфу, который надоедал мне последние полторы недели плавания. Но, если честно, я даже немного завидую ему. Он зашел на палубу только в последнем порту во время остановки, а не проплыл полмира, как я.

Вспомнив о своем ненавистном попутчике, я тихо выругался и оглянулся вокруг. Очередь на вход в город, в которой я находился, располагалась около западных ворот Мерцающего города. Как уже можно было догадаться, очередь не маленькая. Да что там говорить, она просто огромная! Около других городов не было такого столпотворения. Но это совсем не потому, что этот город чем-то превосходит другие. Он, как и остальные места жительства людей, расположен на полузатопленном острове. Тут есть храм, свои обычаи, еда, менталитет и деньги. Но все это есть и на других островах. Каждый город чем-то уникален. И я до сих пор не понимаю, что побудило меня пропустить другие города и приплыть именно сюда. Ведь эта дорога дальше и дороже. Но… это сложно описать. Наверное, меня привлекло его название. Мерцающий город. Звучит интригующе. Особенно для того, кто родился и первые пятнадцать лет жизни провел на острове, именуемом Кривым. И плевать на все трудности. Я хотел, и я приплыл сюда!

Кстати, о этих самых трудностях. Я внимательно рассмотрел людей в очереди и устало чертыхнулся. Тот жутко надоедливый альфа стоял позади меня. Вернее, между нами было человек шесть или семь, но это не помешало мне поймать его пристальный взгляд. А когда он понял, что я смотрю на него, мужчина неоднозначно улыбнулся и приподнял одну бровь. Я же в свою очередь закатил глаза и показал ему средний палец. Альфа от таких моих действий засмеялся и скрестил руки на груди. Не буду скрывать, у меня мурашки по коже, когда этот тип рядом. Не скажу, что я его боюсь, но предпочел бы оказаться подальше от него.

Если не ошибаюсь, этого мужчину зовут Ричард. Типичный альфа. Высокий и сильный. Прямые черты лица, светлые волосы и загорелая кожа. Он не бедный. Это можно сказать по его одежде. Да и в подчинении мужчины было несколько слуг, что в наше время невероятная редкость. После того как полвека назад отменили рабство, мало кто соглашался идти в прислуги. Люди боялись самого ощущения скованности невидимыми цепями послушания перед другими. И если у кого-то были слуги, значит, они получали огромную зарплату. Иначе никто не соглашался на такую работу. А у этого альфы слуг было трое.

Не скажу, что я страдаю чрезмерным любопытством по отношению к другим людям, но именно этот альфа умел удивлять. Вот почему он плыл на паруснике, если может позволить себе билет на корабль? Блин, это раздражает. И сейчас он стоял в очереди, в то время как легко мог подойти к южным воротам и за отдельную плату пройти в город без досмотра и лишней мороки. Так делают все богачи. Но нет, он стоит тут и вовсю глазеет на меня.

Фыркнув, я скинул с плеча тяжелую сумку и сел на нее сверху. Что-то хрустнуло, но я лишь отмахнулся от этого необычного звука, решив, что под моим немногочисленным весом навряд ли что-то сломается. Да и нет у меня с собой хрупких вещей. Когда ты живешь одним днем и постоянно путешествуешь, то просто не можешь позволить себе вещи, которые не выдержат длительной дороги. Именно это я себе повторял раз за разом, когда в прошлом городе чуть не купил себе стеклянную статуэтку грифона. Очень хотелось ее приобрести, но тогда бы сюда мне пришлось добираться вплавь, так как деньги закончились бы. Да и та статуэтка была не такой уж и маленькой. Примерно два метра в высоту и один метр в длину. Если у меня когда-нибудь будет свой дом, я из-под земли, но достану такого же грифона и поставлю около входной двери. Пусть все знают, что у хозяина дома невероятно божественный стиль. Но это лишь мечты и планы на далекое будущее. Пока же я ночую где попало и стараюсь свыкнуться с мыслью, что эта сумка, которую таскаю с собой, и есть мой дом. Разве омеге нужно еще что-нибудь?

На какое-то время мне удалось абстрагироваться от всех житейских проблем и позабыть, что мне еще долго придется торчать в очереди. Я просто наслаждался солнечной погодой и красивыми цветами сирени, которая росла вдоль дороги, под чьей тенью пытались спрятаться люди, ждущие, пока их багаж просмотрят и наконец пропустят в город. Когда же меня отвлекло тихое покашливание, я недовольно обернулся. Рядом со мной стоял слуга того альфы. Наверное, омега. Или бета. Из-за того, что я плохо переношу дальние плавания, это наносит вред моему организму. Появляются резкие перепады настроения и пропадает нюх. Это пройдет через неделю или две, а пока что я могу часто бросаться на людей или пребывать в такой апатии, как сейчас. А пол людей узнаю исключительно по их внешности. Только у этого парня были непонятные черты лица, подходящие как бете, так и омеге. Редкость в наше время. Зато на вид ему не больше восемнадцати. Хорошо одетый и ухоженный. На симпатичном лице приветливая улыбка, но в глазах жгучая ненависть. Я ему чем-то не угодил?

– Господин… – мягко сказал омега, явно намекая на то, что ждет, пока я представлюсь. Смешно, но за полторы недели тот альфа так и не смог узнать моего имени. Хотя это неудивительно – я прятался от него как только мог. Но это первый раз, когда он подослал ко мне своего слугу. Я оглянулся в его сторону, но мужчины, как и остальных его слуг, уже не было в очереди. – Господин, могу ли я узнать ваше имя?

– Ирис, – спокойно ответил. Несмотря на усталость и возникшее безразличие, даже немного любопытно, что он от меня хочет, из-за чего я не поленился ответить на его вопрос.

– Простите? – немного недоуменно переспросил юноша, слегка округлив глаза. А я лишь устало фыркнул и прищурился. Ну, конечно, могу поспорить, его зовут как-то наподобие Эммануэль или Анжело. А я… Я Ирис. Но даже так я считаю, что мое имя куда красивее, чем все остальные. Я же сам его выбрал.

– Зовут меня так. Ирис, – устало зеваю, ощущая легкое раздражение. Ненавижу это дурацкое недоверие и недоумение на лицах людей, когда те узнают мое имя. Уже начинаю жалеть, что все же решил представиться. – Ты что-то хотел? – спрашиваю лишь для того, чтобы побыстрее закончить эту бесполезную беседу. – Я вообще-то очень занят, – вру, и юноша это понимает, но не отвечает на мою грубость. Хотя в его глазах вновь пылает ненависть, явно адресованная мне.

– Господин… Ирис, – его запинка перед моим именем намекала на то, что юноша до сих пор сомневается в подлинности моего имени. – Господин Ричард больше не может тратить свое время и стоять в этой очереди. Но по прибытии в город он бы хотел вновь встретиться с вами и отобедать.

– Поесть, что ли, хочет со мной? – переспросил, сонно зевая.

– Да, – коротко ответил юноша, прикусив нижнюю губу. – Он не требует от вас срочного ответа. Просто велел передать вам эти слова и письмо. В конверте также есть название отеля, в котором господин остановился, – юноша протянул мне письмо. Я его взял, но читать не стал, вместо этого положил конверт в карман штанов. Слуга еле заметно кивнул и удалился прочь.

Прошло больше часа, и я уже полулежал на земле, положив голову на свою дорогую и горячо любимую сумку, при этом почти засыпая, как в город наконец пропустили кого-то,

и очередь медленно, но задвигалась. Конечно, я этого даже не заметил, продолжая дальше валяться на земле и размышляя о том, как мне хочется есть и спать. Поэтому омега, стоящий позади меня, поняв, что двигаться я не собираюсь, пнул меня по ноге и вежливо попросил переместиться. Ну, почти вежливо.

– Эй ты, беспризорник, давай двигайся, – зашипел омега, оглядывая меня недовольным взглядом. – Иначе мой муж сейчас вышвырнет тебя в конец очереди.

И парень кивнул в сторону своего мужа. Я посмотрел на его полненького альфу в возрасте и как-то вообще не впечатлился, но все равно откинул сумку вперед и перекатился к ней, так как вставать и идти пару шагов мне было лень. Обычно в таких случаях я не молчал, и скорее всего у меня с этим омегой получилась бы еще та драка, но сейчас я был слишком ленивый, голодный и уставший, чтобы вступать в ссору со всякими ненормальными личностями.

Очередь стала двигаться чуть быстрее. Я даже встал и лениво тащил за собой сумку. А этому омеге все было не то и не так. То он говорил, что я торможу. То, по его словам, от меня воняло. То он жаловался, что мне стоит привести себя в порядок перед тем как появляться в обществе. Мне вроде как должно быть стыдно за себя. Несложно догадаться, что мое молчание только сильнее его злило. А мне это грело душу. Люблю в свободное время позлить людей. Его же альфа смотрел на меня как-то неоднозначно. Ну, конечно, я же омега, и пахнет от меня как от омеги. Только выгляжу я неподобающим образом и позорю весь прекрасный пол. От этого и следует все негодование остальных омег по отношению ко мне.

Нашу матушку планету затопило уже много столетий назад, и немногочисленные люди, которые выжили и смогли приспособиться к такой жизни, теперь легко путешествовали по водным просторам. Я же оказался одним из немногих, кто страдал морской болезнью. Проще говоря, меня укачивало на парусниках. Каждое такое плавание было сущим адом. А последнее путешествие заняло два месяца, если не считать редких остановок. И все это время я валялся на палубе, стараясь не выблевать собственный желудок. Ну и выглядел я благодаря этому не самым лучшим образом.

Волосы от грязи теперь казались не белыми, а коричневыми. Одет я был в подранные на коленках штаны и длинный балахон. На голове капюшон, и лицо все в грязи. А теперь добавьте к этому то, что я уже пару недель не мылся, и получите не самую красивую картину. Нет, я не отрицаю того, что мне нужно помыться и переодеться, но, черт, я пережил просто адски долгое плавание и еще даже не попал в город! Сейчас я хочу лишь поесть и поспать на чем-то, что не бултыхается. А уж потом займусь своим внешним видом.

А эта парочка позади меня явно не понимает, что дальние путешествия не всегда могут быть приятными. Наверное, приплыли с соседнего острова, потратив на дорогу максимум неделю, и теперь умничают. Ну, конечно, омеги должны выглядеть красиво и все время благоухать розами. Как же надоели такие поверхностные люди! Я побывал на двадцати трех островах и везде встречал таких идиотов. Как мне кажется, их нужно собрать на один остров, и пусть живут в собственном раю.

Но мало того, что люди в очереди посматривали на меня с негодованием, так когда подошла моя очередь, охранники не хотели пропускать меня за ворота. У них, видите ли, хороший город, и попрошайкам там не место. О, черт, как же у меня хватило терпения не дать этому охраннику-бете сильный подзатыльник? Моей выдержке позавидует любой священник.