Текст книги "Трилобит (СИ)"

Автор книги: Gore Seth

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Потому что ты трахался с богиней, – отозвалась Линда, – все, кто трахался с богиней сами становятся богами. Ты должен помочь мне. Подойди и полижи мою “пуговку”.

– Я никому ничего не должен, – взвыл я и побежал по нефу в сторону выхода.

За моей спиной раздался грохот. Я обернулся и увидел, что гигантский черный трилобит соскочил с алтаря и стремительно мчится за мной вдогонку, перебирая ножками-ресничками. В ужасе я пытаюсь добраться до спасительных дверей, но множество щупальцев-отростков обхватывают меня сзади, и я слышу шёпот Эвелин:

– Тебе не сбежать от меня, кладоискатель. Куда бы ты не сбежал, я найду тебя везде, даже в России. Но тебе не надо бежать от меня, поскольку я богиня, а все, кто занимается сексом с богинями, сами становятся богами.

Я чувствую, как отростки оплетают все мое тело, и я оказываюсь в мягком теплом коконе. Реснички приятно щекочут подмышки, нежно теребят мой член, создавая сладостно приятные ощущения.

И я просыпаюсь.

Я никогда не относился к своим снам серьезно, всегда считая их продуктами собственного подсознания, представляющим реальность в гротескном виде. Однако, эти два последних кошмара заставили меня задуматься о смысле происходящего. А правда состояла в том, что я был влюблен в Эвелин и одновременно боялся ее причуд. Рядом с ней мою волю полностью парализовывало, и я не мог сопротивляться и не принимать участия в ее извращениях. А принимая в них участие, я все более и более становился таким же, как она. Идея об изменении всего мира поначалу повергла меня в шок, но, здраво поразмыслив, я пришел к выводу, что это просто фантазии моего больного рассудка, противоречащие всем законам естествознания.

“Только боги могут менять весь мир”, – подумал я.

И тут же вспомнил персонажей ночного кошмара, называющих Эвелин-трилобита богиней, а меня – превращающимся в бога.

С утра на работе я принял нескольких пациентов, а затем в гости пожаловал Роджер. Мы поговорили о каких-то малозначительных вещах, а затем патологоанатом собрался уходить.

– Роджер, – окликнул его я, – как вы можете целый день возиться с трупами? Вас не угнетает то, что необходимо часами напролет находиться с мертвецами?

Старичок остановился у самых дверей.

– Нет, совершенно. Более того, мне нравятся покойники. Тело, освобожденное от жизни, обладает какой-то своей специфической красотой. Производя аутопсию, я любуюсь ей и восхищаюсь недолговечностью этой красоты, которая вскоре превратится в тлен.

“Еще один некроромантик нашелся, – подумал я, когда патологоанатом вышел, – впрочем, у него профессия такая”.

В перерыв, вместо того, чтобы идти в кафешку, я направился к кабинету Эвелин. К моему удивлению, она оказалась на месте, сидя за столом и изучая какие-то документы.

– Я хотел вчера тебя видеть, – сказал я.

– К сожалению, мне надо было съездить в муниципалитет за подписанными бумагами на дальнейшее их сотрудничество с нашей больницей.

– Ты уехала и ничего не сказала. А мне вчера так надо было с тобой пообщаться!

Эвелин пожала плечами.

– Ничего страшного, если ты хотел что-то сказать, говори сейчас.

– Мне снятся сны, – начал я, – плохие сны. В этих снах ты превращаешься в трилобита. И я тоже, не так сильно, но также превращаюсь.

Моя возлюбленная посмотрела на меня в недоумении, а потом рассмеялась.

– Ты серьезно, кладоискатель? Мало ли кому что снится! Ты же врач, и должен понимать, что это не имеет никакого отношения к реальности.

– Я не знаю, – сказал я, – к тому же наши отношения какие-то странные. Ты говоришь, что безумно любишь меня, а сама пропадаешь куда-то, не сказав мне ни слова. Мы предавались утехам, которые тогда казались восхитительными, а сейчас представляются отвратительными. Мало того, мы занимались сексом и ни разу не поцеловались.

– Ну хорошо, – Эвелин вздохнула, – обещаю тебя в следующий раз поцеловать. Кстати, следующий раз может произойти сегодня после работы. Роджеру как раз завезли свежие трупы. Так что жду тебя. А сейчас иди, я очень занята.

Я вернулся в свой кабинет, решив про себя, что после работы отправлюсь прямиком домой, однако, по мере приближения окончания приема внутри нарастало какое-то сладостное предчувствие. Закончив смену, я поспешил в коридор и вновь направился к кабинету директора.

“Я только скажу ей, что не собираюсь спускаться в морг”, – твердил я про себя.

Когда я вошел, Эвелин, не говоря ни слова, припала к моим губам в страстном поцелуе. А затем все поплыло перед глазами, как будто я оказался под действием какого-то наркотика. Смутно припоминаю, как мы спускались по пустынной лестнице, как моя спутница открывала двери покойницкой…

Морг ждал нас. Ожиданием была пропитана каждая стена, каждый столик, каждый холодильный шкаф. Как я мог быть настолько глупым, что рассчитывал отказаться от его настойчивого предложения? Это помещение просто не принимало отказа. Оно заставляло забыть об ужасе и отвращении, которые появятся после, одурманивая рассудок своим сладострастием.

На этот раз Эвелин вытащила на столик тело молодой женщины, над которым Роджер еще не успел поработать. Причиной смерти предполагалось самоубийство – отравление таблетками со снотворным. Восхитительно красивый труп лежал перед нами, и от одного взгляда на него я почувствовал сильнейший прилив возбуждения.

– Нет, нет, – сказала Эвелин, посмотрев на мой член, – ты не должен любить ее, вся твоя сперма предназначена только для меня. Кроме того, нам нельзя оставлять следов, чтобы Роджер ничего не заподозрил. Однако, мы можем просто поцеловать ее.

Открыв глаза покойнице, моя спутница наклонилась над ней с одной стороны и прижалась уголком своих губ к губам мертвеца.

– Давай, кладоискатель, – услышал я ее шепот, – это великолепно.

Я склонился над телом с другой стороны и прижал свои губы так, чтобы они одновременно касались и губ Эвелин, и губ несчастной женщины. Контраст между теплом моей спутницы и холодом покойницы был неописуемо приятен, к тому же моя возлюбленная ловко шевелила своим языком, пропихивая его то ко мне в рот, то в рот покойнице. Наконец, мы оторвались от трупа и занялись друг другом. И вновь Эвелин настояла на том же варианте секса, как и два дня назад.

– Почему бы нам не попробовать более традиционным способом? – предложил я, когда все закончилось.

– Мы попробуем, но как-нибудь потом, – туманно пообещала моя спутница и, увидев мое недоумение, пояснила, – понимаешь, кладоискатель, я так долго ждала тебя, что сейчас мне хочется насладиться тобой в полной мере, и я не хочу рисковать.

– Рисковать чем? – спросил я.

– Рисковать наслаждением. Я кончаю каждый раз, когда ты входишь в мой анус, и, наоборот, у меня никогда не было оргазмов, когда я занималась традиционным сексом с Артуром.

– Так может, это зависит от человека, а не от способа?

– Может, но все равно я не хочу сейчас рисковать, – произнесла Эвелин.

“Отходняк” был совершенно ужасным. Едва придя домой, я, вконец обессилевший, рухнул на диван. Казалось, что закончилась эйфория после приема наркотика, и наступила жестокая абстиненция. Голова болела от малейшего движения, руки тряслись, а все тело лихорадило, как от высокой температуры. Но хуже всего обстояли дела в моем сознании. Я никак не мог избавиться от образов совершенного с Эвелин деяния, и они теперь вызывали целую гамму негативных эмоций, таких, как отвращение, стыд и страх. Вспомнив о том, как я целовал холодные губы покойницы, я почувствовал приступ тошноты, и еле успел свесить голову с дивана, прежде чем меня вырвало прямо на пол.

“Это больше не повторится, – твердил я заклинание, – я уволюсь с работы и уеду в другой город, чтобы находиться подальше от Эвелин”. Но другой внутренний голос моментально воспроизводил слова моей подруги: “Тебе не сбежать от меня, кладоискатель. Куда бы ты не сбежал, я найду тебя везде, даже в России”. От отчаяния я расплакался, так как не знал, что делать. Слезы текли по моим щекам, смешиваясь с остатками рвоты на губах, и капали на застилавшую диван простыню, оставляя на ней гадкие розоватые пятна. Не осталось сил ни пойти умыться, ни просто раздеться, не говоря уж о душе. Так продолжалось около часа, после чего я, наконец, погрузился в сон, и сон этот был очень плохим.

Я вновь стоял в церкви, но если прошлый раз внутренняя структура храма напоминала классическую католическую базилику, то сейчас помещение удивительным образом походило на морг клиники Эвелин, несколько больших размеров, заставленный непонятными предметами, скрытыми в полумраке. Вместо стола у входа находилась церковная кафедра, за которой находился Роджер собственной персоной, облаченный в свой халат и резиновый передник, заляпанный каплями крови. Патологоанатом, склонив голову, изучал лежащие перед ним бумажки, шевеля губами, точно проповедник, готовящийся к мессе.

Я хотел окликнуть старика, но внезапно осознал, что стою совершенно голый, и пока Роджер не заметил меня, отступил назад в тень огромного распятия. Впрочем, полностью обнаженным меня нельзя было назвать, так как спереди грудь покрывал полупрозрачный панцирь, окаймленный по бокам щупальцами-ресничками. Сказать по правде, я предпочел бы остаться абсолютно без всего, чем с этой непонятной коркой, уродовавшей мое тело.

Тем временем глаза привыкли к полумраку, и я понял, что в центре помещения находятся деревянные скамьи, на которых сидит около десятка человек, а еще несколько размещаются на свободные места. Все, как в обычной церкви перед началом службы, вот только с одеждой у посетителей явно наблюдались проблемы. Лишь три или четыре силуэта были во что-то облачены. Остальные, насколько я мог видеть, казались совершенно нагими.

Повернув голову к боковой стене церкви, я заметил в ней несколько больших ниш, подобных тем, что имеются в католических храмах, где обычно висят картины на религиозные темы. И там, действительно, находились огромные полотна. Когда я подошел к ближайшему углублению, включилась автоматическая подсветка, и я увидел во всей красе то, что было изображено на гигантском вставленном в рамку холсте.

Картина, несомненно, являлась шедевром. Неизвестный живописец масляными красками смог передать каждую деталь, каждую мельчайшую подробность происходящего. В центре полотна был изображен окровавленный труп гадкого следопыта со вспоротым животом и засунутым в рот отрезанным пенисом. Прямо над ним нависала обнаженная девочка, в которой я узнал Эвелин. Девочка выпятила свой зад так, что он занимал всю переднюю часть картины, и к нему пристроился стоящий на коленях голый мальчик с огромным эрегированным членом, вставленным прямо в задний проход своей партнерши. Несмотря на явное преувеличение размера мужского достоинства, я узнал в этом парне самого себя таким, каким я был десять лет назад. Казалось невероятным, что художник подобрал ракурс, при котором видно само место входа моего органа в анус Эвелин, а также струйки растопленного масла, стекающие по ее свисающими вниз половым губам. И еще одна вещь заставила меня буквально оцепенеть. На самом верху полотна, в зените безоблачного голубого неба, где религиозные живописцы обычно помещали фигуру бога, красовался гигантский черный трилобит.

– Великолепное произведение искусства, не находите ли? – услышал я за спиной чей-то голос и, обернувшись, увидел подошедшего сзади обнаженного мужчину, того самого, кто в моем предыдущем кошмаре пытался приделать кусок свечи к своему пенису.

“Артур”, – подумал я.

Казалось, собеседника ни капли не смущал тот факт, что мы оба были голые.

– Вы не подскажете, – робко спросил я, – что за сцена изображена, и кто автор картины?

– Это Святая Троица, – пояснил мужчина, – Бог-Самка, Бог-Самец и Бог-Ископаемое. Здесь представлено самое первое событие нашей Священной Истории под названием «Инициация». Вон, видите надпись?

Действительно, под полотном виднелась небольшая бронзовая табличка с выгравированной на ней надписью “Iniziazione”, судя по всему, на итальянском языке.

– Насчет того, кто написал эти шедевры, ничего конкретно сказать не могу, – продолжал Артур, – но дело точно не обошлось без участия Бога-Ископаемого. Картины очень старые, им несколько веков.

“Что-то тут не вяжется, – подумал я, – как полотну может быть несколько веков, если событие, изображенное на нем, произошло всего десять лет назад?”.

– Вы только посмотрите, как выписаны все вены, все кровеносные сосуды на пенисе Бога-Самца, – развивал свою мысль мой собеседник, – а насколько величествен Бог-Ископаемое!

– Да, – согласился я, – в самом деле. А в других нишах тоже картины?

– Конечно, тут представлена вся наша Священная История, от инициации до трансфигурации. Вы можете сейчас обойти их и посмотреть, пока месса еще не началась.

Я направился к следующему углублению, а Артур остался стоять, продолжая восхищаться полотном с изображением инициации.

Когда зажглась подсветка, и я разглядел очередной шедевр, то невольно отшатнулся от удивления. На картине была запечатлена лежащая на спине нагая девушка с разведенными ногами и детально выписанными подробностями того, что там находилось. Время, конечно, немного сгладило мои воспоминания, но, тем не менее, я сразу узнал в ней Лорин. С девушки вскакивал голый парень с торчащим возбужденным членом, из которого на лицо и грудь лежащей лился какой-то уж слишком обильный поток спермы. Взгляд юноши, имеющего мои черты лица, был направлен вперед, где прямо в воздухе висел огромный черный трилобит. “Annunciazione”, – прочитал я надпись на бронзовой табличке, и несмотря на скудные познания в итальянском, перевел – “благовещение”.

“Откуда они узнали? – подумал я, – я же никому об этом не рассказывал. Если только не сама Лорин поведала о случившемся со мной конфузе”.

– Хорошая картина, – услышал я голос сзади. Рядом стояла обнаженная молодая женщина, та самая, над телом которой мы с Эвелин недавно занимались сексом.

– Почему она называется “Благовещение”? – спросил я.

– На ней изображена сцена из Святой Истории, где Бог-Самец получает благую весть от Бога-Самки через явившегося ему Бога-Ископаемого, – с серьезным видом произнесла собеседница.

“Отлично, благую весть, значит”, – подумал я, вспомнив тогдашний позор, но вслух заметил:

– Насколько я понимаю, вы мертвы.

– Мы все здесь мертвы, – согласилась женщина, – кроме богов и настоятеля. Только они могут одновременно находиться в двух состояниях.

– Я тоже не мертвый, – сказал я.

Собеседница посмотрела мне в лицо и улыбнулась.

– Конечно же, как я вас сразу не узнала. Вы трансфигурант, считайте, тот же бог. Мы целовались вчера с вами и Богом-Самкой. Мне так понравилось. Было просто замечательно. Мне очень хотелось совокупиться с вами, но это, к сожалению, не допускается.

– Почему?

– Потому что вся ваша сперма должна теперь принадлежать только Богу-Самке.

– Я мог бы немного посовокупляться с вами, а кончить в Бога-Самку, – во мне начало пробуждаться чувство юмора. Оставив женщину стоять с открытым от удивления ртом, я перешел к третьему полотну.

На нем была изображена молодая девушка в бывшей когда-то белой, а ныне залитой кровью блузке, висящая на деревянном суке, насквозь пронзившим ее живот. Рядом стояла молодая Эвелин со спущенными трусами и задранной юбкой. Чуть отклонившись назад, она пальцами одной руки разводила свои половые губы, в то время, как указательным пальцем другой руки терла клитор. А над всем этим нависал огромный черный трилобит. “Visitazione”, – прочитал я табличку, – “визитация”, то есть “посещение”.

– Все ясно, – пробормотал я, – Богиня-Самка посещает свою подругу Линду в присутствии Бога-Ископаемого.

– Как я вас всех ненавижу! – услышал я знакомые шипящие интонации, и повернувшись, увидел перед собой гадкого следопыта. Лишенная пуговиц и пропитанная кровью рубашка висела на его плечах, как какая-то диковинная накидка. Макушка головы была покрыта черной коркой, а во весь жирный живот сверху донизу проходил разрез с расходящимися краями, сделанный в свое время Эвелин. Так же, как и в предыдущем сне, пенис гаденыша находился там, где ему и положено находиться, только сейчас он казался лишь частично возбужденным.

– Эй, следопыт, – дразнящим голосом произнес я, – каким образом твой член находится не в твоем вонючем рту, а болтается между ног?

– Бог-Ископаемое решил, что там он мне будет нужнее, – прошипел мальчишка, – как вы могли убить меня, великого разведчика и исследователя?

– Ты сам виноват, – ответил я, – ты поставил нас в условия, когда просто не было другого выхода.

– Неправда, – завизжал толстяк, – если бы твоя сучка отсосала у меня, я бы никому ничего не сказал. Я бы потребовал, чтобы на другой день ты тоже у меня отсосал, а дальше я бы хотел трахнуть ее, а потом трахнуть тебя в зад…

– У тебя слишком бурная фантазия, – прервал я его рассуждения, – и слишком непомерный аппетит. Возможно, нам следовало просто смириться с тем, что ты расскажешь всем о моих отношениях с Эвелин, но что сделано, то сделано. И вот еще что, гадкий следопыт, сейчас, через десять лет мне ни капли тебя не жалко!

– Как я хотел бы убить вас обоих, – процедил гаденыш.

– Ну так убей, если сможешь! В чем же дело?

Мальчишка внезапно опустил голову и пошел прочь.

– Только бог может убить другого бога, – бросил он через плечо.

Я перешел к следующей картине и, прежде чем окинуть ее взглядом, посмотрел на табличку. “Lamentazione” – гласила надпись, то есть “ламентация” или “оплакивание”. Я уже догадывался, что увижу на полотне, и интуиция меня не обманула. На переднем плане лежал обнаженный мертвый мужчина, в котором я узнал Артура. На нем лицом к зрителю восседала голая Эвелин, запихнувшая укрепленный свечой и стянутый презервативом член мужчины в свое влагалище. Поскольку художник избрал фронтальный ракурс, я не видел, что творилось позади женской фигуры, однако фрагмент парафиновой свечи ясно просматривался за бедрами моей возлюбленной. По щекам Бога-Самки текли потоки слез. Сомневаюсь, что в реальности она плакала так сильно.

– Не ожидал увидеть меня здесь, трансфигурант?

Рядом со мной стояла Лорин, также обнаженная, практически не изменившаяся со времен нашей поездки по горам.

– Лорин? – не веря глазам, переспросил я, – но ведь это означает, что ты…

– Да, я умерла. Это случилось через год после нашего расставания. Я возвращалась домой поздно, и трое бандитов изнасиловали меня и убили, а потом опять изнасиловали.

– О, господи, – ужаснулся я.

– Да, когда меня насиловали при жизни, было больно и неприятно, а после смерти мне даже понравилось. И еще, я хочу тебе сказать, что жалею о том, что тогда бросила тебя. Понимаешь, когда меня убивали, у меня самопроизвольно сработал мочевой пузырь, и я обмочилась. Насильников, впрочем, это не остановило. Так что мы теперь квиты.

Внезапно все помещение церкви заполнилось звуками странной музыки, казалось, исходящей от всех стен. Она не походила на традиционную органную партитуру, но в то же время я улавливал в мелодии какие-то знакомые нотки. Через несколько секунд меня озарило – звучала композиция «Металлики» “The Unforgiven”, но только переработанная и исполненная на совершенно других инструментах.

– Пойдем, трансфигурант, – сказала моя собеседница, – начинается месса.

– Но я еще не досмотрел все картины, – возразил я.

– В другой раз, – Лорин взяла меня за руку, и я почувствовал, что ее пальцы холодные, как лед, – ты не должен пропустить службу.

Мне очень хотелось знать, что изображено на последней картине, которая, судя по всему, должна именоваться “Трансфигурация”, но пришлось подчиниться и послушно проследовать за Лорин к скамьям, на которых уже сидели прихожане. Я увидел среди них Артура и гадкого следопыта, но большинство собравшихся были мне незнакомы. У некоторых спереди красовался Y-образный разрез, и я догадался, что скорее всего, это покойники из морга, в присутствии которых Эвелин занималась своими извращениями.

Посмотрев на кафедру, я оцепенел от неожиданности. Теперь к ней спереди добавился операционный столик, на котором лежало тело незнакомой мне девушки. Впрочем, лежащая слегка шевелилась, но по мертвенно бледной коже я понял, что это покойница, как и большинство сидящих на скамьях прихожан. Роджер нависал над ней с торжественным видом в своем халате и резиновом переднике, сжимая в руке ослепительно блестящий скальпель.

Когда рука патологоанатома со скальпелем опустилась и сделала первый надрез на теле женщины, толпа прихожан выдохнула в восхищении. Я увидел, что все взгляды собравшихся были направлены на творившееся перед их глазами действие, а на лицах застыло чувство глубокого обожания. Пока Роджер орудовал скальпелем, покойница дергалась и извивалась на столе, будто была живая, но при этом не издавала ни звука. Внезапно я ощутил, как рука сидящей рядом Лорин скользнула мне между ног, ее пальцы обхватили мой член и начали теребить его. Я обвел взглядом остальных прихожан и увидел, что большинство из них занимались самоудовлетворением, не обращая внимания ни на что, кроме процедуры вскрытия тела. Мало того, забрызганный кровью передник патологоанатома теперь явно топорщился между его ног и, наконец, он сунул туда свободную руку, продолжая второй рукой со скальпелем делать основную работу, и принялся яростно мастурбировать.

Через несколько минут сидящие на скамьях прихожане вдруг обратили внимание друг на друга и, прекратив онанировать, начали совокупляться в самых различных позах. Прямо перед нами знакомая мне женщина, умершая от отравления таблетками, уселась верхом на член Артура, одновременно лаская ртом пенис неизвестного мне молодого парня. Еще один мужчина встал сбоку и засунул свой орган в рот бывшего мужа Эвелин. Чуть поодаль гадкий следопыт прижал к скамейке своим грузным телом десятилетнего мальчика с Y-образным разрезом, с кряхтением втискивая свой пенис ему между ягодиц. Я хотел вмешаться, на Лорин остановила меня:

– Нет, не надо. Мы все мертвые. Мы не можем кончить.

– Зато я могу, – закричал я, – и в приступе какого-то возбуждения завалил на лавку свою бывшую подругу, после чего протолкнул свой уже давно возбужденный член в ее холодную вагину.

Однако, что-то было не так. Несмотря на дикое и постоянно нарастающее возбуждение, оргазм у меня не наступал, как я ни старался. Видимо, имело значение, что я находился в окружении мертвецов и как бы уподоблялся им. Между тем, Роджер, продолжая одной рукой копаться во внутренностях дергающейся на столе покойницы, другой достал из-под халата и передника свое мужское достоинство и демонстративно кончил прямо в недра разверстой грудной клетки трупа.

Безумная оргия продолжалась. Лежа на Лорин, я видел, как патологоанатом погрузил обе руки в брюшную полость мертвой женщины, извлек оттуда какой-то внутренний орган, но вместо того, чтобы поместить его в банку с формалином, кинул брызжущий кровью комок мяса в толпу совокупляющихся прихожан. Затем еще и еще. Член Роджера вновь стоял.

“А старичок-то силен”, – подумал я о нем с восхищением.

Между тем, действия моих соседей становились все более и более агрессивными. Женщина спереди рвала зубами пенис молодого парня, в то время, как Артур ногтями раздирал ей грудь. Другой мужчина, которому бывший муж Эвелин уже откусил мужское достоинство, вцепился зубами в его шею, целенаправленно перегрызая артерии.

– Ты должен растерзать меня, – закричала Лорин, – это будет вместо оргазма. Пожалуйста!

– Извини, – сказал я, вставая с нее, – но здесь есть кое-кто, кого я с гораздо большим удовольствием порву на кусочки.

Гадкий следопыт распластал свое жирное туловище на несчастном десятилетнем мальчике, периодически дергая бедрами и одновременно откручивая голову своей жертве. Я немного постоял над ним и произнес:

– Может, конечно, я оказываю тебе большую услугу, но с каким удовольствием я это делаю!

После этих слов я наклонился, подсунул руки с двух боков под живот мерзавца, и схватив пальцами края разреза, буквально вывернул тело наизнанку так, что внутренности посыпались на мраморный пол. Бросив остатки негодяя рядом, я долго в какой-то ярости топтал их ногами, возбуждаясь от чавкающих звуков, с которыми они лопались, окатывая кровью мои ноги.

– Подойди сюда, трансфигурант, – услышал я громкий голос Роджера.

Я посмотрел в сторону кафедры и увидел, что патологоанатом смотрит прямо на меня. Глаза его пылали тем же неестественным огнем, что я наблюдал у Эвелин, седая шевелюра была всклокочена, халат и передник залиты кровью, а член торчал, нацеленный на меня, точно перст указующий.

Я медленно приблизился. Рядом с кафедрой в тени стояла Эвелин-трилобит. Только лицо ее оставалось человеческим. Спереди же все тело было покрыто темным панцирем, по бокам окаймленным множеством щупалец-ресничек.

– Трансфигурант, ты можешь совокупиться с Богом-Самкой, – прогремел Роджер.

Эвелин шагнула мне навстречу, и я заметил в нижней части ее панциря черное отверстие. Уж не знаю, являлось ли оно тем, что надо, или нет, но мне было уже безразлично. Я схватил свою возлюбленную, почувствовав, как реснички оплетают меня, и вогнал член прямо в это отверстие. И сразу же кончил. И проснулся…

Оргазм был настолько сильным, что я стал щупать диван под собой, ожидая найти мокрое пятно. Но на удивление, все оказалось сухо, и только на полу красовалась лужа блевотины. Несмотря на кошмар, физически я себя ощущал значительно лучше. Голова перестала болеть, а тело казалось не таким уставшим, как накануне вечером. Одеваясь на работу, я размышлял о том, что все-таки означают мои сновидения. Скорее всего, их загадка крылась в моей нездоровой психике, которая так своеобразно пыталась истолковать все сексуальные девиации последних дней. Не существовало никаких Бога-Самки и уж тем более Бога-Ископаемого, а Роджер являлся обычным патологоанатомом, а не настоятелем непонятного религиозного культа. Была только парочка влюбленных друг в друга извращенцев, страдающих некрофилией, развившейся после инцидента с гадким следопытом, произошедшего в подростковом возрасте и повлиявшего на их дальнейшую половую жизнь.

Внезапно в голову мне пришла интересная мысль. Я включил компьютер, зашел в городскую социальную сеть, нашел свою школу, отфильтровал записи за год, когда познакомился с Лорин, и вскоре обнаружил ее аккаунт. Практически не читая посты, я пролистал до самого низа странички и увидел, что самое последнее сообщение создано примерно через год после нашего путешествия в горы.

“Это ни о чем не говорит, – твердил я себе, – возможно, она просто переехала в другой город и завела новый аккаунт. Я же не слышал ни о каком убийстве”.

Сказать по правде, тогда я настолько сильно был погружен в подготовку к поступлению в колледж, что абсолютно не интересовался тем, что происходило вокруг.

Я хотел открыть подборку местных новостей за эти числа, но в конце концов, не стал этого делать. Мне было реально страшно, что я обнаружу там статью о трагедии, случившейся с моей бывшей подругой.

Придя на работу, я первым делом направился в кабинет директора.

– Заходи, кладоискатель, – сказала Эвелин, когда я постучал.

– Почему ты меня называешь кладоискателем, а не трансфигурантом? – выпалил с порога я.

– Кем, кем? – директриса смотрела на меня с явным изумлением.

– Трансфигурантом. Ты знаешь, что означает это слово?

– Я могу только догадываться. Трансфигурация – это преображение. Трансфигурант – это тот, кто подвергается преображению. Но с какой стати мне тебя так называть?

– Ладно, забудь, – отрезал я и пошел к себе заниматься с пациентами.

Ближе к вечеру Эвелин сама зашла в мой кабинет.

– Что не ладно, кладоискатель? – задала она вопрос.

– Все не ладно, – взорвался я, – или ты называешь ладным то, чем мы занимаемся?

– Мы просто любим друг друга так, как нам приятнее это делать. Это отличается от того, как принято заниматься сексом у большинства других людей, но что с того? Мы же не причиняем никому вреда. Это наше личное дело.

Она немного помолчала, а затем спросила:

– Ты ведь любишь меня?

Я вздохнул.

– Не знаю. Когда мы вместе, я без ума от тебя, но потом у меня возникает чувство отвращения от всего, что происходит. И тогда мне кажется, что я тебя ненавижу.

Эвелин молча смотрела на меня грустными глазами.

– Почему ты в прошлый раз сказала, что вся моя сперма должна принадлежать только тебе? -продолжал я, – получается, я у себя дома в туалете и подрочить не могу?

– Я имела в виду совсем другое. Если бы ты кончил в ту мертвую женщину, то при вскрытии Роджер наверняка бы обнаружил следы спермы в ее влагалище, которых раньше не было. Появились бы вопросы.

– Тогда ты подразумевала нечто другое.

– Хорошо, – признала Эвелин, – я, действительно, не хотела терять возможность получить оргазм.

– Вот, ты думаешь только о себе. Ты заставляешь меня заниматься с тобой анальным сексом, хотя мне это не очень нравится, и я бы предпочел традиционный вариант.

– Ну хорошо, – пожала плечами моя собеседница, – когда у меня будут безопасные дни, я разрешу тебе трахнуть меня в вагину. Тебя это устраивает?

Я кивнул головой и задал следующий вопрос:

– Мне очень надо посмотреть на фотографию Артура. Мне опять приснился сон, и твой бывший муж являлся одним из его действующих лиц. Если сны являются только плодом моего воображения, то реальная внешность твоего супруга будет отличаться от той, что я видел во сне.

– Да, конечно, – согласилась Эвелин, подошла к моему компьютеру и загрузила какую-то страничку в Интернете, – вот, смотри.

Мужчина на открытой фотографии был одновременно и похож, и не похож на Артура из моего сна. Казалось, отдельные черты лица в точности совпадали, и в тоже время другие признаки разительно различались.

– Ну что?

– Не знаю, – я вздохнул, – он одновременно и похож, и не похож.

– Иди домой, кладоискатель, тебе надо просто отдохнуть. Выпей снотворного и как следует отоспись. Все будет нормально.

– Иногда мне кажется, – сказал я, вставая, – что нам лучше не быть вместе. Отпусти меня. Я уеду в другой город и найду новую работу. Мы могли бы иногда общаться через Интернет, если хочешь.

Эвелин сжала губы.

– Это совершенно исключено. Вся моя жизнь – это ты. Даже когда мы были в разлуке, я думала только о тебе, предвкушала нашу будущую встречу. Не будет тебя, и у меня пропадет смысл существовать. Я просто умру, и это не пустые слова.

Я молча оделся и вышел из кабинета, а она осталась сидеть, провожая меня своим грустным, но по-прежнему горящим взглядом.

Я последовал совету своей подруги и выпил на ночь снотворного. Результат оказался не таким уж плохим. Спал я беспокойно, но если у меня и были какие-либо кошмары, то утром я их абсолютно не помнил. Эвелин старалась меня не беспокоить. Несколько раз она заходила поговорить о рабочих делах, но я прекрасно понимал, что это был только предлог увидеть меня. Пару раз она просто садилась напротив и молча смотрела, как я заполняю карточки пациентов, а затем также молча уходила. Меня это вполне устраивало. Однако, я осознавал, что затишье не может длиться постоянно, и рано или поздно наступит день, когда мне вновь придется спуститься с ней в морг.