Текст книги "Издержки профессии (СИ)"

Автор книги: Ginger_Elle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Я мечтал об этом… – тихо сказал мужчина, очерчивая ладонью контуры мышц на животе Макса.

– Ты всё уже видел, и не раз.

– Да, видел. Но я не мог касаться тебя.

Макс сам начал расстёгивать рубашку на Ви. Даже в полумраке комнаты были видны следы от ожогов. На настоящие ожоги они не были похожи – просто полосы розовой зарубцевавшейся ткани на груди, животе, сгибах локтей. Менее заметные следы были на руках ближе к запястьям и на шее с одной стороны. Макс осторожно провёл пальцами по одному из шрамов, словно боясь причинить боль.

– Мне уже не больно, – произнёс Воскресенский, пристально глядя на парня голубыми глазами, в темноте казавшимися невероятно яркими на смуглом лице.

Макс не испытывал абсолютно никакого стеснения перед Ви, и нагота другого мужчины его тоже не пугала. Когда-то он слышал фразу «Когда любишь, пол не имеет значения», теперь же он не просто понимал её, он чувствовал правоту этих слов где-то глубоко внутри. Их полностью обнажённые тела сплетались и вжимались одно в другое, иногда на секунды расходясь, чтобы потом лишь сильнее прильнуть друг к другу. В этих движениях был одним им понятный ритм, страстное единение и невероятная близость.

Когда пальцы Ви завладели его членом, Макс подумал, что всё будет так же, как тогда на съёмке, с той лишь разницей, что у него уже была эрекция – от их предварительных поцелуев и ласк. Но мужчина, сделав лишь несколько движений, крепко обхватил его за бёдра, немного подтолкнул ввёрх, на подушки, а сам склонился над пенисом парня. Он коснулся его губами и сделал несколько движений языком, тут же успев ухватить и прижать к дивану рванувшегося в сторону Максима. Он понимал, что тот чувствует сейчас: ему, конечно, нравится – это не может не нравиться – но он думает, что партнёр делает ему одолжение; Макс не понимает, что другому это тоже доставляет удовольствие. Это было возбуждающе и приятно: чуть шероховатая бархатистая поверхность, нежная, как нигде больше, гладкая влажная головка, вкус, запах, жар, напряжение, медленное скольжение языка, еле заметный трепет тела. Тела дорогого человека… Когда-нибудь мальчик всё это поймёт.

Макс чувствовал, как его бёдра совершенно помимо воли приподнимаются, подаются вперёд и начинают ритмично покачиваться. Он словно терял контроль над собственным телом. Когда он увидел, как Ви берёт в рот его член, ему будто в голову что-то ударило: головокружение, гулкое биение крови и невыносимое желание. Он вряд ли мог назвать свой предыдущий сексуальный опыт богатым, но всё равно такого он не испытывал никогда. Он наблюдал как зачарованный, не в силах отвести глаз, и от каждого движения лавинообразно усиливались возбуждение и томительное тепло в ногах, животе и паху, которое как будто бы густело и накапливалось, пока не достигло невероятной, нестерпимой уже сладости.

– Я сейчас… вот сейчас… – еле сумел произнести он.

Он изогнулся всем телом, запрокинув голову, и застонал, забыв обо всём на свете, вжимаясь в любовника сильнее и резче.

Потом они просто лежали, обнявшись и бессознательно проводя пальцами по влажным телам друг друга. Через пару минут рука Макса нащупала член мужчины, несколько раз осторожно сжала, а потом начала движения вверх и вниз. Ви прикрыл глаза и улыбнулся. Парень так редко видел улыбку на его лице, он сделал бы многое, чтобы видеть её снова, снова и снова… Он прижался губами к приоткрытому рту Воскресенского, нашёл своим языком его язык и начал целовать, не прекращая движений пальцами. Он не верил, что делает это… Что с ним происходило? Он словно с ума сходил…

Ви обнял его, и они перевернулись так, что мужчина оказался внизу, а Макс устроился сидя на его бёдрах. Теперь и Воскресенский мог взять в руки член парня. Он дождался наступления эрекции и, чуть разжав пальцы Макса, придвинул его ближе к себе так, чтобы их пенисы соприкасались. Парень сразу уловил идею.

– Только не торопись, хорошо? – сказал Ви. – Иначе я кончу гораздо раньше тебя.

Макс кивнул. У него самого язык ни за чтобы не повернулся сказать что-нибудь на эту тему, но Ви нисколько не стеснялся учить его и направлять. Макс глядел на его лицо, широкую грудь с негустыми тёмными волосами там, где не было ожогов, почему-то стыдясь, не смея посмотреть ниже, где соприкасались и тёрлись друг о друга его и Воскресенского члены и пальцы. Ви тоже поднял на него глаза: они так и смотрели друг другу в глаза до самого того момента, когда Макс почувствовал приближение оргазма. Веки опустились сами собой, словно внутри жила какая-то особая сила, которая завладевала его разумом и телом, заставляла бесстыдно раскачиваться на бёдрах любовника, сильнее сжимать в руках его член и без стеснения стонать от удовольствия.

Когда всё было кончено, он опустился на скользкий от спермы живот Ви и прижался к нему всем телом. Тот обнял его.

Утром Воскресенский проснулся от солнечного света, яркого даже сквозь задёрнутые шторы, и от ходьбы, перестуков и шума воды за стеной. Где-то далеко плакал ребёнок, поближе уже ругались и кричали. Ви достал из кармана рюкзака прозрачный пакетик с застёжкой-молнией, где хранились зубная щётка, паста и прочие туалетные принадлежности, и тихо ушёл в ванную. Он уже много лет не видел таких комнат со стенами, выкрашенными зелёной краской до уровня глаз, а выше побеленными. Он никогда не понимал, зачем это делалось. Когда он включил воду, трубы взвыли, затряслись, но через несколько секунд успокоились.

Что ему делать с Максимом? Как оставить его здесь, в этой комнате с поломанной мебелью и вечно пьяными соседями за стеной? Сегодня была суббота, а уже в понедельник Воскресенскому нужно было лететь назад в Штаты.

Он вернулся в комнату: мальчик поменял позу, раскинувшись на весь диван, но по-прежнему спал, невероятно красивый, совсем юный, беззащитный. На правой щеке остались следы от подушки, нижняя губа капризно, по-детски выдавалась вперёд.

Ви сел на стул, стоявший в паре шагов от постели. «Что мне делать с тобой? Как мне теперь уехать от тебя? Максим, мальчик мой, родной, милый, светлый… Моё сокровище, моё вдохновение… Ты простил мне все те ужасные вещи, а я… я опять собираюсь оставить тебя».

Руки невольно потянулись к рюкзаку, чтобы достать фотоаппарат и запечатлеть этот момент, но Воскресенский сдержался. Это было бы почти… нечестно. Он должен помнить сам, на всю жизнь удержать эти волшебные секунды в душе и сердце.

Глава 12

Они провели субботу практически не выходя из квартиры, Воскресенский только свозил Макса на обед в ресторан. Остальное время оба бездельничали и болтали, валяясь на диване: больше нигде они не могли бы вот так разговаривать, касаясь друг друга, обнимая или целуя. Они оба чувствовали оторванность от мира – ничего вокруг не существовало, были только они.

Утром Ви сказал то, о чём промолчал вчера: в понедельник у него был самолёт в Америку. Предстоящая съёмка для американского «Vogue» была делом, которое нельзя было ни отложить, ни пропустить. Макс не сказал ничего кроме: «Да, я понимаю». Сначала он был будто бы немного расстроен, но потом вернулся к прежнему радостно-спокойному настроению: у них был всего лишь один день, и надо было пользоваться тем, что есть.

– Поехали со мной завтра в Москву, – предложил ближе к вечеру Ви.

– Зачем? – спросил Макс. Его голова лежала на плече Воскресенского.

– Ещё один день вместе, вот и всё. – Рука Воскресенского легла на его коротко стриженые волосы. – И ещё одна ночь. В понедельник сядешь на поезд и вернёшься.

– В понедельник я должен быть на работе.

– Нельзя отпроситься на один день?

– Я могу позвонить, попробовать, – неуверенно начал Макс, но по тону было понятно, что он хотел бы поехать. Это давало им лишь сутки, большая часть которых уйдёт на дорогу до Москвы и сон, но даже если это были всего несколько часов вместе с Ви, то они того стоили.

Они приехали в Москву ближе к вечеру в воскресенье. Воскресенский загнал машину в гараж, чтобы потом специально не тратить на это время, и дальше они поехали на метро. Квартира Ви – большая трёшка на четвёртом этаже многоэтажки – была в десяти минутах ходьбы от станции «ВДНХ». Макс быстро пробежался по комнатам. В кухне и ванной был сделан хороший стильный ремонт, остальное оказалось весьма обыкновенным.

– Нет времени довести ремонт до конца, – пояснил Ви. – Я в Москве бываю месяца два в году, и всегда дел выше крыши.

– Тебе для одного не много места? – спросил Макс.

– Когда я покупал, то жил не один. Но да, она большая. Мне бы на такую тогда денег не хватило, но от бабушки полквартиры осталось в наследство.

– А вторая половина? – поинтересовался парень, только потом поняв, что вопрос был не особо тактичным.

– Вторая – младшему брату.

– У тебя брат есть?

– Есть. Я, правда, его лет пять не видел. Созваниваемся только по большим праздникам.

– Почему?

Воскресенский усмехнулся:

– Догадаешься с трёх раз? Родители даже по телефону со мной не разговаривают уже много лет. Я, пока учился и в Штатах работал, им особо ничего не рассказывал, а потом… Ну, я жил с мужчиной, в смысле постоянно жил, и здесь тоже. Конечно, они узнали. Теперь общаюсь только с тёткой, она сообщает, что с ними и как.

Макс ничего не ответил, только чуть поджал губу. Он вдруг живо представил себе, что будет, если Стас про них с Воскресенским узнает. Нет, даже думать про такое не хотелось.

Ви пошарил рукой за холодильником и включил его в розетку: по дороге они купили кое-что из еды на ужин и завтрак. Когда мужчина открыл дверцу, то сразу раздался возглас:

– Соня, мать её! Чтоб я ещё раз пустил её сюда!..

Воскресенский вытащил из холодильника пакет с чем-то, возможно, бывшим когда-то виноградом и одноразовый пластиковый контейнер с… хм, с плесенью. Конкретнее сказать было трудно.

– А если б я сюда до августа не приехал? Оно бы открыло холодильник изнутри и ушло. – Ви выбросил гадость в мусорное ведро и сполоснул руки. – Мерзость какая…

– Ты в августе приезжаешь? – спросил Макс.

Ви подошёл к нему и обнял:

– Мы что-нибудь придумаем. Я не хочу… не могу ждать до августа. Это четыре месяца. У меня в мае съёмки в Европе, ты можешь приехать ко мне.

Макс соединил руки на поясе Воскресенского.

– У меня работа и диплом. И загранпаспорта нет, а до мая вряд ли сделают.

– Когда вернёшься, начни делать. Но диплом остаётся… Слушай, а тебя в армию не заберут? – обеспокоенно спросил Ви. Ему это только сейчас пришло на ум.

– Не-а, у меня в начальных классах травма головы была. Даже маленькая вмятина осталась, вроде ступеньки.

– Тут? – произнёс Воскресенский, дотрагиваясь до головы Макса возле левого уха.

– Ага, тут.

– Я заметил, – прошептал Ви, касаясь губами волос мальчика.

***

Его что-то разбудило посреди ночи. Он долго лежал в темноте, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить Максима, спавшего рядом, но понял, что сон пропал окончательно. Ви тихонько поднялся и ушёл на кухню. Времени было три утра. Уже сегодня после обеда у него самолёт, а у Макса поезд. Вот и всё. Двое с небольшим суток пролетели, словно их и не было вовсе.

Через полчаса Воскресенский вернулся в спальню и лёг в кровать. Под одеялом было тепло. Максим всегда был очень горячим, словно с температурой. Он ещё раньше это заметил, во время съёмок.

– Не спится? – спросил Макс, протягивая к нему руку.

– Разбудил тебя? – Воскресенский сжал лёгшие ему в ладонь пальцы. – Ещё совсем рано. Спи.

Парень перекинул через него руку и тихо произнёс, почти прошептал, на ухо:

– Я хотел спросить, почему ты… – он немного помолчал, потом продолжил: – Ты не хочешь меня, ну… по-настоящему?

Ви развернулся к нему:

– То, что я не набросился на тебя в первый же день, не значит, что я не хочу. Слишком рано – вот и всё.

– Почему рано? Я всё знаю…

– Ты ничего не знаешь, – улыбнулся Воскресенский, прижимая Макса к себе. – Это вовсе не обязательная часть программы. Многие пары вообще никогда таким не занимаются, потому что далеко не всем это нравится.

– Ну и пусть не занимаются! Почему ты не хочешь?

Ви сел на кровати и покачал головой:

– У нас очень мало времени, и если тебе не понравится – а первый раз тебе, скорее всего, не понравится – ты так и останешься с этими не самыми приятными впечатлениями и о сексе, и обо мне. Возможно, мы не увидимся несколько месяцев после этого. Не хочу всё портить. Я и так уже наломал дров.

– Можно подумать, что когда-нибудь потом всё будет иначе.

– Да, именно так и будет. Ты будешь доверять мне и не постесняешься сказать, если что-то не так.

Макс забрался на Ви и устроился на его коленях лицом к лицу:

– Я тебе доверяю. Мне хорошо с тобой. А если ты уедешь, я так и буду думать… я так и не узнаю… Ничего не узнаю. Когда тебя не было, я всё время вспоминал про ту фотосессию в номере. И даже про то, как ты накинулся на меня в гостинице, потому что мне нечего больше было вспомнить. Я не умею объяснять всё так хорошо, как ты, но ты ведь понимаешь, да?

– Я понимаю, – ответил Воскресенский, целуя любовника в губы.

Макс немного придвинулся к нему, обнял и начал целовать, настойчиво ёрзая по бёдрам Ви. Эта попытка соблазнения была такой искренней, милой и неловкой, что у мужчины подступил комок к горлу. Что он сделал такого хорошего в жизни, что получил этого удивительного мальчика? Чем он заслужил это счастье?

Ви легонько куснул Макса за нижнюю губу, провёл ладонями по его узкой спине от плеч к пояснице и шумно выдохнул:

– Чёрт, я ведь не железный! Я хочу тебя, очень-очень тебя хочу… – Он начал целовать его шею, плечи, выступающие ключицы, чувствуя, как от его поцелуев твердеет член Максима; у него самого уже давно стояло, с самого начала их разговора. – Безумно хочу…

Воскресенский на несколько секунд отпустил парня и нагнулся к стоящей возле кровати тумбочке, чтобы порыться в выдвижном ящике. Ему было почти стыдно перед Максимом за то, что он привёл его в эту квартиру и занимался с ним сексом на той же самой кровати, где когда-то спал с Данилой. Нет, Данила тут ни при чём, он был важной частью его жизни, и этого незачем стыдиться… Но уже после него, после пожара и долгих месяцев в больнице он спал в этой самой постели с многими другими (правда, ни с кем больше одного раза), и здесь всё нужное было под рукой на случай, если он вдруг встретит кого-то и притащит домой.

Он, ни на миг не переставая целовать Макса, уложил его на спину. Тот развёл ноги, словно этого и ждал. Ви не торопился – рядом было достаточно других чувствительных мест, которые можно было ласкать, гладить, сжимать. Когда его палец скользнул внутрь, Максим распахнул до этого полузакрытые глаза – от неожиданности, не от боли, и даже в почти совсем тёмной комнате было видно, как напряглись мышцы у него на животе, ноги он тоже непроизвольно свёл, но совсем чуть-чуть.

Воскресенский сделал несколько осторожных движений.

– Мне не больно, – тихо сказал Макс.

– Я знаю. Но ты сильно меня сжимаешь. Если ты передумал…

– Нет, я не передумал, – не дал ему договорить парень.

Ви старался быть очень нежным и аккуратным, он меньше всего на свете хотел причинить Максиму боль, хотя и понимал, что вряд ли удастся избежать её совсем. Он добавил ещё один палец, не сводя глаз с лица парня, чтобы понять, что тот чувствует.

Он сел удобнее и свободной рукой начал стимулировать член Макса, чтобы отвлечь партнёра от, возможно, неприятных ощущений, и, может быть, чтобы отвлечь себя: быть внутри – даже пальцами – оказалось настолько волнующе и сладко, что он стискивал зубы, чтобы не застонать. Ви осторожно растягивал парня и готовил, пока не почувствовал, что Максим уже не так напряжён и даже иногда приподнимает бёдра, реагируя на более сильное сжатие члена. Он попробовал ввести ещё один палец, но быстро передумал: он только замучает мальчика раньше времени.

Через пару минут он убрал руку и наклонился к члену Максима, несколько раз поцеловав и лизнув. Парень задрожал в ответ. Поцелуи Воскресенского побежали вверх, по животу и груди к шее и уху.

– Если ты всё ещё хочешь… – прошептал он.

– Да, – только и произнёс Макс. Он перевернулся на живот, обхватив обеими руками лежавшую рядом подушку. Прохладное, гладкое почти как шёлк бельё приятно холодило пылавшие лоб и щёки.

Воскресенский предпочёл бы, чтобы он остался лежать на спине – так бы он мог видеть и слышать его – но не стал настаивать, тем более в такой позе самому Максу будет легче. Он гладил его плечи, острые лопатки и худые мускулистые бёдра, целовал так просто и откровенно отданное ему тело, юное, красивое, жаркое, трепещущее. Он мог бы смотреть на него бесконечно. Оно не было идеальным, но для него, именно для него, оно было самым дорогим, чудесным и желанным.

Когда он начал входить в Максима, то хотел сказать, что они могут остановиться, если будет нужно, но он уже не был уверен, что сможет теперь остановиться. Он так сильно хотел им обладать, что едва сдерживался от того, чтобы не толкнуться внутрь быстрее, сильнее и не войти в него сразу, одним движением. Ви увидел, как мальчик глубже вжимался в подушки, но не пытался ни вырваться, ни поменять позу – он принимал его. Понимать это, переживать за него и одновременного испытывать столь жгучее, нестерпимое желание было мучительно и сладко одновременно. От этого приправленного горечью блаженства можно было сойти с ума: оно разрывало ему сердце на части.

Он двигался медленно, размеренно, с каждым разом проникая чуть глубже в жаркую и тесную плоть и чувствуя непроизвольные ответные движения Максима – мягкое сжатие и покачивание в одном ритме с ним. Ви приподнял бёдра любовника немного выше, чтобы было легче достать до его члена, и сжал его. Эрекция у парня наполовину пропала, но с каждым движением руки Ви медленно возвращалась. А сам Воскресенский был уже почти на грани: ощущения были острыми и восхитительными и продолжали усиливаться, хотя это не казалось уже возможным. Он не стал сдерживаться и оттягивать оргазм, из-за чего тот наступил очень быстро, заставив Ви стонать и содрогаться всем телом, прижавшись к изогнутой спине любовника и кусая его плечо.

– Я не сделал тебе больно? – спросил он, едва переведя дух.

Макс повернул голову:

– Нет. Всё хорошо.

Ви хотел выйти из него, но парень попросил:

– Останься. Я хочу так, с тобой…

Воскресенский только сейчас сообразил, что его правая рука до сих пор держит член Макса. Он начал двигать ей, слегка надавливать и сжимать, стараясь быстрее довести любовника до оргазма. Пусть потом, пусть на пару минут позже него… это всё равно было гораздо лучше полного отсутствия желания. Когда Максим кончал, по всему его телу пробегала такая невыносимо приятная, страстная судорожная дрожь, что Ви ощутил, как его член внутри парня снова твердеет.

Макс тоже это почувствовал, и где-то глубоко в душе ему стало от этого хорошо. Больно не было, кроме, может быть, первых секунд: необычно, иногда не особо приятно, но не больно, а порой даже проблескивали искорки удовольствия, но он был в таком напряжении, почти граничившим со страхом, что не был способен на них сосредоточиться. Теперь же ему даже нравилось ощущать Ви в себе и находить в этом странное удовлетворение, словно они становились ещё ближе друг другу.

И всё-таки до конца примириться с испытываемыми чувствами было сложно. Последние дни походили на безумие, на помешательство, на нелогичный, запутанный сон… И он боялся снова проснуться в своей крохотной комнате, где не будет никаких следов и доказательств того, что Воскресенский был здесь. Он не хотел просыпаться.

– Спасибо, – прошептал ему на ухо Ви.

***

Макс сидел на диване, ещё раз пересматривая, не забыл ли чего. Маленький рюкзак, который он взял с собой, был почти пустым. Самое важное лежало по своим кармашкам: документы, деньги, билет на поезд. Воскресенский ходил по квартире, проверяя, что всё, что нужно, выключено, окна закрыты, а в холодильнике на этот раз не оставлена еда. У него багажа тоже было немного: рюкзак с фотоаппаратом и вещами первой необходимости и маленькая сумка со сменой одежды. Пора было уезжать. Такси Ви уже вызвал.

Полдня пролетели неуловимо быстро, Макс и глазом моргнуть не успел. Они пообедали дома, потом Воскресенский ненадолго ушёл по каким-то своим делам, вернулся, вызвал такси – и всё. Они почти не разговаривали о том, что будет дальше. Об этом даже не хотелось говорить – только портить настроение, теряя драгоценные минуты, которых у них было так мало. Ви лишь сказал, что до конца года точно не сможет уехать из Штатов из-за уже заключённых контрактов, да и потом вряд ли вернётся в Россию, по крайней мере, он раньше этого не планировал. Может быть, Европа, но не Россия. Макс его понимал: для него здесь было мало проектов достаточно высокого уровня, ну и деньги тоже были другими. Он снимал самые разные вещи, но основным источником заказов всё равно оставалась индустрия моды; на родине масштабы были совершенно не те. У Воскресенского были сложившаяся карьера и имя. В отличие от него, Максу в общем-то было нечего терять.

– Машина уже здесь, – сообщил Ви, выглянув в окно.

Макс поднялся с дивана и вышел в большую прихожую. Он обернулся к Воскресенскому, стоявшему в дверях гостиной, и грустно улыбнулся:

– Каникулы закончились. Пора по домам.

Ви подошёл к нему и обнял:

– Это лишь на какое-то время. Надо всё обдумать, узнать. Я тебе позвоню, как только прилечу.

– Я знаю, но всё равно…

– Я понимаю, мне тоже тяжело.

Его рот нашёл мягкие и горячие губы Макса, и они долго целовались в прихожей, потому что теперь этого нельзя уже будет сделать нигде больше. Когда за ними закроется дверь квартиры, они попадут в другой мир.

Они сели в такси, и Воскресенский сказал:

– Какое-нибудь кафе поприличнее на Комсомольской площади или рядом, там подождёте, потом на Белорусский вокзал.

В машине они почти не разговаривали: Ви только давал Максу кое-какие указания. Его поезд отходил через четыре часа, и мужчине почему-то было страшно оставлять его вот так одного, в большой и незнакомой Москве. Он понимал, что Макс не ребёнок, что он в состоянии самостоятельно добраться до своего города на поезде, даже если никуда и не ездил раньше кроме как на пригородных электричках, но не мог пересилить в себе беспокойства. Когда он сравнивал, как каждому из них предстояло добираться до дома, то понимал, что ему, пусть и дольше, но гораздо легче, комфортнее и безопаснее. Наверное, он зря переживал: поездка в поезде не была такой уж страшной вещью. Ага, неизвестно ещё, что за соседи будут в купе… Надо было брать СВ. И почему он сразу не подумал? Скорее всего, его тревога была как-то связана с тем, что произошло с Данилой: он боялся потерять и Максима тоже. Ему было страшно, что опять может случиться какое-то ужасное непоправимое несчастье, и он никогда больше не увидит этого мальчика, которого лишь недавно нашёл. Только не сейчас, пожалуйста, Господи, только не Максим!..

В кафе они заказали по кофе, а Максу ещё каких-то блинчиков. Такси ждало на улице.

– Сиди здесь и никуда не выходи, – снова инструктировал парня Воскресенский. – Вокзал ты видел, не перепутаешь. Если за двадцать минут до отхода поезда выйдешь, и то не опоздаешь, к тому же поезд вряд ли раньше подадут. Нечего тебе там шататься, грязь да куча народу. Сиди здесь.

– Я уже слышал. Я всё понял. – Макс уже почти злился.

– Обещай, что будешь мне звонить, особенно если что-то случится, если нужна будет помощь. Пожалуйста, не стесняйся… Мне очень тяжело оставлять тебя тут, но раз иначе не получается, что поделать… Я хочу, чтобы ты приехал ко мне, когда закончишь учиться. Когда у тебя диплом?

– Защита в конце июня, но пока ещё выдадут.

– Значит, в начале июля ты уже сможешь приехать. Не так уж и долго. Я напишу тебе насчёт визы, я не очень в них разбираюсь, мне надо будет проконсультироваться с кем-нибудь. Легче всего получить B1/B2, но тебе могут не дать, потому что ты как раз заканчиваешь вуз. К тому же нам она не подходит, потому что я хочу, чтобы ты остался. Я не хочу, чтобы мы ездили друг к другу в гости. – Ви подождал, когда от их столика отойдёт официантка, которая принесла кофе, и продолжил: – Я бы забрал тебя с собой прямо сейчас, если бы мог, но все эти формальности… Твоя учёба, документы, визы… Мы что-нибудь придумаем, я обещаю. Ты ведь приедешь?

– Да, если всё получится. – Макс слегка растерялся. Они три дня не заговаривали об этом, и вдруг теперь, в последние минуты, Ви вываливает на него всё разом.

– Я попробую подыскать тебе работу там, несколько проектов. Маргарита найдёт агентство, чтобы всё было официально. Мне пока не приходит в голову никакой другой способ вытащить тебя отсюда. Тебя кто-то хотел снимать, мне Соня говорила… Потерпишь немного, меня же ты терпел. Только вот язык… Слушай, как у тебя с английским?

– Ближе к никак, – честно признался парень. – В школе учил, конечно, но говорить совсем не могу.

– Понятно. Это проблема решаемая, – заявил Воскресенский, залпом выпивая чуть ли не всю чашку кофе. – Времени уже нет. Надо бежать. Осталась одна вещь…

Ви пошарил во внутреннем кармане куртки, вытащил белый конверт и быстрым движением сунул его Максу.

– Тебе понадобится. Паспорт, виза, поездка на собеседование, да мало ли куда. На курсы английского походи, если время будет. И сними себе нормальную квартиру! Я спать не смогу, если буду думать, что ты живёшь в этом сумасшедшем доме.

Макс дотронулся до конверта – тот был плотным и толстеньким.

– Тут… много.

– Средне. Сто пятьдесят.

– Я не могу…

– Я специально дал их тебе в последний момент, чтобы у тебя не было времени отказаться, – улыбнулся Ви своей особенной хитрой улыбкой, как будто он знал про Макса всё, больше, чем он сам, и встал из-за стола. – Мне пора.

Парень тоже вскочил на ноги, сжимая конверт с деньгами в руках. Ви обнял его и быстро прошептал на ухо:

– Я люблю тебя.

Он отпустил Макса, тут же развернулся и вышел из кафе. Парень, всё ещё растерянный, ошеломлённый этим неожиданным напором, сел на свой стул. Ви уехал. А он остался тут, с тарелкой блинов, чашкой чёрного кофе и пачкой денег. С беспорядочным ворохом воспоминаний и тихим шепотом Ви, до сих пор звучащим в голове.

Я люблю тебя.