Текст книги "Дорога на Запад (СИ)"

Автор книги: Geschwisterchen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

}Мы хранили молчание, а Билл смотрел нам в глаза, тяжело дыша. Наверное, это был момент истины, момент, когда мы все были раскрыты друг перед другом. Тадеус, оторвавшись от своей трубки, наконец, промолвил:

}– Я верю тебе, сынок. Ты не раз доказывал, что не оставишь нас в беде. Конечно, мы, – на этих словах полковник стрельнул в меня взглядом, – будем рады, если ты и дальше столь добросовестно будешь выполнять роль нашего проводника. А уж какие отношения у тебя с родным племенем, нас не касается…

}Билл вздохнул, и заметно было, что с большим облегчением. Этот разговор на рассвете у ручья сплотил нас еще сильнее, будто специально готовя перед будущими, весьма тяжелыми испытаниями.

***

}То, что Сидящий Бык был отчасти прав, мы поняли уже совсем скоро. Покинув гостеприимную деревню дакота через несколько дней, мы вскоре перебрались через Миссури и достигли земель шошонов.

}Билл строго наказал нам следить за лошадьми, ибо у шошонов они были не распространены, и частенько люди этого племени занимались конокрадством. Климат стал еще более засушливым, высокотравные плато сменили низкотравные, а порой и полупустынные прерии. Билл знал язык шошонов, но мы все равно старались пересекаться с ними как можно меньше. Наш проводник объяснил, что шошоны, в основном, живут для себя, и торговля интересует их мало. Именно это, а еще слухи о гонении восточных племен европейцами заставляют шошонов относиться к белым переселенцам с недоверием, а иногда и откровенно враждебно.

}Сиу снабдили нас припасами, за что мы были им очень благодарны, ибо в здешних местах водилось мало животных и птиц, пригодных для пропитания. Мои записи ограничивались лишь несколькими предложениями в сутки, поэтому иных причин для задержек кроме жары не существовало.

}Мы старались проходить мимо поселений шошонов рано утром или поздно вечером, чтобы остаться незамеченными, но иногда мы натыкались на их деревню днем. До определенного момента ничего страшного не происходило, но и наше везение должно было когда-нибудь кончиться…

}Тот день был ознаменован тем, что, наконец-то, на горизонте появились странные нагромождения, и Билл сообщил нам, что мы достигли предгорий Каменистых Гор. Можно сказать, что он вздохнул с облегчением, так как мы миновали земли северных шошонов и почти дошли до земель западных их собратьев. До полудня мы ехали без остановок и, сильно утомившись, решили передохнуть у единственного в обозримом пространстве дерева. Однако, едва мы успели спешиться, как Билл занервничал, вглядываясь вдаль, и заявил, что необходимо без промедления пускаться дальше в путь. Помниться, я был жутко недоволен подобным предложением, так как сильно устал и почти загнал свою лошадь, которая тяжело дышала и переминалась с ноги на ногу. Но спустя секунду я и сам понял, насколько проводник был прав: от едва различимой вдалеке небольшой деревеньки, состоящей из типи, отделилась группа из нескольких всадников. Нервозность Билла передалась и нам, поэтому мы как можно скорее, путаясь в стременах и поводьях, вскочили на лошадей. Билл пытался утешить нас, объясняя, что, возможно, приближавшиеся к нам всадники и не задумывали ничего плохого, но вдруг просвистевшая мимо стрела явно говорила об обратном.

}Я мгновенно достал ружье и сделал пару выстрелов в сторону наших противников, полковник последовал моему примеру, но оружие наше было, скорее, предназначено для охоты, и дальность выстрела оставляла желать лучшего. К тому же, всадников выстрелы явно не испугали, и при их приближении я смог разглядеть не меньше десятка преследователей. Возможностей сопротивления практически не было, и нам ничего не оставалось, кроме как пуститься наутек.

}Мы помчались во весь опор, держа курс на юго-запад, где, как прокричал нам Билл сквозь завывания ветра в ушах и свист стрел, должно было находиться знакомое ему поселение. Осла с поклажей нам пришлось бросить, так как тот не успевал, и потеря эта была достаточно значительной, потому что вьючную лошадь мы старались не нагружать и сохранить для смены, а большую часть наших вещей вез как раз-таки осел. Всадники позади не отставали, хотя доставшийся им трофей несколько поумерил их пыл, и стрелы проносились уже куда реже. Мы чуть сбавили ход, решив укрыться за невысокими скалами, и оттуда, уже будучи незаметными для всадников, помчаться со всех ног в знакомую Биллу деревню. Проводник часто оглядывался, убирая мешающие ему волосы – свою ленту он потерял, спасаясь от погони. Я думаю, именно это обстоятельство и помешало ему заметить опасность – именно в тот момент, когда, казалось, всадники решили оставить нас, выпустив еще пару стрел напоследок, одна из них попала Биллу в левое плечо.

}Он сразу же покачнулся, но поводья не выпустил и, сжимая зубы, погнал лошадь быстрее. Мы старались не отставать, а я держался справа от Билла, будучи готовым подхватить его, если он начнет падать. Лошадь подо мной хрипела, морда ее была покрыта пеной, и я понимал, что долго она не протянет. Проводник заметил это и, повернув в мою сторону полностью белое лицо с болезненно черными глазами, прокричал мне, что мне следует пересесть на его лошадь, а свою оставить преследователям. Я начал замедляться, но Билл качнул головой. Он явно хотел, чтобы я провернул этот опасный трюк на полном скаку. Юноша стремительно терял силы, и только от меня зависело, выберемся ли мы из этой истории живыми.

}Набравшись храбрости, я пустил свою лошадь вплотную к лошади Билла и, выпутавшись из стремян, развернулся на одну сторону, сразу же как можно крепче хватаясь за седло Билла. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее, но я отгонял от себя страх и сомнения. В какой-то момент я почувствовал, что срываюсь вниз, но все же сумел нечеловеческим усилием перекинуть ногу через круп коня, цепляясь руками изо всех сил. Моя лошадь тут же остановилась, хрипя и заплетаясь ногами, но сожалеть мне было некогда. Я придвинулся ближе к Биллу, обхватывая его за талию, и, просунув руки под его, перехватил поводья. Юноша обессилено привалился ко мне, тратя последние силы на то, чтобы удержаться в седле. Достигнув скал, я оглянулся и понял, что преследователи полностью удовлетворились нашим ослом и брошенной лошадью и остались где-то далеко позади. Медлить однако было нельзя, ведь как только они поймут, что оставленная им лошадь на последнем издыхании, вполне могут продолжить погоню.

}Полковник быстро осмотрел рану Билла и отметил, что стрела почти прошла навылет. Это считалось везением, ведь извлечь ее будет намного проще, да и такая рана, пусть и сквозная, намного легче поддается лечению. Однако для этого необходимо было добраться до безопасного места, и мы двинулись дальше, следуя указаниям Билла. Он тяжело дышал и елозил головой по моей груди, заслоняя своими волосами обзор, к тому же ехать на одном седле было крайне неудобно. Но у меня и мысли не было, как-то выразить свое недовольство. Из-за моего минутного каприза мы и так попали в переделку, которой можно было избежать, и я ощущал острую вину перед проводником. Я старался тревожить его как можно меньше, и перехватив поводья одной рукой, второй поддерживал его. Билл дрожал, и я не сразу понял, как начал осторожно поглаживать его по животу и бедру, а, заметив это за собой, тут же прекратил, чувствуя, как краска заливает мое лицо…

}До деревни шошонов мы добрались спустя пару часов. Нас встретили не очень дружелюбно, но, по крайней мере, не пытались убить, да и наши лошади здесь, кажется, были в безопасности. Узнав Билла, индейцы сразу же проводили нас к шаману. Я осторожно спешился и, поддерживая проводника, помог слезть и ему. Ноги его почти не держали, но шел он сам, опираясь на мою руку.

}Старый и седой шаман тут же засуетился, но не проронил ни слова. Он быстро поставил воду на очаг, кинув туда какие-то травы, ножом отрезал кусок рубашки Билла и оперенный конец стрелы, а затем резко извлек ее из его плеча. Билл сжал зубы так, что они скрипнули, и побледнел еще сильнее, если такое было возможно. Он переводил свои огромные, наполненные страданием глаза с одного лица на другое, и я, движимый странным чувством сжал его ладонь, проводя пальцами другой руки по его лбу. Шаман застыл рядом, а затем жестами и словами на своем языке принялся выгонять полковника. Мне он разрешил остаться.

}Старый индеец, шепча и бормоча что-то, довел воду до кипения, дал ей немного остыть и принялся промывать рану. Билл повернул голову вправо и разглядывал меня, иногда прикрывая глаза. Он держал меня за руку и иногда сжимал ее крепче, очевидно, когда боль была особенна сильна. Шаман не долго мучил его, наложив какие-то листья и тугую повязку, он сказал что-то громче, и Билл усмехнулся.

}– Говорит, мне улыбнулась удача – не было сильного кровотечения, и не пришлось его заговаривать.

}Я через силу ободряюще улыбнулся. Шаман передал мне керамическую пиалу и велел напоить Билла, а сам покинул свое жилище.

***

}Я неотрывно находился рядом с Биллом, в то время как полковник разобрал наши вещи, подсчитал убытки и помог устроиться в вигваме шамана, любезно предложившего пожить у него.

}К вечеру Биллу полегчало, и он рассказал, что нам несказанно повезло. Убегали мы от северных шошонов или арапахо, ведущих охоту на бизонов и потому так сильно заинтересованных в лошадях, а попали в племя западных шошонов, занимающихся собирательством и рыбной ловлей. По счастливой случайности, именно сегодня мы пересекли границу между землями северных и западных шошонов, Великие Равнины кончились, и теперь мы будем постепенно подниматься вверх, сначала на предгорья Каменистых Гор, покрытых низким кустарником и перелесками, а потом и на сами горы.

}Билл бывал здесь ранее и заметил, что в то время даже арапахо ни на кого не нападали, а западные шошоны принимали с куда большим радушием. Мы планировали сделать большую остановку перед восхождением на горы, но, учитывая, что нас здесь не жаловали, мы бы пошли вверх, не задерживаясь. Ранение Билла вернуло нас к первоначальной задумке, и мы сами не знали, радоваться этому или же горевать.

}В первую же ночь Билл сильно напугал нас лихорадкой. Я лег рядом с ним, пообещав шаману следить за состоянием здоровья раненого, и посреди ночи проснулся от какого-то шевеления рядом. Билл метался на своем ложе, причиняя себе боль, бормотал что-то, и то покрывался испариной, то леденел, как мертвец. Мне пришлось сжать его руки, не давая шевелиться, и насильно поить настоем трав, который дал мне проснувшийся шаман. Он поглядел на Билла некоторое время, а затем пожал плечами, жестом велев продолжать поить его и пытаться не давать двигаться. По его глазам я понял, что эта ночь – решающая в выздоровлении нашего проводника.

}Я до утра не сомкнул глаз, периодически давая настой Биллу, то вытирая с его лба пот, то укутывая в прокрывало. Он беспрестанно шептал что-то, открывая иногда глаза, но явно не осознавал происходящее. К утру я так сильно утомился, что больше не мог держать его руки. Мне пришлось перевернуть его на правый бок и крепко обхватить за талию, не давая дергаться.

}Я проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Билл тихо и спокойно дышал рядом, он не был слишком горячим или холодным, и это успокоило меня. Спустя какое-то время, он шевельнулся, скользнув пальцами по моей руке, и болезненно застонал. Я осторожно перевернул его на спину, и юноша чуть улыбнулся, встречаясь со мной глазами. Ему явно стало лучше, несмотря на боль.

***

}Наш проводник быстро шел на поправку, в основном благодаря своему закаленному организму, но и старания шамана не прошли даром. Старый индеец каждое утро окуривал вигвам пряно пахнущим дымом, постоянно готовил отвар трав и менял повязки каждые несколько часов. Полковнику удалось завязать дружеские отношения с местным вождем, и теперь Тадеус старательно собирал для меня информацию о жизни и быте шошонов, записывал их легенды. Я был признателен другу за такую помощь, потому что сам постоянно занимался Биллом, стараясь не отходить от него ни на шаг. Он хоть и старался все делать сам и вышел из вигвама в первый же день, но все же испытывал трудности с приемом пищи и воды, так как не мог задействовать обе руки. Мне не в тягость было ухаживать за нашим проводником, и Билл принимал мою помощь с благодарностью. Особенно трудно ему было расчесывать свои невероятно быстро путающиеся волосы, и каждое утро начиналось с того, что он кое-как усаживался передо мной, а я расплетал длинные пряди. Занятие это было довольно долгим, и каким-то образом вводило в меня в некий транс – я мог до получаса водить гребешком по гладким волосам, даже когда они были уже полностью расчесаны, и в себя меня приводила лишь мысль, что Биллу тяжело так долго сидеть. Впрочем, он ни разу не остановил меня, и, вообще, оставался безмолвным во время нашего ритуала.

}К началу следующей недели Билл окреп настолько, что решил отправиться вместе с другими индейцами на рыбалку к ближайшему ручью и пригласил и нас с полковником тоже. Рана все еще болела, но полностью затянулась, не была воспалена, и все были очень довольны таким исходом дел: мы – потому что могли продолжить путь и покинуть эти не слишком гостеприимные края, а шошоны – потому что легко могли избежать неприятностей с соседним племенем, не укрывая нас больше.

}Ручей, к которому нас вывели индейцы, был довольно глубок, холоден и быстр: поток воды, берущий начало высоко в горах, тек в этом месте более спокойно, постепенно разливаясь в равнинную реку. Летом шошоны ловили лосося, идущего на нерест чуть выше по течению. Говорили, что иногда рыбы было столько, что ее можно было поймать руками. Сейчас же здесь стояли сети, и улов был, надо сказать, впечатляющим. Рыбалка у мужчин племени шошонов считалась масштабным событием: необходимо было наловить и заготовить лосося на долгое время. Поэтому после того, как вытащили сети, многие вошли в реку с небольшими копьями, которые и вонзали в рыбу. В этой части рыбалки мы и смогли поучаствовать, ибо вытаскивать сети нам не позволили – слишком ответственным и хитроумным считалось это дело.

}Билл, несмотря на ранение, ловко справлялся с ловлей: он подолгу стоял в воде, высматривая жертву, а потом резко и быстро бил копьем, вытаскивая рыб, сверкающих на солнце чешуей с металлическим отблеском. У нас же с полковником в начале ничего не получалось, пока мы не присмотрелись повнимательнее к тому, как ловят рыбу индейцы. К концу дня и нам удалось поймать несколько лососей, чем мы гордились безмерно.

}В деревни нас научили, как лучше запасти рыбу впрок, чем мы с полковником и занялись, пока Билл отдыхал от столь насыщенного дня. Он был просто счастлив, что так быстро смог оправиться от своей болезни, и старался каждый день делать как можно больше, что лично у меня вызывало неодобрение – нельзя же так переутомляться после такой серьезной раны! Но Билл совсем не слушал меня, и уходил на покой только тогда, когда совсем валился с ног.

}Наконец у меня появилось немного времени, чтобы побольше понаблюдать за жизнью шошонов. В отличие от индейцев прерий, быт их был более разнообразным – помимо охоты и рыбной ловли, шошоны собирали огромное количество корений и плодов, заготавливая их впрок. Охотились они не на бизонов, а на оленей, птицу и мелких животных. Шошоны плели корзины, чего я не видел ни у сиу, ни у ирокезов, а уж гончарное дело у этого западного народа было развито до просто удивительного уровня. Огромное количество разнообразной керамической утвари, которую они использовали, просто поразило меня, ведь у степных племен я такого не видел. Вся керамика была искусно украшена рисунками, так же непохожими на те, что я замечал раньше. Сами же шошоны были пониже ростом и покоренастее, чем сиу, и жили они не в легких переносных типи, а в приземистых полукруглых вигвамах, покрытых плетеными циновками.

}Наш типи, к сожалению, остался вместе с ослом и моей лошадью у арапахо, так же, как и наш с полковником гардероб. Остатки провизии, которой мы запаслись в деревне дакота, тоже достались этим разбойникам, в остальном же переживать было не из-за чего. Шошоны, хоть и старались выдворить нас побыстрее, все же снабдили нас своей традиционной одеждой и обувью, сделанной из мягкой замши, такой же, что и одежда Билла, а так же разрешили взять нам немного еды. Я с трудом представлял, как мы теперь будем ночевать без типи, ведь в горах бывает холодно, да и погода иногда меняется очень быстро, но наш проводник лишь махнул рукой, заметив, что из подручных средств, коих здесь полно, всегда можно будет соорудить шалаш и накинуть сверху шкуру или плетеную циновку.

}Билл, вообще, был крайне воодушевлен предстоящим продолжением нашего путешествия, ведь он никогда не был западнее этой деревни и никогда не поднимался в горы. А вот полковник Хоффманн как-то загрустил, что было для него странно. Впрочем, как выяснилось позже, грусть его носила некий интуитивный характер, будто полковник уже заранее знал, что нам придется расстаться.

***

}Покинув деревню шошонов, мы начали восхождение на Каменистые горы. Середина августа в этих местах характеризуется большим количеством гроз, и не успели мы отъехать на достаточное расстояние, как попали в одну из них. Мы смогли найти укрытие в небольшом перелеске, гроза кончилась быстро, а дорога не успела размокнуть. Впрочем, каменистой тропе, наверное, в любом случае вода не смогла бы нанести ощутимого вреда. Билл, полностью промокший, но все равно полный воодушевления, успокаивал свою лошадь во время особо громких раскатов грома, а полковник огорченно вздыхал, пытаясь раскурить потухшую трубку.

}Я заметил, что с каждым днем энтузиазм Тадеуса проходит, и он не раз жаловался мне на боли в костях по утрам. Учитывая, что до этого мы спали в типи или в вигваме, могу себе представить, как он чувствовал себя после ночи, проведенной на свежем воздухе. Признаться, я испытывал тревогу за здоровье друга, и был бы рад, если бы у него была возможность вернуться в Нью-Йорк в комфортных для него условиях. Сейчас, это к сожалению, было невозможно, ведь проделать обратный путь в одиночку – самоубийство чистой воды. Именно по этой причине я даже не заикался о возвращении полковника. Я испытывал смешанные чувства – с одной стороны мне не хотелось расставаться с Тадеусом, с другой – я прекрасно понимал, какие опасности для него таят горы. И в этот самый момент нам в очередной раз улыбнулась удача.

}Уже второй день мы медленно взбирались на предгорья, дорога плавно поднималась вверх, и мы могли использовать лошадей. Но становилось ясно, что дальше эти животные не пройдут – необходимо было продолжать путешествие пешком. Больше всего переживал Билл – он не хотел отпускать свою верную лошадь на свободу, и уж тем более продавать ее, но другого выхода не было.

}Наш проводник упорно вел своего гнедого четвероногого друга вверх, освободив его от своего веса и части вещей, когда из-за небольшой скалы показалось группа всадников.

}Зная нрав здешних обитателей, я сразу же схватился за ружье, а Билл – за свой лук, но, услышав радостный вскрик полковника, мы в недоумении поглядели на него. Тадеус направился к людям, которые при ближайшем рассмотрении оказались европейцами.

}Встретить белых в этих местах было поистине чудом, я, признаться, и забыл почти, как они выглядят. Оказалось, что это были военные, посланные для изучения природных ресурсов Луизианы, которую американские власти в скором времени собирались купить у французов. Одним из участников экспедиции был старинный приятель полковника, и радость от их встречи невозможно было описать словами. По такому случаю было решено сделать большой привал.

}Во время обеда, у костра мы узнали, что встретившиеся нам военные так же, как и мы, в начале лета покинули Нью-Йорк, объехали большую часть Великих Равнин и собирались вернуться обратно с собранной информацией. Я предложил им забрать наших лошадей и привести обратно, так как был уверен, что животные попадут в хорошие руки и доберутся домой в целости и сохранности. Офицеры очень обрадовались, им как раз не хватало лошадей для поклажи, и теперь дело было лишь в сопротивлении этому решению Билла. Мне пришлось долго уговаривать нашего проводника, и в итоге он согласился, что другого выхода у нас нет, и нам очень повезло, что таким образом мы смогли пристроить наших верных животных, а не оставлять их на произвол судьбы. Единственным условием Билла было разрешение еще раз проехаться верхом по небольшой долине, которую мы преодолели ранее. Естественно, никто не посмел ему отказать в этой просьбе.

}Юноша снял седло и оставшиеся вещи, полностью освободил от сбруи лошадь, и легко вскочив на нее верхом, помчался вниз по едва заметной тропинке на глазах у изумленного меня, полковника и его товарищей.

}Спустя какое-то время мы заметили, что запасы хвороста потихоньку иссякают, а ведь нам надо было как-то продержаться целую ночь на свежем воздухе. Я вызвался собрать еще хвороста в долине, куда и отправился вслед за Биллом, но пешком.

}Начинало темнеть, хотя день тогда был ясным, и я, боясь заблудиться, быстро насобирал огромную охапку сухих веток, надеясь, что ее хватит. Я как раз поднимался на возвышение, на котором мы устроились для ночевки и уже даже видел неяркий огонек костра из-за густого кустарника, когда услышал позади себя топот неподкованных копыт. В первый момент я немного растерялся, подумав, что сюда мог забрести кто-то из арапахо, но спустя мгновение разглядел в сгущающейся темноте нашего проводника. Он улыбался и явно был намного больше спокоен, нежели днем. Поприветствовав меня, он ловко спрыгнул с лошади, успокаивая ее легкими поглаживаниями по гладко расчесанной гриве.

}Я сложил хворост и подошел к нему ближе, спрашивая, почему он уехал без седла и, добавив, что полковник и его приятели сильно этому удивились.

}Билл рассмеялся и ответил:

}– Я всегда езжу без седла, это удобно и уважительно по отношению к лошади. Но когда предстоит дальний путь, приходится седлать, чтобы закрепить вещи.

}– Неужели это, действительно, удобно? – не поверил я.

}Билл предложил мне попробовать, и взобравшись на лошадь, похлопал по ее спине позади себя, приглашая меня сесть. Не могу сказать, что обделен физической силой или сноровкой, но тем не менее, залезть мне удалось только с третьей или четвертой попытки. Билл только посмеивался и успокаивал топтавшуюся лошадь, а потом подал мне руку, и только с его помощью я, наконец, занял свое место позади него.

}Ощущения от езды без седла, признаюсь, двойственные. Поначалу неудобно и страшно соскользнуть, ведь держаться приходится, обхватив ногами гладкие бока животного. Поэтому я часто хватался за Билла, а тот только хохотал над моей неуклюжестью и потихоньку заставлял лошадь прибавить шаг. Когда мы перешли на галоп, я решил махнуть рукой на неловкость и крепко прижался к худощавой спине юноши, доверяя ему свою жизнь. И именно в этот момент я почувствовал свободу. Ночной ветер в лицо, едва видимая земля под копытами, и размеренные движения зачаровали меня, и я сам не заметил, как стал увереннее держаться, но хватку на талии Билла не ослабил. Почему-то в тот момент мне казалось правильным, что мы переживаем все это вместе, сообща.

}Сделав большой круг по долине и окончательно утомив лошадь, мы вернулись в наш лагерь и очень вовремя, потому что полковник уже порывался отправиться на поиски меня вместе с хворостом.

}Поздно вечером, когда все устраивались на ночлег, полковник подошел ко мне, тронув за рукав рубахи.

}– Не знаю, как ты это воспримешь, сынок, но я… Я решил вернуться в Нью-Йорк.

}Я промолчал, с одной стороны сожалея, что полковник принял такое решение, а с другой стороны понимая, что так будет лучше.

}– Я уже слишком стар для того, чтобы лазать по горам и спать, где придется… Я очень рад, что преодолел такой путь вместе с вами, и теперь я не боюсь за тебя, Томас. Ты доказал мне, что вполне можешь справиться со всем сам, да и Билл тебя не оставит в трудную минуту… А я прослежу за лошадьми, чтобы Биллу было поспокойнее. Я обещаю, что верну его лошадь в деревню, так что он сможет с ней встретиться, как только вы вернетесь.

}Я ободряюще улыбнулся, вглядываясь в грустное лицо друга, и пообещал, что обязательно пришлю ему весточку, как только будет такая возможность. Конечно, и я, и Тадеус были сильно расстроены предстоящим расставанием, но иногда приходится чем-то пожертвовать, чтобы поступить разумно.

***

}Следующим утром мы с Биллом коротко распрощались с полковником, чтобы не предаваться унынию, сложили вещи в заплечные котомки и отправились дальше. Теперь мы двигались намного медленнее, ведь теперь мы не только шли пешком, но и постоянно поднимались. Казалось, что с каждым часом тропа становится все круче и незаметней, пока не пропала совсем. Становилось холоднее, а редкие перелески сменялись почти сплошным хвойным лесом.

}Судя по картам, мы приближались в истокам реки Миссури. Далее планировалось идти вдоль ее русла, то есть по одной из самых низких частей гор, до водораздела. А дальше наш маршрут терялся во мраке.

}Было волнительно представлять, что же нас ждет по ту сторону гор, но ни я, ни Билл не теряли позитивного настроя. В этих местах деревень почти не было, люди перестали встречаться совсем, и мы чувствовали себя предоставленными самим себе.

}Приходилось постоянно охотиться, ведь больших запасов пищи мы не смогли бы унести с собой. Ружье я решил оставить, и Билл в первые же дни смастерил для меня лук. Лук был не таким красивым, как у проводника, но крепким, и я довольно неплохо научился с ним управляться. Билл хвалил меня, и говорил, что скоро я стану самым настоящим «белым индейцем». По вечерам (а темнело с каждым днем все раньше) мы, устроившись на ночлег в небольшой пещере, которыми изобиловали здешние склоны, или смастерив небольшой шалаш, сидели у костра и разговаривали ни о чем, вспоминая смешные и грустные моменты нашего путешествия, или рассказывая истории из своей жизни. Я многое узнал о Билле за это время. То ли он немного стеснялся полковника, то ли причина его скрытности была в другом, но только когда мы остались вдвоем, я с удивлением заметил, насколько Билл откровенен со мной: о чем бы я его не спросил, он всегда отвечал предельно честно. Я старался не слишком пользоваться таким отношением к себе, хотя частенько меня и разбирало любопытство. В то же время я отвечал такой же откровенностью, хотя и раньше не скрывал своих мыслей и жизненных подробностей.

}Записи мои увеличивались с каждым днем, и я боялся, что скоро уже просто не смогу их нести – ведь я не решился передать полковнику уже собранный материал. Иногда я пересматривал его, в основном любуясь рисунками Билла.

}Еще одним нашим любимым вечерним занятием стало обучение друг друга родному языку каждого. Билл немного понимал голландский, и его учеба была куда более успешной, чем моя, хотя я отчаянно старался выучить хоть несколько фраз на языке ирокезов (шошонский и сиу я даже не пытался осилить). Самым главным достижением для меня было то, что я смог выучить и правильно произнести настоящее имя моего проводника: ведь «Билл» было лишь именем для тугодумных европейцев, а «Маленьким Сиу» его называли люди из других племен и чужаки. Настоящее же имя, которое я не имею права здесь раскрывать, Биллу дали его родители, и так его звали лишь в семье и изредка в родной деревне. Я был удивлен такому количеству имен, но Билл объяснил мне, что так принято в любом индейском племени, просто мало кто из европейцев об этом знает, да и мало кто интересуется. Одно имя дают родители, второе – соплеменники, третье выбирают в честь богов, а для ведения дел с переселенцами коренные американцы часто выбирают себе простые, европейские имена.

***

}К концу августа мы достигли русла Миссури. Эта могучая река, несущая свои воды через Великие Равнины, в горах была лишь ручьем, звонким и резвым, будто маленький непослушный ребенок, со временем превращающийся во взрослого и спокойного человека.

}Сначала мы услышали шум воды, и через несколько минут добрались до каменистого берега. Место это было настолько живописным, что мы замерли на несколько минут, любуясь небольшими водопадами и уютной купелью, окруженной высокими соснами. Течение здесь не было опасным, и мы решили остановиться на привал, чтобы поохотиться, пообедать, искупаться, а затем устроиться для ночлега.

}Поймав парочку тетеревов, мы разделились: Билл остался разводить костер, чтобы приготовить дичь, а я направился обратно в лес, чтобы срубить лапника для будущего шалаша. Лес был довольно густым и высоким, поэтому ветвей внизу было немного, так что мне пришлось потрудиться, чтобы найти несколько небольших елей, которые можно было использовать.

}Я возвращался к реке, когда услышал тихое, но мелодичное пение. Оставив еловые ветви за ближайшими кустами, я потихоньку выглянул и понял, что Билл успел не только развести огонь, ощипать и выпотрошить птиц, но и подвесить их над углями на вертелах, а теперь он намывался в так приглянувшейся нам обоим купели. Несмотря на шум срывающейся вниз воды, голос Билла было прекрасно слышно. Он напевал какую-то медленную и немного грустную песню, изредка прерываясь, чтобы окунуться с головой в воду. Он пел иногда и до этого, но эту песню я никогда не слышал…

}Заслушавшись, я и сам не заметил, как наступил на громко хрустнувшую под ногами ветку, и Билл испуганно оглянулся. Его мокрые волосы хлестнули его по спине. Билл заметил меня и, улыбнувшись, приветственно махнул рукой. Я помахал ему в ответ, и занялся, наконец, лапником.

}За это время, что мы шли в горы, я научился сносно и быстро сооружать укрытия из подручных средств, и этот раз не стал исключением. К тому времени, как Билл вылез из воды и успел обсохнуть на все еще теплом солнце, я как раз закончил с укладкой и связыванием еловых ветвей. Теперь можно было не беспокоиться, что мы промокнем или замерзнем ночью.

}Дичь оказалась еще не до конца прожаренной, я решил воспользоваться этим временем, и отправился купаться. Казалось, что вода в горной реке должна быть ледяной, поэтому я довольно сильно удивился тому, что Билл провел в ней столько времени, и его последующим заверениям, что вода вполне пригодной для мытья температуры. Теперь же я и сам в этом убедился: вода была освежающей, но не пробирала до костей. Очевидно в довольно мелкой и широкой купели она успевала нагреваться за день, хотя осень и была не за горами. Сделав себе заметку не забыть упомянуть об этом интересном явлении в своих записях, я с упоением плавал, наслаждаясь прохладой и такой долгожданной чистотой, ведь был этого лишен несколько дней: на пути нам изредка попадались лишь совсем мелкие ручейки, либо родники, из которых едва можно было пополнить запасы питьевой воды, но точно не купаться в них.