Текст книги "История императорской власти после Марка"

Книга II

1. (1) Умертвив Коммода, как это показано в первой книге Истории, и желая скрыть происшедшее, заговорщики, чтобы обмануть охранявших императорский дворец[1]1.
  Коммод был убит в Вектилианском дворце (SHA, Pert., V, 7).


[Закрыть] телохранителей, завернули труп в дешевое покрывало и, связав его, положили на плечи двум слугам из числа верных им и отправляют будто какой-то лишний предмет из спальни. (2) Носильщики проносят его мимо стражей, из которых одни после пьянства находились в состоянии похмелья, другие, бодрствовавшие, также склонялись ко сну и отдыхали, обнимая руками копья, третьи не очень интересовались тем, что выносилось из спальни, так как и для них не было важно знать это. Итак, тело государя, таким образом похищенное и вынесенное за ворота дворца, они ночью положили на повозку и отослали в предместье. (3) Лет и Эклект вместе с Марцией советовались о том, что следует делать. Они решили распространить слух о смерти Коммода, будто он внезапно скончался от случившейся с ним апоплексии; они полагали, что слух вызовет к себе доверие, так как уже и до того предметом злословия было его ненасытное и чрезмерное обжорство. Прежде всего, они решили выбрать какого-нибудь мужа, воздержанного старца, который принял бы на себя власть, чтобы и им самим спастись и всем отдохнуть от необузданной тирании. Рассуждая между собой, они нашли, что нет никого более подходящего, нежели Пертинакс[2]2.
  Ему в то время было 60 лет, «он был стариком почтенного вида, с длинной бородой, курчавыми волосами, тучного телосложения, с несколько выдававшимся животом; рост его был вполне подходящим для императора» (SHA, Pert., XII, 1; XV, 6). {191}


[Закрыть]. (4) Пертинакс был родом италиец, прославившийся во многих воинских и гражданских делах, воздвигнувший много трофеев против германцев и восточных варваров[3]3.
  Публий Гельвий Пертинакс был сыном вольноотпущенника Гельвия Сукцесса, который назвал сына Пертинаксом вследствие того, что упорно занимался торговлей шерстью (pertinax – лат. цепкий, скупой, настойчивый). Получив хорошее образование, Пертинакс сам стал преподавать грамматику, но вскоре при содействии консуляра Л. Эдия Руфа Лоллиана Авита, патрона его отца, поступил на военную службу и получил чин центуриона, и в правление Антонина Пия был отправлен в Сирию в качестве командира когорты. Во время Парфянской войны 162—166 гг. он выслужился благодаря своему рвению, и был переведен в Британию, где пробыл долгое время. После этого он командовал отрядом всадников в Мезии; затем ведал распределением продовольствия по Эмилиевой дороге; потом командовал римским флотом в Германии. Оттуда он был переброшен в Дакию, но вследствие направленной против него интриги оказался под подозрением у Марка Аврелия, и был отстранен. Позже, однако, благодаря содействию зятя Марка, Т. Клавдия Помпеяна, он был вновь принят на службу в качестве помощника Помпеяна по командованию войсками. Преуспев в этой должности, Пертинакс был зачислен в сенат, а вскоре Марк Аврелий назначил его командиром легиона, в качестве которого Пертинакс отбил нападения варваров на провинции Реций и Норик. В 175 г. участвовал в подавлении в Сирии восстания Авидия Кассия, в 175—176 гг. был назначен легатом, императорским наместником в Мезии ( как Верхней – территории совр. Сербии, так и Нижней – территория между Дунаем и Балканами); в 177—178 гг. легат в провинции Дакия; ок. 178/181 гг. получил в управление Сирию. В 182 г. Пертинакс возвращается в Рим, но немедленно получает приказ всемогущего Перенниса удалиться в имение своего отца в Лигурии (области в северо-западной Италии, между Альпами, рекой По и Лигурийским заливом). В 185 г., после убийства Перенниса, Пертинакс назначается Коммодом легатом в Британию, где он усмирял мятежи войск; ок. 187 г. ему было поручено попечение о выдаваемом государством продовольствии (praefectus alimentorum); в 188—189 гг. он был проконсулом Африки, где, как и в Британии, подавил множество мятежей; после этого он в 190—192 гг. был префектом Рима, а в 192 г. стал вторым консулом вместе с Коммодом. Считалось, что Пертинакс знал о заговоре против Коммода. (SHA, Pert., I, 1—IV, 4).


[Закрыть], единственный оставшийся в живых у Коммода из почтенных друзей отца[4]4.
  Геродиан в данном случае ошибается: он сам далее упоминает М. Ацилия Глабриона (Herod., II, 3,3); также были живы Т. Клавдий Помпеян (SHA, Pert., IV, 10) и М. Педиций Плавтий Квинтилл, оба приемные сыновья Марка Аврелия (см. кн. I, прим. 9).


[Закрыть]. Тот не убил его, наиболее заслуженного из товарищей и полководцев Марка, либо из уважения к его почтенности, либо пощадив его как человека бедного. Ведь среди его заслуживших похвалы качеств было и то, что, получив в свое ведение больше, чем все другие, он владел меньшим, чем все другие, имуществом[5]5.
  Пертинакс отнюдь не был беден. После управления четырьмя консульскими провинциями (Верхней и Нижней Мезией, Дакией и Сирией) он стал весьма богатым человеком (SHA, Pert., III, 1—2): говорили, что он продавал за деньги освобождение от работы и военные командировки (SHA, Pert., IX, 6). Он владел имением своего отца в Лигурии, где располагалась сукновальная мастерская; находясь в этом имении в 182—185 гг., Пертинакс скупил много земель, по-видимому, расширил производство, и через посредство своих рабов активно вел торговлю (SHA, Pert., III, 3—4). Кроме того, он активно занимался ростовщичеством: разорив большими процентами владельцев земель у Сабатских Бродов (здесь, по-видимому, имеется в виду местность вблизи Вады Сабатов – гавани близ Генуи, в Лигурии, Strabo, IV, 6, 1, т. е., по-видимому, недалеко от поместья Пертинакса), он сильно расширил свои владения (SHA. Pert., IX, 4).


[Закрыть]. (5) К этому Пертинаксу глубокой ночью, когда все были погружены в сон, приходят Лет и Эклект, ведя за собой немногих из заговорщиков. Явившись к дверям его запертого дома, они будят привратника. Тот, открыв и увидя представших воинов и Лета, бывшего, как он знал, префектом, в страхе и смятении докладывает о них. (6) Пертинакс {27} предлагает им войти, говоря, что ему не страшно то, что он всегда ожидает. Говорят, что он сохранил такое душевное спокойствие, что даже не вскочил с кровати, но остался в прежнем положении и со спокойным лицом, не побледнев, обратился к Лету, вошедшему вместе с Эклектом, хотя и казалось, что тот пришел убить его. (7) «Давно уже, – сказал он, – и каждую ночь я ждал такого конца и, оставшись в живых единственный из друзей отца, удивлялся, что Коммод медлит со мной. Что вас задерживает? Ведь вы исполните приказание, а я освобожусь от дурного ожидания и непрерывного страха». (8) На это Лет сказал: «Перестань говорить то, что недостойно тебя и твоей прошлой жизни! Этот наш приход – не на твою погибель, но на спасение и нас самих и Римской державы. Повергнут тиран, получивший должное возмездие, и то, что он хотел сделать с нами, он претерпел от нас. (9) Мы приходим, чтобы вручить тебе императорскую власть, зная, что ты в сенате выделяешься воздержанностью жизни, великим достоинством и почтенностью возраста, что народ тоскует по тебе и уважает тебя; поэтому мы и ожидаем, что совершаемое будет и для них желанным и для нас спасительным». (10) На это Пертинакс сказал: «Перестаньте издеваться над стариком и не считайте меня столь малодушным, чтобы сначала желать обмануть меня, а затем и убить!». «Но, – сказал Эклект, – раз ты не веришь нашим словам, возьми эту записку (ведь ты знаешь руку Коммода, так как чтение ее тебе привычно) и прочти; так ты узнаешь, какой опасности мы избежали, и убедишься, что в наших словах нет притворства, а есть истина». Прочитав написанное, Пертинакс, поверив людям, и прежде бывшими его друзьями, и узнав обо всем, что было совершено, сдается[6]6.
  Дион (apud Xiph., LXXIII, 1, 2) сообщает, что Пертинакс не поверил до тех пор, пока не послал кого-то посмотреть на тело. Это был либо Ливий Лавренс, прокуратор наследственного имущества императора (procurator {192} patrimonii), в ведении которого находился труп Коммода, либо намеченный в консулы 193 г. Фабий Цилон, который получил от Лавренса тело Коммода и по приказу Пертинакса ночью похоронил его в гробнице Адриана (SHA, Comm., XVII, 4; XX, 1).


[Закрыть].

2. (1) И сначала принимается решение пройти к лагерю и испытать настроение воинов; уговорить их обещал Лет, так как они питали к нему, как к префекту, надлежащее уважение. (2) И вот, взяв с собой и других, сколько их оказалось, они поспешили к лагерю. Уже миновала большая часть ночи, и ввиду предстоявшего праздника все это совершилось до наступления дня[7]7.
  Имеется в виду праздник январских календ, т. е. Нового Года (SHA, Pert., IV, 8). Вследствии праздника город заполнялся народом с самого раннего утра. Сенат собирался на рассвете (Victor, Caes., XVII, 10).


[Закрыть]. Они рассылают некоторых верных людей, чтобы громко объявлять о том, что Коммод умер, а Пертинакс отправляется в лагерь, чтобы принять императорскую власть. (3) Когда этот слух распространился, весь народ, подобно впавшему в неистовство, предался ликованию; каждый с радостью рассказывал новость своим близким и особенно высокопоставленным и богатым; ведь знали, что Коммод больше всего злоумышлял против них. Спешили к храмам и алтарям, {28} воздавая благодарность богам. (4) Выкрикивали разное: одни говорили, что повергнут тиран, другие – гладиатор, иные ругались более непристойно; и те слова, от которых прежде удерживал страх, с наступлением безнаказанности и свободы стали легко произноситься. Большая часть народа направлялась бегом к лагерю. Они торопились, больше всего боясь, что воины не очень охотно подчинятся власти Пертинакса. (5) Они ждали, что эту власть, которая будет благоразумной, воины, привыкшие рабски повиноваться тирании и приученные к грабежам и насилиям, примут без особой готовности. Для того, чтобы заставить их покориться, они и сошлись всем народом. Когда они оказались в лагере[8]8.
  Геродиан здесь противоречит сам себе, поскольку выше (II, 2, 2) он сообщает о намерении заговорщиков утвердить нового императора до наступления утра, т. е. до того, как народ об этом узнает. Это косвенно подтверждается и сообщением Диона (apud Xiph., LXXIII, 1,2) о том, что народ был извещен и воодушевлен только после заседания сената.


[Закрыть], Лет и Эклект вошли, ведя с собой Пертинакса. Собрав воинов, Лет сказал следующее: (6) «Император наш Коммод умер от апоплексии, а виноват в такой смерти не кто-нибудь другой, но сам он перед собой; не соглашаясь с нами, дававшими ему всегда наилучшие и спасительные советы, прожив так, как вы хорошо знаете, он погиб, задушенный чрезмерной едой. И вот его постиг предопределенный конец; ведь не одна и не одинаковая у всех людей причина смерти, они различны, но приводят к единому окончанию жизни. (7) Но вместо него мы и римский народ ведем вам мужа возрастом почтенного, по образу жизни воздержанного, человека испытанной в делах доблести; старшие из вас испытали его воинские деяния, а остальные столько лет уважали его и восхищались им как городским префектом[9]9.
  Только два года,190—192.


[Закрыть]. (8) Судьба дает вам не только государя, но и превосходного отца. Его власть будет радовать не только вас, являющихся здесь его телохранителями, но и тех, кто размещен по берегам рек и на границах Римской державы, они хранят в памяти его испытанные деяния. Варваров же мы не будем больше подкупать деньгами; они покорятся из страха, вследствие того, что испытали от него, когда он командовал войском». (9) Во время речи Лета народ, не сдерживая себя, хотя воины еще медлили и колебались, провозглашает Пертинакса Августом, именует его отцом и прославляет всяческими славословиями. Тогда и воины, хотя и не с такой же готовностью, под давлением присутствовавшего множества народа (ведь они были со всех сторон окружены народом, сами притом в небольшом числе и без оружия ввиду праздника) все же присоединились к крику и назвали Пертинакса Августом[10]10.
  По-видимому, немалую роль в этом сыграло обещание Пертинаксом преторианцам денежного подарка в размере 12000 сестерциев (3000 денариев) на человека (Dio. apud Xiph., LXXIII, 1,2; SHA, Pert., IV, 6; XV, 7). Из-за катастрофической бедности казны (SHA, Pert., VII, 6) Пертинакс впоследствии смог выплатить лишь половину суммы (SHA, Pert., XV, 7), воспользовавшись деньгами, полученными от продажи вещей и рабов Коммода (SHA, Pert., VII, 11).


[Закрыть]. (10) Принеся ему обычную присягу и совершив жертвоприношения, весь народ и воинство с лавровыми ветвями проводили на рассвете Пертинакса в императорский дворец[11]11.
  Дион сообщает, что Пертинакс из лагеря преторианцев направился прямо в сенат, еще до рассвета (Dio. apud Xiph., LXXIII, 1, 4). Юлий Капитолин уточняет, что, прибыв из лагеря в сенат, Пертинакс не смог попасть в здание, т. к. сторожа не оказалось на месте, и император остался в храме Согласия (SHA, Pert., IV, 9).


[Закрыть]. {29}

3. (1) Он же, водворенный в императорском жилище[12]12.
  В Палатинский дворец (SHA, Pert., V, 7).


[Закрыть], – туда его, как сказано выше, ночью проводили воины и народ – испытывал в мыслях тревогу, обуреваемый величайшими заботами. Пертинакса, хотя он и слыл человеком крепкой души и во всех отношениях мужественным, сильно страшило создавшееся положение, но не в силу соображений о собственном спасении (ведь он часто проявлял презрение к еще большим опасностям); он размышлял о внезапном прекращении тирании и о благородном происхождении некоторых лиц в сенате, которые, как он подозревал, не примирятся с переходом власти от знатнейшего государя к человеку, пробившемуся к ней из простого и незначительного рода[13]13.
  Таковыми, например, являлись два консула, назначенные еще Коммодом: Кв. Помпей Сосий Фалькон, из патрицианской семьи, чьи предки были консулярами со времен Траяна; позднее Фалькон участвовал в заговоре против Пертинакса; другой консул – Юлий Эруций Клар Вибаний, который также имел длинный ряд предков консуляров и происходил по линии матери от Триария Матерна Ласцивия, т. е. из другого знатного рода времен Траяна. Этот Триарий Матерн также был вовлечен (по-видимому, против своего желания) в беспорядки с целью свержения Пертинакса (см. SHA, Pert., VI, 4—5).


[Закрыть]. (2) Хотя образ его жизни благодаря воздержанности вызывал похвалы и он был славен своими воинскими деяниями, однако благородством происхождения он сильно уступал патрициям. С наступлением дня он отправился на заседание сената, не позволив ни нести перед собой факел, ни поднять вверх какой-нибудь другой символ, прежде чем не станет известным мнение сената. (3) Когда же при его появлении все единодушно восславили его и назвали Августом и государем[14]14.
  Кроме того, он получил проконсульскую власть и право четырех докладов (это право императора на заседании сената ставить, по своему усмотрению, до четырех докладов на голосование в первую очередь), а также назван «отцом отечества» (pater patriae), (см. SHA. Pert., V, 5). Жена Пертинакса, Флавия Тициана была названа по решению сената Августой, а сын Цезарем, но император отказался от этого (SHA, Pert., VI, 9; Dio. apud Xiph., LXXIII, 7,1—2).


[Закрыть], он сначала отказывался от власти, способной вызвать зависть, и, ссылаясь на старость, просил о снисхождении, говоря, что есть много патрициев, которым больше подходит императорская власть. Взяв за руку Глабриона[15]15.
  М. Ацилий Глабрион, второй консул 186 г. Он был одним из друзей императора Марка Аврелия. Его семья стала патрицианской, видимо, в правление Домициана, и связывается с одноименным плебейским родом, из которого происходили консулы времен Пунических войн.


[Закрыть], он начал тянуть его, предлагая сесть на императорский трон. (4) Тот был знатнейшим из патрициев (свой род он возводил по прямой линии к Энею, сыну Афродиты и Анхиса [16]16.
  Анхис – мифический властитель дарданов в Троаде, внук Ассарака, брат которого Ил был дедом троянского царя Приама. Под чарами Зевса богиня Афродита воспылала любовью к красавцу Анхису, от которого родила сына Энея, считавшегося мифическим родоначальником римлян.


[Закрыть]) и уже два раза был консулом. Он сказал: «Но сам я, которого ты считаешь достойнейшим из всех, уступаю тебе власть и своим голосованием я и все прочие отдаем тебе всю полноту власти». Тогда под давлением и по настоянию всех Пертинакс с колебаниями и неуверенно взошел на императорский трон[17]17.
  Дион (apud Xiph., LXXIII, 1,4), который был в тот момент в сенате, ничего не сообщает об этом инциденте. Хотя вполне возможно, что он просто игнорировал его. В SHA (Pert., IV, 10) роль Глабриона отводится другому старому другу и соратнику императора Марка Аврелия, Т. Клавдию Помпея-{193}ну, который встречался с Пертинаксом еще до начала заседания сената, и которого тот уговаривал принять императорскую власть; однако Помпеян отказался, поскольку видел, что Пертинакс уже провозглашен воинами императором. При этом возможно, что при принятии Помпеяном этого решения немаловажную роль сыграли его возраст и плохое зрение, которые позднее стали одной из причин его отказа разделить императорскую власть с Дидием Юлианом (SHA, Did. Jul., VIII, 3).


[Закрыть] и сказал следующее: (5) «Ваше очень благоприятное отношение к оказываемой мне чести и исключительное рвение, а также ваш выбор, в котором вы отдаете мне предпочтение перед вашей столь великой знатностью, – все это, не вызывающее подозрения в лести, но доказывающее и удостоверяющее ваше доброе расположение, кому-нибудь другому, возможно, внушило бы смелость и готовность немедленно принять то, что вручено, и подало бы ему надежду на беззаботное правление, так как он будто бы легко справится с властью над столь расположенными подданными; (6) меня же, чувствующего значение оказанной мне чести, величие и исключительность всего этого приводят в смущение и внушают мне немалый страх и беспокойство. Ведь когда прежде оказы-{30}ваются великие благодеяния, равноценное воздаяние в качестве признательности становится трудным; и если получившие малое воздают большим, то это кажется не столько легким, сколько подобающим выражением благодарности; когда же тот, кто первым сделает какое-либо благодеяние, заслужит безмерную благодарность, то несоответствующее воздаяние именуется не столько безвыходностью, сколько бесчувственностью и вместе с тем неблагодарностью. (7) Вижу, что мне навязано необычное соревнование – выказать себя достойным столь великой чести, вами мне оказанной. Ведь председательство заключается не в кресле, но в деяниях, когда человек не позорит это кресло. Насколько настоящее вызывает ненависть как дурное, настолько предстоящее пробуждает великие надежды как благое. И неблаговидные деяния всегда запоминаются (ведь то, что огорчило, смывается с трудом), а память о благотворных деяниях приходит к концу вместе с получаемой от них пользой, (8) так как свобода радует не в той степени, в какой печалит рабство, и всякий, спокойно владея своим достоянием, не испытывает признательности, думая, что он пользуется своей собственностью, а лишенный своего имущества вечно хранит память о том, кто его опечалил. Так же, если происходит какая-нибудь благоприятная перемена в государственных делах, он не думает, что получает от этого какую-нибудь выгоду, потому что у каждого в отдельности мало заботы о том, что полезно народу и имеет общее значение, а если в частных делах нет желанной удачи, каждый думает, что он не извлекает никакой выгоды. (9) Приученные роскошно жить благодаря безрассудным и расточительным щедротам тирании не называют перемену, вызванную благоразумием и расчетливостью из-за недостатка денег, разумной бережливостью и обдуманным и рассудительным правлением, а бранят мелочность и нищенский образ жизни, не зная того, что великие и неразборчивые раздачи не могли бы быть продолжительными без грабежей и насилий, а стремление распределять все разумно и по заслугам каждого, не делая ничего ужасного, не доставляет несправедливого изобилия денег, но приучает к благоразумному и бережному отношению к тому, что добыто честным путем[18]18.
  Мы имеем множество свидетельств, подтверждающих состояние хаоса в экономике, и прежде всего в области финансов к моменту смерти Коммода: распространение конфискаций для выплат солдатам, постоянно возрастающие конгиарии – денежные или продуктовые раздачи солдатам и плебсу (Dio. apud Xiph., LXXII, 16, 2; SHA, Comm., XVI, 8); безумная роскошь императорского двора (SHA, Pert., VIII, 2, 11; Dio. apud Xiph., LXXIII, 5,5); продажа привилегий и должностей (SHA, Comm., XIV, 4, 8; Pert., VI, 10); сокращение государственных субсидий, пенсий (SHA, Pert., IX, 3); новые налоги в Риме и в провинциях (Herodian., II, 4,7; SHA, Pert., VII, 6); задолженность государства по выплате жалования (SHA, Pert., IX, 2); пренебрежение к состоянию государственной казны и дорог (Dio. apud Xiph., LXXIII, 8,2; SHA, Pert., VII, 6; IX, 2). При этом продолжалась «порча монеты» – количество серебра в монете неуклонно продолжало уменьшаться.


[Закрыть]. (10) Уяснив себе это, вы должны содействовать мне и, считая управление державой нашим общим делом, готовясь подчиниться аристократии, а не тирании, сами иметь добрые надежды и всем подданным обещать это». (11) Пертинакс такой речью[19]19.
  Дион (apud Xiph., LXXIII, 1,4) замечает, что Пертинакс выступил перед сенатом с весьма короткой и лаконичной речью:« Я был провозглашен солдатами императором, но я не хочу править».


[Закрыть] чрезвычайно обрадовал сенат и вызвал со стороны всех славословия, получив от них всяческий почет и знаки уважения[20]20.
  После славословия Пертинаксу сенаторы резко осудили Коммода – зал буквально взорвался возмущенными возгласами: «У врага отечества отнять все почести! Пусть исчезнет память о злодее гладиаторе, сбросить статуи злодея гладиатора! Палача сената тащить крюком по обычаю предков! Вытащить злодея из могилы, тащить его!», и т. д. Тут же сенаторы приняли постановление, согласно которому уничтожались все статуи Коммода, его имя выскабливалось со всех памятников – частных и государственных, а месяцам возвращались те названия, какие они носили до Коммода (SHA, Comm., XVIII; XIX; XX, 2, 5). Однако и для Пертинакса это заседание не было безоблачным: в частности, консул Фалькон резко выступил против того, что среди приближенных нового императора находятся такие сообщники Коммода в его преступлениях, как Лет и Марция (SHA, Pert., V, 2—3).


[Закрыть]; провожаемый в храм {31} Юпитера[21]21.
  Храм Юпитера Капитолийского, где император выполнял необходимые обеты (SHA, Pert., V, 4).


[Закрыть] и другие святилища и совершив жертвоприношения за императорскую власть, он возвратился в императорский дворец.

4. (1) Когда распространилась молва о том, что было сказано им в сенате, и о его послании народу, все чрезвычайно радовались, надеясь иметь в нем почтенного и ласкового начальника и отца, а не государя. Ведь он приказал воинам прекратить своеволие по отношению к простым людям, не носить в руках дубинок и не бить никого из прохожих[22]22.
  Возможно, это стало одной из причин недовольства преторианцев Пертинаксом. О подобных порядках см. Juv., V, 16, 7—12:
«Кто преимущества все перечислит … службы военной?Прежде всего назовем вообще удобства, из коихНемаловажно и то, что тебя не посмеет ударитьШтатский: напротив, удар получив, он сам его скроет.Выбитый зуб показать не осмелится претору либоЧерную шишку, синяк, на лице его битом распухший,Или подшибленный глаз, что, по мненью врача, безнадежен.»

[Закрыть], он пытался во все внести благоустройство и порядок и во время своих выходов и в судах[23]23.
  По-видимому, здесь имеется в виду возвращение к системе нормальных судебных заседаний в противовес произвольным приговорам без суда, которыми была так богата эпоха правления Коммода (см. Herod., I, 14, 7). Пертинакс, как впоследствии Макрин, очевидно, хотел уничтожить систему судопроизводства на основании императорских рескриптов, восстановив правовую систему (см. SHA, Macr., XIII, 1). {194}


[Закрыть] выказывал мягкий и кроткий нрав. (2) Старших он радовал, напоминая им о правлении Марка, которое он ставил себе в образец и которому подражал, а расположение всех прочих, испытавших переход от жестокой и наглой тирании к разумной и беззаботной жизни, он очень легко привлек к себе. Разнесшаяся молва о кроткой власти побуждала все племена, подвластные и дружественные Риму[24]24.
  В данном случае речь может идти как о племенах в провинциях, различавшихся по статусу по отношению к Риму – подчиненные (subjecti) и друзья (amici), так и о разнице статуса племен, находящихся в пределах провинций, и племен союзников вне римских границ. Ср. подобное разделение статуса мавританцев, осроенцев и армян у Геродиана далее (VII, 2,1).


[Закрыть], а также все лагеря считать его власть божественной. (3) Но и те из варваров, которые раньше проявляли непослушание или сопротивлялись, боясь его и помня его доблесть в прежних его походах и глубоко веря, что он, всякому воздавая по заслугам, далекий от неуместной милости и жестокого насилия, никогда никого сознательно не обидит, добровольно подчинялись ему. Со всех сторон прибывали посольства, так как все радовались римской власти под началом Пертинакса. (4) Все другие люди радовались и сообща и каждый в отдельности кроткой и соблюдающей порядок императорской власти. Но то, что восхищало всех, это и огорчало одних только находившихся в Риме воинов, которые обычно были телохранителями государей. Так как им запрещалось грабить и своевольничать и их призывали к порядку и благопристойности, они, считая мягкость и кротость власти глумлением над собой, бесчестием и упразднением ничем не сдерживаемого произвола, не выносили вводимой властью дисциплины[25]25.
  Проблемы с преторианцами начались уже 2 января, когда стали свергать статуи Коммода, что вызвало недовольство солдат. Кроме того, преторианцы опасались службы под началом Пертинакса, поскольку он сразу стал устанавливать дисциплину. В результате уже на 3 января приходится первая попытка свержения Пертинакса: преторианцы привели в свой лагерь знатного сенатора Триария Матерна Ласцивия, чтобы провозгласить его императором, но он от них убежал, явился к Пертинаксу, а затем скрылся из Рима. Пертинакс же, испугавшись, «утвердил все то, что дал воинам и ветеранам Коммод» (SHA, Pert., VI, 1—6).


[Закрыть]. (5) Сначала они стали понемногу проявлять медлительность и неповиновение по отношению к приказам[26]26.
  Префект претория Лет, раскаиваясь в том, что способствовал Пертинаксу стать императором, поскольку тот фактически вышел из-под его влияния, планировал сделать императором консула Сосия Фалькона. Однако заговор был раскрыт, а сам Фалькон был пощажен императором и прожил остаток своих дней как частное лицо, хотя многие участники заговора, прежде всего из преторианцев, были казнены (однако сам Лет как-то выпутался и остался на своем посту, см. SHA, Pert., XI, 7). По-видимому, существовал и другой заговор в пользу претендента из рода Луция Вера, сторонники которого после его ареста попытались поднять мятеж (Dio. apud Xiph., LXXIII, 8,2; SHA, Pert., X, 1—10).


[Закрыть], наконец, по прошествии неполных двух месяцев царствования Пертинакса[27]27.
  В действительности Пертинакс правил 87 дней – с 1 января по 28 марта 193 г. (SHA, Pert., XV, 6; Dio. apud Xiph., LXXIII, 10,3).


[Закрыть], после того, как он за короткое время принял много разумных и благотворных мер и у подвластных стали возникать добрые надежды, злая судьба, позавидовав и опрокинув все, помешала довести до конца достойные удивления и полезные для подданных меры. (6) Прежде всего, он позволил занимать всякому в Италии и прочих странах сколько кто хочет и может невозделанной и вообще совсем не обработанной земли, хотя бы она была собствен-{32}ностью императора, а проявив заботу и возделав ее, – стать ее хозяином; возделывающим землю он даровал освобождение от всех податей на десять лет и навеки беспрепятственное владение[28]28.
  Подобное запустение Италии было унаследовано Пертинаксом, и явилось результатом войн и бедствий последних 30 лет. Ср. сведения о борьбе с этим запустением Марка Аврелия, переселившего в Италию множество пленных маркоманнов (SHA, Marc., XXII, 2).


[Закрыть]. (7) Он запретил обозначать его именем императорские владения, сказав, что они являются не частной собственностью царствующего, а общей и народной собственностью Римской державы[29]29.
  Хороший «сенатский» император обычно объявлял, что он не претендует на включение императорской собственности в его частную собственность: Нерон при вступлении на престол гарантировал, что «его дом и государство будут решительно отделены друг от друга» (Tac., An., XIII, 4,2); то же касается и Адриана – «он часто говорил, что будет вести государственные дела не забывая о том, что это дела народа, а не его собственные» (SHA, Hadr., VIII, 3); Нерва от имени себя и своего приемного сына Траяна сделал на императорском дворце надпись, что он является общественным зданием (Plin., Paneg., XLVII, 4). Обычно получалось даже наоборот – ср. высказывание Антонина Пия своей жене вскоре после провозглашения его императором: «Глупая, после того как нас призвали к управлению империей, мы потеряли и то, что имели раньше» (SHA, Ant. Pius, IV, 8). Пертинакс же, кроме того, отказался от пользования имуществом, конфискованным Коммодом, и большую часть этого имущества вернул прежним владельцам (SHA, Pert., VIII, 8; IX, 8).


[Закрыть]. Отменив все пошлины, придуманные раньше при тирании с целью получать обильные средства – на берегах рек, в портах городов и на проездных дорогах, – он установил прежние свободные порядки[30]30.
  К моменту смерти Коммода в государственной казне оставалось ок. 1 млн. сестерциев (2500000 денариев). И Пертинакс вопреки собственному заявлению вынужден был взимать все поборы, введенные Коммодом (SHA, Pert., VII, 6—7; Dio. apud Xiph., LXXIII, 5,4), а также прекратил все выплаты по выдаваемому государством содержанию (SHA, Pert., IX, 3) и устроил распродажу вещей Коммода и его рабов, конфисковав их имущество и имущество вольноотпущенников Коммода (SHA, Pert., VII, 8 VIII, 7); он вернул всем имения, отнятые его предшественником, но не даром (SHA, Pert., IX, 8). С {195} помощью этих мер он в короткий срок добился того, что казна смогла справляться со всеми издержками (SHA, Pert., IX, 2).


[Закрыть]. (8) Он намеревался еще больше облагодетельствовать подвластных, как это обнаруживали его планы; ведь он подверг гонению доносчиков в Риме и приказал карать тех, кто находился в разных местах, заботясь о том, чтобы никто не терпел от них вреда и не подвергался неосновательным обвинениям[31]31.
  Пертинакс полностью отменил сыск по делам об оскорблении величества, возвратил тех, кто был отправлен в ссылку по этому обвинению, реабилитировал память тех, кто был казнен (SHA, Pert., VI, 8). Всех доносчиков он велел строго наказать, однако мягче, чем это делали предшествовавшие императоры, и назначил каждому, навлекшему на себя обвинение в доносительстве, наказание соответственно его положению (SHA, Pert.,VII, 1). Tex, кто был схвачен по ложным доносам рабов, Пертинакс, после осуждения доносчиков, освободил и распял таких рабов; в некоторых случаях он отомстил и за умерших (SHA, Pert., IX, 10).


[Закрыть]. Сенат особенно, но и все остальные ожидали, что будут проводить жизнь в безопасности и счастье[32]32.
  Нельзя сказать, что Пертинакс был весьма популярен даже среди сенатской аристократии. Так, император провел сенатское постановление, согласно которому и велел тех, которые не исполняли должность претора, а получили ее номинально от Коммода, считать ниже тех, кто действительно был претором; этим своим решением он вызвал у многих огромную ненависть к себе, поскольку должность претора служила необходимой ступенью для замещения целого ряда высших административных постов и офицерских должностей на пути к сенаторской должности, т. е. этим своим решением Пертинакс фактически уничтожил возможности карьерного роста многих людей. Кроме того, император велел пересмотреть цензовые списки, т. е. проверить наличие у членов сенаторского и всаднического сословий минимальной суммы (400 тыс. сестерциев), необходимой для принадлежности к этим сословиям; обычно следствием подобной процедуры являлось исключение обедневших из сословия, что также не прибавило императору популярности. Необходимое с экономической точки зрения сохранение чрезмерных налогов, введенных Коммодом, что шло вразрез с обещаниями Пертинакса, вызвало, по-видимому, открытый протест сенаторов – от их имени выступил консуляр Эдий Руф Лоллиан Генциан, (см. SHA, Pert., VI, 10—11; VII, 6—7).


[Закрыть]. (9) Он был таким скромным и так любил равенство, что даже своего сына, бывшего уже в юношеском возрасте, не ввел в императорский дворец; тот оставался в отеческом доме[33]33.
  Дион (apud Xiph., LXXIII, 7, 3) сообщает, что он жил со своим дедом по материнской линии, Т. Флавием Сульпицианом, которого Пертинакс назначил префектом Рима (SHA, Pert., XIII, 7).


[Закрыть] и посещал обыкновенные школы и гимнасии для частных лиц, воспитывался и делал все наравне с остальными, никогда не выставляя напоказ императорского тщеславия или пышности.

5. (1) В то время как в жизни водворялось такое добронравие и благораспорядок, одни только телохранители, досадуя по поводу настоящего положения, тоскуя по грабежам и насилиям, происходившим при прежней тирании, и по возможности проводить время в распутстве и попойках, замыслили устранить Пертинакса, так как он был для них несносным и ненавистным, и поискать кого-нибудь, кто вернет им прежний неограниченный и разнузданный произвол. (2) И вот внезапно, когда никто этого не ожидал, но все пребывали в спокойствии, они, направляясь бегом из лагеря под влиянием гнева и безрассудного порыва, среди белого дня ворвались во дворец с поднятыми копьями и обнаженными мечами[34]34.
  Волнения среди преторианцев начались несколько ранее, и к ним на переговоры был послан префект Рима Сульпициан (Dio. apud Xiph., LXXIII, 11,1). Нападение же на дворец совершил небольшой отряд, около 300 человек, действовавший, вероятно, по наущению префекта претория Лета (SHA, Pert.,XI, 1; 6—7).


[Закрыть]. (3) Перепуганная необычностью и неожиданностью происходившего дворцовая прислуга, находясь в небольшом числе и без оружия против многочисленных вооруженных, не выдержала; все, покинув порученный им пост, бежали или через вход во двор или через другие входы[35]35.
  Источники полны свидетельств о плохих отношениях Пертинакса и дворцовых слуг: придворные так ненавидели императора, что ходили слухи о их ведущей роли в подстрекательстве преторианцев к бунту и убийству (SHA, Pert., XI, 5; XIV, 6); придворных вольноотпущенников Пертинакс сильно прижал, в частности, фактически конфисковал их имущество, чем, естественно, навлек на себя их ненависть (SHA, Pert., VIII, 1; XIII, 9; см. также Dio. apud Xiph., LXXIII, 6,2; 8,1; 4); кроме того, ходили упорные слухи, что слуги и вольноотпущенники, которым Коммод поручил «управление делами», опасались смещения, и поэтому готовились убить Пертинакса в бане (SHA, Pert., XII, 8). Своих же преданных слуг Пертинакс, поселившись во дворце, оставил в распоряжении своих детей (SHA, Pert., XI, 12).


[Закрыть]. Немногие из преданных[36]36.
  Среди них был его спальник Эклект, сыгравший немалую роль в провозглашении Пертинакса императором; защищая своего господина, он убил двоих воинов и сам погиб (SHA, Pert., XI, 11).


[Закрыть], сообщив Пертинаксу о нападении, советовали ему бежать и отдаться под защиту народа. (4) Он же, не послушавшись тех, кто давал ему полезный при данных обстоятельствах совет, считая это недостойным, неблагородным и не соответствую-{33}щим императорской власти и прежней его жизни и деяниям, не пожелал бежать или скрыться и, идя навстречу опасности, выступил, чтобы поговорить с ними, понадеявшись убедить их и на данный момент положить конец неразумному порыву[37]37.
  Сначала Пертинакс выслал для переговоров с прибывшим отрядом префекта претория Лета, но он уклонился от этого и сбежал из дворца домой; {196} когда же преторианцы ворвались во внутренние покои, император вышел к ним сам (SHA, Pert., XI, 7, 8).


[Закрыть]. (5) Выйдя из своего покоя, он, встретившись с ними, пытался расспросить их о причинах их порыва и пробовал убеждать их не поддаваться неистовству, сам при этом сохраняя сдержанный и почтенный вид и соблюдая императорское достоинство и отнюдь не являя собой вид оробевшего, струсившего или умоляющего человека.

(6) «Быть мне убитым вами, – сказал он, – в этом нет ничего значительного или тяжкого для старца, достигшего – со славою – глубокой старости – ведь всякой человеческой жизни неизбежно положен предел; вам же, слывущим стражами и охранителями государя, самим стать убийцами и запятнать свои правые руки кровью не только единоплеменной, но и императорской – смотрите, как бы это не оказалось в данный момент нечестивым, а впоследствии – опасным. Ведь я не сознаю за собой ничего, чем бы я вас огорчил. (7) Если вы испытываете неудовольствие по поводу смерти Коммода, то ведь нет ничего удивительного в том, что его, человека, постигла смерть. Если же вы думаете, что это случилось по злому умыслу, то в этом нет моей вины; вы знаете, что я вне всякого подозрения и в такой же степени, как и вы, не ведаю, что тогда произошло, так что если вы что-то подозреваете, предъявляйте обвинение другим. (8) Но все же, хотя он и скончался, у вас не будет недостатка ни в чем, что может быть дано пристойным образом и по заслугам, без насилия надо мной и без грабежа». Пытаясь говорить им такие речи, он был близок к тому, чтобы убедить некоторых из них, и немалое их число повернулось и начало уходить, испытывая уважение к старости почтенного государя, но более дерзкие[38]38.
  Их лидером был Таузий, родом из племени тунгров – германского племени, которое обитало в Белгике (северная Галлия), между реками Шельдой и Маасом (SHA, Pert., XI, 9; Dio. apud Xiph., LXXIII, 10,1).Таким образом, возможно, что эти 300 воинов были, в основном, из отряда отборной конницы (equites singulares), комплектовавшейся из варваров, которые были в большей степени преданы персонально Коммоду, чем императору вообще. Это косвенно подтверждается сообщением Диона о том, что Пертинакс мог использовать кавалерию (по-видимому, equites praetoriani) или ночную стражу (т. е. преторианскую когорту, дежурившую во дворце) для подавления мятежа.


[Закрыть], бросившись на старца, пока он еще говорил, убивают его[39]39.
  Это произошло 28 марта 193 г. Говорили, что воины ворвались в спальню императора и там убили его, бегавшего вокруг ложа (SHA, Pert., XI, 13).


[Закрыть]. (9) Совершив такое жестокое дело, они, устрашившись своей отваги, желая удалиться до прихода народа и зная, что народная масса будет негодовать по поводу совершившегося, возвратились бегом в лагерь и, заперев все ворота и входы, оставались в стенах, поставив на башнях стражу, чтобы защищаться, если народ атакует стену. Такой конец постиг Пертинакса[40]40.
  Преемник Пертинакса Дидий Юлиан нашел его тело в Палатинском дворце и похоронил его со всеми почестями в гробнице деда его жены. При Севере Пертинакс был причислен к богам, в день его рождения проводились цирковые игры (SHA, Pert., XIV, 8—9; XV, 1—5). Однако согласно Диону (apud Xiph., LXXIII, 13,11), который был очевидцем, Дидий Юлиан отнюдь не был столь благочестив к покойному Пертинаксу: Дидий устроил во дворце роскошный пир, в то время как там оставался лежать труп Пертинакса (ср. SHA, Pert., XIV, 10: «Юлиан никогда официально не упоминал о нем (т. е. Пертинаксе) ни перед народом, ни в сенате»). Но при этом следует иметь в виду, что у Диона были плохие отношения с Дидием (cp. Dio. apud Xiph., LXXIII, 5,1, слл.; 11,2,слл.; LХХIV, 5,6, слл.).


[Закрыть], жизнь и стремления которого изложены выше.

6. (1) Когда в народе распространилась весть об убийстве государя, всех охватило смятение и горе; они бегали как безумные, и несказанное волнение охватило народ – они искали совершивших убийство и не могли ни найти их, ни ото-{34}мстить. (2) Особенно тяжело переживали совершившееся и смотрели на это как на общее несчастье члены сената, потерявшие кроткого отца и превосходного председателя. Снова был страх перед тиранией, так как по их ожиданиям именно этому радовались воины. (3) По прошествии одного или двух дней простолюдины начали расходиться, опасаясь каждый за себя, а высокопоставленные лица стали уезжать в расположенные как можно дальше от города имения, чтобы, находясь в Риме, не потерпеть чего-либо ужасного от власти, которая установится. (4) Воины же, узнав, что народ успокоился и никто не осмеливается мстить за кровь государя, продолжали, запершись, оставаться в стенах, но, выведя самых громкоголосых из своей среды, объявляли о продаже императорской власти, обещая вручить власть тому, кто даст больше денег, и с помощью оружия беспрепятственно привести его в императорский дворец. (5) Когда это объявление стало известным, то более почтенные и рассудительные члены сената, а также сколько было патрициев и богатых людей, в небольшом числе уцелевших от тирании Коммода, не подошли к стене и не пожелали за деньги приобрести непристойную и позорную власть. (6) Некоему же Юлиану[41]41.
  М. Дидий Север Юлиан. Со стороны отца, Петорния Дидия Севера, происходил из североитальянского, варварского рода (его дед по отцу был из медиоланских инсубров – кельтского племени, обитавшего в Северной Италии, главным городом которых был Медиолан (совр. Милан); в 49 г. до н. э. инсубры получили римское гражданство), со стороны матери, Клары Эмилии, он происходил из Африки. Его дядей по матери был известный юрист Сальвий Юлиан, бывший два раза консулом и префектом Рима. Дидий Юлиан с раннего возраста воспитывался в доме Домиции Луциллы, матери императора Марка Аврелия, и этим, по-видимому, обязан своим ранним и быстрым продвижением по службе: он был назначен квестором (высшим финансовым чиновником, казначеем) раньше достижения законного для этой должности возраста; затем, по ходатайству Марка, он получил должность эдила (римского магистрата, в обязанности которого входили надзор за строительством, состоянием улиц, храмов, рынков, а также раздача хлеба, проведение общественных игр), а после, опять же по ходатайству Марка Аврелия, стал претором; затем, как и Пертинакс, он принимал участие в Германской войне: командовал XXII «Первородным» легионом; долгое время управлял Белгикой (римской провинцией Галлией Белгикой, находившейся на территории между рекой Сеной, Северным морем и рекой Рейном), и в этот период особенно прославился как полководец: с помощью наскоро набранных отрядов из провинциалов он остановил вторжение хавков (объединения германских племен, обитавших в верховьях рек Эмса и Везера), за что он удостоился консульства по представлению императора Марка в 175 г. вместе с Пертинаксом, а после разбил хаттов (одно из крупнейших германских племен, обитавшее на территории между рекой Рейном, верхним течением реки Верры и рекой Димель (левым притоком реки Везера)); затем он получил в управление Далмацию (римскую провинцию Верхняя Иллирика, на северо-западе Балканского по-{197}луострова), а потом управлял провинцией Нижняя Германия (располагалась на левобережье Нижнего Рейна и включала в себя большую часть совр. Нидерландов и Бельгии); после этого, уже при Коммоде, он заведовал попечением о государственных выдачах в Италии. После раскрытия заговора Луциллы в 182/183 гг. на Дидия Юлиана пало подозрение, что он участвовал в заговоре вместе со своим дядей Сальвием Юлианом. Сальвий был казнен, а Дидий Юлиан сослан в свое поместье. По-видимому, после убийства Перенниса в 185 г. Дидий Юлиан был оправдан с помощью нового префекта претория Лета, и отправился управлять Вифинией (римской провинцией на северо-западе Малой Азии, побережье Черного и Мраморного морей). В 189—190 гг. был преемником Пертинакса по проконсульству в Африке (см. SHA, Did. Jul , III 3; VI, 2).


[Закрыть], уже бывшему консулом, слывшему обладателем огромных денежных средств, было сообщено об объявлении воинов, когда он под вечер пировал, пьянствуя и опохмеляясь, – его невоздержанная жизнь вызывала нарекания.(7) И вот жена, дочь и толпа сотрапезников[42]42.
  Его женой была Манлия Скантилла, а дочь звали Дидия Клара. В правление Пертинакса Дидий Юлиан выдал свою дочь замуж за своего племянника, Корнелия Репентина, который был сыном одного из его братьев, Дидия Прокула или Нуммия Альбина (SHA, Pert., XIV, 4; Did. Jul., I, 2; II, 3; III, 4; 6). Среди сотрапезников Дидия Юлиана были, очевидно, преторианские трибуны Публиций Флориан и Векций Апер, которые убедили его выставить свою кандидатуру (SHA, Did. Jul., II, 4—5).


[Закрыть]уговаривают его соскочить с ложа, поспешить к стене и узнать о том, что делается; по дороге они все время советуют ему схватить лежащую под ногами власть и, если бы кто-нибудь оспаривал ее, превзойти всех щедростью, так как он владеет несметными деньгами. (8) Подойдя к стене, он начал кричать, обещая дать все, сколько они желают, и говорил, что у него имеется очень много денег и сокровищницы, наполненные золотом и серебром. В то же самое время и Сульпициан, также из бывших консулов, ставший префектом Рима (он был отцом жены Пертинакса)[43]43.
  Т. Флавий Сульпициан, отец Флавии Титианы, жены Пертинакса. Он был консуляром, при Коммоде занимал пост проконсула провинции Азия. После описываемого у Геродиана инцидента Сульпициан был смещен с поста префекта Рима, и его преемником стал зять и приемный сын Дидия Юлиана Корнелий Репентин. По просьбе преторианцев Сульпициану была сохранена жизнь, и он, живя, по-видимому, как частное лицо, был в конце концов казнен в 197 г. Севером за поддержку Альбина. (Dio. apud Xiph., LXXV, 8,4; LXXIII, 11,6; SHA, Did. Jul., II, 6—7; III, 6). В SHA говорится, что к моменту прибытия Дидия Юлиана к преторианскому лагерю Сульпициан уже находился внутри него и произносил речь, требуя себе императорской власти. И у него уже были сторонники среди преторианцев во главе с Мавренцием (см. SHA. Did. Jul., II, 6—7; III, 1).


[Закрыть] явился, стремясь купить власть. (9) Его, однако, воины не допустили к себе из страха перед его родственными отношениями с Пертинаксом – как бы не оказалось какого-либо обмана с целью покарать за его убийство. Спустив лестницу, они подняли на стену Юлиана: отворить ворота они не хотели ранее, чем узнают о количестве денег, которое будет им дано. (10) Поднявшись, он пообещал им восстановить память о Коммоде, почести и изображения, которые уничтожил сенат, а также дать им свободу делать все, которую они при нем имели, а каждому воину столько серебра, {35} сколько они не надеялись ни потребовать, ни получить[44]44.
  Юлиан обещал каждому солдату по 25000 сестерциев (6250 денариев), что составляло их 5летнее жалование (1250 денариев в год) (Dio. apud Xiph., LXXIII, 11,5—6; SHA, Did. Jul., III, 2).


[Закрыть], с деньгами не будет задержки – он сейчас же затребует их из дома. (11) Убежденные этим и окрыленные такими надеждами, воины провозглашают Юлиана императором и требуют, чтобы он вдобавок к своему собственному и унаследованному имени стал называться Коммодом [45]45.
  Этот факт подтверждается Дионом (apud Xiph., LXXIII, 12,1), но подобное именование Дидия Юлиана не обнаружено ни на монетах, ни на надписях.


[Закрыть]. Подняв военные значки и вновь прикрепив на них изображения последнего[46]46.
  Имеется в виду изображение Коммода. О подобных изображениях властелина на воинских значках см. Tac., An., IV, 2; Suet., Tib., XLVIII, 2.


[Закрыть], они стали готовиться сопровождать Юлиана. (12) Юлиан, принеся в лагере установленные императорские жертвы, вышел в сопровождении воинов, охраняемый большим их числом, чем это принято; ведь купив власть путем насилия и вопреки воле народа, с позорной и непристойной дурной славой, он, естественно, боялся, что народ будет ему противиться. (13) Итак, воины во всеоружии и сомкнутым строем в виде фаланги, чтобы в случае надобности сразиться, имея в середине своего государя, потрясая над головой щитами и копьями из опасения, как бы на их шествие не бросали с домов камни, отвели его во дворец[47]47.
  Дион ничего не говорит о сенате, между тем, как Юлиан, после выступления на сходке преторианцев, вечером прибыл в сенат, где состоялось заседание и было принято постановление, согласно которому Юлиану были предоставлены все прерогативы императорской власти: он был удостоен трибунских полномочий и проконсульских прав и включен в список патрицианских фамилий (до Веспасиана все императоры происходили из патрициев; Веспасиан же стал патрицием по постановлению сената, и подобным образом патрициями становились и позднейшие императоры); кроме того, его жена и дочь были названы Августами (Dio. apud Xiph., LXXIII, 12—13,1; SHA, Did. Jul., III, 3—4).


[Закрыть], причем никто из народа не осмеливался противостать, но и не славословил, как это принято при сопровождении государей; наоборот, стоя вдали, они проклинали его и злословили о нем, потому что он приобрел власть за деньги. (14) Тогда впервые начали портиться нравы воинов[48]48.
  Здесь Геродиан ошибается: подобное разложение преторианцев началось еще в I в. н. э. см. Suet., Clau., X, 2—4: после убийства Калигулы Клавдий «спрятался за занавесью у двери. Какой-то солдат… узнал его, вытащил… и отвел к своим товарищам, которые попросту буйствовали, не зная, что делать {198} дальше. Они посадили его на носилки… отнесли его к себе в лагерь…. На следующий день он (т. е. Клавдий) принял на вооруженной сходке присягу от воинов и обещал каждому по 15000 сестерциев – первый среди цезарей, купивший за деньги преданность войска».


[Закрыть], и они начали ненасытно и постыдно стремиться к деньгам и пренебрегать подобающим уважением к правителям[49]49.
  Увеличение уступок солдатам наглядно демонстрирует факт назначения Юлианом префектами претория людей, выдвинутых на эту должность самими преторианцами: Флавия Гениала, который был ок. 185 г. трибуном преторианской когорты, и Туллия Криспина (см. SHA, Did. Jul., III, 1).


[Закрыть]. То обстоятельство, что никто не выступил против дерзко осуществленного столь жестокого убийства государя и не воспрепятствовал столь непристойному объявлению и продаже власти за деньги, было начальным толчком и причиной их непристойного и непокорного настроения и на будущее время, так как их корыстолюбие и презрение к правителям возросло и привело к пролитию крови.

7. (1) И вот Юлиан, придя к власти, сразу же стал заниматься удовольствиями и попойками, легкомысленно относясь к государственным делам[50]50.
  Судя по данным SHA, Юлиан весьма серьезно отнесся к государственным делам, судорожно пытаясь найти себе опору в обществе: он пригласил к себе во дворец всех представителей сенатского и всаднического сословий и «к каждому обращался самым ласковым образом, называя в зависимости от возраста братом, сыном или отцом» (к моменту вступления на престол ему было то ли 56 (SHA, Did. Jul., IX, 3), то ли 60 лет (Dio. apud Xiph., LXXIII, 17,5)). В тот же день он произнес в сенате «ласковую и благоразумную» речь. Чтобы привлечь к себе народ, Юлиан обещал ему большие денежные раздачи и восстановил многое из того, что было установлено Коммодом и отменено Пертинаксом. (см. SHA, Did. Jul., IV, 1; 5; 8).


[Закрыть] и предавшись наслаждениям и недостойному времяпрепровождению. Как оказалось, он солгал воинам и обманул их, так как не мог выполнить то, что обещал; (2) ведь и собственных денег было у него не так много, как он хвастался, не было их и в государственных сокровищницах[51]51.
  Элий Спартиан сообщает, что Юлиан, обещая преторианцам по 25000 сестерциев на человека, выдал им по 30000 (SHA, Did. Jul., III, 2).


[Закрыть] – все уже ранее было опустошено из-за разнузданности Коммода и его нерасчетливых и беспорядочных расходов. Вследствие такой его дерзости и по такой причине воины, обманутые в своих надеждах, роптали, а народ, узнав о настроении воинов, стал относиться к нему с презрением, так что при его выходах злословили и насмехались над его постыд-{36}ными и сомнительными развлечениями. (3) На пути в ипподром[52]52.
  Имеются в виду события следующего после вступления Юлиана на престол дня: с утра, когда император направлялся в сенат, народ осыпал его бранью, проклятьями, даже кидали камни; когда же Юлиан направился из сената на Капитолий, народ преградил ему дорогу, но толпа была оттеснена и разогнана силой оружия, причем многие были ранены; после этого Юлиан приказал начать игры в цирке, но сидения в нем оказались занятыми как попало, в результате чего народ, чрезвычайно этим оскорбленный, усилил свою брань по адресу Юлиана и призывал для охраны города легата Сирии Песценния Нигра (Dio. apud Xiph., LXXIII, 13,5; SHA, Did. Jul., IV, 2—7; Nig., III, 1).


[Закрыть], где народные массы, сходясь вместе, особенно тесно общаются между собой, они проклинали Юлиана и призывали на защиту Римской державы и на охрану императорской власти Нигера и высказывали пожелание, чтобы он как можно скорее пришел на помощь к ним, подвергающимся поруганию. (4) Нигер принадлежал к числу тех, кто давно уже был консулом, а в то время, когда в Риме происходило вышеописанное, он управлял всей Сирией[53]53.
  К. Песценний Нигер Юст. Происходил из всаднического рода, отцом его был Анний Фуск, матерью Лампридия, дедом попечитель Аквина, города вольсков в юго-восточном Лации (Dio. apud Xiph., LXXIV, 6,1; SHA, Nig., I, 3). Он избрал себе карьеру военного, в течение долгого времени был центурионом, затем командовал когортой, а также занимал ряд других командных постов (SHA, Nig., I, 5; IV, 1—2), в том числе один из высших постов в управлении провинции Египет, скорее всего префекта (SHA, Nig., VII, 7—8; XII, 4—6; Victor, Caes., XX, 9), и, возможно, был прокуратором в Палестине (SHA, Nig., VII, 9). В 183 г. он удачно воюет в Дакии (Dio. apud Xiph., LXXII, 8,1). В 185 г. он был назначен претором, и получил пост префекта претория сразу после падения Перенниса, но пробыл в этом качестве всего лишь несколько часов (SHA, Comm., VI, 6). В 186—187 гг. Нигер, будучи наместником Аквитании, был назначен командующим в «войне с дезертирами» в Галлии (см. книгу I, прим. 74; SHA, Nig., III, 3—5; VI, 7). Вообще, Нигер пользовался расположением Коммода, и даже давал ему советы по вопросам управления (SHA, Nig., IV, 5; VI, 8; VII, 2—6). В 188 г. он стал сенатором и консулом (SHA, Nig., IV, 6); в 189—190 гг. был легатом в Дакии, а после был назначен легатом в Сирии (191—193 гг.) (SHA, Nig., II, 1).


[Закрыть]. Это было тогда обширное и очень важное наместничество[54]54.
  Вскоре после описываемых событий Сирия была разделена на две провинции – была выделена Финикия.


[Закрыть], так как все финикийское племя и земли до Евфрата находились над началом Нигера. (5) Сам он был уже в достаточно пожилом возрасте и успел прославиться во многих значительных делах. Была распространена молва, что он человек порядочный и дельный и подражает образу жизни Пертинакса[55]55.
  По всей видимости, Нигер активно поддерживал подобные слухи, о чем свидетельствует принятие им имени Юст (лат. справедливый, честный). Конкретно, о нем говорили, что во всех походах Нигер у всех на виду ел {199} солдатскую пищу перед палаткой и никогда не стремился прятаться под крышей от солнца или дождя, если у солдат не было такой возможности; в походе он отсчитывал на свою долю, на долю своих слуг и ближайших товарищей столько продовольствия, сколько несли воины, нагружая своих рабов, чтобы они не шли налегке, а солдаты нагруженными, и чтобы воины, глядя на это, не испытывали огорчения; он поклялся на солдатской сходке, что как в прошлых походах, так и в будущих он вел и будет себя вести не иначе, чем простой воин, имея перед своими глазами пример Мария и подобных ему полководцев; вообще, он был известен как строгий, но справедливый полководец (SHA, Nig., X; XI, 1—3).


[Закрыть], все это и склонило римлян на его сторону. Они постоянно призывали его там, где собирался народ, и, проклиная присутствовавшего в Риме Юлиана, славословили того, отсутствовавшего, наделяя его императорскими званиями. (6) Когда Нигеру сообщили о настроении римского народа и о непрерывных возгласах в местах собраний, он, естественно, дав себя убедить[56]56.
  Человеком, убедившим его, был Аврелиан, который помолвил своих дочерей с сыновьями Нигра, и который активно подталкивал его к захвату императорской власти (SHA, Nig., VII, 1).


[Закрыть] и ожидая, что обстоятельства легко ему покорятся, особенно благодаря тому, что окружавшие Юлиана воины не дорожили им, так как он не выполнял своих обещаний насчет денег, предается надежде на захват императорской власти. (7) Сначала вызывая к себе на дом в небольшом числе начальников, трибунов[57]57.
  Имеются в виду военные трибуны; в каждом легионе их было 6, исполнявших свои обязанности – преимущественно военно-административные и хозяйственные – посменно, в течение двух месяцев в году каждый.


[Закрыть] и видных воинов, он беседовал с ними и убеждал их[58]58.
  Нам известны имена некоторых наместников восточных провинций в 193 г.: Фракии – П.Клавдий Аттал Патеркулиан, который был исключен из сената Севером (Dio., LXXIX, 3, 9), по-видимому, за поддержку Нигра, восстановлен Каракаллой и, в конце концов, казнен Гелиогабалом; Азии – Аселлий Эмилиан (о нем см. Herod., III, 2, 2); Аравии – П. Элий Севериан Максим, который вначале поддержал Нигра, но вскоре переметнулся к Северу и был сделан консулом 194 г.; Египта – Л. Мантенний Сабин, который поддержал Нигра, но покинул его в 194 г. и не испытал опалы.


[Закрыть], открывая то, о чем извещали из Рима, – чтобы благодаря распространившемуся слуху все это стало известным и знакомым как воинам, так и прочим людям на Востоке; (8) он надеялся, что таким образом все очень легко присоединятся к нему, когда узнают, что он не по злому умыслу стремится к власти, но, будучи призван, пойдет, желая помочь просящим его об этом римлянам. Все они воспламенились и без промедления присоединились к нему, настаивая, чтобы он взял в свои руки государственные дела. (9) Сирийское племя по природе легко возбудимо и склонно к изменению существующего положения. Была у них и какая-то приязнь к Нигеру, который мягко правил во всем и большую часть времени проводил в празднествах вместе с ними. Сирийцы по природе – любители празднеств; из них в особенности жители Антиохии, крупного и богатого города, справляют празднества почти круглый год – в самом городе и в предместьях[59]59.
  Жители Антиохии, греческого города, кроме традиционных греческих празднеств часто организовывали торжества по случаю какого-либо текущего события (см., например, Tac., An., II, 69 о пышном праздновании антиохийцами выполнения обетов, данных ради исцеления Германика). Кроме того, антиохийцы для обсуждения общественных дел собирались в театре, и многие подобные собрания, сопровождаемые представлениями и состязаниями, также превращались в празднества (см. Тас., Hist., II, 80). Также мы имеем сведения и о торжествах, проходивших в предместьях Антиохии и близлежащих к городу населенных пунктах: на горе Касии близ города Селевкия, находящейся в 20 км. от Антиохии, антиохийцы справляют праздник в честь Триптолема, который был послан на розыски Ио, возлюбленной Зевса, и блуждал по Киликии; потеряв надежду найти Ио, Триптолем вместе со своими спутниками поселился в области у реки Оронт, т. е. в области Антиохии; сын Триптолема Гордий вместе с некоторыми из людей своего отца переселился в Гордиену, а потомки остальных впоследствии были переселены в Антиохию. В 7 км. от Антиохии находится небольшое поселение Дафна, знаменитое лавровой рощей, в середине которой находится священный участок с убежищем и святилище Аполлона и Артемиды; здесь традиционно антиохийцы вместе с жителями соседних городов справляли всенародный праздник (см. Strabo, XVI, 2, 4—6).


[Закрыть]. (10) Итак, Нигер, непрерывно доставлявший им зрелища, к {37} которым они питают особенное пристрастие, и предоставлявший им свободу справлять праздники и предаваться веселью, естественно, почитался ими, так как делал то, что им нравилось.

8. (1) Зная об этом, созвав отовсюду воинов к назначенному дню, он, когда собралась и остальная масса и ему была приготовлена трибуна, поднявшись на нее, сказал так:

(2) «Кротость моего образа мыслей и осторожность перед великими дерзаниями, возможно, давно известны вам. Я и теперь не выступил бы перед вами, чтобы произнести такую речь, если бы меня к тому побуждал только личный замысел и неразумная надежда или стремление к надежде на нечто большее. Но меня зовут римляне и своим непрестанным криком торопят меня протянуть спасительную руку и не смотреть безучастно на позорно повергнутую столь славную и овеянную доблестью со времен предков власть. (3) Подобно тому как дерзание на такие дела при отсутствии разумного повода является опрометчивым и наглым, так медлительность по отношению к зовущим и просящим влечет за собой обвинение в малодушии и вместе с тем в предательстве. Поэтому я выступил, чтобы узнать, каково ваше мнение и что, по-вашему, следует делать, – взяв вас в советники и соучастники в данных обстоятельствах; ведь исход, если он будет удачным, даст мне и вам общую выгоду. (4) Нас зовут не слабые и пустые надежды, а римский народ, которому боги уделили господство над всем и империю, а также неустойчивость власти, ни за кем прочно не утвердившейся. Наше начинание будет безопасным благодаря настроению призывающих и потому, что никто не противостоит и не препятствует нам; (5) ведь и те, кто сообщает о тамошних делах, говорят, что даже воины, которые продали ему власть за деньги, не являются его верными слугами, так как он не выполнил того, что обещал[60]60.
  В этом фрагменте, и ранее, в II, 7, 6, Геродиан сообщает о том, что Нигер знал о недостаточной поддержке Юлиана среди преторианцев. Если это правда, то провозглашение Нигра следует отнести ко времени вскоре после смерти Пертинакса. В SHA (Элий Спартиан Sev., VI, 7; Nig., II, 1) сказано, что Нигер был провозглашен императором уже после убийства Юлиана, однако в другом месте Юлий Капитолин утверждает, что после смерти Пертинакса были одновременно провозглашены императорами: Юлиан – в Риме, Север в Паннонии, Нигер на Востоке, Альбин в Галлии (SHA, Cl. Alb., I, 1). {200}


[Закрыть]. Итак, дайте знать, каково ваше мнение».

(6) После такой его речи немедленно все войско и собравшаяся толпа провозгласили его императором и назвали Августом; набросив на него императорскую порфиру и наскоро собрав прочие знаки императорского отличия, они ведут Нигера с преднесением факела в храмы Антиохии и доставляют в его жилище, считая последнее уже не частным домом, а императорским дворцом[61]61.
  Антиохия была столицей нового императора, однако его монеты чеканились также в Александрии и Цезарее Германике в Вифинии. В Антиохию же Нигер вступил в свое второе консульство, как мы это видим на монетах 194 г.


[Закрыть] и украсив его извне всеми императорскими символами.

(7) Нигер очень радовался этому в душе, он полагал, что его шансы на получение власти упрочились благодаря настроению римлян и рвению людей вокруг него. Ведь когда разнес-{38}шийся слух дошел до всех народов, населяющих лежащий против Европы материк[62]62.
  Имеется в виду Малая Азия – см. прим. 58 о сторонниках Нигра в восточных провинциях.


[Закрыть], не оказалось никого, кто бы неохотно стремился подчиниться ему, – от этих народов отправлялись в Антиохию посольства к нему как к признанному всеми государю. (8) Цари и сатрапы стран по ту сторону Тигра и Евфрата[63]63.
  Очевидно, это были цари находящихся под римским протекторатом месопотамских княжеств Адиабены, Осроены, Забдицены, Софены, а также царь Армении, вполне вероятно, что было посольство и от парфянского царя, или кого-либо из его сатрапов наместников провинций, пограничных с римской территорией, например, Барсемия, царя города-княжества Хатры (см. Herod., III, 1,2—3).


[Закрыть] слали ему письма с выражением радости и обещали свою помощь, если он в чем-нибудь нуждается. Он в ответ щедро наделял их дарами и, выражая благодарность, говорил, что не нуждается в союзниках, так как его власть твердо упрочена и он будет править без пролития крови. (9) Воодушевленный этими надеждами, он стал менее заботиться о делах и, склонясь к изнеженности, предавался развлечениям вместе с антиохийцами, отдаваясь празднествам и зрелищам. Об отправлении в Рим, с чем следовало бы особенно спешить, он не думал. (10) Хотя необходимо было как можно скорее появиться перед иллирийскими войсками и привлечь их к себе, опередив других, он даже не извещал их ни о чем, что делается, надеясь, что тамошние воины, если они когда-нибудь узнают об этом, согласятся с желанием римлян и мнением лагерей, расположенных на Востоке.