Текст книги "По ту сторону Дома (СИ)"
Автор книги: Gaya Nix
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Оказалось, она ночевала в небольшом поселении на берегу шумной реки. Почему она не расслышала журчания воды раньше? Вдоль бугра тянулись однообразные землянки, на высоких деревьях были оборудованы смотровые площадки. Вдали, скрытые густыми кустами, играли дети – до Эйприл доносился звонкий смех. О чем-то переговаривались женщины, стирающие в речке белье. Несколько часовых стояло на площадках. На Эйприл никто не обращал особого внимания. Змея видно не было. Зима тоже куда-то исчезла.
Эйприл потянулась, разминая затекшее место. Длительный сон явно пошел ей на пользу, хоть о причине, приведшей ее сюда, думать все равно не хотелось.
Она не чувствовала смущения от незнакомого места – будто уже имела опыт вхождения в новый коллектив.
– Чего стоишь? Помогай, – дородная женщина бросила ей прямо в руки большой кусок белой ткани. Эйприл не хотелось уходить, да и некуда было, и она с готовностью пошла полоскать его в проточной воде. Щебетали птицы. Солнечные лучи весело плескались на водяной поверхности. Эйприл разглядела в отражении свое лицо, размытое быстрым течением. Оно ей улыбалось.
Женщины будто не замечали ее и разговаривали между собой, но разговор явно предназначался для ее ушей.
Эйприл узнала, что вчера Серолицые «опять охотились в «Лишайнике». Их добычей стали целых три «бестолковых прыгунчика», а один сумел отбиться, и Стеф привел его сюда. Говорил, что у этого хороший нюх, но рассказчица считала, что Стефа сильнее мотивировала смазливая внешность этого прыгунчика, чем какой-то там нюх.
– Эй, прыгунчик, – заправски обратилась к ней вторая женщина. – Из чего парус – из льна или хлопка?
Эйприл понятия не имела, как это надо узнавать, но в нос дыхнул запах влажной ткани, и в голове сама собой возникла картинка хлопкового поля.
– Хлопок, – без запинки ответила она.
– Ну, может и не просто смазливая, – женщина послала ей хитрый взгляд, и Эйприл ощутила гордость.
– Отнеси к вон тому дому, – женщина в цветастом платке всучила ей корзину с бельем и указала направление.
Чтобы попасть к нужному дому, пришлось пройти под смотровой площадкой. Эйприл пошла не торопясь, чтобы не споткнуться о массивные корни деревьев. И это сослужило ей добрую службу – буквально в паре сантиметров от корзины на землю что-то бухнулось со смачным чавканьем. Эйприл отскочила и боязливо глянула под ноги. На земле подрагивал, извиваясь, склизкий комок цвета прелых листьев. Не успела Эйприл толком испугаться, как он вытянулся в толстую колбаску и бесследно исчез в зарослях ежевики.
– Осторожнее, – раздался сверху насмешливый голос. – Квазиноги атакуют, не делая скидки на обоняние.
На смотровой площадке стоял крепкий мужчина с непослушными рыжими волосами и очень широким лицом. Он выглядел как человек, который вполне мог натравить на кого-нибудь парочку квазаногов. Кстати, почему квазиног? Эйприл не заметила у существа не одной ноги. Хотя она могла просто не разглядеть. На всякий случай она огляделась по сторонам, крепче прижала к себе корзину и двинулась дальше.
Из кустов, где предполагалась детская игра, доносился топот и хруст. Но Эйприл на разглядела ни одного ребенка, только что-то черное мелькало среди салатовой зелени. Предполагая, что квазиноги – не единственная проблема этого места, она поспешила вернуться назад.
Ей удалось выяснить, что эти люди называют себя Койво и живут здесь уже сотни лет. Они в напряженных отношениях с Серолицыми, но открытой вражды избегают. Те когда-то тоже были Койво, но под влиянием «прыгунчиков» и «перебежчиков» ушли, недолюбливая «староверов» и считая их ретроградами.
Койво стремятся жить в гармонии с природой, но без показушности Серолицых. По крайней мере, считают именно так.
У Эйприл ничего не спрашивали и не прогоняли, и ей начинало здесь нравиться. Она сидела, накрывшись чем-то теплым, и смотрела в высокие и чистые небеса. Стемнело. По одной начали загораться мелкие звездочки. Эйприл не слишком хорошо видела, но ей казалось, что звезды разноцветные, как гирлянды на новогодней елке. Это добавляло атмосфере ощущение праздничной загадочности.
Ей на колени упала большая лепешка. Эйприл увидела в ней зеленые вкрапления.
– Водоросли?
Рядом с ней присела тонкая гибкая фигура.
– Не любишь? – Эйприл сразу узнала Змея, который на самом деле оказался Стефом.
– Нет, просто сегодня я целый день отвечаю на вопросы о запахах.
– Нам скоро понадобится хороший нюхач, – будто оправдываясь, отозвался Стеф.
Ему нравилось задирать Серолицых, поэтому он периодически заходил в кафе, где они ловили беспамятных. Отбить добычу – легкое развлечение. А то, что «добыча» еще и с талантами, – приятный бонус.
Эйприл кивнула, откусывая мягкий кусок булки. Она подозревала, что для чего-то нужна, иначе зачем им было принимать ее? Булка вкусом напоминала морскую воду, но Эйприл не была привередливой.
– Ты здесь давно? – Стеф откинулся, опираясь руками за спину и разглядывая те же звезды, что и Эйприл минуту назад.
– Около недели.
– И ничего не помнишь? – в низком голосе скользнула надежда, но Эйприл было нечем ее оправдать. – Жаль – мне интересно, что там…
Стеф не признавался другим Койво, но его манил другой мир, из которого периодически заглядывали беспамятные. Своя жизнь за двадцать с небольшим лет ему наскучила, и он искал путь в те, другие миры.
Эту ночь Эйприл провела перед костром, завернувшись в медвежью шкуру, убаюканная мягким треском огня. Стеф заявил, что не намерен делить постель вторую ночь подряд с «недотрогой». Никто другой ее к себе не позвал, и ее это не расстроило. Костер горел так приветливо, что Эйприл на время смирилась с потерей памяти.
***
Стеф всучил ей сухую ветку папоротника.
– Выглядит так же. Но запах должен быть с имбирным оттенком.
Они собирались на вылазку за Хвойным папоротником, и Эйприл получала последний инструктаж.
– Ясно. А как пахнет имбирь?
Чарли, стоящий рядом, хмыкнул, но протянул ей узловатую головку корня имбиря. Он, в отличие от Стефа, другими мирами не интересовался, потому особого любопытства к беспамятной не проявлял – обычная молодая девчонка, забредшая на время к ним.
Это Чарли Эйприл вчера подозревала в натравливании квазинога. И идти вместе с ним она не очень хотела – выглядел он подозрительно. Но где и когда спрашивали новичков?
– Рядом территории Серолицых – смотри опять не попадись, – Чарли смотрел на нее с нескрываемой насмешкой.
Эйприл вспомнила пародию на эльфов и изо всех сил постаралась не ежиться. Но Чарли все равно заметил ее дрожь, довольный произведенным эффектом. Он ей тоже не слишком доверял и был не прочь смутить.
Шли они по извилистым звериным тропкам уже почти полдня. Эйприл утомилась. Чтобы было легче идти, она хваталась за ветки спускающихся деревьев, опасаясь немного, что ненароком заденет идущую рядом Зиму. Ее нелюбовь к прикосновениям напомнила о себе тупой болью в голове.
– Устала? – участливо поинтересовалась Зима, будто это не она отвесила ей тот звонкий удар. Она явно была в походе не впервые, так что скакала по буграм как горная козочка.
Эйприл отрицательно покачала головой и выпрямила напряженную спину. Не хотелось выглядеть самой слабой – хватало того, что она самой слабой и была.
– Что Серолицые делают с пойманными? – спросила она, чтобы отвлечься от тяжести в ногах.
– Превращают в рабов, – беззаботно ответила Зима.
Эйприл ожидала примерно такого ответа, поэтому не удивилась.
– Как и мы, – заговорщицки подмигнула Зима и обогнала ее.
Эйприл предпочла принять это за шутку и даже улыбнулась, но внутри пробежался холодок. Куда же она попала?
– Где-то здесь, – сообщил Стеф. Они, наконец, вышли на открытую поляну, и Эйприл стоило большого труда не рухнуть прямо там.
Стеф, Чарли и Зима как по команде разошлись и практически исчезли в высокой траве. Эйприл тоже выбрала себе направление и шагнула в заросли. На нее набросилось море запахов, свежих и медовых, но нужного травянисто-горького среди них не было. Эйприл уже испугалась, что просто забыла его, как перед глазами возникла картинка высокого разлапистого растения. Она взбодрилась и ускорила шаг, но, как оказалось зря, – до нужного места оказалось около получаса ходьбы.
Когда нужное растение, наконец, возникло наяву, Эйприл едва не завопила от радости. И мгновенно осеклась – кроме растительного аромата в воздухе явно присутствовал запах человеческий. Эйприл вспомнила про Серолицых и присела в траве. Но до нее не донеслось ни хруста веток, ни приближающихся шагов. Серолицые далеко. Тогда Эйприл торопливо нарвала Хвойного папоротника и поспешила на полусогнутых обратно. Запах немытых волос и адреналина ощущался так явственно, что Эйприл ожидала врага под каждым кустом. Сердце выпрыгивало из груди, но почему-то хотелось петь и смеяться. Вышла из зарослей она быстрее, чем заходила туда. Избежав близкой опасности и успешно выполнив первую же миссию, Эйприл почувствовала себя непередаваемо живой и почти счастливой.
***
– Обычно мы только к утру возвращались, – Стеф вольготно развалился перед костром, вытянув ноги к самому пламени. Он явно был рад быстрому возвращению. Пламя, будто чувствуя его победный настрой, покорно огибало ботинки из мягкой кожи, не задевая.
Наступала ночь. Свежий ветерок игриво трепал им волосы. Эйприл было легко и тепло. Она чувствовала единение с этим местом и невольно улыбалась, вглядываясь в размытый горизонт с той стороны, откуда они пришли. Она сполна ощущала свою заслугу в сегодняшнем походе.
– Мама! – ее едва не сдуло пронесшимся мимо вихрем.
Эйприл обернулась и увидела девочку лет четырех, подскочившую к Зиме. Та начала было возмущаться, что пора спать, но девочка, не слушая ее, вертелась волчком и увлеченно рассказывала что-то свое. Шикарные волосы она явно унаследовала от матери.
Эйприл заметила, что девочка, хоть и рада до предела, касаться матери избегает, и догадалась, что фобия Зимы распространяется не только на нее. А когда девочка повернулась лицом к Эйприл… Ее как палкой стукнуло. Слишком знакомы ей показались и эти длинные волосы, и колдовской взгляд, и губы полумесяцем. Эйприл показалось, что она уже очень давно хотела увидеть именно такое лицо, но не могла понять, зачем. На секунду в разуме забрезжил свет узнавания, но так же скоро потух. Эйприл так ничего и не вспомнила.
***
– Ты ведь скоро уйдешь… – задумчиво протянул Стеф, и у Эйприл все внутри упало. Она-то думала, что Койво если и не приняли ее, то, по крайней мере, смирились с ее присутствием. И оценили ее полезность. Выходит, она ошибалась.
Но Стеф не выглядел злым или насмешливым. Он перевел на нее мечтательный взгляд, замер, а через секунду заливисто рассмеялся. В плохо скрываемом испуге лицо Эйприл показалась ему еще приятнее.
От смеха человека с внешностью беса ожидают чего-то хищного, опасного, но он смеялся совсем беззаботно, как ребенок. Эйприл зарделась и даже забыла, о чем он только что говорил.
– Я не о том, – отсмеявшись, он резко стал серьезным. – Все «попрыгунчики» однажды исчезают. И мне нужно узнать, куда.
Он поерзал, будто устраиваясь поудобнее, но на самом деле придвигаясь ближе к Эйприл. Может, именно она сможет увести его туда? Ей от этого легкого, ненавязчивого движения ей стало так радостно, что захотелось спрятать глаза от смущения.
Все время, что Эйприл была в этом месте, она чувствовала себя не целой, а половинчатой. Трудно жить, если совсем себя не помнишь. Она будто вынырнула из бездны и подозревала, что однажды может так же раствориться в воздухе, и всем будет все равно. Ее это пугало, но сейчас отчего-то и успокаивало. Если скоро тебя все равно не будет, то можно не заботиться о последствиях своих поступков и просто жить.
Стеф между тем быстро коснулся ее плеча, будто прося повернуться. Его вытянутое лицо, скрытое в сумраке капюшоном волос, навевало мысли о древнем жреце, постигающем тайны бытия.
– Не уходи, – произнес он тягучим голосом, и эти слова эхом отозвались у Эйприл в груди. – А если уйдешь – возвращайся скорее.
«А лучше забери меня с собой», – подумал он, но вслух произносить не стал. Смущенная Эйприл выглядела милой. А потом будто приглашающей к чему-то.
Теплое дыхание коснулось ее лба. Она видела только смеющиеся глаза, отчего сердце ухнуло, как перед прыжком с высоты. У нее закружилась голова, и ее немного повело. Стеф коснулся ее щеки, останавливая воображаемое падение, и подался вперед. Волнительное касание. Сначала щеки. Потом уголка губ. И, наконец, самих губ. Ничего особенного, но Эйприл растворилась в вечерней тишине.
***
– Куда ты так спешишь? – Стеф схватил ее за локоть, тормозя на полном ходу.
– Хочу успеть до темноты, – Эйприл опасливо покосилась на стремительно темнеющее небо. Ей не хотелось сновать по чистому полю в ночи.
– Ты вроде не боишься темноты, – прошептал он ей в самое ухо, обжигая чувствительную кожу жаром.
В этот раз они искали Хрустальный цвек, нужный для очередного лекарства. Чарли и Зима ушли вперед, а Стеф нарочно отстал, утягивая за собой и Эйприл. Его Хрустальный цвек интересовал много меньше, чем ее стройное тело со взрослыми изгибами. А вот Эйприл наоборот – она уже привыкла находить нужное растение первой и рвалась вперед, недовольная, что Стеф ее задерживает. Не хотелось уступать ни Зиме, ни, тем более, Чарли.
Эйприл хотела высказаться по этому поводу, но губы Стефа надежно запечатали ей рот. Он настойчиво привлек ее к себе, зарываясь пальцами в волосы и поглаживая, как кошку. Прикосновение было приятным, но, несмотря на это, у Эйприл страшно скрутило внизу живота. Будто подобный напор однажды не принес ей ничего хорошего. Стеф, на замечая этого, резко подхватил ее на руки и одним движением чуть ли не бросил прямо за землю.
Стеф вообще-то ей нравился, но такого близкого контакта пока не хотелось. Чужая похоть еще пугала юную Эйприл. Противно стучало в венах и стискивало в груди. Мерзкий холод набросился на спину. Стало брезгливо. Прикосновения Стефа казались липкими и влажными. Он в мгновение ока стал для нее малоприятным Змеем. Опасным малоприятным Змеем. Длиннопалая рука успела пролезть под бюстгалтер и сильно сдавила грудь. Стеф не хотел причинять ей боли, но разгорающееся внутри желание туманило разум и заставляло думать только о плоти. Эйприл стала добычей, загнанным зверем. Придавленная неподъемной тяжестью, задыхающаяся, сжатая стальными пальцами… Внутри поднялась волна ненависти. Надо отбиться! Любой ценой, любой ценой отбиться! Все, что угодно – пусть ее покалечат, пусть даже убьют, только бы отбиться! Только бы!
Эйприл, не помня себя, принялась без разбора молотить руками и ногами. Она даже не стала тратить силы на крик, вкладывая всю энергию в неуклюжие, усиленные звериным отчаянием удары.
Брыкалась она, пока не ощутила, что удушливая тяжесть исчезла. Вскочив, она вперилась во врага, готовая в любой момент то ли бросаться на него, то ли, наоборот, удирать прочь. В острых глазах Стефа мелькали мысли. У него хватит сил с ней справиться. Может, зажать ей рот, стащить тонкие брюки и сделать то, что так хочется? Она будет отбиваться, кусаться и царапаться, но так даже приятнее, нет? Или ну к черту эту полоумную малолетку?
Этот выбор Стеф считал одним из самых сложных в своей жизни.
– Нет, так нет, – протянул он, прикрывая глаза и убирая волосы с лица. Солнечное сплетение неприятно ныло после прицельного удара коленом. Он пытался скрыть досаду. Может, все-таки?.. Нет, в жопу! Он развернулся и поспешил уйти от этой задыхающейся страхом девицы. Сама, дура, виновата.
Стеф скрылся за поворотом, а до Эйприл донесся бодрый голос Чарли:
– Где вы там? Мы уже нашли, и сегодня первый я!
Эйприл, изо всех сил стараясь не шуметь, шмыгнула в сторону, скрываясь в кустах. Ее трясло и не хотелось никого видеть.
***
Ей быстро не по себе. Порыв Стефа произвел на нее сильное впечатление, но уже забывался И теперь ей даже казалось, что она вела себя как дура.
Стеф с тех пор ее игнорировал, чем и расшатывал ей моральный настрой. При других Койво он вел себя как обычно, но наедине с ней больше не оставался. Эйприл это радовало, но одновременно и стыдило. Она не могла толком разобраться в своих чувствах к нему. Понимала, что не обязана спать с ним, но в то же время чувствовала к нему интерес и свою ответственность. Все это было слишком сложно для бедного «прыгунчика».
Так продолжалось чуть больше недели. Эйприл окончательно потеряла покой, поэтому до последнего не замечала Серолицых. Пока один из них не вырос перед ней буквально в пяти метрах. Она была в зарослях гигантской мшанки, но даже гигантская мшанка доходила ей едва-едва до груди. Эйприл неуклюже бросилась на колени, больно вывернув лодыжку. На четвереньках, подгоняемая адреналиновым выплеском, она бросилась прочь, слыша только шум крови в голове. Где-то к западу были остальные – Стеф, Зима и Чарли. Эйприл машинально бросилась в ту сторону, кляня себя, что ушла так далеко от них. Но именно здесь слышался едва уловимый запах эдельвейса…
Местность была холмистая, отчего бежать было тяжело вдвойне. У Эйприл уже разрывались икры, но она с ужасом слышала приближающееся пыхтящее дыхание сзади, и только ускорялась, не помня себя. Тяжелые шаги в абсолютной тишине звучали раскатами грома. Несмотря на все старания Эйприл, преследователь нагнал ее, и она сжалась, ожидая удара или резкого захвата. Но вместо этого она получила толчок – даже несильный, но ослабевшим ногам было этого достаточно, чтобы согнуться в коленях и отказаться двигаться на ужасные доли секунды. Земля стремительно приподнялась и ударила Эйприл по ладоням. И тут же разверзлась. Замирая от ужаса, Эйприл заскользила куда-то вниз, наверное, в преисподнюю. В рот набилась горькая земля, и глаза пришлось зажмурить в бессмысленной надежде сохранить их.
Когда тело перестало кувыркать, Эйприл с опаской попробовала пошевелиться. Все болело, но, как ни странно, двигалось. Не обращая внимания на противный вкус во рту, Эйприл открыла глаза. Сначала ей показалось, что она все-таки ослепла. Но когда бурые пятна перед глазами рассеялась, она увидела небольшую белую точку где-то впереди. Попробовала развернуться и поняла, что оказалась в ловушке – она провалилась в какой-то туннель, и путь назад надежно завалило землей и камнями. Она попробовала разгрести завал, но быстро поняла, что это бесполезная трата сил. Единственной надеждой стала маленькая точка впереди, которая, возможно, выведет ее наружу.
Не помня себя, она принялась работать руками и ногами, ползя в нужном направлении. Тоннель был узким: в самых широких местах едва-едва можно было встать на четвереньки. Мыслей в голове Эйприл не было, только животный инстинкт: «Ползи, или умрешь!» Она не обращала внимания на что-то копошащееся, попадающее ей под пальцы и норовящее залезть в рот и уши. Какая ерунда эти насекомые по сравнению с перспективой оказаться замурованной здесь на веки вечные. Пару раз Эйприл застревала, дергаясь и корячась в особо непролазных местах. Тогда ужас накатывал на нее с катастрофической силой, убеждал сдаться и просто заплакать, отказавшись от любого сопротивления. Не малых усилий ей стоило продолжать дергаться, отчаянно цепляясь за жизнь.
Стоная в голос, она добралась до светового пятна. Это было отверстие в твердой горной породе. Через него под землю заливался теплый солнечный свет, было видно синий-синий кусочек неба. Был слышен тихий шепот ветра и стрекот цикад. И это отверстие было шириной сантиметров тридцать. Каменную породу невозможно было сломать или расширить, сколько не долби ее всем, чем можешь. Оставалось только смотреть наружу, видя в небе черных птиц и завидуя им черной же завистью. Как они могут просто лететь и не осознавать своего счастья?
Отчаяние накатило на Эйприл с утроенной силой. Лучше бы у нее с самого начала не было надежды, чем вот так разочароваться во всем после стольких мук. Стало холодно. Накатила слабость. С трудом удавалось даже дышать и моргать, не говоря о более энергоемких движениях. Она умрет. Она здесь умрет. Нескоро. Дня через три. От жажды. Наблюдая ультрамариновое небо и отчаянно завидуя всем, кто находится там.
Голова закружилась. Эйприл была бы рада упасть в обморок, но сознание, несмотря ни на что, оставалось ясным и чистым.
«Ничего», – равнодушно подумала она. – «Скоро от жажды у меня начнутся галлюцинации, а потом я отключусь».
Эта мысль показалась ей смешной. Предательски смешной. И она противно, громко, по-гиеньи засмеялась. К черту нормы приличия, если ее никто не слышит.
– Вижу, тебе весело, – вот и галлюцинации подоспели. Слуховые.
– Как ты можешь что-то видеть? – спросила она, даже не пытаясь выглянуть наружу. И так знала, какой глюк она увидит. А еще, наконец, вспомнила, как ее зовут на самом деле. Встреча с Хозяином дома вернула ей ненужные уже воспоминания. Как печально и драматично…
– Здесь я могу все, – едва слышно прошелестело снаружи. – А тебе лучше вернуться.
«Если бы я могла…» – это она уже подумала. У нее поплыло в глазах. В черноте туннеля она узнала очертания окна. С окна спрыгнул серый кот и по-хозяйски прошелся к выходу. Дверь была закрыта, и ему понадобилось пару секунд толкать ее мордой, чтобы выйти из комнаты.
Гайка села, и ей в ягодицу впилась выскочившая из матраса пружина. Дышать стало легче, и она жадно глотала свежий воздух ртом. После душного подземелья спертый воздух спальни казался подарком небес. Оглядываясь по сторонам, она видела неверные очертания кроватей и тумбочек, но еще чувствовала холодную землю, сдавливающую ее со всех сторон.
– Не хочу… не хочу… – шептала она, глотая слезы. Ее прошиб озноб, и она схватила себя за плечи, больно сжимая саму себя. Ее все еще трясло от могильного холода и ощущения, что она так и осталась замурованной в туннеле, который вот-вот сожмется и раздавит ее. Она не верила, что это все был простой сон, и боялась до икоты.
Не выдержав, она тяжело бухнулась на пол и на коленях поползла к дальней кровати. Сейчас для нее это было сродни марафонскому забегу. Оказавшись, наконец, возле нужной кровати, она тяжело привалилась лбом к недвижимому телу, давя рыдания в мягком одеяле.
Кошатницу вытряхнуло из приятных грез, но разглядев черную макушку у себя на плече, она не стала злиться. Несмышленыш, наконец, вернулся. И перестал быть несмышленышем.
========== Интермедия. Часть 2. Кошка. ==========
«Человек и кошка плачут у окошка,
Серый дождик капает, прямо на стекло…»
Человек и Кошка не плакали, хотя дождливая погода очень располагала.
Гайки в Доме больше не было. «Гайка» должна быть маленькой и милой, с огромными глазами и тонким голосом. А нечто большое и нагловатое, со странными дружескими привязанностями и колким взглядом, язык не поворачивается так обзывать. Поэтому в Доме была Кошка, прозванная так за дружбу со сварливой Кошатницей и так себе характер.
Они с Кошатницей смотрели, как свет фонарей расплывается в лужах, и грустили. Каждая – о своем. Кошатница – о туманных перспективах дальнейшей жизни. Кошка – о таинственной Изнанке.
Ей временами казалось, что быть беспамятной было намного лучше. Без воспоминаний у тебя нет ни тревожного прошлого, ни печальных мыслей, мешающих спать по ночам.
– Раньше я думала, что разумом можно изменить мир, – скрипучий голос Кошатницы прервал поток Кошкиной грусти. – Но разумом даже жалюзи нельзя задернуть, если у тебя нет рук.
– Разумом можно подчинить себе котов, – Кошка оседлала стул, развернув его спинкой к окну. – И коты будут задергивать твои жалюзи.
Кошатница невесело рассмеялась:
– Вот бы они еще кофе умели варить…
Кошка, поняв намек, пошла за плиткой.
***
Она которую ночь не спала, пробираясь через матрацы к дальнему «слепому» коридору. Этот поворот никуда не вел, некрасиво обрываясь прямо на середине паркетного узора. Его Кошка и мерила шагами уже которую ночь.
Говорить об Изнанке в Доме нельзя. Но из намеков Кошатницы и Рыжей, из неровных надписей на стене она кое-что уловила. Возможно, что-то неправильное. Но, тем не менее, изо всех сил представляла проселочную дорогу и разноцветные звезды, меряя шагами короткий коридор. Иногда компанию ей составляли коты. Их отчего-то стало больше – семь штук, снующих по всему Дому. Кошатница шутила, что к ее совершеннолетию их станет сорок.
Коты хитро поглядывали на Кошку, будто что-то знали, но помогать не спешили. Кошка обещала пожаловаться на них хозяйке. Коты на угрозы не реагировали – животные прекрасно чувствуют блеф.
Смущенная Кукла подъехала к ней и протянула пузырек с зеленовато-серой жидкостью. Кошка не успела ничего спросить, а та уже уехала к себе в спальню. Оставалось только смотреть склянку на свет, пытаясь догадаться, что же эта милая девушка туда добавляла.
Кошка знала, что Кукла вопреки Закону завела роман с мальчишкой из соседнего крыла. Но закрывала на это глаза – Кукла, конечно, хорошенькая, но не настолько, чтобы стать причиной мало-мальски серьезной распри. Да и Красавица не тянул на харизматичного оппозиционера. Но Кукла все равно чувствовала себя обязанной за негласное разрешение, и периодически дарила Кошке небольшие презенты.
Кошка уже догадалась о связи между распространением настоек и прыжками туда, но сама добывать их не решалась. А если волшебный эликсир сам плывет тебе в руки, то почему нет?
Она будто проснулась, но не лежа в кровати, а стоя на обочине. Проезжающая мимо старомодная машина оглушительно просигналила, намекая, что стоит она слишком близко к проезжей части. Кошка не отреагировала. Она вертела головой, разглядывая знакомое поле и хибары в отдалении. Первые пару минут ее захлестывала эйфория – когда получаешь желаемое, всегда сперва просто радуешься. А потом теряешься. Она так сильно хотела снова попасть в свободный мир, что даже не подумала, что собирается там делать.
***
Она устроилась на работу в хостел. Уборщицей. Каждый раз, неся тяжелое ведро в туалет, она вспоминала, как однажды из такого же ведра облила Длинную Габи, и это поднимало ей настроение. Платили не много, но можно было бесплатно жить в этом же хостеле. А ночью не возбранялось залезать на крышу, смотреть на звезды и умиротворенно мечтать.
Здесь нужно было работать, думать о насущном дне и выживать. Все то, чего не нужно было делать в Доме. Все, что потом придется делать в Наружности. Кошка стала задумываться, справилась бы она с такими задачами там, будь она склеенной, и приходила к неутешительным выводам.
Искать Койво не хотелось, будто они стали частью другой, уже прожитой жизни. Хотелось просто оставить приятные воспоминания о них на краю памяти.
Но Койво нашли ее сами – в лице маленькой дочки Зимы. Темноглазая девочка налетела на нее, когда она вышла на перекур. Вертлявая и любопытная. Совсем не такая, какой она запомнила Ведьму. Но такая же красивая.
– Ты вернулась, да? – Ведьма крепко обхватила ее за пояс, преданно заглядывая в глаза. Кошка решила, что ребенку не хватает тактильного контакта и с удовольствием обняла ее в ответ. Взрослая Ведьма таких вольностей никому не позволяла.
– Пойдем домой, – Ведьма настойчиво потянула ее в сумрак ночи. Кошка огляделась по сторонам. Ни Зимы, ни других Койво вокруг не было, а ребенку не объяснишь, что там – не ее дом.
Девочка выросла, будто с их последней встречи прошло не меньше года, хотя с Кошкиного возвращения в Дом не прошло и двух месяцев. Дорога оказалась длинной, гораздо длиннее, чем помнилось Кошке. И каждый шаг давался ей труднее предыдущего. Она с каждой секундой все больше сомневалась в целесообразности своего возвращения.
– Ты где была? – первой их заметила Инет, высокая дородная женщина. И обращалась она явно к девочке. – Тебе же запретили уходить далеко от лагеря.
– Смотри, кого я привела, – Ведьма не обратила никакого внимания на претензии Инет.
Кошка была готова, что ей будут здесь не рады, но Инет, с минуту разглядывала ее, припоминая, а потом кивнула.
– Потрепало же тебя, беспамятная.
Кошка хотела ответить, что она уже не беспамятная, но под смешливым взглядом серых поняла, что это лишнее.
Ее приняли как дальнюю родственницу, долго не приезжавшую в гости из-за постоянных дел. И это было больше, чем то, на что она рассчитывала. В поселении было куда комфортнее, чем в душном грязном хостеле, перманентно воняющим пережаренной рыбой.
Большая часть Койво была ей знакома, хотя и было несколько новых лиц, опасливо косящихся на нее. Стефа, Зимы и Чарли видно не было, а Кошка не решалась о них спрашивать. Но Ведьма, будто прочитав ее мысли, сказала сама:
– Мама с Чарли ушли на разведку. Скоро вернутся.
Про Стефа она ничего не сказала, и Кошка интуитивно поняла, что спрашивать о нем не стоит.
Сидя под полной Луной и слушая убаюкивающий цокот цикад, она испытала странное чувство. Будто вернулась домой, хотя настоящего дома у нее никогда и не было.
– Не прошло и года, как прыгнучик вернулся! – она почувствовала сильный удар в спину, заставивший ткнуться грудью в колени.
Голос Зимы показался ей каким-то скрипучим, и, обернувшись, Кошка вздрогнула. Перед ней стояла старая индейская женщина, отдаленно напоминающая Зиму. Ее согнуло в спине, лицо покрылось глубокими морщинами, только взгляд остался быстрым и умным.
В Доме Кошка непременно ответила бы, что, судя по всему, прошел и год, и сто других, но здесь желания язвить не возникало. Да и удивление ее было слишком велико.
– Да-а, – протянула Зима, когда Кошка поднялась ей навстречу. – Время тебя не пощадило…
Под ироничным взглядом, снующим по ее лицу, Кошка не смогла не засмеяться. В старчески глазах ненадолго мелькнуло отражение ее приятия.
– Рада тебя видеть, – уже серьезно сказала Зима, не обращая внимания на вертящуюся вокруг нее Ведьму. Кошка, переполненная смешанными чувствами, смогла только кивнуть.
– Надеюсь, твой нюх еще при тебе, – поприветствовал Чарли, подошедший следом. Он, в отличие от Зимы, почти не постарел. А лицо так стало казаться еще моложе. Может, из-за задорной улыбки, какой Кошка раньше за ним не замечала.
Она вдруг почувствовала себя древней старухой, ностальгирующей по прошлому. На глаза навернулись слезы, и Кошка поспешила отвести взгляд. Зима с Чарли тактично этого не заметили.
Ей хотелось спросить о Стефе, но она кожей чувствовала, что этого делать не стоит. За время пребывания в Доме многие воспоминания потеряли свою яркость, особенно то самое. И теперь Кошка с теплотой вспоминала гибкого юношу, спасшего ее однажды от Серолицых и приведшего сюда.
О том, как возвращаться обратно в Дом, она задумалась только лежа на жесткой циновке. В этот раз ей выделили отдельную землянку с тусклым светильником под потолком. Кошка не стала уточнять, почему она пустует. Не то, чтобы ей хотелось возвращаться, но памятуя о прошлом опыте под завалом, не хотелось бы оказаться запертой здесь при схожих обстоятельствах.
