Текст книги ""Ромео и Джульетта" (СИ)"
Автор книги: Галина 55
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== ПРОЛОГ ==========
Видит Бог, он этого не хотел. Он и сам не знает, как это получилось. Просто он физически не переносил свадеб. Он видел в них угрозу свободе. О своей он и вовсе никогда не задумывался, но даже если это была чужая свадьба, вместо свадебного марша Мендельсона, ему всегда слышался совершенно другой марш, марш Фредерика Шопена, в простонародье именуемый похоронным маршем. Сегодня Шопен играл по Жданову. И это было ужасно!
Да, это была свадьба его лучшего друга и более удобного момента для примирения придумать было трудно. Тем более, что его пригласила сама невеста. Он и пошел! Но зачем все эти ненормальные вокруг, которые веселятся, когда нужно плакать, с маниакальным упорством кричат «горько»? Эти крики и веселье всегда вводили его в ступор, делали деревянным и немного помешанным.
Поэтому, и только поэтому, когда маньяки вокруг в очередной раз заорали «горько», Роман Дмитриевич Малиновский ничего не соображая, притянул к себе ближайшего стоящего к нему и впился губами в губы. Слава Богу губы визави оказались женскими, но чьи они, Ромка, убей Бог, не знал. Знал, не знал, а поцелуй получился долгим, греховным, пьянящим и страстным. И еще, почему-то сладким. Ромка даже стал забывать, что он на свадьбе, даже как-то расслабился, а потом и завестись успел. Успел даже подумать, что если его партнерша по поцелую ничего себе, то возможно и ночь сегодня не зря пройдет.
Ох, не спешил бы ты, Ромочка, говорить «гоп», пока обрыва не перепрыгнул. Лишь на мгновение и оторвался Ромео от этих сладких, пылающих, алчных до поцелуев губ, даже глаз не раскрыл, чтобы посмотреть кого целует, всего и хотел-то, что воздухом легкие пополнить, как получил такую пощечину, что кабы не Сергей Сергеевич Потапкин, осознал бы уже наш герой себя где-нибудь на полу сидящим.
А когда Ромка глянул кого он только что так жарко целовал, да от кого получил оплеуху, тут ему и вовсе захотелось провалиться сквозь землю. Вся красная, злая, взбудораженная прямо напротив Романа стояла Юлиана Виноградова – амазонка, феминистка, мужененавистница. «Трындец», – подумал Роман, хуже этого могло быть только одно, если бы на ее месте оказалась сама невеста.
***
Роман Дмитриевич Малиновский, балагур и повеса, бабник и ловелас, вот уже третий вечер подряд одиноко сидел в баре, пил коньяк, закусывал лимоном и никак не реагировал ни на цыпочек, ни на рыбок, ни на бабочек. Хотя знаки внимания со стороны прекрасного пола были. Да еще какие! Заметные даже невооруженным глазом. Ну еще бы, один из самых завидных гусаров города Москвы третий вечер подряд наклюкивался в полном одиночестве. Такого еще никогда не бывало. Даже если по большой случайности Ромео и заходил в бар без пары, то уже через десять минут эта пара находилась как-то сама собой. А тут он не то что не искал, от предлагающих себя, отказывался. А ведь не абы какие девочки предлагали ему себя, красотки, как на подбор! И отнюдь не женщины легкого поведения, просто обладал наш Ромео каким-то животным магнетизмом. Липли к нему бабы, как железяки к магниту.
Что-то во всем этом было не так. И это понимали и окружающие, и сам Ромка. А поговорить было не с кем. Лучший друг купался сейчас где-то в Красном море, нырял с аквалангом и со своей молодой женой.
Однако что-то нужно было делать. Так дальше продолжаться не могло. Ромка решил переместиться из бара домой и поразмыслить о том, что же происходит.
Для начала нужно было восстановить хронологию событий.
Во-первых, одуревший от чужой свадьбы Ромео поцеловал свою Джульетту – Джулию – Юлию – Юлиану.
Во-вторых, поцелуй получился что надо! Качественный получился поцелуй. Настолько качественный, что вот уже четвертый день Роман забыть его не может, постоянно мыслями возвращается в этот сладостный миг. А как только воскресит его в памяти, так сразу и возбуждается. Это просто какое-то наваждение.
В-третьих, и это самое загадочное, Юлиана на поцелуй отвечала. Отвечала страстно. Тогда за что же она Романа ударила? Непонятно!
Ну и, наконец, в-четвертых, Роману стало абсолютно ясно, что если он не переспит со своей Джульеттой, он от наваждения не избавится.
Ха, не переспит! Да самец богомола в большей безопасности после акта любви, хоть самка его и съедает, чем Ромка только подумавший о ночи с Юлианой. Да она же его так на смех перед всем миром выставит, что больше ни одна рыбка даже рядом не проплывет, не то, что в его сети заплывать станет.
Вот и получается парадокс. Без ночи с Юлианой ему все рыбки не нужны, а попробуй он заикнуться об этой ночи самой Юленьке, как он рыбкам перестанет быть нужным. Уж Юлиана постарается. Тут цветочками-подарками не отделаешься. Тут нужно было придумать что-то неординарное, что-то неожиданное. Что-то такое, чтобы сама Юлиана заплыла в сети.
И Ромка, кажется, придумал!
========== Часть 1 ==========
Черт возьми, да что же это такое? У Юлианы из головы никак не выходил этот дурацкий поцелуй. Она злилась на себя, на Романа, на всех мужиков планеты и на баб-дур тоже злилась. Но на себя, конечно же, больше, чем на всех остальных. Зачем она ответила на этот поцелуй? От неожиданности? Или все-таки бабье нутро рвануло наружу, как бы глубоко внутрь она его не засовывала? Этого нельзя было допустить. Юлиане за глаза и за уши хватило двух официальных разводов и разрыва с третьим, гражданским мужем, который сделал ей прививку от болезни под названием любовь, казалось, на всю оставшуюся жизнь.
И вот какой-то хлыщ разворошил улей! Он прилюдно целует ее и она… отвечает. И это вместо того, чтобы сразу огреть его зонтиком. Мало того, она вспоминает этот поцелуй, она хочет его повторения. Тьфу ты, Господи! Не она, конечно же не она, это ее неразумное физическое тело дурит. А она? Она еще три года назад для себя решила – ни один мужчина никогда больше не заставит ее страдать. Все! И поломатушки, и закопатушки!
«А главное кто? Ромка Малиновский! Тоже мне герой-любовник! Бабочник и юбочник, по меткому выражению Милко! Повеса, балбес, ферлакур Малиновский задумал смутить мой покой. Да не бывать этому! Никогда!» – С этими мыслями Юлиана вошла под арку.
Они стояли прислонившись спинами к стене дома и курили, их было двое. Но зажженные сигареты в руках не помешали им спросить у Юленьки, проходящей мимо, закурить.
– Конечно, мальчики, какие проблемы? Вам Black, Pink или Лэди Блэк? – спросила она, открывая сумку.
– А у тя там, тетя, чё, табачный киоск? Или фабрика? – Шутка им показалась очень остроумной и они загоготали. – А может у тя там еще и монетный двор? Значит так, тетя, сумку открыла, кошелек доставай, а то ты вон какая хорошенькая, можем личико и попортить.
– И это пожалуйста. Только что раньше давать, прикурить или денежки? Пожалуй, прикурить. – Юлиана не спеша достала газовый баллончик, внешне похожий на узкую прямоугольную пачку сигарет, протянула руку и, когда один из отморозков автоматически наклонился, чтобы взять сигареты, брызнула ему из баллончика, как учили на курсах самообороны, прямо на вдохе, сама задержала дыхание. Затем резко повернулась ко второму и проделала тоже самое. И уж только потом спокойным, неторопливым шагом, под раздающийся сзади кашель и вой, продолжила свой путь. Только она вышла из-под арки и повернула налево к подъезду, как услышала сзади знакомый голос.
– Ребята, вы чего? Мы так не договаривались. Вы чего ее не задержали? Почему не начали приставать?
«Вот козел, – подумала Юлиана, развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла в арку. Шла она, чтобы угостить Малиновского еще парой хороших затрещин. Но картина, открывшаяся ее взгляду, вызвала у Юлианы приступ здорового, детского смеха. Ромка, отбивался от молодцев, вкусивших порцию газа, а те дубасили его почем зря. Ромка вскрикнул и Юлиана оборвала смех, это были уже не шутки, помчалась вперед, доставая из сумки баллончик. Парни бросились врассыпную, а Роман, простонав, начал оседать на брусчатку.
– Ромка, что с тобой? – Подбежала к нему Виноградова. Но Роман не отвечал. Он держался руками за живот, и пытался поймать ртом воздух. Пытался и не мог. Лицо его приобретало бордово-синюшный оттенок. Юлиана по-настоящему испугалась. – Ромка, дыши, слышишь, дыши! – Юля рванула на его груди рубашку, да так, что пуговицы разлетелись в разные стороны, подняла его подбородок кверху одной рукой и запрокинула назад его голову, зажала Ромке нос, сделала глубокий вдох, широко открыла рот и обхватила им его рот и сделала два сильных выдоха через рот. Затем начала массаж грудной клетки. Роман с шумом втянул в себя воздух и начал дышать самостоятельно.
Юлиана полезла в сумку, достала мобильный, но Роман взял ее за руку.
– Я не хочу никаких скорых, – тихо сказал он слабым голосом, – нужно просто отлежаться. Ты можешь мне помочь добраться до дома?
– Я что тебя на себе потащу? Давай скорую вызовем, мало ли что тебе повредили.
– Не надо, я попробую подняться. – Роман попытался встать, но сил не было.
– Ром, а давай тогда ко мне. До конца арки и сразу налево подъезд, а там в лифт. Сможешь? Я, конечно, постараюсь помочь. Но ты, Ромка, тяжелый.
Полчаса заняло у них, чтобы проделать путь в каких-то шестьдесят метров. Юлиана бурчала всю дорогу.
– Так тебе и надо. Связался с отморозками. Что, решил меня затащить в койку методом грабель? На меня нападают, а ты спасаешь? И сам на эти грабли напоролся. Вот же болван! А если бы они меня так уделали? Ты даже не надейся. Ничего тебе не обломится. Я с идиотами не сплю.
Роман и хотел бы ей что-то ответить, но все его силы уходили на то, чтобы дотащить свое бренное тело до кровати в ее гостевой комнате.
– Молчи уж, двоечник. Придешь в себя, поговорим. Отхожу тебя зонтиком, не хуже этих двоих. Снимай рубашку, я потом пришью пуговицы, а то как ты домой поедешь? А били тебя профессионально. Смотри, почти следов не оставили. Ладно, лежи. Я сейчас принесу обезболивающее. Ты чай будешь?
– Юлиана, я есть хочу.
– Нет. Есть я тебе пока не дам. Через пару часиков, если все в порядке будет. – Юлиана ушла за таблетками, в кухню, положила их на блюдечко, да заодно приготовила чай и уже возвращалась с подносом в гостевую комнату, когда услышала бодрый Ромкин голос.
– Да ладно, не ной. Доплачу я вам за газовуху. Да, спасибо. Все прошло, как по маслу. Да любая баба конечно благодарна будет, если ее спасут, а сердце отдаст другому, тому, кого она спасет! Учись студент. Если бы я ее спасал, думаешь я сейчас бы у нее в доме на кроватке лежал? Нет! Получил бы от нее «большое спасибо» и убрался бы восвояси.
«Ну, говнюк, у нее в доме на кроватке, говоришь? Ладно, будет тебе и на кроватке и в кроватке» – подумала Юлиана, аккуратно, стараясь не шуметь, развернулась и снова ушла на кухню, там она сделала всего одну, но очень странную вещь. Выбросила обезболивающие таблетки с блюдечка, заменила их другими, а в чае растворила какой-то порошок. И уже не таясь, шумно проследовала в гостевую, где стонал на постели «избитый» Малиновский.
– Ромка, вот давай открывай рот. Возьми сразу две таблетки, боль быстрее пройдет и сможешь поехать домой, – очень участливо, очень по-доброму сказала Юлиана.
– А это не опасно, сразу две таблетки?
– Ну, что ты, Роман. Я что стала бы давать тебе что-то опасное? Давай, принимай. А потом попьешь чаю, поспишь часок-другой и сможешь поехать. А то вечером я сегодня занята. До вечера мне тебя кровь из носу нужно поставить на ноги.
Ромка выпил таблетки, выпил чай, и действительно, как-то расслабился, что ли, задремал. Юлиана посмотрела на часы, что-то подсчитала в уме, переоделась и вышла из квартиры.
«Я тебе, гаденыш, устрою пиар-акцию. Ты меня до конца своих дней не забудешь. Я тебе не Клочкова какая-нибудь. Я научу тебя Родину любить. Ты у меня женщин за версту обходить будешь. Геем станешь, только чтобы больше с бабами не связываться. Это же надо, теоретик хренов. Как он сказал? А! Вот! Любая баба конечно благодарна будет, если ее спасут, а сердце отдаст другому, тому, кого она спасет. Спасу я тебя, Ромочка, ох и спасу. Тоже мне, Ромео недоделанный», – думала Виноградова, спускаясь по ступенькам лестницы, лифт был занят, а ждать его ей не хотелось. Злость на Ромку, так бесстыдно обманувшему ее, переполняла Юлиану, требовала выхода наружу.
Однако спустившись по лестнице почти до самого низа, эта красивая, элегантно одетая женщина опустилась на ступеньку и захохотала. Она хохотала так заразительно, что сосед с нижнего этажа открыл дверь своей квартиры, посмотрел на нее несколько секунд и тоже начал смеяться. Вначале робко и аккуратно, а потом перешел на хохот.
========== Часть 2 ==========
Просыпался Ромка тяжело, очень тяжело. Голова гудела, да не просто гудела, а гудела уличным многоголосьем: звоном трамваев, гомоном разговоров, смехом и какими-то щелчками. Он на чем-то сидел, только пока не мог понять на чем, он явно не только не лежал на кровати, но и вообще не находился в помещении. Глаз было не разодрать, и все-таки это было необходимо сделать. С большим трудом он открыл глаза и в тот же момент ему захотелось из закрыть. Желательно навсегда. И это он еще почти ничего не видел…
На самом деле Роман Дмитриевич Малиновский являл из себя сейчас живописнейшее зрелище. Он сидел в инвалидной коляске. В рубашке без пуговиц, в своих дорогущих штанах с расстегнутой ширинкой, из которой торчали отнюдь не Ромкины трусы нежно-розового цвета с красными сердечками, голову украшал чепец, в руке он держал жестянку полную денег, а на шее висела табличка:
«Я любил вас, женщины!
Подайте инвалиду спринтерского секса.»
Роман ничего не понимал, вот просто ничего. Как он здесь оказался? Почему в таком виде? Почему так болит голова? И где, наконец Юлиана? Какая-то извилина мозга зацепилась за это имя. Юлиана! Вот стерва! Она его раскусила! А может слышала, что он говорил по телефону.
– Дорогие москвичи и гости нашей столицы, – где-то совсем рядом раздался такой знакомый голос, – перед вами жертва своих неуемных страстей, молодой стрекозел, порхающий с цветка на цветок, опыляющий необъятные просторы нашей Родины. Никто не знает сколько у него детей, да и сам он вряд ли об этом знает. Никто не знает, скольких женщин осчастливил этот гигант спринтерского секса, скольких мужей сделал рогатыми. Он трудился не покладая, – тут Юлиана запнулась, двусмысленность какая-то получалась и она решила назвать вещи своими именами, – он трудился не покладая детородного органа своего. И вот теперь он инвалид. Подайте, граждане, кто сколько может!
Раздался даже не смех, раздался гогот. В жестянку к Роману широким речным потоком стали сыпать мелочь. Кто-то клал и банкноты. Ромка посильнее зажмурился. Он и правда не знал, что делать. Вскочить и убежать? Наверное это было бы самым правильным. Но он представил, какой гогот будет лететь ему в спину и только сильнее втянул голову в плечи. Сейчас, сидя с закрытыми глазами можно было думать, что вдруг это всего лишь страшный сон. А когда он будет бежать и вся толпа будет вслед ему улюлюкать, даже себе уже не соврешь, что спишь.
И все-таки он решился. Одним движением, словно сжатая пружина, которую отпустили, Ромка с силой оттолкнулся от подлокотников своего позорного столба, вскочил и побежал. Ширинку он застегивал на бегу, чепец срывал тоже, а затем настала очередь и таблички, висящей на шее. Он сорвал ее и выбросил в первую же попавшуюся урну. Как Роман и предполагал, в спину ему несся хохот и улюлюкание.
Юлинану Ромка возненавидел… на целых два дня. Через два дня он со смехом рассказывал эту историю вернувшимся из свадебного путешествия Ждановым, а когда закончил свой рассказ, то понял, что вот теперь он погиб окончательно. Потому, что и тени злости на свою Джульетту он не испытывал, а испытывал только мучительное желание увидеть ее, хотя бы только увидеть.
– И что, – со смехом спросила Катюша, – ты разговаривал с Юлианой? Она как-то объяснила тебе за что она с тобой так поступила?
– Мне не надо ничего объяснять. Я знаю, за что она со мной так поступила.
Катя тоже знала, но решила, что ни мужу, ни его другу вовсе не обязательно знать, о чем говорит с ней подруга наедине. Более того, Ромка ни в коем случае не должен узнать, что Юлиана раскаивается и переживает. Да не просто переживает. Было что-то еще в разговорах Виноградовой о Малине, что-то неуловимое, которое пощупать нельзя, но которое называется «зацепил». И чем больше Юля отнекивалась, тем яснее Кате становилось, что между этими двумя что-то назревает. Знать бы еще, что и у Ромки это «что-то» серьезно, а то ведь обидит чудесного человека и дальше пойдет.
Для себя Катюша твердо решила держать руку на пульсе, чтобы можно было вмешаться в нужный момент, чтобы можно было защитить Юлиану.
Но пока, кажется все было наоборот. Кажется это Ромке нужна была защита. Он, словно вчерашний школьник, краснел и бледнел у телефона, мучимый непреодолимым желанием позвонить и не решелся набрать номер. А если и набирал, то бросал трубку, услышав первое «Алло».
Вся надежда у Романа была на скорый показ, которым должно было заниматься пиар-агентство его Джульетты.
***
– Георгий Юрьевич, нужно связаться с Юлианой. Она завтра должна быть на планерке. Завтра в одиннадцать.
– Конечно-конечно, Екатерина Валерьевна. Я ей позвоню и приглашу.
– Это будет неудобно, – вмешался в разговор Роман Дмитриевич. Мне кажется, что приглашать на планерку должен не начальник отдела кадров, а кто-нибудь рангом повыше.
– Ромео, что за ерунду ты городишь? – Начал было Андрей, но получив увесистый тычок под столом ногой от жены, мигом смекнул, как он был неправ и закончил свою речь вовсе не так, как собирался. – Юлиану не просто должен приглашать кто-нибудь рангом повыше. К ней нужно съездить, добиться от нее согласие на пиар нашей коллекции и уж только затем пригласить ее на планерку.
– Андрей Павлович, я думаю, что мы это поручим Роману Дмитриевичу. Вы как Роман Дмитриевич, не возражаете?
– Ну, не знаю, но если нужно, то я, конечно, съезжу. Я же не могу отказать в такой маленькой просьбе госпоже президенту.
Едва дождавшись, пока закончится утренняя планерка, Ромка заскочил к себе в кабинет, схватил пиджак и сумку и убежал. И начались его мучения. Когда-то Андрей звонил Роману каждые пять минут и спрашивал, что делать. Сегодня они поменялись ролями. Ромка звонил без конца.
– Андрюха, как ты думаешь, нужно цветы покупать? – и добавлял поспешно, – Я же все-таки не от себя иду, от компании. Не солидно как-то без цветов.
– Ромка! Ты хочешь, чтобы компания оплатила покупку букета? Тогда чек не забудь взять.
– Нет, что ты. Просто советуюсь.
– Ну возьми цветы, – сказал Андрей, положил трубку и они с Катей покатились от хохота. – Катюха, честное слово я впервые его таким вижу. Неужто правда влюбился? Вот это будет номер.
Снова зазвонил телефон. – Андрюш, спроси у Кати, какие цветы Юлиана больше всего любит. Только ты так спроси, чтобы она не поняла, что это я спрашиваю.
– Ромка, что ты несешь? Катя, какие цветы Юлиана больше всего любит?
– А кто за букет платит? Малиновский, или компания?
– Ромка, так ты от чьего имени будешь дарить цветы? От своего? Или от «Зималетто»? – Андрей поставил мобильный на громкую связь.
– Не знаю еще. А какая разница? Я же спросил, что она любит? Как одно с другим стыкуется?
– Ромочка, – вклинилась Катя, – все очень просто. Если ты платишь мне твоих денег не жалко. И тогда Юлька любит орхидеи. Если платит компания, то фиг тебе, а не орхидеи, розами обойдешься. – И увидев, как в недоумении застыл супруг, рассмеялась. – Да шучу я, шучу. Юлиана очень любит орхидеи. Только не срезанные, в горшках бери.
Когда звонок раздался в третий раз, трубку схватила Жданова собственной персоной.
– Ромка, ты достал. Еще один звонок и поручение отменяется. Мы с мужем что, должны теперь подстраивать нашу жизнь под твои вопросы? Хватит трусить. Бери цветы и вперед, на баррикады!
========== Часть 3 ==========
Вот уже минут пятнадцать Ромка топтался на крыльце перед входной дверью в пиар-компанию Виноградовой. Юлиана засекла время. Видела, как он подходил, как поправлял галстук и скрылся под козырьком.
Как ни странно, но сердце Юли, со всех сторон защищенное пуленепробиваемыми щитами от стрел Амура, начало выплясывать галоп, переходящий в пароксизмальную тахикардию*. Дама была встревожена не на шутку, если дело так пойдет и дальше, то все эти пуленепробиваемые щиты могут войти в ритм, который совпадет с частотой колебаний ее собственного сердца, произойдет эффект резонанса и привет! Щиты лопнут к чертовой матери! Этого допустить нельзя было ни в коем случае. Малиновский – это не тот объект для которого можно было бы взрывать собственные средства защиты.
Да, он потрясающе целуется! Возможно, что и любовник он замечательный. И что? Только ради сомнительного удовольствия длинною максимум в неделю теперь разбирать все баррикады? Дудки ему!
О, черт! Одно лишь воспоминание о поцелуе и сердце Виноградовой забилось еще быстрее, хотя это казалось и невозможным. «Ладненько, – подумала она, – если ничего другое не помогает, будем бороться с ним его же методами». Правда зачем бороться, когда можно попробовать дать шанс и себе и ему, Юлиана не знала, да и не хотела знать.
Ожил ее селектор: – Юлиана, тут к Вам Роман Малиновский из «Зималетто». Он может войти?
– Через десять минут, Эльвира. Проси его через десять минут.
– Через десять минут у меня обед, Юлиана.
– Значит пойдешь обедать через одиннадцать минут. Пригласишь ко мне Малиновского и пойдешь обедать. Все понятно?
– Да! – Эльвира даже обрадовалась, что у нее будет целых десять минут на охомуреж этого симпомпончика.
Но, кажется, именно эта мысль посетила и Юлиану, потому что, буквально сразу же, селектор заверещал голосом начальницы: – Я освободилась, приглашай гостя.
– Добрый день, Юленька, – Роман постарался говорить как можно спокойнее, даже, я бы сказала развязнее. – Разреши, моя дорогая, в знак восхищения твоим креативным талантом, преподнести тебе эту орхидею. Ты достойна ее, ведь вы так похожи. И ты и она обладаете основными синдромами обманной аттрактации – сексуальным привлечением, цветковой мимикрией и обманом неопытных опылителей. У вас обеих яркий поисковый облик цветков, наличие на губе ярких ложных указателей нектара и глубокий хорошо развитый шпорец. О, теперь я понимаю, отчего именно орхидея твой любимый цветок!
По мере того, как Роман выдавал всю эту тираду Юлиане, глаза ее становились все холоднее и холоднее. Сам того не подозревая, он, мимоходом прочтя в цветочном магазине брошюрку об орхидеях, попал в самую точку. А этого – препарации своего нутра, Виноградова не прощала никому! Ах, Рома-Роман, и в этой партии ты взял неверную ноту. Взгляни на ее глаза – штормовое предупреждение!
– Спасибо, Ромочка, – проворковала Юлиана голосом слаще патоки. И это был второй признак надвигающейся грозы. – У меня для тебя тоже есть небольшой презент. – Виноградова протянула Роману коробочку, – открывай, ну, что же ты!
Ромка открыл и лицо его перекосилось от злости. Та самая жестянка, наполненная мелочью и купюрами.
– Ты так быстро ретировался с места событий, что даже заработанные деньги забыл. Это не правильно Рома. Мне чужого не нужно! Ты честно заработал этот кусок хлеба.
– Стерва!
– А что такое? Тебе что-то не понравилось? Это тебе от орхидей, опылитель ты мой неопытный!
– Ненавижу.
– Взаимно! Ой, Ромка! Ну, куда же ты уходишь? У меня для тебя еще один презент есть. – Юлиана раскрыла ладонь, на ней лежала маленькая USB-флешка. – Возьми, Ромочка, здесь весь твой бенефис записан.
Ромео вплотную подошел к Джульетте, лицо его исказилось, ноздри раздулись, губы вытянулись в ниточку. Казалось, еще секунда и Ромка ударит Юлиану. Он даже размахнулся… Юля закрыла глаза… Еще никто, никогда в жизни не замахивался на Виноградаву. Это оказалось весьма неприятно и где-то даже страшно. Но вместо удара она ощутила сильную мужскую руку привлекшую ее за плечи к себе, горячий влажный язык, прошедшийся вскользь по абрису ее губ и наглую, жадную его вторую руку на своей груди.
Господи! Как давно она не позволяла себе ничего подобного! Юля даже застонала от желания сдаться на милость этому внезапно нахлынувшему чувству, позволить себе забыть про все клятвы. Закрутить роман, черт побери. И в тот самый момент, когда она уже была готова и к поцелуям, и не только к ним, Роман отстранился, убрал руки и с ее плеча и с груди, холодно кивнул, повернулся и вышел.
Вслед ему летела пущенная ею как ядро из пушки жестянка, из которой брызжущим фонтаном разлетались в разные стороны мелочь и купюры.
– Кобель! – неслось ему в спину.
Юлиана на мгновение застыла, а потом неприлично громко захохотала. «Интересно, – подумала она, – почему мужика, который нас продинамил, мы называем кобелем?» Ей вспомнился анекдот, услышанный недавно, и она засмеялась еще громче.
– Один-один, Ромео! Следующий шаг мой!
Юлины переживания ни в какое сравнение с Ромкиными не шли. Он стоял у входной двери перед крыльцом и не мог выйти наружу.
«Вот идиот-то, – подумал он, – ну и кому я что доказал? Ну, и кого я наказал? Да ведь она была готова. Она хотела меня. Только она сейчас хохочет, а я не могу выйти наружу, так неприлично топорщатся мои брюки. Она хохочет, а у меня дикая боль в паху».
Этот смех, который Роман услышал выходя из ее приемной, будет преследовать его весь сегодняшний вечер и ночь. Да и завтра на планерке при виде нее, такой красивой, такой холодной, такой неприступной и чужой, Ромка будет затыкать уши, слыша ее смех. И украдкой поглядывая на нее будет думать о том, что все могло бы быть иначе, если бы ему Бог дал хоть каплю мозгов.
Если бы можно было вернуться во вчерашний день и отыграть все назад, возможно уже сегодня он не мучился бы так от своей неразделенной любви.
– Роман Дмитриевич, я к вам обращаюсь. Где вы витаете последнее время? Можно подумать, что вы окончательно и бесповоротно влюбились. Да еще и без взаимности, – госпожа президент, после утренней беседы с подругой, никак не смогла смолчать и не вставить хорошую прилюдную шпильку мужниному дружку.
Комментарий к Часть 3
*Пароксизмальная тахикардия – это приступ резко учащенного сердцебиения с частотой сердечных сокращений от 130 до 200 и более в минуту
========== Часть 4 ==========
– Катюша, с этим нужно что-то делать. Ты заметила, что происходит с Ромкой? Он сам не свой! Кстати, а зачем ты его так поленом по голове при всех шандарахнула?
– Андрюша, давай я тебе сейчас по пунктам все разложу, а ты, если сможешь, аргументированно мне возрази. Или согласись. Договорились?
Что происходит с Ромкой заметила не только я, это уже все заметили. И не только в «Зималетто», к сожалению. Он вчера на встрече с «РосТканью» такое вытворил, что мне с утра Лозинский звонил и от хохота несколько раз трубку ронял. Хорошо еще, что удалось уговорить его не распространяться и Ромке ничего не рассказывать. Но я совершенно не уверена, что Ростик будет держать язык за зубами. Ты бы сам, Андрюша, поговорил с ним, намекнул, что если мы им нужны, как клиенты, то это один из пунктов договора – их язык, за их же зубами.
– Катя, не пугай меня. Что Роман натворил.
– Милко дал ему флешку, чтобы он показал образцы модели, которые будут шиться из их тканей, и попросил подобрать соответствующие. Ну, чтобы не листать потом тысячи превью, а выбирать из того, что подходит. Ромке всего-то и надо было, что флешку по дороге закинуть. А сегодня после обеда мы с Милко должны были встретиться с Ростиком, выбрать ткани и подписать договор. Так вот, Андрюшенька, утром мне пришлось Федю отправить в «РосТкань», подписание договора переносится на завтра. А теперь спроси меня, почему?
– И почему?
– Потому, что Ростик не понял, что мы шить собираемся. То ли мужские трусы с сердечками, то ли мужские рубашки без пуговиц. – Катя захохотала, представив лицо Ростислава Евгеньевича Лозинского, главного технолога «РосТкани», когда он вставил USB-флешку в компьютер и вместо дефиле, увидел Романа Дмитриевича инвалидом большого секса. – Ромка перепутал флешки и вместо записи показа, отдал Ростику запись своего инвалидного премьерного спектакля.
– Не может быть! Откуда у него эта запись?
– Так он же на всю голову больной, дружок твой. Отправился вчера к Юлиане, нас с тобой изнасиловал вопросами, а когда пришел к ней с цветами, то вместо примирения начал хамить и фиглярничать. Результат не заставил себя ждать. Юлиана ответила ударом на удар и подарила ему флешку, которую он потом «так удачно» презентовал Ростику.
Андрей понимал, что над другом смеяться не хорошо, стыдно, можно сказать, над другом смеяться, но сделать ничего не мог. Он хохотал до колик в животе, до похрюкиваний, до икоты. Хохотал и никак не мог остановиться. Наконец он поймал осуждающий взгляд жены, взял протянутый стакан с водой из ее руки, поднес ко рту, попытался сделать глоток и подавился, зайдясь на этот раз уже не в смехе, а в кашле.
– Вот она, кара небесная, – сказала Катюша, – грех это, смеяться над друзьями, – но не выдержала и сама снова захохотала. Они хохотали сидя на полу в президентском кабинете. Стоять они уже не могли, ноги от смеха ослабли.
Заходящие в приемную люди, особенно если нужно было им попасть на прием к Ждановым, с недоумением смотрели на Катину секретаршу Машу Тропинкину, которая цербером сидела на стуле у самой двери и никого не пропускала в кабинет, из которого раздавался не то хохот, не то рыдания, не то и то и другое вместе.
Отсмеявшись, президент и вице-президент компании «Зималетто» покинули президентский кабинет в срочном порядке, ибо после такой смеховой истерики им необходимо было не только увидеть туалет, но и успеть до него добежать. Слава Богу им удалось не оскандалиться и, по возвращении, разговор был продолжен.
– Андрей, я хочу понять, способен ли Роман вообще хоть на какие-то чувства. Или это в нем говорит только уязвленное мужское самолюбие? Я понимаю, что Ромка твой друг. Но если он вздумал поступить с Юлианой, как со своими бабочками-однодневками, то ты знай, войну ему объявлю я, и мало Роман Дмитриевичу не покажется. Обижая ее он должен знать, что обижает меня лично. Юля мне больше, чем подруга, больше, чем сестра. Это ответ на твой вопрос, зачем я его поленом при всех ударила. Пусть знает – Юлиана не одна, за нее есть кому заступиться!
– Так что будем делать, Катюша? Мне совершенно не улыбается наблюдать ни за Ромкой, когда он в таком состоянии, ни за Юлианой. Ты что думаешь, я не вижу, что и она не совсем адекватна?
– Андрюшенька, давай вот что сделаем. Сходи с Романом куда-нибудь вечерком, посидите, поговорите. Выясни аккуратненько у него, что он чувствует, что думает, что делать собирается. А я тем временем с Юлианой схожу куда-нибудь. И тоже поговорю начистоту. А уж потом будем думать, как им помочь и в чем. Развести по разным углам, или наоборот, помочь быть вместе. Договорились?
