Текст книги "Хогвартс, ставший домом (СИ)"

Автор книги: FotinaF

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Это неслыханно! – возмутилась она. – Неужели студенты осмелились на такую выходку?! Вы кого-нибудь подозреваете, Гермиона?

Миссис Уизли думала недолго, а потом тихо вымолвила:

– Полагаю, что да. Я разберусь, не стоит беспокоиться.

Она вдруг бросила взгляд на Драко, но он остался совершенно невозмутимым, лишь вопросительно приподнял бровь. Но разговора так и не состоялось, хотя он был уверен, что Грейнджер догадалась, кто виновник происшествия.

А как-то посреди урока, неизвестно откуда, в класс ворвались корнуэльские пикси, устроив жуткую панику среди второкурсников. Но Гермиона быстро взяла дело под контроль, загнав пикси в одну из клеток, которых в изобилии было в кабинете ЗОТИ.

После уроков она налетела на Малфоя в учительской, пока остальные профессора обедали. Но, разумеется, Драко только возмущённо отнекивался, говоря, что ему не двенадцать лет, чтобы вытворять такие глупости.

И это было ещё не всё. Сколько раз он подтрунивал над ней, называя без свидетелей «Грейнджер», «заучкой» и «занудой». Но почему-то она никогда не обижалась, молча хмыкала или отвечала той же монетой, называя его «хорьком», «скользким змеем» или «белобрысым болваном».

С каждым днём её голос становился громче, движения увереннее, походка твёрже. Волосы обретали прежний цвет, хоть в них и появилось несколько красивых серебряных прядок. Драко не помнил точно, когда это случилось, но однажды она вошла в учительскую с улыбкой на лице, и её нелепые очки, как оказалось, вполне ей шли теперь, когда на её идеально гладком личике загорелся лёгкий румянец, а морщины вокруг глаз стали не такими заметными. С того дня розыгрыши прекратились, Драко понял, что это больше не нужно. Но «Грейнджер» осталась.

========== Глава 4 ==========

В тот день Драко был как-то особенно взволнован. Наверное, даже встревожен.

Утро было слишком коротким, как ему казалось. Он слишком долго брился, слишком долго налаживал на затылке свои платиновые пряди. Казалось, всё не так, даже всегда идеально сидящая на его поджарой фигуре мантия вызывала вопросы и сомнения. Драко ловил себя на мысли, что немного раздражён, словно пятикурсник какой-то, а для него это давно уже несвойственно. Но в итоге здравый смысл возобладал над самокритикой, убедив своего носителя в том, что всё, как всегда, прекрасно – от идеально начищенных блестящих чёрных туфель до белоснежной макушки.

Профессор глубоко вдохнул, и его рабочий день начался.

Проводив первокурсников в Большой зал, и ответив на десяток их вопросов почувствовал себя лучше.

К справедливости надо заметить, что студенты обожали профессора Зельеварения. Он всегда был спокоен и уравновешен, с энтузиазмом общался с детьми любого возраста, а его острые, но необидные, наполненные юмором, замечания доводили порой класс до колик в животе. Причём профессор не делал различий между факультетами во время уроков, но Слизерин, разумеется, пользовался чуть более пристальным вниманием декана. Все дети были для него просто детьми, пусть они даже семикурсники. В каждом юноше он замечал сходства и различия со Скорпиусом. Это происходило как-то неосознанно, как мимолётная мысль, но всегда доставляло маленькое удовольствие, словно все юноши были его сыновьями.

Девушек Малфой видел немного иначе, словно они маленькие цветочки в оранжерее – хрупкие, нежные, на которые даже дышать боязно – потому всегда был весьма сдержан, но добродушен с ними, дабы не задеть их чуткие души, не причинить боль. Это искусство он постиг рядом с ней, своей безвременно увядшей фиалкой – трогательной и доброй Стори.

Сегодня же казалось, что он немного рассеян, даже растерян. С чего бы?

Драко понял, лишь входя в учительскую. Её смех, искристые карие глаза, очки на столе. Она снимала их лишь тогда, когда собеседник находился очень близко. Гермиона облокотилась на столешницу, слушая оживлённый рассказ вернувшегося из долгой поездки Лонгботтома. Похоже, его курсы повышения квалификации прошли на ура. Невилл также облокотился о её стол, и они весело общались.

Почему раздражение усилилось?

Поймав себя на этой мысли Драко на секунду замер на пороге учительской.

– Правда? Так и сказала? – усмехнулась Гермиона, глядя другу в глаза.

– Можешь себе представить моё удивление? – ответил Невилл. – И это ещё не всё…

– Приветствую, – бросил Малфой, прикрывая за собой дверь.

– А, привет, Малфой! – не успев ещё стереть улыбку с лица, ответил Лонгботтом и тут же попытался взять себя в руки и придать выражению лица хоть немного строгости.

– Привет! – выпалила Гермиона, лишь мельком на него взглянув, и тут же мягко коснулась ладонью запястья Невилла, с нетерпением произнося: – И, что же дальше?

– Эээм… дальше… – Лонгботтом тут же взглянул на часы. – Ой, прости, Гермиона. Я обязательно потом закончу. Мне к уроку нужно готовиться.

– Да, конечно, – сдерживая вздох разочарования, ответила она. – Потом как-нибудь.

Малфоя всегда раздражали эти сцены, словно его появление где бы то ни было портит окружающим всё веселье.

– Похоже, поездка удалась, – почему-то усмехнулся Драко, хотя совершенно не собирался вступать в общение с Лонгботтомом.

– Да. Всё отлично, – добродушно, но сдержанно ответил Невилл и начал копаться в своих бумажках на столе, стоявшем прямо перед столом Гермионы.

Драко взял свитки с самостоятельными работами шестого курса и отправился в свой кабинет. Он шёл по коридору, отвечая студентам на приветствия, но чувствовал эту мерзкую досаду внутри, и это было особенно неприятно. Именно сегодня. Почему-то раньше его это так не задевало.

Что «это»? Он даже не мог до конца осознать, что его расстроило. Её смех? Очки на столе? Улыбка Лонгботтома? Прикосновение руки Грейнджер? Испорченное общение? Что именно? Всё сразу?

Анализировать – его конёк. Почему этот дурацкий анализ так сильно затянулся? Первого урока нет, как на зло – есть время ещё помучить себя анализом ситуации. Это было нестандартно. Слишком навязчиво и раздражающе. Неправильно. Взрослый состоявшийся мужчина не может себе позволять поддаваться неопределённым эмоциям. Несолидно. Недостойно. Странно…

Наконец, достигнув этих выводов, Драко смутился. Дыхание замедлилось, а сердцебиение стало тяжёлым. Не хватало ещё терять самообладание. Он тряхнул головой отбрасывая глупые, на его взгляд рассуждения. Драко решил прогуляться. Ещё сорок минут наедине со своими мыслями в кабинете стали казаться невесёлой перспективой, а это ещё удивительнее.

Но размышления не оставили его в покое. Ноги несли сами по себе. Драко уже был на лестнице когда услышал истошный визг, а потом крик:

– Нет! Пожалуйста!

Казалось, что сердце лопнуло, и кровь ударила в голову. Он слышал этот крик… однажды… в далёком-далёком прошлом. Малфой бросился бежать. В висках стучало, темнело перед глазами.

Влетев в класс ЗОТИ лишь на несколько секунд увидел уходящую в сторону шкафа фигуру Рональда Уизли. Тот обернулся, взглянул на Драко, и образ изменился – преобразился в безжизненные, бледные, замершие женские черты.

– Стори… – беззвучно прошептал он, ощущая страшную боль в груди. Но тут же выхватил волшебную палочку и выкрикнул: – Ридикулус!

Его Астория превратилась в фейерверк из разноцветных искр, по классу пронёсся восторженный вздох студентов. Драко отправил боггарта в шкаф и только теперь осознал, что второкурсники в ужасе прижались к стенам, а профессор Уизли лежит посреди класса без сознания. Три года прошло, а она всё никак не справится со своим боггартом. Драко вздохнул.

– Внимание, студенты, – громко произнёс он. – Вы можете пройти в Большой зал и немного отдохнуть. Спускайтесь тихо. Идут занятия. Ясно?

Студенты закивали и тихо-тихо вышли из класса, пока Драко, опустившись на одно колено, осторожно приподнимал с пола голову и верхнюю часть бесчувственного тела профессора ЗОТИ.

– Самоуверенная… – с сочувствием вздохнул он. – Самонадеянная женщина. Ничему тебя жизнь не учит.

Драко снял с неё покосившиеся очки, поправил выбившуюся из причёски серебристую прядку. Почему он медлит? Дыхание удивительно сбилось, сердце колотилось часто-часто. Он держал её в руках, испытывая необъяснимое тепло в душе. Смотрел на её сомкнутые ресницы, приоткрытые губы. Эта женщина вошла в его жизнь, хоть он этого совершенно не планировал.

Вот почему так цепляет её доброта по отношению к другим. С ним она совсем не такая… Он заслужил это.

Придя к неутешительному выводу, Драко вынул из кармана Бодрящее зелье и поднёс к её носу. Гермиона глубоко вдохнула, резко распахнула глаза и закашлялась, тут же садясь на полу. Драко опустил руки.

– Какого соплохвоста, Грейнджер? – усмехнулся он. – Опять?

– Нет-нет-нет! – в ужасе зашептала она, а потом простонала: – Не говори мне, что я опять грохнулась в обморок!

– Ладно, не скажу, – дёрнул он плечом. – Но факт есть факт.

Она закрыла лицо руками и просто сидела молча.

– Почему я никак не могу справиться… – тихо заговорила она. – Ведь уже столько времени прошло.

– Надеешься, что твой страх изменится? – иронично ухмыльнулся он. – Это уже вряд ли.

– Где дети? – опомнилась она, с ужасом взглянув на Малфоя.

– Всё в порядке. Отправил их в Большой зал.

– Спасибо… – вздохнула она. Гермиона вдруг протянула руку и вопросительно взглянула Драко в глаза. – Можно?

– Да! – словно опомнившись, выдохнул он, передавая ей пузырёк с зельем.

Прикосновение её пальцев волшебным образом согрело сердце. Он смотрел на её аккуратные ухоженные руки с короткими идеальными ноготками, как они, дрожа, сомкнулись на маленькой хрустальной бутылочке.

Гермиона поднесла её к лицу сделала глубокий вдох над узеньким горлышком. Глаза распахнулись ещё шире, а потом она сильно закашлялась.

– Забористое? – усмехнулся Драко.

– Не то слово! Ты с эвкалиптом не перестарался? Аж глаза выжигает!

– Зато Грейнджер почти живая, – улыбался он.

– Уизли…

– Смирись уже.

– Малфой! – закатила она глаза. – И что ты хочешь сказать, что у тебя оно всегда при себе?

Драко почувствовал, как смущение закрадывается в лёгкие.

– Хочешь честно или соврать? – снова усмехнулся он, стараясь скрыть это смущение.

Она просто сердито прищурилась.

– Я говорил тебе или нет, чтобы в таких случаях ты не проводила урок одна?

Гермиона с досадой отвела глаза, чуть скривив уголок губ.

– Говорил или нет? – улыбался Драко. – Ты же знаешь, у меня нет урока. Знаешь, что Макгонагалл нарочно это сделала, утверждая расписание…

– Знаю, – тихо проворчала Гермиона. – Но я была уверена, что прошло достаточно времени. Мне намного лучше и… ты поэтому носишь с собой зелье? Знал, что я опять оплошаю?

– Ну, как я могу это знать, смешная ты женщина?! Но вероятность была, потому, на всякий случай…

Драко посмеивался, и тут до Гермионы дошло, что они продолжают сидеть на полу.

– Ты хоть представляешь, на что похожи наши посиделки? – виновато улыбнулась она. – Если кто-то заметит, что дети не на уроке…

– Уверен, наш дряхлый завхоз уже на всех парах мчится в учительскую. Думаю, недельки через три он достигнет цели.

Гермиона прыснула, потом смущённо зажала рот ладонью.

– Грешно смеяться над стариком. Где твоя совесть?

– А твоя? Ладно, поднимайся, расселась тут.

Драко поднялся и подал ей руку. Почему-то был уверен, что она просто поступит как обычно – всё сама. Но…

Она почему-то задумалась. Только что бывшие бледными щёки обрели приятный розоватый оттенок. Гермиона приняла его руку, легко поднялась и тут же отстранилась.

«Хоть не послала», – пронеслось у него в голове.

Профессор ещё помнит тот день, когда случайно опрокинул её в сугроб во время похода в Хогсмид перед рождественскими каникулами. Это было на втором году его пребывания в Хогвартсе. Тогда она уже была не такой оцепеневшей и безразличной, но по отношению к нему, мягко говоря, не благодушно настроена. Оказавшись в горе снега она посмотрела на него так, что могла испепелить, будь она драконом. А уж на предложение помощи тут же послала его в «Лавку Зонко», поскольку «клоунам там самое место». Но Драко заметил и то, что она хорошенько огляделась, прежде чем это сказать – удостоверилась, что рядом нет студентов. С тех пор Гермиона успешно посылала Драко по этому адресу, если он её откровенно бесил.

– И что ты намерена делать? – вздохнул профессор Малфой, глядя на коллегу сверху вниз, пока она бережно потирала свою руку, которой он только что касался.

– Ты о чём? – немного заволновалась она.

– У тебя ещё два факультета. Боггарт будет на экзамене, а это значит…

– Я… потренируюсь, – с сомнением ответила она. – Уверена, что в следующий раз всё пройдёт нормально или…

Она замолчала, опустив глаза.

– Или, что?

– Или я уволюсь, – решительно заявила она, и брови Драко поползли вверх.

– Приехали…

– Профессор Защиты от тёмных искусств не имеет права падать без сознания при виде боггарта. Это верх непрофессионализма – отвратительный пример для студентов.

– Все знают твою историю… – осторожно произнёс он. Гермиона яростно сверкнула глазами.

– Это не имеет никакого значения! Некомпетентный педагог – позор для Хогвартса!

– Ну, если ты так решительно настроена, прошу! – Драко стремительно направился к шкафу, взялся за ручку…

– Подожди! – её голос прозвучал требовательно, но с такой мольбой, какой он в жизни не слышал. Гермиона съёжилась, никогда он не видел её такой уязвимой.

– И как ты, скажи на милость, собиралась уроки вести? – воскликнул Драко.

Она отчаянно замотала головой, надела очки.

– Итак! – подытожил профессор Малфой. – Тебе нужно время, чтобы подготовиться, ясно? До тех пор я буду вести уроки с боггартом. Можно придумать для тебя миллион отмазок – заболела, занемогла, захворала…

– Прекрати, Малфой! – вздохнула она. – Это не вариант.

– Я иду к Макгонагалл! – заявил Драко и решительно отправился к двери.

– Только попробуй! – грозно воскликнула она и на бегу ухватила Драко за руку. Вцепилась мёртвой хваткой. – Прошу, не надо! Я должна сама справиться. Пожалуйста!

Он вдруг осознал, что для убедительности она схватила его за обе руки. Её ладони горели, а пальцы напряжённо дрожали. Гермиона с мольбой смотрела ему в глаза.

Внутри что-то дрогнуло. В груди завертелся жгучий смерч. Драко понял, что ничего подобного не испытывал, хоть и считал, что половина его жизни уж точно прошла. Захотелось снять с неё очки, видеть её глаза без этого досадного препятствия.

Драко наблюдал, как её лицо вдруг расслабилось и выражение лица перестало быть просящим, оно стало удивлённым. На мгновение в её чертах промелькнул испуг. Гермиона смотрела прямо ему в глаза, а потом отдёрнула руки и отступила на шаг назад.

– Извини, я… нарушила твоё личное пространство, – выпалила она. – Прошу, не говори Макгонагалл, она… я знаю, она любит меня и очень расстроится. Я не хочу никакой отпуск, никаких больничных…

Драко с трудом справился с помутнением в голове.

– Тогда я веду уроки! – заявил он.

– Нет!

– Грейнджер! – закатил он глаза.

– Но ты… можешь присутствовать, идёт?

Драко испытывал странный трепет, будто одержал победу в схватке. Но мысль о том, что его радует возможность находиться с ней рядом, очень смутила.

– Идёт. Но ты должна поговорить об этом с кем-то. Пойми, то, что с тобой происходит – это ненормально. Падать в обморок от того, что видишь спину мужа…

Гермиона побледнела. Она сжала ладонью своё горло, нервно расстегнула верхнюю пуговицу мантии, потом вторую, пытаясь дать себе возможность дышать.

– Слушай, ты должна разобраться…

– Да. Должна.

Гермиона усталой походкой подошла к стулу в углу комнаты. Села. Драко пошёл следом и остановился в нескольких шагах напротив. Тишина была долгой.

– Ты, наверное, лучше других поймёшь, – вдруг тихо заговорила она. – Может быть, ещё Гарри. Но он так далеко. Скажи… ты смог с ней попрощаться?

Драко сразу понял о чём она говорила, но почему-то, по старой привычке, наверное, спросил:

– С кем?

Она проглотила тугой ком застрявший в горле. Ещё ни с кем ни разу она не говорила о своей боли, о своих страхах, но почему-то сейчас было так просто, как будто именно так и должно было быть.

– Ты смог попрощаться с Асторией?

Драко придвинул стул и сел с ней рядом, чтобы не смотреть Гермионе в глаза. Ему, наверное, легче, ведь прошло столько лет.

– Я был с ней до последней секунды, – тихо ответил он. – Пойми правильно…

– Нет, не нужно. Не обязательно, – прошептала она.

Гермиона порывисто сжала его руку, обессиленно лежащую на его колене. И Драко осторожно сжал её миниатюрные пальцы.

– Ты… не смогла попрощаться? – она почувствовала его взгляд и робко взглянула ему в глаза. В светло-серых радужках мерцал свет заботы. Морщинки вокруг его глаз почти разгладились, но зато тонкий лучик протянулся от переносицы между бровей. И когда он заговорил, мурашки пробежали по её спине и рассыпались по всей голове, словно образуя венец. – В этом твой страх. Твоя боль. Ты не попрощалась. Не приняла…

– Словно он на самом деле здесь, – продолжила она. – И каждый раз, когда он уходит, я… понимаю, что так и не попрощаюсь, никогда не скажу ему то, что хотела. Я была так эгоистична. Знаю, его ранило то, что я не взяла полностью его имя, оставила своё…

– Грейнджер, это глупости, – с сожалением усмехнулся Драко. – Он любил тебя со всеми твоими… заморочками.

– Да. И я бессовестно этим пользовалась, – выдохнула она, а потом зажмурилась и прошептала: – Если бы ты знал, как я себя ненавижу…

– Это всё усугубляет.

– Я не дала ему всего того, чего он заслуживал…

– Я чувствую то же самое…

Гермиона смотрела в его глаза, словно в зеркало. Как будто Малфой был отражением её боли, её страдания, всех её чувств. Почему вдруг стало легче? Новое ощущение самой себя, как чего-то совершенно иного, очищенного, оправданного. Она не одна.

– Когда ты себя простил? – шепнула Гермиона.

Малфой невесело усмехнулся.

– Я прощаю себя каждый день. Каждый день даю себе шанс на жизнь. Просто верю, что… – он отвёл взгляд. Она видела, как сильно разволновался этот далёкий, но такой близкий для неё сейчас человек. – Я верю, что любовь вечна. Бесконечна. И это питает, даёт смысл существования. Знаю, она бы не хотела, чтобы я сошёл с ума от горя.

Драко снова взглянул ей в глаза, прошептав:

– И он не хотел бы…

– Я даже не видела его, понимаешь? – с болью простонала Гермиона. – Не ощутила потерю. Это словно… большой обман. Всё неправда!

– Лонгботтом однажды сказал мудрую вещь, помнишь? Люди умирают каждый день, но на самом деле продолжают жить, вот тут… – Драко приложил ладонь к сердцу. – Позволь ему жить там. Не пытайся освободиться. Не мучай себя напрасно. Просто… люби.

Слезинки соскользнули с её ресниц, покатились по щекам, застревая в тонкой оправе. Драко улыбнулся, снял с неё очки и бережно, как маленькому ребёнку, смахнул слезинки большими пальцами.

– Не вздумай без меня работать с боггартом, ясно? – шутливо назидательно произнёс он.

И Гермиона невольно усмехнулась, роняя на лицо ещё несколько слезинок. Почему такие простые слова сделали больше, чем долгие годы работы над собой. Почему этот мужчина, переживший такую же тяжёлую потерю, стал для неё лучшим зельем от боли. Гермиона была немного растеряна, но на душе стало так удивительно хорошо, словно летний дождь омыл землю после палящего зноя и засухи.

– Я оповещу заранее, – улыбнулась она.

– Я знаю твоё расписание, – с усмешкой ответил он.

– Спасибо…

***

Гермиона долго вглядывалась в ночную даль. В её маленькой, но уютной комнате было темно. Над холмами россыпь звёзд, тонкий серпик месяца. Невозможно уснуть. Ей всё казалось, что её руки хранят это новое тепло. Она так старалась, призывая своё сознание к благоразумию.

За эти годы ощутила, как много рядом с ней близких, любящих людей – её семья, друзья, студенты, коллеги. Но теперь её преследовала мысль, что у неё есть… родственная душа. Она рядом, и все эти годы… Да! Все эти годы! Два трудных, но не таких уже страшных года, её добрым ангелом был он – Драко Малфой.

Она прерывисто вздохнула. События летели и кружились перед глазами, как снежинки в рождественские каникулы. Его весёлые озорные насмешки, шоколадные лягушки, огромный сугроб в Хогсмиде, из которого он её вытащил, несмотря на бурные возражения. Внезапно появляющиеся половинки апельсина на её столе. Гермиона улыбалась этим мыслям. Как теперь, скажите на милость, она будет посылать его в «Лавку Зонко»…

========== Глава 5 ==========

Ей казалось, что он везде.

Где бы она ни находилась, взгляд серых глаз преследовал. Задумчивое, немного рассеянное выражение лица придавало Драко Малфою загадочности, и вопросы не давали Гермионе покоя. Почему он смотрит так пристально? Почему лёгкая усмешка играет на губах?

Не по себе от того, как он следит за каждым её шагом, за каждым движением. В учительской, в Большом зале, на её уроках, на Зельеварении? Гермиона чувствует, что здесь что-то не так, только не может понять, что.

Профессор Малфой подробно и убедительно рассказывает:

– Обратите внимание, корень асфоделия требует бережного отношения, его необходимо разрезать вдоль, по всей длине. Затем измельчить и высушить.

Она обращает внимание на его худые длинные пальцы, сжимающие рукоятку ножа, а вторая рука аккуратно придерживает светло-кремового цвета корешок, по которому скользит острое лезвие. Гермиона не может оторвать взгляда от его чётких выверенных движений – это завораживает. Она ощущает в своей руке нож, смотрит на разделочную доску, на которой, почему-то, вовсе не корень асфоделия, а несколько дремоносных бобов.

– У вас сложности, мисс Грейнджер? – учтиво спрашивает профессор, и она поднимает на него изумлённые глаза. Почему он так странно говорит с ней? Что происходит? Но она зачарована его взглядом, красивыми лучистыми морщинками в уголках глаз, его улыбкой. Понимает внезапно, что его волосы аккуратно подстрижены, совершенно так же, как на шестом курсе. Она помнит, каким он был на шестом курсе? Сердце предательски замирает. Тут явно что-то не так. Гермиона вдруг понимает, что в классе лишь она и он.

– Нет, у меня нет сложностей, – выдыхает она.

– Разве? – улыбается Малфой. – Мне так не кажется.

Она не понимает как, но он через секунду оказывается за её спиной. Гермиона чувствует, как Малфой еле ощутимо прижимается к её спине, даже не своим телом, а лишь касается материей мантии, и её сердце начинает колотиться, как бешеное. Его правая рука трепетно ложится на её кисть, сжимающую нож – тёплая, бархатистая рука. Ей кажется, что она чувствует аромат сушёных трав, обволакивающий всё её сознание, и она невольно закрывает глаза, когда его голос тихо звучит над её ухом.

– Вдоль, мисс Грейнджер, а затем измельчить. Лучшей ученице не нужно объяснять такие простые вещи.

Дуновение его дыхания у виска. Он прижимается к ней плотнее всего на секунду, а потом растворяется, оказываясь на своём месте. Гермиона распахивает глаза, чувствует себя обманутой, одурманенной, но ничего не может сделать, видит перед собой на доске корень асфоделия и снова смотрит, как Малфой лёгкими изящными движениями измельчает растение. Профессор снова смотрит ей в глаза. Его улыбка становится еле заметной, а взгляд глубоким, таким таинственным.

Гермиона не хочет резать этот корень, не понимает, зачем ей это. Чувство глубокой досады поселяется в груди. Она резко отворачивается и идёт к выходу из класса. То есть, она пытается идти, но почему-то дверь словно отодвигается всё дальше и дальше. Дойти невозможно. Нельзя! Ей становится страшно. Обернувшись, обнаруживает, что одна в классе. Профессор исчез.

Она может просто уйти. Гермиона уверенно идёт к двери, совершенно свободно. Дверь уже перед ней. Она протягивает руку, но тихий, молящий голос звучит словно внутри головы:

– Останься…

Гермиона сразу видит его перед собой, поднимает голову, встречая взглядом его губы. Они не улыбаются, нет привычной усмешки, чуть приоткрыты, расслаблены.

– Останься… – движение его губ замирает в памяти, словно печать. Этот тихий, трепещущий звук, исходящий из глубины его души.

Истома окутывает всё тело, когда она чувствует прикосновение его пальцев к шее, там, где он уже касался её однажды. Приходится приложить немало усилий, чтобы оторвать взгляд от его губ, посмотреть чуть выше в его бездонные прозрачные серые, почти голубые, омуты. Такие явные лучи морщинок у глаз, на лбу, переносице. Давно не мальчик. Гермиона понимает, что никогда в жизни не видела его так близко.

Почему такое волнение, словно ничего прежде не было в её жизни. Острое ощущение первого чувства, первой нежности, удивительного трепета и всепоглощающей неизвестности.

Она не сводит глаз с его лица, утопая в блаженстве от прикосновения его руки, от того, как его вторя рука несмело обвивает её талию.

– Ты останешься? – с надеждой шепчет он.

Всё, что она может, это еле заметно кивнуть в ответ, получая в дар его искреннюю тёплую улыбку. Внутри всё дрожит. Он склоняется к её лицу, его ресницы смыкаются, лёгкое касание губ.

В её груди взрыв!

Гермиона резко села в кровати. Дышала прерывисто и тяжело. Перед глазами пелена. Она судорожно нащупала очки на прикроватной тумбочке, дрожащими руками водрузила их на лицо, впилась пальцами в свои взлохмаченные кудри.

– Мерлин всемогущий! – выдохнула она. – Кошмар какой! Ты спятила, Гермиона? Малфой?

Она вскочила с кровати, бесцельно забегала по комнате, взглянула на будильник и упала обратно в кровать.

– Ты слишком много с ним общаешься! – заявила она сама себе. – Ещё немного, и тебе покажется, что похуже! Глупость! – она замотала головой, пытаясь отбросить внезапно возникшее воспоминание. Кажется, ещё никогда в жизни она не видела таких ярких и чувственных снов. Признаться себе в том, что это был самый потрясающий сон в её жизни, всё равно, что подписать себе смертный приговор.

Можно было спать ещё целый час, но это было невозможно. Гермиона, как ни старалась, не могла перестать думать об этом сне.

Его взгляд преследовал. Это было настолько реально, что казалось безумием. Нет. Она никогда не замечала таких взглядов. Малфой всегда был сдержан, в меру учтив, немного ироничен. Но это… что-то из ряда вон.

– Невозможно! – прорычала Гермиона, плюнув на бесполезность попыток поспать ещё, и решила начать собираться. – Когда ты обращала внимание на сны? – ворчала она сама себе под нос. – Да никогда! У Гарри сны были – это да! А тут… нелепость какая-то, бред. Просто бред одинокой женщины.

Она вздохнула. Собственные мысли казались ужасно банальными и правдивыми до противного. Да. Это просто буйное помешательство – выкрутасы подсознания, которое интерпретирует происходящее на своё усмотрение. Да никогда в жизни она не осталась бы с ним… вот так… только потому, что он нежно об этом прошептал.

– Ничего не нежно! – зло ругала она себя. – Успокойся, Гермиона. Это просто сон! Вот увидишь – день всё расставит по местам. Ночь во власти тьмы, а Малфой – это кромешная тьма.

Она замерла перед зеркалом. Стало так мерзко от самой себя – взлохмаченная, нервная, глаза вытаращены, губы сжаты так, что челюсть выпирает.

– Хоть себе-то не ври! – заявила она отражению в зеркале. – Разве он – тьма? Совсем сдурела на старости лет? О-о-о! – возопила Гермиона, растирая ладонями лицо. – Где твоё благоразумие?! Это просто сон! Сон – не повод что-то менять! Всё как обычно, ничего не произошло.

Гермиона радовалась, что здравомыслие возобладало над эмоциями. Из своих комнат она выходила уверенная и спокойная, как всегда, собранная, готовая вести своих студентов к свету. Мало ли, что там во сне привиделось.

Только почему-то, не увидев декана Слизерина за завтраком, задалась вопросом: «Где он, интересно?» А её это раньше интересовало? Это, вообще-то, два вопроса.

Уже у двери в учительскую Гермиона вдруг замешкалась. Необъяснимое волнение сковало грудь, препятствуя свободному дыханию. Перед глазами, словно туман, проскользнул его взгляд – такой странный, задумчивый и внимательный.

– Привет, Гермиона! – весело поздоровался Невилл, и Гермиона немного расслабилась.

Они вместе вошли в учительскую, разумеется, джентльмен пропустил леди первой. Гермиона сразу же бросила взгляд на Малфоя, которого практически не было видно за широким листом «Ежедневного пророка». Как ни удивительно, но даже спустя столько лет газета продолжала успешно существовать.

Всё, что увидела миссис Уизли, это его учительскую мантию до самого пола, из-под которой торчали сложенные крест-накрест огромного размера туфли. А ещё… тонкие изящные пальцы, держащие желтоватые листы.

Гермиона не здоровалась, когда он читал. Однажды он сделал ей замечание – целых два раза, – чтобы она «не встревала в мыслительный процесс». Сначала её жутко оскорбило его поведение, но потом стало ясно, что гораздо приятнее услышать приветствие от него. Вот и в этот раз она молчала, так же, как и Невилл, пока газета не зашуршала, и раздалось традиционное «приветствую».

Звук его голоса выбил из колеи. Гермиона замерла, изучая эту удивительную реакцию, когда внутри словно всё падает, и жар опаляет внутренности. «Вот это уже совсем ненормально!» – отметила она про себя, вслух произнеся:

– Привет, Малфой.

Невилл, похоже, только махнул рукой – случалось с ним такое.

– Ты представляешь, миссис Уизли! – демонстративно потягиваясь, произнёс профессор Малфой, а потом усмехнулся: – Наш-то старик не так уж устал, как пытался показать!

Гермиона почувствовала себя растерянной, но тут же глянула на него, поправив на носу очки.

– Ты о чём? – и снова эта странная волна жара. Она точно что-то ей напоминает. Что-то из юности, но Гермиона настойчиво проигнорировала эти впечатления.

– Слизнорт запатентовал новое зелье! – с сияющей улыбкой торжественно объявил Малфой. – Хитрец, а! Неплохо! Я тоже хочу на пенсию.

Гермиона закатила глаза.

– Профессор – талантливый учёный. Чем ещё ему заниматься?

– Не понял намёка! – тут же выпрямился зельевар и недовольно произнёс: – Хочешь сказать, что мне не светит изобрести своё зелье?

– Я этого не говорила, – спокойно ответила она. Сколько раз они начинали препираться совершенно без повода, и всегда Гермиона делала это хладнокровно и логически верно. А сейчас она почему-то испытала странную неловкость. Что за…

– А на что ты намекала? – не унимался Малфой. – Что я на учёного не тяну?

Она молчала. Отметила мимолётно, что его длинные волосы, собранные в хвост, выглядят не так привлекательно, как длинная аккуратная чёлка. Взгляд Гермионы совершенно неуместно сосредоточился на его губах, на том, как они движутся, как произносят каждый звук. Так ли он говорил в её сне?

– Грейнджер? – его голос был словно струя холодной воды из палочки. Её щёки зарделись, а дыхание сбилось.

– Малфой, отстань, – бросила она и плюхнулась за свой стол, начав копошиться в своей учительской сумке, вынимая оттуда, свитки пергаментов.