Текст книги "Дом под номером 14 (СИ)"

Автор книги: Feel_alive

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Нет, не плакала.

Не захлебывалось слезами, не ревела, не билась в истерике, не рыдала.

Только робко утирала слезы, которые никак не могли перестать течь из глаз.

Закончив говорить, Драко неловко пожал плечами, смотря при этом куда-то в сторону, и пнул носком ботинка порог. Кот, только-только успевший показать свою мордочку из-за двери, почуял в этом жесте угрозу и шмыгнул обратно.

Гермиона все же не удержалась и громко всхлипнула, тут же смущенно и немного испуганно зажав рот ладонью. Малфой покачал головой и наконец посмотрел на нее.

Они оба неосознанно дернулись в разные стороны.

Драко отступил, сказал что-то, махнул рукой, вздрогнул, сделал еще один шаг назад и, развернувшись, быстрым шагом вышел со двора. Как только он оказался на безопасном расстоянии, его шаг замедлился – стало заметно, как трудно ему идти, наступать на больную ногу.

Это напомнило мне о тех временах, когда Гермиона не пускала его дальше крыльца, разворачивала прямо у порога и вынуждала уйти.

Но здесь все было по-другому.

Мне даже показалось, что она, наоборот, хотела, чтобы он остался.

***

Он вернулся через три дня.

Не мог не вернуться.

Гермиона была спокойна как никогда.

Она мягко улыбнулась ему, провела в гостиную, показала новые книги, спустя два часа работы заварила чай и угостила Малфоя печеньем.

В тот день она выглядела отменно: аккуратно уложенные волосы, свежее лицо выспавшегося человека, ухоженный маникюр, насколько мне было видно, чисто выстиранная и идеально выглаженная одежда, эти легкие, порхающие движения. Чем серьезнее казалась ее работа, чем быстрее стачивался карандаш, скачущий по бумаге, чем проворнее двигались пальцы, перебирающие книги и документы, тем прелестнее она становилась, словно постоянно – беспрестанно! – обновляла прическу и макияж.

Наверное, единственное, что мне показалось тогда выбивающимся из всего образа, было то, как она вздрагивала, когда Малфой обращался к ней.

И, пожалуй, очередной набор странных названий, который мне удалось разглядеть.

«Боевые за… – закрыто пальцами Драко, —…ия».

«Защита от… – кружка Гермионы, перекрывающая обзор, —…искусств».

***

Через четыре дня они настолько увлеклись, что Малфой вышел из четырнадцатого дома далеко за полночь.

***

Я бежала все быстрее и быстрее, чувствуя, как разлетается мелкая галька под ногами, поднимаются в воздух облачка пыли за моей спиной, видя краем глаза дома, ограды, чьи-то дворы, проскальзывавшие мимо с такой скоростью, будто не только я неслась по улице, но и они стремились в обратную от меня сторону, ускоряясь, смазываясь в пространстве и времени.

Я задыхалась от ветра, бившего в лицо, от разбиравшего меня смеха, от рези в боку, думая о том, что надо бы перестать так резво перебирать ногами, так широко размахивать руками, стоит замереть, и прекратить смеяться, и перевести дыхание, и…

Где-то далеко позади орал Энди – его вопли прерывались громким смехом, становились похожи на истеричные рыдания. Он не мог сдвинуться с места, согнувшись от смеха, от дикого хохота, сотрясавшего все его тело.

Он кричал «стой», и «прекрати», и «сумасшедшая», а я не могла остановиться – мне было так весело, так легко, так свободно и безумно смешно.

Господи, пусть Энди всегда будет моим лучшим другом!

Наконец, благодаря отчаянному усилию, я сумела затормозить. Резко, одним рывком. И сразу наклонилась, упираясь ладонями в согнутые колени, стараясь совладать с дыханием и разбегающимися мыслями.

Этот день – нет, это лето! – лучшее, что было со мной в жизни.

– Прекрати! – раздалось откуда-то слева.

Это был не Энди – его крик был более веселым, радостным, почти жизнеутверждающим, если вы понимаете, о чем я.

Я напряглась и развернулась лицом к – угадайте! – четырнадцатому дому. Ну конечно же, все дороги ведут сюда.

Дом возвышался надо мной немного грозно, но слишком знакомо, чтобы испугать. Все те же светлые стены, большие окна по всему фасаду, крыльцо и маленькая терраса с правой стороны от двери. Тот же двор с величавым каштаном, важно раскинувшим свои ветви, слегка пожухлой от жары травой и тропкой, ведущей от калитки к двери.

Сколько же раз я видела, как по этой тропинке шагали ботинки Драко, или проходили туфли Гермионы, или семенили кошачьи лапки.

Пожалуй, очень много, но все же чуть меньше, чем я слышала эти знакомые ссорящиеся голоса.

Ну правда же, сколько можно?!

Занавеска в окне гостиной была отодвинута ровно настолько, чтобы изнутри не было видно редких прохожих, а вот Драко и Гермиона представали передо мной в своем лучшем – из всех возможных на данный момент – виде.

Ветер пролетел по улице, прошелестел листьями, стукнул чью-то калитку о забор, взметнул шторы и вновь приоткрыл небольшую форточку в окне четырнадцатого дома. Сразу скажу – голос Драко казался намного бодрее, чем вид. Выглядел он, мягко говоря, неважно. Оттенок кожи был слегка желтоват – очень болезненно, знаете ли, – под глазами залегли серые круги, а на лбу виднелся недавно поставленный синяк.

Уж не Гермиона ли ткнула его своей палкой?

Малфой кричал.

Он вопил, срывался на пронзительный визг, яростно сверлил взглядом Грейнджер и выглядел так, что было неясно, стало ли ему дурно или он собирался заплакать в следующую секунду. Он наступал, шагая вперед, и тяжело дышал – было заметно, как отчаянно колышется грудная клетка под тканью рубашки.

Но и Грейнджер не оставалась в долгу. Я уже не раз упоминала, что в гневе она… очень злая, правда.

Это просто невозможно описать: эти горящие глаза; широко – почти уродливо – раскрытый в крике рот и тон голоса, будоражащий кровь, кидающий в дрожь. А еще руки, сложенные на груди, или опустившиеся на пояс, или вскинутые в попытке оттолкнуть…

Или притянуть ближе – чтобы кричать прямо в лицо, в уши, смотря в глаза, не оставляя шанса вырваться и избежать ссоры.

Да почему же они не могут усмирять свой бешеный темперамент? Или направлять всю энергию в более мирное русло – например, веселиться и развлекаться, как мы с Энди. Больше смеяться и улыбаться.

Я ведь так давно не видела, как искренне улыбается Гермиона, как по-доброму усмехается Драко.

Совру, если скажу, что вообще помню, когда это случилось последний раз.

Не хочу грузить вас предметом их ссоры – все было вполне привычно: череда незнакомых слов и особо изощренных оскорблений, приправленные теми жестами, которые, по-видимому, должны были убедить в правоте, но… ладони, мельтешащие перед лицом, обычно так не действуют. Хотя это и было одно из любимых и у Драко, и у Гермионы.

В принципе, стояло наравне с тем, чтобы с завидным постоянством повышать голос до каких-то астрономических высот.

Грейнджер не выдержала первой.

Когда Малфой проорал ей в лицо дурацкую смесь из «Дамблдор», «Поттер», «Лорд» и «хренова туча крестражей» (Прошу прощения за такое! Мама меня бы уж точно по головке не погладила, но я всего лишь передаю вам точные слова), Грейнджер вскинула так хорошо знакомую мне палку и на удивление спокойно и четко произнесла:

– Обезъяз.

Он заткнулся.

Мгновенно, как будто рот отказался слушаться, язык прилип к небу, сомкнулись зубы или еще что-нибудь такое… невозможное в реальности.

В первое мгновение я подумала, что он всего лишь старается перевести дыхание – кто знает, может, голос подвел, сорвался или срочно понадобилось сглотнуть.

Но Малфой продолжал молчать, грозно взирая на Гермиону, застывшую напротив с довольной ухмылкой и деревяшкой наперевес.

Это что, такая игра?

– Какая игра? – ко мне на бешеной скорости подлетел Энди.

Отлично – болтаю всякие глупости вслух!

– Какая бы ни была игра, ты все равно проиграешь! – заявила я, глянув на него через плечо, и рванула к своему дому.

Частично, чтобы наконец отдохнуть и выпить воды, частично, чтобы увести Энди подальше от четырнадцатого дома.

***

По нашему двору иногда слонялись скунсы, было парочку енотов и, конечно, белки, изредка забредали соседские собаки или коты, и то и дело с забора на ветку перелетали разнообразные птички.

Но сов не было давно.

Все соседи уже и не обсуждали тот удивительный год, когда филины, сипухи, неясыти оказывались в нашем районе почти каждый день, словно по расписанию.

Так точно, пожалуй, даже почта не работает.

Но в тот день в конце июля поздним вечером я снова видела одну. Энди спорил со мной до посинения: тебе показалось, это была другая птица, это был просто особо крупный лист, падающий с дерева, тебе приснилось – все что угодно, лишь бы не признавать, что я смогла заметить очередную сову, а он не видел еще ни одной, кроме того раза в зоопарке – но если небо в клеточку, то не считается!

В общем, это абсолютно точно была сова. Метнулась черной тенью через небо, пряча звезды за своими крыльями, а после нырнула вниз, но не планируя, нет. Она летела, спотыкаясь на ходу, если можно так выразиться. Будто кто-то или что-то подбило ей крыло – дайте-ка подумать, правое, да, определенно правое. Кажется, она была ранена, но все равно не останавливалась, а продолжала махать здоровым крылом, негромко ухая.

Перед тем как она скрылась на заднем дворе четырнадцатого дома, я успела разглядеть, что, кажется, к ее лапе был привязан какой-то предмет.

***

Я вернулась домой в три.

Уже три дня я не видела Гермиону.

Сегодня я трижды пропустила мимо ушей слова Энди – все три раза он сделал вид, что оскорблен до глубины души.

Третий день подряд обещали солнце, и легкий, прохладный ветер, кажется, наконец был готов разогнать тучи и белесые облака, которыми заволокло небо.

Поднимаясь в свою комнату, я споткнулась ровно три раза и еще поскользнулась на самом верху, но это не в счет.

Хотя бы дверь открылась с первого раза – успех, однако.

Впрочем, только успев заглянуть в комнату, я тотчас закрыла ее, рванув на себя за ручку, и прислонилась к холодной доске лбом.

Да, мам, все хорошо, мам, я не буду хлопать дверьми, прости, мам.

Глубоко вдохнув, я медленно и аккуратно приоткрыла дверь – лишь тонкая щелка, чтобы мой глаз смог внимательнее оглядеть комок меха, устроившийся ровнехонько на моем столе.

Рыжего меха, господа, рыжего! На моем столе, где не было никаких заумных книг с непроизносимыми названиями, не было бесконечной документации, не было деревяшек, палок, веток – зовите, как хотите, – но зато был один очень важный житель четырнадцатого дома.

Мамочки!

Я шмыгнула в комнату и быстро прикрыла за собой дверь, повернув ручку до упора, и только тогда смогла выдохнуть.

– Ты что здесь делаешь, чудовище? – шепотом произнесла я, ни в коем случае не надеясь услышать ответ – в четырнадцатом, конечно, творятся те еще чудеса, но не настолько, нет. Господи, я ведь даже не знала, как его зовут.

И что с ним делать?

И снова – как он здесь оказался?

Словно отвечая на поставленный вопрос, котяра издал непонятный звук – что-то между мяуканьем и добродушным рычанием – и мотнул хвостом в сторону, обвив им глиняный горшок с тонким ростком, пробивавшимся из земли.

Мамина валериана!

– Ты ведь это не серьезно? – ошалело переспросила я, отбросив всякие мысли о том, что я разговариваю с котом.

Что вы, пустяки.

С котом Гермионы Грейнджер.

Ну, право, ерунда.

С котом Гермионы Грейнджер, которого ей подарил Драко Малфой.

Уму непостижимо!

Между тем виновник моего ужаса, шока, удивления, восторга развалился на столе, греясь в лучах показавшегося солнца. Он перекатился с боку на бок, царапая воздух когтями и прижимая уши к голове, и, замерев всего на пару мгновений, поднял на меня свою морду и вопросительно посмотрел, словно искренне не понимал, почему я еще не бросилась и не принялась гладить его.

Признаюсь, меня, конечно, посетила такая мысль.

Но ее тут же сменил поток идей о том, что делать и как поступить. Предположим, я возьму его на руки – допустим, он даже позволит это сделать – и вынесу из дома, не попадаясь на глаза родителям. А если и попадусь – смогу придумать более или менее приличное объяснение. И затем пересеку двор и выйду за калитку, но что дальше?

Знает ли обычный человек про питомцев своих соседей и не будет ли это подозрительно, если я направлюсь прямиком в четырнадцатый? Что если Гермиона поймет – я не просто милая маленькая девчушка из соседнего дома?

И как я вообще осмелюсь заговорить с Гермионой Грейнджер в конце-то концов?!

Кот громко и пронзительно мяукнул, привлекая мое внимание.

– Да поняла я, – шикнула я и приблизилась к столу, запуская руку в пушистую шерсть и почесывая загривок. Кот довольно заурчал, но я не дала ему долго наслаждаться.

Решительно перехватив его поперек живота, я довольно неумело подняла животное на руки, удерживая, словно ребенка, под голову. Однако он как будто понял, с каким профаном имеет дело, и не особо вырывался. Он, кажется, слегка разомлел от тепла, яркого света, бьющего в глаза, и невероятного аромата такой близкой валерианы и положил голову мне на плечо, послушно терпя быстрый спуск по лестнице и стук входной двери, захлопнувшейся следом за нами.

Я еле держалась, чтобы не перейти на бег.

Ну, или остановиться, развернуться и спрятаться подальше.

Как же я смогу?

Но моя проблема разрешилась очень быстро – мне попросту не оставили выбор. Только я оказалась на тротуаре, дверь четырнадцатого дома распахнулась, и на улице оказалась Гермиона Грейнджер собственной персоной.

Я сделала несколько шагов вперед, и наши взгляды встретились, но ненадолго. Ее глаза тотчас опустились на рыжее чудо в моих руках.

Ее лицо осветилось.

Все произошло как-то слишком быстро. Я не успела задуматься о том, что необходимо сделать. Ноги сами перевели меня через улицу, а руки вручили Гермионе кота, которого она приняла со счастливой улыбкой. И все без слов.

Возможно, это и был тот самый правильный вариант, который я искала. В любом случае Гермиона, кажется, ничего не заподозрила, только лишь широко улыбнулась мне, и только тогда я наконец догадалась поздороваться.

– Здравствуй, – ее улыбка стала еще шире, и я в очередной раз подумала о том, какая же она милая и добрая. Но улыбка тут же слегка померкла, будто Гермионе было тяжело долго держать такое выражение лица.

Я еще раз внимательно осмотрела ее.

Она выглядела слегка утомленной, словно долгое время провела на ногах. Ее глаза лучились облегчением. Почему-то мне подумалось, что оно было связано не только с находкой сбежавшего питомца.

– Спасибо, что принесла его. Он никогда не убегал раньше, – она пожала плечами, а я еле успела прикусить язык, чтобы не воскликнуть «знаю». – Но, возможно, ему просто не понравилось быть одному. Он довольно своевольный и порой ведет себя так, будто имеет собственное мнение по любому поводу.

И снова мне пришлось засунуть свои мысли куда подальше и вместо этого выдавить дружелюбную и участливую улыбку.

– Он очень милый, – осторожно пробормотала я.

Она кивнула и, извинившись, отвернулась, приоткрыла калитку и поставила кота на траву, подтолкнув того к дому. Закончив с ним, она вновь повернулась ко мне:

– Где он был? – с вежливым любопытством спросила она таким голосом, словно мы с ней старые приятельницы.

Хотя в каком-то смысле так и было. Односторонне, по крайней мере.

Я кратко рассказала ей, как обнаружила его в своей комнате, и она даже рассмеялась на тех моментах, где я пыталась пошутить. Моя улыбка стала чуть увереннее.

– Мы ведь соседи, так? – полуутвердительно произнесла она, припоминая что-то. Я украдкой посмотрела на ее руки, сложенные на груди, и заметила, что пальцы слегка дрожали. Так бывает, если сильно сжать кулак после крепкого сна, или долго стискивать в руке какой-либо предмет, а потом расслабиться и отпустить его. Или же она просто нервничала, но это был последний вариант.

– Да, я иногда вижу вас, когда иду в школу, – поделилась я, посчитав, что это прозвучит достаточно безобидно, а еще не будет ложью. С технической точки зрения. Я ведь не уточняла, что это единственное время, когда я замечаю ее.

– Действительно, – она глянула на дом за моей спиной и вновь перевела взгляд на мое лицо. – Знаешь, я такая невнимательная, не замечаю ничего дальше своего носа.

Она рассмеялась, и я выдавила смешок в ответ, но…

Ложь.

Вот это уже была ложь. Странно, что из нас двоих именно Гермиона оказалась той, что соврала. Ведь я знала, что на свете, наверное, вообще не существовало человека, более собранного и разумного, чем она. А значит, она скрывала что-то.

Уж не догадалась ли она?

Мысль поразила меня так резко, что я не сумела удержать лицо.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила Гермиона, заметив изменения во мне. Ее естественной реакцией было то, как она протянула вперед руку, как будто хотела подхватить меня под локоть или просто ободряюще сжать ладонь.

Когда она выпрямила правую руку, рукав джемпера слегка соскользнул назад, открывая запястье и светлую кожу предплечья. Я невольно опустила глаза, вцепившись взглядом в ее руку.

Как странно.

На открывшемся участке коже была видна когда-то очень глубокая, но теперь почти зажившая царапина. Точнее, именно на это было похоже по цвету, фактуре, форме – не знаю, как описать. Однако вместе с тем я почему-то подумала о татуировке – возможно, это была какая-то специальная техника или что-то вроде того.

И все из-за того, что на предплечье Гермионы было что-то написано или нарисовано – я склонялась к надписи, хотя и не могла разобрать букв. Тем более времени у меня оказалось совсем немного.

Проследив мой взгляд, Гермиона резко отдернула руку назад, натягивая рукав еще ниже, чем он был до этого, и неловко пожала плечами, вновь улыбнувшись. Я поняла – она не знала, что именно я заметила, поэтому никак не могла подобрать слов, чтобы объясниться.

– Так ты учишься в школе? – она резко перевела тему, так и не решившись на оправдания. Я великодушно позволила ей это и приняла самый увлеченный вид, отвечая на поставленный вопрос.

– Да, я перешла в девятый класс. Еще пару лет и все.

– Наслаждайся этим временем, пока оно не закончилось, – она как-то странно посмотрела на меня. Я не смогла разобрать значение этого взгляда.

Мы попрощались и разошлись по разные стороны улицы.

Перед тем как войти домой, я обернулась и посмотрела, как за Гермионой закрылась дверь четырнадцатого дома.

***

«Массовый побег из Азкабана!» – гласил заголовок газеты, которую Драко кинул перед Гермионой, войдя в гостиную.

Он что, пробирается через задний двор?

Впрочем, сейчас это неважно – мне гораздо интереснее узнать, что же это, в конце концов, за штука такая, Азкабан. Я попыталась вспомнить, сколько раз и при каких обстоятельствах я уже слышала про это, постаралась проанализировать свои отрывистые воспоминания и объединить их с этой странной газетой.

Мне показалось, или по воде на картинке под заголовком пошли круги?

Неважно, господи, все неважно! Это такие мелочи! Передо мной сейчас великолепный шанс понять, что происходит.

Гермиона нахмурилась. Это даже мягко сказано – брови сошлись на переносице, глаза сузились, губы сжались, и на лице показались крошечные складки: на лбу, в уголке глаз, у рта. Она начала быстро листать газету и несколько раз пробежала глазами по нужной статье, а после вскинула напряженный взгляд на Драко.

Спросила что-то – он пожал плечами.

Она резко поднялась со стула, прошла к календарю, висевшему на кухне, и остановилась, вглядываясь в расчерченную таблицу из дней, недель и месяцев. Когда через пару секунд Драко зашел вслед за ней, Гермиона сжала пальцами виски и глубоко вздохнула – плечи медленно поднялись и опали вниз, отчего Гермиона показалась меньше, тоньше и намного слабее, чем обычно.

Малфой подошел к ней со спины и остановился в нескольких шагах.

Думаю, они молчали.

Это было странно.

Да что там странно – по-настоящему чудно. Я уверена – произошло что-то важное, что-то очень серьезное, но… Как бы так объяснить? Не совсем правильное.

Этот Азкабан, этот побег. Ведь побег редко означает что-то хорошее, не так ли? А тем более массовый? Но при чем здесь Драко и Гермиона?

Как всегда когда я надеюсь получить хотя бы несколько ответов, в итоге только прибавляется больше вопросов.

Ладно, пойдем сначала. Что я знаю про Драко, что я знаю про Гермиону?

Они занимались какими-то технологиями, они читали много книг со странными названиями, они часто исчезали ни с того ни с сего, они использовали непонятную лексику и говорили на незнакомые нормальному человеку (то есть мне!) темы, они работали вместе, несмотря на а) взаимную антипатию сначала; б) затем презрение и равнодушие; в) еще чуть позднее пренебрежительное отношение друг к другу; г) ругань, и ссоры, и стычки, и подколы, и оскорбления (ничего, что это один пункт?), и, наконец, д) постоянное напряжение.

П о с т о я н н о е.

Хотя у меня все равно складывалось впечатление, что их не заставляли. Возможно, немножко подтолкнули, применили особо хитрые способы, чтобы убедить, повлияли авторитетным мнением, но не заставляли в худшем смысле этого слова. Будто ту бумажку с адресом Гермионы просто подкинули Драко в нужный момент, а он сам решил прийти. И она пустила его совсем не из-за того, что ей было приказано, а потому что понимала своими чудесными мозгами, что это может привести к чему-нибудь хорошему.

Наверняка скажу глупость – но думается мне, что они трудились на общее благо.

Хотя, вообще, не факт, что они были на стороне «хороших парней», если это была какая-то борьба. Чего стоит одна татуировка Драко – самая мерзкая из всех, что я когда-либо видела!

Но вместе с тем они явно были расстроены из-за этого побега, а побег, как я уже сказала, скорее всего, не есть нечто хорошее, ведь так?

Я сосредоточилась на затылке Драко, надеясь, что он обернется и я смогу увидеть его лицо, чтобы хотя бы постараться понять, о чем он думает, что чувствует на самом деле, как относится к происходящему. Но он, наоборот, шагнул дальше от окна в сторону Гермионы и положил ладонь ей на плечо.

Она вздрогнула.

А потом – я удивилась, была шокирована, изумлена, моя челюсть, как говорится, встретилась с полом, я не поверила своим глазам и так далее и тому подобное, – потом она, не оборачиваясь, шагнула к Малфою и вжалась в него спиной, словно ища успокоения и стараясь примириться с действительностью таким простым действием. Попросту за счет тепла другого человека.

Настала его очередь дергаться.

Однако он не отступил, лишь немного переместил руку, принимая более удобное положение, и наклонил голову, будто раздумывая, прислониться ли к ее виску или положить подбородок на макушку. Он даже не обнял ее – говорю «даже» так, будто это обязательно должно было случиться, – а просто стоял, скрыв от меня Гермиону, прикрыв ее широкой спиной, и спокойно дышал, наверняка чувствуя собственную значимость. Забавно, что именно Гермиона позволила ему ощутить это.

Через час или около того они вместе вышли из дома, прошли по двору тихо переговариваясь, Драко придержал Гермионе калитку, на что она коротко кивнула, и они ненадолго остановились, заканчивая обсуждения.

Этого мне хватило, чтобы открыть окно и даже высунуться из окна, сделав вид, что высматриваю кого-то в конце улицы. Наглость – второе счастье.

Хотя и не до конца. Мне было недостаточно. Я слышала все: гудение машин на соседней улице, жужжание насекомых, скрип калиток и окон, шуршание деревьев и кустов – все, кроме голосов Драко и Гермионы.

На мою долю осталось только одно.

– Грейнджер, – окликнул Малфой Гермиону, когда та уже развернулась и направилась в противоположную от него сторону. – По крайней мере, мне больше не нужно туда ходить. Никаких дементоров и обороток.

Она нервно рассмеялась в ответ и покачала головой.

Как-то грустно и обреченно.

***

Ты переходишь в девятый класс и думаешь, что перед тобой открывается новая, взрослая и серьезная жизнь.

Но моя, наоборот, все сильнее и сильнее замыкалась в небольшой четырехугольник – окно комнаты, смотрящее на четырнадцатый дом.

***

Свой подарок на день рождения Гермионы Малфой просто вложил в книгу.

Тонкая, длинная закладка, украшенная рисунками, испещренная надписями, которая слегка светилась в темноте и казалась чуть-чуть тяжелее, чем должна была быть.

Я решила, что это странный подарок.

Хотя это было несколько прозаично: что еще связывало Гермиону и Драко сильнее, чем книги?

К тому же в дальнейшем я никогда не видела, чтобы эта закладка выпадала хоть из одной книги.

***

Я приглушила ночник и уселась прямо у подоконника, окидывая привычным взглядом улицу. В окнах постепенно гасили лампы, и лишь в четырнадцатом продолжало тускло светить.

Вечер был спокойный, приятный, мягкий – никаких агрессивных холодов, никаких гуляющих ветров, только тепло батареи, обжигающей локти. Я заерзала, принимая удобное положение, и наконец заглянула в окно гостиной.

Они все еще работали, но не как обычно – за столом было пусто, никто не метался по комнате, не было суетливых пальцев, крутящих карандаш или прутик.

Грейнджер сидела в кресле, погрузившись в чтение.

Малфой склонился над ней, также вчитываясь в бумаги, которые она держала в руках. Она задумчиво кусала губы, он едва заметно шептал, проговаривая прочитанные слова. Перед ними на столе горела небольшая лампа, окутывая мягким светом лица и фигуры. Свет был тусклым, и Малфой тянулся всё ближе, чтобы разглядеть скачущие буквы. Я заметила, что одна его ладонь лежала на спинке кресла, в котором сидела Гермиона, а вторая – на подлокотнике прямо рядом с ее левой рукой.

Внезапно я зажмурилась, почувствовав, как кружится голова.

Как будто я была там – прямо между ними, помещаясь в это до невозможности маленькое расстояние от его лица до ее волос, от груди до плеч, от ладони до локтя.

Наверняка они чувствовали запахи друг друга, могли ощущать дыхание, различать тихий шепот – Господи, да ведь они сами ни на секунду не задумывались об этом, а я сидела, как наивная дура, и не могла отвести взгляда, представляя все эти мелочи и примеряя их на себя.

Гермиона перевернула страницу – мне казалось, что шелест бумаги резанул по ушам. Малфой, тотчас заметив что-то, протянул руку и ткнул пальцем куда-то в середину листа, легко задев предплечьем локоть Грейнджер.

Я поняла, что пропустила несколько вдохов и выдохов и тяжело втянула воздух. Надеюсь, всё это – последствия того самого переходного возраста, о котором твердят все вокруг.

Малфой что-то шепнул – Гермиона покачала головой. Ее волосы наверняка щекотнули его кожу, но вряд ли кто-то из них заметил это.

Но заметила я.

Тогда я впервые задумалась, что между ними в самом деле могло бы быть что-то крепче простой рабочей связи. Я почувствовала комок в горле, когда представила Драко и Гермиону не просто партнерами.

Они могли бы стать друзьями.

Или чем-то большим?

***

Работы ощутимо прибавилось не только у меня – сентябрь принес в четырнадцатый дом новые задания. Темнота вновь перестала быть помехой – теперь бессонные ночи Грейнджер иногда разделяла с Малфоем.

***

На первой неделе октября Гермиона вернулась под утро.

У нее была разбита губа, и неприятного вида царапина пересекала лоб. Еще одна вместе с парочкой синяков обнаружилась на спине, когда Гермиона стянула через голову свитер и откинула его в сторону, не заботясь о порядке или чистоте в доме.

В тот день она впервые за долгое – близкое к бесконечности – время не притронулась к книгам. Села на диван, тупо уставившись в стену, согнула ногу в колене и послушно начала гладить кота, когда тот, воспользовавшись ситуацией, потребовал этого.

А после отправилась готовить, все-таки обратилась к уборке, несколько раз переворошила свой шкаф с одеждой и выбросила пару бумаг, смяв их в кулаке. Облачилась в дурацкий цветастый фартук и снова кухарила, одновременно перемешивая содержимое кастрюли, рыская в шкафчиках в поисках крышки и пританцовывая под мелодию, лившуюся из старенького радио, которое она откопала на чердаке.

Это продолжалось целый день, пока снова не появился Малфой и брякнул что-то, отчего из глаз Гермионы брызнули слезы.

***

Четыре дня потратила Гермиона, насмехаясь над Малфоем, который отпрыгивал от радио каждый раз, когда то начинало играть или разговаривать голосом нарочито веселого диктора. За это время я видела, как она тыкала в различные кнопки, видимо, объясняя Драко принцип работы, и показывала несколько стареньких кассет, некоторые из которых оказались с порванной пленкой, но музыку послушать все же удалось.

Весь пятый день Грейнджер и Малфой проработали под нескончаемую мелодию, и изредка Гермиона позволяла себе шепотом подпевать, если знала слова.

И даже если не знала.

***

Работы прибавилось – сна убавилось.

Все честно.

***

Гермиона с разбегу бухнулась на колени, прижимая ладони к лицу, словно надеялась остановить бешеный поток слез, лившихся из глаз. Ее плечи ходили ходуном, и она раскачивалась взад-вперед, не в силах подняться на ноги или хотя бы как стоит вздохнуть.

Кот оценил состояние хозяйки и медленно приблизился к ней, потерся о ее колено и раскрыл рот в неслышном мне мяуканье.

Я судорожно сглотнула и неспешно задернула штору.

Что ж… Все когда-то случается в первый раз.

***

Я все еще пыталась понять.

Понять, осознать, разузнать, обнаружить правду.

Походы в школу стали мучением.

Зачем ходить в место, где тебе обещают знания и загружать голову бесконечными цифрами, правилами, законами и установками, если не можешь ответить самой себе на простые, элементарнейшие вопросы, касающиеся людей, которые тебя окружают?

Спасал только Энди – Энди, который, как оказалось, за лето вытянулся (так говорили учителя), похорошел (слова одноклассниц), посмелел (показательная стычка со старшеклассником, который случайно умудрился забрызгать меня водой из питьевого фонтанчика) и стал очень милым молодым человеком (ох, уж эта мама!). Хотя меня очень заботило то, что я не могла поделиться с ним всеми причудами четырнадцатого дома.

А их, знаете ли, только прибавилось.

***

Гермиона сидела за столом в восемь, когда я выходила из дома.

Не сдвинулась с места и в полдень, когда я забежала домой за оставленной там тетрадью.

К четырем изменился только размер стопки книг, отставленных в сторону.

В семь она ненадолго отложила карандаш, а в девять позволила глазам отдохнуть пару минут.

Около трех, когда я, проворочавшись в кровати несколько часов кряду, все-таки выглянула в окно, я вновь увидела Гермиону.

Она уснула прямо за столом, сжимая в пальцах карандаш и придерживая лист бумаги, исписанный мелким почерком. Кот пытался добудиться, бодая ее лбом в висок, щекоча уши и шею пушистым хвостом, лапой толкая ручки, так что они скатывались со стола.

Но Гермиона слишком устала.

Слишком не выспалась, чтобы проснуться теперь.

В конце концов он был вынужден успокоиться и свернуться рядом с ней, смяв под своим тельцем все бумаги и просунув передние лапы Гермионе под щеку.