Текст книги "Юноша из восточного гарема (СИ)"

Автор книги: F-fiona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Глава 1.

Люблю ослепляющее солнце, люблю полуденный зной, люблю ловить едва прохладный ветерок и такую непостоянную тень деревьев. Я сижу в уличном кафе на дешевом пластиковом стульчике и щурюсь от ярких лучей. На соседнем стуле сидит мой недавний знакомый Никита, или просто Ник. Он недоволен и бурчит что-то по поводу того, что можно было выбрать столик под зонтиком, но я не слушаю его. Солнце всегда будет напоминать мне Восток, часть моей жизни, часть моего потерянного сердца. Я люблю его, как и он любит меня. А Ник, Ник будет терпеть все ради моего рассказа. Ему никогда не найти еще одного наложника из гарема в России. Приносят заказ – бутылку колы, пару красных пластиковых стаканчиков. Я улыбаюсь им, Ник наливает до краев шипящий напиток.

– Ну что, за твое верное решение?

Киваю, улыбаюсь ему, пузырьки ударяют в нос. Не знаю, почему я решил рассказать ему свою историю. Всегда питал слабость к шейхам и кудрявым юношам. Шейхом Ник явно не был, а вот кудрявым и веснушчатым молодым человеком был. Этого достаточно. Отставляю стаканчик, кончиками пальцев верчу его по столу. Тяну зачем-то.

– Передумал? – в его голосе слышится напряжение. Конечно, такая статья пропадет.

– Имена будут изменены, как и договорились? – в третий раз уточняю я.

Ник морщится.

– Тогда слушай, все началось достаточно банально, я отправился отдыхать в Тайланд. Один, без лишней суеты и заморочек, – я закрыл глаза, вспоминая все произошедшее.

***

Около года назад 

Я стоял на верхней палубе прогулочного катера и лениво разглядывал раскинувшийся передо мной город. Ветер трепал мои длинные волосы, и я в который раз подумал, что лучше бы я подстригся перед поездкой в такую жаркую страну. Слева от меня встала парочка туристов из Японии, и щелкала затвором новенькой камеры с нелепой быстротой. К тому же они громко переговаривались, смеялись, а мне так хотелось побыть одному. За пару дней в Тайланде, я устал от его шума, жары и обилия туристов из разных стран.

Вздохнув, я спустился на нижнюю палубу, где было небольшое кафе и почти не было народу, и заказал себе мороженое. Его подали в картонном стаканчике, щедро приправив фруктовым соусом. Я блаженно вздохнул и отправил первую ложку в рот. Однако мне не суждено было сполна насладиться одиночеством. На соседний стул опустился невысокий загорелый юноша, европейской внешности.

– Привет, – произнес он по-английски, задорно улыбаясь. – Составить тебе компанию?

Не то, что я в ней нуждался, скорее даже наоборот, но улыбка юноши располагала к общению, а в глазах было что-то просящее.

– Составь, – кивнул я, возвращая улыбку.

– Я Майк.

– Алекс, – представился я в ответ. Для друзей я Леха, для мамы Лёня, а для иностранцев – Алекс. Правда, друзей у меня почти нет, особенно в свете последних событий, маму я вижу редко – графики моей учебы и ее работы не совпадают.

– Ты откуда?

– Россия.

– Ого, – он присвистнул. Почему всегда люди так реагируют, стоит мне сказать, что я из страны, где, как они думают, по улицам бродят медведи? – А я из Бельгии.

Мы немного поболтали о всякой ерунде – вроде какой отель выбрать, что можно посмотреть в Тайланде и где вкусно поесть, а потом Майк как будто невзначай спросил:

– Ты один на отдыхе?

– Да, – я замялся, прежде чем ответить. Юноша отчего-то напрягся. Продолжать беседу сразу расхотелось. Ко мне закралось подозрение, что он не просто так ко мне подсел, а с какой-то определенной целью. К счастью, катер причалил, и туристы суетливо стали выходить на берег. Я выдавил улыбку, кивнул на прощание моему странному знакомому и поспешил слиться с толпой. Еще долго спиной ощущал его задумчивый взгляд.

Я прыгнул в такси, сторговался за двадцать долларов и поехал в отель, так как время было вечернее. В душе остался неприятный осадок. Что-то не давало мне покоя, как будто какое-то предчувствие. Чертыхнувшись и напомнив себе, что я на отдыхе, поужинал в одном из многочисленных ресторанчиков, выпил три бокала красного вина. Алкоголь немного успокоил и разморил.Я побродил по улицам, наполненными шумом, запахами и духотой, а затем вернулся в номер. Быстро сполоснувшись под ледяным душем, я, не утруждая себя одеждой, завалился спать.

***

Еще до того, как открыть глаза, я понял, что в номере нахожусь больше не один. Стараясь себя не выдать, я продолжал ровно дышать, и лихорадочно соображать, что же мне делать и зачем вообще кому-то прятаться в темноте моего номера. Внезапно вспыхнул свет, я зажмурился, теряя драгоценные секунды. Ими воспользовались другие. Меня схватили двое незнакомых мужчин, рывком подняли с кровати, быстро связали руки за спиной, а на ухо прошипели на плохом английском:

– Только пикни и будешь мертв.

Серьезность намерений подтверждало холодное лезвие ножа, прижатое к горлу. Я слабо кивнул, не в силах говорить.

В номере было еще двое мужчин. Один, маленький, пухленький, но довольно сбитенький, этакий крепыш, перерывал мои вещи, а другой, высокий и стройный, стоял, небрежно прислонившись к стене, и изучал мой паспорт. Один взгляд на него и я понял, что он здесь главный. Вместе с тем я понял, что он очень опасен. Он оторвался от моего паспорта и не торопясь рассматривал меня. И тут я пожалел, что спал голым. Его глаза ничего не выражали, лицо не изменилось, но по моей коже побежали мурашки. Стало очень неуютно.

Маленький крепыш закончил перебирать мой скромный багаж и удовлетворенно хмыкнул, вываливая на кровать мои деньги и российский паспорт.

– Богатый мальчик, – произнес он. – Тут тысячи четыре.

Высокий мужчина кивнул и обратился ко мне:

– Тебя зовут Алексей? – его голос низкий, чуть хриплый. Английское произношение безупречно.

Я кивнул. Горло пересохло, говорить не было возможности. Мне было страшно.

– Что ты делаешь в Тайланде?

Я беспомощно открыл рот и не смог издать ни звука. Крепыш засмеялся:

– Шеф, если бы у него были штаны, то я бы сказал, что он в них наложил.

Едва заметное движение рукой и меня отпускают. Делаю шаг и едва не падаю на кровать.

– Дайте ему воды и накиньте что-нибудь, – приказывает высокий мужчина. Через полминуты в мои дрожащие руки всунули запотевшую бутылку с водой, а на плечи набрасывают банный халат. Те, кто меня держали, отходят к двери, но следят за каждым моим движением. Я сражался с пробкой, все никак не мог ее выкрутить, тогда высокий мужчина сам подошел ко мне, одним движением открыл бутылку и протянул мне ее обратно. Я сделал пару глотков, уговаривая себя успокоиться. Против воли я рассматривал мужчину и был немного удивлен. Он был явно арабского происхождения: смуглая кожа, черные волосы, темно-карие, почти черные глаза. И явно не бедный. На его руке был массивный золотой перстень с россыпью камней, и одежда его самых брендовых марок. Тогда что ему делать в моем номере? Это явно не ограбление.

– Успокоился? – поинтересовался мужчина. Я слабо кивнул, решив быть покладистым. – Меня зовут Хаким. Тебя, наверное, интересует, что я здесь делаю? – Я снова кивнул. – Попробую объяснить тебе как можно проще и без лишних слов – теперь ты моя добыча.

– Что? – я так удивился, что даже страх прошел. Какая на хрен добыча? Они не попутали?

– В ближайшее время я буду твоим хозяином, а потом ты будешь продан.

У меня промелькнула глупая мысль, что я все еще сплю. Абсурдность происходящего заставила меня ответить:

– Вы в своем уме? Вы в каком веке живете? Я гражданин России, другой страны, вы не можете быть моим «хозяином» и не можете меня продать.

С минуту Хаким разглядывал меня, а затем пошевелил рукой. Меня снова схватили и поволокли из номера.

– Может вырубить его? – с сомнением глядя на меня, уточнил крепыш.

И тут я закричал. Со всей силы, уже не опасаясь, что меня убьют. Крик мой длился недолго. Четкий удар по голове и сознание уплыло от меня.

Смутные картинки мелькали у меня перед глазами. Вроде меня недолго тащили по улице, затем усадили в машину. Стало прохладней, я слышал звук урчащего мотора. Голова взрывалась болью, я тихо стонал. Чья-то холодная рука легла мне на лоб, чей-то голос произнес что-то на непонятном мне языке. Затем легкий укол в предплечье и по телу разливается тепло и слабость, но голова перестала тревожить. Я затих. Помню какой-то приятный запах, что-то мягкое и теплое под моей щекой.

– Не буду засыпать, – пробормотал я, с трудом ворочая заплетающимся языком.

– Ты уже спишь, малыш.

***

«Ну и сон!», – подумалось мне, когда я проснулся. Первые мгновения после пробуждения, однако, вернули меня к реальности. Я лежал на большой кровати в абсолютно незнакомой мне комнате. Резко сев, я поморщился от головной боли. Место удара пульсировало. Сжав зубы, я встал и подбежал к двери. Которая, конечно, была заперта. Кинувшись к окну, убедился, что оно закрыто решеткой.

– Бесполезно, не трать время. Тебе не сбежать, – раздался позади знакомый голос.

Я резко обернулся и увидел Хакима, с легкой усмешкой на губах. Это меня взбесило.

– Отпусти меня немедленно! Ты не имеешь права меня здесь держать! Я иностранец! Меня будут искать!

– Не сомневаюсь. Ты вроде отдыхаешь здесь один? – широко усмехнулся Хаким. Происходящее, похоже, ему нравилось. А я понял, что на катере Майк меня просто проверял и неспроста он мне не понравился. Мужчина достал из кармана несколько листов бумаги с фото и швырнул их на пол передо мной.

– Что это? – с опаской спросил я.

– А ты посмотри.

Мужчина скрестил руки на груди и терпеливо ждал. Я медленно опустился на пол и взял в руки сначала фотографию. На ней был изображен изуродованный труп. Ничего не поняв и думая, что надо мной издеваются, я взял бумаги. Первая – медицинский отчет, вторая – полицейское заключение, третья – письмо с соболезнованиями, заверенное послом России. Я моргнул, и все сложилось воедино. Теперь для всех остальных меня нет в живых. Ловко…

– Это ничего не значит, – мой голос дрожал.

– Ты и сам понимаешь, что это не так, – Хаким не отрывал от меня взгляда. – Советую тебе вести себя хорошо, и тогда твоя новая жизнь будет лучше, чем ты мог мечтать.

– Лучше? – я не выдержал. Предательские слезы покатились по моему лицу. – Меня похитили, держат неизвестно где и собираются продать! Это лучше моей жизни?

Мужчина не ответил. Он вдруг подошел ко мне. Оказывается, он выше меня на голову и гораздо шире в плечах. Я инстинктивно сделал шаг назад и уперся в стену. Мое сердце бешено забилось. Я снова ощутил тот приятный запах, как и в машине, запоздало понял, что это парфюм мужчины. Хаким поднял руку и коснулся моей щеки, вытирая слезы.

– Не… – попытался сказать я, но не смог. Я весь дрожал. Какой же я все-таки трус…

Мне удалось лишь зажмуриться и отвернуться, но холодные пальцы все равно нежно стирали непрекращающиеся слезы.

– Ты такой красивый, – вдруг прошептал Хаким с легким придыханием. – Я давно не видел такого сокровища. Ты принесешь мне очень хорошие деньги.

Эта фраза меня немного отрезвила. По крайней мере, реветь я перестал. Раскрыл глаза и попытался вложить всю ненависть в слова:

– Не принесу. Не дождешься. Я лучше умру.

– Это легко сделать, – пообещал Хаким, но руку убрал. – Ты ведь даже не представляешь, как больно может быть. После этой боли, ты будешь умолять меня прекратить. И после, сделаешь все, что я скажу.

Он говорил это так буднично, без интереса, но я не сомневался, что угрозу в жизнь он воплотит, даже не задумываясь.

– Никогда, – с трудом произнес я, силясь не отвести взгляд.

Мне показалось или в карих глазах возник интерес? Вдруг в дверь постучали, и вошел уже знакомый мне крепыш.

– Шеф, – просто позвал он, разглядывая нас заинтересованно.

Хаким с легким сожалением отошел от меня и скрылся за дверью вместе с крепышом. Я сполз по стене, пытаясь успокоиться. Пульс стучал даже в ушах. Да, не завидное у меня положение. Хаким очень пугал. Ему бы в кино злодеев играть.Я глубоко вздохнул. Как говорила моя мама, безвыходных положений не бывает. Может он просто запугивал меня. Если он собирается продать меня, то скорей всего не будет калечить. Это нехитрое умозаключение придало мне сил. Может мне удастся убедить его отпустить меня? Наврать чего-нибудь, например? Что я миллионер и могу сам заплатить за себя.

В этот день меня больше не беспокоили. Никто не приходил, обо мне даже как будто и забыли. Я не знал, радоваться этому или нет. Я тщательно осмотрел комнату. Покрашенные в бежевый цвет стены, кровать, новое постельное белье на ней. Ни розетки, ни выключателя. Даже занавесок не было. Это как у заключенных, забирают даже шнурки, чтобы они себя не придушили? Я еще тщательно изучил вид из окна. Кроме зеленого буйства местных деревьев там ничего не было. Я прислушивался к звукам. С удивлением услышал плеск волн. Значит, я у моря? Интересно. Когда стемнело (а я не имел возможности включить освещение), мне ничего не оставалось, как лечь спать.

***

– Хм, а он ничего, – раздался чужой голос надо мной. Говорили на арабском. Но я понимал каждое слово, благодаря соседу-полиглоту в общежитии по университету и его увлеченностью ближним востоком, мы выучили этот язык, как некоторые другие. К языкам у меня была необъяснимая тяга, и они очень легко мне давались. Мои посетители, похоже, и не догадывались, что я их понимаю, и говорили открыто.

– Он больше, чем ничего, – со смешком ответил Хаким. – А ты не опускайся до ревности.

Кто-то фыркнул.

– Больно надо. Какие у него волосы… Как будто золотые. А глаза? Какого цвета у него глаза?

– Думаю, сейчас ты сам увидишь. Мы его разбудили.

Я распахнул глаза, поняв, что нет смысла таиться. Возле кровати стояли Хаким и незнакомый мне юноша. Высокий, тонкий, с бледной кожей, русой копной волос и оценивающим взглядом.

– У него голубые глаза, как банально, – скорчив рожицу, сказал юноша. Но даже я в его голосе услышал зависть.

– Что вам нужно? – спросил я на английском.

– Ничего. Всего лишь оценить тебя, – откровенно сказал Хаким, наблюдая за моей реакцией. Я стушевался.

– Как мило он краснеет, – мстительно заметил юноша, переходя на английский, чтобы мне было понятно. Я покраснел еще больше. Он довольно хмыкнул. – Хаким, – юноша снова перескочил на арабский. – Следи, чтобы он ничего не сделал себе. Его волосы делают его неповторимым, он похож на эльфа с ними. Их нужно сохранить до торгов.

– Я понимаю.

– И лицо… Никогда не видел у мужчин такую гладкую кожу. Смотри, чтобы он себе не навредил.

– Не в первый раз, – сухо ответил Хаким. Юноша заискивающе улыбнулся:

– Конечно, ты в этом эксперт. Прости. Я думаю, за него смело можно просить миллиона три.

Я едва не ахнул. Три миллиона? Чего? Долларов? Дирхам? Тайских бат? Сумма в любом случае была большой. Задумавшись об этом, я пропустил вопрос Хакима – он уже два раза спросил, не хочу ли я есть. Вообще-то, я решил объявить голодовку, но слова юноши подкинули мне такую идею…

– Хочу, очень хочу, – заверил я мужчину.

Он странно посмотрел на меня, почувствовав подвох, но не имея возможности разгадать его и что-либо предпринять. Юноша потянул его за руку, и они ушли из комнаты. Через полчаса мне принесли еду. На большом подносе были булочки, ветчина, фрукты, овощи, овсянка и острая лапша. Слуга, принесший мне все это, склонился в поклоне, и так и застыл в нем у двери, ожидая пока я поем. Он был местным. Я попытался разговорить его, узнать местонахождение, но английского он не понимал, а тайского не понимал я.

Потягивая кофе, незаметно для слуги, я спрятал крошечное блюдечко со специями. Ножа мне не дали. Из столовых приборов была лишь ложка в количестве двух штук – десертная и столовая.

Улыбнувшись слуге, я показал, что закончил и он торопливо все унес. Недолго думая, я достал блюдечко и с размаху стукнул им о стену. Половина отлетела, а половина осталась у меня в руках. Тонкий, гладкий фарфор стал острым. Как не предусмотрительно, Хаким. Я, довольный собой, засмеялся.Приставил свой самодельный нож к волосам, стараясь срезать их под самый корень. Оказалось, что фарфор не такой уж и острый. Я просто обрывал волосы, кое-где обрезая. Дело медленно, но шло. Приблизительно через полчаса моя голова была похожа на кошмар любого парикмахера – покрыта неравномерным слоем волос, тогда как их максимальная длинна местами была сантиметра полтора. Затем предстояло самое трудное – порезать себе лицо. Но стоило мне вспомнить спокойный тон Хакима, его самодовольство, уверенность в моем подчинении, как рука сама поднялась, и я с остервенением полоснул себя по лицу. Щека вспыхнула, кровь медленно проступила. Затем упали первые несколько капель, и она потекла тонким, но уверенным ручейком, по шее, по груди. Но на этом я не остановился. Нанес себе еще несколько порезов, думая, как же я ужасно буду выглядеть всю оставшуюся жизнь. Вот только это лучше, чем оставаться здесь.

Кровь текла быстро, вскоре я уже был весь в ней перемазан. Внезапно мне стало страшно. Вдруг кровь не остановить? Ко мне вчера весь день никто не заходил! Я умру от потери крови. Какая нелепая смерть! В панике я подскочил с кровати и тут же дверь распахнулась. На пороге стоял Хаким. Его лицо окаменело, когда он увидел меня. Он обвел взглядом комнату, осколки блюдца, клоки моих волос, сиротливо лежавшие повсюду. После этого я по-настоящему понял значение слова «бешенство». Он накинулся на меня, как сумасшедший. Его удары были точными, поставленными. Он бил меня по лицу, по ребрам, по животу. Я слышал какой-то дикий хруст, все покрыла красная пелена. И было больно. Боль ни на секунду не затихала, разгораясь сильней, словно костер на ветру. Во рту появился знакомый медный привкус. Я задыхался. Пытался отползти, позвать на помощь, но все было бесполезно. Он меня убьет. Я уже даже не кричал, лишь мое тело вздрагивало от ударов.

– Хаким! – с визгом кинулся на мужчину знакомый мне юноша. – Ты убьешь его! Остановись!

Вроде даже прибежал крепыш, стал оттаскивать мужчину. Для меня вдруг все стало пепельно-белым, до рези в глазах, я зажмурился и мир исчез.

Глава 2.

Я пожалел тысячу раз, что решился на уродование себя. Злить Хакима нельзя. Он из тех людей, которых можно назвать настоящими психами. Им сносит голову, если что-то пошло не так или кто-то поступает против их воли.

Мои глаза не открывались неделю, нормально дышать я смог только через месяц, как и принимать пищу. Перечислить мои травмы – страницы не хватит. Больше всего врач сокрушался из-за носа, восстановить его былую форму не представлялось возможным.

Первое время я был похож на спелую сливу. Весь в синяках, бинтах. Сломанные ребра туго перетянуты, на голове повязка, на носу скобы.

Не буду говорить о боли. Такого я не испытывал никогда. Она словно поселилась в моем теле, считая его уютным домом. Конечно, врач колол мне обезболивающие. Только его хватало на несколько часов. Потом я стонал, метался, плакал. Расходились швы, сбивались повязки. Затем недолгое облегчение, и по новой…

Ранам на лице уделяли особое внимание. Врач десять раз в день смазывал их особым составом, приносил какие-то незнакомые мне приборы, вроде большой лампы, заставлял меня лежать под ними. Вроде как с этим шрамы будут незаметны.

Спустя два месяца я сидел в инвалидном кресле (мне все еще было трудно передвигаться самому) на террасе с видом на море. Меня выпускали по рекомендации врача. Все равно я бы не смог сбежать. Время близилось к закату, легкий ветерок трепал мои непривычно короткие волосы. С того самого момента избиения, я не видел Хакима. Любое упоминание о нем вызывало у меня дрожь. Его имя казалось зловещим, пугающим. Я бы отдал многое лишь бы просто никогда его не видеть. Я не понимал, почему меня лечат. Значит ли это, что я все еще могу принести пользу? Для чего я ему?

Я задремал под успокаивающий шелест волн. Проснулся когда небо окрасилось в пурпурно-красный. По привычке я зевнул и тут же схватился за ребра. Как больно… Дыхание сбилось, и мне понадобилось несколько десятков секунд, чтобы прийти в себя. Когда я распрямился, то увидел Хакима перед собой. Его лицо ничего не выражало. Он разглядывал мои шрамы, мои волосы, мое тело. Я против воли задрожал. Я не знал, что от него ожидать, боялся… Стиснув зубы, я понял, что глаза предательски щиплет. О, нет… Я не могу расплакаться перед ним. Но я расплакался, как ребенок. Я вытирал рукавом слезы, но они появлялись снова и снова. Боковым зрением уловил движение и сжался, ожидая удара, но на мои колени лишь опустился платок. Я не взял его, продолжал размазывать слезы кулаками. Услышал, как мужчина сделал пару шагов, налил воды в стакан и вернулся ко мне со словами:

– Выпей это.

Отказать я не смел. Не глядя на Хакима, взял стакан, стараясь не касаться его пальцев, и сделал пару глотков. Это помогло, я немного успокоился. Скрипнуло кресло, и я понял, что мужчина сел напротив меня. Он молчал. Я физически чувствовал его тяжелый взгляд. Время тянулось мучительно медленно. Я ненавидел себя за страх в моей душе, с которым я ничего не мог сделать.

– Шрамы почти не заметны, – констатировал он. От его голоса у меня побежали мурашки по спине. – Врач говорит, скоро их не будет. Тебе повезло. И новая прическа тебе идет. Хотя, конечно, с длинными волосами тебе было гораздо лучше. Интересует, почему ты до сих пор жив?

Я молчал.

– Отвечай.

Сказано просто, почти без эмоций, но в голосе столько власти, что я торопливо говорю:

– Я нужен тебе.

– Правильно. Алекс, посмотри на меня. Ужасно раздражает, когда собеседник отводит взгляд.

Мне пришлось сделать над собой усилие. Я ровно сел и посмотрел на Хакима.

– Хороший мальчик, – похвалил мужчина, скрывая усмешку. – Я потратил на твое лечение целое состояние, так что будем считать, что мы квиты.

Это такое своеобразное извинение? Я открыл рот и тут же его закрыл.

– Тебя еще можно неплохо продать.

– За сколько? – во мне взыграло природное любопытство, и я разомкнул губы.

Мужчина внимательно посмотрел на меня, но ответил:

– Процентов на двадцать-тридцать дешевле.

Я быстро прикинул в уме:

– Это все равно получается два миллиона.

– Откуда ты знаешь арабский? – усмехнулся Хаким. – Это Ясон подал тебе идею? Нужно с него потребовать деньги за лечение.

Значит, Ясон – это тот ревнивый юноша. Что ж, да, он подал идею, спасибо ему.

– Два миллиона чего? – уточнил я. – Долларов?

– Евро.

Мой рот сам открылся. Это же бешенные деньги.

– Неужели кто-то платит такие деньги за человека?

– Почему бы их не заплатить, если они у тебя есть? – пожал плечами Хаким. – И не просто за человека, а за прекрасное сокровище.

Видимо мужчина был настроен миролюбиво, или пришло время мне все рассказать, но он продолжил начатую тему:

– Таких мальчиков как ты мы ищем по всему миру. Большим спросом пользуются светловолосые голубоглазые красавцы. Мы обучаем их языкам, этикету, тонкостям любовных утех и прочему. С тобой проще. Английский ты знаешь, арабский, оказывается тоже. А вот насчет любовных утех как?

Я так откровенно покраснел, что Хаким рассмеялся, а затем напрямую спросил:

– Ты девственник?

Отвечать мне не было нужды.

– Это хорошо. Очень. Шейхи любят невинных мальчиков.

– Но я не гей!

– А вот это уже не важно.

– Но…

– Послушай, Алекс, ты не понимаешь какой шанс тебе выпал. Ты будешь жить в роскоши, возможно даже во дворце, никогда не будешь ни в чем нуждаться. А ведь большую часть жизни ты нуждался, так?

Он пристально посмотрел на меня и стал говорить, будто читать с бумажки:

– Алексей Стрельцов, восемнадцать лет, родился в Москве, отец бросил вас с матерью, когда тебе было пять лет. Мать, Наталья Стрельцова, тридцать пять лет, работает продавцом в местном супермаркете, а вечерами пьет дешевое вино. Ты умудрился поступить в хороший университет, а незадолго до своей поездки в Тайланд хитроумно ограбил однокурсника. Вот откуда у тебя деньги. Скажи, ты ведь не думал возвращаться?

У меня пересохло во рту. Из уст Хакима моя жизнь выглядела еще более неприглядной.

– Ты просто маленький воришка, Леня, – четко произнес Хаким. Я немного удивился – как он смог выговорить такое сложное слово? А потом только до меня дошло… Только мама так меня называла…

– Как ты узнал? Если с мамой… – я дернулся, как всегда забыв о ребрах. И они со злорадством напомнили о себе. Полминуты я пытался отдышаться.

– С ней все хорошо, – обронил мужчина. – Правда, она в очередном запое, потому что ее сын вор. И к тому же мертв.

Я заплакал. Слышать о моей жизни было неприятно, маму жалко, себя тоже жалко. И мне плевать, что Хаким смотрит. Плевать, что он думает.

– Тише, малыш, не плачь, – неожиданно Хаким оказывается рядом, прижимает меня к себе. Я вновь ощущаю аромат его парфюма. Почему-то мне не хочется вырываться. Его руки уверенно меня держат, даря какое-то извращенное чувство защищенности. Потому что я не могу быть защищен своим же мучителем.

Медленно я успокаиваюсь. Мне стыдно. Я как истеричная барышня рыдаю уже второй раз за день.

Хаким берет платок и вытирает мои слезы, затем возвращается на место, словно ничего и не произошло. Я шумно высмаркиваюсь.

– Мне кажется, с самого начала я выбрал неверный тон. Не стоило тебя запугивать. Алекс, ты будешь жить как принц. Любой бы на твоем месте был счастлив.

– Но за все нужно платить, – горько сказал я.

– Я научу тебя получать удовольствие от занятия любовью, такое, что ты будешь молить своего господина о нем каждую ночь.

Краснеть вошло у меня в привычку. Я стал пунцовый. Хаким улыбнулся. Вроде бы даже ласково. Не верил я ему. Насильно мил не будешь. Пусть даже в золотом дворце.

– Алекс, послушай внимательно. Я не собираюсь пугать тебя, просто каждая медаль имеет две стороны. Если ты что-то сделаешь с собой еще раз, или будешь препятствовать, то я продам тебя в бордель. Где у тебя в день будет клиентов по тридцать. Разных извращенцев. Я специально их соберу со всего света. Ты понял?

Так же как его тон изменился, изменилось и мое настроение. Я расслабился и забыл, что Хаким представляет собой. Немного теплоты с его стороны и я уже доверчиво смотрю на него, не ожидая подвоха. Какой же я идиот… И как хорошо он умеет манипулировать людьми. Теперь я был напряжен и чувствовал себя беззащитным.

– Хорошо, – я кивнул. – Только у меня одна просьба – передайте те четыре тысячи долларов маме.

Мужчина кивнул. Я ни на секунду не поверил, что он это сделает.

***

Несколько дней мне позволили отдохнуть. Врач с особым усердием пичкал меня лекарствами, мазал какой-то вонючей гадостью шрамы. Они были все менее заметны. Как белая паутинка. Кормили меня буквально по часам, потому что Хакиму не понравилась моя излишняя худоба. Я сбросил килограммов десять, пока валялся избитый целый месяц. Конечно, принимать пищу я мог долгое время только с помощью трубочки. Меня долго распрашивали о моих предпочтениях в еде. Получив в ответ непонятное «вареники», слуги-тайцы на день пропали. К ужину меня ждало любимое с детства блюдо. Правда, видоизмененное. Крошечные кусочки теста, квадратной формы, и с чем-то напоминающим картошку внутри. Жареного лука, конечно, не было. Зато был какой-то непонятный соус лимонного цвета. Попробовать его я так и не решился.

Хаким подошел незаметно, когда я изучал тарелку с «варениками». От его голоса я вздрогнул:

– По виду не скажешь, что это вкусно. Что это?

– Э-это ва-вареники.

Чудесно. Теперь я еще и заикаться стал.

– Никогда не слышал, – мужчина тактично сделал вид, что не услышал моего «дефекта» речи.

– Хочешь? – я протянул ему тарелку, радуясь, что не я первый это буду пробовать.

Он покачал головой к моему сожалению:

– Я ужинал.

Пришлось мне действовать на свой страх и риск. Я положил квадратик в рот и осторожно прожевал. Проглотил. Вроде даже ничего. Я съел еще несколько и отставил тарелку.

– Тебе нужно лучше питаться.

Как мило. Теперь он будет заботиться обо мне? Я подавил чувства и сказал:

– Не могу больше, – а затем тактично добавил, – может позже.

Ответ Хакима устроил, и он оставил эту тему. Мы проговорили весь вечер. В основном, вопросы задавал мужчина, а я отвечал. Они были о детстве, о школе, о друзьях. Не знаю, зачем ему это было нужно, но мне пришлось выложить все о себе. Постепенно я разговорился, вспоминал смешные истории, но ни на секунду не забывал кто передо мной. Чертов ублюдок, оказавшийся к тому же хорошим собеседником.

Часам к десяти вечера Хаким объявил, что мне пора спать. Так как врач заявил с утра, что мне нужно двигаться самому, без инвалидного кресла, каждый поход до террасы и обратно был просто пыткой. Хоть мне и выделили костыли, ходить на них было ужасно неудобно. Я неуклюже встал и упал бы, если бы не мужчина. Он аккуратно поддержал меня, положив одну руку на талию, а другую на плечо, касаясь моей шеи. Спустя секунду я понял, что оказался в его объятиях. Его карие глаза были так близко, что я задрожал. Хаким моргнул, выпустил меня и помог мне дойти до комнаты, едва поддерживая меня.

С трудом выдавив «спасибо», я захлопнул дверь и доковылял до кровати. Сердце испуганно билось. Меня всего трясло. Столько чувств меня одолевало в этот самый момент. Отвращение, ненависть, злость. Я понял, что ненавижу Хакима всей душой. За то, что он сделал со мной, за то, что вынуждает сделать.

Я никогда не смогу смириться. Невыносимо было натягивать на себя маску, когда тебе просто противно смотреть на человека. Его манера говорить, двигаться, чуть кривить уголки губ в снисходительной усмешке… С чего он решил, что ему все дозволено? Я всего лишь русский мальчик в чужой стране, но у меня есть чувство собственного достоинства. Угрозы Хакима слишком свежи в моей памяти, но я решил, что отомщу любой ценой.

Глава 3.

Проходит неделя. Врач и, правда, справился на «отлично». Мне гораздо лучше. И ребра почти не беспокоят. Хожу я самостоятельно, только медленно. Хаким заставляет совершать пешие прогулки по пляжу утром и вечером. Он тщательно следит, чтобы я не загорел, сам проверяет, намазался ли я солнцезащитным кремом. От каждого его прикосновения меня тошнит. Они редки, я избегаю их, но иногда не получается. Или он помогает мне спуститься по ступенькам, или протягивает стакан с водой, чтобы запить таблетки… Моя ненависть к нему только растет. Я с раздражением замечаю, что у него свой стиль в одежде. Строгий и роскошный. Дорогие отглаженные рубашки, идеально сидящие брюки, блестящие туфли. Все это он носит даже в такую жару, оставаясь свежим и бодрым. Никогда не видел его в шортах или футболке. Прическу его продумывал не один мастер. Темные волосы небрежно откинуты назад, некоторые пряди длиннее, некоторые короче. В общем, весь его облик только добавляет раздражения.

Хаким мастер уходить от ответа. Несколько моих попыток узнать, где мы, когда меня продадут и прочее провалились. Я прислушивался к голосам и выяснил, что в доме около десятка охранников, несколько поваров, горничные, разнорабочие. Всего человек двадцать. Включая меня и Хакима. Врач приезжал на моторной лодке (я говорил, что наша вилла стоит одна-одинешенька посреди небольшого острова?) и уезжал, Ясона я больше не видел. Хаким, кстати, тоже периодически куда-то отлучался, но ни словом не обмолвился куда.