Текст книги "Жизнь в диссонансе (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Кровать, стол, телевизор. В окне сквозь жалюзи мелькнул свет от фар. Электричество. Что он забыл в магловском отеле? Явно это не главное укрытие, иначе бы он ее сюда не привел.

– Что ты задумал? Хотел его убить? – Гермиона пронзила Малфоя взглядом и просунула ноги в юбку. Тому даже не хватило приличий отвернуться.

– Что?

– Подумаешь, плюс еще одно тело к веренице трупов, которые ты оставил по всей Британии, – зло пробормотала она, застегивая юбку. – На всех след твоей палочки. Везде свидетели. Если…

Малфой побледнел, либо же сказался эффект от снятых во время ее переодевания чар, но в его лице не осталось ни кровинки. Он стоял с широко раскрытыми глазами и, похоже, вообще не дышал.

– Что? – голос вышел надорванным.

– Десятое тело нашли на прош…

– Я никого не убивал, – его медленно захлестывало гневом, Малфой задышал, сжав кулаки и челюсть, на щеки возвращался цвет. – Ты думаешь, я кого-то убил?

Из всех возможных вопросов, которые он мог задать, если не подозревал о трупах, этот никогда не приходил ей в голову. Ладно еще узнать про Министерство, но не про ее мнение, не таким обвиняющим тоном, без нарастающей ярости. По выражению его лица создавалось впечатление, будто Гермиона его предала, и ей тут же захотелось толкнуть его, но он успел отойти сам.

– След, который считали после ареста? У меня даже нет моей палочки…

– У кого она?

– …угодно, кому бы подошла…

– Сходится в пределах погрешности.

– А свидетели могут врать или откровенно путать меня с кем-то, потому что я этого не делал. Министерство не успокоится, пока не засунет меня в…

Гермиона закатила глаза.

– Не Министерство убивает…

– Значит, кто-то еще, но не я! – проорал Малфой. – Верь во что хоче…

– Да не думаю я, что это ты, – сорвалась Гермиона, потому что устала из-за его взглядов чувствовать себя в чем-то виноватой, хотя вот ее совершенно не за что было винить. Но каждый раз, опустив глаза и напомнив себе об этом, она вновь смотрела на Малфоя, и чувство вины сжимало ей грудь. Если уж на то пошло, страдать этим должен Малфой.

– Я вижу. С моей-то вереницей тел – сочтешь мои слова признанием? Может…

– Если бы я верила, что ты убийца, я бы уже десять раз тебя арестовала! – прокричала Гермиона. – Мы бы здесь даже не оказались, потому что я бы оглушила тебя еще на той улице!

Малфой задержал на ней долгий взгляд, затем посмотрел на зажатую в руке черную шерстяную вещь. Ее мантия – Гермиона про ту совсем забыла. Он перекинул мантию через предплечье, разгладил пальцами складки и поднял голову. Малфой выглядел бесстрастнее, чем чувствовал себя на самом деле. Гермиона это знала.

– Так почему мы здесь?

– Что?

– Почему ты не выполняешь свою работу?

– Выполняю.

– То есть, знай в Министерстве, что прямо сейчас ты стоишь со мной в отеле без малейшего намерения связать меня и бросить в тюрьму, там бы решили, что ты выполняешь свою работу?

Ее скорее перевели бы на испытательный срок и отстранили от дела. Гермиона глубоко вдохнула, чтобы чем-то заполнить молчание, пока Малфой не возомнил о себе невесть что.

– Я выполняю свою работу. Моя обязанность – найти убийцу и выяснить его мотивы. Собрать факты. И я сомневаюсь, что у меня получится, если ты окажешься за решеткой.

– Так было бы проще.

Она деланно хмыкнула.

– Если бы ты поделился информацией.

Все было бы проще.

– Если бы ты меня арестовала.

Гермиона вскинула брови. В какие-то дни одной лишь этой фразы ей было достаточно, чтобы так и поступить. В другие она бы утащила его в свою квартиру, чтобы напоить незаконно приобретенным Веритасерумом. Все зависело от того, насколько сильно он сидел у нее в печенках, – а сидел он там всегда.

– Ты пытаешься меня убедить?

– Я пытаюсь понять почему.

– Я уже сказала. – Под испытующим, оценивающим взглядом Гермиона поежилась. – Тебя приговорят на основе свидетельских показаний и прошлого. Я пытаюсь найти доказательства.

Ради него. Ради него, ради него, ради него, а он ни капельки не помогал.

Несколько секунд Малфой смотрел на стену, а когда перевел взгляд на Гермиону, ей словно полоснули по сердцу. В выражении его лица было нечто до боли, мучительно знакомое. Нечто такое, отчего безотчетно захлестывало паникой и страхом. Словно бы в этот самый, наиболее нужный момент она забывала что-то очень важное, что не одну неделю сохраняла в памяти.

– Кого и где убили?

– Если ты расскажешь, что происходит…

– Не могу. Пока нет.

В Гермионе вновь пробудилась злость.

– Так мне придется ходить за тобой и непонятно как связанными людьми и компаниями…

«…и считать трупы, и врать коллегам, и страдать бессонницей, и…»

– Вообще-то…

– …клясться, что ты не виноват, но ничем мне при этом не помогать…

– Так не помогай! – рявкнул Малфой. – Я не хочу, чтобы ты лезла…

– …зачем ты пришел в клуб, ведь он же явно связан с…

– У него то, что мне нужно! Я…

– Компонент противоядия?

Драко раскрыл рот, закрыл и прищурился. Они одинаково ненавидели, когда их застигали врасплох.

– Я сказал тебе – отступи. Ты вообще не должна была приходить сегодня в клуб. Эти люди опасны…

– Уж поверь, я знаю кое-что об опасных людях, и я не собираюсь отступать! Если это какой-то яд, мне нужно знать, пока вещество не распространили…

– Его не распространяют! С его помощью он получает то, что хочет, то есть мстит, а не захватывает ми…

Малфой оборвал себя, а Гермиона постаралась стереть с лица все эмоции. Постаралась выглядеть настолько же незаинтересованной, насколько ему самому удавалось отстраняться именно в те моменты, когда это бесило ее больше всего. Но, вероятно, сильное любопытство Гермионы сложно было спрятать, либо же Малфой знал ее достаточно хорошо и не верил, будто какая-то деталь разговора ускользнула от ее внимания. Не в этот раз.

– Не лезь…

– Что за он?

О’Киф? Или его отец? После войны Люциус никому не мог насолить, значит, всплыли прошлые грехи, да и О’Кифа к тому же нельзя было назвать добрым малым.

– Мстит? За… за… – она склонила голову: за прошедшие полтора года был только один случай, связанный с темной магией, местью и кучей других составляющих. – Уайетт мертв.

– Хорошо.

– Так Уайетт…

– Мне плевать на Уайетта, – прорычал Малфой.

– Сложно поверить!

– Да потому что тебе запудрили мозги!

Гермиона приоткрыла рот, Малфой клацнул зубами и, запустив руку в волосы, потянул за концы.

– Я сказал тебе – не лезь в…

– Это министерское дело, Малфой, его нельзя…

– Тогда передай его другим, – выдавил он сквозь сжатые зубы. Ей было непонятно, почему ее роль в расследовании так его злила.

– Да, чудесно получится: все усилия насмарку, а тебя упекут в тюрьму. Другой мракоборец не даст тебе разгуливать…

– Пусть попробуют остановить…

– Попробуют? Отлично! Давай еще добавим сопротивление при аресте и нападение на мракоборца! Список твоих преступлений растет не по дням, а по часам! Визенгамот десять минут будет зачитывать пункты обвинения, конечно, тебя сочтут невиновным!

– Просто отдай это дело, Грейнджер.

– Я не могу.

– Тогда подожди хоть чуть-чуть! Разберись пока с другими! – Она фыркнула. – Не таскайся за мной хвостом, мне нужно хоть какое-то время, иначе все полетит в… Я не поступаю плохо, я все исправляю.

– Но способ ты выбрал неправильный.

– Единственный. Не у всех есть твоя…

– Просто расскажи мне! Я помогу! Неужели ты не понял, что все может обернуться по-другому, если ты попросишь помощи, а не будешь действовать, словно вариант только один?!

Понять выражение его лица было невозможно. Вероятно, Гермионе редко доводилось его видеть, либо слишком много эмоций там было намешано. Что бы там ни крылось, Малфой предпочел спрятать лицо, уставившись в пол. Он шевелил челюстями, с каждой стороны то напрягались, то расслаблялись мышцы.

– Ты не представляешь, Грейнджер, что значит все потерять. Но сначала ты достигаешь определенной отметки, а потом строишь все заново. И вот это… собрать детали, сообразить, что значит каждая и куда подходит… Я смогу это сделать, только когда закончу здесь. Я уже говорил, что не надо мне помогать. Я меньше всего хотел, чтобы ты вмешивалась… хоть и знал, что вмешаешься самой первой.

– Я уже вмешалась. Ты…

– Нет, не вмешалась.

– Уже! И я разберусь в этом деле, даже если ты ничего не расскажешь. Что…

– Если ты подождешь, пока я сам не разберусь, я все расскажу.

С чем разберется?

– Я не могу. Мне нужно знать, что ты делаешь с «Эйфорией» и зачем продаешь.

Для начала.

Вид у Малфоя стал настороженный. Гермиона этого не ожидала.

– Я никогда не продавал «Эйфорию».

– Др…

– Я не продавал. Я сварил, ее украли, я выяснил кто, и мне вернули деньги.

– Бред!

– Это правда. Я не продавал «Эйфорию» и никого не просил этим заниматься.

– Тогда зачем тебе столько? Зачем она вообще?

Настороженность пропала, оставляя Гермиону размышлять, что из сказанного попало в цель. Или не попало. Если Малфой успокоился, значит, размышления увели ее не в ту сторону.

– Экспериментировал с зельями. Создал «Эйфорию», попытался улучшить состав, чтобы избавиться от предела в три дозы. Получились разные варианты, но я не слышал, чтобы какой-нибудь действовал больше трех раз.

Гермиона не имела ни малейшего намерения сообщать ему, почему так выходило.

– Что ты хотел с ней делать? Или хочешь.

– Отправить на экспертизу в Министерство, конечно.

Они уставились друг на друга. Разговаривай с ним кто-то другой, они бы поверили.

– Зачем ты мне врешь? – тихо спросила Гермиона.

– Я не вру.

Покачав головой, она выхватила у Малфоя мантию, согретую теплом его тела. Он поднял бровь.

– Уже уходишь?

– От тебя я ответов, очевидно, не добьюсь, – Гермиона раздраженно выдохнула, застегиваясь. – И…

Она подпрыгнула, взмахнув палочкой, когда перед глазами пронеслось заклинание. Голова зачесалась, и черные пряди завились, возвращаясь к натуральному цвету. Гермиона захлопнула рот, проглатывая блокирующее заклинание, и впилась в Малфоя взглядом.

– Ненавижу эту прическу, – пробормотал он. Она всеми силами постаралась проигнорировать и фразу, и все, что та за собой влекла.

– Я ведь не должна тебе верить, – не выдержала Гермиона. – Вообще не должна. Сейчас я должна тащить тебя в Министерство, а потом – кормить Веритасерумом.

– Я не веду тебя неверной дорогой.

Она подняла голову от последней пуговицы: Малфой, казалось, пытался втемяшить ей в голову эти слова одним лишь взглядом. Гермиона выпрямилась и отошла от него на четыре шага, просто на всякий случай. Он остался на месте.

– Я не прощу, если ведешь.

Она замерла, проверяя, не передумал ли он, не осознал ли, что задолжал ей. Будто это должно было его беспокоить. Но на его лице отражалась лишь непонятная эмоция, Гермионе разрывало от напряжения грудь, и стояла тишина.

========== Глава 5 ==========

(Июль 1999)

Драко подозревал, что Грейнджер вымоет квартиру до блеска, и внутри действительно оказалось чисто, но как-то… хирургически, без намека на обжитость. В единственной комнате, более-менее похожей на жилую, громоздились стопки книг, и от них же ломились шкафы, что в совокупности напоминало маленькую библиотеку. В углу располагались потрепанного вида диван и стол. Из комнаты вели две приоткрытые двери, одна из них предположительно в спальню, но Драко не стал заглядывать в щель.

В гостиной висели три полки, две из которых пустовали.

– Сколько ты здесь живешь?

– М-м… год. А что?

Драко проигнорировал вопрос – ответ был очевиден. Пустого места было гораздо больше, чем личных вещей, а ведь он готовился войти в квартиру, напоминающую гостиную Гриффиндора: теплые цвета, мягкие стулья и дикое количество бесполезных мелочей, которыми она дорожила бы. Пока Грейнджер снимала министерскую мантию, он заметил в шкафу банки с краской и коробки, попутно задумавшись, почему она их запрятала.

– Я была занята. – Драко повернулся на голос – Грейнджер вышла из кухни с двумя бокалами темной жидкости в руках. Пару минут назад там раздался взрыв, так что Драко остался на месте, не рискнув отправиться за ней. – У меня много планов, но пока есть дела поважнее. Здесь я почти не появляюсь.

– Это заметно.

Грейнджер даже не посмотрела на него, не поджала губы. Ее нервозность явно была вызвана не тем, что он увидит ее квартиру. Она не находила себе места и избегала смотреть в глаза. Драко надавил бы, но, если ее беспокоила именно та причина, о которой он старался не сильно размышлять, ему не хотелось спугнуть Грейнджер.

– Огневиски? Ты же любишь?

Для неразбавленного огневиски в середине дня, который проходил не так уж плохо, было рановато, но Грейнджер уже пила, а отказавшись, он лишь сильнее заставит ее волноваться.

– Не возражаю.

– Хорошо. Есть хочешь? Я наложила согревающие чары, но если ты уже голод…

– Я…

– Я буду выступать на слушании по делу твоего отца, – и тогда Грейнджер посмотрела ему в глаза, потому что в сложных разговорах никогда не трусила.

Драко отмер и опрокинул виски, согревший ему желудок. Это оказалась совсем не та причина нервозности, о которой он размышлял.

– В Министерстве попросили. Мне зададут пару вопросов, не знаю каких именно. Про столкновения, наверное. Гарри с Роном тоже вызвали. Ви…

– Я знаю.

Грейнджер не моргала, будто ждала, когда изображение дрогнет, явив иллюзию.

– О.

– Мне озвучили список свидетелей, когда предложили выступить на суде.

– Со стороны отца? Конечно.

Она опустила взгляд на его носки, но Драко знал, какие мысли бродят в ее голове. Конечно, на другой стороне, на противоположной, не на моей. В груди вспыхнуло раздражение, от любой малости грозящее перейти в злость. Кто на какой стороне сражался, было фактом, на котором прежде они топтались каждый спор, но теперь граница размылась. Драко не знал, с какой стороны стоит, но чувствовал, что больше не встречает Грейнджер лицом к лицу. Не сейчас.

Лучше бы она не поднимала эту тему. Драко сообщили о списке неделю назад, и с тех пор они встретились четвертый раз. Он считал, Грейнджер понимала и принимала рамки, ограничивающие темы, которые они все еще не затрагивали.

– Нет, – допив огневиски, Драко забрал у Грейнджер пустой бокал и обошел ее, чтобы вновь наполнить оба. – Я отказался.

()

Гермиона, зажав коленями портфель, полезла в карман за ключами от кабинета. Пальцы сомкнулись на холодном металле, отнюдь не напоминающем формой искомый предмет, и она вынула руку, мгновенно признавая часы, подаренные Малфою Крэббом. Драко ни разу не говорил, когда их получил, и Гермиона, хоть и считала, что дело было в детстве, не могла утверждать этого с уверенностью, учитывая личность дарителя. Серебро с фиолетовыми проблесками формировало цепочку из снитчей, стрелки на циферблате представляли собой миниатюрные метлы, чья щетина закрывала собой цифры, составленные из бладжеров. Крошечные веточки свалились в кучу в нижней части часов, превращая шесть оранжевых бладжеров в два.

Гермиона обвела большим пальцем стекло над циферблатом, стараясь определить, когда и зачем Малфой подложил ей часы. Возможно, чтобы напомнить. О верности и обо всем, что остается с нами.

(Август 1999)

– …под Империусом, и те времена были не менее ужасающими. Он жил в нашем доме. Мы фактически оказались в его власти и без применения заклинания.

Волосы у отца спутались и были не чище кожи. В похожем состоянии Драко видел его лишь в пять лет, когда учился летать, но в то время отец не был прикован к стулу в ожидании приговора.

– …Малфои пали жертвами В-Волдеморта в той же степени, как все, кого мне пришлось ранить за время порабощения…

Малфои пали жертвами не только Волдеморта, но и жертвами решения Люциуса. Драко гадал, не приходило ли отцу в голову, еще перед войной, выбрать нечто другое. Не был ли причиной того, что он снова вступил в ряды Пожирателей, утянув с собой сына, страх, что в ином случае с ними сделает Темный Лорд. Потому что это Драко понял бы. За это мог простить.

Но отец должен был знать, на что похожа война – ведь он уже в первой стал Пожирателем. Уже убивал и пытал, и проходил через суд, и выступал в свою защиту, марал семейное имя. И все же научил Драко ненавидеть, и, когда началась война, привел на нее сына.

– …переборол заклинание, потому что знал, что мой сын в опасности. Я не нападал ни на кого в Хогвартсе. Я только искал сына.

То была, возможно, единственная правда, сказанная сегодня Люциусом Малфоем. Драко бесило, что ее озвучили этим судьям в форме. Это признание предназначалось ему и никому другому. Драко цеплялся за него, напоминал себе о нем, чтобы не возненавидеть отца за все, что тот натворил.

Драко зачали во время войны, родили за два месяца до конца. Во второй же он переродился в другого человека, вопреки всем делам, обещавшим ему иное будущее. Он переродился в нечто, незапятнанное ненавистью и злобой, которые владели отцом. Так что, может, и отец изменился. Может, проиграв, Люциус наконец-то понял, что важнее – за что все это время сражался Драко. За жизнь и свою семью.

Отец любил Драко, несмотря на то, что тот не смог стать человеком, которого желал видеть Люциус. И Драко любил отца вопреки тому же. Под влиянием ярости он мог быть жесток, осуждая Люциуса за его решения и жизнь, к которой они привели, но от любви, скрытой под всей этой злостью, было лишь больнее.

На зал суда опустилась тишина, и Драко оторвал взгляд от затылка отца. Ему хотелось уйти, сбежать от растущего в груди напряжения, но тогда бы мать осталась одна.

– Голосуем.

()

За Финком, ушедшим добывать еду и чай, захлопнулась дверь, и Гермиона, медленно поворачиваясь, обозрела стены. По периметру кабинета протянулась шкала времени с происшествиями, разнесенными друг от друга так, чтобы рядом оставалось место для относящихся к ним фактов. Такую же Гермиона сделала в своей квартире, но помимо прочего на ней упоминались все встречи с Малфоем и имеющаяся информация об «Эйфории».

Он сказал про месть. О’Кифа пришлось исключить из подозреваемых – на прошлой неделе обнаружили его тело. Финк поинтересовался, зачем она приплела сюда дело Уайетта, но, увидев, какое событие записано первым, вопросов больше не задавал.

Гермиона перешла к столу со стопками колдографий, распределенных по вероятности, и схватила первую. Им придется изучить каждую, чтобы проверить, не связаны ли эти люди с компаниями, с которыми связан Малфой или жертвы, а потом разобраться с каждым псевдонимом.

Месть.

(Август 1999)

Сердце билось о ребра, пальцы не гнулись и тряслись, пока Драко снимал часы и кольцо. Он потянулся в сторону, бросая их на прикроватную тумбочку, и, расстегнув последние две пуговицы, на которых остановилась Грейнджер, стащил с себя рубашку.

Гермиона с раскрасневшимися щеками наблюдала за ним полуприкрытыми глазами, подернутыми дымкой и с отблесками золота. Она прикусила нижнюю губу, и Драко наклонился поцеловать ее, отбрасывая рубашку. Его ладони скользнули по ее бедрам, талии, ребрам и переместились на спину. Пальцы нащупали застежку, Гермиона коснулась его груди горячими нежными ладонями, и он, передумав, выпустил бретельку.

Драко огладил позвонки, дошел до кудряшек, рассыпавшихся по спине, а она, скользнув языком меж его губ, обвела кончик его языка. Гермиона опустила руки ему на бедра, от неуверенности то приближаясь к ремню, то избегая, но все-таки дотронулась до пряжки. Драко, подцепив бретельки на ее плечах, потянул вниз, подавшись бедрами навстречу ее движениям.

Тяжело дыша, она запрокинула голову, послышался звук расстегиваемой молнии.

– Подвинься назад, – голос вышел низким, хриплым, почти что рыком.

Гермиона все же расслышала, оперлась на локти, а Драко, стащив брюки и пинком отправив их на пол, присоединился к ней, и они синхронно переползли к центру. В темноте спальни ее глаза казались почти черными. Драко дотронулся до ее щеки, обвел большим пальцем нижнюю губу и склонился к шее.

Вдохнул глубоко, устраиваясь между ее разведенными ногами – их тела совпали идеально, как ему и представлялось. Он быстрым движением лизнул ее кожу, Гермиона, устроив ладони у него на лопатках, огладила спину. Драко покрыл ее шею поцелуями, прихватывая кожу, и добрался до трепещущей жилки.

В нем горела острая потребность поглотить, овладеть, войти сейчас же, но он взял себя в руки. Драко собирался не торопиться, а растянуть этот момент, выжать все, что можно. Он хотел узнать ее. Так, как по-настоящему можно узнать человека. Когда тот в отчаянии или загнан в угол. Когда тот проигрывает, побеждает, спит, когда кончает, когда думает, что его никто не видит. Вот тогда ты знаешь человека. А прежде тебе известно лишь то, что показывают, и то, о чем ты подозреваешь, когда человек забывается. Драко пообещал себе, что изучит все ее тело и не подведет ни ее, ни себя.

()

Кровь веретенницы, густая, ярко-фиолетовая, темнеющая на свету, вызвала у Клива приступ нечленораздельного бормотания. Никто в Англии не держал веретенницу, но двоим власти дали разрешение на работу с кровью: один к этому моменту уже закончил, поэтому Гермионе оставался только Дом Гэри.

Он работал в финансовом отделе какой-то кредитной организации, которая, на первый взгляд, была никак не связана с уже известными Гермионе компаниями, но она не собиралась полагаться на эту информацию. Два года назад во время перерыва на обед Дом Гэри улучшил Рябиновый отвар, сидя в своем кабинете, что показывало его хорошим зельеваром и предполагало, что он мог хранить ингредиенты на рабочем месте.

Пусть даже он окажется ни при чем, все равно попасть в здание было проще простого. Если кто-то пытался вломиться в его кабинет или в дом, предлагал сделку или задавал много вопросов, мистер Гэри мог им помочь. В чьих бы руках ни оказался яд, у них не хватало ингредиентов для противоядия, иначе бы Клива не наняли собирать их самому. Сейчас эти неизвестные остались сами по себе или же с другим контактом. А может, они пытались создать антидот от нечего делать.

Гермиона вновь постучала в дверь с блестящей табличкой, сообщающей, что это кабинет Дома Гэри, и поправила висящий на шее пропуск посетителя. Ответа не последовало. Она обхватила ладонью дверную ручку, и та без проблем повернулась. Оглянувшись на легкий звук шагов, Гермиона с выразительным клацаньем выпустила ручку. Мужчина, казалось, не услышал и все так же шел в ее сторону слишком уж знакомой походкой, которую нельзя было проигнорировать.

Гостевого пропуска на нем не было, под мантией виднелись брюки и классическая рубашка. Если бы не походка и выражение лица, Гермиона приняла бы его за сотрудника компании. Он разорвал зрительный контакт, бросив взгляд на дверь с табличкой, и задел грудью руку Гермионы, вынуждая ее отклониться. Схватил дверную ручку, открывая шрам между костяшками кулака, привет из квиддичного прошлого, и тот избавил Гермиону от последних сомнений.

Обхватив его ладонь, она захлопнула дверь.

– Что ты здесь делаешь? – притворяться, что она не знает, кто он такой, было бессмысленно.

Вопрос тут же показался ей глупым. Дело было не в причине, а во времени его появления. Едва подумав об этом, Гермиона догадалась о подвохе и чуть не стукнула по лбу сначала себя, а потом – Драко.

– Я оставлю Гэри документы. Вы можете прийти, когда он вернется, – Малфой говорил низким голосом с другим акцентом, но привычка растягивать слова никуда не делась.

– Ой, да…

Он толкнул дверь так, что ручка вырвалась из ладони Гермионы, быстро обогнул ее и скользнул в кабинет. Она последовала за ним, сразу, едва зажглись огни, замечая через его плечо стоящий у стены шкаф. Одну полку за матовым стеклом занимали два горшка с растениями, оставшиеся пять заполняли сосуды и флаконы. Либо Гэри относился к тем умным людям, которые в обычной жизни проявляли непозволительную глупость, либо до сих пор находился в здании.

Гермиона углядела кровь веретенницы, лишь шагнув вбок – четыре пузырька занимали место на предпоследней полке. Она переключила внимание на Малфоя, как только тот шагнул вперед, и бросила через его плечо слабенькое заклинание, разбившее стекло с одной стороны шкафа, но не повредившее содержимое. Едва заметив вспышку, Малфой отшатнулся, с удивлением оглянувшись на Гермиону.

Проигнорировав его, она призвала флакон с кровью и, поймав, убрала в карман. Малфой сбил в полете второй, хотя, как подозревала Гермиона, намеревался его схватить, и бутылек, врезавшись в стену, разбился.

– Идиот! – закричала она, наведя на Драко палочку, и подставила запястье под его разоружающее заклинание. Покалывание дошло до локтя, пальцы дрогнули, роняя палочку.

Гермиона резко выдохнула – одна задача выполнена – и спешно подхватила палочку с пола. Она двинулась вокруг стола, тогда как Малфой, подскочив к шкафу, стал распихивать по карманам находящиеся там ингредиенты. Гермиона движением палочки стерла со стены брызги крови и натекшую на пол лужу, однако было поздно: пузырьки к тому времени уже сформировались и, оторвавшись от поверхности, поднимались в воздух. Испарить их не было никакой возможности. Это было одно из опаснейших свойств крови веретенницы: пузырьки исчезали, лишь просочившись во что-нибудь, и растворяли это что-то, пока вновь не достигали воздуха. Один уже прожигал дыру в полу, и остановиться ему было суждено, только пройдя пол насквозь. Настоящие проблемы начинались, конечно, когда пузырьки соприкасались с кожей.

Гермиона рванула к Малфою и, вцепившись в мантию, дернула его к двери. В карманах у него зазвенело, громко бряцнуло, и он запихнул еще одну склянку. Похоже, Малфой даже не знал, за чем явился: вряд ли все имеющиеся здесь ингредиенты подходили для противоядия.

– Хочешь это потрогать? С радостью навещу тебя в Мунго! – Гермиона вновь его дернула, на этот раз излишне резко, и Малфой, глянув на пузырьки, отступил с ней к двери.

Оказавшись как можно дальше от опасности и имея возможность заранее заметить летящие к ним пузырьки, Гермиона отпустила его мантию и мрачно уставилась ему в лицо. Малфой ответил немигающим взглядом, она опустила глаза на его карманы, и палочка в его руке дернулась. Если Гермиона попробует отнять у него ингредиенты, он не останется в долгу и ответит. За это его сложно было винить – она сама поступила бы так же. Быть может, если Драко отыщет для отца противоядие, это все закончится.

– Ты хоть представляешь, сколько раз меня уже могли из-за тебя уволить? – рявкнула она.

– Аж сердце разрывается, – протянул он. – Попробуй отказаться от…

Гермиона зарычала и захлопнула у него перед носом дверь.

(Сентябрь 1999)

Драко устал притворяться, что ничего не замечает, и с раздражением встретился с отцом глазами. Глядя поверх бокала, Люциус даже не моргал, и Драко выставил ментальные щиты. Он не знал, был ли отец легилиментом, но иногда казалось, что тот умеет читать мысли, так что рисковать не хотелось. Драко все же склонялся к мысли, что отец лишь поддерживает имидж. Если способностей нет, притворись, что они есть, и когда-нибудь тебе зачтется.

– Я не видел тебя целую неделю.

– Не видел.

– Ты три дня не ночевал дома и возвращался только к полудню.

На самом деле четыре, но поправлять отца Драко не собирался. Люциусу либо не давала покоя бессонница, либо – интерес к жизни сына. С одной стороны, Драко хотелось, чтобы отца беспокоил недостаток информации, но в то же время он прекрасно знал, на что пойдет Люциус, чтобы ее получить.

– Что тебя так увлекло, Драко?

Драко пригубил бокал, отставил на стол и взялся за нож и вилку.

– Гермиона Грейнджер. Иногда я захожу к Поттеру. А еще готовлюсь к Ж.А.Б.А.

Он ожидал, что лицо отца нальется кровью или проявится удивление, но – ничего подобного. Предсказать ответ Драко он мог только после разговора с Нарциссой, но Драко сомневался, что мать поделилась всеми своими подозрениями.

– А без Грейнджер ты не можешь подготовиться к Ж.А.Б.А.?

Драко глянул хмуро, срывая раздражение на кусочке стейка, который с остервенением пережевывал.

– Поверь, она больше мешает учиться, чем помогает. Я и сам справляюсь.

За то время, что Люциус смотрел ему в глаза, мать трижды подняла бокал, но Драко не отвел взгляда.

– Ясно, – медленно произнес отец, обращая внимание на тарелку перед собой, и взрезал мясо.

Ощущения победы не было. Люциус отреагировал слишком спокойно, а Драко больше ему не доверял. Но в конце концов он все равно выиграет. Драко больше не собирался делать то, что не принесет ему счастья, а это желание не могло привести к поражению.

()

Гермиона посмотрела на клубящееся темное лицо, с раскиданными по нему чертами и белыми проблесками зубов и глаз. От этой картины ее подташнивало, но она не впервые видела невыразимца в таком образе. Гермиона сглотнула, переводя взгляд на палочку, наставленную на ее запястье, откуда начал подниматься белый дымок – тот вытягивали из-под кожи будто магнитом. Невыразимец потянулся за флаконом.

– Прогоните след по всей базе. По всей.

(Сентябрь 1999)

– Так лучше?

– Разве что тому, кто любит заставлять все свободное место сентиментальными безделушками.

Ее квартира не служила примером утонченного, изысканного вкуса, но больше не пустовала и была до последней детали грейнджеровской. Драко понравилось здесь сильнее, чем он предполагал.

– Они не все сентиментальные. Лампа сочетается с диваном, а те фигурки мне просто понравились. Хотя я думала, что можно сделать их подставками для книг.

– Ага, – протянул Драко. – Просто купить украшения для интерьера бы непрактично.

– Бессмысленно.

– Смысл в том, чтобы украшать.

– Это не смысл, это функция…

– Зачем ты покупаешь одежду?

Грейнджер, оглядев себя, развела руками.

– Чтобы не ходить голой.

– Но почему именно эту одежду?

– Потому что в ней удобно. Рабочую – потому что она соответствует станд…

– Но ты могла купить хоть…

– Да, она мне нравится… в декоративном плане. Но я покупаю одежду из-за ее значимости: ради удобства и чтобы быть одетой. Зачем окружать себя бессмысленными вещами? Нужно оставлять место для чего-то значимого.

– А это разве не пародия на природу? – Драко кивнул на верхнюю полку, где стояли камень, ракушка и ваза с цветами. – Зачем все это имитировать, если можно выйти на улицу, и вот оно, настоящее? Да даже просто снеси стену. В этом же столько смысла: убрать барьер, отделяющий нас от природы.

Грейнджер ощутимо шлепнула его по плечу и тут же оперлась на него, поднимаясь на носочках за ракушкой.

– Эти цветы я люблю, а камень – очень важный камень. А это… привезла с океана, когда мне было восемь. Мне не хотелось уезжать, поэтому папа нашел ракушку и отдал ее мне.

Драко дернулся, когда Грейнджер прижала раковину к его уху и выжидательно приподняла брови. Его же мысли занимал вопрос, сколько частиц пыли и кожи с чужих ушей осели на этих краях, которые сейчас впивались ему в висок.

– Ты разве не слышишь? Послушай.