Текст книги "Слоновья тропа (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Да, – кивнула Гермиона. – Если это возможно. Но время… – тут ей в голову пришла мысль, а было ли всё это обычной болтовней, и она прищурилась. – Со временем очень опасно играть, Малфой. Ты меняешь не только свою судьбу. Все судьбы переплетены. Что-то может произойти с теми, кого ты никогда не встречал. Мы приводим в действие механизмы, которые меняют наши жизни, но затрагивают и людей вокруг нас, людей вокруг них.

– Знаю.

Гермиона задержала дыхание, вглядываясь в свой кофе в поисках ответов.

– Война закончилась так, как должна была. Погибли те, кому стоило остаться в живых. Но попытки изменить это могли бы стать разрушительными и привести к гибели еще большего количества людей.

– Я не пытаюсь изменить войну, Грейнджер, – тихо откликнулся он, и когда Гермиона подняла голову, поймала его пристальный взгляд. – Как ни печальны некоторые события, потери будут слишком велики, рискни кто-то что-то менять. Я говорю о том, что стОит уплаченной цены. Дело только в риске, жертве и выгоде.

– Риске, жертве и выгоде?

– Да. Если ты…

23 октября, 1998

Гермиона сморщилась и, сделав глоток, помахала пальцами между своей тарелкой и чашкой.

– Такое сочетание не годится.

Малфой ухмыльнулся, словно как раз об этом и твердил ей, а сейчас лишь уверился в своей правоте.

– Ты заказала сладкий напиток.

– Я же не знала, насколько он сладкий. Не похоже, чтобы я могла определять уровень сахара по одному только внешнему виду. Хотя, думаю, это была бы отличная способность.

– Распознавать содержание сахара?

– Содержание всего. Просто бросил взгляд, и в голове… появилась надпись с указанием, что находится там, куда ты смотришь, – она взмахнула руками. – Способность узнавать содержимое коробок, сумок, закрытых комнат? А может быть, потом вот так – фрр! – всё становится красным, и ты можешь видеть источник тепла в темноте.

– И много ты времени потратила, выискивая в темноте источники тепла?

– Много. Но пищевой состав был бы полезнее. Почти как умение видеть за закрытыми дверьми, хотя представляю, я бы углядела… – ее глаза широко распахнулись, когда она покачала головой. – Наверное, я бы остановилась только на составе продуктов. Опять же, не уверена, что стала бы часто есть, случись такое. А зелья? Ужасно.

– Большинство ингредиентов перечислены на этикетках в супермаркете.

– Но вряд ли кто-то действительно смотрит… – она выставила в его сторону палец. – Ты знаешь, что такое супермаркет?

Он хмуро уткнулся в свою чашку и сделал глоток.

– А чему ты так улыбаешься?

– Просто пытаюсь представить тебя в каком-нибудь магазине. Бывал хоть в одном из них или всегда отправляешь кого-то? Господи, да ты же, небось, часы на это тратишь.

– Я очень вдумчивый.

– Именно. Ты, наверное, один из тех людей, кто может провести пятнадцать минут перед прилавком с помидорами. Взвешивая каждый плод в руке, ощупывая так, словно где-то там есть потайное отделение, которое откроется от верного прикосновения и даст тебе возможность загадать желание.

– А ты отдаешь себе отчет, что вчера утром двадцать минут изучала маффины, прежде чем наконец определиться, какой лучше сжевать.

– Нет, я искала тот, который бы содержал в себе всё то, чего бы мне хотелось. Я люблю, когда они мягкие, верхушка сочная, а внутри есть множество мелких…

– Знаю. Ты уже раз десять описывала идеальный кекс, и теперь я являюсь носителем бесполезного знания о твоей персоне.

– Не бесполезного, – она фыркнула. – Что если однажды на моей улице произойдет мощный взрыв, и я буду в ловушке в собственной квартире до тех пор, пока не потушат пожар. Мне бы пришлось послать тебе сову, Малфой, найди к моему появлению идеальный кекс. Ты бы пошел в кофейню и увидел, что маффинов осталось всего пять, а… гигантский кексопоглотитель, который к тому же владел бы приемами карате…

– Звучит очень правдоподобно.

– Конечно правдоподобно. Такое очень даже может быть. Вот прямо завтра. И теперь ты будешь готов к тому, чтобы отражать все эти выпады и удары, попутно выбирая для меня лучший маффин из всех возможных.

– Ага. Я вот чувствую, что буду готов рискнуть жизнью и конечностью, сражаясь с существом, помешанном на выпечке…

– …владеющим приемами карате…

– …чтобы спасти твой дурацкий кекс.

– Тот самый кекс, – она подняла руку ладонью вверх и сжала пальцы в горсть. – Идеальный. Однажды это может стать твоей обязанностью. Почетной обязанность. Я лишь готовлю тебя к такому заданию.

– К чему я чувствую себя действительно готовым, так это к палате для тронувшихся рассудком, куда меня однозначно отправят после того, как я проведу с тобой побольше времени.

Не задумываясь, она потянулась, чтобы похлопать Малфоя по руке, и поняла, что сделала, только почувствовав тепло его кожи, все еще согревающее пальцы, даже после того, как Гермиона отдернула ладонь.

– Я тебя навещу, – она широко улыбнулась. – И принесу кексы!

14 ноября, 1998

Это же не свидание, правда? Она была почти уверена, что нет. Это просто не могло быть свиданием, но очень сильно на него походило. Именно Малфой послал ей сову с предложением встретиться в ресторанчике, который он отыскал, что было впервые. И впервые они… по общему согласию планировали встречу друг с другом. В течение нескольких месяцев они каждое утро пили вдвоем кофе и по крайней мере раз в неделю вместе обедали, но все это было случайно. Ну, если можно говорить о случайности, когда знаешь, что другой человек будет в конкретном месте. Не так случайно, как, ой, какой сюрприз встретить тебя тут, за моим столиком, а теперь ты еще и разговариваешь со мной, и как же так получилось? Скорее, ближе к покажется немного странным, если я начну об этом задумываться, хотя я и так размышляю обо всем этом значительно чаще, чем, возможно, следовало бы.

Гермиона потратила достаточно времени, чтобы привести в порядок свои волосы и выбрать одежду. Она могла пойти на встречу сразу после работы, не переодеваясь, с унылым выражением лица. Но вместо этого распустила волосы и сменила офисный костюм. Ничего особенного, но она все же переоделась и думала над образом целых пять… ну или пять и еще двадцать минут.

И вот теперь он казался так подозрительно тих. А может, и не подозрительно, ведь Малфой не был особо словоохотлив, пока она сама не втягивала его в беседу, но всё равно сейчас это выглядело как-то не так. Возможно, потому, что в ее голове все еще крутилась мысль: а было ли это свиданием.

Но это невозможно.

Каким-то образом Малфой знал, что ей не нравится стручковая фасоль, – не спросив, он забрал с ее тарелки мисочку с этим гарниром, и Гермиона не думала, что он был настолько плохо воспитан, чтобы поступить так без веской причины.

Она откашлялась, и Малфой поднял взгляд от своей тарелки.

– Как ты получил этот шрам на челюсти?

На пару мгновений уголки его губ приподнялись, словно он чему-то улыбался… или же просто дожевывал еду.

– Экспериментальное зелье сильно повысило давление в котле, и тот взорвался вместе со всеми пузырьками и баночками на столе. Какой-то осколок порезал мне челюсть. Девушка, которая устроила взрыв, чувствовала себя такой виноватой и так сильно нервничала, что не залечила рану должным образом, – остался шрам. Хотя я до сих пор полагаю, она сделала это специально, чтобы пометить меня.

Гермиона приподняла брови и улыбнулась.

– Ты ей нравился, или тебе просто так кажется?

Малфой на улыбку не ответил, его вилка застыла над куском свинины в тарелке.

– Она любила меня.

– О, – Гермиона сделала глоток из своего бокала, собираясь с мыслями. – А вы все еще вместе?

Он замер, и она почти что извинилась за неуместный вопрос.

– Нет.

Гермиона кивнула, принимаясь за курицу.

– Ты подстригся?

– Да.

– Мне нравится.

Со странным выражением лица он уставился в свою тарелку.

– Больше никакой челки в глаза?

– Именно! Я не говорю, что раньше было плохо, но иногда…

– Мне было трудновато читать, и еще каким-то образом я всегда выглядел так, будто что-то замышляю?

Гермиона, наклонив голову, медленно жевала.

– Я уже говорила тебе об этом?

– Нет, я просто ткнул пальцем в небо и угадал.

– Ого, и частенько с тобой такое происходит?

– Нет. Обычно мне не надо строить догадки, ведь я всегда прав.

Она фыркнула и закатила глаза.

– Если ты всегда прав, то я кентавр, который убил Гермиону Грейнджер и, съежившись, влез в ее кожу, как в комбинезон, – заметив его взгляд, она подняла палец. – Именно. Смешно и бредово.

– Я лишь пытаюсь рассмотреть, в каком месте находится застежка. Я знал, ты…

– Я так смотрю, когда размышляю о том, как ты будешь выглядеть с пюре на лице.

– А я так смотрю, когда мне угрожает некто, похожий на славного пушистого кролика, пытающегося выглядеть устрашающе.

– Ты можешь недооценить силу картофеля. Тем слаще мне будет видеть твой шок, – она приподняла бровь, повторяя его жест. – А кстати, что это за цепочка? Ты всегда носишь ее под рубашкой.

Он дожевал, улыбнулся и нагнулся вперед.

– Почему ты сегодня так пристально меня разглядываешь?

Она вспыхнула и резко отвела глаза, оставив попытки запомнить выражение его лица.

– Просто любопытно, – пробормотала Гермиона.

10 декабря, 1998

– Знаешь, может, они и не заметят, если мы спрячемся вон в том магазине.

– Но именно ты прямо перед ними объявила песню, которую бы хотела услышать.

– Я же не знала, что они начнут петь ее и играть, – Гермиона пихнула Драко в плечо. – Или что ты воспримешь это как сигнал к танцам.

– Все танцевали и пялились на нас. Я бы выглядел гадом, не пригласи тебя.

Он недовольно посмотрел на Гермиону, прежде чем та, подняв лицо навстречу падающим снежинкам, смогла вымолвить хоть слово.

– А как бы это отличалось от того, как ты выглядишь всегда?

– Грейнджер, ты очень смешная, – откликнулся он и притянул ее к себе ближе, когда Гермиона оступилась на скользком тротуаре.

– Пользуйся моими шутками. Это может помочь тебе выработать чувство юмора, – его плечо под ее пальцами было приятным на ощупь. Сильным, надежным. Через рукавицу она чувствовала, как его ладонь обхватывает ее руку, и это было приятно.

– Не исключено. Если в меня попадет молния и выжжет все клетки мозга, и я буду безрассудно, но отчаянно искать хоть что-то, что может показаться смешным, – он вел их в танце по небольшому кругу, они посказывались на снегу, а красные и зеленые лампочки освещали лица.

– По крайней мере, тебя будут считать забавным, – хотя я думаю, ты уже безрассудный и отчаянный, – проговорила она и высунула язык, пытаясь поймать большую снежинку.

Но та приземлилась ей на щеку, и Гермиона нахмурилась, наблюдая за снежным мельтешением перед глазами, а потом перевела взгляд на Малфоя. Воздух застрял в горле от того, как он на нее смотрел, его рука скользнула к ее талии и прижала так, что Гермиона грудью коснулась его груди.

– Не из-за этого.

Ее дыхание ускорилось, и Гермионе подумалось, что он, наверное, заметил это, когда притянул сильнее, разворачивая их пару вправо.

– А чего же тогда ты безрассудно и отчаянно хочешь?

Он не ответил, его пальцы пробежались по ее спине, и Гермиону затянуло в вихрь танца.

2 января, 1999

Гермиона уперлась каблуками в металлическую перекладину под своим сиденьем и подняла к груди чашку с кофе. Ноги Драко располагались по обеим сторонам от того места, где были бы ее, опусти она ступни на пол. Одной рукой он обхватил свой кофе, а другой придерживал на краю стола кроссворд. День выдался холодным, но от снега осталась только грязь да слякоть на обочине дороги.

– Ощущается новый год, правда?

– Неа, – пробормотал он, прижимая к столу страницу, чтобы заполнить клеточки ответа.

Да уж, Малфой явно не отличался оптимизмом. Ее глаза скользнули от даты, которую он обвел в газете, – Драко так делал каждое утро без исключения, – к его ладони.

– Откуда у тебя это кольцо?

На серебряном ободке виднелись странные символы, а янтарь в центре переливался красными, золотыми и коричневыми прожилками. Обычно Гермиона не могла определиться, некрасиво ли это украшение или странным образом притягательно, но вот интересовало оно всегда.

– Остров.

Она приподняла брови, но уточнения не дождалась.

– Остров?..

– Это магический камень. Помогает помнить.

– Помнить что?

– Всё.

Гермиона внимательно изучила сначала кольцо, затем выражение лица Малфоя, которое, впрочем, ни о чем ей не сказало.

– Если бы я попросила тебя вспомнить наш разговор… три месяца назад… О, когда мы с тобой наблюдали за людьми в той комнате ужасов. Ты бы смог воспроизвести его дословно?

– Скорее всего, нет.

Она нахмурила лоб, прищурила сначала левый глаз, потом правый.

– Тогда какая от него польза?

Малфой облизнул губы, и ручка, которую Гермиона сама дала ему чуть раньше, завертелась у него в пальцах.

– Ты знаешь, что слоны помнят всё? Они могут забыть мелочи, вроде столкновения с другим слоном, но хранят в памяти самое важное.

– Так это помогает тебе помнить значимые вещи? А без магии ты не можешь?

– Нет, – он перевел взгляд на газету. – С момента рождения слоны проходят огромные расстояния. Вся их жизнь – это путешествие, они всегда чего-то ищут. Безопасной, лучшей жизни, хорошего корма – того, что им нужно.

– Ты что-то ищешь?

Он поднял на нее глаза.

– Все чего-то ищут. Но иногда забывают, чего же именно. Куда ушли, что сделали…

– Слоны могут держать в голове всё. Каждый момент и каждую тропинку. Если они окажутся в лесу, в котором побывали двадцать лет назад, то вспомнят дорогу и место водопоя и…

– Они помнят то, что причинило им боль, и что их спасло.

– И это помогает им выжить, – Гермиона обхватила пальцами свою чашку. – Так этот камень помогает тебе помнить все дороги, которыми ты прошел. Всё, что ты приобрел за время пути. То, кем был и кем стал. Или кем хочешь стать, и куда стремишься отправиться. Пусть он и не помогает тебе помнить каждую мелочь в деталях.

– Что-то в этом роде, – пробормотал Малфой, записывая еще одно слово в кроссворде.

Ей хотелось знать, как это работает: сохраняются ли воспоминания в памяти всегда, или же камень помогает вытащить их на поверхность при необходимости. А может, это просто безделушка из конкретного места и времени, которая служит напоминанием.

– Память меняет путь, которым ты идешь, – мягко проговорила она, наблюдая за тем, как Драко задумчиво прикусил губу. – И это приводит тебя в лучшее место. Знаешь, слоны всегда находят дорогу домой. Неважно, чем тот стал, или как они его воспринимают. Не играет роли, когда животные ушли, как далеко бродили, и какой тропинкой вернулись обратно, они всегда находят туда дорогу.

– Я знаю, – он посмотрел ей прямо в глаза и отодвинул газету – в кроссворде все еще оставались пустые клетки.

– В некотором роде мы все похожи на слонов: в том, как мы путешествуем. Вся наша жизнь – это странствие. И мы стараемся помнить. Пытаемся найти дорогу домой, к лучшему месту. Если только не забываем.

– И это делает путешествие бессмысленным.

– Эх, – она покачала головой. – Мы все равно доберемся туда, куда нам хочется.

Его брови взлетели вверх.

– Неужели?

Она открыла было рот, замерла и пожала плечами.

– Некоторые из нас.

– Даже те, у кого получится – не слишком много смысла в пути, о котором забыл. Ты не можешь быть полностью счастлив от того, что достиг желанного места, если не помнишь о других местах, в сравнении с которыми постигается уникальность твоей цели. А может, это вообще не самый лучший пункт, куда бы ты мог попасть, но ты не знаешь, что не так, – ведь не помнишь, что тебе было надо для счастья.

– Или ты свернул не туда и забыл дорогу назад. Или завершил путешествие слишком рано, запамятовал путь домой. Возможно, люди слишком распаляются в поисках того, что, как им кажется, они хотят, и не находят этого, когда наконец достигают нужной точки. Или сбиваются с пути и не могут выбраться на тропинку, ведь всё, на что они обращали внимание, было… как же сильно они ненавидят деревья, толстые корни и грязную воду.

– Негатив.

– Правильно. И знаешь, чаще всего негатив выглядит одинаково. Это позитивный взгляд выявляет различия, – она помахала рукой в воздухе. – Я была в дюжине кофеен, ни названия, ни местоположения которых не помню. Все, что осело у меня в голове – это ужасный кофе, отвратительный сервис или плохие маффины. Но я помню эту, потому что здесь всё хорошо. Еще я помню заведение возле дома моих родителей и парочку мест в Лондоне.

– Так ты имеешь в виду, слоны запоминают, потому что какие-то конкретные деревья сделали их счастливыми… Для них это все зеленые стволы.

– Не может такого быть, в противном случае, они бы не помнили разницу. Все дело в воспоминаниях, которые они получают в каждом месте, на каждой стадии пути. Это своего рода счастье, принесенное чем-то. Именно так они и помнят. Им не нравятся тигры, так что это вряд ли имеет значение. Но зато им по нраву… источник, где…

– Полагаешь, что финал не так важен, как положительные вещи, которые ты приобретаешь по мере пути.

– Думаю, да, – она отставила свою чашку и опустила ноги, слегка коснувшись Малфоя. – А ты нет?

– Это равнозначные составляющие. Путешествие определяет тебя, твою жизнь, конец. Но оно мало значит без финала, которого ты хочешь…

– Пока ты не пропустишь нужное тебе место потому, что слишком зациклился на чем-то другом, проигнорировал или забыл о тех вещах, которые действительно делают тебя счастливым.

– Как бы то ни было, плохой конец портит всё путешествие. Люди жалеют о своих жизнях, если итог, которого они достигли, не так хорош, как само странствие. Тогда они больше не счастливы.

– Но разве само по себе путешествие не может быть ценным? Пусть ты пришел к чему-то плохому, вместо хорошего? Все твои воспоминания остаются с тобой.

– А почему нельзя получить и то, и то? – он подался вперед. – Никто не говорит себе, достигнув конечного пункта, что только путь имел значение. Если только это не попытки устроиться в жизни, которую ненавидишь.

– Конечно, ты хочешь и того, и того.

– Все этого хотят. Цель путешествия в достижении финала, которого ты жаждешь и в котором нуждаешься. Если это не так, значит, странствие не завершено. Пусть тебе даже придется вернуться и начать все сначала.

– А если ты не знаешь пути назад? Тогда нам только и остается, что надеяться на то, чтобы бродить, как слоны? – она оценила его веселье, схватила газету, намереваясь дорешать кроссворд, и ткнула в сторону Малфоя пальцем. – Ни. Слова.

1 февраля, 1999

Дело не в ней – просто нечто чуждое захватило ее тело, когда Гермиона подняла руку, чтобы убрать с его лба прядь слипшихся от пота волос. Малфой опоздал почти на час, но она не могла найти в себе силы жаловаться, когда Драко выглядел так, будто бежал сюда несколько миль, – а ведь на улице подморозило. На нем была та же одежда, что и вчера, и ее это беспокоило, – ведь это был он.

Малфой казался изможденным и, может быть, поэтому качнулся к ней, и его голова наклонилась. А возможно, дело было в другой причине, но при мысли о ней Гермиона напряженно замирала и… теряла контроль над руками.

Она опустила ладонь, чувствуя влагу на кончиках пальцев. Порыв холодного ветра за секунды высушил кожу и швырнул Гермионе в лицо длинные пряди, прежде чем та смогла отбросить их назад. Спустя секунду тишины Малфой подался вперед и ухватился за края ее шапки. Наклонился, чтобы получше что-то рассмотреть, и натянул ткань ей на уши. Его пальцы скользнули по ее виску и ледышками прижались к щекам, пока Драко убирал выбившиеся локоны под шапку.

Он смотрел ей прямо в глаза, и слабый солнечный свет выхватывал голубые и серые блики на его радужках. Его левая рука задержалась у лица Гермионы чуть дольше правой, скользнув по коже до челюсти и затем исчезнув. Гермионе пришлось сжать кулаки, чтобы снова к нему не потянуться.

– Почему ты так смотришь на меня? – прошептала она.

– Мне нравится наблюдать, как ты снова в меня влюбляешься.

Она громко фыркнула, а щеки окрасил яркий румянец.

– Ты не только думаешь, что я могу, – а это совершенно невозможно, – влюбиться в тебя, так еще и опять? Пусть ты и был чертовски крут в виде хорька. И не усмехайся так, – ее взгляд слишком задержался на его губах. – Честно говоря, ты самый заносчивый из всех, кого я встречала.

Она сделала шаг назад, просто на случай, если его грудь опять соприкоснется с ее, и Малфой каким-нибудь образом сможет почувствовать сильное биение ее сердца. Избегая смотреть ему в глаза, – этот взгляд заставлял ее чувствовать себя так, будто Драко читал все ее мысли, – она огладила ладонями пальто. Ну действительно, одно дело флирт с ней. Но дикие предположения – совершенно нелепые – только усугубляли ситуацию. Именно поэтому Гермиона покраснела, а ее сердце пустилось в галоп, хоть бы это и была просто шутка. Вот что смутило ее. Дикие предположения.

– Я видела тебя в газетах, – сказала она и подняла голову, почувствовав, как Малфой напрягся. – Там было написано о том, что ты живешь во Франции. Хотя фотография, наверное, старая. Твои волосы длиннее, и выглядишь ты моложе. Не то чтобы ты казался сейчас старым. Просто… старше.

– Общение с тобой может довести до такого. Это стресс, – ее удар в грудь, похоже, не причинил ему особого дискомфорта.

– Ты живешь во Франции?

– Что-то вроде этого.

– Так вот почему ты всегда выглядишь таким усталым, когда приходишь поздно? Аппарация между странами.

Он помолчал, и она могла поклясться, что его губы дрогнули, но все исчезло, стоило ей моргнуть.

– Путешествия изматывают меня, да. Так мы идем на книжную распродажу, или ты намереваешься превратить нас в ледяные скульптуры прямо перед витриной с женским нижним бельем?

Она открыла рот, но губы сами собой сложились в улыбку, и все, что Гермиона смогла, – это рассмеяться. Ее смех стал только задорнее – она даже откинула голову назад, – когда Малфой нахмурился и, схватив за локоть, потащил ее по улице.

– Прости, я просто не могу не представлять тебя…

– Я в курсе, что ты там себе навоображала…

– …сексуальный розовый с…

– Я представлял тебя в красном, – он светился самодовольством, когда ее смех стих, и Гермиона повернулась, чтобы взглянуть на Малфоя, пока тот вел их по улице. – Твоя кожа приобрела тот же оттенок, когда я… когда ты… что же это было? Волнение, – он взглянул на нее, с легкой улыбкой осматривая ее лицо. – Ты сейчас взволнована?

– Да. Меня терзают опасения.

– Опасения.

– Именно. Ты когда-нибудь бывал на распродаже вроде этой? Старушки превращаются в яростных зверей, дети используются как охрана, люди выстраивают баррикады из ненужных книг, лишь бы ты не добрался до стоящих экземпляров. Это опасное мероприятие.

– Уверен, что смертельное.

– Ну разумеется. Там же тяжелые тома и отчаянные люди. Меня как-то спихнули с лестницы. Я видела, как мужчине заехали в лицо Войной и миром. Это не какая-то там распродажа сластей. Это битва.

Она не до конца осознавала, что держалась за его локоть, пока на них не повеяло теплом, и они не шагнули с улицы в помещение. Малфой опустил руку и ждал, пока Гермиона осмотрится.

– Мне стоит приготовить палочку?

– Нет, ты же не захочешь что-то сделать с ничего не подозревающими магглами? – она фыркнула, оглядевшись, и понизила голос. – Но ноги и локти иногда совершенно случайно приходят на помощь, если ты понимаешь, о чем я.

– Я потрясен. Ведь считал, что гриффиндорцы – хорошие, честные и благородные.

– Наша эмблема – лев. И единственное, о чем хочу напомнить, – ты видел, что эти хищники делают с добычей?

– А твоя добыча – книги. Ты планируешь разорвать их своими зубами? Я бы предпочел знать об этом заранее, прежде чем меня увидят с тобой в публичном месте.

– Я собираюсь так поступить с каждой из них. Уходишь?

– … Нет. Хотя бы потому, что мне не хочется быть последним человеком, который был с Гермионой Грейнджер до того, как она начала поедать книги.

26 февраля, 1999

– Что?

Драко осматривал ее квартиру так, словно оказался тут впервые, или же обстановка вокруг была ужасающа – ни первое, ни второе не соответствовало действительности. Вообще-то, Гермиона так отдраила своё жилище, что все вокруг сияло, и ей пришлось заставить себя отложить моющие средства, дабы не уничтожить все покрытия.

– Ничего. Как всё прошло сегодня?

– Так же, как в прошлый раз. Думаю, у меня есть реальная зацепка, где они сейчас. Ну или по крайней мере куда направились. Как-то так.

Он кивнул, разглядывая фотографии на полках.

– Они все еще должны быть в Австралии.

– Ага, где-то там, – она поставила на стол бутылку вина и открыла сумку, чтобы достать контейнеры с едой. – А чем ты сегодня занимался? – Гермиона надеялась, что вопрос прозвучал равнодушно.

– Весь день читал.

– Ничего особенного? – неужели ее голос дрогнул в конце? Она приняла невозмутимый вид, уверенная, что сейчас Малфой на нее смотрит.

– Нет, ничего такого.

Лжец.

– Ох.

Гермиона нахмурилась. Всё это беспокоило ее с того самого момента, как доставили дневной выпуск Пророка. Она думала об этом больше, чем о предстоящей поездке в Австралию, и воспоминания о странных вещах заставляли ее чувствовать себя сумасшедшей. Скорее всего, Драко что-то почувствовал, но, несмотря на колебания, у Гермионы не было желания оставлять эту тему.

– Я просто прочитала сегодня статью о твоем появлении утром в Англии. В газете написали, что ты приехал навестить свою мать, – повисла тяжелая, тяжелая тишина. – Я тебя не проверяю, нет, просто об этом написали, а я каждый день читаю газеты. Не хочу лезть в твои личные дела, но я рассказала тебе о таком, что могло пересечь границы, о которых я не знала. И хочу сказать, ты можешь поговорить со мной о подобного рода вещах, если хочешь. Я… знаю, что твоя мать помогла Гарри. В конце концов. Так что я не…

– Это не слишком значительное событие, и неважно, как расписывают это журналисты. Неделями мусолится то, что Поттер приобрел новые очки, но на самом деле никому нет до этого дела. Я навестил маму, да, – ледяной холод разлился по животу, – но делаю так достаточно часто, чтобы не придавать этому особое значение.

– Понятно, – ее голос прозвучал слишком натянуто, а глаза метнулись к сложенной на столе газете.

Он проследил ее взгляд, затем снова посмотрел на Гермиону. Повисла пауза, которая могла длиться и мгновение, и полминуты, и за это время на его лице промелькнуло слишком много эмоций, чтобы в них можно было разобраться. И потом Драко прыгнул, на целых две секунды раньше нее, но газета была ближе к Гермионе, и она добралась до нее первой.

Ее сердце не могло определиться, как именно хочет покинуть тело: через горло или же выскочить из грудной клетки. Казалось важным, чтобы он не увидел статью, не понял, что она узнала… кое-что. Что его волосы этим самым утром были длиннее, и что он не носил ни цепочки, ни кольца, которые всегда были при нем, и что он не навещал свою мать. Отца.

Почему он не признался? Почему поддержал ее ложь про мать, ведь должен был знать, что газеты все равно напечатают эту историю. На фотографии он смотрел прямо в камеру, и Драко не был идиотом, пусть его поступки иногда свидетельствовали об обратном.

И почему сейчас он так старался заглянуть в газету, будто знал, что сказал что-то неправильное, но не понимал точно, что именно? Может, ей не стоило врать, чтобы проверить, распознает ли Драко ложь. Но было столько всего, что не давало покоя. Мелочи. Отчеты, что он никогда не покидает Францию, или его слова о том, что он уже очень давно не видел отца, и… и он был в курсе таких подробностей о ней, которых просто не мог знать – никто не мог. И господи, она сходила с ума.

Бумага смялась под их пальцами, и Гермиона попыталась вытащить газету, но лицо Малфоя выражало такую решимость, которую она видела в нем лишь однажды. Она крепче схватилась за бумагу и дернула, разрывая на части. Взметнула рукой и закрыла глаза, ожидая удара головой о столешницу, но крепкая мужская ладонь обхватила Гермиону за талию.

Она открыла веки, встречаясь с напряженным взглядом серых глаз, и ее дыхание сбилось. Навернулись слезы, которые Гермиона сморгнула, а в голове билась мысль, чего же она больше хочет: опровержения или подтверждения? Драко смотрел на нее так, будто Гермиона только что специально устроила в кухне пожар, и он раздумывал, что теперь сделать: встряхнуть ее, оставить или отправить в тюрьму.

– Статья… – она с трудом сглотнула. – Статья очень грубая. Не надо, чтобы ты ее читал.

Он смотрел так, будто хотел ей поверить. Отчаянно хотел поверить. И наверное, он лучше справлялся с ложью, нежели она, потому что Малфой со стоном прижался своим лбом к ее, а затем, не сдерживаясь, поцеловал. Его рот был горячим и требовательным, и что-то у Гермионы внутри дрожало и разрывалось, и когда ноги у нее подкосились, Драко лишь крепче прижал ее к себе.

15 марта 1999

Ее бедра задрожали под его руками. Кончиками пальцев он прошелся по всем ее чувствительным местам, обвел тазовые косточки, очертил живот. Она наклонилась, мимоходом коснувшись его кожи, схватилась за край рубашки и потянула ткань вверх, крепко сжимая ладони.

Малфой нагнулся, чтобы поцеловать вершину ее левой груди, прежде чем Гермиона стащила с его головы рубашку. В ворохе ткани сначала появилось его лицо, потом копна светлых волос, и вот он уже сместился, помогая стягивать рукава. Высвободив одну руку, уперся ею в кровать, стряхивая с другой ненужную одежду. Его цепочка устроилась в ложбинке ее грудей, и от этого прикосновения по ее коже побежали мурашки.

Она потянулась к украшению и притянула его ближе, чтобы лучше рассмотреть в сумраке комнаты.

– Что это?

– Кусочки вещей, – прошептал он.

– Например?

– Не надо, – резко одернул он, когда Гермиона сжала коричневый пятнистый полумесяц. – Они сдвинутся. Это… это частички вещей из моей жизни.

– Из…

– Одна подвеска – из стены Хогвартса. Другая – из часов, которые мне подарили на семнадцатилетие. А это галька с берега Азкабана, – она ощутила его дыхание на впадинке у горла, к которой он тут же прижался губами.

– А другие откуда?

– Позже.

Насколько именно позже? Она откинула голову назад и прикрыла веки, когда Малфой втянул в рот нежную кожу.

– Так они отмечают события в твоей жизни, начиная с Хогвартса и до настоящего момента?

Он улыбнулся.

– Правильно.

– Это как твоя слоновья тропа. Путешествие, которое ты предпринял, чтобы все их собрать. Или же они его символизируют.

– Часть из них, – приглушенно пробормотал он.

– А какая твоя любимая?

Он поднял голову и сглотнул, глядя на Гермиону.

– Красная.

– А какая это…

Перебив поцелуем, он вытащил из ее пальцев цепочку, которую тут же закинул себе за спину. Гермиона прижала ладони к его груди, ловя сильное и ровное сердцебиение. Его язык скользнул в ее рот, и она подхватила эту жаркую пляску. Почему-то сейчас она ощущала все намного ярче, чем обычно, и даже вибрация от его стона, вырвавшегося, когда Гермиона приподняла бедра, отозвалась в ней.