Текст книги "Слоновья тропа (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Я могу вам помочь?

Ее улыбка тоже вышла дрожащей, к тому же пришлось проморгаться, чтобы избавиться от застилающих глаза слез.

– Здравствуйте, меня зовут Гермиона. Я просто, эээ, восхищалась вашим садом, я… я только переехала в коттедж чуть дальше по дороге и подумала…

– Венделл, – представился хозяин, пожимая руку гостьи. – Проходите. Вы же из Англии? – он распахнул дверь и отступил в сторону, его улыбка стала шире.

– Вообще-то, да, – шагнув вперед, она снова улыбнулась и стащила с плеч пальто, когда мужчина протянул руку. – Благодарю.

– Не желаете чаю?

– Да! – она прочистила горло. – Ох, да, это было бы так мило. Большое спасибо.

– Великолепно, – он доброжелательно наблюдал за тем, как девушка снимает ботинки. – Позвольте познакомить вас с моей женой.

Гермионе казалось, еще чуть-чуть, и с ней случится гипервентиляция. Она двинулась за своим отцом в гостиную, по пути одернув рубашку и убедившись, что палочка надежно скрыта у бедра. Ей понадобился почти год, чтобы найти родителей, но даже этого времени было недостаточно, чтобы подготовиться к тому, что они ее не знали.

Отсутствие каких-либо членов семьи, за исключением давно ставшей чужой бабушки, казалось очень удобным, когда Гермионе потребовалось, чтобы мама с папой ее не помнили. Но это лишь делало прошлый год еще тяжелее. Складывалось ощущение, будто никто не знал, куда они делись, а расспрашивать слишком много Гермиона боялась, опасаясь, что их объявят пропавшими без вести. Какое-то время родители жили на свои сбережения, путешествуя по Австралии, пока наконец отец не начал работать в одной стоматологической клинике. Гермиона понятия не имела, как долго ей пришлось бы еще носиться по стране, не реши они все же осесть.

– Моника, это Гермиона. Гермиона, – Моника.

– Ох, Гермиона, какое чудесное имя!

– Спасибо, Ма-ника.

– Она только что переехала в Австралию из Англии и поразилась твоей работе в саду. Я пригласил девушку на чай.

– Прошу, присаживайтесь. Вы из Англии? Откуда? – отец отправился на кухню, а ее мать ей улыбалась, но совершенно незнакомой улыбкой. В глазах почти ничего не было. Со своими пациентами она казалась более искренней.

– Из разных мест. Я много переезжала в детстве. Какое-то время провела в Шотландии.

– Ох, – кивнула ее мать, и Гермиона покачала головой в ответ, попутно вытирая вспотевшие ладони о колени.

Тишина душила. Гермионе хотелось рассказать своей маме о миллионе вещей и событий, но с Моникой Вилкинс ей говорить было не о чем. Ей нужно было снять заклинание, вернуть воспоминания, но когда именно это сделать – непонятно. Она могла дождаться, пока папа вернется с чаем, а затем извиниться и отпроситься в ванную комнату, но если та расположена напротив дивана, спрятаться от глаз хозяев не удастся. Родителей можно было связать, но заклинания памяти обращать легче, когда человек расслаблен.

Может, стоит проникнуть в дом, пока они спят? Отпереть дверь магией, а сигнализацию наверняка получится вывести из строя. Но Гермиона не была уверена, сможет ли добиться результата, если они не будут бодрствовать. Она не удосужилась прочитать и проверить это. Почему не потрудилась выяснить?

– Какое-то время я провела в лагере в Лесу Дин. Я…

– Мой муж и я частенько там бывали. Замечательное место!

– Действительно. Мои родители брали меня туда несколько раз. У вас есть дети?

– Нет. И если честно, я не совсем понимаю, почему. Полагаю, наше время истекло.

Гермиона кивнула, и слова замерли у нее в горле, когда раздался стук в дверь. Она повернулась ко входу, краем глаза следя за матерью. Разочарование грозило обернуться головной болью. Она хотела покончить со всем прямо сейчас: после двух лет терпения сил подождать, пока посетитель отправится восвояси, не было.

– Я не мешаю? Я…

– Что вы! Скорей всего, это один из коллег Венделла. Он живет в паре домов от нас и время от времени забегает в гости. Венделл – стоматолог.

– Ох, я люблю стоматологов, – откликнулась Гермиона, и глаза ее матери расширились. – Эээ, они очень… Мне нравится чистить зубы.

Ее собеседница рассмеялась.

– Не часто такое услышишь. Смею заверить вас, это приятный сюрприз.

– Мои родители… – Гермиона поперхнулась и закашлялась, когда бросила взгляд в сторону дверного проема, по груди и животу потекли ледяные капли пота.

– Похоже, ваш сосед решил, что вас похитили, – проговорил ее отец. – Он выглядел очень взволнованным.

Гермиона крепко схватилась за палочку и оглядела Малфоя, пытаясь вычислить его оружие. Ничего не заметила, хотя само присутствие школьного недруга несло в себе угрозу. Она понятия не имела, что он тут делает, но то, что из всех возможных мест Малфой находился здесь, было очень, очень плохо. Ее сердце бешено колотилось, и пришлось вцепиться в край дивана, чтобы не вскочить в оборонительную стойку. Еще одно заклинание памяти, примененное к родителям, могло оказаться губительным.

Малфой ответил ей невыразительным взглядом, будто это не он только что заявился в дом ее родителей, которые жили под вымышленными именами. Ей потребовался год, чтобы их найти, – а сколько искал он? И зачем? Он что, преследовал ее? Это был какой-то план еще не пойманных Пожирателей Смерти?

– Я его не знаю.

– Гермиона, – прошептал Малфой, и ее накрыло волной гнева.

Она оглянулась на мать, но та смотрела на своего мужа, и их взгляды говорили о многом. Вставая, Гермиона натянуто улыбнулась и сжала свободную ладонь в кулак у бедра – то, как она обхватила древко, не должно было слишком выделяться.

– Я пошутила. Дайте мне одну минутку? – она не сводила глаз с Малфоя. Если он только руку поднимет, она тут же впечатает его в стену.

– Разумеется.

Она ожидала, что Малфой что-то скажет, лишь бы остаться, выболтает то, что узнал, да хотя бы ухмыльнется. Но нет, он лишь развернулся и медленно пошел к выходу – Гермиона нагнала его в конце коридора. Подождала, пока они повернут к двери и скроются из вида оставшихся в гостиной хозяев, и тут же выхватила палочку. Когда острый кончик уперся ему между лопаток, Малфой даже не дрогнул. Не сжался от страха, не обернулся, не сделал ничего, что должен сделать враг, столкнувшись с оружием своего противника. Не колеблясь, подставил ей спину.

– С тобой есть кто-то еще? – резко прошипела Гермиона, как только они вышли на крыльцо. Конечно, ее могли проклясть, но раз вокруг никого не было видно, значит, незваные гости далеко, и она сможет защитить дом.

– Нет, – можно подумать, Малфой бы сказал ей правду.

Он развернулся лицом, когда Гермиона слишком громко захлопнула дверь, но по его выражению ничего нельзя было понять. Теперь ее палочка упиралась Малфою в грудь, а он даже не дернулся, чтобы отодвинуться.

– У тебя три секунды, чтобы объяснить, что ты тут делаешь, прежде чем я тебя прокляну…

– Ты не поверишь ничему из того, что я скажу.

– Попытайся, – выдохнула Гермиона. – Ты смеешь являться…

– Ты наложила на родителей заклинание памяти, которое изменило их воспоминания за девятнадцать лет, чтобы они тебя забыли, и теперь ты одна.

Краем сознания она отметила, как открылся ее рот, и что-то заклокотало в горле. Малфой сделал шаг ей навстречу, и палочка сильнее вдавилась в его грудь. Гермиона понятия не имела, как он узнал об этом: единственные люди, кто был в курсе, – Гарри и Рон, да и они не знали всех подробностей.

– Как ты…

– Когда ты обратишь заклинание, ты…

– Почему ты…

– Они под заклинанием уже два года, но ты знаешь, что эта магия постоянна. Знаешь, что максимальный период, когда заклятие можно успешно обратить – чуть меньше года, и…

Гермиона подняла палочку и приставила ее к горлу Малфоя, дыхание убыстрялось по мере того, как внутренности в животе завязывались в узлы.

– Я…

– Я здесь, чтобы помочь.

– Ложь! Ты Драко Малфой, и если есть хоть что-то, что я о тебе знаю, так это то, что ты не делаешь ничего, что не помогает тебе. И это всегда оборачивается для меня разрушением и злом. Клянусь…

– Помогая тебе, я помогаю себе! – отчаянно прошептал он, и она подозрительно прищурилась. – Потому что ты твердолобая девица, а я гребаный идиот раз…

– А вот тут я согласна! А сейчас расскажи мне, почему…

– Если ты дашь мне хотя бы минуту, чтобы сказать, Гермиона, ты…

Почему он зовёт ее так?

– У тебя ровно одна минута, и если меня не удовлетворят…

– Тогда заткнись!

Она удивленно отпрянула, но затем снова уставилась на Малфоя, и тот поутих. Помолчал несколько секунд, затем тяжело вздохнул, вдруг резко от нее отвернувшись. Пробежался рукой по волосам, дергая себя за пряди.

– Ты…

– Я хочу помочь тебе, чтобы когда все получится, ты отплатила мне тем же. В настоящий момент я не на хорошем счету в обществе, никто больше не доверяет моему имени. Но твое содействие могло бы это исправить.

– Помощь мне в чем? И как ты выяснил…

– Мне сказал кое-кто, кто услышал об этом от…

– Мне нужны имена!

– Ты их не получишь! Черт! Ты понимаешь, что все было бы намного проще, просто делай ты каждый раз так, как я говорю?

– Что?

Он прикрыл веки, и грудь его приподнялась, так глубоко он вдохнул.

– Все пойдет плохо. Нет ни единого случая, когда бы память смогли вернуть спустя целый год, и для этого есть причина.

Он открыл глаза, в глубине его зрачков промелькнула какая-то неясная эмоция, и Гермиона задержала дыхание. Она не знала, что это, но точно не что-то злое, – никто еще никогда так на нее не смотрел.

– Это травма для мозга. Связи распадутся. Они тебя не вспомнят.

– Ты не можешь этого знать.

– Я знаю об этом лучше, чем кто-либо еще, – он стиснул челюсти. – Я это видел.

– Это было…

– То же заклинание.

– Я никому не говорила про заклинание, ты не можешь этого знать! Ты ничего не можешь знать, только если Рон или Гарри не рассказали кому-то, кто разболтал кому-то еще, и даже тогда, что, как, где…

– Я знаю! Не могу сказать, откуда! Я не должен даже… Надо дать им это до или сразу после контрзаклинания.

– Что надо…

– Зелье!

– Зелье? – Гермиона сверлила его глазами, ожидая, что вот сейчас он рассмеется, но Малфой оставался серьезным. – Ты заявляешься в дом моих родителей, пытаешься мне помочь, чтобы тебе перестали плевать в спину, а затем говоришь о зелье? И думаешь, я поверю? Всему? Ты всерьез полагаешь, что я возьму у тебя какое-то варево, дам его своим родителям? И только потому…

– Я же сказал, это надо сдел…

– Я тебе не верю!

– Зачем еще я был бы здесь? Считаешь, что хочу отравить твоих родителей, лишь бы добить тебя? Если бы я хотел этого, сделал бы так, что ты никогда бы не догадалась, кто за этим стоит, избежал бы травли и заключения в Азкабан! Если ты посмотришь с логической точки зрения…

– С логической точки зрения, ты не должен быть здесь или хоть что-то знать о произошедшем! С логической точки зрения, я все равно отправлю тебя в Азкабан, если ты сейчас…

– Зачем мне врать тебе про…

– Не знаю! Чтобы причинить им боль, причинить боль мне…

– Я уже…

– …зелье, которое, по твоим словам, предотвратит то, о чем я даже не слышала. А когда ничего не произойдет, скажешь, что оно сработало! Возможно…

– Зачем…

– Чтобы очистить свое имя! И выглядеть хорошим человек, когда на самом деле ты не…

– Тогда не заботься о моем имени! Просто дай им это чертово…

– Не дам! Я…

Она повернула голову, когда его взгляд скользнул к двери, и пропустила бы движение Малфоя, не дернись ее палочка. Гермиона отпрянула назад, когда Драко направил в ее сторону свою палочку, и швырнула в противника проклятие. Он блокировал его, но она атаковала снова и снова. Малфой умело выставлял защиту и пытался пробраться к двери.

Гермиона выбросила вперед руку и скинула врага с крыльца. Тот ударился спиной о землю и тут же перекатился в сторону, спасаясь от очередного заклинания. Через секунду уже был на ногах, и следующий луч из ее палочки попал в дерево, когда Малфой аппарировал.

С безумными видом Гермиона огляделась, крутанулась и потянула на себя входную дверь. Задержав дыхание, шагнула в дом и осторожно дошла до конца коридора. Сердце билось так сильно, что грудь болела, а голова кружилась от страха и смятения. Родители негромко переговаривались, и их голоса сливались в монотонный гул, и раз уж не раздавались крики ужаса, значит, Малфоя внутри не было. И магическое сражение, развернувшееся на крыльце, осталось незамеченным.

Действовать надо было быстро. Она не знала, вернется ли Малфой, и видели ли что-то соседи. Ей и вправду не хотелось пугать родителей аппарацией в свою квартиру перед снятием заклятия, но времени было крайне мало.

Гермиона отступила, осматривая второй вход и заглядывая в кухню. Громко сглотнула, услышав, что беседа в гостиной продолжается, и сделала шаг вперед. Кухня вела в столовую, которая выходила в еще один коридор. Гермиона повернула к гостиной, и разговор стал громче – она смогла разобрать такие слова как странный, латынь, Венделл, посмотрела на него.

Когда она добралась до комнаты, они оба сидели на диване лицом к первому коридору. Гермиона замерла в дверном проеме, не доверяя половицам, что скрипнули под ее ногами, когда она входила сюда первый раз. Сделала четыре глубоких вздоха, пытаясь замедлить биение сердца, и подняла палочку.

Заклинание далось легко. Она репетировала его столько раз, что уже давно сбилась со счета, и провела много времени, готовя себя к этому. Сейчас было проще, чем тогда, когда она накладывала первые чары. Основная трудность заключалось в знании того, что последует дальше. Но Гермиона сомневалась, что существовало хоть что-то, что родители могли ей сказать и чего она сама себе еще не говорила. И не знала, было ли нечто, что могла от них услышать и пожалеть о том, что же она натворила.

Хозяева дома сидели так тихо, что она испугалась: неужели сделала что-то не так? Единственным, что осталось во всей вселенной, была дрожь ее спертого в груди дыхания, но Гермиона могла поклясться: еще чуть-чуть и раздастся взрыв целого мира.

Вместо этого зазвучал голос, ее отец произнес:

– Господи.

Мама уронила вазу, которую взяла, чтобы поправить цветы, – она всегда возилась с растениями, когда нервничала. Эту самую вазу Гермиона трансфигурировала из маленькой стеклянной лягушки в начале третьего года обучения в Хогвартсе. Посудина разлетелась на дюжину осколков.

Отец вскочил на ноги, когда Гермиона заговорила:

– Помните, мне было восемь, и я ушла из дома в библиотеку, не предупредив никого из вас? Вы заставили меня три недели сидеть дома или ходить с вами на работу, мама плакала, и вы оба сказали мне: это оттого, что вы испугались. Сказали, что сделаете что угодно, лишь бы я была в безопасности.

Ее мать не двигалась – женщине все еще надо было повернуться, чтобы стало видно ее лицо. Отец смотрел на Гермиону так, словно не знал ее до сих пор. Комок у нее в горле был слишком большим, чтобы его проглотить, голова плыла от нахлынувших эмоций, и было лишь вопросом времени, когда из глаз потекут слезы.

– Я наложила на вас обоих заклинание памяти, чтобы вы обо мне забыли, – с напряжением продолжила она, голос на некоторых гласных срывался на всхлипы. – Шла война, я не хотела, чтобы они нашли вас или вышли на нас через вас. Я боялась. И хотела, чтобы вы были в безопасности.

– Я схожу с ума, – прошептала ее мать.

– Нет, нет, это только заклинание. Я его обратила, и то, что вы помните сейчас, – и есть правда.

Брови отца сошлись вместе, когда он наклонил голову, – напряжение в груди стало невыносимым. Он выглядел так, словно сомневался, стоит ли верить услышанному, не знал точно, его ли она дочь, – и от этого становилось невозможно дышать.

– Папа, – щеки стали мокрыми, когда Гермиона покачала головой, – папа, мне т-так жаль. Ты должен поверить мне. Я сделала то, что должна была.

Она не могла понять: слезы в его глазах – результат того, что она плохо видела сама, или же он и вправду плакал. Она отчетливо разглядела, что он отступил назад, когда она сделала шаг навстречу, и бросил взгляд на палочку в ее кулаке. Гермиона выдохнула, и палочка со стуком упала на пол, когда она подняла руки.

– Мы были… это было в гостиной в нашем доме. Я сказала вам, что выучила новое заклинание, которое может менять одежду на теле. Вы сели и позволили мне произнести его. Помните? Вы мне позволили. А следующее, что вы помните, это то, что вы Моника и Венделл, которые хотят переехать в Австралию.

– Гермиона, – ее имя прозвучало глухо, и она всхлипнула, начиная обходить диван.

– Помните Волан-де-Морта? Он охотился за Гарри, мы должны были убить его. Он мучил и уничтожал людей. Он бы сделал все возможное, чтобы найти нас. Сотворил бы с вами что угодно, – пожала плечами и трижды выдохнула, прежде чем прокричать: – Я не хотела причинить вам боль. Только не потому, что он нашел вас из-за меня, или потому, что я умерла. Это был единственны…

Губы ее отца приоткрылись, его зубы сжались, а щеки блестели. Гермиону дернули вперед за локоть, и она врезалась в папу, тяжело дыша и невнятно мыча. Вцепилась пальцами в его рубашку, а он обнял ее, и она едва ли чувствовала намокшую от слез ткань под щекой.

– Я принесу из кухни чай, – сдержанно произнесла мать.

– Это был не твой выбор. Если мы… Если бы ты не… Господи.

– Я не могла… позволить чему… слу-случиться с… вами. Это… так тяжело. Пожалуйста. Пожалуйста, про-простите меня.

Он ничего не ответил, и она снова и снова бормотала слова извинений и объяснений в его плечо.

12 июля, 2002

Гермиона моргнула и снова уставилась на обозначенную сумму заработной платы. Цифра значительно подросла с того раза, когда она впервые ее видела, – тогда в попытке склонить Гермиону на темную сторону Малфой прислал предложение в сопровождении группы милых интеллигентных людей.

– Благодаря нашим контрактам с Министерством и иностранными правительствами, мы получили тарифы на приобретение редких и контролируемых ингредиентов с большой скидкой. Наш исследовательский отдел один из крупнейших в Европе. Продукция поставляется по всему миру, а три процента прибыли идет на благотворительность, поиск лечения и профилактику заболеваний.

Гермиона просмотрела список стран, в которых распространялись препараты, квартальные отчеты о продажах, замерла над перечнем поддерживаемых благотворительных организаций и перешла к следующей папке. Она тщательно изучила информацию о компании, прежде чем вообще согласиться на встречу с людьми Малфоя, и если уж быть честной до конца, даже до того, как он попросил о разговоре. Она сотрудничала с различными организациями, и было естественным то, что она интересовалась компанией, которая медленно набирала силу.

Она полагала, что выявит что-то скандальное или подозрительное хотя бы об одном из отделов. Выяснит про темные делишки, которыми занималась фирма. Но не обнаружила ничего. Разве что дошедшее до Визенгамота разбирательство с бывшим работником, несколько обвинений и кое-какие слухи об отделе магических объектов, которые так и не нашли подтверждений. Даже сотрудники отзывались о компании очень хорошо.

– …в вашем полном распоряжении, наравне с тремя лабораториями, четырьмя складами и пятью теплицами.

– Я бы хотела осмотреть предприятие, прежде чем принимать окончательное решение, – она подняла глаза на собеседника, чей спокойный взгляд не отпускал ее с момента приветственного рукопожатия.

– Разумеется.

Она плотно сжала губы во время просмотра бюджета, который превосходил суммы всех компаний, с которыми она раньше работала. Здесь у нее была возможность чего-то добиться. Всего-то и надо было: принять факт сотрудничества с детищем Драко Малфоя.

– Почему ты хочешь, чтобы я на тебя работала, – Гермиона снова посмотрела на своего визави. – Еще одна попытка использовать меня для улучшения репутации? – она не была уверена, что теперь у него была в ней такая нужда.

Малфой вскинул бровь и переместил ладони с коленей на поверхность стола. И Гермиона порадовалась, что утром уделила больше времени тому, чтобы хорошо выглядеть, в противном случае она рисковала почувствовать себя слишком неказистой. За исключением единственной пряди, выбившейся из косого пробора с левой стороны, – да и ту она увидела лишь тогда, когда Малфой повернулся к свету, – сидящий напротив мужчина был безукоризнен. На его черной мантии не было ни соринки, ни ворсинки, чего трудновато избежать к двум часам пополудни.

– Еще одна?

– Да.

Правая бровь присоединилась к левой, и лоб прорезала морщина.

– Будьте добры уточнить, мисс Грейнджер.

Она-то думала, что он просто не станет вдаваться в подробности того давнишнего случая, а вместо этого Малфой не выказал никаких признаков того, что он об этом хотя бы помнит.

– Когда ты пришел в дом моих родителей и пытался дать мне зелье для них.

Поверхностный интерес сменился недоверием.

– Не имею понятия, о чем ты говоришь.

Гермиона смерила его внимательным взглядом и опустила руки на колени, пряча то, как крепко она стиснула ладони от раздражения.

– Ты заявился в мой дом, Малфой, и я не собиралась забывать об этом. И ты знал. Знал, что случится, – до сих пор она не могла понять, откуда.

Он пристально смотрел на нее: будто Гермиона могла превратиться в опасное чудовище, сделай он неверное движение.

– За исключением нескольких встреч в Министерстве и по делам бизнеса, я впервые вижу тебя за все эти годы. А твоих родителей не встречал со времен Хогвартса.

– Это произошло несколько лет назад, – проговорила она. – В 1999.

Малфой нахмурился.

– В 1999 я был во Франции. Я не приезжал в Англию…

– В Австралию.

Он облизал губы и взглянул на Гермиону с сомнением в ее умственных способностях. Но это же был он, ведь так? Она же не придумала? Или это стало своего рода временным помешательством, вызванным стрессом и нехваткой сна? Сигналом из космоса, что она собирается сделать ошибку? Гермиона покачала головой – растерянность Малфоя было слишком очевидной.

– Грейнджер, если ты уверена, что в то время бодрствовала, а я не явился перед тобой пьяным до невменяемого состояния, уверяю, меня там не было. В тот год я вообще не был в Австралии, или так случилось, что я об этом не помню. Не говоря уж о твоих родителях.

Кончики ее ушей горели, и она встала, стараясь унять реакцию тела, чтобы жар не распространился на лицо. Малфой тоже поднялся на ноги и потянулся к застежке на своей мантии. Он действительно выглядел так, будто не имел ни малейшего понятия о том, что она говорит. Возможно, он был великолепным лжецом, а может, тогда это был кто-то еще. Но почему посетитель выглядел как Малфой?

– Я бы хотела назначить время экскурсии, – проговорила она, собирая документы со столешницы.

– Я выделил время прямо сейчас, если ты в состоянии.

Она скосила на него глаза – его лицо опять ничего не выражало. Если ты в состоянии. Он наверняка решил, что она не в своем уме. А именно так Гермиона себя и ощущала.

– Ах, да. Мы можем заняться этим немедленно.

11 ноября, 2002

– Ты удираешь тайком как мой или их сотрудник?

Гермиона подпрыгнула, повернулась влево и уставилась на Малфоя.

– Ты что творишь? Бродишь тут в темноте, чтобы напугать людей до смерти?

– К сожалению, это не срабатывает.

– И я не удираю. Я… – Гермиона замолчала и склонила голову, разглядывая золотившуюся в свете огней мощеную камнями дорожку, – …собиралась подышать свежим воздухом.

Малфой хмыкнул и выбрался из утопающего в тени кустарника.

– Понятно.

– Да. Внутри мне стало дурно. Все эти фиолетовые огни, – ну, ты понимаешь. Это выглядит так, словно лиловые существа отплясывают странный танец… Ну или так, будто мне в напиток подлили галлюциноген.

– Или, вероятно, ты просто сумасшедшая.

– Я не думала на самом деле, что те глаза Вальбурги пялились на меня. Я только сказала, что у меня такое ощущение. Это как маггловская фотография: люди смотрят прямо в камеру, и независимо от того, где ты находишься, складывается впечатление, что они за тобой следят.

– Паранойя и галлюцинации являются признаками сумасшествия. Ты мало помогаешь себе такими объяснениями.

Она фыркнула, зашагав по булыжникам, и услышала, как Малфой двинулся за ней следом.

– Это ты такой параноик, что, споткнувшись, отрубил бы себе пальцы ног, – а все потому, что был бы убежден: они что-то замышляют против тебя и твоего чувства равновесия.

– Да ладно, Грейнджер, – протянул он, задев рукой Гермиону, когда нагнал ее и поравнялся. – Может, я и параноик, но редко занимаюсь саморазрушением.

– А разве паранойя не разрушительна?

– Как раз наоборот.

– Нет, – она тряхнула головой. – Положим, у тебя паранойя, и ты боишься гулять по вечерам в одиночестве, потому что опасаешься нападения. Значит, ты никогда не выйдешь из дома в поздний час и пропустишь все те невероятные вещи, которые могли бы с тобой случиться. Или не встретишь каких-нибудь интересных людей.

– Или избежишь участи быть убитым кем-то, кому сильно приглянулась твоя мантия, и кто лишил бы тебя возможности столкнуться с невероятными вещами и встретить интересных людей днем.

– Но ты жертвуешь всеми этими возможными прекрасными событиями только из-за того, что есть шанс случиться чему-то плохому.

– Рискуя, разве ты не жертвуешь своей безопасностью и своим потенциальным будущим?

– А если нет, не пожертвуешь ли ты миллионом вещей, которые могли бы оказаться лучше твоего потенциального будущего? Дружба, любовь, бизнес-партнеры, рост компании, великолепные воспоминания.

– Ночью? Вряд ли тебе светят стоящие встречи, кроме разве что, возможно, памятных и скоротечных контактов с женщиной. Любое подобное расширение бизнеса, вероятнее всего, станет тем, что ты никогда не захочешь придать огласке, а полученные воспоминания будут лишь вызывать желание наложить обливиэйт на всех, кто был свидетелем их появления.

– Ладно, наверное, ночное время было не самым удачным примером. Но допустим, у тебя есть потенциальный сотрудник с неоднозначными рекомендация с прошлого места работы. Он всегда выпускал отличные продукты, но компания, в которой он работал раньше, не давала ему широкий доступ, что создает впечатление о неблагонадежности этого человека…

– Учитывая ту должность, что я собирался ему предложить, вероятнее всего, я откажу, предпочтя сохранить свои секреты в тайне.

– А он пойдет в другую компанию, и создаст лекарство от… – Гермиона пожала плечами, – ну не знаю… от Крылокаменной болезни. Компания озолотится. А ты окажешься в проигрыше.

– Но все равно сохраню все свои секреты.

– И упустишь миллионы! Не говоря уж о репутации, уважении, наградах и инвесторах. Что же за тайны ты скрываешь, если потеря таких возможностей того стоит?

Его бровь поползла вверх, а уголок рта дернулся, когда он посмотрел в ее прищуренные глаза.

– Всё дело в риске, жертве и выгоде. Я не собираюсь рисковать жизнью ради ночной интрижки – хотя вполне уверен в своей способности защитить себя, чтобы не бояться ходить в одиночестве, – и не собираюсь ставить под угрозу свои секреты, лишь бы получить побольше того, что и так у меня есть. Доверие – решающий фактор, когда ты даешь кому-либо власть над собой.

– Так…

– Если отличный зельевар взрывает по несколько котлов в день, я просто усилю охранные чары – пусть продолжает в том же духе. Потенциальная выгода стоит нескольких котлов. Но рисковать и жертвовать собой? Нет.

– Но ты все равно кое-что упускаешь для себя. Чего-то не получаешь, а значит, что-то теряешь. Компания, создавшая лекарство, приобретет то, что могло бы достаться тебе: станет уважаемой, достигнет более значимого положения, начнет продавать больше тебя, и ты лишишься денег и клиентов. Так что в некотором роде ты жертвуешь собой.

– Но потери не так плохи, как возможные убытки. У всего есть своя цена. Всегда приходится чем-то жертвовать. Нужно понимать, готов ли ты заплатить обозначенную цену до того, как воспользуешься возможностью, если же нет – ты просто отступаешь.

Гермиона фыркнула и проследила взглядом за сорвавшимся с губ облаком пара, – они как раз вышли на освещенный участок.

– Так вот почему ты не заводишь отношения? – она взглянула на Малфоя, когда тот повернулся. – Если дело обернется плохо, ты пожертвуешь собой.

– Отношения? Ты чем-то жертвуешь независимо от того, хорошо идут дела или плохо. Отношения построены на жертвовании.

– А разве они не построены на приобретении? Неужели то, что ты можешь получить, не стоит риска потенциальной потери?

– Это поэтому ты их заводишь? – он ухмыльнулся, а она метнула в его сторону быстрый взгляд.

– А кто сказал, что нет?

– Ты лицезреешь стены лаборатории так же часто, как я – обстановку своего кабинета.

– Может быть, работа не входит в число тех вещей, которыми я готова поступиться.

– И поэтому ты не заводишь отношения? – он сделал шаг в сторону, когда Гермиона с явным желанием наступить ему на ногу оглядела его ботинок.

– Думаю, я просто еще не встретила человека, ради которого могла бы принести такую жертву. Но я ничего не имею против самой идеи.

– Ну что ж, ясно.

– А ты, значит, готов рисковать в отношениях, когда потенциальная выгода превышает потенциальные потери?

– Как я уже сказал десять минут назад. Полагаю, потребуется какое-то время, чтобы с головой…

– Но это то, чего ты хочешь. В этом не всегда есть смысл, у тебя может не быть выбора. Просто раз! – и ты жаждешь этого, не в силах не пойти следом. Или случается нечто, что вынуждает тебя сделать выбор, пусть даже ты потеряешь намного больше, последовав за желаемым.

– Я не буду возражать, но это не имеет никакого отношения к моей паранойе. Здесь же речь лишь о том, как влипнуть без единого шанса на спасение.

– Точно, твоя паранойя. Так дело было в соотношении риска, жертвы и выгоды, когда твоя ассистентка подала тебе в среду чай левой рукой, а ты немедленно связался с отделом проклятий и заклинаний, чтобы выяснить скрытые способы распознавания Оборотного зелья?

– Совпадение.

– Ну да, ну да. А потом ты подозрительно и даже как-то жестко уставился на ее руку, а ее затылок все это время…

– Кажется, мы дошли до границы, – прервал он, останавливаясь и поворачиваясь к Гермионе лицом.

– Неужели? Судя по предыдущим разговорам, мне казалось, граница проходит где-то около…

Уголки его губ чуть изогнулись, и он кивнул чему-то за ее спиной.

– Границы здания. Чары замкнуты в кольцо, которое заканчивается около вон той статуи, которую мы миновали пару минут назад. Это защищает от непрошенных проникновений.

– Ох, – она оглянулась, выискивая взглядом замершую в отдалении скульптуру.

– У тебя приглашение с собой? Если да, то мы можем вернуться на вечеринку.

Гермиона подтянула к себе сумку, отличная зная, что бумажный квадратик внутри, но при этом понимая, что возвращаться назад точно не хочет. Она уже была на пути к выходу, когда Малфой так бесцеремонно прервал ее попытку потихоньку убраться.