Текст книги "Гордость и возбуждение (СИ)"
Автор книги: Eva Rouse
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
– В первый раз с девственником. Ты обалденный, Мартин, – шепчет Адам.
Обдает не хуже холодного душа. Ему ведь все равно, что первый раз со мной, был бы другой девственник – было бы тоже самое.
– Пусти, пожалуйста, – начинаю слабо сопротивляться, еще не полностью веря своим выводам.
Адам трется щекой о коленку.
– Почему, малыш? – хмурится. – Что опять не так?
На мгновение мне кажется, что я ошибся, что я нужен ему. Именно я, а не просто девственник, не галочка в послужном списке. И я уже хотел было сказать, что ничего, что просто занервничал, как огромный черный кот моей тети запрыгнул на кровать и зашипел. Я знал, что он не кинется, Смоль меня любит, и даже Адама бы не тронул, но он был тут. А это давало время признать, что я все же прав.
– Все хорошо, просто он умеет открывать двери и голоден, – улыбаюсь, кивком указывая на кота. – Он не отстанет, дай мне одну минуту.
Адам с недовольной усталой миной отпускает, и Смоль послушно бредет за мной на кухню: его миска полна корма, и я просто прислоняюсь спиной к стене. Кот запрыгивает на стол и смотрит в глаза.
– Знаю, я тоже это знаю, не только ты. Хочу убедиться, – достаю прозрачную банку с фасолью и вытаскиваю амулет, Смоль качает головой. – И да, я знаю, ты все расскажешь своей хозяйке, но я должен знать наверняка.
Из полочки с ножами достаю стилет из почерневшего от старости серебра и, уколов палец, капаю кровью на амулет. Итак, теперь у меня есть три вопроса, на которые Адам ответит правду, и даже не вспомнит, что я их задавал. Возвращаюсь в спальню в сопровождении Смоли и с порога спрашиваю:
– Я для тебя просто девственник, первый в твоей жизни?
– Ты девственник, конечно, но мне нравишься. Что тебя не устраивает? – Адам мотнул головой. – Черт, в ушах звенит. Идем в постель уже, а?
Встаю коленями на постель, тянусь к его губам и тихо спрашиваю:
– А ты меня любишь? – трачу сразу и второй и третий вопрос: – У тебя есть кто-то кроме меня?
– Я никого не люблю, я в любовь вообще не верю, но ты хороший, Мартин, – притягивает к себе за плечи. – У меня никого нет, ты бы узнал.
Я подаюсь, тянусь за ним, позволяя уложить себя на постель, мысли хаотично сменяют друг друга. Я не знаю, хватит ли мне этого, а если хватит, сколько еще продлятся наши отношения? Только внутри щемящей болью звенит страх потереть Адама. Глупо, насколько же это глупо, никто и никогда не будет ко мне относиться и вполовину так же как Адам, только мне этого мало. Странно, может, это проклятие моего рода, всегда быть одиночками? Даже хорошо, что на мне все закончится, что я последний. Решение приходит резко, с осознанием того простого факта, что я люблю его, но одиночество предпочтительней, особенно теперь, когда я знаю ответы.
Не зря мне тетя твердила раз за разом, что неумело использованная магия приносит только беды. Не зная, я бы пусть и сомневался, но остался бы с ним столько, сколько смог бы, а потом Адам бы ушел, забирая у меня магию, делая обычным. Обычным и одиноким. Навсегда. Это та цена, которую платят все в нашем роду за возможность колдовать – семья получается только с первым, кого пустишь в постель или уже не с кем.
– Адам, остановись и уходи. Все кончено, – ровно и твердо произношу я.
– Ты чего удумал? Мартин, ты опять за свое?! Я так не могу: то хочешь, то не хочешь. Иди, блять, на ромашке погадай! Задолбал уже! – вскакивает с кровати Адам, быстро обувается и хватает рюкзак. У дверей он все же оборачивается. – Почему так, Мартин? Почему у нас не вышло? Мы ведь старались…
Адам потеряно смотрит на меня и уходит, хлопнув дверью.
Смоль с легким осуждением смотрит на то, как я пью, сидя на полу кухни. Затем, вздохнув, залезает на тумбочку и вытаскивает из ящика бутылку с настойкой валерианы. Пить вдвоем веселее, Смоль внимательно слушает и сочувственно мяукает. На столе валялась визитка Шона и кот зачем-то скидывает ее и принимается грызть.
– Эй! Оставь визитку, Смоль, если ты отравишься, Франческа меня убьет!
Кот послушно выплевывает, и я, повертев визитку в руках, решаю набрать номер Шона.
– Привет, это Мартин, я хотел перед тобой извиниться за тот… За шутку с номером.
– Привет. Не думал, что услышу тебя. Ты разве не должен быть со своим парнем, а не звонить всяким психам?
– А я не думал, когда звонил, – я пьяно хихикнул и так же весело добавил: – Да и не должен я никому и ничего, а парня уже нет.
– Эй, Мартин, что стряслось? – его голос потеплел, в нем забота и тревога. – Поговори со мной.
– Да не о чем особо, Смоль отстань, а? Тебе валерьянки хватит! – обрываю поползновения кота достать очередную бутылочку. – Расстались, такое тоже бывает. Пью тут себе… Заметь, не один, с котом, но тот уже готов. В стельку.
Мне от чего-то становится весело, и я начинаю смеяться, вещи взлетают, со своих мест, и я зажимаю рот ладонью. Посуда, с приготовленным и разложенным по тарелкам ужином, падает на пол. Мда…
– Мартин, ты живой? Ты там не упал? Я слышал шум… Давай, приеду, подменю твоего собутыльника.
– Не надо, тетя смену кота сразу заметит! – сообщаю нервно. – Я живой, так… просто посуды меньше стало. Не намного.
– Я могу быть неприметным, как черный кот в темной комнате. Или давай сам выходи, покатаемся по городу, отвезу тебя на холм. Можно будет на вечерний город посмотреть. Покажу свое место, где люблю посидеть, подумать. Соглашайся, Мартин.
Ковыряю ногтем осколок тарелки.
– А к черту, ладно, – называю улицу и номер дома. – Можешь заехать, если хочешь.
Сбрасываю звонок и с трудом поднимаюсь, идти сложно, приходится держаться за стены, но я специально выхожу сразу, чтобы чуть протрезветь и дойти до того дома, номер которого назвал.
Вот черт, смотрю на здание закрытой на ночь школы и тихо фыркаю. Здорово, я даже не понял, какой адрес назвал.
Шон появляется на удивление быстро, бентли мигает фарами. Псих улыбается и открывает для меня дверь.
– Любишь темные пустынные здания или так сильно меня опасаешься? Учитывая, что мы поедем в место, где никого не будет, мухлевать с адресом странно.
Кажется, Шон обиделся.
– Ха… Я тут учился последние два года, вот адрес в пьяном сознании и всплыл. Да и тетя… Я редко кому говорю, где живу, так удобнее и безопаснее, – залезаю в машину и добавляю: – Не обижайся, даже мой босс адреса не знает.
– Человек-секрет, а ты интересный, – протягивает шоколадный батончик. – Держи и не грусти больше. Дети должны улыбаться.
Шон наклоняется, пристегивает ремень безопасности. Его туалетная вода приятно пахнет.
– Спасибо, конечно, но я не ребенок, мне даже пить в баре можно, правда, все время требуют документы, – тяжело вздыхаю, принюхиваясь. – Вкусно пахнешь.
– Рози с отпуска привезла. Хочешь сказать, тебе есть двадцать один?
– Двадцать два, – гордо заявляю я. – Но тетя меня взрослым не считает…
– М-да, а выглядишь ребенок-ребенком, – хмыкает. Тыкает в панель, проверяет климат-контроль и включает спокойную музыку. – Тебе тепло? Хочешь, подремли, нам сорок минут ехать.
– Если я засну, то ты меня уже до утра не разбудишь, останусь спать в машине, – улыбаюсь. – Рози – это твоя бывшая, нынешняя или следующая жена?
– Рози домработница. Она привносит в мою жизнь уют и порядок, а еще вкусную домашнюю еду, – облизывается. – Кстати, на заднем сиденье пирожки с яблоками. Не должны были испортиться, они в термопакете. Рози пекла, а я пока в свободном плаванье.
Перегибаюсь, ловлю пакет и тяну к себе.
– Вкусно, – признаю я, откусив кусок, – только странно. Тетя всюду травки добавляет, я уже привык за семь лет к их вкусу. А с чего ты вдруг после четырех жен на парней переключился?
Машина вильнула на дороге, но Шон удерживает.
– Если честно, я не знаю, что со мной. Все время о тебе думаю с той первой встречи.
– Эм… – я пытаюсь найти слова, но сразу не выходит. – Я, вроде, на девушку не похож, да и не красавец. Не представляю, чего тебя на мне заклинило.
– Непохож, потому и нелегко. Не представляю, как ухаживать за парнем, – вздох. Шон сворачивает с магистрали, еще немного, и мы приедем на место.
Смеюсь и отворачиваюсь к окну, тихо возражая:
– Не уверен, что за парнями вообще нужно ухаживать, по крайней мере, за мной. Оно того не стоит.
– От чего? Лично я другого мнения и хотел бы узнать тебя получше, – спокойно признает Шон. – Значит, ты живешь с котом и тетей. А родители в другом городе остались?
– Можно и так сказать, – поворачиваюсь, улыбаясь. – Я у тети с пятнадцати лет живу. У нас в семье есть… Генетическое отклонение, скажем так. Моей маме повезло, как и бабушке. Франческа мне не совсем тетя, она сестра моей бабушки. В подростковом возрасте у меня стали проявляться симптомы этого отклонения. Папа даже не знал, что с его единственным сыном может быть подобное, он был в шоке, – я нервно хихикаю, вспомнив. – У него случилась паническая атака. А мама… Мама понимала, что мне нужно учиться с этим жить, а они не справятся. Если не знать, что с этим делать, то умереть я, конечно, не умру, но качество жизни будет не самым лучшим. Вначале я переехал к тете просто от того, что она с этим всю жизнь живет, и могла научить меня. А потом… Мои родители живут в городке с пятью тысячами жителей, так что университета там нет. Получу образование и вернусь домой, – тяжело вздыхаю от такой перспективы.
– М, никогда не слышал о подобном. Во всяком случае, твоя болезнь не смертельна, и это уже хорошо, – Шон паркуется и выключает фары. Как только свет гаснет, город у наших ног еще ярче вспыхивает огнями. – А как за тобой тогда ухаживать?
Шон не отступает и это приятно льстит.
– Не болезнь, – чуть морщу нос, – генетическая особенность. Болезнью это не назовешь, весьма специфическая штука.
Открываю двери и выхожу на свежий воздух, и только тогда оборачиваюсь и все же отвечаю на вопрос:
– Не знаю, никто и не пробывал.
– А я бы хотел, – Шон открывает багажник и приносит два пледа. Первый расстилает на капоте, второй протягивает мне. – Ты сам как? Полегчало?
– Ага, – сажусь на капот и кутаюсь в плед, затем смотрю на Шона, ехидно улыбаясь, и спрашиваю: – А с чего ты взял, что ухаживать нужно за мной? Может, обычно я ухаживаю и в постели чистый актив? Или тебе такое в голову не приходило?
Шон замирает, как-то сникает и невесело усмехается.
– Черт, действительно не приходило. И что, правда, только сверху? Вот часть про ухаживание мне понравилась, не отказался бы, – подмигивает Шон.
Усмехаюсь и смотрю на город. Он красив ночью: море огней, словно стая светлячков, кто-то сидит на месте, а кто-то куда-то спешит.
– То есть, про ухаживание тебе понравилось, а вот снизу быть не хочется?
– Пока меня такой вариант шокирует, но ухаживай за мной в любое время. Я люблю клубнику, Терри Пратчетта и массаж.
Я не выдерживаю и весело смеюсь.
– Почему шокирует? Я тоже мужчина, так что такой вариант вполне возможен. Хотя, если честно, мне пассивная роль ближе.
Шон облегченно выдыхает, но молчит. Хорошо, а то мне показалось, будто он уже все решил и не сомневается в своей победе. В том, что добьется взаимности.
– Ты, наверное, считаешь меня старым для себя? – спрашивает неожиданно.
– Эм… Я не рассматривал тебя как возможного парня, уж прости Шон, но я не искал Адаму замену и сейчас… – я невольно замолкаю, пытаясь взять себя в руки. – И сейчас не ищу. Просто пустая квартира с пьяным котом… Это немного не то, что я хотел видеть. А сколько тебе лет?
Шон, тихо фыркнув, обнимает меня за плечи.
– Мужчина не бывает старым, мужчина бывает бедным, – патетично замечает он. – Тогда мы просто смотрим на город, Мартин.
– Для того, чтобы смотреть на город, не старый от того, что богатый, мужчина, твои руки вовсе не должны быть на моих плечах. А серьезно, сколько тебе лет? – не выдерживаю я, мне действительно любопытно. Понимаю, что ему тридцать с чем-то, но сейчас мне интересно, сколько там этого «с чем-то»?
– Тридцать один исполнилось в этом месяце, – вздыхает Шон и все же убирает руки. Странно, он словно такой же жадный до меня, как Адам, но куда более сдержанный. – Думаешь, много?
– Нет. Не так уж и много, – рассматриваю город перед собой. Он успокаивает, и чуть насмешливо, забавляясь с Шона, спрашиваю: – А сколько ты думал мне лет?
Мне нравится задавать этот вопрос, никто лет с семнадцати не дает мне столько, сколько есть на самом деле.
– Шестнадцать. Думал, получил права или времянку и на карманные расходы зарабатываешь.
– Так ты, оказывается, педофил, – ухмыляюсь я. – Если бы мне было шестнадцать, ты был бы почти в два раза меня старше, – невольно смеюсь, а потом резко затыкаюсь, смотрю на небо: так и есть – полнолуние. – За городом звезды видно лучше, хотя в моем родном городке они все равно ярче.
– Ты бы знал, сколько я тобой гружусь, – хмыкает. – Та красивый, знаешь об этом? После того, как тебя увидел, у меня на других даже не стоит. Специально проверял.
– С этого места поподробнее, – отвлекаюсь я. – Это как же ты проверял? В смысле… Тебе же девушки нравятся, значит, на них-то должен реагировать…
– Угу, я так и подумал, вот только при попытке минета сразу после нашей встречи, мой «дружок» даже не показывается.
Я качаю головой, посмеиваясь.
– М-да, не повезло. Только еще не ясно: тебе не повезло или мне. Я так понимаю, отделаться от тебя мне будет непросто?
– Очень. Более того, я надеюсь, желание отделаться от меня пропадет, и мы будем жить долго и счастливо, потому что вопрос потенции меня очень волнует, но гаснет из страха, что оттолкнешь меня насовсем. И тогда я точно не буду знать, что делать.
Я замираю, осмысливая сказанное, а потом вспоминаю, что и как говорил Адам. Слова, может, и хорошие, но это все равно слова. Хотя… Есть реальный шанс отделаться от своей девственности, от своей магии, и от своих дебильных надежд на то, что у меня кто-то в жизни будет.
– Понятно, – улыбаюсь. – Я так и подозревал, еще когда вез тебе второй букет, что ты псих, и ты оправдываешь свое высокое звание. Ты же ничего обо мне не знаешь, о каком «долго и счастливо» идет речь?
Шон серьезно смотрит на меня, взгляд тяжелый, давящий.
– В том-то и дело. Это мои чувства, душевный порыв. Мозг же тихо сошел с ума и теперь ломится сквозь черепушку в попытке удрать.
Шон ложится на капоте, забрасывает руки за голову. Полы пиджака разошлись, черная водолазка прижалась к внушительным мышцам. «Красив как бог» приходит на ум прозаичное. Причем, бог исключительно скандинавский – воинственный.
Сидеть и смотреть в открытую на Шона не могу, и не смотреть тоже не выходит, ложусь рядом, гляжу на звезды и пытаюсь вспомнить, как называются созвездия.
– Когда я был маленьким, мы с мамой выбирались на крышу, папа об этом не знал, лежали и смотрели, и мама рассказывала легенды о звездах.
– Здорово, я бы и сам послушал легенды. Мне нравится смотреть на звезды, но я, скорее, думаю о делах. Или просто думаю. Мысли текут, а я им не мешаю, – Шон поворачивается ко мне и неожиданно спрашивает. – А ты в магию веришь?
Я ошалело на него смотрю. Нет, блин, не верю, только посуду кот моет, постель сама себя заправляет, а свечки вечно ставлю у окна, просто для красоты, а не от плохих снов. Ты что, ни разу! Вот и ветки ивы на собственную метлу не собираю каждое новолуние по одной с ивы с перекрестка. Но это все я ему не сказажу, просто коротко отделываюсь:
– Верю. А ты?
Шон молчит.
– Начинаю. Сначала тягу к тебе валил на проклятье. Думал, одна из бывших жен или подружек, имена которых я не помню, решила отомстить, – вздох. – Но сейчас мне даже нравится странная симпатия. Хотя она жутко нервирует.
– Чем нервирует? – тянусь и незаметно снимаю с плеча его волосок.
В чем-то он прав, нужно проверить. Правда, сам я не справлюсь, придется тетю подождать. Почему у него такие хорошие волосы? Если найти еще один волосок, то можно будет вначале самому попробовать. Теорию я знаю.
– Тем, что есть нечто мне не понятное и приятное одновременно. Не люблю не знать, – легко признает и пододвигается ближе. – А как ты понял, что гей?
– О, это было легко. У нас в школе был потрясающе красивый тренер по футболу, так что уже лет в тринадцать я начал подозревать, что рассматриваю его не просто так. Потом пытался отрицать, даже с девочкой полгода встречался, но… Потом мне стало не до этого, – чуть дом не спалил, но тебе этого знать не стоит, Шон. – А осознал свои порывы уже у тети.
Шон недолго молчит.
– Видимо, в твоем возрасте это проще. В моем, скорее, странно, но заморачиваться не хочется. Будем собираться, быстро холодает, а я мерзлявый.
Но вставать и не собирается, Шон совсем близко ко мне. И я не поднимаюсь, рассматриваю звезды и думаю о чем-то своем. Только пледом накрываю и Шона.
– Не знаю, я уже привык, даже родителям и тете давно сознался. Родители легко приняли, а у Франчески были сложности. Не с ориентацией, она бесилась, что род прервется, и детей у меня не будет. Не знаю, меня это скорее радует. Есть вещи, через которые я бы не хотел, чтобы проходили мои дети или внуки.
Закрываю глаза и вспоминаю, как злясь на отца, орал на него, и вдруг все кругом вспыхнуло, опалив жаром.
– У тебя щеки порозовели. Ты не заболел?
Ладонь на лбу приятно холодит кожу.
– Нет, просто кое-что вспомнил, – открываю глаза и улыбаюсь, а перед глазами все еще горит кухня и отец, который накидывает на меня свою рубашку и вытаскивает из огня, а затем садится у дома и начинает задыхаться, держась за сердце. И в эту минуту чувствую, как кто-то в лесу отзывается и пытается приятным теплом успокоить. – Только не сейчас… – простонал я вслух и резко сел. – Нам нужно уезжать. Подбросишь меня домой?
Мой фамильяр отозвался, и я за ним съезжу, но потом, объяснять Шону, почему лось, например, вышел на поляну и идет к нам, и почему я хочу его прихватить домой, мне не улыбается. Я так надеялся, что это будет кот или собака! Но если лес… Только не лось, Духи Жизни, пусть это будет не лось!
– Ложись! – Шон опрокидывает меня на капот, закрывая собой. Хлопанье крыльев, скрежет металла. Крупный беркут царапает когтями крышу машины, Шон пытается отогнать его, махая пледом.
Ругаюсь и перехватываю плед, выползаю вперед, закрывая собой птицу.
– Ты что! Они – вымирающий вид! – поворачиваюсь к фамильяру и тихо говорю. – Ты красивый и своеобразный и ты точно не лось, что радует. Можно?
Протягиваю ладонь и осторожно ерошу перья на груди. В данный момент мне нужно закрепить связь, а уж потом буду думать, что сказать Шону. Птица резко и несильно бьет крылом по руке, когда я вытаскиваю одно перышко, показывая, что принимаю.
– Не тронь этот птичий грипп! – кричит Шон.
– Не дрейфь, он здоровый, честное слово, – улыбаюсь я, мягко исследуя пальцами мощный клюв, птица принимает гордую позу, и я подставляю ему руку, намотав на нее плед, чтобы он когтями не вспорол мне кожу. – Вот теперь мне точно нужно домой. Отвезешь нас или нам пешком идти? – сразу даю понять, что фамильяра не оставлю.
– Погоди, – вскидывает руки Шон. – Ты хочешь засунуть эту птицу в мою машину? На нас только что спикировал беркут. Ночью! А ты берешь его с собой. Мартин, что за хрень?
– Он явно одомашнен, как попугай, – «попугайчик» раскрыл крылья, демонстрируя мне, насколько он хорош. – Видимо, выкинули, наигравшись, вот он и спикировал, увидев машину. Он погибнет в лесу! – интересно, моя ложь хоть правдоподобна?
Шон протягивает руку, и чудом успевает отдернуть прежде, чем беркут сломает ему палец.
– Что-то я сомневаюсь в его домашнем происхождении.
– А я нет! – В доказательство целую фамильяра в клюв, тот довольно жмурится. – С чего иначе ему сидеть у меня на руке. Знаешь, а он тяжелый!
Шон хмурится.
– Садись на заднее сиденье, если эта штука махнет крылом, боюсь нырнуть в кювет.
– Это не штука, это девочка, для мальчика она слишком крупная. Красивая, сильная, умная девочка. Как тебя назвать, малышка? М? «Диана» в честь богини охоты? Тебе нравится? – спускаюсь с капота, и Диана открывает крылья, балансируя, а я не могу от нее отвести взгляда.
Шон с опаской обходит нас, открывает заднюю дверь.
Мы едем быстро, такое чувство, словно Шон спешит избавиться от нас. Больше не говорим, Шон притормаживает у школы.
– Куда дальше?
– Один поворот налево и останови у дома, увитого плющом. Он там один такой, – улыбаюсь чуть грустно. Оказывается, чтобы избавится от ухажера, достаточно взять в руки птицу. К черту их всех! У меня есть фамильяр и дома ждет пьяный кот. Жизнь удалась.
– Хорошо, – Шон следует указаниям и через пару минут я у дома.
Я дергаю за крючок, а дверь не поддается, кидаю взгляд на Шона, и Диана поддерживает меня громким клекотом.
– Ты двери заблокировал… – натянуто улыбаюсь.
– Прости, задумался, – блокировка снимается. – Мартин, ты ведь не удерешь сейчас навсегда?
Вздрагиваю и смотрю на него, не понимая.
– Шон, сейчас это сложнее сделать. Ты знаешь, где я учусь, где живу, мой номер мобильного. Я все понимаю, но менять из-за тебя место жительства и универ не хочу. А если серьезно… То спасибо, мне сегодня совсем не улыбалось быть в одиночестве.
Шон выходит и открывает передо мной дверцу.
– Тогда я бы еще составил компанию тебе, твоей новой подружке, да и пьяные коты мне нравятся. Правда, с животными я не особо лажу. У меня даже рыбки дохнут, осталась всего одна золотая.
Устало прикрываю глаза. Так… Смоль осколки точно убрал, перед приходом Адама все странные предметы я попрятал.
– Если хочешь, можешь зайти, я тебя кофе налью или чай. У меня даже ужин остался, правда, он остыл давно, – пожимаю плечами и строго предупреждаю: – Но при условии, что ты мне больше двери открывать не будешь.
Диана с любопытством смотрит на дом.
– Третий этаж, второе окно слева, сядешь на подоконник, я тебя впущу, – шепчу ей.
Шон провожает беркута взглядом, принимая все молча. Как-то странно… Лучше бы он спрашивал, а я бы придумывал небылицы. Так проще. Так привычней.
– Я голодный, так что пошли.
В квартире тихо, и я на мгновение думаю, что Смоль лег спать, но черный кот тут же выходит нас встречать. С осуждением взглянув на меня, трется о ноги. Я же сбегаю впускать Диану.
– Я сейчас, Смоль тебя в гостиную проведет! – решаю добить Шона. – Если хорошо попросишь, то он и кофе сделает.
Кот выразительно на меня смотрит и крутит лапой у виска, показываю им язык и ухожу.
========== Часть 3 ==========
Шон
Я думал я странный. Увидеть Мартина и побыть с ним – замечательно подействовало на мое душевное равновесие. Я смог успокоиться. Тревога, терзавшая меня последние дни, улеглась, и я решаю плыть по течению. В гостиную вошел сам, черный кот только путался под ногами, мешая. Я раза два почти споткнулся. Диван удобный и мягкий, пара кресел, журнальный столик. Видна кухонная стойка в проеме арки. Обычная обстановка обычной квартиры в малоэтажке. Довольно уютно и чисто.
Кот сидит в кресло и смотрит на меня со спокойным любопытством. Затем в комнату влетает беркут и только через пару минут заходит Мартин с подносом. На нем кофейник и тарелки с ужином. Парень то ли нервничает, то ли просто выглядит рассеянным. Он ставит поднос и садится в кресло напротив.
Я разливаю кофе по чашкам и пересаживаюсь на подлокотник, глажу Мартина по голове.
– Выдохни, Мартин, все будет хорошо. Я ни о чем не спрашиваю, ты мне сам расскажешь, когда будешь готов, – говорю ему. – Но мне уже любопытно. Знаешь, беркут удивляет.
– Диана? Чем? Обычный беркут, – Мартин улыбается и смотрит, как птица переступает по спинке кресла. – Не думаю, что ты готов принять то, что я могу сказать.
Вздыхаю и утыкаюсь в чашку, таскаю печенье с тарелки и ни о чем не говорю.
– Ты на меня злишься? – спрашивает Мартин.
– Нет.
Мальчишка довольно мил, он нервничает, только сам не понимает отчего. Опускает глаза, и тихо добавляет:
– Я не могу ничего объяснить, просто не могу.
– Мартин, я и не требую, – глажу по спине. Так приятно его касаться, внутри тепло разливается. Словно открыл рождественский подарок, а там именно то, о чем мечтал весь год. Сердце замирает.
– Тогда не смотри на меня так, словно я сжег твой дом и съел твою бабушку, – говорит устало. – Я иногда и не знаю, что из моих действий и слов выглядит странно.
– Ты что-то скрываешь, и это очевидно. Не рассказываешь, а в твоих глазах вина и сожаление. Будь мы парой, я бы решил, что ты мне изменил и теперь боишься признаться, – улыбаюсь и пересаживаюсь в кресло к Мартину, тесня его, и мой член мгновенно реагирует. Я вскакиваю, едва кофе не облившись.
– Ты чего? – настораживается Мартин. – Что произошло? Такое чувство, что тебя током ударило.
– Почти, – улыбаюсь. Я в брюках, он может заметить. – Пожалуй, пойду. Спасибо за кофе, спокойной ночи. Если что – звони.
Мартин удивленно на меня смотрит и тихо говорит:
– Ну, пока… – в голосе слышится разочарование, и он опускает взгляд, сдавленно ойкает и уже твердо добавляет, явно поняв причину заминки: – Тебе, и правда, пора.
Меня пробирает смех. Вот оно – лучшее средство от внепланового стояка.
– Одно прикосновение и я готов. Только не издевайся и лучше молчи. Как на счет еще одной встречи?
Мартин хитро улыбается, и глаза на мгновение становятся почти изумрудными.
– Ладно, только это будет не встреча, а свидание. Приглашаю тебя я, плачу тоже я, и веду куда захочу…
Мартин едва сдерживает смех.
– А в завершении, имеешь меня, как захочешь? Пусть будет свидание, но заеду за тобой я, – подмигиваю.
– Сам заеду, – Мартин непреклонен. – А в завершение отвезу тебя домой.
Любопытно.
– Почему ты хочешь все контролировать? – подхожу ближе.
– Я? Контролировать? Не в этом дело, – он озорно и как-то по-детски предвкушающее на меня смотрит. – Просто ломаю твои стереотипы.
– А я уж подумал, что играешь на моих нервах, – хватаю Мартина и притягиваю к себе. Крепко обнимаю, не позволяя отстраниться.
– Эй! – возмущается и начинает меня отпихивать, Диана взлетает со спинки кресла и садится ему на плечо. Еще мгновение, и птица броситься защищать.
– Когти, – непроизвольно шиплю на птицу. Внутри вспыхивает ревность, объятия крепнут. Мартин пугается, а я чувствую его настроение, как свое. – Прости, не знаю, почему не смог устоять.
– Пусти, – требует он, и от его тона по спине пробегает холодок, словно кто-то смотрит на затылок через прицел снайперской винтовки. – Диана, на кресло.
Птица взлетает, и на плече быстро появляются темнеющие красные пятна. Когти вспороли не только рубашку, но и кожу парня.
– Мартин, маленький… – оттягиваю ворот рубашки, – дай посмотреть.
– Я не маленький, – похоже, он начинает серьезно злиться, зыркнув на птицу. Та притихла. – А сеанс бесплатного стриптиза я планировал только завтра, ну да ладно, – вдруг хитро улыбается и спокойно снимает рубашку, вытирает ею кровь, но та выступает снова. Кот спрыгивает и убегает, я не успеваю толком и рассмотреть странной татуировки на предплечье, как кот возвращается, таща за собой аптечку.
– Ты его дрессируешь? Умница, черненький, – открываю аптечку, беру вату и перекись водорода. Когти оцарапали кожу, но выглядит несерьезно. – Не ожидал увидеть тату, ты производишь впечатление тихони. А что за стриптиз?
Стараюсь загладить вину, помочь хотя бы рану обработать.
– Смоль – тетин любимец, а дрессирует он себя сам. Мне его даже гладить можно только по утрам, с шести до шести тридцати, иначе царапается, – Мартин ухмыляется. – Я и есть тихоня. А тату… Так, попытка подросткового протеста, – он закрывает тату ладонью и не убирает ее. – Про стриптиз не скажу. Зачем пугать раньше времени?
– Голым торсом? Да у меня опять эрекция, ты бредишь. Что рисунок значит?
Вытираю кровь, обрабатываю ранки и наклеиваю на них специальный пластырь.
– Не рисунок, просто стилизованная надпись. Ничего не значит, завтра рассмотришь, если захочешь. Хм, а кто сказал, что голым торсом? – он смотрит, чуть щурится и явно забавляется. – И мне тебя даже жалко, если честно.
– Мартин, – наверно он старается заинтриговать, накалить обстановку. Вот только я и так вспыхну как спичка и без бензина. – Пожалуйста, не играй со мной. Мне так не нравится.
Отхожу от него, отворачиваясь. Следует уйти, а лучше – сбежать.
– Прости, – доносится тихое. – Такой план провалил, ну да ладно, ты же не виноват, и отыгрываться на тебе я не имею права. Извини, я просто… Просто устал.
Слышу, как он подходит, осторожно кладет ладонь мне на плечо и чуть сжимает пальцы.
– Ладно, я не буду с тобой играть, договорились. Сауна отменяется, свожу тебя в дельфинарий, закрытый. Хочешь с дельфинами поплавать? Франческа там дрессировщиком работает, так что и меня всегда видеть рады.
Неожиданно. Я испытываю сильную симпатию к Мартину, но веду себя как с женщиной. Привык, что мои бывшие жены пытались мной помыкать и так до тех пор, пока мое терпение не лопалось. Его трюки напомнили их дурачество. Оборачиваюсь, Мартин уже в рубашке, к сожалению.
– Ты извини. Я воспринял все как заигрывание, но не уверен, что ты готов к последствиям. Понятное дело, что я тебя хочу. Кидать меня наедине с собственным желанием немножко нечестно. Правда ведь?
– Нечестно, – смотрит внимательно. – Просто в какой-то степени мне хочется и… Не знаю, отомстить Адаму, узнать что-то, – отводит взгляд и качает головой. – Это все равно не повод обращаться с тобой так. Прости.
– Я старый и ленивый, я привык выяснять все на месте. Что случилось у тебя с Адамом? Ты напряжен и потерян, не знаю как, но совершенно точно знаю, что твои мысли запутаны, – беру его за ладонь.
– Ты старый и ленивый и тебе не понять! – насмешливо отвечает Мартин. – Ничего, так бывает, я приписывал ему то, чего не было. Например, чувства к себе. Как-то неприятно было узнать, что это совсем не так, и у него просто… Ладно, я опять перегибаю палку, он далеко неплохой человек, только не мой.
Мартин опять не договаривает, словно защищаясь от меня. Опускаюсь на одно колено и прикасаюсь губами к запястью, начинаю медленно целовать сантиметр за сантиметром. Он смотрит ошарашено и даже не сразу заговаривает.
– Что ты делаешь? – голос хриплый, сдавленный.
– Стараюсь понять, что тебе нужно, – шепчу и веду языком выше, к локтю.
Он шумно вдыхает и начинает ругаться.
– Встань с колена, пожалуйста, Шон, ну пожалуйста.
– Твои действия говорят сами за себя, – улыбаюсь и трусь щекой о руку. Ладонь скользит по бедру, и я чувствую, насколько напряжен Мартин.
Он подается вперед, прижимаясь бедром к плечу.
– Мало ли о чем говорят действия… Ты очень красив и чертовски сексуален, как, по-твоему, должен реагировать мой организм на тебя, а?
Делаю вид, что задумался.
– Наверно так же, как мой сейчас, – поднимаюсь, ведя ладонями, оглаживая бока. Наклоняюсь к лицу Мартина. – Скажи мне только одно: хочешь продолжить?
– Да, – выдыхает он и зарывается пальцами в волосы, притягивая мое лицо к своему, собираясь поцеловать. И не подумаю отказывать. Губы сухие, чуть жесткие, но очень и очень приятные. Я словно в засуху воду нашел.
