Текст книги "Так идут к звёздам (СИ)"

Автор книги: ElizabethMurr

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Это правда? – спросила девушка, судорожно хватая ртом воздух. Его в комнате вдруг стало как-то подозрительно мало. – То, что я все-таки попробовал клубничный милкшейк? – начал парень, как всегда включив в себе зазнайку, – та еще дрянь, но вполне себе ничего. Сладкий такой... Клубничный... – Джагги!! – Ладно-ладно, да, это правда. Я люблю тебя, Бетти Купер, – сглатывая, произнес Джагхед, его нервы были натянуты, как гитарные струны. Ее ответ значил для парня всё. – Бетти? – произнес он после минуты молчания. Девушка была слишком шокирована, чтобы ответить. Одно дело увидеть на бумаге, и совершенно другое услышать, как он это произносит. – Д-да, да, – промямлила девушка, в уголках глаз собрались слезы, и она зажмурила глаза, проронив каплю слез счастья, – я люблю тебя, Джагхед Джонс Третий. Произнести: «Я тоже люблю тебя», было бы не кстати. Фраза прозвучала бы как одолжение, и Бетти не хотела, чтобы парень так подумал. Сейчас оба находились на седьмом небе от счастья. Наконец они признались друг другу, и их больше не отдаляли громоздкой стеной тайны. Эти самые стены были разрушены в тот же момент, как Элизабет произнесла заветные три слова. ========== Акварель. ========== Комментарий к Акварель. **Соулмейт**. Знаю, что тема с цветами заезженная, но я просто ногти грызла – безумно хотелось написать нечто эдакое. В детстве Элизабет наслаждалась яркими переплетениями оттенков радуги, сливающимися в огромный водопад греющих душу тонов, разбивающийся в карусели цветного калейдоскопа красок. Она обожала пылающие красным тлеющие рассветы и закаты, топящие солнце в лилово-розовых пунцовых, таких кучеряво-воздушных и легких, как сладкая вата или взбитые сливки облаках. Уходя за горизонт, солнце оставляет после себя невероятной красоты полосы, что образуют причудливые линии, расплывчатые и неясные, словно нарисованные акварелью, сочетающие в себе невероятно гармонируюшую теплую гамму красок – от тускло-желтого и ярко-оранжевого, до розового бархатистого и успокающего нежно-голубого. Бетти нравилось по ночам наблюдать за мириадами лимонного цвета звезд и молочным серпом месяца, поблескивающими на набесном куполе иссиня-черного цвета, словно волшебные искусные украшения кудесницы-судьбы, так прекрасно распределяющей свою палитру. Ей нравился этот лимонный цвет, сначала горький и кислый, а потом чуточку сладкий. Элизабет помнила, какого цвета солнце, так похожее на сыр Чеддер цветом слоновой кости, нежного кремового оттенка желтого. Она, впрочем, любила все цвета, но однажды, в один из прекрасных летних деньков, когда гравий нагревался под греющим солнцем, а воздух наполнял легкие запахом с нотками мускатного ореха и топлёного молока, глаза поразила внезапная резь, словно вкраплениями миллионов тонюсеньких незримых иголок. Голова тогда разболелась не на шутку, а весь мир вдруг потерял четкие очертания, размываясь и беспорядочно пошатываясь, точно под действием землетрясения. И когда она открыла глаза, всё вокруг приобрело лишь пепельно-черный антрацитовый с вкраплениями аквамарина цвет. Элизабет было десять. Всё потеряло краски. С того самого дня она забыла свои любимые цвета. Никакого броского клубнично-красного; никакого ярко-апельсинового; никакого сочно-зеленого, как кисло-сладкое яблоко – карандаши этих цветов всегда заканчивались в наборе первыми. Но сейчас не было совсем никакого. Только бесконечная чернь с отливом василькового цвета. Ощущение было непривычным, словно иллюзия, сжигающим изнутри, дотла. Девочка посчитала произошедшее дефектом или недоразумением, которое мама обязательно исправит, быстро перечеркнув, сводя все ее страхи на нет. С ужасно испуганным видом Бетти побежала к Элис в надежде, что по крайней мере та сможет дать ей ответы, но мама лишь метнула на нее презренный взгляд и промолчала, а Элизабет так и осталась жить в сумасшедших догадках. Ответов у Бетти не было, как и чернил, чтобы заново заполнить жизнь краской. Элис Купер не хотела делиться с дочерью правдой, ведь на сто процентов была уверена в своей правоте. А именно, она считала, что Элизабет не стоит отвлекаться на такие вещи и всерьез заняться учебой. Естественно, муж ее всегда поддерживал, ведь смысла спорить с Элис не находил, а потому, когда дочь втайне от матери задала отцу тот же вопрос, он не ответил, лишь понуро опустив голову, с сожалением. Со временем Бетти начала догадываться, что не у одной нее в жизни произошел такой внезапный сдвиг, ведь у всех её одноклассников мир тоже изменил цвета – ей приходилось узнавать подробности из случайно услышанных где-нибудь разговоров, потому что по какой-то неясной причине никто ей этого не рассказывал. В двенадцать она уже знала, что по достижении десятилетнего возраста у каждого человека происходило то же, что и с ней самой. Жизнь внезапно приобретала всего два цвета – не считая многочисленных оттенков каждого из этих цветов. Первый олицетворял цвет волос твоего соулмейта, а второй цвет его глаз. Сначала вся эта безумная система до чертиков пугала девушку, ведь постоянная тоска по любимым цветам никогда не покидала ее, но с годами она начала привыкать к этому мраку густой ночи. Конечно, для девушки, искренне преданной яркой палитре красок, такие изменения казались чересчур грубыми и несправедливыми. Видеть все в темных тонах было так же больно, как получить ранение в сердце ножом. Возможно, даже больнее. То же самое, что падать с высокого здания – невероятно долго и до холода в позвоночнике страшно. И Бетти больше не могла без слез описать цвета лета или точно сказать какого окраса листься осенью. Солнце и трава стали серыми. Как и вся ее жизнь. Когда Бетти влюбилась в Арчи Эндрюса, ей постоянно приходилось плакать по ночам, предаваясь мыслям об этом прекрасном парне. Она понимала, что он не её соулмейт, потому что сам парень в ее глазах был в черно-белых цветах, и будь он ее судьбой, Бетти непременно различила бы его черные, как крыло ворона волосы и синие, как океан глаза. Арчи был не её соулмейтом. Такой факт убивал её и тянул ко дну тяжким грузом. Девушка знала, что если даже у нее с Арчи могли завязаться какие-то отношения, то её жизнь навсегда потеряла бы последние два цвета, и уже никогда вновь не приобрела ни одного. Так получилось, что люди покорно стояли на коленях перед этой глупой системой, но ничего поделать не могли. Эту власть не свергнуть. И если целуешь своего соулмейта – в душе появляется восхитительное чувство взрыва миллионов фейерверков, непременно разноцветных и искрящихся. Что-то среднее между ощущением бабочек в животе и приятным холодком по всему телу, сопровождаемым щекочущими мурашками. Если же целуешь человека, который тебе не подходит – перед глазами навсегда остаются скудные черно-белые цвета, постоянно мешающиеся в грязно-серый. Бетти терзали самые угнетающие чувства, о существовании которых она даже не догадывалась прежде, и девушка шла по замкнутому кругу, сходя с ума. Гнев, обида, тоска, разбитость и, наконец, безразличие – именно в таком порядке, всегда, не меняя ни единого звена в цепи, дабы не нарушать идеально построенный жизнью план по ее разрушению. Желание снова видеть яркие цвета стало ее утопией. *** Джагхед любил темные оттенки сколько себя помнил. Небо цвета индиго ночью, за пару часов перед восходом; глубины бушующего океана и безжалостный шторм, во время которого всё вокруг мешается в тот же черный цвет, сливаясь воедино – и небо, и земля; цвет густого наваристого черного кофе, такого же горького, как и его жизнь. Джагхед любил все черное. И когда однажды его глаза болезненно защипало, а на разрезе глаз рефлекторно собрались слезы от чувства, будто песка насыпали; когда он вновь открыл глаза, всё вокруг исказилось, как в кривом зеркале, стало белого, как день, с отливом изумрудного, точно свежескошенная трава цвета. Других цветов он больше никогда не видел, и от постоянной раздражающей белезны у него порой болела голова, накаляясь до тысячеградусной температуры. Нещадный испепеляющий свет преследовал его всюду. Джагхед считал эту систему несправедливой, неправильной и ужасно глупой. Каждый день, стоило ему открыть глаза, он видел белизну, после которой стоило ему закрыть глаза, появлялись кучи мигающих пятнышек, все тех же зеленых и белых цветов. Эти пятна были колкими, как коротко стриженный газон и рябящими, как экран телевизора в непогоду, и болезненно-слепящими, но точно не разноцветными, как в детстве. От постоянного света он терялся в пространстве, порой натыкаясь на какие-то предметы, и оттого лишь больше злился. Парню была безразлична судьба его половинки, ведь все это казалось ему ненужным мусором, навязчиво засевшим в его жизни. Он не хотел подыгрывать, не хотел даже пытаться начать поиски, а потому лишь обрекал себя на вечные пытки, непременно зеленого цвета с белыми переливами и отблесками. Белый, которого он так отчаянно избегал и зеленый, который казался ядовито-кислым и химическим, стали его постоянными спутниками. И когда Джагхеду приходилось наблюдать, как Арчи Эндрюс знакомится с Вероникой Лодж; как вновь начинает радоваться жизни, Джагхед только проклинал свою собственную жизнь. Когда друг начинал ему живописно, в красках описывать каждый цвет по отдельности, Джагхеду хотелось поскорее утопиться. Он не привык даже в двенадцать. Чувство неприязни ко всему съедало его изнутри. *** Это произошло, когда обоим исполнилось шестнадцать. Джагхед проводил свой ярко-белый с зеленой тенью вечер в забегаловке «Pop's». Все подростки Ривердейла отлично знают это место, но для Джагхеда оно стало роднее дома. Мало кто знает, насколько непередоваемо волшебна здесь атмосфера, создаваемая сливающимся свечением синего и красного цветов от вывесок в стиле ретро. Знают только те немногие, кто уже нашел свою пару, в том числе Арчи Эндрюс. Может, Джагхед не видел всех цветов, зато запах свежеиспеченных бургеров и картошки фри его точно привлекал. Здесь он часто увлекался написанием очередного романа, запивая свою горечь двойной порцией кофе, не разбавленного совсем ничем. Так было вдвойне горько. Так он восполнял недостаток черного. Но однажды все вывернулось наизнанку. За его столик присела девушка с дружелюбной белоснежной улыбкой – уж это он точно видел, но взгляд выше ее губ он почему-то не поднял. Не происходило ровным счетом ничего, пока взгляд Джагхеда был прикован к своему ноутбуку. Не происходило ничего, до того момента, пока она не заговорила: – Привет, меня зовут Бетти, – устав ждать, произнесла Бетти, и от такой внезапности он едва не вздрогнул. Голос девушки был мелодичным и приторно-сладким, но впервые такой переизбыток сахара его не насторожил. – Джагхед, – представился юноша холодным безразличным тоном, скрывая от Бетти и то, что она его умудрилась заинтересовать, и то, что он боялся посмотреть на нее, – ты что-то хотела? – А-а, я, да-а, ты сидел один, такой грустный, и я п-подумала, что могла бы... – запинаясь, выдавила блондинка, неуверенность в ее сердце разрасталась с каждой секундой. Девушка пыталась разглядеть парня получше, но с такого ракурса его глаз было совсем не видно. Джагхед точно нарочито скрывал от нее радужки своих глаз, а любопытсво внутри нее стало неимоверно сильным. Какая-то львиная доля Бетти была точно уверена, что его глаза окажутся такими же черно-белыми, как и у многих других парней, но та малая часть надежды внутри молила ее все-таки проверить. Она точно была уверена, что присела за этот столик только лишь для того, чтобы немного приподнять настроение этого угнетенного парня, хотя раньше Бетти такого не испытывала по отношению к другим людям. Цвет волос Джагхеда отлично угадывался, ведь именно такой она могла различать помимо черного, белого и синего. Дымчато-черные с легким синеватым переливом локоны выглядывали из-под шапки, причудливо спадая на его глаза, и в Бетти разгорелось непередоваемо сильное непреодолимое желание убрать мешающую прядку, но это, очевидно, со стороны выглядело бы глупо. Молчание введенной в раздумья Бетти заставило Джагхеда все-таки взглянуть на девушку, потому что он не любил, когда его намеренно игнорируют. Раз. Изумрудно-зеленый цвет цветущей летней зелени встречается с небесно-голубым, подернутым аквамариновой дымкой. Цвета смешиваются и происходит тот самый взрыв фейерверков, и если кому-то для такого космического эффекта требовался поцелуй, – им было достаточно одного взгляда. Два. Элизабет увидела, как все стремительно обретало краски. Солнце за окнами стало такого же ярко-бананового цвета. Деревья больше не были черными, и сердце забило барабанной дробью в ушах, а глаза напротив показались намного ярче. У Джагхеда закружилась голова от этого пьянящего восторга и страха, липкой прохладной струйкой протекающего вдоль позвоночника. Перед глазами больше не рябил белый с примесью зеленого, и парень с радостью обнаружил, что синие и красные цвета в кафе ему воистину нравятся. Три. Они наконец видят всю сказочно огромную палитру цветов, огромный ассортимент оттенков и красочных переливов. Мир в их блестящих от восторга глазах закружился мириадами цветов и красок, словно фениксом восстав из пепла страданий. Родственные души нашли друг друга. Поцелуй им не потребовался. Стало быть, какое-то чудесное исключение совершила судьба. – Вау, – произнес парень, тяжело вздохнув, теперь на его лице играла улыбка. Раньше Джагхед никогда не улыбался. – Вау, – почти параллельно вторил ему голос девушки, настолько же восхищенной, как и он сам. Ей пришлось напомнить себе, что нужно дышать. Это чувство захватило Бетти с головой, пленяя. Это было обыкновенной системой. Все по той же постоянной схеме, если не учесть, что эффект был произведен гораздо более простым путем. Спросите, как сделать из кого-то безвольную куклу, обреченную подчиняться тебе? Сначала даруйте ему нечто ценное, что будет дороже любых алмазов. А потом между делом, ненавязчиво, между строк возвратите, добавив в качестве любимой карамельной конфетки какой-нибудь приятный бонус. Так получилось, что если бы Бетти и Джагхед сейчас брезгливо отвергли друг друга, с отвращением помахав на прощанье ручкой, – никаких красок им больше не пришлось бы увидеть. Но с этого взгляда началась их чудесная история, и по какой-то счастливой случайности оба почувствовали искру, пробежавшую по телам обоих при встрече взглядов. Теперь они навсегда останутся художниками своей жизни. Судьба, равнодушно рисующая на витражном холсте жизни, утопая в бесчисленном количестве набросков и эскизов, вновь пролила акварель, навсегда сплетая жизни Бетти и Джагхеда радужными нитями. Не уследила и без собственного желания, сама о том не догадываясь, создала произведение искусства. Удачно пролила акварель. ========== Созвездия. ========== Комментарий к Созвездия. **AU** с незаменимыми составляющими одного сложного механизма: пылающие лимонным огненные шары, бесконечно-темные просторы манящего космоса и парень-мечтатель с трепетно-нежной улыбкой и разбитым сердцем. Всем волшебства, да побольше. (ﾉ>ω<)ﾉ :｡･:*:･ﾟ’★,｡･:*:･ﾟ’☆ «Над головой созвездия мигают. И руки сами тянутся К огню... Как страшно мне, что люди привыкают, Открыв глаза, не удивляться дню.» *** Она – его са­мая же­лан­ная звез­да, за­те­ряв­ша­яся на ноч­ном не­бе уже дав­ным дав­но. Он ис­кал её. Джагхед любил лежать ночью на сырой после дождя свежескошенной траве, покрытой многочисленными прозрачными каплями росы, похожими на маленькие блестящие бусинки, красиво отражающие звездное мерцание. Закладывал руки за голову, в качестве подушки; вдыхал природные ароматы свежести леса с многочисленными примесями запахов хвои и шишек, мха и влажной почвы, легкой прохлады и спокойствия; с блаженной улыбкой разглядывал небесное покрывало различных оттенков синего и черного, усыпанного мириадами самых различных, совершенно непохожих и обязательно по-своему особенных звезд. Одни находились ему блеклыми и тусклыми, почти незаметными, а другие яркими и крупными, тут же бросающимися в глаза, словно драгоценные алмазы.