Текст книги "Уроки любви (СИ)"

Автор книги: Elis-King

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

  – А я и не лгу, Борис Николаевич, а если вы уверены в обратном, то зачем меня допрашиваете?

  – Не лжете, значит. Хорошо, я надеялся, что до этого дело не дойдет, но, судя по всему, вам нравится доводить все до крайностей,– он на минуту умолк, включая свой компьютер, что-то сосредоточенно искал в нем, а через некоторое время уставился на меня с торжествующей ухмылкой, жестом приглашая обойти стол. Я послушно встала, обогнула стол и остановилась рядом с директором, смотрящим на монитор. Я тоже туда посмотрела... В страшном сне не видела ничего ужасней, то есть я ЭТО уже видела, но не в директора, что стало своеобразным довершением финальной стадии моего шока. ЭТО, к слову, было знакомыми мне фотографиями, к коим прилагался еще и текст, содержание которого я как раз начала изучать. Кто же меня так сильно ненавидит, что готов развернуть целый скандал вокруг нашей школы? А главное, из-за чего? Просто потому, что человек помог мне?

  – Вам знакомы эти фото?– последнее слово он вымолвил как ругательство, странно, но я его понимала.

  – Да. Я уже видела их,– ответила я настолько безэмоционально, что застала врасплох не только Бориса Николаевича, но и себя.

  – Отлично, вам показывал их Олег?– одна я заметила, что он назвал математика по имени и без полагающегося отчества? Или это уловка? Что же, если и так, то явно не состоявшаяся, потому что сдаваться не в моих правилах.

  – Да, мне показал их Олег Станиславович, он же и ввел меня в курс происходящего.

  – Любопытно... очень. Вы можете идти на занятия. И да, вот еще что... обо всем, что вам известно, лучше помалкивать, вам ясно?

  – Да, директор. До свидания,– я обернулась и стремительно вышла из кабинета, заглушая этим ответ Бориса Николаевича.

   Как оказалось секунду спустя, этот день обещал стать днем сюрпризов...

  Урок 12: отдайся ощущениям, затми голос разума, но так, чтобы не выдать себя.

 В приемной меня действительно ждал сюрприз, причем весьма своеобразный, ибо заключался вот в чем: на диване, расположенном здесь же, сидел Олег Станиславович и... Еще пару часов назад я бы назвала сидящего рядом с учителем парня незнакомцем, однако сделать это теперь не представлялось возможным, потому что я знала его, пусть это знание не давало мне ни малейшего представления о том, кто он, и как его зовут, в конце концов, но мне было знакомо это лицо. Именно оно нависало надо мной в парке недалеко от школы, когда мы вместе рухнули на землю. Забыть его за столь краткий срок было невозможно, но напрягло меня совсем не это, а скорее то, почему парень так мило беседует с моим учителем? Они знакомы?

  Все изменилось, едва оба обратили на меня свои взгляды, ощутимо различные между собой. Если в глазах паренька я прочла ясно выраженное удивление, то глаза учителя выдавали его с ног до головы, говоря мне, что он чувствует облегчение. Правда, не было понятно из-за чего, но уже одно это отдавало теплотой по всему телу, так, что еще чуть-чуть и я готова была взмыть в воздух. Из состояния легкого транса меня вывело радостное:

  – Ей, здравствуй, не знал, что ты здесь учишься! Кстати, я Ник.

  – Лиза,– на автомате выговорила я, но почему-то сразу же посмотрела в сторону застывшего от такого поворота событий Олега Станиславовича. Теперь в его глазах читалось непонимание. Увидев этот недоуменный взгляд, брошенный сначала на Ника, потом на меня, я напрочь забыла о том, что тоже чего-то не понимаю, и решила кое-что прояснить для очистки совести:

  – Мы с Ником столкнулись сегодня утром, он куда-то спешил и поэтому не сразу меня заметил, а когда все-таки увидел, было уже поздно,– и выразительный взгляд на учителя, как бы демонстрирующий, что так все и было.

  – Ну да, я ее сшиб с пути, но не волнуйся, дядя, не намеренно. Ну все, я к папе, потом как-нибудь увидимся,– с этими словами Ник скрылся за дверью кабинета директора, а я осталась стоять, потрясенно глядя ему вслед, пытаясь переварить услышанное. '...я к папе...' – это он имел ввиду директора? Да, круто, ничего не скажешь, но добило меня не это, а его 'дядя', обращенное к математику. Хотелось незамедлительно узнать, что кроет под собой это обращение, но мне не пришлось долго ломать голову, потому как учитель стремительно встал, подошел ближе и тихо произнес:

  – Это не родной сын Бориса Николаевича, приемный. Славный малый, и я для него тоже как дядя, хотя таковым и не являюсь. Пойдемте, мне нужно с вами поговорить.

  Я молча проследовала за Олегом Станиславовичем, на ходу обдумывая его слова. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, потом зашли в пустой кабинет математики, который тут же был заперт на ключ. После этой, уже стандартной, процедуры, учитель повернулся ко мне и хмуро спросил:

  – О чем вы говорили с Борисом Николаевичем?

  – О том же, полагаю, о чем и вы с ним. Он мне показывал электронное письмо, я даже прочитала то, что там написано. Вы не находите, что клоуны вышли из-под контроля?– наверное это звучало по-хамски, но при воспоминании о состоявшемся разговоре с директором, на меня разом накатили возмущение, злость и дикая ненависть к тому, кто все это затеял.

  – Я знаю, о чем ты думаешь, но поверь, мы обязательно поймаем виновника всех бед. Я предлагаю начать прямо сегодня... Вы согласны?

  Я не нашлась, что ответить, ведь не предполагала, что его план возымеет действие на следующий же день, после того, как был составлен. Но от меня ждали положительного ответа и я видела это в нетерпеливом постукивании пальцев, в горящих от возбуждения глазах, однако я должна была ему рассказать о том, что слышала утром. Конечно, это рискованно, ведь я не знаю наверняка, имеет ли Марина причастность к этому делу, но рассказать стоит и я чувствовала это, каким-то внутренним чутьем, что-ли:

  – Олег Станиславович, послушайте, мне надо рассказать вам нечто очень важное. Видите ли, за достоверность этой информации я ручаться не могу, но я сочла ее подозрительной, вот и решила, что вам лучше обо всем узнать,– я неотрывно смотрела куда-то в пол, но на последнем слове не выдержала и взглянула на учителя, который, похоже, уже приготовился внимать моему рассказу. Что поразило, так это то, что мои слова значимы для него, что он воспринимает их всерьез и готов выслушать все, что я скажу, даже не осознавая, что тем самым стремительно завоевывает мое доверие. И я доверяла ему, так, как никому ранее, не считая родителей.

  – Сегодня я подслушала мобильный разговор одной девушки из моего класса, она говорила о шантаже, о том, что сомневается, нужно ли так поступать, и еще добавила вот это: "...тем более, если учесть кого мы собираемся шантажировать", а потом она сказала, что отправила то, о чем ее просили, но анонимно, так что никто ничего не узнает. Насколько я поняла, ее собеседником был парень, но она не называла его имени.

  Ответом мне было молчаливое раздумье, проступившее на его лице и длившееся ровно столько, сколько требуется, чтобы вновь начать разглядывать деревянные доски в кабинете.

  – Николай Борисович как раз вызвал мастера, который бы вычислил отправителя, и я сомневаюсь, что мы не сможем узнать его электронный адрес, но обращаться в полицию директор не намерен, по крайней мере на протяжении двух дней, за которые мы с вами и постараемся саморучно поймать этого шантажиста. Но как зовут ту девушку?

  – Марина Крушнова, дочь местного владельца двух супермаркетов в центре города, но вы сами понимаете, что обвинить ее в чем-то, основываясь на мои слова – не получится, а если спросить, с кем она разговаривала – вряд ли ответит.

  – Мы пока что оставим это, тем более, учитывая твою неуверенность, сложно будет предпринимать какие-либо действия. Но что с моим предложением?

  Я окончательно потупилась, не в состоянии отвести глаз с подошв собственных ботинок, так и стояла, прислонившись к дверному косяку. Дальнейшее было либо плодом моего взыгравшего воображения, что означало бы проблемы с психическим здоровьем, либо мир сошел с ума, и все перевернулось вверх дном. Но какое бы объяснение я не придумывала, все равно не смогу докопаться до истинных мотивов, руководящих Олегом Станиславовичем в тот момент, когда его губы, неизвестно как оказавшиеся в дюйме от моих, бережно накрыли их в легком, невесомом поцелуе. Поцелуй не был требовательным, страстным, нет, куда лучше будет назвать его умиротворяющим, таким, что заставляет забыться, забыть кто ты, где ты, и в каком временном пространстве находишься. Я закрыла глаза, погружаясь в омут с головой, и где-то на краешку сознания ощущая как дрожат руки.

  Жаль, что все закончилось так же неожиданно, как и началось. Он просто отстранился от меня, а я почувствовала, что потеряла надежную опору и защиту, окутывающую мою душу секунду назад. Однако, пелена сладострастия очень скоро опустилась, и я, с трудом сопротивляясь, так как шок понемногу отходил, открыла для себя четкое осознание произошедшего. Судя с того, какое выражение сейчас царило на лице учителя, легко можно было догадаться, что его состояние ничем не лучше. Я быстро отвернулась к двери, понимая, что не выдержу этого пронизывающего, какого-то нового взгляда на себе, не смогу ответить на него как подобает. А как подобает? Разве сейчас мы должны принимать во внимание условности, которые сами же и нарушили? Нет смысла что-то объяснять, что-либо говорить, умнее всего просто уйти, и позволить каждому из нас обдумать все наедине.

  – Посмотри на меня,– в его интонации мне почудились нежные нотки, какие еще никогда не проскальзывали в наших разговорах. Что это? Моя фантазия, или не утаенная реальность? Что?

  – Мне надо уходить... у меня урок и... прошу, выпустите меня отсюда,– мой голос дрогнул, не сумела скрыть волнения и была в полушаге от того, чтобы выпустить наружу захлестывающие внутри эмоции. Я не могу посмотреть ему в глаза, не могу и точка.

  Дышать становилось все труднее, и если я пробуду здесь еще хотя бы пять минут – не факт, что не задохнусь. Хвала небесам, Олег Станиславович это каким-то чудом понял и поспешил открыть дверь. За это я была вдвойне благодарна все тем же небесам, потому что он больше ничего не сказал, раскрыв настежь дверь, без лишних слов позволил мне уйти. Я не ушла, я выбежала из кабинета, и, не оглядываясь туда, где вероятно стоял учитель, побежала куда-то подальше отсюда, минуя заинтересованные взгляды школьников и придирчивые учителей. Побежала, не раздумывая о том, куда бегу. Наверное, от самой себя...

  Урок 13: хорошие друзья рядом – первый ключ для решения проблемы.

  

Бежала я долго. Очень. Остановилась только когда добежала до самого отдаленного места в школьном дворе. Туда, где никого не обнаружилось вовсе не по счастливому стечению обстоятельств, а банально оттого, что все ученики давно разбрелись по классам, тем самим, отреагировав, в отличие от меня, на прозвеневший звонок. Туда, где мне никто не сможет помешать. Тот факт, что я прогуливаю – а это случалось со мной крайне редко, меня не сильно волновал, да и вообще было трудно думать о чем-то ином, кроме произошедшего в кабинете Олега Станиславовича. Удивительно, но именно о таком поцелуе я всегда и мечтала. Нет, в качестве того, на кого будет возложена эта ответственная миссия, не обязательно должен был выступать мой учитель математики, такого и в мыслях не было... до сегодняшнего дня. Но сам поцелуй! Он представлялся мне именно таким – нежным, невесомым, заставляющим парить в облаках, в чем-то осторожным и бережным. Словом, такого поцелуя ждет каждая девушка от своего любимого. Не просто парня, нет, любимого – того, в ком можно быть уверенной, кому можно верить и не боятся, что вера будет утрачена, кого можно любить и быть искренней в своей любви. И такого поцелуя хотела я. Я ждала его от Саши, но, хоть мы и целовались, причем много раз, его поцелуи были совсем иного рода. Он не любил меня до конца, а может и не думал о том, чтобы любить, пользуясь мной, как временной игрушкой, которую без зазрения совести выбросил бы на помойку, вдоволь наигравшись. К счастью, я не позволила ему этого сделать, и впредь не позволю никому, у кого в планах окажутся те же намерения, что порою проскальзывали в его глазах.

  Вот я получила этот заветный поцелуй, и что дальше? Как видеться с учителем? Как смотреть ему в глаза? И хоть умом я понимаю, что виновен он, а не я, так как поцеловал меня он, но, боюсь, не сумею при встрече поднять взгляд выше его подбородка. А это уже плохо, очень плохо, потому что видеться мы будем, и не только в стенах школы, но и за ее пределами, а как тогда не смотреть на него? Еще подумает, что я сильно зацикливаюсь на событиях. А я не зацикливаюсь, просто не воспринимаю сегодняшнее происшествие как нечто обыденное, не думаю, что этим веду себя по-детски. Хотя, кто знает, как это выглядит со стороны, в любом случае, я была несказанно рада, что сегодня удастся избежать еще одного похода в математический кабинет, но завтра... До завтра еще уйма времени, за которое я постараюсь убедить саму себя, что ничего сверхъестественного не произошло, и нужно продолжать ходить на его занятия, пытаться понять учебный материал и как-то решать проблему с шантажом. Боже, о чем я говорю? Если мне и получится выполнить все выше перечисленное, то лишь приложив громадные усилия воли, коих у меня не числилось в запасе, а потому...

  И тут я заметила приближавшуюся ко мне фигуру. Из-за плохого зрения я практически не различала, парень это или девушка, но по мере приближения, все-таки поняла, что парень. Я мгновенно опустилась на деревянную скамью, которую все это время попросту игнорировала. Неужели это Олег Станиславович? Что он скажет? Обойдется общепринятым: "Это было ошибкой, о которой никто не должен знать", или придумает что-то по-оригинальнее? Я не вынесу, если его слова будут сводится к этому, просто не выдержу и... И я увидела Ника.

  Ввиду того, что никого видеть я не хотела, его появлению тоже не сильно обрадовалась. Ну почему меня не могут оставить в покое? Что это так трудно? Однако, Ник не виноват, что у меня нет настроения, поэтому пришлось быстренько вытереть подступившие слезы и изобразить на лице подобие приветливой улыбки. Знаю, вышло не ахти, потому как парень сначала скривился, а потом как-то встревоженно глянул на не в меру "жизнерадостную" меня. Заключение было следующим:

  – Ты что плакала? Тебя кто-то обидел?

  Обидел? Ну это как сказать. Скажем так: воплотил в жизнь мою давнюю мечту, но не рассчитал последствий всего этого. Если такое можно назвать "обидел", то да – обидел, и сильно. Но вслух я, конечно же, сказала не это, а то, что наиболее подходило к ситуации:

  – Плакала? Нет, ты что, все хорошо. Правда,– видя, что он мне не верит, решила обратить разговор в безопасное русло:

  – Ты здесь учишься? Спрашиваю, потому что никогда раньше тебя не видела.

  – Нет, но как бы да. Видишь ли, до этого времени, пока я жил с мамой в Италии, я учился там, а теперь, когда вернулся, планирую закончить обучение в этой школе.

  – Классно, а в каком ты классе?

  – 11. Но тут я смотрю у вас 2 одиннадцатые класса, еще не знаю, в каком именно буду учится.

  Я дар речи потеряла. То есть, получается, что он может учится со мной в одном классе? Совершив легкий подсчет и обратившись к теории вероятности, я поняла, что вероятность этого события составляет 50 % из 100. И опять эта математика! Еще немного, и я точно сойду с ума...

  – А ты?

  – А? Что прости?

  Парень весело улыбнулся, открыто потешаясь над моей рассеянностью.

  – В каком ты классе?

  – 11. 11-А.

  – Ничего себе совпадение, но теперь я хотя бы знаю, какой одиннадцатый мне нравится больше.

  Я не могла не принять эту реплику, как комплимент в свой адрес, и поэтому смущенно улыбнувшись, сказала то, что действительно думала:

  – Будет здорово, если мы станем одноклассниками.

  – Ага.

  Он присел рядом на скамью и как-то слишком серьезно посмотрел на меня. Мне этот взгляд изначально не понравился, а последующий за ним вопрос, тем более:

  – Почему ты не на занятиях? Если уж совсем честно, то ты не похожа на прогульщицу, так что стряслось? Расскажи, и возможно я смогу чем-нибудь помочь, но... настаивать не буду, особенно когда это что-то личное.

  – Ты прав, это личное, прости,– я была тронута его заботой, но откровенничать не собиралась, а если учесть, что мы вообще едва знакомы, то мое нежелание делится подробностями из личной жизни, оправдывало себя.

  – Нет, это ты извини, что лезу не в свое дело. Слушай, мне уже пора идти, а ты, пожалуйста, не грусти, все еще наладится, вот увидишь. Пока!

  – Пока...– я провожала его с грустной улыбкой, свидетельствующей о том, что я хотела бы этого больше всего на свете.

 Урок 14: не обменивай личное счастье на хорошую репутацию.

На уроки я все-таки пошла, точнее поплелась, потому что сил на то, чтобы воспринимать монотонно бубнившего физика и, раз за разом надрывающегося, историка, катастрофически не хватало. Меня словно не было, то есть я была, но не здесь, не в классе, а где-то далеко за его пределами. Укутавшись во весь рост в одеяло, сотканное из собственного сознания, я ни в какую не хотела оттуда вылезать. Я чувствовала себя комфортно в этом нелепом одеянии, и снимать его не собиралась. Зачем? Ведь я и сама прекрасно понимаю, что все это ошибка. Распространенная к тому же. Я не первая, кто влюбился в своего учителя, но точно одна из немногих, кому ответили взаимностью. А так ли это? Ибо речь идет о взрослом мужчине, более опытном в делах телесного притяжения, и поэтому сложно предугадать, что им движет на самом деле.

  Глупая вспышка, неконтролируемое движение, и наши отношения взобрались на еще одну, более опасную, чем предыдущая, ступню. И чем выше они поднимутся, тем большим будет риск, что все закончится безудержным падением в глухую пропасть. И падать мы будем вдвоем. А так ли оно, это падение, надо кому-либо из нас? Не думаю. Но и остаться на месте нет никакого желания, скорее наоборот, я жажду взобраться на самую вершину этой опасной конструкции. Не поддающаяся объяснению, но вполне осознанная прихоть, которой очень скоро будет невозможно противоборствовать. Я словно в пустыне, где нестерпимая жажда граничит со смертью, если ее не утолить. И его поцелуй стал той спасительной каплей воды, что была мне необходима для дальнейшего существования. А тогда, что мне выбрать? Прислушаться к здравому уму и прекратить все в одночасье, или же, следуя внутренним желаниям и потребностям, продолжать неспешно испытывать судьбу в надежде, что та не позволит случится беде? Этот вопрос будет посложнее математических уравнений, но равно как и математику, мне придется его решить. Медлить с ответом нельзя, но что делать, когда этого самого ответа нет?

  В таком примерно бессознательном состоянии я высидела все оставшиеся на тот день уроки. Оксана видела мои терзания, но с расспросами не лезла, за что ей нужно отдельно сказать спасибо. Все равно бы не смогла ответить ничего вразумительного, а так хоть нервы ни себе, ни другим не треплю. Но когда кончились занятия и мы вместе с остальными ребятами отправились восвояси, выверенная "система" дала сбой. Проще говоря, добросовестная подруга не выдержала, и понеслось:

  – Так, Сорокина, хватит. Ну-ка четко и с расстановкой начинай рассказывать.

  Я остановилась и замерла с поднятой ногой. Не сразу сообразила, что от меня требуют, но это нисколечко не умалило Оксаниного рвения:

  – Я слушаю.– и тон такой, что иной раз выдала бы все как на духу, но не в этот.

  – Нечего рассказывать,– при этих словах я сняла с себя временное оцепенение и, не дожидаясь подруги, зашагала в сторону школьных ворот, где уже образовалась целая толпа школьников. Далеко не ушла. Меня догнали, а затем демонстративно преградили путь. Ну, знаете ли, мы не гордые, мы и обойти можем. Правда, такой маневр не увенчался успехом, и мне пришлось смирится с очевидным: от Оксанки не отвертишься.

  – Давай хотя бы не здесь, ладно?

  На меня как-то уж очень недоверчиво посмотрели, и ответили зловеще-ангельским голоском:

  – Как скажешь, дорогая, но учти, если попытаешься сбежать, тебе не жить!

  – Не сбегу,– я хоть и с трудом, но выдавила из себя веселую улыбку. В конце-концов, Оксане я доверяю, да и мне необходимо выговорится, излить душу, так сказать, а лучшей партии для этого не отыскать, тем более, что она сама предлагает услуги своей жилетки. Никак не прокомментировав мой сарказм, подруга спросила:

  – Пойдем во вчерашнее кафе? Мне там понравилось.

  – Нет!– мой ответ был резким и несколько поспешным, поэтому не удивительно, что Оксана отреагировала мгновенно, начав допрос:

  – Ты чего? Сама же предлагала вчера, или что-то изменилось? Слушай, дружок, колись, я хочу знать все!

  Прокололась. Эта хитрюга выведала у меня даже то, что я предпочитала хранить в секрете. Зато наблюдая, как один за другим сменяется выражение лица Оксанки, я, время от времени, не могла сдержать улыбки. И плевать, что в душе мне ни капельки не весело, плевать, что моя практически исповедь не изменит сути дела, ведь самое главное – это то, что я наконец-то сняла с плеч тяжелый груз, и теперь мои движения станут более свободными. А это ли не счастье?

  Под конец моего рассказа, затронувшего и сегодняшний день, ошеломленная подруга, не то что слово вымолвить, пошевелится боялась. Так и стояла с открытым ртом и тупо глядя на меня, не мигая.

  – Ух ты...– выдохнула она напоследок, прежде чем умолкнуть на еще какое-то время. Я тоже молчала, но по другой причине: рассказывать нечего, я выжала из себя всю правду, и теперь искренне дивилась, что была столь честна.

  Завершилось все тем, что мы обе побрели в сторону придорожного кафе. Нет, не того, что обещает найти родственные души,– заявиться туда в тот момент приравнивалось к самоубийству. А я не склонна к суициду, поэтому мы успешно миновали яркую с золотистыми буквами вывеску, и свернули вправо, едва добрались до перекрестка. Я знала, что еще чуть-чуть пешей ходьбы, и мы окажемся напротив кафе с зелеными кирпичными стенами и такими же вечно зелеными кустами роз по обе стороны здания. Эта неизменность в цвете, не взирая на то, какое время года на календаре, заключалась прежде всего в самих кустах, так как они были искусственными. Но нельзя сказать, что это уменьшало их привлекательность, скорее идеализировало, не оставляя видимых недочетов, или маленьких помех на пути к совершенству. Также здесь играла роль и их величина, которая не уступала другим показателям и допускала то, что кусты становились чудесным укрытием, помещающим в себе 2-3 человека, и гарантирующим полное сокрытие от посторонних глаз. Находка, а не кусты, но прятки – не то, чем мне полагает заниматься, да и от кого прятаться-то?

  Мы добрались до кафе и остановились у его входа. Метнув взгляд на расхваленный декор, я заметила, что он шевелится. В прямом смысле, и это заставило насторожится, потому как списать на ветер данное проявление активности не получится – ветра нет, а сам по себе декоративный куст вряд ли будет издавать признаки жизни. Еще раз внимательно оглядев кусты, я пришла к невольному пониманию, что за ними кто-то прячется. Поначалу эта мысль ассоциировалась с полным бредом, но потом меня начали одолевать сомнения. Что, если там на самом деле кто-то есть? Неужели, этот кто-то следит за нами, или же... исключительно за мной?

  Тем временем мы зашли внутрь кафе и, по моему настоянию, выбрали столик подальше от окна – так никто не сможет за нами следить, а это уже, хоть и маленькое, но преимущество. Знать бы еще перед кем.

  – Ау, приди в себя,– сконцентрировала взгляд на подруге и увидела, как та машет руками перед моим лицом. И в этот самый миг я обнаружила, что уже довольно долго сижу с открытым меню и, ни разу на него не взглянув, изучаю пространство. Да, не спорю, неловко, но мне было некогда испытывать что-то подобное, и решившись на невероятное, я поднялась со стула, и обвела взглядом помещение в поисках уборной. Видя, что я опять застыла, но уже в положении «стоя», Оксана не на шутку встревожилась. Встала, подошла ко мне, чтобы тут же быть огорошенной моим вопросом:

  – Где здесь уборная?

  – Первая дверь слева,– ответила подруга и плюхнулась на мой стул, едва я отошла.

  По идее, мне должно было быть совестно, что я так "извожу" собственную подругу, но сейчас меня занимали гораздо более важные вещи. Например, что я скажу Олегу Станиславовичу, а это именно ему я и собираюсь звонить, или как он воспримет мои слова? Назовет сумасшедшей, или поверит неясным догадкам и попробует помочь? Я не гадала, а целенаправленно шла к тому, чтобы самолично получить ответы на эти вопросы. Для начала я набрала номер старосты нашего класса – Ани – и выманила у той мобильный телефон учителя математики, объяснив все тем, что мне якобы нужно передать ему реферат недельной давности. Кажись, поверила, но я не уделяла особого внимания тому, насколько правдоподобно звучала моя ложь, а как только добилась чего хотела, уже не слушала дальнейших слов. Торопливо набрав полученный номер, я замерла, не решаясь нажать на кнопку вызова. В такой панической нерешимости я простояла минуты две, молясь всем богам, дабы никто не зашел в мое временное укрытие, а после, крепко зажмурив глаза, сделала то, что, учитывая все нюансы сегодняшнего дня, делать категорически воспрещалось.

  Гудок... удар сердца.

  Гудок... удар, еще один, более мощный.

  – Алло. Кто это?

  Молчание. Режущее воздух, пробивающее насквозь, и... стойкое.

  – Алло? Вы меня слышите? Алло?– И я не выдержала:

  – Олег Станиславович,– точно такое же молчание, лишь на сей раз молчала не я, я говорила:

  – Простите, что звоню, я... я бы не стала вас беспокоить, но... понимаете, я... мы с подругой пошли в кафе, и когда мы заходили в него, мне показалось, что за нами кто-то следит, и... куст, он... он шевелился, и...– мою бессвязную речь прервали требовательным:

  – Сорокина, давайте-ка все по-порядку, и лучше, если сначала.– Ну, сначала так сначала, и я рассказала все повторно и даже без запинки.

  Мне бы гордиться собой, честное слово, однако, весь триумф испортил пришедший на ум поцелуй, и я опять сникла, но, к счастью, учитель перехватил инициативу в свои руки, и единственное, что мне оставалось – отвечать на его вопросы:

  – Ветра не было?

  – Нет.

  – Ты видела того, кто там прятался?

  – Нет.

  – Ты уверена, что за вами велась слежка?

  – Я... Не на 100%, но... мне так показалось, и я...

  – Все понятно, жди, сейчас приеду. И не смей никуда уходить, договорились?

  – Хорошо... Олег Станиславович, стойте, а если там никого нет, и мне все почудилось?

  – Знаешь, давно не был в кафе...

  И как-то вдруг понимаешь, что, придуманные кем-то и настолько вжившиеся в предписания морали, правила и стереотипы, на самом деле значительно уступают во власти настоящим чувствам, пред которыми не выдерживают и сильнейшие оковы, сжимающие человеческое сердце. И так ли важно, что скажут посторонние люди? Нет, гораздо важнее быть вместе с тем, кто всегда готов придти на помощь, кто заботится о тебе, и кого ты очень сильно любишь.

  Урок 15: всё рано или поздно заканчивается.

  

  Честно говоря, никогда бы не подумала, что вся эта история с шантажом закончиться так быстро, но думаю, стоит обратить внимание на то, как именно она закончилась. Финал сей повести был непредсказуем, но не выходящим за пределы возможного. А если по-конкретнее, то...

  Поговорив с Олегом Станиславовичем и получив от него четкие указания, я не медля поспешила их выполнять, что включало в себя вернутся за наш столик, успокоить нервную от всего нынче услышанного подругу и ждать появления учителя. Не буду скрывать, последнее я представляла плохо, да и что будет потом – не намного лучше, однако, как и всегда, решила положится на Олега Станиславовича. Все-таки ему видней, как поступать и что делать, а я... У меня в его отсутствие, кроме всего вышесказанного, была еще одна задача – заставить себя успокоится. Я старалась не подавать виду, чтобы окончательно не вывести и так взбесившуюся от моего молчания Оксану, но внутри все трепыхалось и переворачивалось с ног на голову. В какой-то момент я начала корить себя за сделанный звонок и винить во всем разыгравшуюся паранойю. Конечно, я никогда не замечала за собой, что страдаю этой, скажем так, болезнью, но, как говорится, все новое со временем. А еще... сцены из кабинета математики настойчиво не желали пропускать вперед более разумные мысли, и то и дело, лезли в голову, причем без моего на то согласия. Хотя, чему я дивлюсь? Сегодня все наглые, даже мысли... За математическим кабинетом, по старшинству, шел кабинет директора, и некоторые обрывки фраз, сказанные главой нашего учебного заведения в нем. И если первое вызывало во мне бурю как положительных, так и не очень, эмоций, то второе... злость, негодование, и еще много чего отрицательного. И в результате я то бледнела, то краснела поочередно. Но, как я и ожидала, мой здравый, хвала небесам, рассудок взял верх между этими двумя, и заставил сосредоточится на более важном в тот момент – действительно ли за мной следят, или я законченный параноик и мне нужно лечиться. Срочно лечиться, в случае второго.

  Но додумать на этот счет мне не удалось – дверца кафе открылась, пропуская внутрь посетителя. Это был парень лет 20-22, в черной кожаной куртке и кепке, наполовину скрывающей его лицо. Я не стала задерживать на нем взгляда дольше, чем это допускали правила приличия, и обернувшись, снова уставилась, на уже успевшую порядком остыть кружку малинового чая. До того, как содержимое кружки начало активно взаимодействовать с прохладным воздухом в кафе, я успела отхлебнуть из нее несколько глоточков, но вкуса прочувствовать не удалось, хоть это и был мой любимый чай. Вообще, если быть уж совсем откровенной, то меня периодично охватывала мелкая дрожь и я, скорее по инерции, нежели осознанно, бросала взгляд на неподвижную прозрачную дверцу. Для этого маневра мне приходилось поворачиваться почти всем корпусом, и никого за ней не обнаруживая, возвращаться в исходное положение. В один из таких поворотов, я уловила на себе чей-то взгляд и скосила глаза от двери, к соседнему с ней столику. За ним сидел тот самый парень в кепке, и теперь делал вид, что сосредоточенно разглядывает какую-то картину на стене. Хм, а это уже интересно, но я не торопилась делать выводы, зная, что вполне могу ошибаться.

  – Слушай, прекрати отрабатывать на мне методы гипноза, и скажи лучше, знаком ли тебе тот парень в кепке, что недавно зашел,– Оксана могла где-то его видеть, или даже знать, кто он.