Текст книги "Уроки любви (СИ)"
Автор книги: Elis-King
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Встав из-за своего места, я уверенным шагом пошел в направлении ее столика. Губы сами по себе растянулись в улыбке, едва я заметил с каким удивлением она смотрит на, непрестанно приближающегося, меня, словно перед ней не человек, а монстр в истинной ипостаси.
– Здравствуйте, вы позволите присесть?– пытаюсь быть максимально вежливым.
Она не без опаски кивает, тем самым приглашая меня разделить ее холодное одиночество. Боже, что я несу? Ну да ладно, пора бы уже признать, что мой разум в те минуты был близок к помутненному, однако это нисколечко не отразилось на возможности говорить, что я и продемонстрировал весьма "удачно":
– У вас нет зонта, и, по всей видимости, денег тоже нет, я прав?
Да уж, из-за этого выпада, она вполне могла подумать, что я псих, даже не могла, а точно подумала, потому что ее ответ поражал своей нелогичностью:
– Все хорошо, не волнуйтесь, я... эм, я друга своего жду, вот.
Ага, друга. Почти-что час друзей не ждут, и врать мы совершенно не умеем. Пришлось исправлять ситуацию:
– Вы лжете. Понимаю, что это более чем странно, но мне бы искренне хотелось вам помочь. Кафе скоро закроется, куда вы в таком случае направитесь?
Она долго не отвечала, хотя я видел, что тщательно обдумывает сказанное мною, и принимает для себя, если не решение, то его подобие. Начал разъяснять, как именно я собираюсь ей помогать:
– Давайте поступим так: вы назовете мне свой адрес, а я вас туда отвезу, идет? Не подумайте ничего лишнего, я просто волнуюсь за ваше состояние, ведь под таким дождем и простудится можно, а вы вся мокрая.
Возможно, чтобы воочию убедится в правдивости моих слов, она обернулась к окну, а потом обратно ко мне и, как-то нехотя, но дала свое согласие. А мне большего и не требовалось: настояв на оплате ее мизерного счета, я повел девушку к машине, правда, я не учел, что до этой самой машины еще дойти надо. Никогда не забуду, какой теплый откат, разлившийся по всему телу, произошел от ее прикосновения. Я чувствовал, что еще чуть-чуть, и расплывусь мокрой лужицей, дополняя собой вереницу таких же лужиц, образовавшихся в результате дождя. Но меня спасло то, что мы наконец добрались до условленного места, и я избавился от дрожащего тельца возле себя – зонт то один. Захлопнув дверцу, я уселся за руль, и, дождавшись координат ее места жительства, поехал по указанному адресу.
Еще 2 дня мне понадобились на оформление всех нужных документов, и затем, начиная с понедельника, я официально числился учителем математики – царицы всех наук, как нам часто говорили в школе. За всеми этими хлопотами я как-то позабыл о девушке из кафе, а очень зря...
POV Олега Станиславовича. Часть 2
Для себя я еще в первый день твердо решил: уж лучше быть строжайшим учителем не только во всей школе, но и во всем городе, чем пусть тебе на шею садятся, а так как моим доминирующим классом стал 11-А, то это решение вполне обоснованное и не подлежащее ничьему осуждению. Из-за чего такая неприязнь к, набирающимся знаниям, детишкам? Ничего особенного, просто доводилось мне бывать в шкуре этих «детишек», ну а воспоминания о школьной жизни никуда не делись, потому-то я и действую, полагаясь исключительно на них.
На работу я не опоздал, хотя имел все шансы остаться за бортом школьного расписания, но, к счастью, пронесло. Знакомство с преподавательским составом прошло гладко, я даже отметил нескольких учителей, с которыми было бы приятно пообщаться, а после настойчивого гула звонка, встречаемый радушным Борисом, или Борисом Николаевичем, как теперь потребуется его называть, поплелся на свой первый урок, благо он проходил в 6 классе. Пока мы шли пустынными коридорами, свидетельствующими о том, что ученики разбрелись по классам, то успели перекинутся парой-тройкой слов:
– Ну, дружище, до последнего не верил, что ты явишься сюда по доброй воли и без конвоя, видно, дела твои совсем плохи. Но, в любом случае, я очень рад, правда. Да и как здесь не радоваться, когда в моем арсенале числится самый башковитый парень на целый курс пединститута.
– Ну хватит, студенческие годы давно уже позади, поэтому не жди от меня многого, ну, а на счет диплома – ты оказался прав, он мне действительно пригодился.
– Обижаешь, я же всегда прав,– он засмеялся и весело похлопал меня по плечу.
***
Уже 2 недели я послушно исполнял давнюю мечту своей матушки – работал на благо страны, то есть поощрял эту самую страну, ну или кромешную ее частицу, знаниями, доступными не каждому встречному. Иными словами, шел по ее стопам, ведь когда-то моя мать была учительницей русского языка и литературы. Они с папой так и познакомились: она – учительница русского, а он физики в одной и той же школе, и куда, спрашивается, я мог пойти учится, получив полное среднее образование? Правильно, в педагогический институт, чтобы не изменять традициям рода, так сказать. Главное, что моего мнения никто и не спрашивал, ну а я, как послушный сыночек, не особо сопротивлялся, и таки закончил институт, в котором не поскупились и на хваленые отклики к моей скромной, незаинтересованной в дальнейшем развитии, персоне. А потом появилась Лариса с ее сердобольным папой, обещающим неведанные горизонты и большие перспективы своему зятьку, и понеслось-поехало.
Третий по счету понедельник в качестве новой должности не обещал хоть чем-то отличатся от предыдущих двух, но, как бы там ни было, а все же изменения состоялись, и достаточно большие.
Как обычно, второй урок я вел в 11-А, алгебру, если не ошибаюсь. Кстати, записную книжку я продолжал носить за собой даже тогда, когда четко помнил в каком классе какой предмет следующий, мало ли что, а мне бы не хотелось слыть забывчивым. Я сидел в своем кабинете и заполнял классный журнал 6 класса, чем не мало удивил прибывших вскоре учеников, так как по обычаю, я всегда прихожу после звонка, заходя на перемене в учительскую и, то болтаю со своими коллегами, то готовлюсь к следующему уроку, поэтому возвращаюсь в свой кабинет не позднее самих учащихся школы, но и не раньше. Что же, давно пора менять пластинку, но это сущий пустяк, по сравнению с тем, что произошло со мной на протяжении 5 последующих минут, после того, как весь одиннадцатый класс был собран на пороге святая-святых, то есть кабинета математики.
Вот зря говорят, что чудес не бывает, бывают они, да еще какие! Например, мое чудо, слегка неуверенно, и явно с некими опасениями наравне с заинтересованностью, прибыло вместе с остальными ребятами, и теперь мялось у входа. Не представляю как, но я уловил ту кромешную долю секунды, пока ее глаза глядели по сторонам, а ровно через секунду после, эти красивые глаза округлились до такой степени, что мне самому как-то не по себе стало. И все-таки, тот огромный клубок удивления и шока я успел размотать значительно быстрее, следя за тем, чтобы выражение моего лица оставалось неизменным. Что касается "светлого чуда", как я окрестил Сорокину Елизавету, а я не сомневался, что это она и есть, то девчонка не сумела в полной мере скрыть свои эмоции, и уже намеревалась грохнуться в обморок, как мне показалось. Правильно показалось, ведь, не поспеши я к ней, быть бы беде, а нам беды не нужны, нам и своих хватает выше крыши. Одну из них я придерживал за руки, не позволяя завершить падение. Но! Очень важное "но": я безо всяких угрызений совести позабыл о тех двадцать пар ушей и глаз, находящихся в относительной близости от разворачивающейся сцены, а это уже повод для паники. Пришлось брать себя в руки и, как и всегда, прятаться за маской "умного злыдня", что давалось мне без особого труда.
– Советую быть осторожнее, мисс невидимка, или вы можете как-то по-другому объяснить своё длительное отсутствие на моих занятиях?– Знаю, полная чепуха, но времени придумывать что-нибудь умнее не находилось.
– Я... я болела, у меня есть справка от врача... Вот, держите.
Не глядя, я взял протянутый листок, и в подобии внимательного изучения взглянул на его содержимое, но лишь для того, чтобы не смотреть на нее – это превосходило самые мучительные пытки, когда-либо существовавшие в мире. Мне вдруг вспомнились те теплые мгновения нашей первой встречи, когда она нашла во мне опору, и когда я впервые не дал ей упасть. Сопоставлять сегодняшнее и тогдашнее не было смысла, но слова вылетели прежде, чем я смог сдержаться:
– Садитесь, и... будьте так любезны больше не падать.
Надеялся ли я на ее понимание? Отчасти, да, отчасти – нет, ведь я не обладал сверх-способностью читать чужие мысли, поэтому мне было сложно определить, что творится в ее голове, а хотелось бы иметь такую возможность, пусть не навсегда, а на определенный срок. Желательно тогда, когда приходят неизбежные мучения из-за отсутствия знаний, порождаемых твердой уверенностью. Вот как в моем случае.
POV Олега Станиславовича. Часть 3
Одного раннего утра, а раннего из-за того, что мне не удалось как следует выспаться – почти всю ночь потратил на довольно своеобразное занятие, то есть на проверку контрольных сразу у трех классов – я заприметил возле своей двери какой-то странный конверт без указаний адресата, или еще чего-нибудь, что могло бы натолкнуть на мысль, от кого он. Так как опаздывал я знатно, то вскрывать послание здесь и сейчас не было времени, и положив его с остальными документами, я поспешил к машине, где и вывалил все это добро на заднее сидение. После чего и вовсе забыл о том, что у меня есть нераспечатанный конверт, да и вспомни я об этом, все равно ничего бы не изменилось, ибо времени в тот день мне не хватало катастрофически. Только по прошествии третьего урока, у меня нашлась свободная минутка, и на память пришло воспоминание о конверте. Было интересно, кто мог мне написать и о чем, поэтому когда кабинет покинула последняя группа ребят, я не церемонясь разорвал конверт и обнаружил, собственно говоря, то, что в нем хранилось.
Сказать, что я офигел, означало в разы уменьшить все, что я испытал. Да... судя по содержимому, Шерлок Холмс мирно отдыхает в сторонке. Это же надо было так вляпаться, что называется, по самое не хочу. Теперь мне и без всяких указаний было понятно, кто такой этот неизвестный отправитель, ознаменовавший себя, как "твоя девушка из кафе". Волной накатили ярость и негодование в сторону автора этих шедевров фото-искусства и письма. Мне вспомнилось, что Сорокина одной из первых покинула класс, явно торопясь и заметно нервничая. А не по этому ли поводу она нервничала? "Правильно делала"– пронеслось в голове, и я, не раздумывая ни секунды, выбежал в коридор, откуда сразу же заприметил подлую шантажистку. Бежать дальше не было смысла, и я, достаточно громко и не без злых ноток в голосе, окликнул ее по имени. Она не сразу отреагировала на призыв, но потом, остановившись, медленно повернулась в мою сторону, выражая сильнейшее недоумение и, если мне не показалось, страх. Ждать себя я не заставил, и, наплевав на то, что отовсюду виднеются любопытствующие взгляды учеников, быстрым шагом подался к девушке, и, схватив эту последнюю за руки, поволок ее в свой кабинет. Да, это было глупо, да, я полный идиот, но все эти доводы не имели надо мной никакой власти, в особенности потому, что разум был пленен злостью, а осознание окружающей среды поблекло на фоне той же злости. В кабинете это плотоядное чудовище, то бишь злость, никуда не делось, но, ощутив себя в замкнутом пространстве, разрослось с новой силой. Я был не в состоянии контролировать свои слова и поступки, поэтому наговорил много лишнего и ненужного в тот день. Но я также, и этого трудно не признать, сумел сблизится с Лизой, и это сближение обещало мне немалые перспективы. Во-первых, мы будем чаще видеться, во-вторых, эти встречи будут происходить наедине, кстати эту деталь озвученного мною плана, я придумал во время разговора с девушкой, решив, что это пойдет на пользу не только делу, но и вообще, пойдет на пользу. Чему, правда, я еще не придумал, но идеи имелись.
Мне также необходимо было выяснить, кто этот шутник, осмелившийся бросить вызов преподавателю, и какие цели он преследует ради блага не столько себя, сколько ее, ведь я прекрасно понимал, что такое глупое, и по содержанию, и по структуре, письмо могло стать причиной моего увольнения, или ее отчисления. Не важно, правда ли то, что там написано, главное, что репутация школы пойдет на убыль, а слухи в нашей стране порой быстрее ветра. Слухи... хм, мне уже доводилось видеть их фатальную силу разрушать все, что подлежит разрушению, и даже больше. Из-за слухов отец лишился работы, а заодно и семьи, потому что мама, импульсивная и гордая от природы женщина, не пожелав выслушать супруга, молча и с эгоистической решимостью разрушила их семью, такую дружную и счастливую в былые времена. Он всего-навсего стал жертвой какой-то взбесившейся дамочки, не смирившейся с отказом, которая весьма успешно подтолкнула его к большой, глубокой бездне, по-другому и не скажешь. Очень жаль, что единственным, кто понял и поддержал отца в ту минуту, был я, и никого, кто разделял бы мою уверенность в его невиновности. Так что, как ни крути, верти, или вращай, а когда появляются слухи, нельзя предугадать какому развитию они послужат. Стоит ли говорить, что в моем случае, это тоже может стать угрозой? И ладно бы еще угрозой мне самому, так нет же, вместе со мной пострадает и эта девушка, чего совсем, ну никак не хотелось. Размышляя над всем этим, беря воспоминания из прошлого, я вдруг понял, что сделаю все возможное, лишь бы она не пострадала ни в каком спектре: ни физическом, ни эмоциональном, ни материальном, а еще то, что я обязательно выполню уже упомянутое, чего бы мне это ни стоило.
***
После вторника, такого необычного и насыщенного, как никогда ранее, у меня был выходной – единственный выходной из пяти будней, как это не прискорбно. И я радовался не только редчайшей возможности подольше поспать, но и тем, что у меня было побольше времени на здравое тестирование своего вчерашнего поведения и на планировку будущего. Однако, заняться последним мне попросту не дали, несмотря на официальный выходной и сопутствовавшее ему право на отдых. Нарушителем моего покоя был не кто иной, как его даритель, а точнее мой новоиспеченный шеф и по совместительству друг. Хотя о последнем, судя по разговору, можно забыть. Разговор же был следующий:
– Алло, Борь, это ты? Ты чего так рано, у меня, если не забыл, выходной.
– Во первых не "Борь", а Борис Николаевич, уважаемый, а во вторых, то, что у вас выходной, легко можно исправить. Как, решать вам.
Дааа, судьба явно меня не баловала, преподнося раз за разом что-то новенькое и, (куда уж без этого?) шокирующее. Но, я быстро отошел от первого впечатления, и нарочито-спокойным тоном произнес:
– Прошу прощения, Борис Николаевич. Чем обязан? – никогда бы не подумал, что буду разговаривать так с лучшим другом, но, увы, пришлось.
– Ну, наконец-то, вы учли, что в мире существует профессиональная этика. Итак, чего я хочу? А вы сами не догадываетесь?
Его сарказм вначале, был раздавлен и уничтожен последним предложением, которое вовсю озадачило и без того ничего не понимающего меня. Я лихорадочно перебирал в голове все возможные варианты того, что могло произойти и из-за чего мой "уже не друг, а начальник" так сердится, но ничего более или менее подходящего не находил. Возможно, я что-то натворил, или не выполнил какого-то обещания, данного очень давно и благополучно забытого, или... короче говоря, я пребывал в стопроцентном неведении, ровно до слов "начальства":...
Урок 10: подслушивать плохо, но иногда весьма полезно.
Яркий, выжигающий глаза свет лился ото всех сторон, очаровывал и ужасал одновременно. Нескончаемый поток света. Где-то из глубины пылающего пространства послышались знакомые шаги, сквозь завесу света вскоре стал виден силуэт того, кто приближался. Сначала только нечеткие, едва различимые контуры, но по мере того, как двигался человек, или всего лишь Душа человека, не важно, было видно все новые и новые детали в его образе. Ошибиться было невозможно. Да и как она могла?
– Отец! Это правда ты? Но как же... И почему я здесь?
– Девочка моя, я так скучал. Но, правда, что ты здесь делаешь? Ты не должна здесь находится, или ты... Тебе нужен мой совет?
Она остановилась. Нужен ли ей совет? И это то единственное, что мог сказать отец? Но мертвые – не живые, они лишь прототипы тех, кто когда-то жил, не оригиналы, а копии... Нужен ли ей совет? Кажется, да, но она не могла вспомнить ничего из того, что еще недавно занимало ее мысли. А недавно, это когда? Сколько она уже здесь? Нужен ли ей совет?.. Нужен, он ей нужен!
– Папа, скажи, как мне поступить? Разрешено ли мне любить того, кого я люблю? И что делать, если из-за меня у него могут появится неприятности? Или уже появились...– последние слова она произнесла почти шепотом, но не осталась не услышана.
Призрак усмехнулся, да, самой обыкновенной улыбкой, которую она не раз видела на лице у папы, одно «но» – это не папа, а всего лишь его тень.
– Если ты его действительно любишь, то никакие мирские преграды не смогут помешать вашей любви, уж поверь мне. Не бойся любить, это же так прекрасно, но любовь вознаграждается лишь в том случае, если является чистой и неподдельной. И даже у простой симпатии есть больше шансов превратится в любовь, чем любви наигранной стать искренней.– с этими словами призрак начал отдалятся, расплываясь в магическом свете сна.
Я проснулась и мир закружился перед глазами. Сон... ничего более, чем сон, но... но, это один из немногих снов, которые я желала бы сделать действительностью. «Не бойся любить, это же так прекрасно» – последним, что мог бы сказать папа, были бы эти слова, но... возможно, он никогда не говорил чего-то подобного просто потому, что не было повода?
Я еще некоторое время провалялась в постели, наотрез отказываясь обращать внимание на гудящий будильник. В доме уже никого не было, если не считать меня и Филю – моего кота. Котяра мирно дрыхнул на диване, пока его хозяйка, пару минут спустя, металась с одной комнаты в другую, спеша собраться. Как я завидовала этому рыжему комку шерсти – спит, когда захочет, делает, что захочет, и никаких тебе забот, проблем и обязанностей, чего не скажешь обо мне.
Забыть о сне не получалось, и уже выходя из дома, я поймала себя на том, что мысленно прокручиваю в уме каждую его деталь. Папа... мне показалось, что это самый прекрасный сон из когда-либо мной увиденных, и в ту же секунду стало неимоверно больно оттого, что это не реальность. Какой же счастливой я чувствовала бы себя будь это правдой, ведь что может быть лучше согласия отца уступить очередному капризу дочери, как это было когда-то, очень давно...
Я шла, в задумчивости разглядывая пожелтевшие листья под ногами, поэтому не смогла вовремя увернутся от бегущего в мою сторону паренька. Видимо, он тоже не заметил препятствия на своем пути в виде меня. Как бы там ни было, но столкновение было неминуемым, оно же и произошло.
– Ой!
– Ой!
– Оу...
– Эм...
– Извини.
– Ничего.
– Ты не ушиблась?
– Нет, а ты?
– Порядок.
– Только ты это... придавил мне руку.
– Ой, прости.
Парень поднялся, после чего протянул руку мне – сочла это за извиняющийся жест. Поблагодарила и с удовольствием подтвердила свой же диагноз – ушибов нет, запачканная одежда не в счет.
– Ты, кажется, спешил куда-то.
– А? Ах да, точно, ну тогда я пойду.
– Ага.
– Может еще увидимся, пока! – крикнул он, вновь убегая.
Я смотрела вслед удаляющейся фигуре, сбитая с толку и... приятно удивлена. Да-да, именно так, потому что в наше время встретить такого обходительного парня – большая редкость. Другой бы даже прощения не попросил, а он... В любом случае я должна была поторопится, если не хотела опоздать в школу, и времени рассуждать на эту тему у меня не оставалось. Но прежде, чем пойти на уроки, я вынуждена была исправить последствия падения, поэтому не поднимаясь в свой класс, поспешила в женскую уборную. Однако, дойти до нее мне не дали. Вернее я сама остановилась в дверях уборной, но на то были веские причины: я услышала кое-что очень странное, попутно пытаясь отгадать, имеет ли это хоть какое-то отношение ко мне. А вот, собственно, то, что я услышала:
– Не знаю как ты, но я уже начинаю сомневаться в том, правильно ли мы поступаем.
– ...
– Да, я понимаю, что ты хочешь ей насолить, но шантаж – это уже перебор, тем более, если учесть кого мы собираемся шантажировать.
– ...
– Здесь никого нет, не волнуйся. Да, я отправила то, что ты просил.
– ...
– Конечно, анонимно. Отправителя вычислить не удастся.
– ...
– Котик, ну когда мы увидимся, а? Я так соскучилась.
– ...
– Пока.
Более, чем странно, не находите? Вот и я об этом. Когда этот разговор закончился, я решила, что умнее будет все-таки войти, и посмотреть, кто там собирается шантажировать, и, главное, кого. Хотя, кого – не трудно догадаться. И так хотелось бы, чтобы я ошибалась, но, к сожалению...
– Марина?– Что? Не может быть, но мы ведь никогда особо не ладили, скорее наоборот, так что все возможно. Да и то, как она испугалась, завидев меня в дверном проеме не свидетельствовало в ее пользу. Хм, вот и первый подозреваемый по делу вторжения в чужую (личную!) жизнь. Сама подозреваемая же, оправившись от испуга, повернулась к большому зеркалу на всю стену, и делая вид, будто поправляет всегда идеальные локоны, бросила что-то типу:
– Лиза? О, привет.
Продолжать то, что я лично называю простым проявлением вежливости, никто не утруждался, и вскоре мой потенциальный враг смылся с поля боя, не оставив и белой тряпочки на прощание. Эх, что-то моя фантазия не на шутку разыгралась. Может, мне это лишь кажется, и первая красавица школы имела ввиду не меня? А что, мало ли кого она там шантажировать вздумала, но полностью избавится от то и дело лезущих в голову сомнений не удавалось, словно какое нехорошее предчувствие крылось под всем этим. Знала бы я, насколько была права...
Урок 11: иногда ночные кошмары пугают не так сильно, как реальность.
Когда начался урок я не могла избавится от того, чтобы не бросать на Марину беглые взгляды, которая, однако, обращала на меня ровно столько внимания, сколько и на Ирину Игоревну (учительницу русского) – то есть нисколько. Вариантов могло быть только два: либо она специально не смотрит в мою сторону, либо ей это незачем, и в туалете речь шла не обо мне. Больше всего бесило то, что я никак не смогу, по крайней мере пока что, выяснить, какой из них верный. Но я не долго мучилась, потому что, где-то на середине урока, в класс постучали, а затем вошла школьный секретарь, что уже само по себе не предвещало ничего хорошего. Иногда я просто поражаюсь своей интуиции, и я в который раз это поняла, когда выше обозначенный секретарь, обратившись к учительнице, негромко, но так, что услышали все, сказала:
– Ирина Игоревна, прошу прощения, но директор вызывает к себе одну из учениц, – мое сердце пропустило вдвое больше ударов, чем допускает норма.
– Ничего-ничего, но кого он хочет видеть, и почему? – Я закрыла глаза, чтобы через секунду распахнуть их, услышав:
– Сорокину Елизавету, она присутствует на уроке?– Все как по команде повернулись ко мне, образовывая плотный зрительный круг. Находится в подобного рода силках было не слишком приятно, и я даже уже сама хотела сбежать отсюда, и чем дальше, тем лучше. Мое желание (кто бы сомневался!) сбылось, и миновав, ни о чем не догадывавшихся, одноклассников, я побрела за секретарем, пребывая в точно таком же неведении.
Оказавшись в приемной, я долго не решалась постучать в дверь кабинета директора, как бы анализируя сложнейший вопрос: зайти, или сбежать, пока еще не поздно. Но даже, если бы я выбрала второе, стоящая позади секретарша становилась непреодолимой помехой на пути к бегству, поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как собрать воедино маленькие кусочки себя, растекающиеся по всей комнате и демонстрирующие самый обычный страх, и узнать уже, зачем я понадобилась директору. В последний раз повернувшись в сторону противоположной двери, а соответственно и в сторону секретаря, вместо ожидаемого сурового взгляда, я увидела в глазах женщины неподдельное сочувствие. Можно было подумать, что это она со мной так прощается. Как-то сразу вся обретенная минуту назад решимость куда-то испарилась, оставляя за собой легкий пар, называемый неуверенностью... Глубоко вздохнув, я сделала все, что от меня требовалось, то есть постучалась в эту ненастную дверь. Почему ненастную? Не знаю, просто слово подходящее. Ответом мне стала оглушающая тишина, после чего по ту сторону "баррикад" послышалось:
– Войдите.– Голос принадлежал главе нашего учебного заведения, но чьего-то другого ожидать было бы глупо.
Напрасно я так думала.
Осторожно открыв дверь, я осмелилась ступить на порог этого отнюдь не приятного места. И там-таки еле сдержалась, чтобы не обронить челюсть от изумления: над массивным директорским столом возвышался наш математик и сверлил взглядом, собственно говоря, директора, сидящего за этим самым столом. Математик – директор. Эм, я что-то явно пропустила, но разбираться с этим мне предстояло немного позже, потому как, Олег Станиславович, секунду назад недовольно взирающий на директора, теперь смотрел на меня, и хочу заметить, с не меньшим неудовольствием. Так, так, так, кто-нибудь возвестит прилежную ученицу о том, что здесь творится? В подробностях если можно, ибо их мне сейчас очень не хватало. Но никто не торопился исполнять нетрудную миссию, а вместо этого, на меня смотрели две пары глаз, равно выражающих непосредственную угрозу. Жуть, одним словом, особенно, если учесть, что одного я боюсь, а второго не только боюсь, но и... но опустим это, достаточно, что я их обоих боюсь. Перспектива и дальше стоять под прицелом этих устрашающих взглядов, не особо вдохновляла, но что оставалось бедной, ни в чем не повинной мне? Да, именно, ждать пока у некоторых вернется дар речи. Дождалась:
– Проходите, Сорокина. Сядьте,– директор жестом указал на кресло напротив себя. Меж тем, до этого хмурый преподаватель математики стал еще более хмурым, и снова повернулся к Борису Николаевичу. Видимо, не подействовало, потому что свои безмолвные послания он решил обратить в слова. То, что вышло в итоге, немало удивило меня, и тут я начала припоминать кое-что, что он сказал мне не далее, чем вчера: "...но примите к сведению одну немаловажную деталь: директор вашей школы – мой давний друг, и как вы уже догадываетесь, мне не составит особого труда завтра же вышвырнуть вас отсюда."
Вспомнив этот отрывок с нашего разговора, я наконец прояснила для себя, почему обстановка в кабинете была столь неформальной, а слова математика содержались вот в чём:
– Борь, я же тебе все объяснил, даже, как мне показалось, убедил в своей правоте, так зачем тебе она? Ничего нового девушка не скажет, да и не ее это вина, неужели ты не понимаешь? Я сам во всем разберусь.
– Олег Станиславович, выйдите, ваше присутствие здесь совсем не обязательно,– тон директора разумно было бы сравнить с тоном повелителя, и в данной конкретной ситуации он имел на это полное право, несмотря на то, что они друзья. Учитель бросил последний тяжелый взгляд на своего начальника, взглянул на меня, и гордо удалился из кабинета. Что-то быстро он сдался, но с другой стороны, какой здравомыслящий человек пойдет против начальства? Да и дышать как-то легче стало, с чего бы это?
Кислорода определенно стало больше, но это никоим образом не уменьшило того, что, возможно, ждало меня впереди, и, конечно же, это никак не могло быть похвалой, хотя и наказывать меня не за что. Надеюсь.
Я нервно сжимала ладони, ожидая слов директора, но по всему выходило, что он ждал того же. Интересно, а что мне полагается сказать в этом случае? Разве что демонстративно развести руками, мол я ничего не знаю и знать не обязана. Было видно, что господин директор не разделяет моих суждений, однако, именно он почел благоразумным нарушить мертвую тишину. Я его в этом поддерживала, но не долго:
– Сорокина, я хотел бы задать вам несколько вопросов личного характера, вы не откажитесь ответить на них? – А у меня есть выбор? Сильно сомневаюсь, но вслух я сказала:
– Да, я постараюсь ответить, – нацепив на лицо вежливую улыбку, я выжидательно посмотрела на Бориса Николаевича, стремясь разоблачить его затею. Даже напрягаться не было смысла, ведь то, что я услышала, было красноречивее каких-либо намеков, в особенности потому, что говорили прямым текстом:
– Хорошо, тогда вот с чего мы начнем: как давно вы знакомы с нашим учителем математики? Ответ "с того самого времени, как он начал здесь преподавать" не принимается. Советую быть честной.
Я замерла, не представляя, что ему ответить. Вот что, а? Соврать не получится, видимо он итак знает правду, но откуда? Откуда он мог что-то узнать? Неужто Олег Станиславович ему сообщил? Нет, это абсурд, невозможно...
– Сорокина, мы же договорились, что вы будете отвечать, так в чем же дело? Если вас заботит конфиденциальность, то я вам ее гарантирую. Теперь ответьте на поставленный вопрос.
– Немногим ранее, чем он перевелся в нашу школу. Всего-то 2 дня перед этим мы встретились впервые, но я понятия не имела кто он и что он. Учитель... Олег Станиславович очень мне тогда помог, выручил, можно сказать. После этого мы больше не виделись, главным образом потому, что я болела, и встретились, когда я пришла в школу. Такой ответ вас устроит?
– Вполне, но, пожалуйста, ведите себя сдержанней.
– Простите, этого больше не повторится,– я сказала это с незаменимо вежливой улыбкой, но внутри все кипело, сжигалось и грозило вырваться наружу, мне стоило огромных затрат держать себя под контролем. Но я выдержала, и даже глазом не моргнула, услышав следующий "приятнейший" вопрос:
– Какого рода ваши отношения?
Отношения? Ну знаете, я могу их описывать до бесконечности, но факт остается фактом: их не существует, о каких вообще отношениях идет речь, господа?
– Рода: он – учитель, я – ученица,– гордо вздернув подбородок, ответила я, стараясь скрыть свою уязвленность. Не сработало, в смысле словесная взбучка на этом не закончилась, скорее наоборот.
– Я же просил быть предельно честной, я не потерплю лжи.– Его голос не располагал к приятной беседе. Я это, к счастью, осознала еще до того, как ляпнуть что-то язвительное и навлечь на себя ненужный гнев. Но, почему это ему позволено злится, а мне нет? Ответ был ясен, но эта ясность не подразумевала справедливости. Я же не вру, а констатирую горький, для меня, факт. Может, включи я фантазию, он бы мне охотнее поверил? Как знать, фантазерка из меня никудышная, да и, если серьезно, я не очень-то хотела подставлять Олега Станиславовича. И к тому же, я же почти не вру, между нами и вправду ничего нет, не было и быть не может, но попробуй-ка объяснить это директору...