Текст книги "На доске собственной жизни (СИ)"

Автор книги: Эланорэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Проводишь?

Жак теряется окончательно, но кивает. Когда спустя некоторое время он слушает всю историю жизни величайшего шахматиста, надменного эгоиста, ледяного и расчётливого, Фредерика Трампера, то привычная картина мира стремительно даёт трещину. Причём не одну, а сразу так сотню. Перед ним открывается совершенно иной человек. Человек жизнью потрёпанный, семье ненужный, души родной рядом не имевший, вечно предательство познающий. От насмешек и суждений чужих прочной маской отгородившийся.

Фредерик Трампер, идеал продуманного до мельчайших жестов и взглядов человека. Мальчишка Фредди – яркий пример брошенного в самую пучину жизни юноши, который сам везде лез, раз за разом хлёсткие удары судьбы снося.

– Ты бы не уезжал из Багкока, – задумчиво тянет Жак, по иному уже глядя на сидящего рядом. – Здесь действительно забыться легко будет. И… я, кажется, могу тебе помочь.

– Ты? – у Фредди в тёмных радужках насмешка нескрываемая, но и интерес огоньком горит.

– Да, – спокойно отзывается Жак. – Я могу тебя в компании, новостями занимающейся, пристроить.

– Предлагаешь мне стать таким… таким же… одним из вас?!

Фредди от ненависти перекашивает, но Жак почему-то страха не испытывает. В конце концов от пиджака уже ничего не осталось, а остальное… Да и не тронет он его.

– Ты научишься, привыкнешь и тебе понравится. Это та же шахматная доска. Только здесь чужими судьбами будешь играть. Кто знает, куда занесёт Сергиевского, и быть может именно тебе выпадет у него интервью брать…

– Вот это была бы насмешка судьбы.

– Именно. Так ты…?

– Я согласен.

«Я начну партию до того как ты поймёшь, что все фигуры уже расставлены, и тебе остаётся лишь сделать неверный шаг. Я загоню тебя в ловушку методами своих же врагов, что столь долго пили мою кровь. Я доведу эту партию до конца».

В зелёных радужках опасный огонёк мелькает, Фредди скалится почти по звериному, и Жак в нём настоящего зверя видит, жертву уверенно к ловушке ведущего. Изящные пальцы пробегаются по столешнице, отбивая лишь их хозяину известный ритм. Фредди привык все игры вести по своим правилам, на других не оглядываясь.

Новая партия, старую продолжающая, начинается.

Комментарий к Журналист

Привет) А я наконец решила группу организовать со всякой всячиной. Буду очень рада, если и вы заглянете (и останетесь насовсем))))) Возможно, там будет появляться то, чего не будет на Фикбуке. И там есть коллаж к этой главе и главе “Выбирай”. Приходите) <3

https://vk.com/ugolokkoteykinihzatey

========== Преданные ==========

Фредди никогда бы не подумал, что будет сотрудничать с Советским Союзом, но, вот, он стоит и обсуждает с Молоковым все детали, которые не стоило упоминать по телефону. Русский, кажется, и сам не особенно рад такому «союзнику», но им обоим просто необходимо проглотить все разногласия, чтобы достичь желаемой цели. В конце концов это всё только на период чемпионата, а потом они разбегутся, как надеятся оба – навсегда.

Разговор окончен, Молоков уходит, оставив Фредди наедине с собственными мыслями, в которых уже очень давно зрел план, и которому совсем скоро предстояло воплотиться в жизнь. Он продумывал каждое слово предстоящего интервью – как сделать больнее, на что надавить, как отомстить всего одной фразой…?

Стук каблуков резко выдёргивает его из раздумий, вынуждая вскинуть голову и настороженно прищуриться. Всё же звериные повадки, видимо, уже никогда не вытравить из самой крови.

Женщина останавливается, встретившись с ним взглядом, и спрашивает немного растерянно:

– Простите, а вы не видели Молокова?

«Светлана Сергиевская, – проносится в голове у Фредди, – жена этой сволочи». Он молча окидывает её взглядом, цепляя прохладу в светлых радужках, тёмные тени, залёгшие под глазами и почти не поддающиеся тональному крему и пудре, чуть ссутуленные плечи, словно от тяжёлого груза, давящего уже долгое время… И лишь после коротко отвечает:

– Он только что был здесь, но уехал. Должен вернуться где-то через час.

– О, значит я немного опоздала. Заблудилась, – расстроенно бормочет Светлана и уточняет уже громче. – Вы ведь Фредерик Трампер? Простите, я забыла представиться, Светлана Сергиевская.

– Я догадался, кто вы, – он едва заметно дёргает уголком губ. – И, да, я Фредерик Трампер.

– Я не помешаю вам здесь своим присутствием? Просто мне некуда пойти, я совершенно не знаю Бангкок.

– Нет. Я не думаю, что вы помешаете.

Фредди мысленно отгораживается от окружающей действительно, почти сразу забывая о находящейся в комнате Светлане, и… уходит мыслями совсем не туда, куда планировал.

«Что она чувствует теперь к Сергиевскому? Хочет ли отомстить так, как этого хочу я? Раздирает ли её по ночам ощущение несправедливости, безнаказанности? Умеет ли она управлять своими эмоциями?..»

– Вы хотите вернуть её, да?

Фредди не сразу оборачивается на тихий голос, пытаясь вырваться из собственных мыслей и понять суть вопроса. Когда же до него доходит, он невольно напрягается, разворачиваясь и отвечая чуть более резко, чем хотел:

– Нет смысла пытаться вернуть того, кто предал. Я просто хочу отомстить.

– И ей тоже? – Светлана может внутренне и ёжится под пронзительным взглядом потемневших глаз, но внешне виду не подаёт. – Ведь вы же любили её?

– Мне всё равно на её судьбу. Я хочу унизить и растоптать вашего мужа, а на неё мне плевать. Она сделала свой выбор.

– Но вы же лжёте.

Фредди, который уже почти отвернулся, посчитав разговор законченным, невольно замирает от спокойной уверенности в чужом голосе. «Да что эта девушка себе позволяет? Кто давал ей право лезть мне в душу, когда я сам там чужой?!»

– Вы так уверенны в этом? – едва слышно уточняет Фредди, не поворачиваясь.

– Да. Потому что… я ведь оказалась в ситуации, зеркальной вашей. Та же суть, только от меня ушёл муж, а от вас – любимая женщина.

– Любимая? Да с чего вы взяли, что можете читать меня, как открытую книгу? Откуда в вас такая уверенность в моих чувствах и мотивах? Вы ничего обо мне не знаете! – Фредди не удерживается от рыка, всё же медленно оборачиваясь.

В этот раз Светлане не удаётся сдержать все эмоции внутри себя. Она невольно вздрагивает и отступает на шаг назад, увидев вихрь ненависти, разгорающийся на дне болотных радужек. Фредди сейчас очень сильно напоминает ей дикого зверя загнанного в угол и готового защищаться.

– Если бы вам было всё равно, то вы бы не злились, – возражает она. – Она всё ещё важна для вас. Я ведь тоже сначала подумала, что его просто не будет больше для меня существовать, но… позже я признала, что тоскую. Мне больно от его предательства, я тоже хочу отомстить, но больше всего я хочу вернуть его.

– Может, они-то и остались нам дороги, но мы не нужны им больше.

Фредди шепчет это тихо, горько, холодно, и Светлана видит – он ломается. В чуть посветлевших глазах мелькает истинная боль, прикрытая умелой маской ненависти. Он тут же жмурится, закусывает губу, словно от внезапной головной боли.

Светлана чувствует, как страх перед этим человеком, которого весь мир окрестил психом, отступает. Она видит перед собой всего лишь такого же преданного, как и она. Ей почему-то было важно вытянуть из него это признание, что он тоже тоскует, что всё ещё любит… Ей было важно, чтобы он признался хотя бы самому себе.

Она замечает, что его начинает бить дрожь, и подойти к нему наконец решается, зовёт осторожно:

– Фредерик?

Но он её не слышит. Он не здесь.

– Фредди, ты сегодня планируешь вообще ложиться спать?

Тонкие руки обнимают со спины, подбородок небольно упирается в его плечо. Он улыбается, откидывая голову назад и прикрывает глаза, вдыхая родной запах.

– Я уже иду. Только выберу верный ход.

– Ты сидишь здесь уже два часа. Неужели никак не получается?

– Нет, – устало вздыхает Фредди, снова возвращаясь к развернувшей на доске, перед ним, партии. – Я сам себя завёл в угол, кажется. Ничего не подходит.

– Сходи королевой, – пожимает плечами Флоренс, целуя его в открытую шею и отходя.

– Но ведь так не делают…

– А ты сделай!

На следующий день он ввёл соперника в ступор именно этим ходом и победил…

– Фредерик, вы меня слышите? Что с вами?

– Фредди, что с тобой?

Она ловит его за миг до падения, каким-то чудом удерживая, и дотаскивает до дивана. Одной рукой торопливо пуговицы душащего воротника расстёгивает, другой пульс просчитывает.

– Это ничего… Я просто устал, Флоренс, честно, – шепчет он, сам себе не веря.

– Ты заболел!

Она губами на миг к его лбу прижимается, убеждаясь в справедливости своего суждения. Вскакивает, отправляясь искать в ящиках какие-никакие жаропонижающие и ещё чего-нибудь. Фредди, вопреки своей обычной манере, даже не спорит, выпивая всё и ныряя под одеяло. Таблеки ещё подействовать не успели, и его колотит нещадно.

Флоренс к нему забирается, обнимает, теплом своим грея. Он шепчет тихо, отбрыкиваясь вяло:

– Тоже заболеешь.

– Лежи уж, чудо. Мне здесь мёртвый скандалист не нужен. Решат, что я тебя задушила от нежности чувств.

Фредди улыбается чуть дёрганно, замирает, дрожь противную унять пытаясь и поражение раз за разом терпя. Вспоминает, как они утром расстались, и бормочет:

– Прости меня. Я утром… переборщил.

– Уже простила. Расслабься, легче будет.

– Ты знаешь, – говорит он спустя некоторое время, когда озноб отпускает и его в сон клонить начинает, – я ведь до тебя не любил никого. Ты у меня первая и единственная. Ты так нужна мне, Флоренс. Я так тебя люблю…

– Спи, Фредди! Давай оствим откровения до тех времён, когда у тебя температуры не будет. Ты же не соображаешь сейчас ничего, – улыбается Флоренс, целуя его в растрёпанную макушку и чувствуя тепло, где-то возле сердца уютным клубочком свернувшееся.

– Я люблю тебя, – упрямо повторяет он, сжимая под одеялом её руку.

– Я тебя тоже люблю, – шепчет она, хотя и видит, что он уже заснул. Она всю ночь перебирает тёмные пряди, следя, чтобы из-за температуры кошмары не мучали больше обычного…

– Фредирик Трампер!

Это всё было так недавно, так реально, так близко, так тепло, так искренне, так сильно, а теперь… Лишь одиночество и холод, пустота и одиночество, боль и одиночество…

О-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о.

Пустая квартира и ночные кошмары… Личное безумие и страхи… Холод и бессилие.

О-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о.

Сотни врагов и ледяные взгляды… Насмешки и вечные издёвки… Всеобщая ненависть к нему.

О-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о.

И больше не за кого зацепиться… Она оставила, предала, ушла, стала такой же, как все они, она тоже считает его безумцем без чувств и души…

– О, я вижу вы уже познакомились!

Фредди вздрагивает, услышав звучный голос только что вошедшего Молокова. Стремительно выпрямляется и сжимает дрожащие ладони в кулаки, проследив за взглядом Светланы. Воссоздаёт на лице подобие привычной маски безразличия и холода, отступая в сторону и говоря в пространство:

– Да, познакомились. Она ждала вас.

Светлана всё же успевает увидеть тот момент, который ей больше никогда не удаётся забыть, и он пробирает её ледяной жутью – тот самый миг, когда безумная смесь из ненависти, боли, любви, надежды, страхов, веры, счастья, отчаяния, злости и сотни иных чувств, которым очень сложно было подобрать название, оказались просто заперты за тонкой коркой льда, покрывшего потемневший взгляд серо-зелёных глаз. Полный контроль над своими чувствами, полная ограждённость от окружающих, прочная стена, за которой скрываются терзания, медленно убивающие его, самого скандального игрока в истории шахмат…

========== Знакомство ==========

Комментарий к Знакомство

Не имею никакого понятия, как по канону познакомились Флоренс и Фредди, поэтому решила придумать сама.

Очередной небольшой чемпионат по шахматам. Фредди даже и не помнил толком, зачем решил поучаствовать, ибо профессиональных и достойных соперников для него здесь точно не было. Кажется, его сподвигла на это скука.

Драматично вздохнув, он изогнул кисть, поставив красивый мат, и поднялся, чуть прогибая уставшую от сидения спину. «В конце концов, тренировка ещё никому не вредила», – подумал он, выходя из зала и тут же попадая под вспышки фотокамер и шквал вопросов.

Фредди обречённо выругался в полголоса. Он совершенно забыл про «извечную неприятность», полностью и целиком растворившись в игре. Журналисты просто не могли не урвать момент, когда можно заработь себе имя на чужой популярности, как впрочем было и всегда.

Бросив пару привычно ядовитых фраз, Фредди скрестил руки в почти что защитном жесте и пошёл прочь, растолкав толпу.

Он шёл, чувствуя, как сердце билось в горле, сбивая дыхание и отдаваясь в висках болью. Толпа. Слишком много людей, слишком много недосказанной злости в их взглядах, слишком много шума, криков, очень громких звуков… Фредди зарычал сам на себя, на свои слабости, которые до сих пор терзали, не давая спокойно жить. Всё тот же страх людей и шума, выливающийся в состояние, опасно граничащее с паникой.

– Простите, с вами всё в порядке?

Незнакомый голос прокрался сквозь пелену, осторожно кольнув в сознание. Фредди вздрогнул и невольно отшатнулся от стоящей слишком близко девушки.

– Да, всё отлично, – чуть прохладно отозвался он, настороженно прищурившись и игнорируя усиливающуюся головную боль.

У девушки были ярко-рыжие длинные волосы, тёмные радужки глаз с зеленоватым отливом, аккуратные губы и слишком внимательный, словно что-то ищущий, взгляд, который Фредди сразу не понравился, поскольку он не любил, когда его пытались прочесть.

– Уверены? Мне показалось, что вы потеряны…

– Вам показалось, – перебил Фредди, отворачиваясь и направляясь дальше.

В гостиничном номере он всё же упал, потеряв сознание.

***

Если все состязания, произошедшие в этом городе, до этого были похожи по уровню на какие-то школьные турниры, то теперь начинались воистину интересные и сложные партии, где каждый из соперников чего-то стоил и отстаиваил своё звание.

Фредди просчитывал очередной ход, отмечая краем сознания, что последние несолько суток почти без нормального сна явно не собираются способствовать верным решениям и душевному равновесию.

Всё-таки заведя очередного противника в угол, Фредди поднялся, с привычной улыбкой выходя из зала. Он знал, что сейчас снова на него обрушится этот ходячий кошмар, знал, что должен держать лицо, и… знал, что и без них голова готова треснуть по швам, и усталость захлёстывает с безумной силой.

Гвалт чужих голосов в этот раз просто оглушил, едва не сбивая с ног. Фредди стоял, чувствуя, как изнутри стало подниматься что-то давно забытое и до жути ледяное. От вспышек его начало мутить, и он отступил на шаг назад, едва не наступив на кого-то. Шум давил на уши, этот напор со всех сторон…

Фредди смотрел на всех затравленным звериным взглядом, чувствуя эту удавку на шее, которую так ненавидел. Колени стали подгибаться, и он упал бы, если бы не чья-то рука, поддержавшая в последний момент.

Фредди слепо вцепился в чужую ладонь, вскидывая мутный взгляд. Увидев копну рыжих волос и отчего-то слишком быстро узнав, он сдавленно заскулил, но поддался, когда его потянули через толпу.

Глоток свежего воздуха стал спасением. Как и относительная тишина ночного города. Фредди упёрся ладонью в стену какого-то здания, жадно глотая прохладный воздух и шипя от головной боли.

– Чем я могу вам помочь? – раздался позади робкий женский голос.

– Вы уже помогли. Спасибо, – Фредди прекрасно осознавал, что никогда не стал бы благодарить того, кто увидел хоть единую его слабость, но в нынешнем состоянии… – Хотя завтра всё равно напишут во всех газетах о странном поведении и шатком здоровье Трампера. И вас туда же приплетут, не сомневайтесь.

– Значит, вы всё же Фредерик Трампер?

– Да, – он наконец повернулся к ней, вернув себе хоть какое-то самообладание.

– А я Флоренс Васси, – представилась та. – Я с интересом наблюдала последнюю неделю за вашей игрой. Ваши приёмы и ваша тактика совершенно не похожи на те, что я видела раньше. Каждый ход весьма продуман.

– Благодарю. За всё. И с вашего позволения я удалюсь.

– Но, постойте. Вам уже лучше? Быть может поискать врача? Вы слишком бледны.

– Нет! Всё в порядке, просто забудьте.

Фредди поспешил исчезнуть, не желая видеть обеспокоенность в чужом взгляде. Не нужна ему ничья помощь, а жалость уж тем более. Он всего сам добился в этой жизни и золотой закон давно вывел – не привязывайся и не доверяй. Никому. Никогда. Фредди ему следовал всегда.

***

Новая страна. Новый город. Новые лица. Новый опыт. Новые соперники. Старая проблема.

Фредди уже давно научился не выказывать своих слабостей перед людьми, но моменты, когда он оставался один, убивали его. Страхи настоящего, разожжённые комплексами и болью прошлого, детства, оживали, душили, не давали сделать даже крохотного вздоха такого необходимого воздуха.

Фредди привык к этим срывам, но всегда боялся, что однажды просто не дойдёт до закрытой комнаты, где никто не увидит его метаний.

Однажды он и не дошёл.

После особенно сложной и неудачной партии он почти силой растолкал назойливых журналистов, вырываясь из когтей прессы, чтобы отдаться собственному, личному кошамару.

«Вы проиграли почти что с позором. Что будете делать теперь…?» «Фредерик Трампер, вы всё ещё сохраняете надежду возвратить себе титул, или он навсегда потерян?» «Вы уйдёте из спорта теперь? Сдадитесь?» «Видимо вашему успеху пришёл красивый конец…» «Считаете ли вы это несмываемым позором на своей репутации и карьере?»

– Твари, стервятки, падальщики… – прохрипел Фредди, чувствуя, как ему стало нечем дышать.

Он прислонился к стене какого-то здания, обессиленно сползая по ней на асфальт. Хотелось спрятаться, исчезнуть, сбежать, но… сил не было. Услышав чьи-то шаги, Фредди закрылся руками в защитном жесте почти на уровне инстинкта, словно тот мальчик, который боялся и прятался во время особенно громких ссор родителей…

– Фредерик? Фредерик, что с вами?!

Фредди вскинулся, вскочил и замер, затравленно бегая взглядом и ища выход. Он узнал голос, но не осознавал до конца ничего. Просто хотелось спрятаться.

– Фредерик?

Он всё же сфокусировал на ней взгляд. В её взгляде вихрились и потерянность, и настороженность, и страх, и… желание помочь?

В последнее Фредди не верил.

Стоило Флоренс приблизиться, как он тихо, но угрожающе зарычал, почти что по звериному. Она остановилась, вскидывая руки, словно показывала, что безоружна.

– Я просто хочу помочь тебе, – мягко проговорила она, делая плавный шаг. – Не бойся.

– Мне не нужна помощь, – сипло отозвался он.

– Нужна. Но пока ты в этом признаешься сам себе, уже будет поздно.

Тёплые руки легли на напряжённую спину, и Фредди неестественно замер. Он не доверял, но и не оттолкнул. Было слишком плохо, чтобы просто оттолкнуть.

Ладони стали плавно растирать напряжённый позвоночник, гладить болезненно вывернутые крылья лопаток, и параллельно своим действиям Флоренс шептала всякую успокаивающую чушь, которая странным образом помогала. Фредди медленно расслаблялся, чувствуя, как все внутренние инстинкты буквально вопили об опасности, но сил на что-либо просто не осталось. Он сломанной куклой повис на чужих руках, и так и не развившаяся до конца истерика, напоследок перетряхнула его судорогой.

***

Очнувшись, Фредди не сразу понял, что лежит в кровати в своём гостиничном номере. Он почти не помнил, как добрёл сюда, почти что целиком и полностью опираясь и полагаясь на почти незнакомую девушку, которая – он огляделся – сидела в кресле и молча за ним наблюдала.

– Зачем ты решила помочь мне? – тихо спросил он.

– Потому что больше помочь тебе было некому. Ты же ведь во всём один, хотя и прав во многих своих мнениях. Ты… одинок. И я знаю, каково так жить.

Фредди не прогнал её. Они проговорили всю ночь, поведав друг другу добрую половину своих жизней.

***

Фредерик Трампер больше никогда не показывал своих слабостей, научившись контролировать их целиком и полностью, или же обращать в приступы некотролируемых вспышек эмоций, которые почти всегда удавалось успокоить его секунданту – девушке, появившейся рядом с ним весьма незаметно и, как казалось многим, ненадолго, а кому-то напротив – навсегда.

И никто кроме неё не видел иных срывов, когда величайший шахматист представал перед ней разбитым и изломанным жизнью мальчишкой, вечно лезущим по этой жизни, обдирая кожу и ломая под корень ногти. Никто не видел разбитых до мяса костяшек и не слышал болезненного, почти что звериного воя, загананного толпою в угол человека.

***

Когда за Флоренс закрылась дверь, и в гостиничном номере отеля в городе Мерано наступила тишина, резко констрастирующая с криками и спорами, звучащими всего минутой ранее, Фредди понял, что отныне – снова, но теперь и навсегда, один.

Не привязываться, не доверять. Никому. Никогда.

========== Предновогоднее ==========

Комментарий к Предновогоднее

Просто Предновогодняя зарисовка, не несущая какого-то смысла, кроме как согреть вас, дорогие мои читатели. Люблю вас. С Наступающим Новым Годом! Пусть он принесёт вам исполнение самых заветных мечт! ))))))

Фредди по улице заснеженной бредёт неторопливо, чуть задумчиво и с едва заметной искоркой любопытства в зелёных глазах рассматривая встречных прохожих. Вокруг всё – дома, фонарные столбы, деревья – переливается яркими огоньками, искрясь сотней цветов. Разноцветный свет отражается в медленно падающих снежинках, причудливо играя на их лучиках.

Он Новый Год справлять, если честно, не привык, ибо просто не видит в этом празднике смысла. Но вот отказать себе в удовольствии понаблюдать за людьми Фредди не смог. Он всегда находил в этом отдельный вид наслаждения, а когда всё вокруг буквально дышит предвкушением некой сказки, то не отправиться на улицу, и не разделить (пусть и по-своему) всеобщий настрой – почти невозможно.

Фредди в сказки не особенно верит. Жизнь по-иному научила. Но улыбки едва заметной удержать не может, когда дети восторженно верещат, увидев всполохи салюта. Фредди себе позволяет маску извечную снять, забыть хоть на миг о шахматной борьбе, раствориться среди искренне радующейся толпы.

– Извините!

– Ничего.

Фредди инстинктивно перехватывает за запястья девушку, засмотревшуюся на прохожих и наткнувшуюся на него, не давая ей упасть. Она равновесие восстанавливает и на шаг назад отступает, смущённо тряхнув рыжими волосами.

– Я… засмотрелась.

– Нравится наблюдать за людьми?

– Да.

Фредди, голову вскинув, взгляда заинтересованного удержать не может. Он впервые столь схожие с собственными мыслями слова слышит. Девушка же его молчание видимо за что-то иное расценивает, ибо говорить начинает торопливо, словно и оправдываясь, и нападая одновременно:

– Разве вы никогда не замечали, что это весьма интересное занятие? Взять даже вас – ваши движения, привычки, действия индивидуальны, и незаметно изучать вас очень любопытно. К тому же…

– Остановитесь, – тепло и несколько ошарашенно усмехнувшись, мягко перебивает Фредди. – Я вам верю и понимаю вас. Я и сам люблю наблюдать за жизнью в Новогоднюю Ночь.

– П-правда? – она запинается невольно, внимательнее в своего нового знакомого вглядывается.

– Правда. Я, Фредерик Тампер. Фредди.

– Флоренс Васси… Просто Флоренс.

Рядом раздаются очередные залпы салюта, и Флоренс оборачивается резко, на расцвеченное небо взгляд вскидывает. Фредди медлит всего мгновение и к ней подходит, со спины за талию приобнимает. Она не против совсем, кажется. Она голову ему на ключицу доверчиво опускает.

Фредди прикрывает глаза, невольно улыбаясь. Уходящий Год сотворил для него самое волшебное чудо за все года жизни, подарив кого-то, кто столь родной сразу сердцу стала. Фредди почему-то настораживаться и подвох искать не хочется. Хочется впервые кому-то довериться, не оглядываясь.

Снежинки легко касаются их переплетённых пальцев.

========== Усталость ==========

Комментарий к Усталость

По мотивам “Шахмат” от 02.04.21г.

От Фредди, склонившегося над доской и изучающего очередную партию, так и фонит усталостью. Флоренс даже на расстоянии её чувствует почти осязаемо и откладывает книгу, поднимаясь. К нему подходит.

Он голову поднимает, смотрит вопросительно, чуть поблёкшей зеленью глаз из-под стёкл очков сверкая. Флоренс решительно столик с доской в сторону немного отодвигает и говорит негромко, догадываясь, как у него опять гудит голова:

– Хватит на сегодня.

– Но мне ещё нужно… – пробует возразить он.

– Хватит, – повторяет она вроде и мягко, но на дне радужек непреклонность мелькает.

Фредди устало поводит затёкшими плечами и голову чуть опускает, глаза прикрывая. Флоренс пальцы осторожно ему в волосы вплетает, болезненные ощущения разгоняя, по выступающей скуле гладит невесомо. Фредди неосознанно за прикосновением тянется, и Флоренс снова с его взглядом своим сталкивается.

Она к нему на колени садится, дужку очков целует и тянет их с него осторожно. Фредди на неё щурится близоруко, и у Флоренс что-то в душе щемит от того, насколько он сейчас открытый и уязвимый перед ней: без единой маски и вечной защиты в виде очков. Ощущение доверия, почти безграничного, окончательно разливается по её сердцу, когда он неосозанно обнимает её за талию, чуть притягивая к себе. Вроде бы он её в своих руках спрятать хочет, но Флоренс выучила уже, что на самом деле опору ищет в расплывающемся от нечёткого зрения мире.

– Пойдём спать. Измучился же весь за сегодня, – зовёт Флоренс, вычерчивая кончиками пальцев какие-то узоры на открытой ключице.

Фредди в ответ бормочет что-то неразборчивое, зарывшись лицом ей в волосы и мерно шекоча шею тихим ровным дыханием. Флоренс отстраняется мягко, поднимается, и тут же его, за ней почти подскочившего с места, снова за руку ловит. Напоминает безмолвно, что рядом, что не оставит.

Она свет по пути в спальню гасит и думает о том, что Фредди в темноте почти ведь ничего не видит и идёт, доверяя ей целиком и полностью. От этого и приятное тепло греет, и царапается что-то изнутри болезненно. Осознание того, насколько на самом деле уязвим этот человек, закрывшийся под сотней масок, режет болью.

Она его на кровать тянет, рядом устраивается, голову ему на плечо положив.

– Спи, – шепчет тихое.

И кончиками пальцев по лицу его гладит, усталость с напряжённых черт стирая будто. Когда Фредди уже засыпает, так и не выпустив одной её руки из своей, Флоренс ещё долгую минуту смотрит на его умиротворённое выражение, появившееся на лице на слишком короткий срок, чтобы просто упустить эту деталь из виду.

Она сама глаза прикрывает устало, утыкаясь Фредди куда-то в ключицу, и опускает ладонь ему на грудь, ловя спокойное биение родного сердца и тихое дыхание. Усталость оборачивается тёплым умиротворением.

========== Игра воспоминаний ==========

Фредди переступает порог квартиры, и ему кажется, что вместе с закрывшейся дверью он полностью и целиком отрезает самого себя от окружающего мира и действительности в целом, оставаясь наедине с оживающими воспоминаниями. Такими ценными и болезненными сейчас воспоминаниями.

Он чемодан на пол ставит, наклонившись, и замирает так на долгие минуты, боясь даже дышать полной грудью. Глаза прикрывает и выпрямляется медленно, зная, что сейчас увидит и всё равно будет не готов, сколько не оттягивай он этот момент.

Вид родной, чуть неопрятной и в то же время элегантной – Фредди и сам не понимал никогда, как такое сочетание вообще может существовать в этом мире и в его жизни – квартиры метким и едва ощутимым движением царапает по только-только начавшей заживать ране, раздирая её в кровь заново.

Фредди кажется, что здесь сам воздух пропитан её духами, а вокруг лишь её вещи, бросающиеся в глаза настолько, словно они окружены притягивающим взгляд сиянием. Фредди по коридору идёт, машинально подбирая с пола маленькую атласную ленту, которую Флоренс обронила, когда они в спешке собирались, каким-то образом умудрившись вдвоём проспать. В ладони её сжимает неосознанно до побелевших костяшек.

Заходит в гостиную и, остановившись в дальнем углу комнаты, смотрит и видит то утро, когда всё ещё было хорошо, и они смеялись, шутливо переругиваясь и пытаясь понять, кто виноват в их позднем подъёме. Вот она стоит возле зеркала, торопливо прочёсывая волосы и морщась от слишком резких движений, вырывающих какие-то с корнем. Она что-то говорит ему и поворачивается в пол-оборота, глядя на него с тёплыми искорками, переливающимися в светло-зелёных радужках, и улыбаясь. Вот он носится вихрем, скидывая вещи и не понимая совершенно – почему они не собрали чемоданы заранее, как обычно? Видимо, в этот раз пошло не по плану всё, что только могло.

Фредди прикрывает глаза, чувствуя, как улыбащийся взгляд светлых глаз отпечатывается на обратной стороне век, словно его там калёным железом выжигают. Он лишь теперь понимает, что ему стоило понять: раз изначально всё пошло неправильно, то и дальше должно было идти так же. Так и случилось. А ведь всё могло быть по-иному, если бы…

Он головой встряхивает, отгоняя часть мыслей, и идёт дальше, параллельно собирая её вещи и скидывая всё в одну кучу. Он после этого снова в ту же комнату возвращается, на всё это смотрит и подавляет первый порыв: сжечь всё и забыть. Фредди вздыхает устало и принимается разбирать всё, раскладывая по местам. Потом, если Флоренс захочет, приедет и заберёт. Фредди не хочет даже самому себе признаваться, что он чисто морально сейчас не сможет смотреть на опустевшую квартиру без единого напоминания о ней, будто той и не было в его жизни, будто не было того, кому он довериться смог, с кем счастлив был хоть на краткий миг.

Фредди, закончив, идёт в спальню, которую нарочно оставил напоследок. Он знает, что именно та комната видела и искреннее счастье, и горе, и истерики, и попытки довериться друг другу, и ссоры, и примирения. Эта комната слишком их, но не его одного.

Там всё так же уютно, но Фредди ёжится от ощущения неправильной пустоты, не дающей даже дышать спокойно. Он к небольшому столику подходит и снова замирает на долгий миг. Там их фотография стоит, где Флоренс смеётся, ей ветер волосы рыжим пламенем раздувает, часть на лицо бросив, а он её со спины за талию обнимает, тоже смеясь в ответ на её попытки хоть немного спасти разрушенную причёску. И настолько много в этом замершем мгновении жизни, света, счастья, что у Фредди нехорошо внутри что-то сжимается. Его из ниоткуда взявшейся злостью и обидой на несправедливость этого мира оглушает, и он зло отбрасывает фотографию в сторону, слыша, как бьётся стекло рамки. Всё. Хватит. Этого больше никогда не будет.

И это не должно больше иметь над ним власть. Он не позволит себе сломаться от подобного. Он же сильнее, он же умеет оставлять больные воспоминания позади, он уже всё это проходил, не впервый раз остаётся один, он же…