Текст книги "На доске собственной жизни (СИ)"

Автор книги: Эланорэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Фредди видит лежащий поверх одеяла разноцветный шарфик из невесомой, газовой почти, ткани, и ломается как-то резко с почти что слышным хрустом. Он в него вцепляется отчаянно, лицом в мягкую ткань зарывается, вдыхая запах её волос, всё ещё ярко сохранившийся. Фредди помнит, как они дурачились с этим шарфиком, когда сидели возле какого-то озера под столетним, раскидистым деревом. Флоренс тогда его на траву уронила, испачкав белый до того момента костюм, а он лишь рассмеялся в ответ на эту проделку, и достал этот шарфик, купленный им ещё утром, и ей повязал осторожно на шею, едва кожу кончиками пальцев задевая. Флоренс его тогда весь день не снимала и после почти что не расставалась.

Фредди, очнувшись от воспоминаний, уже хочет закинуть этот кусок ткани поглубже в шкаф, но колеблется. Устало вздохнув и наклонив голову, кладёт его на столик, и тот с тихим печальным шорохом устраивается там разноцветным клубочком.

Устало обведя взглядом комнату, Фредди невольно цепляет осколки стекла в углу и идёт туда, опускаясь прямо на пол. Осторожно вынимает фотографию и смотрит, смотрит, смотрит… Складывает попалам и прячет во внутреннем кармане извечного пальто, которое он так и не снял. Прислоняется к стенке, голову чуть к груди наклоняя, и глаза прикрывает. Ладонь неосознанно кладёт туда, куда фотографию спрятал, и улыбается как-то слишком больно, надтреснуто, словно через силу.

Фредди знает, что он сможет переступить и через это, но не сегодня и точно не сейчас. Фредди знает, что эти воспоминания даже ему не под силу будет запереть в одной квартире. Фредди с пугающей ясностью осознаёт, что он и не хочет.

========== А пока что лето ==========

Сейчас весь мир ухоит на задний план. Сейчас у Фредди есть она и только она. Та, которую могут ненавидеть и любить, завидовать, презирать или же восторгаться. Та, которую он любит.

Флоренс Васси. Изящная, красивая, огненно-рыжая. Как из заезженной сказки вышла, только вот она здесь с ним, наяву, в жестокой и холодной реальности, становящейся куда более приятной и терпимой рядом с ней.

Он привык быть иным с женщинами. Обычно они оказывались ведомы им и его образом вечно ледяного и наглого американца с острым, пронзительным взглядом. Теперь же всё совсем иначе.

Они сталкиваются с нескрываемым удивлением во взглядах во время очередной перепалки в игре, одновременно понимая, что это больше не игра для них. Двое с характерами. Двое, не привыкшие уступать. Одна – едва только начавшая куда-то выбиваться шахматистка; другой – со славой упрямо и дерзко лезущего везде и всегда юноши.

Они злятся. Неумелая страсть, распалённая вечным противостоянием, откровенно мешает работе, на которой всей душой и головой немного помешаны оба, и в которой удовольствие находят тягучее и приятное до дрожи.

Они всё же сходятся. В каком-то ресторане, устав от беготни и волчьих взглядов, посылаемых друг другу. Теряются оба.

Не в любви, нет. В непонимании.

Флоренс, привыкшая мужчин понимать и даже отчасти управлять ими, натыкается на холодно-стальное «я» в зелени радужек. Фредди, привыкший легко играться женской симпатией, чуть ли не рычит от неприклонности в серости взгляда напротив.

Они… учатся, пожалуй. Понимать друг друга. Осознание, что они весьма и весьма похожи накрывает постепенно, растворяя в себе. Фредди рядом с Флоренс теряет свою вечную маску уверенности, и лёд во взгляде тает, смягчая колкость фраз. Флоренс осторожничает с выбором тем для разговоров, опасаясь сильно в душу лезть и привыкает с трудом к тому, что её от нападок теперь есть кому защищать.

Неожиданно для самих себя они в этом новом находят удовольствие. «Есть перед кем хоть немного обнажить слабость», – звучит тихим шёпотом у обоих в мыслях неозвученное.

А люди пытаются их разгадать, выстраивая самые разнообразные теории. Порой (чаще всего), откровенно бредовые. Флоренс и Фредди подставляются под лучи света общества так же медленно, как и крепнет обоюдное доверие. Светская критика неожиданно сближает сильнее, чем что бы то не было. А критики и элементарного чужого вмешательства всегда хватало. Сколько людей теперь может посудачить, с кем спит Фредерик Трампер и развить продолжение этой темы себе в угоду.

А им хорошо вместе. И как-то обоюдно становится наплевать на плещущий ядом мир. Они есть друг у друга, так что помолчите орущие одиночки.

А они всё же любят друг друга, мотаясь вслед по городам и весям и вместе смеясь над переполохом, что ими же и создан. Вместе ведь уже не так страшно.

Вот только они не понимают, что всё это – лишь новая игра, и вся жизнь – шахматная доска. Придёт ещё день, когда сломается хрупкое счастье, и страхи, и привычные маски вернутся. Главное, чтобы в тот день не сломались они сами.

А пока что они любят друг друга и на весь окружающий мир им пугающе всё равно. Не забыли бы они только, что этот самый мир их и кормит, причём не только в денежном плане, но и эмоциями, любовью и ненавистью своими уникальными, которые добрую половину их самих составляют.

А пока… Пока в их жизни наступает лето.

========== Останься ==========

Флоренс ощущает себя странно брошенной. Когда Фредди уходит поразвлечься куда-нибудь, устав за время турниров и бесконечной подготовки, когда оказывается замечен с какой-нибудь девушкой очередным назойливым журналистом, когда… просто куда-нибудь уходит на вечера и ночи.

Флоренс здравой и рассудительной частью ума понимает, что они коллеги и не более. Им комфортно работать вместе, они почти никогда не ссорятся из-за спорных ситуаций, и, да, ей даже весьма лестно, что столь скандально известный на весь мир шахматист, столь независимый в жизни человек прислушивается к её словам, её мнению. Просто однажды этого становится недостаточно. Но Флоренс запрещает себе думать о чём-то, отвлекающем от шахмат, к тому же все эти сумбурные мысли приходят весьма невовремя – в самый разгар одного из важнейших чемпионатов.

Но теперь, когда всё это миновало, оставшись позади очередной победой на их счету, Флоренс обнаруживает себя сидящей в кресле их с Фредди гостиничного номера и в пол-уха слущающей размышления Фредди о предстоящей поездке… куда-то. Она прослушала название.

Она смотрит на Фредди чуть рассеянно и будто впервые пытаясь увидеть его настоящего. Раньше ей всегда хватало лаконичной и чётко вымеренной маски и той уверенности, которой дышало каждое его движение и начинание, и которой заразилась когда-то Флоренс, рискнув попытаться найти подход к этому человеку.

Не сказать, чтобы у них всё с самого начала шло гладко. Сильные характеры обоих сделали своё дело, но им удалось обрести некий баланс, негласно придя к соглашению, что работа – шахматы – важнее их собственных амбиций и придётся искать точки сопрекосновения, чтобы стать сильнейшими среди других. Среди всех.

Фредди уходит. Тихий хлопок двери чуть отрезвляет Флоренс, но… ненадолго. Она снова путается в своих мыслях, глаза прикрывает и выдыхает тихо. Пора бы уже признаться хоть самой себе, что… Небо, как же это сложно!

Всё чаще хочется отодвинуть доску в сторону, заметив измученность в выцветших от усталости, посеревших радужках. Хочется просто коснуться чужой, чуть подрагивающей ладони, успокоить, а порой, порой… порой спрятать от людей, под пристальными острыми взглядами которых маска ледяного спокойствия и презрения идёт трещинами, видимыми для неё. Хочется ночью, услышав сдавленный вскрик из-за очередного кошмара, не зажмуриться, оставшись в своей комнате, а пойти к нему, успокоить.

Хочется… довериться. Чуть ли не впервые в жизни хочется кому-то довериться.

Флоренс почти что подскакивает с места и выбегает на улицу, успев зацепить рукой пальто. Воздуха становится слишком мало, и прохладный порыв ветра приходится как нельзя вовремя, и освежая, и остужая поток мыслей.

Она бредёт по городу, расцветающему огнями и ночными вывесками, кутаясь в пальто и неосознанно ёжа плечи. Весь привычный образ уверенности куда-то исчезает, оставив после себя лишь бесконечную усталость и невыразимую пустоту.

Уснуть этой ночью не выходит.

***

–… и ещё я думаю, что… – Фредди вдруг обрывает сам себя, обернувшись к Флоренс. – Флоренс, всё хорошо? Флоренс?

– Что? – она головой встряхивает, в эту реальность возвращаясь. – Прости, я просто…

…Просто пытаюсь найти в зелени твоих радужек хоть какой-то ответ.

Просто мне страшно признаться в собственной слабости даже самой себе.

Просто я боюсь стать разменной пешкой в одной из твоих игр.

Просто… всё совсем не просто.

– Флоренс, что? – он смотрит растерянно, ближе подходит, перед её креслом опускаясь, чтобы в глаза прямо смотреть, но она взгляд отводит. – Говори же.

– Останься? – выдыхает она прежде, чем успевает себя остановить, и глаза вскидывает, пытаясь что-то в его прочесть.

Фредди теряется ещё больше на долгий миг, непонимание ярко в радужках искрится, а потом… потом всё неуловимо меняется. Он кивает и

Остаётся.

========== Жара ==========

Жара оказывается настолько невыносимой, что не спасают ни открытые настежь окна, пытающиеся заманить в дом хоть немного свежего воздуха, ни холодная вода, нагревающаяся почти мгновенно, ни незамысловатые вентиляторы.

Флоренс упрямо сидит, склонившись над шахматной доской, и пытается собрать воедино расплывающиеся мысли. Получается, если честно, не очень. Она обречённо роняет голову на руки, тяжело выдыхая. Местный климат ей определённо не нравится.

На тихий хлопок входной двери, она не шевелится, поскольку сразу узнаёт осторожные по-кошачьи шаги. Лишь вяло и неопределённо взмахивает рукой на последующий за скрипом стула вопрос:

– Флоренс, ты как?

Едва слышный стук фигуры по доске, спустя несколько минут, кажется Флоренс оглушающим взрывом. Она поднимает голову, фокусируя чуть мутноватый взгляд и тут же замечая перемену. Вскинув возмущённый взгляд, она натыкается на смеющуюся лукавую зелень чужих радужек.

– Тебя вообще что-нибудь может отвлечь от шахмат? Как ты ориентируешься, когда дышать элементарно нечем?

Фредди плечами пожимает, опуская глаза на доску.

– Не знаю. Меня они, наверное, сейчас только и отвлекают от жары.

Флоренс тихо стонет и уверенным жестом роняет короля, сдаваясь. От Фредди недовольство почти осязаемое чувствуется. Флоренс кладёт голову на стол и глаза прикрывает. Слышит, как Фредди куда-то отходит, а потом назад возвращается.

– Ты что?! – вскрикивает она, вскидываясь.

Фредди смеётся, снова брызгая холодной водой ей на открытые шею и плечи. Флоренс ловит оживший зелёный взгляд и хитро прищуривается.

Вскакивает, ловко чашку с водой вырывая и в ответ Фредди водой обливая. Смеётся и убегает, слыша тихую ругань вслед.

Они так по дому бегают, дурачась, добрые полчаса, пока, мокрые и взъерошенные не падают устало прямо на пол. Флоренс совершенно не понимает, откуда только силы на всё это взялись.

Она на бок переворачивается, замечая золотые искорки возле зрачков глаз напротив. Руку тянет, кончиками пальцев со лба тёмную чёлку убирая, замечая, как Фредди под её прикосновение подставляется, глаза прикрывая. Она складку между бровей разглаживает, по скуле, выступающей, проводит, ямочки на щеках от улыбки мягкой очерчивает. Флоренс бесконечно любит и дорожит такими мгновениями, как это, когда Фредди снимает все маски, оставаясь открытым и по-домашнему тёплым.

– Знаешь, я ошибся, – бормочет он спустя несколько минут уютной тишины.

– В чём?

– Ты лучше шахмат отвлекаешь от жары.

– Я польщена, – тихо смеётся она, прижимаясь губами к его виску и слыша почти кошачье мурчание.

***

Вечером Фредди вытаскивает Флоренс гулять под её отчаянное ворчание, что она хочет лежать и ничего не делать, наслаждаясь столь кратким временем прохлады.

Однако, устроившись в парке прямо на траве возле небольшого озера, от которого сейчас веяло живительной свежестью, Флоренс замолкает, впервые за весь день вдыхая полной грудью. Расслабляется, откидываясь Фредди на грудь. Тот обнимает её за талию, будто пряча, и Флоренс разом оставляют мысли о назойливых людях, которые могут узнать и начать лезть.

Она прислушивается к ровному дыханию за спиной, глядя на зажигающиеся серебристые звёзды на тёмно-синем небе, чувствует родное тепло и ощущает себя целиком и полностью счастливой в данный момент времени.

========== Эмоции ==========

Фредди впервые видел, чтобы Флоренс теряла контроль над ситуацией. Обычно это ему выпадала роль взрывного, эмоционального шахматиста, сводящего с ума всех вокруг. Но сегодня – сейчас – он буквально слышал обратный отсчёт до того момента, когда вечно уравновешенная на людях Флоренс сорвётся.

Было начало очередного (Фредди не видел смысла их считать) турнира по шахматам, и встреча с оппонентами произошла чуть раньше официального открытия. Пользуясь тем, что рядом не было ни зрителей, ни судей секундант одного из участников решил проявить характер и сразу начал разговор с фразы: «А что девушка забыла среди секундантов?».

Фредди хотел ответить. Причём не словами, а ударом, но помнил данное ещё только утром Флоренс обещание «вести себя достойно» и лишь сжал зубы, тихо зашипев. Флоренс достоинства не теряла, отвечая так же колко, но постепенно некоторые фразы с другой стороны начинали откровенно переходить границы.

Фредди сделал шаг вперёд, заметив краем глаза, как дёрнулась Флоренс, и перехватив её взгляд, в котором легко читалось: «Не надо, они этого и добиваются, не надо». Но Фредди лишь едва заметно покачал головой, выходя вперёд и закрывая собой Флоренс.

Из того, что Флоренс и её обидчик и так стояли совсем близко, распалённые спором, Фредди оказался почти нос к носу с резко отпрянувшим мужчиной. У Фредди в зелени глаз искрилось настолько неподдельное бешенство, что хотелось исчезнуть.

– Я не собираюсь срывать мероприятие, но советую вам замолчать сейчас, если хотите уйти отсюда целым, – тихо, но отчётливо проговорил Фредди, задавливая в горле звериный рык.

– Это… Это угроза?! – задыхаясь от возмущения прохрипел секундант.

– Это обещание, – так же ровно ответил Фредди и обернулся, услышав, как их позвали в зал.

Во время турнира он то и дело ловил на себе пышущий недовольством взгляд, на который иногда отвечал ледяной, острой зеленью своего. Шахматиста этого секунданта он разгромил с мрачным удовлетворением, довольно урчащим внутри. Лишь к концу партии он понял, что Флоренс старательно на него не смотрела.

– Флоренс, всё хорошо? – он поймал её за предплечье сразу же, как они оказались вдали от чужих глаз зрителей и журналистов.

– Да, – тихо ответила она, выворачиваясь из его хватки.

Фредди не стал удерживать, но не поверил. Обошёл её и положил ладони ей на плечи, давая возможность уйти. Но Флоренс остановилась, закусив губу.

– Что случилось? Флоренс, посмотри на меня.

– Я чуть не сорвалась, – ответила она, неохотно поднимая на него взгляд. – Я не должна была… Я должна была справиться сама!

Она дёрнулась, порываясь отвернуться, но Фредди удержал её. Наклонился, осторожно упираясь лбом в её лоб и внимательно заглядывая в глаза. Флоренс замерла, зачарованно глядя на мягкие переливы в серой зелени.

– Ты сама меня всегда учила, что не нужно справляться со всем в одиночку, – сказал Фредди. – Я сам виноват – никогда не помогал тебе, не замечал, что нужно. Прости…

– Нет! Ты ни в чём… – перебила она его, но Фредди лишь отпустил её, отступая на шаг назад.

– Я виноват. Я должен был помогать. В отношении сегодняшнего случая тебе не за что корить себя. А вот я дурак.

– Почему? – неуверенно спросила Флоренс.

– Надо было всё-таки исполнить обещанное, – пробормотал он.

***

Вечером Фредди принёс Флоренс огромный букет красных роз.

========== Тепло ==========

Флоренс сидит в кресле, устало откинув голову на мягкую спинку и рассеянно перебирает пальцами в воздухе. Спина едва ощутимо ноет, напоминая о целом дне стояния и хождения. Безумно хочется спать, но мысли пока ещё догорают в голове, а с этим дотлевающим костром заснуть явно не получится. Флоренс это уже знает. Проверяла как-то раз.

Она слышит шаги всего парой секунд раньше, чем в комнате появляется Фредди и, бросив на неё короткий, осоловелый взгляд, проходит к соседнему креслу, падая в него и в точности повторяя её позу. Флоренс негромко смеётся и прикрывает глаза, слыша тихий расслабленный полувыдох, полустон рядом.

Уютную, немного вязкую и ленивую тишину разрушать совершенно не хочется. Флоренс и так догадывается обо всём, что могло бы сейчас прозвучать, и это явно не стоит того, чтобы отбирать у них мгновения столь редкого спокойствия.

Из-за вечной беготни и постоянной сотни пристальных взглядов они уже успели забыть каково это: не играть. То есть совсем не играть. Быть самими собой, простыми людьми, а не мистером Трампером и мисс Васси. Не притворяться только лишь коллегами и никем более, чтобы сохранить свою репутацию, и без того хорошенько загрязняемую без всякой помощи с их стороны.

Флоренс открывает глаза и на долгую минуту замирает, глядя на уязвимо-расслабленного Фредди, успевшего явно задремать. Она тихо усмехается: вот человек, никакие мысли его не тревожат – когда устаёт, просто выключается сразу.

Она руку тянет, тыльной стороны чужой ладони самыми кончиками пальцев касаясь, по костяшкам, сильно выступающим, гладит. Фредди едва ощутимо вздрагивает, но от прикосновения не уходит. Флоренс его по щеке гладит, на шею сильную спускаясь ладонью, и внутри умирает немного, когда он ей доверчиво горло подставляет. Она, улыбнувшись, его под подбородком чешет, как кота.

– Пойдём спать, – зовёт, сама поднимаясь с неохотой и потягиваясь всем телом. – А то скоро мурлыкать начнёшь, как кот.

– Я иногда очень хочу быть котом, – бормочет Фредди, приоткрывая мутные от усталости глаза. – Чтобы меня все любили, кормили, гладили, а я спал целый день. Ну или птиц гонял.

Флоренс за время, проведённое с Фредди, видела его разным. Видела, как он может холодно и бесстрастно общаться с людьми, вынуждая их ёжиться от остроты серой зелени радужек. Видела, как он разгромил в порыве безотчётной ярости полквартиры, взбесившись и едва не рыча на неё. Видела, как он сдавленно мечется по кровати, попавшись в тенёта собственного кошмара, наверняка в очередной раз вынуждающего его пережить всё то, что так хотелось забыть. Все эти состояния были ей знакомы.

Но самое ценное, то, когда он был самим собой, не пытаясь закрываться, прятаться, – именно этих моментов было так мало, и Флоренс так плохо знала его самого. Настоящего.

Флоренс возле него на кровати лежит, неосознанно какие-то узоры кончиками пальцев на перевитых тёмными венами запястьях рисуя, и думает, что у неё ещё всё впереди, и она ещё сумеет узнать его, настоящего, надо только подождать…

…И спрятать этот чуть плывущий, усталый, до бесконечности открытый взгляд, как можно глубже в своей душе, чтобы никто кроме неё не добрался и воспользоваться этой открытостью светлых радужек не смог.

========== Я люблю тебя ==========

Ветер на улице, кажется, пытается выморозить до самых костей, забираясь под одежду и лишая столь драгоценных крох тепла. Фредди неуютно ёжится, плотнее запахивая пальто и ускоряя шаг. На небе уже темнеют мрачные облака, а попасть под дождь ему совершенно не хочется.

Город кажется Фредди совсем неприветливым. За этот тур в погоне за шахматной игрой они с Флоренс уже объездили половину земного шара, поэтому Фредди даже не пытается вспомнить, где же они сейчас. Это ощущается вообще не важным. Особенно после выматывающего интервью, во время которого над ним, видимо, решили жестоко поиздеваться, заставляя невольно вспоминать слишком много уже прошедшего и пропитанного металлической горечью.

Первая капля всё-таки падает за шиворот, и Фредди вздрагивает, срываясь на бег, как и многие вокруг. Дойти до номера отеля, где они остановились, остаётся совсем ничего, поэтому не хочется промокнуть возле самого порога. На вежливое приветствие служащего отеля Фредди не обращает никакого внимания, проходя мимо, спеша поскорее к себе.

Дверь. Щелчок замка.

Фредди замирает на миг, прикрывая глаза и лопатками упираясь в дверь. Слышит чужие шаги, но не шевелится, лишь улыбаясь на ласковое прикосновение к всё же чуть намокшим волосам и тихое:

– Эй, не засыпай прямо здесь. Я тебя не дотащу.

Фредди чувствует, как с него тянут пальто, и сам выпутывается из рукавов, не открывая глаз. Слепо подаётся вперёд, тычась лицом в родное плечо, урчит по-звериному, когда ласковые пальцы зарываются в волосы, с нажимом проходясь по затылку и забирая надоедливую ноющую боль из черепа.

– Это всё уже неважно, – медленно проговаривает Флоренс, почти слыша мечущиеся в слишком гениальной голове мысли. – Ты дома. Пойдём на кухню, хоть чаю попьёшь?

Фредди согласно уркает, неохотно отстраняясь и открывая глаза. Флоренс в усталую посеревшую зелень вглядывается и своим взглядом греет, промозглость из родной души гоня прочь. Ладонь чужую ловит, пальцы переплетая, и за собой мягко тянет, в ванную заходя.

– Умывайся и приходи, ладно?

– Хорошо, – соглашается Фредди и морщится невольно от звука собственного охрипшего после споров голоса.

Вода последние остатки этого жуткого дня смывает, оставляя после себя лишь усталость, волнами растекающуюся по всему телу. Фредди неуловимо расслабляется, отпуская неестественно идеальную осанку; моргая и щурясь привычно, а не глядя пронзительным волчьим взглядом.

Для Фредди с появлением в его жизни Флоренс появилось и понятие «дома». Он может провести целый день в сложных партиях, интригах, бешеных спорах, каких-то драках или злости, но стоит прийти туда, где кроме него и Флоренс нет никого, как вместе с замочным щелчком что-то отзывается и в нём самом. Не остаётся места для всех эмоций и проблем, что были за день – остаётся только тепло, доверие, нежность и родной взгляд, родные руки, родная душа.

Фредди на кухню выходит и на соседний с Флоренс стул опускается, ладонями чашку обнимая и греясь будто. Флоренс этот жест замечает, к нему одной рукой тянется, приобнимая со спины.

– Замёрз?

– Устал, – отзывается Фредди, чай отпивая и пробежавшее внутри тепло чувствуя. От чая или от уже полноценных объятий подошедшей к нему Флоренс он судить не решается.

Флоренс по напряжённым плечам сквозь тонкую ткань рубашки руками ведёт, мышцы от напряжения закаменевшие растирая; по задней части шеи проходится пальцами, замечая, как Фредди доверчиво наклоняется вперёд, подставляясь под прикосновение, и на затёкший шейный позвонок надавливает, разминая. Фредди тихо стонет, почти грудью на стол ложась.

– Пошли спать? – предлагает Флоренс, осторожно его за плечо на себя потянув.

Фредди лишь что-то согласно уркает, и Флоренс тихо смеётся на эти звериные повадки. Фредди ей вообще часто волчонка напоминает: вроде и скалится, и растерзать может, а всё же приручился, сейчас возле неё клубочком свернувшись и сонно носом куда-то ей в ключицу уткнувшись.

Флоренс тёмные пряди перебирает, по лбу бледному губами мажет, обнимая и в плечо ему утыкаясь. Фредди её за талию обнимает, шепча тихо:

– Я люблю тебя.

Флоренс улыбается. Фредди кожей чувствует, что улыбается, и отзывается ему эхом:

– Я люблю тебя.

***

– Мы не сможем допустить вас до игры, пока вы не подпишите соглашение о том, что проиграете. Ну поймите, вы, Фредерик, это политика! И вы её часть, как и шахматы…

– Я не собираюсь ничего подписывать. И я не являюсь чьей-то частью или послушной марионеткой. Как и шахматы.

Фредди каждое слово проговаривает медленно, будто осязаемо им надавливая, взглядом пылающим, потемневшим прожигает, едва сдерживая клокочущее в горле рычание.

– Ну это же глупость, просто глупость! – возмущается кто-то. – Неужели вы сейчас сорвёте целый чемпионат в угоду своей гордости? У вас слишком завышена самооценка, молодой человек! Вы ещё не доросли до того уровня, чтобы выставлять условия и сделаете всё, что прописано в этом договоре, а иначе потеряете свою репутацию…

Фредди срывается настолько резко, что никто не успевает остановить его или хотя бы проследить движение. Говоривший минутой ранее человек отлетает к противоположной стене со сломанным носом, а Фредди выбегает прочь из этой комнаты, забыв даже пальто.

Через столпившихся возле дверей журналистов и простых зевак пробирается, расталкивая их грубо. У него перед глазами всё алой пеленой застилает, а в ушах гулом болезненным отдаются чужие слова.

Он ни перед кем прогибаться не собирается.

На улице холодно ужасно, и Фредди забегает в отель, почти не чувствуя заледеневших рук. К двери номера на мгновение со стороны коридора лбом прижимается, не с первой попытки ключом попадая.

Дверь. Щелчок замка.

Он почти что падает в руки почти сразу подошедшей, встревоженной Флоренс, пугая её этим. Она его к себе прижимает, чувствуя, как того трясёт, замечает, что он без пальто.

– Фредди, что случилось? Тише, успокойся.

Она по напряжённым лопаткам его гладит, на грудь одну ладонь опускает, дыхание сорванное чувствуя и только сейчас едва слышный рык замечая. Понимает, что трясёт его не только от холода, но и от злости.

– Это уже неважно, – глухо выдыхает он ей в волосы, жмурясь до цветных пятен под веками. – Это… не касается дома.

Флоренс ладони ему на плечи опускает и отстраняет его от себя осторожно. В глазах родных всё ещё слишком много всего читает.

– Пойдём, я тебе ванную налью?

Фредди дёрганно кивает и за Флоренс идёт. Она, пока он раздевается, воду наливает, масла с ненавязчивым, тягучим ароматом добавляет. Фредди в тёплую воду забирается, взгляд благодарный на Флоренс бросая. Она рядом, на бортике пристраивается, к шампуню тянется.

– Садись, я тебе голову помою.

Фредди ноги к груди подбирает, лбом в колени утыкаясь, и забывается, теряясь в осторожных прикосновениях родных рук. Флоренс долго шампунь вспенивает, голову массируя. Пряди промывает, глаза Фредди ладонью своей прикрывая, чтобы вода не попала. Подумав, ещё шампуня на руки льёт, по плечам гладя, спину, напряжённую растирая. Фредди под её руками расслабляется, выдыхая умиротворённо.

Флоренс с невольной улыбкой напоминает ему, чтобы не засыпал, на что Фредди ворчит что-то неразборчивое, поднимаясь и в махровое полотенце кутаясь. В сон его действительно клонит ужасно, а от прежней злости не осталось и напоминания.

Фредди, в кровати лёжа, Флоренс обнимает, в её ладони лбом упираясь. Говорит тихо:

– Я люблю тебя.

– Спи, чудо моё. Нам ещё завтра твоё пальто надо найти, – по-доброму фыркает Флоренс.

– Пусть оставят себе, – бормочет Фредди, уже засыпая.

– Я люблю тебя, – выдыхает Флоренс, в тёмную макушку носом зарываясь.

Фредди улыбается ей во сне, почувствовав.

========== Звуки и цвета ==========

Фредди забежал домой, едва удерживаясь от того, чтобы привычно хлопнуть дверью. Замер, оглядываясь, и резко выдохнул, прикрывая глаза. Ни одна встреча или беседа, не затрагивающая шахмат, с недавно появившимся в его жизни секундантом, ещё и не заканчивалась иначе, чем ссорой, но Фредди всё равно злился.

Как только они сошлись, то сразу поняли: за шахматной доской вместе им не будет равных. Так и случилось. Но стоило остаться наедине просто поговорить хоть о чём-нибудь, как это обязательно перерастало в спор. Флоренс Васси казалась Фредди совершенно невыносимой и упрямой женщиной, которая даже и не пыталась рассматривать чьё-то ещё мнение, кроме своего.

Фредди зашёл в спальню и тоскливо пнул носком ботинка какую-то коробку. Та отозвалась жалобным звоном. Фредди непонимающе остановился, глядя на этот предмет в полной растерянности. Он заселился в этот дом около года назад и побросал некоторые вещи как попало, потому что не думал, что задержится здесь, но жизнь сложилась несколько иначе, и сейчас он никак не мог вспомнить, что было в этой, так и не распакованной ещё с приезда, коробке.

Он опустился на пол, осторожно разогнул картонные края и замер, глядя на лежавший в ней предмет. Фредди протянул руку, желая достать, и невольно заметил, как дрожали пальцы.

Фредди встал, держа в руках небольшую скрипку. По ней было видно, что та намного старше его самого, новыми выглядели лишь струны, которых Фредди касался самыми кончиками пальцев совсем недоверчиво. Он отошёл к окну, неуверенно перехватил инструмент, опуская голову и пробегаясь по струнам, чуть зажимая их.

Подушечки пальцев подзабыто закололо, и Фредди взволнованно вернулся к коробке, вынимая из неё смычок, и на пробу проводя им. По комнате резанул ощутимо острый звук, и Фредди испуганно замер, прислушиваясь. Но в доме никого не было кроме него, и он, глубоко вздохнув, стал вспоминать забытые движения, чувствуя, как прошлое снова утаскивает в свои лапы.

***

– Вообще-то, мы условились играть на деньги.

Фредди стоял, обиженно нахохлившись, словно так он, в свои семь лет, мог казаться больше и внушительнее. Неопрятно одетый мужчина, роющийся по полкам своей квартиры, лишь огорчённо вздохнул, поворачиваясь к нему и разводя руками:

– Нет их. Жена, видимо, куда-то спрятала… О, давай я тебе скрипку отдам! – вдруг загорелся идеей тот. – Мне она всё равно не сдалась, а ты продашь, и деньги тебе будут!

– Кому я её продам? – Фредди скептично посмотрел на скрипку, готовую, казалось, прямо в тот же момент рассыпаться. Некоторые струны вообще были порваны.

– Не знаю, не моё уже дело, – замотал головой мужчина, незаметно выталкивая Фредди на улицу и захлопывая за ним дверь.

Фредди огорчённо помотал головой: такими темпами он себе даже на новый журнал с описанием недавно прошедших партий не скопит. Снова посмотрел на инструмент в своих руках.

– Ну и что мне с тобой делать? – спросил, бредя по улице. – Тебя разве что в музей продавать, тебе вообще сколько лет?

Фредди задел одну из струн, и та болезненно зазвенела. Фредди поморщился, опускаясь на скамейку. Хотелось есть, а вот домой идти не хотелось совершенно. Денег сегодня достать не удалось, а идею продать эту скрипку он сразу отмёл, как бессмысленную, да и… жалко. Она чем-то неуловимо напомнила Фредди самого себя: тоже ненужная, поломанная. Фредди вздохнул и неохотно поплёлся домой.

На скрипку он снова наткнулся только спустя два года, разбираясь в шкафу и будучи в совершенно дурном от этого настроении. Та успала с самой верхней полки, и он едва успел поймать её, не дав окончательно испортиться. Удивлённо посмотрел на забытый инструмент, вспоминая, откуда тот взялся.

Вечером он пошёл к мастеру, попросив заменить струны и продать ему смычок, благо в этот раз деньги с соревнований у него были. Фредди сам не до конца понимал, зачем это делал, поскольку прекрасно осозновал, что важнее шахмат для него ничего уже не будет, но тем не менее.