Текст книги "На доске собственной жизни (СИ)"

Автор книги: Эланорэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Тонкие нити алого узора ==========

Фредди замер на долгий миг с поднятыми в защитном жесте руками. Его всего трясло, и он сам не мог понять, чего хотел больше – схватить Флоренс за плечи и удержать, не дать уйти или всё же задушить её прямо на месте.

Хлопнула дверь. Фредди резко выдохнул, опуская руки и невольно сжимая кулаки.

Хотелось кричать. Кричать громко и долго, пока не сорвётся голос. Всё то, чего он столько времени – да всю свою жизнь – добивался, рушилось у него на глазах, рассыпаясь пеплом. Когда, когда он оступился?!

5:1… Это просто конец. Причём с величайшим позором. Для него в шахматах всё кончено, больше не имеет смысла унижаться и пытаться вылезти куда-то. Его и так все ненавидят. Конечно, легко осуждающе качать головой, приговаривая, что «Фредди Трампер, позор для шахмат…».

И Флоренс…

Фредди со всей силы ударил по стене, сбивая костяшки до крови. Он смотрел на алые струйки, стекающие по его бледной ладони на запястье, и чувствовал, как внутри полыхал безудержный костёр эмоций.

Да, быть может он и не любил её по-настоящему!

Раздался второй удар.

Да, быть может, это была только страсть!

Снова глухой стук и тихий рык сквозь зубы.

Да, он не всегда был внимателен к ней!

На обоях уже чётко остались следы крови.

Но он привязался к ней! Он оберегал её все эти годы! Он п о н и м а л её!

Раздался звериный вой, смешанный с приглушённым стоном. Фредди опёрся на стену раскрытыми ладонями и упёрся в неё лбом. С его губ сорвался тихий всхлип, и он в испуге зажал себе рот ладонью, тут же ощутив металлический привкус крови.

Фредди медленно сполз на пол, притянул колени к себе, крепко, до побелевших суставов, сцепив руки в замок, и уткнулся лицом в жёсткую ткань штанов.

Как легко бранить Фредди Трампера, самого скандального шахматиста всего мира! Как легко считать его простым эгоистом, который других не ставит и в грош! Как легко осуждать, опираясь лишь на то, что видишь!

– Это не моя вина!

Хриплый протест отдаётся от стен пустой квартиры, ударяя по ушам, и Фредди вздрагивает.

Он не виноват. Не виноват-не-виноват-не-виноват-нет-нет-нет!

– Как они могут судить меня? Что они знают обо мне? Что они знают о том, через что я прошёл?

Больно, больно, больно! Впервые за много лет так больно! Но он же ведь смог перебороть себя и затолкать воспоминания куда подальше, неужели снова…?

Да. Снова.

– Я никогда никому не был нужен, – тихо шепчет он в пустоту. – Даже матери. Об отце вообще не заикаюсь. Глупый мальчишка, который мечтал о каких-то свершениях… И что же в итоге? О моих победах знает весь мир, весь мир знает моё имя, кроме родной матери!

Неужели я так много просил? Чуть-чуть тепла.

Он ни на что не претендовал кроме обычной родительской ласки. Он хотел понимания, но боялся даже шёпотом рассказать о своих мыслях, ибо они не нашли бы отклика, он знал это.

– Как можно быть искренним, когда за каждым жестом твоей руки кто-то следит, ожидая твоей ошибки?! Я всю жизнь ношу чётко продуманную маску, что всегда спасала меня – уверенность, насмешка, пренебрежение… Я сросся с ней и… стал относиться ко всем одинаково. Поэтому упустил момент с Флоренс.

Фредди снова сжал искалеченные ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу и пытаясь хоть немного привести мысли в порядок.

– Довольно, – прошипел он сквозь зубы, поднимаясь на ноги, – Больше я не допущу ни единой ошибки. Я проиграл эту партию, но я могу выиграть войну. О, мир, ты сам создал именно такого Фредди Трампера, и таковым я буду для тебя. Больше никто не увидит и не узнает моей слабости, и не сможет ею воспользоваться.

В потемневших радужках блеснул чуть безумный огонёк, и Фредди протянул окровавленную руку к телефону.

– Я хочу сделать заявление! – громко раздалось в комнате.

Голос не дрогнул.

========== Ладонь на твоём сердце ==========

Комментарий к Ладонь на твоём сердце

Здесь в центре главы гет Фредди/Флоренс

Фредди замечает её почти сразу и сдавленно стонет, утыкаясь лицом в ладони. Он так устал за сегодня… Пожалуйста, оставьте его все в покое, он достойно сыграл свою роль и просто… Просто хочет напиться.

Неужели он хочет так много?

Флоренс подходит и замирает за его спиной. Он чувствует её присутствие нутром, кожей, да всем своим существом! За семь лет невольно привыкаешь к человеку и отличить его среди толпы удаётся в одно мгновение.

Фредди выпрямляется, отодвигает пустующий рядом стул, чуть морщится от голоса только что вышедшего на небольшую сцену певца.

– Долго будешь так стоять?

Он не оборачивается, но догадывается, что она вздрагивает, смотрит на него в нерешительности и… всё-таки садится рядом, жестом показывая бармену, что ничего не хочет.

Фредди залпом допивает содержимое своего бокала, буравя стол мрачным взглядом и вздыхая с долей смирения.

Не ушла.

Жаль.

– Чего ты хочешь от меня?

У него нет ни сил, ни желаний сейчас притворяться вежливым или любезным. Даже несмотря на то, что когда-то она была очень дорога ему.

Была.

Как же режет по сердцу. До сих пор режет.

– Я… Хотела спросить.

– Спрашивай.

Флоренс мнётся и спрашивает тихо, но старясь, чтобы голос звучал твёрже и перекрывал шум бара:

– Ты говорил сегодня правду? Мой отец действительно жив?

Фредди уже порядочно выпил, но, услышав вопрос, махнул бармену: «Ещё!», только лишь потом всё же повернувшись лицом к ней, замершей в ожидании.

Он скользит взглядом по до рези знакомым чертам лица, по копне огненно-рыжих волос, по ярким в полумраке глазам. Она совсем не изменилась и всё же… Всё же она больше не его.

Он не нужен ей.

И она тоже больше не…

– Я говорил правду, – отзывается Фредди, не закончив внутренний монолог. – Кажется, я никогда не лгал тебе.

Флоренс опускает взгляд, рассеянно и немного нервно перебирая пальцами ткань своей накидки. Она и сама до конца не понимала, зачем пришла сюда, зачем вообще стала искать его. Казалось бы, всё осталось в прошлом, все нити разорваны, но…

Но ведь он сам снова вторгнулся в её жизнь, вынеся на всеобщее обозрение семейный скандал семьи Сергиевских.

– Если это, единственное, что ты хотела, то прошу тебя уйти. Я хочу спокойно встретиться с завтрашним похмельем, без угрызений совести о потраченном напрасно вечере рядом с тобой, – чуть рычит Фредди, бросая на неё быстрый взгляд.

Флоренс вздрагивает. Она ловит в потемневших радужках столько злости, ненависти, холода, что невольно поводит плечами, будто пытаясь отогнать это чувство колкости и боли.

Почему-то больно видеть в когда-то родной светлой зелени столько ярости, обращённой на тебя. И даже… отвращения?

Почему же её это волнует? Ведь этот человек теперь чужой для неё, так почему…?

– Флоренс, уходи, прошу.

Это звучит уже скорее усталой мольбой, чем резким приказом. Резкая смена настроения до сих пор очень привычна ей. Слишком привычна.

И так хочется коснуться впалой щеки своей ладонью, провести подушечками пальцев по выступающей скуле и успокоить, как было когда-то.

Нет. Всё разрушено. Давно разрушено.

Она поднимается, глядя на болезнено вздёрнутые лопатки и не сдерживается.

Она чувствует, как Фредди вздрагивает, когда она накрывает его ладонь, лежащую на столе, своей. Он резко вскидывает взгляд, и Флоренс готова к чему угодно – слишком много странного, жутковатого огня в серой зелени. Но Фредди лишь наклоняет голову, прячась за упавшей на глаза чёрной чёлкой.

Флоренс едва ощутимо гладит выступающие вены и касается длинных, изящных пальцев, улавливая чужую дрожь.

Фредди перехватывает её руку, переплетает их пальцы, сжимает на миг почти до боли. Резко, одним движением, поднимается на ноги и оказывается слишком близко, обдавая ощутимым запахом алкоголя.

Флоренс невольно вздрагивает от мутного тёмного взгляда, устремлённого на неё. Она слишком долго знала этого человека и слишком много раз видела то, что вытворял он, ведомый ломкими эмоциями. Пытается отшатнуться, но Фредди не даёт, обхватывая одной рукой за талию и притягивая к себе.

Он целует её грубо и несколько жёстко, прикусывая нижнюю губу. Флоренс лишь замирает, не пытаясь даже вырваться.

От резкого толчка в грудь, она едва не падает, отлетая на несколько шагов.

– Убирайся! – рычит знакомый голос, перекрывая шум музыки и чужих голосов.

Уже возле двери на улицу Флоренс оглядывается. Фредди лежит грудью на барной стойке, до подрагивающих пальцев вцепившись себе в волосы.

Она прикрывает глаза и видит то, о чём пообещала себе забыть.

Он стоит рядом с ней, приобнимая её за талию и нежно скользя пальцами по её лицу, шепча сотню нежностей на самых разных языках…

Она подходит к нему, обнимая со спины и чувствуя тёплые руки, накрывшие её…

Он лежит рядом, откинув голову и доверчиво подставив открытое горло, позволяя ей осторожно гладить его подушечками пальцев и ловить приятную дрожь, пробегающую по голосовым связкам…

Он улыбается ей, открыто, искренее, сверкая чистыми глазами и согревая своим взглядом…

Флоренс резко распахивает глаза и выбегает из бара.

Фредди поднимает голову и встаёт, расплачиваясь с барменом. Рядом тут же оказывается хорошенькая девушка, соблазнительно виляющая бёдрами, и почти собственнически кладёт одну руку на пояс Фредди.

– Пошла прочь! – рычит он на неё, скидывая чужую руку.

Девушка с непониманием провожает его взглядом, пожимая плечами, и идёт к другим мужчинам. В Бангкоке не принято долго горевать об ушедшем партнёре или партнёрше – здесь свои нравы.

Фредди впервые тошнит от этих нравов.

Он вылетает на улицу и хватает ртом прохладный воздух. От мыслей о том, как он проводил своё время в этом городе впервые становится противно.

Фредди со всей силы бьёт кулаком стену.

В памяти воскресает то, что он столь упорно пытался забыть.

Она всегда встревоженно качала головой и бережно промывала кровь, невесомо касаясь губами разодранной кожи и словно выпивая всю боль. Она каждый раз просила его беречь себя.

Зарычав на весь мир, Фредди разбил и вторую руку.

========== Как заяц ==========

Комментарий к Как заяц

Джен. Беседа Фредди и Анатолия в самом конце мюзикла.

P.S. Просто мои размышления в этот раз. Простите, что так… суховато, но мне была нужна эта глава.

Я бегу, как заяц, и всё время знаю, что за мною наблюдает кто-то, кто мечтает, чтобы я упал.

Из мюзикла «Шахматы»

– Ты возвращаешься в СССР?

– Да.

– Почему?

Анатолий разгибается, отрываясь от сборки чемодана, и разворачивается. Фредерик стоит в дверях, небрежно облокотившись на косяк и чуть наклонив голову. В обычно ярко горящих, эмоциональных зелёных глазах, сейчас осталась лишь усталость и… какая-то серость. Словно пепелище после пожара.

– Что ты от меня хочешь услышать? – без тени злости, с зеркальной усталостью, спрашивает Анатолий.

– Почему ты возвращаешься туда, где тебя ждёт презрение и… возможно решётка? А ещё семья, которая стала тебе чужой.

Каждое слово, даже без высокомерного тона, бьёт метко по больным местам Анатолия, вынуждая его поморщиться.

– Они отпустят отца Флоренс, если я вернусь.

Он замечает, как в глазах напротив вспыхивает какой-то странный огонёк, но не успевает его понять, ибо порыв ветра, залетевший в открытое окно, треплет чёрные волосы, бросая чёлку на лицо.

– Ты всё же любишь её, русский, – задумчиво тянет Фредди.

Он резко дёргает головой, снова открывая свой взгляд, в котором однако уже осталась только стеклянная маска. Фредди губы кривит чуть ломко и молчит.

Анатолий, от его молчания устав, снова к сборам возвращается. Говорит тихо:

– Если у тебя ко мне больше нет вопросов, то прошу тебя уйти.

– Тебе так противно моё общество?

В его голосе снова появляется столь привычная насмешка, и Анатолий вздыхает. Ему всё ещё не удалось привыкнуть к столь резким сменам настроений этого человека, который…

– Ты оказался намного умнее меня, – признаёт Анатолий едва слышно, всё ещё не оборачиваясь. – Я хотел бы сейчас закричать тебе в лицо, что ты отнял у меня всё, но…

– Но ты сам потерял всё.

– Да.

Анатолий оборачивается и вдруг замирает, на открытую насмешку наткнувшись, сверкающую в светлых глазах. Он только сейчас понимает.

– Ты… Ты всё это продумал? – выдыхает хрипло.

Фредди голову наклоняет, соглашаясь, скалится немного по-звериному, разъясняет:

– Ты отнял у меня всё. Увёл женщину, сломал карьеру. Думаешь я оставил бы всё, как есть, русский? – Фредди усмехается невесело. – Нет.

– Ты изначально знал, что я не соглашусь проиграть партию, чем бы меня не шантажировали. К чему был этот цирк?

– Это был простой спектакль, – Фредди пожимает плечами. – Мне была нужна помощь СССР, и я устроил им представление, заверив, что сделаю всё, что есть в моих силах, а после уведомив, что глубоко сожалению – ничего не вышло. Ты был нужен мне на тот момент. Я живу шахматами до сих пор и не хочу, чтобы корону носила посредственность, – он последнее слово выплёвывает презретильно. – Ты выиграл. А после… Ты не смог бы отказать в счастливой жизни и Флоренс, и своей жене. Правда, я не ожидал, что русские поставят тебе такое условие, но…

– Ты загнал меня в ловушку, – поражённо выдыхает Анатолий. – Тебе была нужна моя победа для эстетического удовлетворения, а после… Ты знал, что две женщины сожгут меня, как два огня, между которыми я оказался. Моя жизнь сломана, карьера не будет развиваться в СССР… Ты…

– Я просто играл в партию своей жизни, в отличии от тебя, – Фредди смотрит без капли сожаления на едва не задыхающегося от нахлынувшего осознания собственных промахов Анатолия.

Фредди кошачьей походкой подходит к небольшой шахматной доске, на которой развернулась какая-то партия. Накрывает одну из чёрных пешек своими пальцами и переставляет её. Стук фигуры о доску кажется слишком громким в этой тишине.

– Шах и мат, – шепчет Фредди.

Он вскидывает жёсткий взгляд на разбитого Анатолия, холодно улыбается. В светлых глазах не остаётся ни капли того обманчивого спокойствия, что было в начале разговора. В них плещется буря эмоций, словно вихрь пламени.

– Я никогда не жаждал мести. Это была лишь наша с тобой партия. Ты, великий шахматист, даже лучше меня, – снова усмешка. – Эта партия была на равных.

Фредди резко разворачивается на каблуках обуви и уходит, остановившись на миг в дверях и бросив:

– Ещё раз поздравляю с сегодняшней победой в игре.

Во вспыхнувшей зелени глаз легко читается: «Но главную партию ты проиграл и ты жалок мне».

Фредди уходит.

========== Выбирай ==========

Комментарий к Выбирай

Гет. Фредди/Флоренс

Флоренс смотрит вслед уходящему Анатолию, пока тот не исчезает. Где-то объявляют о завершении посадки на рейс до СССР, но она смутно осознаёт происходящее вокруг. Она опускается на скамейку, глядя прямо перед собой стеклянным взглядом.

Она не понимает. Не понимает, где же оступилась? Не понимает, за что жизнь так обходится с ней?

Неужели она так много хотела?

Взаимного тепла и любви. Счастья. Родного, самого близкого человека, перед которым будет не страшно обнажить свои слабости, открыть душу.

Да, с Анатолием они были совершенно разные люди, но… Она почему-то верила, что они смогли бы понять друг друга, привыкнуть, любить…

И пусть это было бы не то, что с Фредди, но всё же – это могло бы быть.

А теперь этого нет. И Фредерика Трампера рядом тоже нет. Одна. Снова одна.

Она вздрагивает невольно, за плечи себя обхватывает. Ей холодно внезапно становится, и больно, и пусто, и одиноко. Горло словно кто-то сдавливает, вынуждая воздухом давиться.

Ей так хотелось быть нужной, любимой, единственной… Но от одного она ушла сама, потеряв терпение, а другой – ушёл от неё, ради неё же.

Флоренс губы кривит горько. Судьба усмехаться любит.

Она глаза поднимает, по толпе людей скользит бегло, и замирает. За знакомый силуэт взглядом цепляется, не веря и боясь, что исчезнет. В голове словно взрывается что-то, мысли заволакивая и соображать не давая.

Но человек не исчезает, лишь устало облокачивается на стол кассы, чтобы видимо купить билеты как можно дальше отсюда. Флоренс с места сдвинуться не может, в противоречиях, бушующих в её душе, путаясь, захлёбываясь ими.

В аэропорту достаточно тихо, чтобы голос до боли знакомый слышать, пусть слов толком и не разбирая.

Горячее дыхание приятно обжигает шею нежным поцелуем, с ласковым шёпотом смешанным…

Фредди интонацию меняет, ругаясь о чём-то с продавщицей.

Голос на рык почти срывается, каждое слово ранит острее кинжала, кожу дерёт больнее плети, рыдания из груди выбивая…

Он руками взмахивает эмоционально, но устало как-то, продолжая что-то доказывать.

Длинные, изящные пальцы осторожно играются с её волосами, едва касаясь, словно ветер. Фредди расчёсывает их медленно, порой подушечками кожу головы задевая, на виски чуть надавливает, противную ноющую боль выгоняя…

Ругань снова громче становится. Он руки в кулаки сжимает неосознанно, и Флоренс костяшки не так давно сбитые замечает.

Они снова ссорятся. Только в этот раз всё заходит слишком далеко. Флоренс тогда пугается его впервые, увидев безумие в обычно светлых глазах. Фредди остановиться уже не может, кричит, скалясь по-звериному, опасно. Он в тот вечер замахивается на неё впервые, но по стене бьёт, в последний момент…

Продавщица видимо всё же находит какой-то компромисс, ибо Фредди успокаивается, на стойку снова ладони кладёт, голову склоняет, позволяя чёлке на лицо упасть.

Флоренс стоит возле окна, настороженно за его приближением наблюдая. Она, после вчерашнего, боится его, если уж быть честной хоть с собой, но на лице ни единая мыщца не дрожит. Он шаг до неё не доходит, в глаза смотрит просяще, виновато – совсем не так, как обычно. На колени неожиданно падает, вздрогнуть её вынуждая.

– Прости, – дрожащим голосом шепчет. – Прости, меня. Я… Я не знаю, что это было. Мне самому страшно вспоминать… Прости, прости, прости!

– Т-ш-ш, – растерянно выдыхает она, рядом с ним опускаясь.

Флоренс его за плечи робко обнимает, к себе тянет. Он ей в ключицу утыкается, дышит сорванно, загнанно. Она одну руку ему в волосы запускает, кожу чуть ногтями царапает, прочёсывая, словно в чувство привести пытаясь. Фредди дрожит в её руках, цепляется за неё почти неосознанно.

Она его ещё никогда таким уязвимым и разбитым не видела. Таким потерянным и испуганным.

Флоренс осторожно его за подбородок цепляет, голову поднять вынуждает, чёлку упавшую с глаз отводит. В светло-зелёном взгляде затравленное выражение раненного зверя застывшее. Она по скуле выступающей гладит его ласково, целует коротко, по плечам гладит, позвоночник напряжённый растирает и выдыхает с облегчением, почувствовав, как он расслабляться постепенно начинает.

– Я так боялся, что потерял тебя, – шепчет он неожиданно, лбом своим в её плечо утыкаясь. – У меня ведь кроме тебя никого нет. Никого. Прости меня.

Флоренс прощает…

Фредди по залу ожидания бегло взглядом пробегается, пока ему билеты оформляют. Застывает вдруг, выпрямляется неестественно. У него взгляд темнеет, он движением резким отворачивается, словно заставляя себя это сделать.

Флоренс поднимается и идёт к нему, игнорируя упорно голоса гордости, мыслей и отдаваясь шёпоту больного, одинокого сердца, которое всё это время тянулось лишь к одному челевеку. Она пыталась по-другому. Она не смогла. Она много боли человеку причинила.

Всё ещё самому родному человеку.

Она ему ссору их давно уже простила. Они в эмоциональных порывах друг друга стоят, Флоренс это прекрасно понимает.

Она замирает, шага не дойдя. Руку тянет, плеча касается робко.

Звериные повадки никуда не пропали. Фредди напрягается, в пружину превращается почти что, разворачивается к ней резко, о взгляд порезаться, кажется, можно.

– Что? – не выдерживает он, спустя минуту тяжёлого молчания.

– Я не могу без тебя, – давит Флоренс едва слышно, не понимая, куда пропал весь решительный настрой. – Я люблю тебя. Ты… Ты просто единственный человек, без которого мне нечем дышать. Я обманывала себя, пытаясь сбежать. Я не могу без тебя.

Она замолкает, комок в горле сглатывая. Силы ушли куда-то, оставив лишь пустоту и страх. Ещё вчера Флоренс нежилась в объятиях другого, мысленно называя Фредерика жестоким и бесчувственным, а сегодня стояла, не силах вымолвить ни слова.

Она лишь сейчас осознаёт, как была слепа. Её счастье всегда было рядом и пусть в обличии весьма капризного человека с резкими перепадами настроения, но оно всегда было рядом, а она ушла от него. Сама. Фредди ведь настолько схож с ней в характере, глупо это отрицать, хотя она и была мягче, но всё же… И ведь он искренне любил её, заботился, оберегал.

А любит ли теперь, или они под корень разрушили то хрупкое, что жизнь даёт лишь однажды – шанс быть счастливыми?

Фредди смотрит на неё молча, во взгляде злость с недоверием мешается. Он её ладони, к нему неосознанно протянутой, намеренно не касается.

Его продавщица зовёт, и он отворачивается, расплачивается с ней.

Флоренс не замечает, как по щекам слёзы течь начинают, пока губы солью не обжигает. Она всхлипывает, ладонью себе рот зажимая, разворачивается резко и прочь бежит, не осозновая ничего.

Она едва в кого-то не врезается, из здания выбегая, её эмоции душат, глаза застилая пеленой.

Вдруг чьи-то руки её со спины обхватывают, к груди привлекают. Флоренс бьётся иступленно, вырваться пытается, но ей не дают, терпеливо пережидая приступ истерики, нахлынувшей от всего, что пережить пришлось.

Она замирает, опустошённой себя ощущая, отстраняется немного, голову поднимает, взгляд зелёный перехватывая. Фредди смотрит открыто слишком, без маски привычной. Флоренс сказать что-то порывается, но он лишь головой качает, снова её к себе привлекая и покачивая осторожно в своих руках.

Флоренс губы, её макушки коснувшиеся, чувствует, глаза приоткрывает и кончики билетов, из сумки выглядывающих, видит. Их два.

Становится не спокойно. Нет.

Но тепло.

И впервые за долгое время это ощущается правильно.

========== Мальчишка ==========

Снова крики. Снова ссоры. Снова он останется ненужным.

Фредди тихо отходит от двери, ведущей в родительскую комнату. Им явно не до его победы в школьном шахматном матче. Они навряд ли вообще вспомнят сегодня о его существовании.

Пол привычно и так тоскливо скрипит под ногами, что Фредди морщится. На свою кровать падает, в клубок сворачивается, колени к груди поджимает.

Он не нужен. Кажется, что его появление на этом свете было случайностью. Ошибкой.

Кажется, ему даже именно так говорила однажды мать.

Фредди закусывает губу, заглушая всхлип, и проваливается в сон без мыслей.

***

Отец ушёл. Почему-то это не колышет вообще никаких чувств и эмоций в душе.

Фредди лишь переставляет фигуру на доске, не желая упустить мысль и проиграть. Мать, сообщив ему эту весть, просто уходит.

Ей также всё равно.

Фредди ставит сопернику шах и мат и соглашается на новую партию.

Ноющую боль в груди проще не замечать когда играешь.

***

Фредди многого достиг в своей жизни. Он стал одним из самых успешных шахматистов всего мира. Он научился ставить свои условия. Хоть здесь. Хоть на шахматной доске.

Он с нескрываемой насмешкой над очередным противником делает решающий ход и уходит.

В шахматах он король.

Он смог из пешки выйти в ферзи и даже дальше.

И он всё ещё не резанул лезвием по запятью, несмотря на то, что кровным родным на него пугающе плевать и порой от одиночества шаг за оконную раму сделать хочется до дрожи внутренней.

Единственное, что отказывается подчиняться – это доска собственной жизни и судьбы. Фредди прекрасно понимает, что он здесь последняя фигура.

Но никому в этом не признаётся.

***

Флоренс в его жизни появляется как-то случайно. Со своим прошлым, в котором боли и страха ничуть не меньше, чем в его собственном. Со своей ненавистью и своей местью.

Фредди её не отталкивает, хотя и не до конца отдаёт себе отчёт почему. Может, просто слишком долго был один.

Но о доверии не может быть и речи. Эта девушка такая же, как и все – предаст и забудет.

Он никого не подпустит к своей душе. Да и ей вскоре наскучит рядом с ним, и она уйдёт.

Все они уходят.

***

Фредди от кошмара очередного просыпается с криком сдавленным. Дёргается, то ли убежать желая, то ли спрятаться.

Из рук, его осторожно обнявших поперёк груди, вырваться пытается, почти до синяков чужие запястья стискивает, тянет с силой, освободиться пытаясь.

– Т-ш-ш, тише! Фредди, тише!

Голос знакомым ощущается и, кажется, ему доверять можно. Фредди зверем настороженным замирает, от малейшего неправильного движения прочь прянуть готовый.

– Тише, тебе приснился сон. Только сон! Тише.

Испуг медленно уходит, оставляя после себя лишь потерянность. Фредди тихо стонет, откидывая голову на плечо Флоренс и отпуская её руки. Она, почувствовав безмолвное разрешение, пальцы ему в волосы запускает, прочёсывает, голову массирует несильно.

Спустя минуту долгую, утягивает его за собой, на кровать роняя. По лопаткам, болезненно вывернутым, гладит, позвоночник напряжённый растирает.

Он впервые ей остаться на ночь разрешил, не сославшись на подготовку к очередному турниру, и Флоренс совершенно не понимает, как помочь.

Она не могла представить, что за маской этого, весьма уверенного в себе и считающего весь мир ничтожеством, человека, скрываются свои страхи, свои раны.

– Что тебе приснилось? – спрашивает она тихо, когда его дыхание наконец успокаивается, и он неуверенно обнимает её в ответ.

– Это неважно. Это был просто сон, который никак не помешает мне в реальности.

– Это важно, – Флоренс его лицо в свои ладони берёт, в глаза заглянуть пытается. – Тебе же плохо. Больно.

Фредди взгляд поднимает, и она даже в полумраке различает боль, плещущуюся на дне болотных радужек. Ей почему-то безумно хочется хоть часть этой боли забрать. Она складку напряжённую на лбу разглаживает кончиками пальцев, веки очерчивает, по скуле проводит. Фредди её ладонь перехватывает и целует в центр, лицом в неё утыкаясь, шепчет едва различимо:

– Детство. Мне приснился тот мальчишка, который никому не нужен был. Который вообще непонятно зачем в этом мире жил. Он до сих пор никому не нужен, только теперь справляться с этим научился… Но прошлого всё ещё…

Он замолкает, недоговаривая, но Флоренс кожей ладони беззвучное: «Боится», чувствует. Она ладонь ему на впалую щёку перемещает, большим пальцем губы очерчивает осторожно. Ей шаг неверный сделать страшно. Она понимает, что Фредерик Трампер ещё ни перед кем таким открытым не был. Никому настолько не доверял.

Ей это доверие потерять страшно почему-то.

– Но теперь ты нужен, Фредди. Ты мне нужен.

В зелёных глазах недоверие мелькает, но он улыбается робко. Флоренс его снова к себе тянет, и он льнёт доверчиво, лицом ей в ключицу утыкаясь. Едва слышное: «Спасибо», выдыхает.

Флоренс всю ночь спит чутко, рук с его лопаток не убирая и, на дрожь малейшую, в макушку растрёпанную целуя, словно напоминая: «Я здесь, я рядом, я с тобой».

– Ты не один, – шепчет тихое.

***

Фредди глаза распахивает, воздух глотая судорожно. На простынях сбитых в комок свернуться пытается. Уменьшиться. Спрятаться.

Нежных рук единственной, которая понимала и которой он доверился, отчаянно не хватает. Темнота и одиночество обжигают своим холодом.

За окном шумит яркий Бангкок.

Тишину гостиничного номера разрезает стон, полный невысказанной боли.

========== Журналист ==========

Фредди несколько пустым взглядом сверлит стену какого-то бара, вертя в руке бокал. У него на лице пара свежих ссадин, а на когда-то белой рубашке – кровь. Костяшки изящных рук настолько привычно сбиты до мяса, что он даже не придаёт этой ноющей боли хоть какое-то значение.

Он глаза прикрывает чуть устало, скашивает немного взгляд на своего «соседа». Сидящий рядом мужчина прижимает одной ладонью платок к разбитым губам, а другой тоже сжимает бокал, ловя на его изгибах блики света. Один рукав у его пиджака отсутствует, и на оголённом предплечье видны следы словно от когтей или ногтей. Как и на лице.

– Как видишь, моя история весьма прозаична для этой жизни, но сколько продаж ты соберёшь с одного заголовка, – Фредди усмехается жёстко, рукой взмахивает, будто в воздухе что-то выписывает. – «Фредерик Трампер признал сокрушительный крах всех планов и надежд!» Хоть у кого-то будет успех.

– Я не собираюсь ничего, из рассказанного тобой, сообщать в газеты, – тихо отзывается тот, тщетно пытаясь поймать взгляд собеседника.

– Зачем же тогда слушал?

– Потому что ты рассказывал. Мне… было интересно.

Фредди фыркает насмешливо, не сдержавшись. Он головой встряхивает, чёлку с глаз отбрасывая, и поворачивается наконец к своему новому знакомому, которому случайно поведал полную повесть своей жизни. Хоть биографический роман пиши.

Фредди вообще-то ждал, что тот исчезнет, как только всё из него вытащит, и побежит статью строчить, но что-то явно идёт не так. С этим журналистом вообще всё идёт не так с самого начала…

…Фредди по улице Бангкока шёл, мысленно ненавидя этот город за его яркость, шум, вечную кутерьму, смешивающую и без того разрозненные мысли ещё больше. Он забыться хотел в каком-нибудь из баров, чтобы просто стереть из своей головы лишнее и присоединиться к этому празднику жизни, который тут видимо не утихал. Особенно ночью.

И возникший из ниоткуда журналист, с сотней-другой вопросов, душевному равновесию отнюдь не способствовал.

Фредди не помнил толком, когда разум заволокла алая пелена, и он бросился на него, разрывая плотную ткань дорогой одежды. Отрезвление пришло лишь вместе с полученным ударом в лицо и сильным толчком в грудь.

– Фредерик Трампер набросился на журналиста! Позор изгнаннику шахмат! Бывший шахматист окончательно сошёл с ума!

Журналист, поднявшийся на ноги, смотрит на Фредерика взглядом, в котором удивление слишком сильно смешивается с настороженностью, почти её заглушая.

– Это вы мне так решили все варианты заголовков перечислить, мистер Трампер? – интересуется он.

– Это я все варианты завтрашних ресов в какую-нибудь другую страну перечисляю. Но ваша порода меня, наверное, даже из гроба вытащит! – огрызается Фредди в ответ, тоже поднимаясь и кровь на лице прямо рубашкой стирая.

– Я не собираюсь ничего писать о сегодняшнем происшествии. Меня Жак зовут.

– Приятно познакомится, – буркает Фредди, руку протянутую игнорируя намеренно. – Моё имя уже похоже всем известно.

– Ваше имя и вправду всем известно. Особенно после матча в Мерано, за которым, затаив дыхание, наблюдал весь мир! Это же какое было противостояние! Не только двух величайших шахматистов, но и двух держав! Так интересно было следить за каждым ходом на шахматной доске и…

– Послушай, ты бар где-нибудь поблизости знаешь? – перебивает Фредди бесконечный поток чужих эмоций, облачённых в мысли и слова.

– Да, – чуть растерянно отзывается тот. – Там совсем рядом. За углом.