Текст книги "Опыт"

Автор книги: Екатерина Сычёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Ты уже это говорила. – Откликнулась Лера, которой этот разговор стал уже раздражать. Минута слабости, смешанная с жалостью, с проблеском давно потухшей любви и состраданием давно прошла, оставив после себя только недоумение, как она могла повестись на хитрый трюк матери.

– Но твой отец всё испортил. Это он всё погубил, здесь нет твоей вины. – Продолжала женщина, ничего, кроме своего голоса, не слыша. – Мне говорили, что неверующий муж, верующей женой спасается, но я подчинилась влечению плоти, растленному телу и была за это наказана. Но я горжусь, что Бог меня покарал!

Здесь тембр ее голоса, до этого спокойный и тихий, с каким говорят с тяжелобольными и уже ничего не понимающими людьми, поднялся на октаву выше, словно бросая вызов самой себе, сомнению, которое пряталось в глубине души.

– Если бы Он меня не наказал, значит считал меня безнадёжно пропащей. – Закончила она.

Лера молчала, устало прислонившись к стенке. Сколько раз она всё это слышала, сколько раз давала отпор, сколько спорила, кричала, пыталась убедить? И всё без толку. В чем смысл её жалких потуг что-то доказать, не проще ли согласиться? Но нет, она пыталась так сделать, оставив свои соображения при себе, но матери требовалось подтверждение, безоговорочное послушание и подчинение дочери. Если же этого не достигалось, мать, бывало, выходила из себя и давала волю рукам, сильным, но слабым на вид. И тут Лере привиделось в полу мечте – в полу воспоминаниях, как эти же самые руки, загрубевшие, гладят её голову, лежащую на подушке, в то время, как она притворялась спящей. Как давно это было и не приснилось ли ей это?

И эти разговоры об отце, они выжимали её, лишали последних сил и желания жить. Раньше Лере казалось, что переча матери, выгораживая отца, защищая его, она чтит его память, как бы своей преданностью оставляя на память частицу его в себе. Но вскоре Лере стало не под силу та борьба против матери и она сдалась. В своей слабости она чувствовала предательство, вину, но она была бессильна прекословить матери, полностью её подавляющей и уничтожающей своими психологическими атаками, тем больше несокрушимыми, чем больше основывались на алогичности и непоследовательности больного разума.

– Я вижу, что что-то случилось. – Продолжала допытываться мать стоящую перед ней Леру, выжимая из неё жизненные соки и насыщаясь ими.

В этот момент раздалась громкая трель телефона, и женщина, недовольно морща лоб, отошла от дочери, поднося к уху трубку.

– Да, Слушаю… Да, это я… Нет, дома… Не знаю… Понятно… Хорошо, я завтра буду. Я поговорю, да, конечно, до свидания.

Дав отбой женщина повернулась к Лере, до этого внимательно прислушивавшейся к интонациям матери и вглядываясь в её лицо, поэтому девушка была совсем не удивлена, когда мать, как-то странно улыбаясь, почти торжествуя, произнесла:

– Это директор. Меня вызывают в школу.

Глава 4

То, что всё изменилось безвозвратно, Ян понял сразу, как только его забрал отец из милицейского участка, куда его отвезли. Оказавшись дома, Ян заперся у себя в комнате, ничего не говоря и не объясняя, оставаясь глухим и немым на протяжении череды вопросов и недоумения, как он мог так поступить. Целый вечер он провёл в задумчивом молчании, слушая, как отец за стенкой по телефону решает созданные его сыном проблемы, нависшие над их общим будущем. Ян не о чём не думал, погруженный в темноту, кокон спасительного бесчувствия, которое ему в последние дни так не хватало. Он был опустошён, словно из него вылили всю жизнь, и был этому искренне рад.

Наутро следующего дня он сидел в кабинете директора школы и смотрел на спектакль его жизни, не принимая в нём участия. Это было без надобности, всё решат без него. Он изредка вскидывал склонённую голову, когда кто-то из присутствующих вдруг резко переходил на крик. По правде, кричали почти все. Больше всех мать Макса и его отец. Милицейский, молодой парень, которому, видимо, всё это надоело и приелось, равнодушно стоял у окна, заполняя какие-то бланки. В спокойствии с ним поспорить разве что могла Лерина мать, неотрывно смотрящая себе под ноги. Лера так же была здесь. Она, Сидоркин и Скуратович выступали свидетелями, но в отличие от последних, наперебой рассказывающих, что произошло, тем самым в первую очередь выгораживающих себя, она хранила молчание и изредка коротко отвечала, если её кто-то спрашивал.

В этот момент Ян ненавидел Леру, своего отца, одноклассников, всех, кто находился вместе с ним в помещении. Но больше всего всё же Леру, скромно стоящую рядом с матерью. Она предала его, вот что он знал, и больше ему знать не было нужды. Это главное, а всё остальное, что будет с ним, с его жизнью, уже не важно.

– Моя дочь здесь не причём, сколько раз можно повторять, что вы цепляетесь каждый раз к ней? – Иногда вскидывалась мать Леры, услышав имя своей дочери в разговоре.

– А я говорю, что без неё дело не могло обойтись. Стоит такая скромница, глазки опустила. Ручки сложила. Ага, знаем мы таких. А пострадал мой сын! Вы видели его лицо, что с ним стало?

–Тихо! Говорю вам! Тихо, товарищи, не устраивайте базар здесь!

Директор школы, единственный здесь, кто вызывал у Яна симпатию, застучал ладонью по столу. Усталое сморщенное лицо добряка вдруг приняло серьезное, и даже угрожающее выражение, которое мигом всех заставило замолчать.

– Уважаемая гражданка Телегина! Я всё понимаю, и ваше волнение за сына тоже, но давайте сначала разберемся в ситуации. Вы пытаетесь во всём обвинить этого молодого человека – указал он на Яна – и девушку, которые до этого случая имели незапятнанную репутацию и зарекомендовали себя за всё время учебы как успевающие, дисциплинированные, послушные и примерные ученики нашей школы. Напротив же – Сидоркин и Скуратович, у которых в учебном прошлом неоднократно имелись выговоры, и которых вы, как и своего сына, пытаетесь выгородить и выбелить. Насколько мне известно, ваш сын также далек от идеала, как и эти двое. Я не потрудился поговорить с директорами всех школ, в которых ваш сын учился и собрать нужную мне информацию. Поэтому, прежде чем обвинение вступит в силу, я самолично прослежу, чтобы наказали тех виновных, которые на самом деле повинны во всей этой истории, даже если виновником окажется ваш сын.

– Да что за бред! – Закричала мать Макса, и повернувшись в Яну, добавила, – Этот изверг должен быть за решёткой!

– Он понесет наказание, когда история будет прозрачной, как вода вот в этом кувшине, а сейчас в ней слишком много неясного и мутного! – оборвал её директор.

Ян не хотел выгораживать себя. Он понимал, что ставил себя под удар, как и репутацию своего отца, впрочем, но после слов Леры о том, что она не видела в поведении новичка ничего агрессивного, в нём произошло замыкание, как в розетке или приборе, временно вышедшем из строя. Но не тогда Ян был повергнут, а после слов, сказанных её матерью во всеуслышание, что её дочь боится его.

Ян хотел поговорить с Лерой, наедине без посторонних ушей, но каждый раз ловя её взгляд, полный ужаса и разочарования, он словно падал, так подкашивало его то, что он видел в отражении души своей некогда лучшей подруги. Её мать не врала. А значит это он агрессор, и с ним что-то не так, это он во всём виноват.

– Подростки. Вспомните себя в их возрасте. Те душевные муки, неуверенность в себе, через которое мы все прошли. Бушующие гормоны, извечный поиск смысла жизни, жажда признания и уважения, невозможность понять, что происходит внутри себя, не говоря уже о внутреннем мире окружающих. Это и порождает недопонимание, агрессию к чужому, к тому, что непостижимо разумом, и только сердце способно понять, будь оно открыто. Я вижу, что правды мы сегодня не добьемся, Скуратович и Сидоркин твердят, что Валуев первый налетел на Телегина, просто идущего позади и шутившего, но я не верю. Им выгодно так говорить, а Простова что-то недоговаривает, я это вижу. Возможно, здесь не обошлось без влияния матери, я так думаю, преследующую свои какие-то скрытые цели.

Директор развернулся к отцу Яна, не сводя с него глаз, отчего тот в раздражении поморщился.

– Вы замечал за сыном в последнее время что-то странное?

– Что вы имеете в виду?

– Это вы мне скажите? Вы его видите каждый день, а не я. Не может человек из мирного обитателя без причины превратиться в дикаря, кидающегося на окружающих.

– Ну, не на всех окружающих. Как вы верно подметили, это история мутная. Я думаю, моего сына спровоцировали. Ну, не мог человек просто так кинуться на другого человека. А что касается меня, то за сыном я ничего странного не наблюдал.

– Павел Семёныч уважаемый человек в нашем городе, хирург, врач от бога, пусть и растит сына в одиночку, но я, со своей стороны, уверен, что делает всё возможное, чтобы его сын стал порядочным, умным, честным, достойным уважения человеком. А вы, эээ, Лариса Сергеевна, в нашем городе совсем недавно, человек, так сказать, новый, неизвестный. И я ничего плохого сказать не хочу, но то, что вы мать одиночка, а как известно, не все матери могут найти подход к сыновьям, особенно в этом возрасте, и с учетом того, что Максим уже стоял на учете, предлагаю пока что решить вопрос полюбовно, без заявления в милицию.

– Что это значит? При чём здесь мать одиночка, при чём здесь учёт?! Это в прошлом, и за него мы сполна расплатились, а теперь получается, оно, как клеймо будет преследовать нас всю жизнь?

– Не горячитесь. Давайте, посидим сегодня с вами где-нибудь, и всё обсудим. – Вмешался Павел Семёнович.

Ян наблюдал, как отец покровительственно берет мать новичка под руку, склоняясь к её уху, и волна отвращения нахлынула на него, перекрывая кислород, застилая глаза.

Его отец был симпатичным мужчиной лет пятидесяти. Седина в волосах, импозантная, высокая, хорошо сложенная фигура в сером костюме, пронзительные карие глаза и орлиный нос производили впечатление благородное, смешанное с почтением и благоговением, редко кого оставляющим равнодушным, особенно женщин, которые, надо сказать, были слабостью Павла Семеновича. На этот раз его обаятельность также возымело действие, и Телегина Лариса Сергеевна растерянно согласилась на неуместное, по разумению всех присутствующих, предложение, хотя, возможно, и считала это неправильным.

Мать новичка была статной женщиной средних лет, ухоженной и в первой молодости может быть даже красивой, если судить по чертам лица, потерявшим со временем свою свежесть и упругость. Немного располневшая фигура была выгодно подчеркнута тщательно подобранным туалетом, а шлейф приятных духов, умело сделанный макияж, ухоженные руки – всё это говорило о том, что эта женщина любит себя и своё тело. Отец Яна, уже никого не стесняясь, во-всю старался поставить себя в выгодное положение, дающее ему право на легкий флирт, которым он хотел убить двоих зайцев сразу: выгородить непутевого сына и поиметь легкую, ни к чему не обязывающую интрижку со зрелой, уверенной в себе женщиной.

Это видели все, и все понимали, что конфликт будет исчерпан, поэтому директор, с согласия всех сторон, объявил вынужденное собрание законченным, пока не будет выяснены новые обстоятельства столь печального для их школы случая. Все с радостью покинули кабинет, направляясь по своим делам. Только в дверях Ян снова посмотрел на Леру, но та, следуя за матерью, которую, казалось, ничего не возмутит, упорно делала вид, что не замечает его взгляда. В нерешительности остановившись, он по указке отца направился домой, так толком и не поняв, что произошло.

Глава 5

Не понял Ян, что произошло и через две недели спустя, когда, стоя перед трюмо, надевал свой парадный костюм, так же, как и остальные его вещи, ставшим ему коротковатым. В пол уха слушая указания отца, он пытался пригладить волосы, и заодно уложить их на уши, оттопыренные в разные стороны его головы, как приставные локаторы.

– Ян, ты понял меня? Веди себя без агрессии. От этой женщины и её сына сейчас зависит твоё будущее и моя репутация, и я не хочу ставить и то и то под угрозу.

– Скажи честно, что хочешь затащить её в постель.

– Ян, это становится не смешно.

– А я и не шучу.

– Ян, я прошу тебя…

– Быть благоразумным и т.д. и т.п. Знаю.

– ЯН!

– Хорошо, пап, Я ПОНЯЛ.

Хотя, ничего не понял. Еще совсем недавно он и представить себе не мог, что влюбится в лучшую подругу, а затем возненавидит её, и в придачу будет строить из себя клоуна, разыгрывая представления доброжелательности перед тем, на кого он заслуженно поднял руку за попытку унизить и растоптать его. Теперь ему предстоит снова пройти стадию унижения, только дать выход эмоциям он уже не сможет, обязанный возместить свою предыдущую несдержанность к неприятнейшему лицу. Это возмездие проигравшего, своим поражением достигшего победы. Думая над этим парадоксом, Ян заодно посматривал через зеркало на отца, стоящего в нижней майке и трусах и гладившего брюки.

Ян привык к бесконечным, постоянно сменяющимся романам отца, поэтому не видел ничего удивительного, что и в этот раз он не упустил своего шанса засунуть свои причиндалы между ног очередной, для Яна в какой-то момент ставшими на одно лицо, особы с сиськами. Он не запоминал, как их зовут, кто они есть, и даже видя на улице какую-нибудь привлекательную женщину, не опрокидывал возможности, что это бывшая или теперешняя любовница отца. Сын никогда по этому поводу не скрывал своего сарказма и иронии, за которыми скрывалась, возможно, бессознательная обида, зависть и презрение к чужой слабости.

Обида была за мать, за то, что возможно первые измены отца и толкнули её на тот шаг, воплотившийся в километры и года, разделившие их, скорее всего, уже навсегда. С завистью тоже было понятно. Возможно, Ян тоже был бы не против так развлекаться, как делал это его отец, просто и без напряжения, без лишних чувств, комплексов и проблем. Но всё же непостоянность отца к женщинам, вечный поиск коллекционера, собирающего свою коллекцию, и одержимого ей, не могло не вызывать в Яне неприязнь, и даже гадливость при мысли о череде сменяющихся тел, с их органическими несовершенствами и физическими недостатками.

– Интересно, а если бы какая-нибудь из твоих женщин увидела тебя в таком виде, она бы после этого захотела быть с тобой?

– Ты плохо знаешь женщин, сын мой, точнее, совсем не знаешь. Любая бы женщина умилилась, увидев мужчину с утюгом, разглаживающего брюки.

Ян только хмыкнул, не заметив в отце с торчащими волосатыми ногами из-под семейных трусов ничего умилительного, скорее смешное и что-то карикатурное.

– Конечно, я куда больше произвожу впечатление в докторском халате, кто ж спорит…

***

Сидя за столом, с примитивными котлетами и закусками, купленными в магазине готовой кулинарии, Павел Семёнович, держа бокал, произносил тост за знакомство, пытаясь своим громким звучным басом перекрыть неловкость, воцарившуюся в комнате с холостяцким убранством.

Лариса Сергеевна, сидя рядом с избитым сыном, в этот раз молчаливым и задумчивым, из-под густых бровей осматривающим неприязненным взглядом отца и сына, пыталась также со своей стороны внести капельку разрядки в атмосферу настороженности и напряженности, накладывая всем в неимоверных количествах салат и пюре, ближе всего стоящих в ней.

– Спасибо, мне хватит. – Отвел руку женщины Ян, когда она во второй раз за минуту поднесла к его тарелке полную ложку винегрета.

– Так вот, на чем я остановился. Я очень рад, что у меня дома сейчас сидят такие замечательные люди, и хотя, меня и Яна с ними свёл, может, и не очень приятный инцидент, но я уверен, что мы забудем про него, и продолжим наше знакомство непринужденно и легко, чтобы оно в конце концов, превратилось в крепкую, настоящую дружбу.

– И чем же мы с матерью такие ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ? – Сидя от Яна по другую сторону стола, накрытого белого скатертью, спросил Макс, с нахальной, дерзкой усмешкой на полных, в жиру котлет, губах. Ян же так и не к чему не притронулся, испытывая непреодолимую неприязнь, постепенно превращавшуюся в злость, которую он безуспешно пытался подавить.

– Максик, не надо.

– Чем замечательные? Дорогой молодой человек, вы не цените ни себя, ни свою красавицу мать, родившего такого красивого юношу.

– В моей красоте она отношения не имеет, как видите, мы с ней совершенно не похожи, скорее здесь повинен тот чувак, который присунул ей и сразу же сбежал, как почувствовал, что запахло жаренным. Да, к тому же мое лицо, благодаря вашему сыну, сейчас вряд ли можно назвать красивым.

От слов парня отец Павел Семёнович поперхнулся, а Ян, не сдержавшись, прыснул, смотря на растерянное, ошарашенное лицо отца, привыкшего всё держать под контролем.

– Макс!

Мать новичка в ужасе прикрыла рот рукой.

– Поколение. Мой сын такой же! Ни капли стыда и смущения.

– Вы правы. Сколько не воспитывай… знаете, очень трудно растить сына одной. Иногда чувствуешь вину, за то, что где-то чего-то недоглядела, не додала, как сейчас.

Павел Семёнович согласно закивал:

– Я вас прекрасно понимаю, сам ращу сына один. Поверьте, сколько бы мы не старались, не тратили на своих сыновей душевных и материальных средств, современный мир, с его все доступностью и развращенностью всё равно будет влиять на них, отнюдь, не в лучшую сторону.

– О да! Чего стоит этот интернет. И насчет вседозволенности и развращенности вы верно подметили. А скажите, если вам не покажется мой вопрос нескромным, ваша жена умерла? Или просто в разводе?

– Она бросила нас…

Отец говорил высокопарно, как всегда, с маской лицемерной скорби, делавшей этот пафос уже гротескным и несуразным. Нелепость всему этому напыщенному диалогу, в добавок, придавали жесты жеманности Ларисы Сергеевны, каждый раз после слов Павла Семеновича преувеличенно вскрикивавшей.

– О, это ужасно. Нет, такого я не понимаю, ладно мужчины уходят от женщин с детьми, но чтобы женщина бросила своего ребёнка…

– Да, это прискорбно. Мне было очень тяжело, да и сейчас нелегко, если вы понимаете о чем я.

Ян, старался не засмеяться над всем этим фарсом, комедией, которая всего лишь была начальной интерлюдией, предшествующей сближению двух уже немолодых людей, неожиданно понравившихся друг другу, но не знающих, как это выразить, чтобы не поставить себя в смешное положение. О том, что они смешны уже тем, что боятся быть смешными, они по ходу дела и не догадывались.

Покосившись на Макса, Ян по выражению лица новичка неожиданно для самого себя осознал, что они за одно, и в их же интересах объединиться, чтобы не допустить рокового сближения их родителей. Этого не хотели они оба по известным причинам их конфронтации и взаимной неприязни.

– По правде говоря, пап, я не заметил, чтобы уход мамы как-то повлиял существенно на твою жизнь. Ты с легкостью всегда находил ей замену, даже когда жил с ней.

– Ян, это выходит за все рамки приличия. – Прикрикнул выведенный и себя Отец.

Ян подмигнул Максу, и тот, всё поняв, не упустил случая подыграть ему. Между ними возник негласное перемирие, некого рода временная солидарность, призванная для одной единственной цели: не дать их родителям закрутить роман друг с другом.

– Ну, моя мама, по правде говоря, тоже в мужском обществе никогда не нуждалась. Я даже сбился со счёта, сколько у неё их было…

– Макс!

– Хватит.

Воскликнули мужчина и женщина одновременно, наконец, поняв непримиримость их сыновей.

– Мне кажется, молодые люди, что личная жизнь ваших родителей вас не касается. – Подытожил бескомпромиссно Павел Семёнович, не терпящим возражения тоном.

– Боюсь, пап, касается, хотя бы потому, что мы сидим за этим столом и все слышим и видим.

– Тогда выйдете вон! Молодежь, всё опошляет вокруг себя.

– Не говорите.

Ян махнул головой Максу, они вылезли из-за стола, направляясь в комнату Яна. Закрывшись, они снова поглядели друг на друга, увидев, что больше их не объединяет чувство товарищества и единомыслия, рождённое общей целью. Оба почувствовали смущение. Все никак не начавшийся разговор стоял между ними, как физическая преграда, о которую они постоянно спотыкались, пытаясь подойти друг к другу. Яну Макс уже не казался высокомерным ублюдком, теперь он видел перед собой простого парня, точно так же как и он, неуверенного в себе, но тщательно это скрывающего.

– А где вы раньше жили? Вы в нашем городе недавно? – наконец, нашелся Ян.

– Спроси, где мы не жили лучше. – Невесело усмехнулся Макс.

Потрогав подбитый ещё немного заплывший левый глаз, он еще раз улыбнулся, только без горечи и иронии.

– А ты классно дерешься. Я и сам не промах, но ты уделал меня. Где-то учился?

Ян пожал плечами, не зная, что лучше сказать. Признайся, что это его первая в жизни драка, он тем самым оскорбит Макса, показывая чего стоит умение парня за себя постоять, поэтому ответил расплывчато, не касаясь конкретных подтверждений и отрицаний.

– Ну так, где-то что-то подсмотрел, где-то опробовал.

– Понятно. На улицах, значит.

– А та девчонка, ну, рыженькая, твоя? – через некоторое время спросил Макс, рассматривая на полках книги, видимо, не представлявшие для него особенного интереса.

– Лера? Мы друзья. Точнее, наверно, были.

– Ты с ней это…

– Нет, сказал же, друзья.

Яну был неприятен разговор про Леру, поэтому он не скрывал своего раздражения, надеясь, что такой не завуалированный ничем намёк будет понятен.

Макс только пожал плечами, доставая телефон.

– Слушай, а не хочешь сейчас сходить на один сейшн? Не бойся, предки так заняты друг другом, что не заметят нашего отсутствия. Там девочки клёвые будут и можно неплохо оттянуться с ними. Я пока благодаря тебе в школу не ходил, новые знакомства завел.

Понимая, что Макс говорит дело, и что его отец только рад будет их куда-нибудь на короткое время деть, Ян согласился.