Текст книги "Свобода и Радость (СИ)"

Автор книги: Eirik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Часть 1 ==========

Артур, закрыв глаза, скользил подушечками пальцев по неровностям на стене.

Это было как настоящее путешествие – вот горы, вот река, снова горы, длинная гладкая тропа и ямка…пожалуй, это глубокое горное озеро.

Горный воздух был холодным и свежим, ветерок приносил йодистый запах водорослей и сладкий – пыльцы. Но главным было солнце – стоящее высоко в небе, сияющее и невероятное. Артур подставил лицо под солнечные лучи и счастливо улыбнулся.

– Это лампа, кретин.

Артур широко распахнул глаза от страха. Как же он так забылся, ведь Джокер предупреждал…

– Скучно, – пожаловался Джокер и вытянул вперёд ногу в белой туфле. – Всё белое. Чёртова стена белая, чёртовы туфли белые, чёртовы мозги в твоей тупой башке, Флек, тоже белые. А давай покрасим что – нибудь здесь? Стену, или, например, тебя?

– Не надо, – одними губами прошептал Артур. Джокер засмеялся – весело, по – доброму, и заставил Артура поднять правую руку.

– Не капризничай, маменькин сынок. Я всесторонне тебя развиваю, развлекаю, и что в ответ? Одни капризы и никакой благодарности. Плохой мальчик.

Ладонь зажала его лицо – осторожно, стараясь не повредить разбитый вчера нос, и молниеносно толкнула Артура назад – головой о стену.

Слепящая вспышка была такой сильной, что перекрыла давно надоевшую головную боль. Артур даже чувствовал себя относительно хорошо пару минут. А потом боль вернулась, да с такой силой, что он невольно застонал.

– Когда сбежим отсюда, заставлю тебя тренировать правую руку. – мурлыкнул Джокер. – Ну что это за удар?

– Не надо, – Артур инстинктивно зажал голову руками. – Пожалуйста, не надо.

– Сейчас прилетят ангелы, Флек, – радостно пообещал Джокер, и Артура развернуло лицом к стене, на которую он посмотрел с ужасом, уже понимая, что сейчас произойдёт. – Мы немного порисуем, а потом прилетят ангелы, и мы попробуем сбежать. Как тебе это?

– Я…сам. – Артур еле смог выдавить эти слова, заткнув болтающего без остановки Джокера. – Не трогай меня. Я сам.

– Мамочкина Радость решил поступить как настоящий мужчина? – деланно удивился Джокер. – Да ну, малыш, не смеши. Ты сейчас рыдать начнёшь и умолять меня о пощаде. Разве нет?

Ну конечно он был прав. Артур уже чувствовал капли слёз, бегущие по его щекам. Джокер всегда был прав – даже тогда, когда лишал его свободы движений. Даже тогда, когда причинял боль. Всегда прав, потому что он всего лишь никчёмный, никому не нужный…

– Заткнись, сволочь! – заорал Артур, пытаясь не то заткнуть начавшего хихикать Джокера, не то себя самого. – Заткнись, заткнись, заткнись!

Он с разбега ударился головой о стену и принялся биться о неё, не обращая внимания на кровавые брызги и боль. Сдохнуть бы – но сначала почувствовать, как подыхает тот, второй, торжествующе хохочущий в его голове.

– А вот и ангелы! – радостно возвестил Джокер, – Отдыхай, Радость, дальше я сам.

Артур обернулся, чтобы увидеть вбегающих дежурных санитаров, и потерял сознание.

========== Часть 2 ==========

Запах йода и чего – то дезинфицирующего. Запах кофе. Какой – то приторный сладкий запах, скорее всего, лекарств.

Томас Уэйн поморщился.

Аркхэм был приютом для душевнобольных преступников, но Готэм содержал свой госпиталь достойно.

Не было грязи и облупившейся краски на стенах, не было неряшливо одетых замученных служащих. Снующие по коридорам санитары выглядели внушительно и солидно, врачи были приветливы и полны собственного достоинства, и не было этого вездесущего запаха кухни и дешёвых лекарств, присущего девяноста процентам больниц Готэма.

И всё же этот сладкий йодистый запах кофе…

Пахло безумием.

***

– Ещё не поздно передумать, сэр, – Альфред открыл перед хозяином дверцу автомобиля. – Вы очень сильно рискуете. Я могу прямо сейчас позвонить профессору. Вас никто не осудит. Даже ОН.

ОН не осудит, Уэйн знал это.

ОН был напичкан таблетками по самое не могу, и вместо крови в ЕГО венах текли сильнодействующие препараты, половина из которых, скорее всего, были изобретением самого профессора.

И профессор Фарингтон его не осудит.

Профессор спокойно шёл на риск – ему в любом случае была обещана собственная частная клиника, и Томас вчера лично подписал все нужные бумаги.

И Марта не осудит.

Уэйну предстоял тяжёлый разговор с женой – пока он ничего не сказал ей, только попросил уехать на время вместе с Брюсом. Марта не стала спорить. Она во всём доверяла мужу, и мысль об этом причиняла Уэйну боль. Собрала вещи, свои и сына, и уехала в Швейцарию. Томас знал, что Марта будет ждать его звонок и объяснения, и на сердце его была тяжесть от того, что он сам, лично, делал жизнь своей жены невыносимой. Марта не заслуживала такого отношения к себе – и тем более, того, что он собирался сказать ей.

Томас Уэйн был чист перед людьми, обществом и женой.

Ему незачем было делать то, что он хотел сделать. Незачем было обижать Марту, незачем было играть со смертью, и тем более, незачем было возвращаться в прошлое.

Но Томас Уэйн осуждал сам себя и знал – сколько бы лет не прошло, он всегда будет помнить тот постыдный случай.

Это было так подло, так…недостойно.

Как он мог ударить больного человека? Как мог не сдержать гнев?

Он был хирургом, а не психиатром. Конечно, он не знал, что этот странный, захлёбывающийся смех – болезнь. Но это было не оправдание.

– Нет, Альфред. Я решил. Едем.

Дворецкий невозмутимо закрыл дверь с его стороны, сел на место водителя и завёл машину.

Томас вдруг понял, что движения Альфреда стали другими – и вспомнил, как нанимал этого человека, лучшего специалиста в своём деле, умеющего убивать даже детей.

Тогда Пенниуорт двигался так же, как сейчас – хищный зверь, выслеживающий добычу, и готовый кинуться на неё в любую секунду.

Томас Уэйн попытался прочитать мысли Альфреда по выражению его лица, но дворецкий был сама невозмутимость, словно они ехали на семейный пикник, а не за убийцей и возмутителем спокойствия всего Готэма.

***

Профессор Ричард Фарингтон явился, словно спустился с небес в своём белоснежном халате – подошёл стремительной лёгкой походкой молодого человека, не имеющего кредитов в банке и семейных обязательств.

– У вас двадцать минут, мистер Уэйн.

Альфред держал белый больничный плед.

Томас вдруг смертельно устал. Сказалось нервное напряжение, бессонные ночи и долгая, мучительная травля себя.

Хорошо ещё, подумал Уэйн, что нам не придётся имитировать смерть и кражу трупа из морга. Профессор вполне мог предложить им такой вариант.

Нужная им камера – палата ничем не отличалась от сотен других.

Почему – то Томас был уверен, что увидит Джокера – с размалёванным лицом, в ярком костюме, залитом кровью, и обязательно с клоунской маской в одной руке и револьвером в другой.

На кровати лежал и спал ненастоящим, неестественным сном…Артур?

Бледный, с забинтованной головой, обездвиженный фиксирующими ремнями и цветными проводами.

Профессор освободил его за пару минут, и Томас в очередной раз убедился, что люди не то, чем кажутся – этот совсем юный и неопытный с виду молодой человек действовал так же профессионально, как Альфред, и Уэйн не сомневался, что скальпелем его коллега владеет не менее виртуозно, чем он сам.

Уэйн поднял странное существо, бывшее его незаконным сыном и самым кровавым убийцей Готэма, завернул его в плед и вынес из палаты, быстрым шагом направляясь к лестнице. Альфред задержался, чтобы поговорить с профессором, но Томас даже не оглянулся на него, зная, что Артур не проснётся ещё несколько часов.

Артур неожиданно обвил его шею руками.

Томас в шоке остановился и посмотрел на него. Артур взглянул на него восхищёнными, сияющими глазами, и болезненно улыбнулся.

– Джерри, я не хочу, – голос у Артура был томный, мурлыкающий, и Уэйн похолодел – это был голос Джокера, а не тихий голос Артура. – Пусти меня. И скажи всем, что…

Его страшные сияющие глаза закрылись, руки, обнимающие Томаса за шею, ослабли, и одна рука безжизненно скользнула вниз.

Уэйн унял бешено стучащее сердце только в машине, поместив свой страшный груз на заднее сиденье и накрыв его вторым пледом.

До самого дома он не мог отвести взгляд от зеленоволосой головы Артура, каждый миг ожидая повторения случившегося.

Уэйн едва подавил в себе внезапную вспышку ревности, которая изумила его самого.

Кем был этот Джерри, и почему его сын ждал именно его?

========== Часть 3 ==========

Комната его сына.

Комната? Это была комфортабельная палата – с решётками на окнах и сложным дверным замком.

Располагалась комната на четвёртом этаже особняка Уэйнов, сразу же за деловым кабинетом Томаса Уэйна – и, хотя Альфред и высказался в свойственной ему лаконичной манере, что дети могут шуметь и помешают вам работать, сэр, Томас настоял на том, чтобы расположить Артура (и Джокера, конечно же) именно в этой комнате.

Как можно ближе к себе.

По сути, их будет разделять только одна стена.

Чтобы всегда чувствовать Артура рядом. Следить за ним. Слышать его.

Конечно, стена была достаточно толстой, чтобы не пропускать звуки. Но Уэйн мог услышать, как хлопает входная дверь, или как в комнате падает что – то крупногабаритное и тяжёлое…да мало ли что он мог услышать.

Звуки выстрелов, например. Или крик боли.

Свет был приглушен, и Томас поднимался по лестнице в полумраке, упорно игнорируя наличие удобного лифта.

Уэйн и сам не знал, почему решил нести Артура сам. Ждал ли он, что его сын опять откроет глаза и скажет что – нибудь? Возможно, но не это было главной причиной.

Он хотел почувствовать их единство, хотел проверить свои чувства. Как это, нести на руках своего первенца, преданного им и брошенного жить в нищете и горе? Как это, нести сумасшедшего убийцу, который танцевал на разбитой машине и рисовал себе улыбку собственной кровью?

В новостях многое не показали, но у Уэйна были свои люди на телевидении. И свои фотографы и информаторы.

Артур пошевелился. Один из пледов соскользнул с него, и Томас замер – но Артур только положил голову на его плечо и слабо улыбнулся.

Игра ли теней сделала своё дело, или сладкий запах лекарств, исходящий от Артура, но Томас Уэйн испытал чувство дежа вю – он так же поднимался по этой лестнице и так же нёс дорогой для себя груз, испытывая вину и…радость?

Зелёные волосы Артура щекотали его шею, его губы пахли болезненной сладостью, и Томас вспомнил светлые и вьющиеся локоны Пенни, её томное, нежное лицо, полуприкрытые блестящие глаза и сладкий запах вина, которым он опоил её в тот вечер, наполняя и наполняя её пустеющий бокал.

Много ли нужно девушке, чтобы опьянеть?

Она была такой желанной и покорной, такой по – детски доверчивой в его объятиях. И в постели она доверилась ему, веря в то, что сказки про Золушек сбываются, что прекрасный принц Томас Уэйн заберёт её в свой волшебный замок и они будут счастливы, вместе и навсегда.

Наивная секретарша, ещё не испорченная большим городом девушка из забытого Богом маленького городишки, медленно и с достоинством умирающего вдали от цивилизации.

– Я беременна, Томми – сказала она ему, заливаясь румянцем, – ты рад?

Рад?! Отец чуть не убил его за эту связь. Пенни была лишней на их празднике жизни. Томаса ждала карьера, пост директора в корпорации отца и красивая девушка голубой крови, предназначенная отцом ему в жёны, умная и прекрасная. Истинная леди. Он уже начал ухаживать за Мартой, она благосклонно принимала его ухаживания, будущее казалось светлым и таким…правильным.

Он не мог смотреть, как гаснет её улыбка, как уголки губ Пенни опускаются вниз – первый удар по её наивной вере в него и в их общее счастье.

Кажется, он пытался ей что – то объяснить, давал ей деньги, уговаривал, умолял. Томас уже не помнил, что он ей говорил. В памяти остался только дрожащий розовый полумесяц её губ, и широко распахнутые глаза. Глаза ребёнка, которого незаслуженно обидели, причинили боль.

– Перестань, – сказал его отец. – Не будь наивным. Не факт, что это будет твой ребёнок. Обычная история, Томас. Эти девушки знают, что делают, ложась в постель с богатыми мужчинами. Ваша связь зашла слишком далеко, но всё ещё можно исправить. Доверься мне, и она тебя больше никогда не потревожит. Доверься мне, сын.

– Сэр? – Альфред поднял упавший плед и положил руку на плечо хозяина – Всё в порядке, мистер Уэйн?

Мистер Уэйн, бледный, с выступившими на лбу каплями пота, посмотрел на дворецкого глазами предельно уставшего человека, заглянувшего в глубины Ада.

– Фамильные призраки, Альфред. – Томас странно улыбнулся, и Альфред невольно подумал, что это была не улыбка его хозяина, а улыбка Джокера, злая и безжалостная. – Мой грех не забыт.

Вот он, грех – положил голову на его плечо и улыбается в своём страшном сне, – напичканный наркотиками и болеутоляющими препаратами сын Пенни, обезумевшей и опустившейся любовницы богатенького негодяя, играющего с человеческими судьбами, как с мячиками для гольфа.

Уэйн стремительно поднялся по лестницам на четвёртый этаж, внёс Артура в его (и Джокера, не забывай об этом) комнату и положил на кровать, мучаясь чувством дежа вю.

Вот сейчас его сын, как Пенни когда – то, откроет глаза и протянет к нему руки, ожидая объятий…

Но Артур остался лежать в той же позе, в какой Уэйн положил его, – совершенно безучастный ко всему, как кукла. На его лице теперь не было даже улыбки, и Уэйн подумал, что профессор и правда знал своё дело. Всё сработало как надо, и теперь у него и Альфреда было несколько свободных часов до того момента, как Артур очнётся.

– Альфред, как ты считаешь, нужно его… – Уэйн запнулся, подыскивая более мягкое слово, – привязать?

Альфред считал, что нужно избавиться от сумасшедшего сына хозяина сейчас, когда он находится в счастливом нигде . Он мог бы сделать это, и Артур (а так же Джокер) отправился бы на небеса к своей матери.

– Думаю, это будет не лучшим началом вашего…второго знакомства, сэр, – дипломатично ответил дворецкий. – Незнакомая обстановка и так его напугает. Доверьтесь мне, я решу проблему, если она возникнет.

Решу проблему. Доверьтесь мне.

Прошлое торжествующе возвращалось. Но не сам ли он впустил это прошлое в свой дом? Внёс его в свою жизнь собственными руками?

Пей свою чашу до дна, – подумал Томас Уэйн. – Пей, а когда она начнёт пустеть, тебе нальют ещё. Как ты когда – то наливал и наливал глупенькой наивной секретарше, которой сломал жизнь.

– Постарайся обойтись без насилия, Альфред. – твёрдо сказал Томас. – Это мой сын, и он болен. Никакого насилия – только если иначе будет нельзя.

Никакого насилия? Альфред приподнял бровь, раздумывая о нормальности хозяина, но только вежливо поклонился ему и вышел, унося оба пледа.

Мой сын.

Кого ты называешь сыном, подумал Уэйн, – Артура, который смущался заговорить с тобой в туалете элитного кинотеатра, или убийцу, танцующего на машине среди толпы подонков, разносивших Готэм?

Они оба – мой сын. И Артур, и Джокер.

Томас выключил свет, и тут же включил его снова. Артур должен спать ещё много часов, но вдруг действие препаратов закончится раньше, и он очнётся в темноте?

Один, в незнакомом месте. В запертой комнате.

Интересно, в палатах госпиталя всегда горит свет, даже ночью, или это была любезность со стороны профессора по отношению к своему пациенту, оказавшемуся сыном почти мэра Готэма? Наверное, всегда, – должны же санитары видеть, что творится с их подопечными.

Какие странные мысли приходят ему в голову.

Томас Уэйн осторожно закрыл дверь комнаты своего сына и два раза повернул ключ в замочной скважине, чувствуя бесконечную усталость, сильное желание выпить виски или джина и странное удовлетворение от того, что Артур находится в полной его власти.

Отец не позволил бы мне поступить так, если бы был жив, неожиданно подумал Томас, глядя на ключ, лежащий на его ладони.

Эта мысль доставила ему удовольствие. Как и мысль о том, что он теперь хозяин судьбы Артура. И Джокера.

Уэйн спустился к Альфреду, чтобы обсудить с ним график приёма лекарств Артура, рекомендованных (очень настоятельно рекомендованных) Ричардом Фарингтоном, гениальным профессором, не побоявшимся рискнуть своей карьерой ради его, Уэйна, прихоти.

Утром его ждали дела, звонок жене и сыну, визит к адвокату…но сейчас Томас думал только о том, кто лежал сейчас в запертой комнате на четвёртом этаже поместья Уэйнов.

Ключ от комнаты он так и не убрал в карман, держа его в ладони.

Это было приятное ощущение.

========== Часть 4 ==========

Утренний визит к адвокату и пара нужных звонков завершили дело. Уэйн стал официальным опекуном Артура Флека (и Джокера), признанного ограниченно дееспособным.

А так же его официальным отцом и скандальным героем дня номер один – в случае, если случится чудо, и об этом деле узнает хоть одна живая душа кроме нужных людей, которым платили за молчание.

В глубине души Томас даже желал, чтобы это произошло. Желал тонн грязи, которые выльют на него газетчики. Желал осуждения общества. Каково это – стать изгоем, быть известным, как “отец Джокера”? Каково это, платить по счетам сполна?

Но была ещё Марта, и был Брюс – и они не заслуживали позорной славы. Марта была не виновата в том, что считала его честным и благородным человеком, а сын…

Брюс был его смыслом жизни – позволить случаю сломать судьбу этому мальчику Томас не мог.

Да и что, собственно, произошло? В Готэме было множество однофамильцев его сына – Томас даже знал банкира по имени Артур Флек.

Никто из деловых людей, занимающихся оформлением нужных бумаг по делу об усыновлении и опекунстве, даже и не подумал связать не столь давние события, и заподозрить Уэйна в странном желании стать отцом чудовища, благодаря которому весь Готэм недавно полыхал в огне.

Для них Уэйн был благодетелем, честным человеком, признавшим своего вновь обретённого после многих лет разлуки больного сына. Один из клерков даже пожал будущему мэру руку, восхищаясь его великодушием, и в восхищённых глазах его блестели слёзы восторга и умиления благородством поступка великого человека Томаса Уэйна.

Марта, Брюс.

Томас еле заставил себя поднять телефонную трубку и позвонить жене.

Да, дорогая, всё хорошо, дорогая. Через неделю можете возвращаться…да, я уладил важное для меня дело, всё хорошо. Я люблю тебя. Скажи Брюсу, что папа любит его. Да. До встречи.

Вот так мужья начинают лгать своим жёнам, подумал Томас, поднимаясь на четвёртый этаж – на этот раз в лифте. Он не сказал жене ни слова лжи – но почему у него было ощущение, что он солгал ей?

Папа любит Брюса – хорошего, умного, замечательного мальчика, его единственного наследника.

Уэйн снова взвесил ключ от комнаты Артура на ладони, чувствуя его приятную тяжесть. Лифт остановился. Томас вышел из него, вставил ключ в замок и два раза повернул его, чувствуя нарастающее приятное волнение.

Альфред сказал, что Артур уже проснулся и выразил надежду, что вторая встреча отца и сына пройдёт более успешно, чем первая. Уэйн тоже надеялся на это.

Сможет он сказать слова любви человеку, которого избил в туалете кинотеатра? Сказать о любви Джокеру, в которого превратился его сын?

Уэйн зашёл в комнату.

========== Часть 5 ==========

– Папа?!

Сначала Томас подумал, что это Джокер. Но это был голос Артура, и Уэйн почувствовал едва ли не болезненное счастье от того, что сын назвал его так.

Артур сидел на кровати и смотрел на него изумлёнными, испуганными глазами. Когда Томас вошёл в комнату, Артур, не отводя от него тревожного взгляда, отполз к изголовью и сжался там, обхватив себя руками.

Гобеленовое покрывало было даже не смято, словно на нём лежал не человек, а бесплотный дух.

Бинтов на голове Артура больше не было. Больничная одежда тоже отсутствовала. На Артуре была синяя пижама из гардероба, заказанного Томасом специально для него, а зелёная краска на свежевымытых волосах сильно потускнела, являя их настоящий каштановый цвет.

Впрочем, Артура все изменения в его внешности и гардеробе, кажется, оставили равнодушным – если он вообще их заметил.

Томас подумал о том, как Альфред умудрился проделать все эти манипуляции за такое короткое время, и смог ли он заставить его, теперь уже законного, сына принять все лекарства, указанные в обязательном списке.

– Здравствуй, Артур. – Уэйн присел на край кровати и показал пустые ладони. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Не бойся. Надеюсь, Альфред объяснил тебе, где ты находишься и ответил на все твои вопросы. Если хочешь о чем – нибудь спросить меня, спрашивай.

Долгий, настороженный взгляд. Томас терпеливо ждал, стараясь не делать резких движений.

Артур сказал что – то. Так тихо, что Уэйн не расслышал ни слова.

– Повтори, пожалуйста, – попросил Томас. – Я тебя не расслышал.

– Верните меня в Аркхэм. – повторил Артур.

Вот так.

Томаса как ведром ледяной воды окатили.

А что он ждал от человека, которого сам же избил, и которого спустили с лестницы кинотеатра, в котором его отец спокойно досматривал фильм, досадуя на неприятный инцидент?

– Я не могу этого сделать, Артур. – спокойно сказал Томас. – Это твой дом и твоя комната. В Аркхэм ты больше не вернёшься, пока я жив. Что же касается нашей предыдущей встречи – я прошу у тебя прощения. Не только за то, что ударил тебя, но и за всё, что я тебе тогда наговорил.

Уэйн встал и сел рядом, заставив Артура снова вжаться в изголовье кровати.

Протянул руку – медленно, осторожно, – и провёл ладонью по впалой щеке сына. Артур от этого прикосновения дёрнулся, как от удара током, и Томас невольно вспомнил цветные провода, так удивившие его в Аркхэме.

Рано. Не трогай его, ещё рано, не трогай.

Но Томас не смог удержаться от этой невинной ласки, вспомнив, как Артур смотрел на него с улыбкой, по – детски веря в то, что родителям всегда нужны их дети.

Веря в то, что отец заберёт его к себе и будет любить и защищать от всего на свете. Что он просто не знал, что у него есть сын. Ведь так всегда было в сказках, которые рассказывала ему мать; потерянные дети находились, оказывались принцами и принцессами, и, разумеется, все потом жили долго и счастливо.

Ах, Пенни.

Ладонь Томас не убрал, давая Артуру привыкнуть с себе. Артур действительно немного расслабился и на какое – то мгновение даже прижался щекой к тёплой ладони, заставив Уэйна снова почувствовать себя счастливым.

Всё будет хорошо, всё будет…

Артур вцепился зубами в его руку. Боль была такой неожиданной и острой, что Томас еле сдержал крик.

Сам виноват. Рано.

Артур снова вжался в изголовье кровати, закрыв голову руками и явно ожидая удара.

– Я не трону тебя. Не бойся.

Томас зажал второй рукой окровавленную кисть, задыхаясь от боли, и вышел из комнаты.

– Верните меня в Аркхэм. – звенящим голосом сказал Артур ему вслед, и Томас едва не выронил ключ, который пытался вставить в замочную скважину. Он еле успел закрыть дверь на один поворот ключа. Артур с такой силой бросился на дверь с той стороны, что ключ вылетел из замка.

– Верните меня в Аркхэм! – кричал Артур, и в его голосе звучало не безумие, нет. Ужас. Такой всепоглощающий ужас, что у Томаса выступили слёзы на глазах. – Верните меня в Аркхэм!

– Успокой его, – холодно сказал Уэйн Альфреду, который всегда оказывался в нужное время и в нужном месте.

Альфред открыл дверь и скользнул в комнату Артура.

– Верните меня в Аркхэм! – раздался полный ужаса и ярости крик, переходящий в болезненный вой.

Томас Уэйн услышал чьи – то тихие всхлипывания, и не сразу понял, что плачет он сам.

– Спокойно, сэр, спокойно, – раздался из комнаты мягкий голос Альфреда. – Вы же понимаете, что сопротивляясь, делаете только хуже себе?

Разбилось что – то стеклянное. Уэйн даже в коридоре почувствовал запах – сильный, сладкий и едкий, а потом раздался болезненный вопль Артура и Томас, не выдержав, снова зашёл в комнату сына, чтобы посмотреть, что там происходит.

– Советую вам не приближаться, сэр. – Альфред убрал в футляр использованный шприц и показал на стеклянные осколки ампулы, блестевшие на полу в остро пахнущей чем – то сладким луже. – Вы можете пораниться.

Артур, с закатанным до плеча рукавом пижамной куртки, сидел на кровати и как – то безучастно тёр место укола, словно не совсем понимая, что происходит. Когда вошёл Уэйн, его лицо немного оживилось. Артур даже попытался встать, но Альфред усадил его обратно на кровать и недовольно посмотрел на хозяина.

– Будет лучше, если вы займётесь своей рукой, сэр. – дипломатично сказал дворецкий.

– Верните… – Артур закрыл глаза, и стал заваливаться на бок. Томас метнулся к нему, наступив на осколки ампулы, но Альфред ловко и осторожно уложил Артура на кровать, и вывел своего хозяина из комнаты, умудрившись при этом не коснуться его даже пальцем.

– Он спит, сэр. – холодно сказал дворецкий. – Если вы позволите, я закончу с ним и займусь вашей рукой.

– Извини, Альфред. – Томас посмотрел на свою начинающую неметь кисть, залитую кровью, вытер мокрое лицо и направился в кабинет, чтобы договориться о встрече с профессором Фарингтоном.

Профессор сразу же поймёт, чьи это зубы едва не перегрызли сухожилия на руке его коллеги, но Томасу было уже всё равно, кто и что о нём подумает. Ему требовалась консультация по поводу принимаемых Артуром препаратов.

Набирая номер, Томас поймал себя на мысли, что он пытается услышать то, что творится за стеной, в комнате его сына.

Тишина.

Взошло солнце, и его лучи осветили деловой кабинет Уэйна, придавая ему какой – то сказочно – нереальный вид. Все предметы словно плавали в золотистой дымке.

Томас подумал о том, что Артур не увидит это волшебное утро, проведя его и большую часть дня в своём страшном медикаментозном сне, сбросил набранный номер и несколько минут стоял, пытаясь подавить душившие его рыдания.

Добро пожаловать домой, сын.

Уэйн вытер мокрое лицо и заново набрал нужный номер.

========== Часть 6 ==========

– Мы почти на свободе, глупый маменькин сынок, и я не собираюсь возвращаться в Аркхэм. Даже не пытайся ещё раз проделать эту шутку с Уэйном.

Голос Джокера был нервным, Артур слышал в нём истеричные нотки и с трудом сдерживал раздирающую губы улыбку. Приятно было знать, что хоть в чём – то он был на шаг впереди.

Хотя бы в их споре о том, наплевать Томасу Уэйну на своего сына, или нет.

Джокер считал, что их обоих освободит из Аркхэма Джерри Ли Рэндалл, его самоназванный лучший друг, телохранитель и бог знает кто ещё.

Артур иногда думал, что у Джерри “крыша поехала” в тот момент, когда он вытащил своего будущего босса из разбитой полицейской машины, иначе никак нельзя было оправдать ту дикую любовь, которую этот итальянец внезапно стал испытывать к обыкновенному психованному убийце, волей случая ставшего Принцем преступного мира Готэма.

Джокер ничего не умел, как и он сам. Он умел только стрелять. Но за те дни, что они вдвоём провели на улицах Готэма, Джокер научился многому. Он впитывал в себя все знания, которые могли дать люди из его банды, и одинаково радостно улыбался и Джерри, терпеливо учившего босса премудростям уличной жизни, и громилам, которые нагло хлопали его по спине, тискали его и задаривали таинственными пакетиками с “лекарствами”, от которых некоторое время не болела голова не только у Джокера, но и у него, Артура.

Свобода.

Джокер жил свободой, дышал ею, питался ею, пил её, как лучшее дорогое вино…и пьянел от счастья, сея вокруг себя хаос и разрушения.

Артур ненавидел гулянки в подворотнях, громил, стреляющих по разбегающимся от шума крысам и по окнам, из которых осмеливались показываться люди. Ненавидел влюблённых девиц и обдолбанных мужчин, которым Джокер позволял любить себя, явно не особенно понимая, что с ним творят.

Джокер в эти счастливые для него дни совсем не думал о реальности – его обожали, носили на руках, побеждённый Готэм лежал у его ног, а самое главное – его ЗАМЕЧАЛИ, и Джокер чувствовал эйфорию даже не вкалывая себе “лекарства” из таинственных пакетиков, которыми щедро одаривали его восхищённые поклонники.

Впрочем, Артур Джерри не ненавидел. Когда Джокер капризно заявлял, что устал, и оставлял его, Артура, наедине с Рэндаллом и своими громилами, итальянец даже не думал издеваться над ним.

Джерри обычно бурчал что – то вроде “опять на босса это накатило” и начинал заботиться о нём с удвоенным вниманием, как – будто он, Артур, был тяжелобольным.

Артур чувствовал, что Джокер рвётся на свободу – обратно на грязные улицы Готэма, в свою Империю Хаоса. Сама мысль о семье была для Джокера пыткой. Отец? Мать? Брат?

Джокеру нужен был его верный Джерри, револьвер тридцать восьмого калибра и…может быть, ещё он, Артур? Совсем немного нужен, как тело, которое можно использовать.

Но Артуру нравилось быть в Аркхэме. Это было его убежище. Там он чувствовал себя в безопасности – от всего. От своих ужасных видений, от мучающих мыслей, от воспоминаний, от того, что Джокер мог натворить. Пусть Джокер мучает только его одного. Артур не хотел причинять другим людям боль. Раз он не может нести в мир радость, пусть мир существует сам по себе, вне наличия в нём никому не нужного человека по имени Артур Флек.

То, что отец забрал его из убежища, из Аркхэма, было ужасно. И одновременно приятно.

Артур помнил сказки, которые иногда рассказывала ему мать: измученный, исстрадавшийся герой оказывался принцем, все его беды завершались как по мановению волшебной палочки, несчастный воцарялся на троне, обласканный умилёнными родителями и будущее подразумевалось, конечно же, светлым и счастливым.

Так и случилось – в один миг он оказался вознесён к вершинам, туда, где холодный горный воздух приносил уже не облегчение, а борьбу за каждый вдох этого чистого, режущего, как стеклом горло, эфира богов. Эфира людей, правящих слабыми мира сего.

Быть принцем, обласканным своим отцом.

Он стал принцем, но что касается отца…

Артур вздрогнул, вспомнив взгляд человека, называющего его сыном.

Томас Уэйн, хищно и презрительно смотрящий на свою невзрачную копию в туалете кинотеатра, был откровенен в своей холодности, непринятии того, что не вписывалось в привычный ход его жизни.

Томас Уэйн, тянущий к нему руку – не для удара, а чтобы приласкать – был страшен.

Артур знал, что сказки остаются сказками, что все его наивные мысли о любящем отце существовали только в его больной голове. Люди, правящие этим миром, не испытывают нужды в обожании тех, кто умирает от голода.

Так зачем он был нужен небожителю Уэйну, способному купить весь Готэм?

Почему Уэйн признал его сыном?

Артур не смог прочитать, что написано на бумаге, которую жуткий дворецкий, представившийся ему Альфредом Пенниуортом, сунул ему под нос, слишком он был испуган, озадачен и дезориентирован. Но Альфред медленно и подробно прочитал ему весь текст, и в завершение так же сунул под нос печать.