Текст книги "Сыщик Вийт и его невероятные расследования"

Автор книги: Эд Данилюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Юная графиня остановилась. Их взгляды вновь встретились, и время вновь замерло…

Первой пришла в себя барышня. Она, будто избавляясь от наваждения, шевельнулась, встряхнула кудрями и отвернулась.

– Пить хочу! – буркнула она.

Ветрана Петровна бросилась к столу, схватила свой фужер, но тот был пуст.

– Ох уж эта мадам!.. – барышня говорила, но было видно, что этим девушка лишь пытается преодолеть охватившее её смущение. – А к своему бокалу и не притрагивалась! Ни разу не вдохнула этот свой смрад!

– Фирс, принеси воды, – буркнул Вийт, который, балансируя на одной ноге, пытался поднять трость с пола.

– Подожди, – задумчиво произнёс истопник. – Я вообще не видел, чтобы медиум вдыхала пары бензола, ни в зале, ни здесь. А ты?

– Нет, – сыскной надзиратель подхватил наконец свою палку. – Она таскала бокал повсюду… Даже пыталась забрать его с собой в переднюю… Нет, ни разу.

Фирс приподнял бровь.

– Вот как! – хмыкнул Ронислав Вакулович, внимательно посмотрев на помощника.

– Что? – растерянно спросила Ветрана Петровна.

Сыщик сделал шаг вперёд, замахнулся тростью, будто хотел одним ударом разбить фужер, но передумал и подхватил бокал пальцами. Поднёс к свету.

– Странно… – пробормотал сыскной надзиратель.

Выглядел он озадаченным.

Одним движением полицейский выплеснул содержимое сосуда на чёрную скатерть. Обильная жидкость растеклась по столу и закапала на пол. Резкая вонь ударила в нос.

Сапфира в бокале не было…

– А в остальных сосудах? – бесстрастно спросил Фирс.

Вызнавальщик быстро перевернул рюмки. К тяжёлому запаху бензола примешался ещё и спиртовой дух.

Камня, однако, не было и там.

Мужчины растерянно переглянулись. Мйончинская прыснула.

– Может, ещё танец? – спросила она ядовито.

Следователь обводил взглядом предметы на столе. Поднял чёрную свечу. Повертел её и так и этак. Даже помял пальцами.

– Самодельная, это понятно, – проговорил он. – Много вкраплений жира и глины… – дедуктивист покачал головой. – Такая свеча вообще не может гореть беспрерывно! А значит… – он поднял глаза на истопника. – А значит, её принесли сюда не для того, чтобы она светила, а для того, чтобы она погасла…

Фирс задумчиво кивнул.

Ронислав Вакулович бросил свечу на стол, повернулся к окну и открыл створку. Живительный ночной воздух потёк в пропитанную бензоловым духом комнату.

– Остаётся только одно место, куда за несколько секунд темноты можно было спрятать сапфир, – вдруг сказал истопник. – Ветрана Петровна, уберите волосы под фуражку! Мы выходим.

* * *

Мадам Волошская как раз общалась с духами. Её руки двигались в воздухе, глаза были закрыты, изо рта доносился низкий, пугающий звук. Ему вторило шипение обеспокоенной змеи.

Квят с благоговением следила за каждым движением герметистки.

Угледобытчик Кисель и геолог Лукасевич сидели в разных углах, каждый погружённый в собственные думы.

Городовой охранял парадную дверь.

– О, Танит и Баал-Хаммон! – вскричала спиритистка, когда Вийт остановился рядом. – О, священный Мелькарт!..

– Это позже! – сказал сыскной надзиратель. – Пока же позвольте ваш жезл!

– Невозможно! – возопила мадам Волошская, отскакивая. – Прикосновение непросветлённого уничтожит силу талисмана!

Она взмахнула скипетром, будто тот мог развеять детектива в воздухе. Уж оторвал голову от навершия и зашипел.

– Что ж, – произнёс сыщик, – мне и отсюда видны и неестественное утолщение тела гадины сразу за головой, и царапина на вашем большом пальце!..

Экзистенциалистка резко спрятала руку с жезлом за спиной.

– Я слаба, но мощь моя велика! – воскликнула она.

Угледобытчик и геолог поднялись. Вдова с интересом подступила поближе.

– Мадам Волошская принесла с собой свечу, которая неизбежно должна была погаснуть, – сказал вызнавальщик, поворачиваясь к присутствующим. – Едва это случилось, она в наступившей темноте затолкала сапфир ужу в глотку. Гадина, с которой поступали столь бесцеремонно, нанесла укус, отсюда и царапина. Ну а утолщение тела змеи – это сам сапфир!

Госпожа Квят ахнула. Лукасевич и Кисель переглянулись.

– О, Эшмун! – вскричала оккультистка, принимая самые невероятные позы. – Не карай дерзнувших слишком сурово! Сохрани им жизнь, хоть какую!..

Спиритистка двинулась к двери. Городовой испуганно попятился.

– Я обвиняю вас в страховом мошенничестве, мадам Волошская, – сказал дедуктивист, положив тяжёлую ладонь на плечо преступницы.

– Вы представляете, каким силам бросаете вызов? – с ужасом пролепетала вдова Квят…

* * *

Молчаливые гости, стараясь держаться в ночной тени, тихо покидали особняк. В тюремном экипаже сидела мадам Волошская. Она шипела сквозь решётку, произносила на непонятном языке заклинания и простирала к небу закованные в кандалы руки.

Вокруг сыскного надзирателя Вийта толпились хроникёры. Их беспокойное мельтешение мешало двум дагеротипистам сделать снимок героя. Слуги, специально вставшие с факелами вокруг великого сыщика, пытались получше высветить столь любимое народом лицо.

Лишь израсходовав не менее трёх пластин, фотографы удовлетворённо отступили.

– Господа, благодарю, меня призывают неотложные дела! – тут же воскликнул сыщик, скомкав ответ на очередной вопрос.

Опираясь на трость, он взбежал по лестнице и скрылся в доме.

В передней рыдала вдова Квят. Угледобытчик Кисель суетился вокруг неё. Геолог-поэт Лукасевич, будто в прострации, сидел на стуле и, не двигаясь, глядел перед собой.

Вийт подошёл к женщине и успокаивающе коснулся пальцами её плеча.

– Полноте, – сказал он, – всё уже закончилось!

Хозяйка дома, всхлипнув, кивнула.

Ронислав Вакулович поклонился и направился к заднему выходу. Уже переступая через порог, вызнавальщик пониже надвинул на голову фуражку и прикрыл лицо ладонью.

В тёмном переулке, однако, никого не было. Лишь в паровом экипаже ёжился, будто от холода, студент Мйончинский да заканчивал приготовления к отъезду на своём насесте Фирс. В топке ревело пламя.

– Не беспокойтесь, графиня, – сказал, устраиваясь в коляске, сыскной надзиратель, – мы поможем вам влезть обратно в окно!..

– Что это? – спросил Ветран Петрович, указывая на пару позеленевших от времени бронзовых тарелочек. – Я в темноте задела ящичек под ногами, и…

– Это кимва́лы! – заулыбался Вийт. – В Древней Греции ими отбивали ритм на танцах… – экипаж вздрогнул, пыхнул паром и стронулся с места, но сыскной надзиратель не обратил на это никакого внимания. – О, графиня! Не желаете ли как-нибудь взглянуть на мою коллекцию музыкальных инструментов? Там есть весьма редкие и необычные экземпляры…

Ветран Петрович возмущённо хмыкнул и отодвинулся от Вийта.

Сыщик Вийт и дело о средневековой рукописи,

или Глава 3, в которой Вийт возжелал взглянуть на фолиант с самыми дорогими в мире миниатюрами и столкнулся с таинственным призраком загородного особняка.

Набережная Луги, 36. Адрес, известный каждому. Департамент полиции. Место, откуда зоркий глаз державы по-отечески следит за каждым из нас.

Это строгое здание, конечно, вызывает трепет у простых обывателей, и так оно и должно быть, но барон Ронислав Вакулович фон Вийт – не обыватель, он – само воплощение полиции, интеллект, способный разгадать любую загадку, сыщик, от которого не ускользнёт ни один преступник, дедуктивист, по пылинке воссоздающий целый мир! Дыхание закона – это и есть Вийт!

Вот и сегодня прославленный следователь, поигрывая тростью, уверенно двигался по устеленным скрипучим паркетом коридорам Департамента. Над ним простирался сводчатый потолок, под ним краснела ковровая дорожка, ряды солидных дверей тянулись по обе стороны бесконечного коридора.

После полученных несколько недель назад телесных повреждений великий детектив всё ещё хромал. Несмотря на это, шаг его был авторитетен и твёрд. Не сыскной надзиратель находился внутри главного здания полиции, это главное здание полиции находилось вокруг знаменитейшего сыскного надзирателя!

– Теперь в Вычислитель! – сверившись с бумагами, сказал Фирс, друг и помощник несравненного следователя. – Они передадут из обработки дела уже сегодня вечером, но ты ведь не пойдёшь завтра на службу!

– Я и послезавтра не пойду! – взревел детектив. – Ты же видел мой кабинет – горы бумаг и скрипящие перьями канцеляристы. Удушающий запах делопроизводства! Если я когда-нибудь захочу покончить с собой, просто посижу там часок-другой!

– Тогда вниз! – спокойно ответил истопник и, видя, что вызнавальщик, занятый своими мыслями, продолжает идти прямо, схватил Вийта за плечи и развернул его к мраморной лестнице. – А я тем временем займусь котлом экипажа! Меня ведь всё равно не пустят! – и Фирс зашагал к выходу.

* * *

У запертой стальной двери в конце подземного перехода Вийта встретило двое суровых полицейских, каждый с парой особых пистолей, в которых подача патронов осуществлялась автоматическим вращением специального барабана. В силу столь неслыханного усовершенствования, это секретное оружие было способно выпускать до шести пуль за шесть секунд.

Дежурный просмотрел бумаги Вийта, вставил сложный ключ во встроенный в стену механизм и принялся вращать огромный обод на двери. Многочисленные медные шестерёнки пришли в движение, издав приятный гул хорошо подогнанного механизма. Один за другим задвигались прутья из нержавеющей стали, поднялись и опустились чугунные противовесы. В стене что-то громко щёлкнуло. Страж с ключом повис на двери всем телом, и створка поддалась.

Изнутри выглянул ещё один городовой. Конечно, вооружённый всё теми же скорострельными пистолями. Он смерил Вийта с головы до ног оценивающим взглядом, прочитал протянутые ему документы и нехотя кивнул.

* * *

В приёмную Вычислителя, пустую комнату без окон с привинченными к полу стальным столом и стальным же табуретом, зашёл странный человек, обтянутый с головы до пят в кожу. Его рубаха, штаны, сапоги, перчатки – всё было кожаным. Мало того, его голову и лицо покрывал кожаный шлем. Через простые стёкла, вставленные в лицевую часть маски, на сыскного надзирателя взирали покрасневшие глаза с веками без ресниц.

Служитель принёс с собой стопку полицейских документов.

– Три заключения сверху – ваши! – произнёс он. Его голос, приглушённый шлемом, доносился будто с того света. Каждое движение сопровождалось скрипом кожи. – Мы бы передали их на вашу подпись вечером, но раз уж вы изволили зайти лично…

– Изволил! – кивнул Вийт.

Человек тщательно закрыл дверь, а потом с видимым облегчением стянул с себя шлем и перчатки. Остановился, растирая гладкобритое лицо. В мерцающем свете газовых светильников его кожа казалась жёлтой.

– Вы не представляете, какое это мучение! – произнёс он. – Смена в перфокартной длится всего десять часов, больше никто не выдерживает, особенно ночью! – служащий теперь принялся тереть выбритый череп. – Однако, я крайне рад, что вы зашли! Я хотел сказать лично… – человек замялся. Потом оглянулся на закрытую дверь. – Тот йоухикко, который вы нашли для меня… Я столь безмерно вам благодарен!

– Ах, оставьте! – отмахнулся Вийт. – У меня в руках оказалось старинное смычковое кантеле из Финляндии, а у вас в руках когда-нибудь окажется что-нибудь, что интересует меня… Стоит ли об этом!

Дедуктивист устроился на табурете, обмакнул в чернильницу казённое стальное перо и взял из стопки верхний документ. Это было аналитическое заключение о ножевой ране, полученной около недели назад дикобразом ресторатора Дубея. Виновного Вийт давно схватил, но бумажная работа по делу всё ещё продолжалась.

Доследчик оставил свой уверенный росчерк на надлежащей странице.

– Вы задействовали в вычислениях по делу тридцать аршинов шестерёночных реле, – прочёл дедуктивист. – Давление пара, поданное на них, составляло две атмосферы. Разве этого достаточно для получения точного результата?

Служитель усмехнулся.

– Сложно предоставить большие вычислительные ресурсы расследованию, в котором уже есть признание преступника, – проговорил он.

Сыскной надзиратель пожал плечами и потянулся за следующей бумагой.

– Ну а здесь! – пробурчал он. – В деле о замороженном белье госпожи Тодось вы использовали лишь пятьдесят аршинов реле! Заключение ведь идёт в суд!

Служитель вздохнул. Открыл рот, собираясь что-то сказать, закрыл, нервно оглянулся. Потом пригнулся к Вийту и, понизив голос, ответил:

– Вам, Ронислав Вакулович, я скажу… – он снова оглянулся. – Но это секрет, учтите! У нас позавчера произошёл Необычайный Казус… Мы были на грани отключения машины. Один из моих коллег… – человек сглотнул. – Он… он зашёл в перфокартную без шлема!

– Да поди ж ты! – поразился детектив.

– И тем не менее! Перфокартная соединена перфокартопроводами непосредственно с Паровой Вычислительной Машиной. Малейшая пылинка, занесённая в залу, соринка, волосок могут попасть прямо на движущиеся части или, ещё хуже, раструбы Вычислителя! И мы об этом даже не узнаем! Машина выдаёт четыреста тысяч пар чисел и около двухсот логических суждений в сутки. Как их проверить? Как убедиться, что механизм работает правильно? Более того, если даже мы наверняка узнаем, что Необычайный Казус произошёл, как мы найдём чешуйку кожи с черепа моего коллеги среди тридцати вёрст шестерёночных передач, ста вёрст труб и сорока миллионов раструбов? Как?

– Да, ремонт невозможен, – кивнул сыщик. – Я об этом читал в «Пружинках»…

– Ну вот видите! ПВМ работает, пока что-нибудь не произойдёт. А потом машину проще отправить на переплавку. Вы же понимаете, что я не по доброй воле хожу во всём этом! – и странный человек хлопнул себя по кожаным бокам.

– Как же разрешился ваш Казус? – спросил вызнавальщик, расписываясь в форме.

– Никак, – пожал плечами служитель. – Мы повторно прогнали все вычисления за последние сутки и получили те же результаты. Наверное, обошлось без последствий, но уверенности в этом у нас уже никогда не будет. В общем, уделить должное внимание новым делам мы никак не могли, уж простите!.. Только, ваше высокоблагородие, умоляю, никому ни слова!

– Конечно, – пообещал дедуктивист.

Он расписался в третьей бумаге и взял из стопки следующее заключение. Этот документ оказался значительно толще предыдущих. Вийт сразу понял, что это отчёт по чужому делу, и хотел вернуть справку на место, но тут его внимание привлекло имя графа Мйончинского на титульной странице.

– Что это? – удивлённо спросил Вийт.

– Графическая экспертиза для частного лица, – пожал плечами служащий. – Семь суток работы девяти вёрст шестерёночных передач при давлении пара семьдесят атмосфер и температуре триста градусов по шкале шведского астронома Цельсиуса! Заключение сейчас заберёт посыльный…

* * *

В ясно-голубом небе сверкало яркое солнце. Лёгкий ветерок сносил дирижабль праздноотдыхающих к облачку волнующихся перепелов. Из парка доносились звуки топора и крики тетерева. Мощные струи воды били из ртов высунувшихся из фонтана золотых чудовищ.

Паровой экипаж прославленного сыскного надзирателя Вийта притормозил у парадной беломраморной лестницы особняка. Фирс соскочил с нашеста шофёра, подложил под колесо привезённый с собой камень и открыл дверцу пассажирского сидения.

Известнейший детектив Вийт, гордо выпрямившись, ступил на землю. Сабля в серебряных ножнах стукнула по его сверкающему в солнечных лучах чёрному сапогу. Звонко звякнули серебряные шпоры. В последнее мгновение левая нога подвела непобедимого дедуктивиста, и он едва успел опереться на великолепную трость с набалдашником слоновой кости, однако лицо его и после этого продолжало сиять как ни в чём не бывало.

– Ты бы умерил надежды, – буркнул Фирс, глядя на замечтавшегося детектива. – Зачем графу представлять дочь случайному посетителю?

Ронислав Вакулович пожал плечами.

– Если не представит сейчас, найдём повод приехать ещё раз! – воскликнул он бодро.

К ним ступенька за ступенькой уже спускался одетый в ливрею мажордом, важный, как индюк, наткнувшийся на павлина.

– Полицейский чин Вийт к графу Мйончинскому, – с обычной своей невозмутимостью выступил вперёд истопник.

– Департамент полиции известил нас по паровому телеграфу, – с холодным достоинством произнёс мажордом. Замер, будто взвешивая каждое слово, и всё же сделал приглашающий жест рукой: – Не желаете ли пройти в галерею?

Великолепный старец выверенной неторопливой походкой двинулся к входной двери. Оба гостя шагнули за ним, но строгий человек остановился. Медленно развернулся. Смерил Фирса взглядом бразилианского питона и, не меняя тона, обратился к расследователю:

– Предполагается участие… – он замолчал, давая возможность почувствовать, сколь важен его вопрос, – … слуг?

– Это мой помощник Татион Ренеевич Фирс, – пробормотал, невольно ощутив себя в чём-то виноватым, Ронислав Вакулович.

Мажордом, не меняя выражения лица, слегка поклонился:

– Следуйте за мной, господа.

Они пересекли обшитую красным деревом переднюю и вошли в крытую веранду, огибавшую здание. Стены здесь плотно, в несколько рядов укрывали картины. На Вийта взирали бесконечные ряды собак, лошадей, детей и единорогов.

– Сколько полотен! – восхитился доследчик.

За столом, в окружении ароматов кофе и коньяка, сидело несколько человек.

Вызнавальщик и его верный друг сняли форменные фуражки.

– Полицейский сыскной надзиратель барон фон Вийт к его превосходительству графу Мйончинскому со служебным документом! – огласил мажордом. И добавил после едва заметной паузы: – В сопровождении помощника!

– О, Ронислав Вакулович, я так рад наконец познакомиться с вами! – вскочил один из сидевших за столом, круглый, потеющий мужчина с байроновской причёской вокруг глубокой залысины. Он бросился к детективу и принялся трясти его руку. – Вы оказали столь великую услугу нашему сыну! Прошу к нам, прошу, князь!

– Благодарю, ваше превосходительство, – с чёткостью военного кивнул сыщик. – Увы, я не князь. Будучи младшим из сыновей, я не имею прав на природный титул батюшки. Он потому и даровал мне баронство Вийт.

– Да, я слышал, – быстро закивал Мйончинский. – Слышал! Четырнадцать сыновей от трёх браков! Четырнадцать! Что было благом ещё совсем недавно, в наши времена превратилось в… – он замялся, – … с точки зрения… э-э-э… – тут граф совершенно потерялся, – … наследства, ну вы понимаете… превратилось в… э-э-э…

– … ответственность! – подсказала графиня и, повернув голову к следователю, благосклонно улыбнулась ему сквозь боа из страусиных перьев: – Но вы вознаграждены талантом, которому нет равных! – она указала на место за столом напротив себя. – Присаживайтесь, барон!

Один из слуг беззвучно отодвинул стул, и Вийт сел. Перед следователем тут же появилась рюмка чего-то прозрачного, коричневого.

– Вы до сих пор полицейский? – сухо проскрипела графиня-мать, прямая, как гвоздь, старуха. – Но ведь прошёл уже месяц! – в тонких пальцах матриарха жил своей жизнью длиннющий янтарный мундштук с дымящейся элегантной сигареткой.

– Полицейский, но какой полицейский! – мягко возразила госпожа Мйончинская. – Мы вам так благодарны за помощь Адаму-Каетану! Газеты пишут, что вы, барон, гений!

– Вряд ли они уточняли в книгах значение этого слова! – скромно потупил взгляд вызнавальщик. Потом, спохватившись, взял заключение Вычислителя у стоявшего за спинкой стула Фирса. – Вот результаты, которые вы ждёте, ваше превосходительство.

Вновь из ниоткуда вынырнул мажордом. Вийт положил документ на подставленный серебряный поднос. Строгий человек с достоинством обошёл весь стол и склонился перед графом.

– Благодарю, благодарю! – быстро закивал Пётр-Михаил Саулович. Он пробежал глазами первую страницу, пролистал остальные и отбросил бумаги господину средних лет с чёрными волнистыми волосами до плеч: – Как и ожидалось! Подлинник!

– Да, но я это говорил и без всех этих шестерёнок, – скривился тот. Просмотрел документ и повернулся к доследчику. – Я Флегий Яросвитович Станимирский, знаток средневековых рукописей. Может, слышали? – мужчина подождал мгновение, но Вийт молчал, и тогда учёный указал на ещё одного господина за столом. – А это Павел Иванович Тарасюк, специалист в области живописи…

– … И с-сам немножко художник, – смутившись, закончил фразу тот. Он говорил тихо, шепеляво, тонким голосом, слегка заикаясь.

Вийт кивнул.

Павел Иванович покраснел, заворочался, достал очки, водрузил их на нос в дополнение к уже сидевшей там паре. Вооружившись этой сложной конструкцией, он несмело, оглядываясь на Станимирского, потянулся к полицейскому заключению.

– Сомнений нет даже у бездушной машины!.. – обладатель коллекции оптических линз возил носом по строчкам документа.

– Но, барон! – нетерпеливо прервал художника граф. – Ведь есть причина, по которой эти бумаги привёз нам не посыльный, а сыщик! И какой сыщик!

– Мне было приятно доставить вам это заключение лично, – поднял бровь Ронислав Вакулович.

– Я так и понял… – забормотал граф Мйончинский. – Я так и понял… – Он посмотрел на жену и добавил: – Только не говори, что ты говорила!

– А я и не собиралась говорить, что я говорила!.. – буркнула та.

– Мы послали за манускриптом, – игнорируя сына с невесткой, уверенно проскрипела графиня-мать и перевела свой орлиный взор на Флегия Яросвитовича. В галерее будто наточенная сталь сверкнула.

Станимирский содрогнулся, засуетился.

– Судя по всему, вы, барон, уже знаете, что речь идёт о старинном манускрипте, – быстро заговорил специалист по средневековым рукописям. – Это пате́рик инока Феоктиста 1226 года в списке 1462 года крилоша́нина Касияна. Антверпенский букинист Ганс Краус договорился о покупке этой уникальной книги за четыре с половиной тысячи…

Вийт невольно вздрогнул и уже внимательней посмотрел на господина Станимирского.

– Теперь вы понимаете, почему здесь собралась вся семья? – спросила, улыбнувшись, хозяйка дома. – Помимо, конечно, удовольствия приветствовать у себя столь значительного для нашего дома человека! Загадочный манускрипт, полутысячелетняя тайна, столь несоразмерная сумма – конечно, всем интересно!

– Да, столько наличности заплатить мало кто готов, – кивнул Флегий Яросвитович, – поэтому Краус и прибыл сюда. Договорённость такова: манускрипт будет принадлежать графу, а букинист на один год получит неограниченный доступ к рукописи для её изучения. Честь публикации будет разделена поровну. Голландец предоставил оригинал договора с владельцем и письменные заключения лучших европейских специалистов – всё перепроверено нами по паровому телеграфу!..

* * *

В галерею вошёл высокий сухопарый мужчина образцовой антверпенской наружности. Это, конечно, был сам букинист Ганс Краус.

В руках голландец нёс огромный фолиант, на вид старинный.

За иноземцем следовали Адам-Каетан Петрович, наследник графа, и златокудрая Ветрана Петровна, младшая из Мйончинских.

Дыхание Вийта дало сбой. До сего дня легендарный дедуктивист видел девушку лишь один раз да и то при странных обстоятельствах, в мужском наряде. Теперь же, в женском платье, она оказалась не просто красивой, она оказалась прекрасной!

Вийт, не в силах оторвать взгляд от молодой графини, медленно поднялся со стула.

Барышня засмущалась. На её щеках проступил румянец. Девица сделала шаг назад и спряталась за спиной голландца.

– Меня не обманули, действительно Вийт! – воскликнул молодой Мйончинский, с товарищеской грубоватостью хлопнув сыскного надзирателя по плечу. – Я наслышан о вашей последней дуэли, барон! – Адам-Каетан Петрович без лишних церемоний упал на стул рядом с бесстрашным дедуктивистом и схватил оказавшуюся перед ним рюмку с коричневым напитком. – На саблях, и вы победили! И кого! Опытнейшего фехтовальщика! Однако ж капитан Бук рассказывает об этом поединке нечто несусветное!..

– Дуэль из-за любовницы? – с врождённой тактичностью деликатно спросила графиня-мать. По наклону мундштука в её пальцах было видно, что она и так знает, из-за чего была дуэль.

– С Адамом-Каетаном вы знакомы, барон! – поспешно вмешалась графиня. – А это… – женщина повернулась к девице, – это наша дочь Ветрана…

* * *

Свершилось!

Ронислав Вакулович был-таки представлен барышне!

Невольная улыбка осветила мужественное лицо Вийта.

Доследчик сделал шаг вперёд, склонился, ловко подхватил руку Ветраны Петровны и куртуазно поцеловал воздух в вершке от бледных тонких пальцев.

– Ах, барон! – воскликнула Ветрана Петровна, и лицо её покраснело ещё больше.

Девушка поспешно отошла к дальнему концу стола и чинно опустилась на стул.

– А это господин Ганс Христина… э-э-э… Зефир Мармозетка… – начал представлять иноземца хозяин дома, но споткнулся, осознав, что не помнит имени голландца.

– Ганс Христиан Вернер Брункальд Флуод Заальфельд Рудольф Мнемозистент Краус, – пришёл ему на помощь букинист. Говорил он с акцентом. – Из древнего рода Герульфингов Авенского дома, – голландец с истинно европейской утончённостью склонил голову. – К вашим услугам!

Вийт по-военному кивнул в ответ.

– Патерик, – добавил господин Краус.

Рядом с проницательным сыщиком на стол легла огромная, длиной в полтора аршина, книга.

Сыскной надзиратель вновь кивнул, сделал шаг к своему месту, намереваясь сесть, но…

Да что же это такое!

Голландец прошёл к дальнему концу стола и устроился там рядом с Ветраной Петровной! Соприкоснувшись с ней платьем!

Вийт оторопел.

Фирс, почувствовав неладное, сделал к следователю шаг – якобы, чтобы передать хозяину некую бумагу. На самом деле то был случайно завалявшийся счёт из французского ресторана.

– Смени выражение лица, – прошептал истопник еле слышно.

Дедуктивист метнул на помощника свирепый взгляд, выдохнул, намереваясь ответить что-то резкое, но сдержался и с размаху сел, едва не промахнувшись мимо стула. Его горящий взгляд устремился на иностранца.

Ганс Краус, склонившись почти к самому ушку Ветраны Петровны, что-то ей нашёптывал. Барышня сконфуженно оглядывалась.

– …включает письма епископа к печерскому иноку Феоктисту, – бубнил тем временем ничего не замечавший Флегий Яросвитович, – самого Феоктиста к архимандриту и святого Феодосия к тогдашнему князю, а также сказания и отдельные рассказы…

Великий сыщик уже вполне осознавал, что Краус ему не нравится. Причём весьма.

– Изволите больше света, выше высокоблагородие? – пригнулся к Рониславу Вакуловичу Фирс и незаметно придавил хозяина к столу, заставляя склониться над патериком.

Блистательный дедуктивист, сделав над собой усилие, сумел-таки опустить взгляд на книгу.

Кодекс был несомненно древен – средневековый кожаный переплёт, хрупкие пергаментные листы, ряды выцветших букв, старинные однотонные миниатюры, в которых всё ещё угадывались шероховатости от движения кисточки с краской…

Все присутствовавшие, даже надменный мажордом у столика с хрустальными бокалами, затаили дыхание, следя за тем, как непревзойдённый полицейский рассматривает патерик.

Вийт ощупал переплёт и корешок, перелистнул несколько первых страниц, испещрённых нечитаемой древней кириллицей, и наугад открыл книгу где-то посередине.

Там был рисунок – монах, стоящий перед пещерой, несомненно той, с которой началась Печерская лавра. У ног инока расстилались хлеба, позади рос одинокий дуб с вороном на ветке. В отдалении виднелся обнесённый крепостной стеной город. Небо затянули тучи, через которые пробивались ангельские трубы, славящие деяния чернеца.

– Видите, – прошелестел смущавшийся Тарасюк, – миниатюры выполнены в полный лист, так что каждая из них по сути представляет собой настоящую картину…

– Это изображение полно глубокого символизма, – перебил его Станимирский. – Верёвка, которой подпоясан инок, означает обет. Поле – обильные плоды, которые произрастают из богоугодных деяний. Дуб подразумевает самого Христа, а ворон является знаком сатаны. И господь, и падший ангел зорко следят за поступью святого по грешной земле. Тучи знаменуют опасности, поджидающие на каждом шагу, но ангельские трубы провозглашают, что жизнь этого человека будет славной и беспорочной…

Сыскной надзиратель скосил глаза на Крауса. Тот уже оставил Ветрану Петровану в покое и внимательно следил за обсуждением. Взгляды молодых мужчин встретились, и голландец улыбнулся. Проницательный сыщик поспешно пригнулся над столом и перевернул одну за другой ещё с дюжину страниц.

Перед ним оказался новый рисунок – монах, стоящий у стойки для письма. К ногам чернеца свисал свободный край длинного свитка. Инок находился в большом монастырском огороде, среди высоких каменных строений. Пробивалась какая-то зелень, тянулись к солнцу подсолнухи, пестрели многочисленными ягодами кусты, склоняли под тяжестью плодов ветви деревья. На всё это сверху взирал окружённый молниями господь.

– Это Печерская лавра, какой она была в середине XV века, – тут же стал пояснять Флегий Яросвитович. Его палец указал на изображения зданий. – Известно, например, что вот это окно было заложено кирпичами в 1430 году.

На следующей странице вновь потянулись бесконечные ряды едва узнаваемых букв.

– Манускрипт довольно объёмный – сто двадцать листов, исписанных с обеих сторон, – говорил Станимирский. – Текст нанесён на тонкий пергамент, в те времена безумно дорогой, причём нанесён гусиным пером, заново очинявшимся перед каждой страницей. Чернила, согласно всем химическим анализам, в том числе моим собственным, изготовлены на основе железистых соединений галловой кислоты, что весьма характерно для средневековья. Листы, как видите, пронумерованы, но в нумерации есть пробелы, некоторые части книги утеряны…

Вийт перевернул ещё несколько страниц кодекса.

На новом рисунке три вора несли за спинами мешки с награбленным. Чуть поодаль стояла церковь, под которой сидел святой с открытой на коленях книгой.

На соседней странице располагалась другая миниатюра – та же церковь, но воры теперь были связаны и лежали на земле. Над ними склонялся в молитве святой.

Павел Иванович пробормотал, покрываясь от смущения пятнами:

– Техника п-прорисовки, внимание к символичности при пренебрежении к р-реальным д-деталям, отсутствие перспективы и оттенков – всё, что мы видим, характерно для с-средневековья…

– К сожалению, не существует точных репринтов патерика, – перебил его Флегий Яросвитович. – Есть две современные копии от руки, весьма неточные. Впрочем, даже их не достать. Во всём, что касается манускрипта, мы можем полагаться лишь на текстовые описания…

На новом рисунке чернец на пылающем костре смиренно молился, взор его был устремлён ввысь. Рядом стоял другой инок со стрелой в руке на фоне извечного дуба. Над обоими простирал с небес свои длани господь.

Тарасюк зашевелился, намереваясь что-то сказать, но под взглядом Станимирского сник и промолчал.

– … Текст написан средневековой кириллицей на языке, характерном для XIII века, – продолжал Флегий Яросвитович. – Встречаются, однако, словоформы, употреблявшиеся в середине XV столетия. По-видимому переписчик переиначивал на современный ему язык те места, смысл которых за два столетия стал непонятен.