Текст книги "Сыщик Вийт и его невероятные расследования"

Автор книги: Эд Данилюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– А мы что, хотим поэзии?.. – спросил слуга. – Раз уж ты остался жив, может лучше?..

Что по мнению истопника было лучше, осталось неизвестным, ибо Вийт прервал своего друга и помощника на полуслове:

– Там будет таинственнейшая мадам Волошская! Ожидаются массовые драки и громкий скандал!

Фирс пожал плечами и резко налёг на рычаг.

Паромобиль свернул на широкий бульвар, лишь по счастливой случайности разминулся с упряжной коляской, промчался мимо конного памятника неизвестно кому, вывернул на перекрёстке на поперечную улицу и тут же нырнул в переулок. Фонарь экипажа выхватил из темноты погружённые в сон особняки. Повозка накренилась, едва не чиркнула по стене одного из домов, пролетела через узкое пространство, предназначенное для пеших, и с лязгом спрыгнула на соседний бульвар. Во все стороны из-под колёс сыпанули искры.

У ярко освещённого газовыми фонарями особняка Фирс всем телом повис на тормозном шнуре. Экипаж завизжал, встал на передние колёса, будто собираясь перевернуться, но всё же упал обратно на брусчатку и испустил во все стороны обильные клубы пара.

– Дом мадам Квят! – отрапортовал Фирс.

Вийт, с трудом приходя в себя после гонки, закопошился в поисках трости. Истопник стал спускаться с шофёрского насеста.

Тут внимание товарищей привлекли всхлипы, доносившиеся со стороны ближайшего газового фонаря:

… Ты ведь лишь кости и ведро воды!

Ты ведь лишь сотня сокращающихся мышц!

Как же ты умудряешься, мой друг,

Заставлять расширяться мои зрачки!

Некий юный поэт декламировал свои стихи. Послушать бретёра собралась толпа веселящихся беспризорников. По брусчатке грохотали башмаки сыпанувших в разные стороны обывателей.

– Драка начнётся раньше, – философски заметил Фирс, соскочив на мостовую.

В свете газовых фонарей поблёскивали медные листы обшивки паромобиля Вийта. Раздавалось потрескивание остывающего металла. Ветерок распространял приятные запахи раскалённого парового котла, пышущей жаром топки и городской пыли.

Поэт на столбе никак не унимался.

Твои губы – отверстие пищеварительной трубки!

Твои губы – круговая мышца, обтянутая кожей!

Но как сильно сокращается мой сердечный мускул,

Когда я вновь зачарованно смотрю на них!

Слушатели, и без того разухабистые, вконец развеселились и стали швырять в стихоплёта камни. Один из беспризорников взялся за фонарный столб, стремясь стряхнуть бунтаря на мостовую.

– Какая удача! – воскликнул Вийт, разглядев лицо мальчишки.

Великий сыщик свистнул. Потом ещё раз. Цветок володимирских улиц наконец поворотил голову и увидел, кто его зовёт.

– Ну?! – буркнул Вийт, когда беспризорник приблизился.

– Всё разузнал, – ответил парнишка, в нетерпении оглядываясь на фонарь. – Нет при этой вашей госпоже Бук никакой охраны. Мадам после вчерашнего заперли на втором этаже, в доме постоянно пара слуг вьётся, оба подстарки, наверх не ходят.

– Точно?

– То мне сказала молочница, которая к госпоже Бук поднималась, – пожал плечами беспризорник, – а дворник подтвердил.

– Дай ему денег! – повернулся к Фирсу Ронислав Вакулович.

Истопник нехотя бросил парнишке монету. Та сверкнула в воздухе и в одно мгновение очутилась в чумазой ладони.

– Что ж ты госпоже Бук покоя не даёшь?.. – проворчал шофёр. – И так скандал, а тебе всё неймётся!

Дедуктивист пожал плечами и повернулся к беспризорнику.

– Не согласишься ли ты, мой друг, отнести письмо? – спросил Ронислав Вакулович. – За плату, конечно!

Глаза мальчишки вновь разгорелись. Он с независимым видом кивнул и сплюнул на мостовую.

– Благодарю, – серьёзно сказал бесподобный сыщик. Он обвёл взглядом внутренности паромобиля, но не увидел чего-либо подходящего. Тогда полицейский вынул из петлицы мундира бутоньерку с алой лилией и протянул её беспризорнику. – Передай это той самой госпоже Бук. Скажешь, от Ронислава.

– От Ронислава, – покладисто кивнул парнишка, забирая цветок.

Фирс, не дожидаясь приказа, достал ещё одну монетку и отдал её беспризорнику.

Тем временем анатомический поэт оказался уж совсем в плачевном положении. С десяток рук трясли фонарный столб, и юноша явственно начал с него соскальзывать.

– Оставьте того господина в покое, – сказал Вийт, продолжая с любопытством следить за перипетиями неравного сражения.

– Ну да! – мрачно пробурчал мальчишка.

Вийт глянул на Фирса, и тот достал третью монету.

– Так-то оно так!.. – замялся беспризорник, оглядываясь на своих товарищей.

– Вдвойне, что ли? А этот гений стоит такой платы? – с сомнением посмотрел на бунтаря сыщик.

Поэт был обречён. Он с трудом удерживался на трясущемся фонарном столбе и едва успевал уклоняться от летящих в него камней.

Фирс вздохнул и извлёк ещё одну монету.

Беспризорник схватил хаптусъ гевезенъ⁹, замысловато свистнул, и вся ватага, заулюлюкав на прощание, унеслась. Лишь голые пятки сверкнули на перекрёстке.

Поэт, растерянно оглядывая внезапно опустевшую улицу, испуганно хватаясь за столб, пополз вниз.

Мундир выдавал в нём студента, внешность и манеры – длинную родословную, мягкость черт – детство, полное безделья. Лицом и голосом он казался слишком юн для университета, но в условиях домашних теплиц подобные запоздалые возмужания не редки. В виду субтильности телосложения форменная одежда сидела на нём мешком. В общем, что тут говорить, он был поэт.

– Да юноша спуститься сам не может! – Вийт с удивлением кивнул на пленника фонарного столба.

Ответить его верный помощник не успел. Трубадур пищеварительных каналов сорвался и полетел вниз, навстречу безжалостным булыжникам мостовой.

Раздался вскрик, более похожий на визг, звук удара, и в воздух взмыло облако дорожной пыли.

– Живы? – крикнул полицейский, неспешно приближаясь со своей тростью к месту катастрофы.

Рифмоплёт зашевелился и неуклюже сел на земле.

Фирс порылся в паромобиле, извлёк одёжную щётку.

– Вот, можете привести себя в порядок! – сказал он, бросая её юнцу.

Поэт резко свёл ноги и неуклюже поймал щётку на колени. Попытался стряхнуть пыль с рукава сюртука, но по первому же движению стало понятно, что бузотёр никогда подобными делами не занимался.

– Я помогу вам встать, – пробурчал Фирс.

Он обхватил паренька за плечи и дёрнул вверх. Спасённый в одно мгновение оказался на земле обеими ногами, но вместо благодарностей разразился визгом, с возмущением отодрал от себя руки слуги и отскочил.

– Я Ронислав Вакулович Вийт, – представился дедуктивист. – Как видно по мундиру, я полицейский. А это мой помощник Фирс.

– Позвольте! – слуга отобрал у юнца щётку и принялся стряхивать уличную пыль с его спины.

– Мне ваше имя кажется знакомым, – нахмурился студент, – но не могу вспомнить, где мы с вами встречались, уж простите. Меня же зовут Ветран Петрович Мйончинский.

– Я знаю вашего брата, Адама-Каетана Петровича, победителя локомотивных гонок! – обрадовался Вийт. – Вы ведь сын Петра-Михаила Сауловича Мйончинского? Правильно? Ясновельможного пана Мйончинского? Тайного советника?

– Tak jest¹⁰! – гордо вскинул подбородок поэт и принялся тщательно поправлять фуражку.

Фирс отряхнул уже спину и рукава скандальщика и перешёл на переднюю часть мундира, но Ветран издал свой обычный визг и отскочил назад.

– Да прекратите вы уже! – вскричал он. – Что за панибратство! Я потомок древнейшего рода!

Истопник, демонстрируя всетерпение, протянул ему щётку.

* * *

Инженер-угледобытчик Кисель выкрикивал свои стихи, закатив глаза и трясясь, будто в трансе:

Цекобыли еймо в цеколесни вой-фараоно я бил-уподо бяте,

Ныпрекрас тылани и-тво… ¹¹

В зале, которую госпожа Квят отвела под поэтический вечер, было душно. На стенах горели газовые светильники, на столах щедро разбрасывали свет во все стороны свечи в переносных подставках, туда-сюда сновало около двадцати визитёров и ещё человек пять прислуги – в общем, распахнутые окна не могли обеспечить нужного количества воздуха.

Лукасевич, поэт по призванию, а в служебное время геолог, кивнул на разоравшегося Киселя:

– Вот, изволите ли видеть, тоже поэзия! Перестановка слогов и беспардонное воровство! Как не стыдно!

Геолог, как это принято у интеллигентов, слегка картавил.

– Рад вас видеть, господин утопист, – улыбнулся вызнавальщик. – Вас отпустили под залог?

Лукасевич налил себе вина из бутылки, которую носил с собой, и сразу же отхлебнул добрых полбокала.

– Сняли все обвинения, Ронислав Вакулович! Хоть митинг и был незаконным, я на нём лишь выступал, я его не организовывал!

– Разве призывы к насильственному свержению законной власти больше не наказываются?

– Да полноте! – дёрнул головой геолог. – Власть, конечно, должна быть свергнута, причём всепренепременнейше насильственно, однако есть ведь разница между констатацией исторических закономерностей и зовом взяться за булыжники!

– А газета? – приподнял бровь знаменитый доследчик. – Кажется, «Ве́рите?», не так ли? Каждый раз, когда она оказывается у меня в руках, с её страниц сочится кровь, причём голубая!

– Газету власти закрыли, – вздохнул поэт и в сердцах допил свой фужер. И тут же наполнил его вновь. Всё из той же бутылки.

– Это какое-то особое вино? – не выдержал Вийт, в ком любопытство взяло верх над правилами хорошего тона.

– Особое? – переспросил Лукасевич, разглядывая бордовую искрящуюся жидкость в своём бокале. – Да, пожалуй, что особенное. Я, видите ли, принёс его с собой!..

Договорить геолог, однако, не успел. К собеседникам подскочил давешний знакомец Мйончинский. Он так и остался в своей форменной фуражке и теперь бравировал антиобщественным поведением, с вызовом отказываясь снять головной убор, кто бы его к этому ни призывал.

– Так вы тот самый сыскной надзиратель Вийт? – воскликнул он, поправляя козырёк. На лице студента отражались разнообразнейшие душевные переживания – от недоверия до радостного преклонения, к которым прославленный сыщик был столь привычен. – Гениальный дедуктивист? Спаситель Адама-Каетана? Naprawdę¹²? Что же вы мне не сказали?! Почему я должен об этом узнавать лишь волею случая?

– Позвольте!.. – удивился Ронислав Вакулович, но тут раздались жиденькие аплодисменты.

Угледобытчик, кланяясь во все стороны, соскочил с табурета.

Мйончинский немедленно бросился к этой импровизированной сцене. Он сумел опередить некого прыщавого субъекта в мундире инженера, взобрался наверх и начал:

Ты ведь лишь кости и ведро воды!..

Увы, насладиться триумфом ему было не суждено. Отверзлись створки двери, колыхнулось пламя в свечах, и на пороге залы появилась мадам Волошская.

Всё и вся замерло. В зале более не двигался воздух, не пузырилось шампанское, не раздавались звуки, не дышали люди.

Тишина длилась бесконечную секунду. Потом все бросились к великому медиуму.

Прославленная пантеистка, оккультистка и спиритуалистка, певица герметических наук, избранница великого духовного родника, сестра братства тибетских махатм, хранительница сокровенных знаний, эксперт сакральной истины, эрудит сверхчувственных сил человека, ясновидица и пророчица пронзила поклонников горящим взором.

Её лицо было плотно усыпано белой пудрой, веки и губы зачернены, брови окрашены алой охрой, ноздря проткнута золотым магическим символом. Пышные волосы цвета лазурита поддерживал в виде струящихся от головы лучей особый каркас. Конечно, из золота. На лоб свисала подвеска с огромным сияющим драгоценным камнем. В правой руке оккультистка сжимала жезл из модного ныне алюминия Эрстеда. К скипетру был прикован алюминиевой же цепочкой живой уж. В левой руке находился бокал с чем-то, что на первый взгляд казалось водой или, возможно, водкой, но издавало странный запах, чуждый, отвратительный и пленительный одновременно. Босая кармистка была, конечно, в наряде индуистских саптариш, сочетании обильных тканей, гремящих украшений и духовных орнаментов.

Мадам Волошская выбросила вперёд руку с жезлом, мертвенно бледную, обильно украшенную звенящими браслетами. Змея, шипя и извиваясь, распахнула пасть.

– Именем Акуры-Мазды, – произнесла пантеистка замогильным голосом, – устами Зороастра желаю вам просветления!

Собравшиеся взревели от восторга.

– Эта сущность должна уйти отсюда немедленно, – добавила дама, уперев палец, усеянный перстнями, в грудь прыщавого господина.

Жезл покачивался на запястье мадам, как маятник. Уж шипел.

Юноша хотел было что-то сказать, но сник, попятился и, стеная, покинул залу.

– Как я рада вас видеть! – воскликнула госпожа Квят, хозяйка дома. И, склонившись к уху оккультистки, тихо спросила: – Неужели вы знакомы с нашим Федюсей? За что вы его изгнали?

– Впервые вижу! – пронзила её огнём своего взора мадам Волошская. – Однако ж, его аура не подходит к моим украшениям!

Таинственный бокал пророчицы оказался слишком близко от хозяйки дома. Как раз в этот момент, когда та совершала вдох. Госпожа Квят закашлялась.

– Что это? – с подозрением спросила она. – Какая-то кармическая жидкость?

– Напротив, – ответствовала спиритуалистка. – Сие называется бензол. Субстанция выделена таинственным фармацевтом в подвале старинной аптеки по ту сторону границы. Основой выступила чёрная патока, которой сочится земля на карпатских склонах. Бензол помогает полёту мысли и раскрепощению души. Вот, наполните ваши лёгкие!

И мадам Волошская поднесла бокал хозяйке дома прямо под нос. Квят поспешно отступила.

– Да, действительно! – пробормотала она. – Не желаете ли послушать наших поэтов? Есть весьма талантливые!

– Кто решил, что они талантливы? – голосом, полным ледяной вечности, ответила оккультистка. – Нет, вселенная требует, чтобы я связалась с миром призраков. Нужны охотники до участия в спиритической цепочке. И уединённое место, будьте благонадёжны…

* * *

Спустя несколько минут в комнате, примыкавшей к зале, за столом сидели сама мадам Волошская, госпожа Квят, студент Мйончинский, угледобытчик Кисель и геолог Лукасевич со своей бутылкой. На чёрной скатерти перед ними высилась одинокая свеча, тоже чёрная. Иного освещения не было, и в мерцающем отблеске тонкого огонька едва виднелись почтительно выстроившиеся вдоль стен любопытствующие, в их числе и учуявшие запах скандала Вийт и Фирс.

Поэтический вечер за стенкой продолжался, пусть и без прежней пылкости.

– Для погружения в мир духов я воспользуюсь сильнейшим сакральным раритетом, – говорила спиритуалистка, снимая с головы налобную подвеску. – Перед вами белый сапфир…

– О, а я думал, что это бриллиант! – почтительно пролепетал угледобытчик Кисель и нервно отхлебнул шампанского.

Геолог Лукасевич хмыкнул и покачал головой. Глаза его безотрывно следили за камнем.

– … белый сапфир, некогда принадлежавший царю персов Дарию, – испепелив обоих огненным взглядом, продолжала мадам Волошская. – Усмиритель Египта, Мидии, Парфии и Вавилона, а также завоеватель Инда двадцать четыре века назад возжелал покорить скифов. Он переправился через Дунай, но сразиться с северными дикарями не смог – их армия будто испарилась! Дарий искал непокорных повсюду, пересёк Днепр и Северский Донец, достиг земель нынешних Харькова и Белгорода, но скифского войска так и не обнаружил. Добычи не было, провианта не хватало, летучие ватаги скифов наносили урон войску, моровое поветрие убивало верных воинов, и правитель гигантской империи, бросив больных, не погасив костры, под покровом ночи скрытно ушёл обратно, – великий герметик обвела пронзительным взглядом сидевших за столом. – Почти достигнув дружественных земель, где-то между нынешними Измаилом и Одессой, персы вдруг наткнулись-таки на войско врага. Армии построились в боевые порядки, но… – мадам Волошская сделала театральную паузу, заодно ловким движением вытащив из золотого крепления камень, – сражение вновь не состоялось. Между рядами воинов пробежал заяц, и скифы бросились за ним. Такое презрение повергло Дария в уныние. Воспользовавшись уже испытанным приёмом, оставив больных и не погасив костров, он той же ночью ушёл во Фракию. В качестве утешения он подарил воинам, брошенным им на милость жестокого неприятеля, этот сапфир, священный камень египетских жрецов…

Студент Мйончинский зачаровано смотрел на раритет. Не отдавая себе отчёта в собственных действиях, он отставил в сторону бокал с шампанским и потянулся к камню. Лишь тут он понял, какое святотатство совершил, и сжался в ожидании проклятий. Пророчица, однако, благосклонно звякнула браслетами, и вложила сапфир в дрожащую от волнения узкую ладонь юноши.

– Как же подобная редкость оказалась у вас? – ошеломлённо воскликнула госпожа Квят, в свою очередь повертев сапфир в пальцах.

– Последние десять веков сию драгоценность хранили для меня наши болгарские братья, – замогильным голосом ответила мадам. Она стала нагревать в пламени свечи блюдце. – Линия предательства – одна из самых прочных спиритических связей. Царь Дарий, дважды оставивший своих солдат на растерзание скифам, не может не откликнуться на зов этого сапфира!

В комнате воцарилась испуганная тишина.

Геолог Лукасевич принял из трясущихся рук угледобытчика Киселя драгоценность и благоговейным взглядом посмотрел сквозь неё на пламя свечи.

– Чистейшей воды! – прошептал он еле слышно. – Прекраснейший сапфир! Какой большой!

Пантеистка одарила его улыбкой, от которой ужас пробежал по спине всех присутствующих.

– Возложите раритет сюда! – произнесла она замогильным голосом, поставив перевёрнутое блюдце в центре стола. – Пусть каждый коснётся края сосуда!

Сидевшие за столом, косясь на шевелящегося на скатерти кентавра из змеи и жезла, послушно вытянули подрагивающие пальцы.

– Начнём! – выдохнула оккультистка.

Она устремила взор на пламя свечи. Лицо её окаменело, превратившись в безжизненную маску.

– Дух царя Дария Первого Великого, сына Виштаспа, внука Аршама, приди к нам! Дарий, заклинаю, приди к нам! Вы, духи его современников, призовите великого владыку! Царь Карфагена Ганнон, правитель македонян Аминта, тиран Гелы Клеандр, архонт Гермокреон! Взовите к духу царя персов!..

Что-то неощутимое коснулось находившихся в комнате. Повеяло холодом. Громко зашипела змея. Пламя свечи заколыхалось, потом разгорелось, вспыхнуло ярким светом, оглушительно затрещало и вдруг, будто взорвавшись, разом угасло.

Стало совершенно темно. В этой темноте раздался душераздирающий крик. Донеслись звуки шевеления, отодвигаемых стульев, прерывающихся вздохов.

– Не разрывайте контакт! – проскрипел далёкий голос пророчицы. – Держите круг!

– Огня, молю, огня! – взвизгнула госпожа Квят.

Чиркнула серная палочка, высветив Фирса.

Все участники сеанса, кроме медиума, стояли на ногах. Лица их искажал страх. Мадам Волошская сидела за столом. Глаза её закатились, руки безвольно повисли, тело осунулось на стуле.

– Спиритический мост разрушен! – беззвучно прошелестела пантеистка.

Фирс повернулся к настенному фонарю и крутанул кран. Зашипел газ, комнату залил желтоватый свет.

– Что произошло? – растерянно спросил Кисель. – Кто кричал?

– А вы сами разве не испугались? – пролепетал густо покрасневший студент.

– Сапфир! – вдруг возопил геолог Лукасевич. – Сапфир!

Его указательный палец вытянулся по направлению к блюдцу.

Там ничего не было.

* * *

– Перекрой дверь! – бросил Вийт Фирсу.

В мгновение ока его друг и помощник встал на пороге. Истопник скрестил на груди руки, всем своим видом показывая, что никого не выпустит.

Ясновидящая слабо зашевелилась, подняла взор на сыщика и еле слышно прошептала:

– Кто вы? Мундир у вас полицейский, но кто вы?

– Это Вийт! – поспешно ответила госпожа Квят. – Тот самый!

Оккультистка медленно выпрямилась на стуле.

– Пойдите вон! – внятно сказала она вызнавальщику.

Хозяйка дома всплеснула руками.

– Ну а этот-то чем вам не угодил?

Глаза мадам Волошской закатились, руки, будто змеи, взмыли в воздух и задвигались, из горла послышалось шипение. Уж шевельнулся и зашипел в ответ.

– Он явный самозванец! – выплюнула спиритуалистка.

– Смею уверить, я самый настоящий, – стукнул тростью о пол детектив. Он обвёл всех присутствующих внимательным взглядом и спросил: – Пропажа камня – это ведь шутка?

Участники спиритического сеанса переглянулись.

– Ну, давайте же! – проникновенно произнёс дедуктивист. – Доставайте сапфир, посмеёмся и продолжим!

Ответом ему была тишина.

– Неужели вы не понимаете! – взвизгнула госпожа Квят, не выдержав напряжения. – Драгоценность похищена!

Бесконечную минуту орлиный взор доследчика по очереди цепко впивался в каждого из гостей.

– По-видимому, да, – кивнул наконец Вийт, сразу же расслабившись. Он поворотился к мадам Волошской: – Сколько стоит камень?

– Ничего и всё! – раскалённый взгляд медиума резанул по сыскному надзирателю.

– И всё же, какая-то цена ведь назначена?

– Страховая стоимость, – кивнула знаменитая герметистка. – Шесть тысяч, кажется…

Присутствующие изумлённо всхлипнули.

– Но дело не в этом! – проскрипела пророчица. Она разбросала в стороны руки, запрокинула голову и издала нечеловеческий крик. Потом резко выгнулась, будто ложась змеёй на стол, вперила в Вийта свой пылающий взор и произнесла: – Сей магический раритет невосполним!

– Но мадам! – несмело произнёс Кисель. – Зачем нам следователь? С вами ведь никто в ясновидении не сравнится! Вы уже прозрели сквозь время и пространство? Знаете, где находится камень?

Пантеитка закрыла глаза, вползла на стол, едва не опрокинув бокалы, свернулась калачиком и замерла. Воцарилась мертвенная тишина. Никто не шевелился.

Вийт, глядя на Фирса, беззвучно щёлкнул себя пальцами по эполетам. Истопник кивнул и выскользнул за дверь.

Сие движение не осталось, однако, незамеченным студентом Мйончинским. Юный поэт почему-то покраснел и стал поправлять воротник мундира.

– Адам, Дарус ксайяфийя гаксаманишия… – раздался громкий, уверенный, привыкший повелевать мужской голос. Он нёсся из груди оккультистки.

– Ч-что это? – заикаясь, пискнул угледобытчик.

– К-кажется, древнеперсидский, – откликнулся ошарашенный Мйончинский. – Мы учили эту фразу… «Я, царь Дарий Ахмединский…». Но… но это ведь невозможно!

– Див шаад, бай каам…

Все посмотрели на студента.

– Я больше не знаю! – испуганно сказал тот. – Я ведь не учил этот язык!.. Но… – Мйончинский переводил неуверенный взгляд с одного спиритиста на другого. – Неужели вы думаете, что это… это… сам!..

Медиум лежала без звука, без движения.

– Ей, наверное, нужно помочь? – неуверенно прошептал Лукасевич.

Никто не сдвинулся с места.

Спиритуалистка вдруг вздохнула, открыла глаза и зашевелилась.

– Что произошло? – прошептала она. – Как я оказалась на столе?

Пророчица сползла на стул, схватила ближайший к ней бокал и сделала глубокий глоток.

– Это моё шампанское! – пробормотал студент Мйончинский.

Ответа ему не было.

Вперёд выступила хозяйка дома.

– Вы говорили на древнеперсидском, – растерянно сказала она. – Что-то про «Даруса» и «бай каам», – она оглянулась на присутствующих и несмело добавила: – Мужским голосом.

Мадам Волошская слабо кивнула. Провела рукой по глазам, отчего на ладони её осталась чернь с век, а на лице через висок пролегла страшная полоса.

– Ну всё! – прохрипела герметистка. – Дух царя Дария забрал сапфир обратно себе!

* * *

Фирс вернулся с постовым Кутюком, который, исполнив свой долг секунданта, заступил на ночное дежурство.

Городовой немедленно занялся досмотром участников спиритического сеанса.

– Изволите ли поднять руки над головой?.. – бубнил городовой сиплым, простуженным голосом, то и дело почёсывая щетину. – Отвернуть обшлаги рукавов?.. Показать, что под воротником?.. Разуться?..

И так с каждым гостем.

– За пять секунд темноты невозможно спрятать сапфир слишком далеко, – глубокомысленно изрёк Вийт, наблюдая за ним. – Не забудьте про карманы, у кого есть! С дамами проще – они, по счастью, без le décolleté¹³… Впрочем, если не найдём, обыщем всех по-настоящему!

Прошедшие досмотр покидали комнату, собираясь в ожидании приказаний следствия в передней.

Последней шла мадам Волошская. Она подхватила свой фужер с бензолом и закатила было глаза, готовясь произнести очередное заклинание, но её остановил вызнаватель:

– Всё здесь должно остаться нетронутым!

– Ещё есть возможность договориться с царём! – возмущённо воскликнула спиритистка. – Без раскрепощения разума – как это сделать?!

Непреклонный взгляд дедуктивиста не дрогнул.

Оккультистка фыркнула и поставила сосуд обратно.

Изрыгая изо рта мантры, извиваясь, кружа, выполняя немыслимые движения руками, под шипение разъярённого ужа, прикованного к жезлу, то и дело взлетавшего к потолку, мадам Волошская присоединилась в передней к остальным.

Вышел и городовой – наблюдать.

Фирс проводил его взглядом и, едва за полицейским закрылась дверь, упал на четвереньки. Подсвечивая себе серными палочками, он пополз по полу, осматривая комнату, ставшую ареной столь немыслимого, мистического происшествия.

Сыщик некоторое время следил за моциями друга, потом принялся ощупывать стулья. В виду повреждения ноги он более того помочь истопнику не мог.

Увы, сапфира нигде не было…

* * *

Вийт вызвал для допроса первого подозреваемого – заметно нервничавшего студента Мйончинского.

– Вы ведь не можете арестовать дух царя Дария! – воскликнул Ветран Петрович, глядя на сыщика расширившимися зрачками и поправляя пуговицы на мундире. – К чему всё это?

– А в протокол что прикажете писать? – миролюбиво ответил вызнавальщик. – Давайте вспомним, как всё происходило. Мадам Волошская сидела вон там, – детектив указал на бокал с бензолом. – Вы находились рядом с ней, здесь, – палец сыскного надзирателя переместился в направлении пустого фужера из-под шампанского. – Вашим соседом с другой стороны был угледобытчик Кисель. Далее сидели госпожа Квят и Лукасевич, – дедуктивист обвёл рукой противоположную сторону стола. – Всё правильно?

Там стояла винная бутылка, которую геолог опустошил и теперь бросил за ненадобностью. Фирс взял её в руки и прочёл этикетку: «Вино Мариани».

– Не слышал о таком, – пожал плечами истопник. Потом вчитался в мелкий текст. – Ах, это то вино, которое содержит кокаин!

– И как это нам поможет? – буркнул Ветран Петрович.

Доследчик остановился, покивал в задумчивости, почесал затылок.

– Так мы действительно далеко не продвинемся… – согласился он. – Необходимо ускорить мыслеварение!

– Co¹⁴? – совсем растерялся Мйончинский.

– А давайте потанцуем? – Вийт неожиданно сделал шаг к студенту.

Тот инстинктивно отпрыгнул. Недоумённо глянул на равнодушного ко всему Фирса.

– Вы с ума сошли! – вскрикнул юноша, вновь поворачиваясь к сыщику. – Вы что, из тех, кто танцует с мужчинами?

– А вы? – сделал ответный выпад Ронислав.

– Jezus Maria¹⁵, что здесь происходит?! – воскликнул студент, панически оглядываясь во все стороны в поисках путей для бегства. – Выпустите меня!

– На вас слишком большая одежда! – вдруг флегматично проговорил Фирс. – У вас тонкий голос и хрупкая фигура. Вы по-разному ведёте себя с мужчинами и женщинами, и эта разница не такова, как у молодых господ. Ваши движения, особенно подсознательные, те, которые не подделаешь, присущи барышням, но не юношам!

– У вас большие глаза, прекрасные, как небо! – добавил Вийт, вновь подступая к Ветрану Петровичу. – Чудесная бархатная кожа, будто освещённая собственным солнцем. Без следов растительности, заметьте. И роскошные… – он протянул руку и стянул с Мйончинского фуражку. По плечам студента рассыпались длинные волосы цвета золота, —… и роскошные кудри, лишающие воли любого мужчину!

– Matka Boska Częstochowska! – пробормотала разоблачённая девица, заливаясь краской и закрываясь руками. – Сo za wstyd!¹⁶

– Итак, мадемуазель?.. – спросил детектив.

– Ветрана Петровна Мйончинская, – еле слышно пролепетала мистификаторша. – Это мундир старшего брата.

– Неужели родители отпустили вас из дому в таком виде?

– О, нет! – горячо запротестовала барышня. – Дома никто не знает! Я выбралась через окно… – Ветрана Петровна подняла на вызнавальщика полные слёз глаза. – Теперь вы меня арестуете?

– Непристойное поведение на публике, – бесстрастно проговорил Фирс. – Для дела хватит одного только переодевания в мужской наряд! А прогулка в ночное время без сопровождающего? А неприличные стихи? А провокация беспорядков? Если же ещё выяснится, что вы несовершеннолетняя…

– Мне семнадцать! – запротестовала девица. И тут же добавила, смутившись: – Через пару месяцев…

– Итак, позвольте предложить вам раунд танца, – примирительно сказал Вийт, вновь подступая к барышне.

– Ну что за дикая идея! – Ветрана Петровна сделала шаг назад. – Откуда такая одержимость! Вы что, не видите, насколько это нелепо? Мы в чужом доме, куда нас, кстати, звали читать стихи, а не плясать! Я одета мужчиной! Только что произошло нечто невозможное, космическое, лишающее смысла всё приземлённое! Вы вызвали меня на допрос! У вас повреждены нога и рука! Нет оркестра!..

– Мы будем тихонько напевать мелодию друг другу на ухо, – проговорил Ронислав Вакулович. – Вы только представьте себе этот танец в пустой комнате, в полутьме, в тишине, среди призраков и тайн!

– Но… – по растерянному лицу девушки побежали тени.

– Вы знаете танец, который завёз к нам тот венский композитор? Как его?..

Девушка промолчала.

– К сожалению, я не в состоянии предложить вам руку, – продолжал Вийт. – Правая у меня сейчас не двигается, а левой я опираюсь на трость. Положите же ваши ладони мне на плечи сами!

Барышня, всё ещё колеблясь, поднесла руки к эполетам доследчика.

Полицейский стал напевать девушке на ухо. Та знала мотив, и её голос несмело присоединился.

Под стук трости Вийта пара закружила по тонущей в полумраке комнате.

Мйончинская танцевала столь грациозно, что таланты барона блекли на её фоне. Полицейский в парадном мундире и невысокий студент с длинными золотистыми волосами, то и дело взмывавшими в воздух, двигались всё быстрее и быстрее, забывая, кто они, где, зачем здесь находятся. Палка надзирателя стучала, будто жезл тамбурмажора. Сам дедуктивист хромал и иногда кривился от боли, но темпа не снижал.

Ветрана Петровна, не удержавшись, рассмеялась.

– Это лучший бал в моей жизни! – вскричала она. – Так со мной еще никто не танцевал! Темнота, пустота, ни одного музыканта – и так весело! Znakomicie¹⁷!

Дедуктивист остро чувствовал каждое прикосновение к себе хрупкого тела, тонул в огромных глазах, растворялся в мелодичном голосе…

Они закружили совсем уж быстро, а потом…

Потом как-то так получилось, что трость выпала из рук Вийта, и Ветрана Петровна оказалась в его объятиях. Их взгляды встретились, дыхание замерло…

– Зачем вы так! – вскрикнула девица, отскакивая. – Как вы посмели! – Она нервно прошлась по комнате, пытаясь совладать с чувствами.

Мужской наряд, столь откровенно демонстрировавший обычно скрытую под платьем фигуру, шёл ей просто неимоверно.

– Ветрана Петровна… – пробормотал сыщик.