Текст книги "Клетка для Героя (СИ)"

Автор книги: Ebiscus

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Сдохни! – зло прошептал гриффиндорец. – Просто сдохни! Надо было задушить тебя ещё в первую нашу встречу, фанатичный ты ублюдок, – но Криви уже его не слушал. Он расстелил под бёдрами Гарри ещё одну клеёнку, положил на неё утку и вынул из кармана волшебную палочку.

– Теперь постарайся расслабиться, – вежливо попросил Колин. А Гарри напрягся пуще прежнего. Впрочем, это вряд ли смутило похитителя. Он продолжал оглаживать ладонью трясущуюся от гнева и внутреннего напряжения ягодицу, поросшую тёмными волосками, которых становилось меньше у упругих, поблёскивающих от пота смыкавшихся полукружий и чуть больше между ними, возле тёмного напряжённого сфинктера, по которому Криви нежно провёл указательным пальцем, несильно нажимая на дырочку, на каждую маленькую складочку вокруг тугого входа.

Гарри тихо выл.

– Тише-тише, – шептал Криви, без всякой брезгливости облизнув только что ласкавший анус гриффиндорца палец, стараясь оставить на нём как можно больше слюны, и вновь приставляя тот к входу, надавливая сильнее и проникая внутрь. Гарри забрыкался и непроизвольно затужился, стараясь вытолкнуть инородное тело из себя.

– Гадство… – вымучено прорычал Гарри, запрокинув голову назад, – вытащи…

И вскоре мольбы юноши были услышаны. Криви вынул палец. И его место заняла палочка. Она была несравненно тоньше фаланги, но втолкнуть её Колин старался куда глубже. Он осторожно претворял свой план в жизнь, стараясь не повредить нежные стенки прямой кишки, невзирая на все попытки Избранного помешать этому.

– Клянусь, как только я выберусь отсюда… – шептал непрестанно Гарри. – Как только я выберусь… Мыххх… ха… Чёрт!

– Агуаменти, – чётко выговорил Колин, и из палочки заструилась тёплая вода. И пока та заполняла тело дрожащего то ли от страха, то ли от гнева Поттера, Криви всё гладил того по бедру.

Минуту парни провели в молчании. Затем же, когда пленённый гриффиндорец стал вполне отчётливо ощущать, что внутри него что-то есть, комната наполнилась тихими и нервными стонами, рвущимися сквозь плотно стиснутые губы – сквозь желание своего обладателя, – наружу.

– Не волнуйся, – ласково произнёс Колин. – Не лопнешь, – слова звучали почти с издёвкой.

Тонкие струйки воды беспрестанно вытекали из робко сжимающегося ануса Гарри. Как бы тот не силился сжимать свой сфинктер, воду в себе он удержать не мог. Но всё самое ужасное началось после того, как Криви вынул палочку. К этому моменту Поттер, откровенно говоря, ощущал себя ни много ни мало – беременным, и когда последнее препятствие между ошмётками достоинства и полным унижением было убрано, Избранному пришлось сильно постараться, чтобы тут же не низвергнуть в утку всё накопившееся в нём «добро». Он уже даже не ругался, не стонал, и не мычал в плотно сжатые зубы: всё существо гриффиндорца было сконцентрировано сейчас в одной очень привлекательной для Криви точке.

О, какими же жалкими были попытки Героя сопротивляться неизбежному!

– Гарри, – обратился к гриффиндорцу Колин, – не сдерживайся. Хуже же будет. Ну, – бодро произнёс он, – давай же! – и быстрый взгляд зелёных глаз метнулся к Криви на секунду, вновь опалив чистым презрением, и снова устремился куда-то вглубь себя. – Что ж… я предупреждал, – тяжело вздохнул мучитель, поднялся с постели и, протиснув руки между вздувшимся животом Избранного и его ногами, стал мягко надавливать на кишечник.

Комнату оглушил совершенно неблагопристойный звук. Утка стала наполняться.

– Вот так вот, умница, Гарри… Молодец… Потужься, – шептал похититель. – Хороший мальчик…

***

Воландеморт задумчиво вертел в руках диадему, наслаждаясь лёгкими вибрациями, что разносились по телу, стоило змееликому лишь провести пальцем по твёрдому ребру утончённого украшения. Он испытывал подлинное удовольствие, сладостную эйфорию, лаская драгоценность, обводя инкрустированные в неё сапфиры подушечками пальцев, нежно, тепло, с любовью.

Но дело было вовсе не в жадности до дорогих безделушек.

Впрочем, назвать «безделушкой» древний артефакт, принадлежавший некогда одной из основательниц Хогвартса, самой Ровене Рейвенкло, мог только Воландеморт. Но мужчине действительно было плевать на бывшую владелицу. Данная вещица для него была просто достаточно сильной, чтобы вынести в себе присутствие осколка его души.

– Прости… прости меня… в прошлый раз я не смог забрать тебя оттуда, – на перселтанге произнёс мужчина, прижимаясь губами к самому крупному сапфиру на миниатюрной короне, царственно сияющему в самом её центре.

Ноздри Лорда возбуждённо раздулись, дыхание мага участилось, но он нашёл в себе силы на то, чтобы всё-таки оторваться от хоркрукса и взглянуть на сжавшегося перед ним в жалком поклоне светловолосого мальчика.

– Молодец, Драко, – пробирающий до костей шёпот заставил юношу вздрогнуть, – в отличие от своего отца ты хоть на что-то способен… – хмыкнул мужчина, мягко усмехнувшись. – А если ты, мой дорогой мальчик, ко всему прочему ещё никому и не расскажешь про это, то тебе и вовсе цены не будет… – без всякой злости, скорее только лишь с полным безразличием продолжил маг, напоследок многозначительно посмотрев на дверь. И молодой Пожиратель, нагнувшись ещё ниже, буквально коснувшись лбом пола, выполз из занятой Лордом комнаты, а тот вновь любовно взглянул на украшение, покоящееся в его руке.

Каждая грань, каждый сверкающий камень, врезанные в металл витиеватые надписи – Воландеморт наизусть помнил всё в этой замысловатой вещице, несмотря на долгие годы разлуки.

– Ты не представляешь, как мне тебя не хватало, – сокрушённо признался Воландеморт, поморщившись. – Я так скучал, – в сердцах изрек мужчина и тяжело вздохнул, словно тяжёлый груз, мешавший ему всё это время дышать полной грудью, наконец свалился с его плеч, дав выпрямить спину.

Воландеморт мог бы вечно вот так вот стоять посреди комнаты, прижимая к груди одно из главных своих сокровищ, шептать ему признания в любви, ощущая, как из глубин ему отвечает хрипловатый, но уверенный голос, полный подлинного обожания и нежности… Однако сегодня у великого волшебника на этот вечер были совсем иные планы.

Воландеморт прошёл к широкому столу, на котором были разложены крестражи. Однако среди тех были не все. Можно было сказать даже больше: то, что видел сейчас тёмный маг перед собой – было меньшим из его обожаемой и, пожалуй, самой необычной во всё мире «коллекции». Чаша, диадема и Нагайна – вот всё, что у него осталось, в то время, как его юность была уничтожена клыком Василиска, молодость была пронзена мечом Годрика Гриффиндора, а его расцвет ещё раньше был украден предателем и в настоящее время почти наверняка утерян… Самые нежные и пылкие части его души были навеки утрачены.

Воландеморт болезненно скривился и едва сумел подавить в себе полный нестерпимой муки стон. Нагайна сочувствующе зашипела и подползла к удручённому хозяину, нежась об его опущенные руки.

– Не волнуйся, душа моя, – тепло прошептал мужчина, проведя ладонью по лбу любимицы. – Скоро я буду в порядке. Сейчас мы найдём того, кто виноват в том, что с нами сегодня не все, кого мы так любим. Ну что ты, милая? Шшшш… спокойно… всё будет хорошо… – успокаивающе зашептал мужчина всё больше нервничающей змее, сам едва сдерживая волнение.

Сделав глубокий вздох, волшебник сел в мягкое кресло и попытался расслабиться. Он прикрыл глаза на несколько секунд и, ощутив, что, наконец, спокоен, позвал на колени питомицу, чашу и диадему взяв бережно в руки. Долгие минуты он сидел без всякого движения, раскинув в стороны все свои члены, прорываясь к собственной душе, чтобы лучше чувствовать, видеть и слышать своих любимых. Чтобы проверить ощущают ли они мальчика из пророчества также как и он сам.

Переход проходил болезненно. Воландеморта то и дело пыталось выбросить обратно в мрачный кабинет, но он изо всех сил цеплялся за собственные воспоминания, а когда казалось, что его всё-таки вот-вот вынесет вихрем магии наружу, к нему вовремя приходила такая нужная ему сейчас поддержка.

Впрочем, она просто не могла не прийти. Ведь именно для этого он собрал сегодня все свои драгоценности.

Мага вели за собой вперёд крепкие мужские руки, буквально тянули его по лабиринтам памяти, подталкивала в спину покрытая старческими пятнами ладонь, а впереди он видел бледные, словно у трупа, тонкие пальцы, зазывающие его к себе, не дающие сдаться, захватывающие всё его существо. Дух, что жил в Нагайне, был точной копией его самого. Настоящего.

Отвыкший от подобного Лорд, упивался происходящим. Как бы ему хотелось, чтоб это длилось вечно! Быть рядом с ними, чувствовать их присутствие рядом постоянно, ощущая, как каждый его вздох эхом откликается в крестражах, проталкивая его в новые дни и ночи, настырно – так, как только он сам был на то способен.

Где-то изворотливый, где-то мудрый, а где-то умиротворённый, сидящий перед камином в доме Мраксов и неуклюже пытающийся совладать с новым телом – было трудно поверить в то, что всё это и впрямь был он один.

Воландеморта вынесло в далёкий 1946 год.

========== III. Призыв возлюбленной души. ==========

Не стесняйтесь пользоваться ПБ.

А вот просыпается в объятьях чужих чума!

Выпей, дружок, чтоб сталь ладоней не жгла!

Пей пока носом не пойдёт золотистый эль!

Ведь только пока в жилах радостный хмель

Будешь идти по чертогам любви своей,

Прямо в чумные объятья змей.

А там тропа лишь одна —

Беспроглядная жгучая мгла.

© Ebiscus – «Путешествие по чертогам памяти».

Том стоял посреди комнаты, забитой всевозможными коробочками, шкафчиками, стеллажами, с каждым новым вздохом ощущая, как пыль набивается в его лёгких.

Юноша непроизвольно поёжился, услышав гулкий женский голос позади себя:

– Вы умеете хранить тайны, Том? – обратилась к нему Хепзиба, жабоподобная, толстая и, откровенно говоря, невероятно страшная волшебница с пламенно красным париком на жирной старой голове. – Том? – не услышав ответа, обеспокоенно прошептала она в следующий миг. – Вас что-то тревожит, мой милый? – изрекла колдунья, проглотив последние слова, словно смущённая собственной вольностью, однако в глазах женщины продолжали плясать похотливые искорки.

Слизеринец обернулся на этот жалкий зов давно состарившейся, но не потерявшей надежд на любовь, дамы, и чарующе улыбнулся.

– Ну что вы, дорогая мадам? – медленно и чётко произнёс он. – Если меня и может что-либо волновать сейчас, так это только присутствие столь очаровательной ведьмы рядом, – произнёс юноша так, как это может лишь только отчаянно нуждающийся в ласке молодой самец.

И секунды не прошло, как парня оглушил заливистый низкий смех. Хепзиба махнула рукой в сторону Реддла, бесстыдно краснея и отведя в сторону чёрные глаза-пуговки. Том едва сдержал ироничную улыбку на такую незрелую реакцию пожилой маггесы на свои слова. Вместо этого он подошёл к диванчику, на котором та сидела, и опустился перед ведьмой на колено. Женщина выжидающе замерла (не дело приличной даме первой начинать интрижку), и только её большая, жирная грудь, выглядывающая из очень откровенного декольте, быстро-быстро вздымалась в такт неспокойного дыхания, выдавая трепетный огонь желания.

– Вы особенно прекрасны сегодня, – бессовестно врал Реддл. – Я просто не могу отвести от вас глаз, мадам, – и с этими словами юноша обхватил дряблую кисть волшебницы пальцами и тут же прижался к пухлому запястью губами. – Простите мне мою несдержанность, но я… – жирный пальчик лёг Тому на губы, вынуждая того замолчать.

– Ох, – драматично вздохнула Хепзиба – её уже всю буквально трясло от переизбытка чувств, – ничего не говорите! – воскликнула она возбуждённо, и Реддл был уверен, будь руки женщины свободны, она бы наверняка приложила одну из них ко лбу и трагично закатила глазки. – Я всё понимаю! – напряжение росло. – Но вы умный юноша и разумеете, что слишком молоды для меня…

«О Салазар», – думал между тем Том, – «тебе бы радоваться, а не строить из себя недотрогу».

– Мадам, я не просто так стою перед вами на коленях… – таинственным полушёпотом произнёс юноша, несмотря на внутреннее недовольство, принимая правила этой глупой игры. Женщины любят, когда их добиваются… Даже такие. Что ж, ладно. Исход этого сражения в любом случае был уже давно предрешён.

– И почему же вы стоите на коленях, мой милый Том? – утробно пробасила Хепзиба, невинно хлопая ресницами.

– Потому что боюсь, что если поднимусь сейчас, то мой налившийся кровью член будет слишком мешать нам вести светские беседы, бесстыдно выпирая из штанов и всячески отвлекая нас на такие мелочи, как разговоры о возрасте, погоде и о чае, – на выдохе произнёс Марволо. – Кстати чай действительно был очень вкусный. Что вы в него добавили? – внезапно произнёс юноша, давая понять ведьме, что если она не поддастся ему сейчас же, то второго шанса у неё уже никогда не будет.

– Я… я… ох… – растерялась Хепзиба, однако тут же взяла себя в руки. – Похлёба! – нервно воскликнула она, хищно вцепившись в рукав сюртука Реддла. Перед ней в то же мгновенье появилась худющая, так бессовестно контрастирующая со своей большой госпожой, домашняя эльфа.

– Хозяйка? – жалобно пропищала она.

– Если придёт мистер Бэрк, – глухо шептала Хепзиба, – скажи ему, что я в гостях у своей племянницы и меня не будет ещё очень… – она перевела взгляд на молодое и привлекательное лицо Реддла, а затем посмотрела на его крепкое, сильное и, вероятно, совершенно неутомимое тело, и с широкой улыбкой продолжила: – очень, очень, очень, – лепетала она, – очень долго. Тебе всё ясно, Похлёба?

– Да, хозяйка, – ответила домовиха и тут же исчезла, оставив волшебников наедине.

Том мысленно закатил глаза и приготовился к долгим мукам. Он приподнялся и был уже готов навалиться на женщину перед собой, как чья-то рука грубо оттащила его от вконец разомлевшей под ним дамы.

Всё замерло. Каждая из складок на теле Хепзибы застыла, вторя пыли, повисшей в воздухе, и самому времени.

Том резко обернулся и тут же встретился с парой смеющихся глаз.

Его собственных глаз, если быть предельно точными.

– Сейчас не время для подобных вещей, – этот шёпот отрезвлял заплутавшего в воспоминаниях Воландеморта. – Тебе нужно идти дальше, любовь моя, – рука скользнула по бледной скуле, и в тот же самый миг Тёмного Лорда, как это бывает при аппарации, скрутило и вновь понесло по, казалось бы, бесконечному лабиринту уже пережитых им некогда чувств, мыслей, событий. И на этот раз мужчина был гораздо осторожнее.

…Тёмный Лорд задыхался.

Несмотря на то, что мужчина был англичанином, холод и сырость никогда его не радовали. Он не любил ни дрожать, ни дышать паром, ни кутаться в шарфы и тяжёлые зимние вещи. Но иной раз заклинания, даже самые простые такие, как, например, согревающие чары, могли привлечь ненужное ему внимание всяких мелких волшебных существ, что живут обычно в таких вот непроходимых лесах, как этот. Поэтому сейчас волшебник был укутан в несколько слоёв одежды, в опущенной до самых чёрных бровей мохнатой шапке, и в шарфе, поднятом до кончика острого носа, так что были видны одни лишь миндалевидные карие глаза.

Вот уже несколько долгих часов Воландеморт стаптывал снег на куске земли в двадцать квадратных километров и никак не мог найти хотя бы одного старого дерева с дуплом. Вокруг были одни маленькие тонкие липки, кустики, да подгнившие чёрные пни. Тёмный Лорд начинал злиться. Но уходить всё же пока что был не намерен. Скоро ему в любом случае придётся покинуть Албанию. Стоило поспешить! Он и так уже слишком долго здесь пробыл и много сомнительных дел успел провернуть… К тому же у него почти не осталось денег.

«Она говорила, что это был дуб или может сосна…» – рассуждал волшебник, скрипя зубами и сугробами под ногами. – «Хм… дуб, а? Нет, это наверняка был дуб», – заключил маг в следующий миг и остановился, переводя дыхание.

Воландеморт не выдержал и всё же достал волшебную палочку, решив-таки немного отогреть своё онемевшие от холода тело. Мелочно и некрасиво ругаясь, молодой мужчина «поливал» струёй тёплого воздуха ладони и продолжал, словно по привычке, рыскать взглядом по округе: пень, куст, сук, пень, куст, ёлка, пень. Ничего интересного. И снова: пень, кочка, грязь, сугроб, ёлка, сук.

– Ооо, – замучено простонал Лорд, – это никогда не кончится… – раздражённо изрёк он, в очередной раз нахмурился и потупил глаза на небольшом холмике неподалёку от того места, где решил сделать привал. Из-под сбившегося в курган снега выглядывала покорёженная ветка, ещё ниже мужчина заметил выкорчеванные чёрные древесные… – Корни? – сам у себя спросил Воландеморт. И прежде чем мысль успела полностью дозреть в голове волшебника, тот уже в ручную отрывал старое сгнившее дерево из сугроба.

«Это был – клён…»

Это был тот самый клён! И едва рука мага оказалась в поеденном термитами дупле, обхватила диадему основательницы, как его вновь подхватил шквал воспоминаний.

Следующей точкой должна была стать встреча с Нагайной. Тем единственным живым существом, которое по какой-то странной причине отказывалось испустить дух после первой же встречи с отчаянно нуждающимся в сосуде духом Воландеморта.

Мирно сосуществуя с подселенцем и отдавая ему в ущерб самой себе, силы, нужные для поддержания жизни в тлеющей заблудшей искре, эта холодная безногая тварь заслужила уважение волшебника и стала достойной частички его души.

И Воландеморт уже готовился перевоплотиться в слабое бестелесное облако, смешанное из энергий и чувств. Он был готов к этому. Почти готов. Ведь то состояние он до сих пор вспоминал с откровенным ужасом, страхом и смесью стыда и унижения. Однако… что-то явно пошло не так.

Дверь перед ним была самой обычной. Таких дверей было, наверное, сотни и даже тысячи по всей Британии, однако сейчас он собирался открыть именно эту. Зачем?

Чуткий слух улавливал по ту сторону сбившееся дыхание двух… Нет, трёх человек. Они знали, кто пришёл к ним в эту чудную, поистине прекрасную ночь. Ночь всех святых. Хэллоуин.

Воландеморт не смог удержаться и запрокинул голову к небу, вглядываясь в иссиня-чёрное небо, вдыхая сырой воздух, жалящий лёгкие, словно предчувствуя, что его ждёт по ту сторону, и всё же направил палочку на замок, врезанный в дерево и так нагло преграждающий путь великому волшебнику на пути к чете Поттер.

Удивительно. Тот поддался ему с первой же попытки.

– Мне нужен только ребёнок, – как можно спокойнее произнёс мужчина, сразу же уворачиваясь от брошенной в него Авады. Впрочем, та уже вскоре была возвращена обратно. Джеймс Поттер замертво упал на пол.

Воландеморт прошёл на второй этаж и Бомбардой снёс дверь в спальню. Рыжая женщина сидела на полу, отчаянно дрожа и прижимая к груди младенца.

– Отдай мне сына, и я сохраню твою жизнь, – вот уже второй раз за эту ночь Воландеморт предлагал, как ему казалось, вполне мирное разрешение этого «конфликта». – Не глупи, девочка, – жёстче произнёс тёмный маг. – Отдай ребёнка и у тебя появится шанс обзавестись ещё кучей таких же, как и этот.

– Чтобы ты снова пришёл и забрал их?! – возмущённо прошептала женщина, отрывая взгляд от сына и буквально впиваясь парой зелёных глаз в бледное лицо врага. – Да как ты можешь?! – всхлипнула несчастно ведьма.

– Я буду откровенен, – устало произнёс волшебник. – Я пообещал одному человеку, который очень дорожит тобой, что если у меня будет хотя бы самая маленькая возможность не убивать тебя, если ты мне дашь эту возможность, – уточнил Лорд поспешно, – то я ей воспользуюсь.

– С чего вдруг такая забота о чьих-то желаниях? – совсем не к месту упрямилась Лили. Хотя она, вероятно, просто тянула время, надеясь на то, что скоро к ней придёт помощь. И правда. Лорду стоило поторопиться. Он совсем не хотел лишний раз проливать волшебную кровь.

– Тебя это не касается, – жёстко отрезал Воландеморт. – А сейчас, – направляя на ведьму палочку, ощерился мужчина, – отдай мне это. Быстро.

Лили посмотрела себе за спину, в окно, затем грустно взглянула на тихо хнычущего сына, задумалась, сглатывая слёзы, и стала медленно, очень медленно, подниматься на ноги.

– Вот так, молодец, – подгонял её волшебник. – Теперь положи его на пол и уходи отсюда.

Лили положила ребёнка. Но лишь за тем, чтобы освободить руки. Она загородила сына собой и бросилась на Воландеморта. Палочки у неё не было. Она осталась где-то там, у тела Джеймса. Потому мужчина даже не успел понять, что именно ведьма задумала. Он не ожидал столь маггловского поведения от неё.

Драка.

Ха!

Впрочем, что ещё можно было ожидать от женщины, которая три раза избегала смерти в бою с ним? Удача пьянит. Но рано или поздно всему приходит конец.

Исход этой битвы, как и многих других до этого, уже был предрешён.

Зелёный луч пронзил грудь женщины. Случайно. Воландеморт до последнего не хотел причинить смерть этой отважной грязнокровке. Он целился в ребёнка, но, увы. Не вышло.

«Не вышло в первый раз, выйдет во второй», – думал Воландеморт, небрежно отшвыривая от себя труп Лили Поттер и направляя палочку на уже откровенно ревущего во всё горло мальчика.

Мужчина помнил, что сейчас случится нечто совершенно непонятное ему. Никому непонятное. Но маг до сих пор не мог уяснить для себя одного: почему он здесь? Как этот самый унизительный миг его жизни может быть связан с тем путём, который он должен был сегодня пройти?

«Не вышло во второй раз, обязательно получиться в третий», – словно издёвка зазвучал голос из будущего.

«Нет, я не смогу его убить», – вдруг понял Воландеморт, а тень из воспоминания уже пустила в мальчика зелёную искру. Ужасная боль пронзила мужчину. Волшебник не смог сдержать громкого крика. И всё внезапно понеслось вперёд с невероятной скоростью.

Тёмный Лорд вновь смотрел и чувствовал, слышал и испытывал, но словно сквозь кривое зеркало, странную перекошенную призму чужого понимания.

Его выбросило в мутное детство, пасмурное и одинокое, в лоне близящейся Второй мировой войны, почти полностью померкшее в памяти его крестражей из-за чего воспоминания вспыхивали пятнами, неразборчивыми кляксами.

Но снова что-то было неправильно! День за днём, ночь за ночью что-то вновь было не так!

Вот юный (ещё совсем ребёнок) Том Реддл лежит под кроватью, брошенный нянькой на верную смерть. Да… Лорд хорошо помнил тот день. Тогда близ приюта начали бомбардировку, всех сирот увели, спрятали, а его заперли в комнате, на почти что верную смерть… Лишь чудо, такая редкая удача, казалось, помогла ему выжить среди этих бесчувственных зверей, зовущихся магглами. Воландеморт считал, что даже он со своим необычным «увечьем» чувствовал больше них и милосердия, и любви, и того же пресловутого понимания.

Лорд смотрел на мальчика перед собой, на расплывшееся заплаканное лицо, выглядывающее из тёмной щели между кафельным полом и матрасом, и не сдержался. Прекрасно зная, что самостоятельно врываться в воспоминания нельзя, он соскользнул с тропы памяти и потянулся костлявой рукой к щеке мальчишки, желая утереть его слёзы и приласкать. Но стоило ему лишь сделать шаг вперёд по стёжке мыслей и вот он уже со стороны смотрит на детскую тощую спину, непослушные волосы и не контролирует ни своих рук, ни ног, ни мыслей.

Виденья были смазанные. Одни картинки были ему знакомы, другие – нет. Чужими пальцами он прикасался к палочке, чужими глазами смотрел на Хогвартс, с чужой ненавистью проткнул свой собственный дневник клыком сражённого Василиска, а потом всё теми же чужими руками прижимал к себе тело маленькой рыжей девочки.

«Джинни, пожалуйста, только не умирай», – эти мысли насильно втиснулись в голову тёмного мага, причиняя дикую боль, разрывая на кусочки сознание. Воландеморт хотел было выпрыгнуть из этого адского хоровода странных, чужих и всё-таки невероятно близких и родных ему видений, но три… нет, уже четыре пары рук насильно тащили его вперёд, и у волшебника просто-напросто не было сил им сопротивляться.

Всё крутилось и вертелось. Но наконец всё стало постепенно замедляться, и словно сойдя с взбесившейся карусели, Лорд обессиленно рухнул в так вовремя подставившуюся под него тень. Боль снова прорешила его нутро, впуская внутрь поток чужих мыслей, однако маг был рад сделать передышку, хоть на один жалкий миг остановить это удручающее путешествие.

…Чьи-то потные, мерзкие руки скользили по его телу. Так раздражающе нагло, что хотелось либо сломать их, либо и вовсе оторвать. Чьё-то тяжёлое дыхание и постанывание нервировало слух и сознание, уставшее за вот уже почти девять дней голодания.

– Гарри… Гарри… Гарри… – слышал он где в районе своего живота похотливые воздыхания, ощущая как по коже скользит горячий язык, обводит острым слюнявым кончиком пупок и опускается ниже по дорожке волос прямиком к паху.

Воландеморт никогда прежде не оказывался в таких ситуациях. И несмотря ни на почётный возраст, ни на род деятельности, которой он занимался, мужчина жил в мире, где столь мерзкие вещи происходили со всеми, но только не с ним. Тёмный Лорд испытывал жестокость и несправедливость, обиду и злобу, но только не «это». Потому он не сразу смог в полной мере понять, что именно происходит. Сейчас он только вживался в роль Избранного.

Мужчина приподнял голову и посмотрел на светлую размытую макушку, мерно опускающуюся и поднимающуюся над его бёдрами, на рот, губы, которые отчаянно пытались его возбудить.

– Колин, прекрати… – непроизвольно вырвалось из волшебника. – Клянусь, – задыхаясь, шептал маг, – ты пожалеешь об этом… Мммх… ах…

«Что делает этот маленький сукин сын со мной?» – думал Воландеморт, не сводя взгляда с убогого выродка, возомнившего о себе невесть что. – «Грязное мерзкое отродье… да как ты смеешь прикасаться ко мне?!»

«Так спаси нас», – ответили магу. – «Ты ведь чувствуешь, что мы умираем, любовь моя…»

***

Гарри вдруг пронзительно закричал, довольно бодро приподнялся на постели и в тот же миг снова на ней скрутился, дикими глазами осматриваясь по сторонам. Только что… только что, кажется, он услышал взрыв!

Несколько долгих секунд юноша, сотрясаясь от страха, молчал. А затем стал что-то тихо бормотать себе под нос. Или правильнее будет сказать – шипеть себе под нос, сумбурно и беспокойно. Глаза упрямо пощипывало от жгучих слёз.

Гриффиндорец вновь вздрогнул. Снова что-то упало, снова что-то взорвалось, полоснув резким пугающим звуком по ушам. С потолка посыпалась штукатурка. Давно погасшая лампочка, свисавшая с потолка на чёрном толстом проводе, трусливо задрожала. Эхо удара настигло окно, и стёкла в нём задребезжали, готовые вот-вот лопнуть от натуги.

Гарри затравленно посмотрел на дверь. На запертую дверь. Буквально гипнотизируя её пустыми глазами, в ожидании чего-то… хоть кого-то!

Он ненавидел миссис Мэддокс не меньше, чем она его, но всё-таки наделся, что та вернётся и заберёт его отсюда в убежище, как и других детей. Неужели она, эта тощая и бледная женщина, и впрямь оставила его здесь одного, заперла в надежде на то, что странного мальчишку убьёт снарядом, заморит голодом или собачьим, подлинно рождественским холодом?

«Мерзкая маггла…» – пронеслось в голове Гарри. – «Мерзкая маггла, сдохни!»

Гарри ощерился, прикусил нижнюю губу до крови, ощущая, как металл в его жилах вскипает, как вдруг становиться теплее. Палочка в его руках…

Палочка…

Гарри медленно, словно нехотя, раскрыл глаза, и взглянул на свои изуродованные руки. В них не было никакой палочки. Но Поттер мог поклясться, что всего одно мгновенье назад она точно лежала в его правой ладони и согревала его таким родным и домашним теплом. Только она одна, словно никогда никого другого и не было.

– А никого и нет… – прошептал Гарри, сглатывая вставший поперёк горла ком и облизнув сухие, потрескавшиеся от обезвоживания губы.

Герой так ни разу и не поел за всё это время. Да и не собирался он этого делать. Особенно после того, что произошло несколько дней назад. И без того тощий, он стал тенью самого себя, почти всегда молчал и единственное, что делал – это пялился в потолок.

Гриффиндорец чувствовал себя так, словно под кроватью у него притаилась разгневанная тётя Петунья, готовая в любой момент завизжать – только повод дай.

Юноше казалось, что даже если бы с него сняли наручники сейчас, он бы всё равно лежал ничком на худеньком матрасе, без движения и всяких на них сил. Гарри даже дышать было тяжело. Каждый вздох давался ему с трудом, а выдох с боем. Он стал спать ещё чаще, хотя до того думал, что это просто невозможно, и просыпался лишь для того, чтобы ощутить голодный позыв в желудке и посмотреть на серую стену или в глаза всё реже приходящему к нему Криви. Хотя, возможно, было и такое, что большую часть таких вот посещений Избранный просто-напросто проспал (и слава богу), находясь где-то между небом и землёй, между реальностью и всё более угнетающими его снами, кошмарами, мрачными фантазиями.

Иногда, конечно, были и просветы: обычно в такие моменты Гарри с упоение погружался в прошлое. Но, увы, подобного с каждым разом становилось всё меньше и меньше. Да и разве могли воспоминания о свободе заменить ему настоящую, подлинную свободу?

Это было похоже на дни рожденья Дадли, когда вокруг было полным-полно подарков, игрушек и интересных книжек, но все они были недоступны, далеки – не его.

Посему вскоре эти «белые пятна» стали больше раздражать гриффиндорца, чем радовать. И теперь Гарри прятался уже от всех своих чувств. Он уже не скучал по друзьям (на самом деле он даже не думал о них, словно у него тех никогда и не было). Он не вспоминал о Джинни, а когда взглядом случайно натыкался на злополучное фото в своих ногах, то лишь вопросительно хмурился, глядя на него так, словно на призрака или химеру.

Герой больше не спорил, не обращал внимания на провокации Криви. Поттер ничего у него не спрашивал, вёл себя тихо и если бы ещё и ел, то был бы просто мечтой любого похитителя. Сломался он или нет? Избранный просто не задавался этим вопросом.

Ему. Было. Плевать.

И вот, как это случалось уже много раз, дверь тихонько приоткрылась.

========== IV. Трудный день для путников. ==========

Публичная Бета к Вашим услугам :D

Твой призрак в ночи роковой,

Твой стон на моих дрожащих губах.

Я помню моря гулкий прибой

Солёной водой на твоих щеках.

Я помню тяжесть меча в руке,

Как в войне воздух резал беспечно:

Твоей рукой бил я по себе,

Пока из ран текла жизнь скоротечно.

Ты помнишь, как я под тобою лежал?

Как кровью марал острую пику?

Твой призрак в ночи роковой нашептал:

«Я слышу твой плач, Эвридика…»

© Ebiscus – «Эвридика».

Дверь с тихим скрипом приоткрылась и, если бы гриффиндорец соизволил посмотреть в её сторону, то увидел бы, как из-за её потёртого угла выныривает не извечно счастливое лицо Колина, а объектив модернизированного волшебством маггловского фотоаппарата.