Текст книги "Обаяние зла (СИ)"

Автор книги: Джонни Псих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

К сожалению, эта идиллия в восприятии Джонни его помощи Иринке продолжалась недолго. Сначала она высказала ему, что в какой-то студии г. Хабаровска ей записали музыку более качественно, чем он. Ну разве что тех исполнителей и композиций, которые присылал Джонни, у них не нашлось – это была слишком большая редкость. Джонни, с его склонностью к негативным эмоциям, испытал при этом сильную обиду. Он остро и болезненно ощутил общую собственную неадекватность, как нищеброда, который даже аппаратуру себе не может приличную купить. Он долго тщетно пытался повысить качество записей, меняя установки, пробуя использовать системы шумоподавления Dolby B/C/S на той кассетной деке, на которой велась запись, играясь с настройками тембра и т.д.. Однако Иринка всё равно была чем-то недовольна, то одним, то другим.

Первой мыслью Джонни было вообще написать ей нечто вроде: вот пусть они теперь тебе всё и записывают! Однако немного успокоившись и взяв себя в руки, он написал Иринке, что просто у неё такой магнитофон, что имеет место какая-то индивидуальная несовместимость оборудования, а потому не очень хорошо звучит. Впоследствии, в своём ответе Иринка согласилась (как Джонни тогда подумал, вероятно, просто из вежливости) и не стала нагнетать свои претензии. Напротив, она отметила, что упомянула относительно качества лишь, так сказать, в порядке обратной связи. В целом же Иринка, по её словам, была очень признательна Джонни за то, что он делится с ней её любимой музыкой, которую она иначе просто нигде бы не достала. Джонни же, как только отправил ей это письмо, почувствовал острый прилив презрения к самому себе за то, как он оправдывается перед Иринкой за низкое качество записи. И да, он ждал именно такого ответа от неё, который получил в итоге. Такие ответы дают детям, которых не считают достаточно зрелыми для правдивого ответа, дабы они не обиделись и не заплакали,– расстроенно думал он.

Однако даже не этот момент стал самым негативным в его переписке с Иринкой и приведшим в итоге к прекращению контактов между ними. Как, вероятно, часто случается в таких корреспонденциях (Джонни не мог судить об это наверняка, т.к. у него было слишком мало личного опыта и знакомых, чтобы собрать достаточную статистику), она через какое-то время вышла за чисто музыкальные рамки, и приняла более личный характер. Иринка поинтересовалась у Джонни, в частности, как у него обстоят дела с девушками. На что Джонни, совершенно не желавший в разговоре с Иринкой развивать эту тему, достаточно резко ответил ей, что у него с ними никогда ничего не было, нет, и никогда не будет. Однако такой его ответ, который сам Джонни считал вполне исчерпывающим и никоим образом не предполагавшим дальнейшей дискуссии и не приглашавший собеседника к ней, словно только подогрел Иринкино любопытство.

И в следующем своём письме она продолжала настаивать на том, чтобы Джонни поделился с ней своим видением причин собственного одиночества. Такая настойчивость начинала уже бесить Джонни. И он ответил фактически грубым повторением того, о чём писал в предыдущем письме: если у меня никогда не складывалась с женщинами, не складывается, и, как я точно знаю, никогда не сложится, что я тебе ещё могу сказать по этому поводу?! Конечно же, у Джонни был некий дискомфорт по поводу обламывания таким образом Иринкиного интереса. Но какова могла быть альтернатива?! Поведать ей о том, какой он ущербный и никому не нужный? Нет уж, хренушки!

Естественно, такой ответ совершенно не понравился Иринке. И она, в свою очередь, написала ему то, что просто взбесило Джонни. Мол, я надеюсь, ты не решил, что я собираюсь тебя на себе женить. Потому что мне нужен серьёзный мужчина, у которого есть в жизни реальные перспективы. Который в состоянии позаботиться о своей семье, будущих детях и всё такое. И так далее, и тому подобное. Иринкина тирада до боли напомнила ему аналогичные разглагольствования местных девиц, от запредельно обнаглевших шлюх – профессиональных содержанок до выпендрёжного офисного планктона типа Натальи Владимировны.

Продолжение Иринкиного письма, в котором она объясняла причины своего настойчивого интереса к личной жизни Джонни, бесило его ещё больше. Иринка писала далее: «Просто я чисто по-человечески тебе сочувствую и хочу помочь, а ты это так воспринимаешь в штыки». Какого хрена ты мне сочувствуешь? Я что, по-твоему, убогий?!– захлёбываясь обидой и яростью бесновался Джонни. Первым его порывом было сейчас же сесть за комп и написать Иринке: пошла на х**! Но тут же Джонни остановился в задумчивости: писать перед этим «привет», или нет? Хотя, если так разобраться, какая разница, с приветом ты или нет, если всё равно идёшь на х**?

Джонни невольно подумал о том, как новые технологии порой безжалостно отдаляют людей. Чтобы раз и навсегда прекратить контакты с человеком, такому психу как он достаточно в импульсивном порыве написать по электронной почте: пошла на х**! А обычным письмом это ему нужно марки наклеивать (т.е. фактически деньги платить!), да ещё нести опускать своё, простите за каламбур, послание в ящик. Да сто раз подумаешь, прежде чем просто взять, и кого-то вот так послать!

Была у Джонни и другая, если можно так выразиться, невротическая причина. Для него было бы совершенно недопустимым, непроизводительным, бессмысленным убийством деревьев, если бы он отправил в письме по обычной почте лист формата А4 с одной-единственной строчкой «пошла на х**». Ему непременно нужно было испещрить обе стороны листа своим бредом. Да-да, он специально второй раз вручную вставлял листочек в принтер без дуплекса, дабы напечатать на другой стороне. Жутко матерился, если путал сторону листа, и второй раз печаталось поверх первой части, портя всё. Однако привычку не оставлял. Для Джонни это было для него своего рода навязчивым явлением, если угодно, анальной фиксацией, что он должен был заполнить своей ахинеей всё отведённое пространство без остатка.

В итоге, Джонни решил написать Иринке последний раз подробное письмо. Да так, чтобы мало ей не показалось. А поскольку надо было о чём-то писать, Джонни решился ей рассказать о том, что его на тот момент больше всего беспокоило. А именно, про приключившуюся с ним «анальную фиксацию» несколько иного свойства. Вначале, правда, Джонни подумал не об этом. Его первом мыслью было наказать Иринку хлёсткими словами за её предположение о его несостоятельности как мужчины и потенциального брачного партнёра. Джонни хотел сказать, что никогда не то что под венец не пойдёт, а в кровать одну не ляжет с женщиной, которая родилась за пределами Московской кольцевой автодороги. Разве что готов сделать исключение из своих правил ради девушки, которая родилась, скажем, в Париже, Лондоне или Лос-Анджелесе. Ну или какой-нибудь Цюрих тоже неплохо, если общий язык найдут. Потом была мимолётная идея пойти ещё дальше («полюбить, так королеву») и написать «за пределами Садового кольца». Однако тут же Джонни был вынужден оставить затею как несправедливую: ведь сам-то он родился далеко от Центрального округа!

В итоге, Джонни пришлось оставить идею даже по поводу «за пределами МКАДа». Он неожиданно вспомнил, как одна девушка с работы, в принципе неплохо относившаяся к нему, сказала ему: Вы ненавидите расистов и негров. Это не было правдой, кстати – Джонни не то чтобы ненавидел негров, но скорее избегал, в теории ничего не имея против них и считая достойными всех тех гражданских прав, которыми пользуются белые люди. В общем, Джонни считал недопустимыми для себя любые проявления шовинизма по территориальному, географическому признаку. Вместо этого, Джонни решил продемонстрировать половой шовинизм. Таким образом, Иринка оказалась виноватой перед ним не в том, что жила в посёлке городского типа Йебенёво, а в том, что она была женщиной. А женщины, как собирался убедительно аргументировать Джонни, были злом. По крайней мере, для него. Точнее, они были для него болью в заднице в самом буквальном смысле.

Обоснование своей позиции Джонни начал с рассказа о том, как непросто его жизнь складывается и без женщин, которых, как Иринка уже знала, в его жизни не было, нет, и не будет. Сначала Джонни упомянул ситуацию с его мамой, которая весной сломала шейку бедра и лежала в больнице. Джонни считал, что Иринке как медицинскому работнику полезно почитать об этом. И не преминул поделиться с ней своим видением ужасного состояния системы здравоохранения в стране. По крайней мере, по ощущениям честных людей, у которых, как и у самого Джонни, не было денег.

Про свои переживания, связанные с безвременной кончиной Питера Джонни упоминать не стал, логично предположив, что таких вещей Иринке не понять. И упомянул лишь вскользь о своей наркотической зависимости, не пояснив, правда, о чего. Компьютерная игра представлялась ему в этом плане чем-то детским, несерьёзным, по сравнению с настоящими, химическими наркотиками. Поэтому пусть лучше «от чего» так и останется для неё загадкой,– решил для себя Джонни.

Определившись с этим, Джонни сначала подробно изложил в письме Иринке свой разговор с Натальей Владимировной, после чего не менее детально описал свои впечатления и переживания, связанным с ним. После чего перешёл к рассказу о своих проблемах со здоровьем.

Джонни поведал Иринке, что мало того, что у него всю сознательную жизнь больная голова и печень, так ещё спустя пару дней после разговора с Натальей Владимировной у него стала болеть задница. Из чего Джонни сделал представлявшийся ему вполне логичным вывод о том, что женщины – это геморрой. По его словам, Наталья Владимировна уже, небось, успела сто раз забыть о нём и об этом разговоре, а его задница не проходила, и ему становилось всё хуже и хуже. Джонни не стал рассказывать Иринке интимных подробностей о том, с какой невыносимой тревогой он каждый день представлял себе, как ужасные анаэробные бактерии колонизируют подкожную жировую клетчатку, вызывая скоротечную некротическую инфекцию, от которой он умрёт. Однако даже без таких трагических подробностей в его описании было достаточно драматизма.

Видимо, этого драматизма было столько, что Иринка, по её словам, написала Джонни ответ практически сразу, как только получила его письмо, даже не послушав записи на кассетах, чтобы постараться чем-то ему помочь. Основную идею Иринкиного письма, которое оказалось значительно больше по объёму любого из писем, присланных ею прежде, можно сформулировать так: Основная причина проблем со здоровьем у Джонни отнюдь не в заднице, а в голове. Точнее, в неправильных эмоциях и мыслях, роящихся в его сознании. Как пыталась объяснить Иринка, такой неправильный настрой снижает даже функции иммунной системы Джонни, из-за чего он постоянно болеет то простудами, то различными воспалительными процессами на коже и в других местах. Далее Иринка рассказывала о том, как она сейчас читает книжку какой-то женщины по имени Варвара про то, как негативный душевный настрой приводит к различным заболеваниям. И что нужно делать для того, чтобы этот настрой скорректировать. После чего принялась подробно расписывать конкретные рецепты, предлагавшиеся Варварой в её книжке.

Впоследствии, вспоминая свои первые впечатления от прочтения Иринкиного письма, Джонни пытался понять самого себя. Его собственная реакция представлялась ему парадоксальной. Казалось бы, ему стоило радоваться и чувствовать признательность человеку, который, находясь на другом конце страны, беспокоится о нём и пытается ему помочь. Но вместо этого, Джонни был просто в ярости. Какого хрена? Она собралась меня учить жить?!– раздражённо думал он.

Джонни бесили такие наставления со стороны людей, которых он считал недостаточно знающими. В принципе, чисто теоретически Джонни допускал, что где-то есть люди столь гениальные, что он мог бы счесть их достойными кое-чему научить о жизни даже его. Однако никто из них по какой-то загадочной причине не рвался завести с Джонни личное знакомство. Наставления же тех очень немногих, кто всё же общался с ним в реальной или хотя бы виртуальной жизни, Джонни воспринимал резко негативно.

Казалось бы, он мог бы воспринимать Иринкины советы как рекомендации профессионального медицинского работника. Ещё в самом начале их переписки она рассказала ему о том, что работает детским зубным врачом. А потому Джонни, в соответствии со своими стереотипами, был уверен, что она окончила медицинский институт. И был очень удивлён, когда она в итоге созналась ему, что является всего лишь выпускницей какого-то там зубодробительного техникума. Видимо, местные власти решили, что для детей китайцев, в основном населявших (согласно представлениям Джонни) тот регион, этого достаточно,– цинично думал Джонни. К тому же, какой-нибудь местный тамошний глава или губернатор не отправит своего отпрыска в ту поликлинику, где работает Иринка. Более того, Джонни был уверен, что трёх лет зубодробительного техникума вполне достаточно, чтобы научить даже хрупкую женщину типа Иринки тому, где находится какой зуб и как держать в руках эту долбаную дрель, которой они сверлят людям зубы.

Даже если бы у самого Джонни была возможность выбирать, у кого лечить зубы, он бы скорее пошёл к такому врачу, как Иринка, нежели к элитной платной гламурной врачихе, которую богатенькие родители за взятку запихнули в мединститут. И которая потом училась там то ли за взятки, то ли причинным местом. И если ей нечего было сказать по существу экзаменационного вопроса, то ей приходилось открывать рот в более уютной обстановке уже по другому поводу. Впрочем, у Джонни в любом случае не было выбора, у каких стоматологов лечиться, по причине элементарного отсутствия у него денег.

Однако хотя Джонни (независимо от наличия у него возможности позволить себе другие варианты) был готов доверить Иринке лечение остатков его многострадальных зубов, он не считал её авторитетом в обсуждаемом ими в письмах важном жизненном вопросе. Даже несмотря на то, что Иринка худо-бедно была медицинским работником и даже, в отличие от него, правильно писала слово иммунная с двумя м. И уж тем более Джонни почему-то заочно бесила Варвара. Он представлял её себе предприимчивой домохозяйкой, раздающей (за определённую мзду – цену её мусорной книжки) советы таким же, как она, только чуть глупее. Мол, все ваши болезни – от неправильных мыслей и чувств. И я научу вас мыслить и чувствовать правильно! Впоследствии, вспоминая историю вокруг Варвариной книжки, Джонни отмечал, что это было ещё задолго до того, как на Руси развелись в немеряном количестве всяческие психолухи с их психосоматическими мифами. Видимо, эта Варвара была такой продвинутой, предвосхищая в своей книжке х**ню, которая через несколько лет будет написана в рекламе на каждом заборе.

Но, так или иначе, у Джонни были другие авторитеты. Он вспоминал, как в детстве подслушивал разговоры взрослых о том, как у людей от душевных потрясений случаются инсульты (пресловутый апоплексический удар, скажем, в рассказах А.П. Чехова) и инфаркты. Особенно пугающие графические образы в его сознании вызывало словосочетание «разрыв сердца». Слушая и читая «взрослые» СМИ про то, как стресс вызывает заболевания сердца, Джонни с ужасом думал о том, что он с его постоянной тревогой и огромным количеством фобий непременно умрёт молодым. Эти мысли, в свою очередь, вызывали у него ещё большую тревогу, замыкая, таким образом, в его сознании порочный круг страха. И какова тогда позитивная ценность публикации таких сведений в популярной прессе?!– думал в отчаянии Джонни.

К счастью, теперь у него были более оптимистичные и в то же время достаточно авторитетные сведения. Джонни вспоминал, как прошлой, 1999 года, осенью, он ездил на книжную ярмарку на ВВЦ. Конечно же, его бесила необходимость сначала стоять длиннющую очередь, а затем платить деньги, чтобы посмотреть на книжки. Но были и положительные моменты. Например, контраст, ощущавшийся Джонни с посещением одного книжного магазина в Москве, где продавались интересовавшие его издания. Поскольку книги стоили дорого, а денег у Джонни, как всегда, было мало, он обычно подолгу, тщательно перелистывал заинтересовавшую книжку и пребывал в нерешительности относительно того, стоит ли ему разоряться. Это явно злило пристально наблюдавших за ним тёток-продавщиц. Сразу оценив по одежде Джонни его покупательную способность (точнее, неспособность), они некоторое время враждебно смотрели на него (как бы чего не спёр), после чего язвительно вопрошали: Вы читать сюда пришли, молодой человек?!

На ярмарке же Джонни начитался вдоволь. Разве что ноги затекли – читать приходилось стоя, и больные вены давали о себе знать. Интересных книжек было много, однако, поскольку средства у Джонни, как всегда, были ограничены, он смог купить лишь одну, представлявшуюся ему особенно полезной с практической точки зрения. Издание называлось медицина то ли для чайников, то ли для полных идиотов.

К сожалению, систематически изучать её у Джонни не получилось, так как половина слов в ней были ему незнакомы (в основном анатомические и прочие термины), а когда он всё же пытался читать, в основном описания симптомов, ему становилось настолько страшно, что он не мог продолжать. Однако Джонни всё же отыскал кое-что полезное для себя в этой книжке. Так на странице 247 там было написано: «Имеется очень мало свидетельств в пользу популярной точки зрения, согласно которой стресс вызывает ишемическую болезнь сердца. В то же время, нет сомнений, что стресс может усугублять симптомы уже развившегося заболевания сердца». Это, по крайней мере, звучало более оптимистично, нежели то, что Джонни прежде встречал на эту тему.

Джонни прекрасно понимал, зачем Варвара и ей подобные писали о профилактике и лечении различных заболеваний «силой мысли». Скажем, при медикаментозной терапии пациента сложно обвинить в нарушении протокола лечения. А потому гораздо проще выяснить, помогает ли на самом деле «чудодейственное» средство, или нет. В случае же чисто «словесной» терапии и профилактики заболеваний куда проще «перевести стрелки», свалив вину на больного. Если что, «целитель» всегда может заявить, мол, пациент плохо работал над собой, у него в голове были неправильные мысли, и так далее.

Джонни также мог честно, положа руку на сердце, утверждать, что не соглашался с Иринкой и прославляемой ею гуру Варварой вовсе не потому, что та и другая были женщинами. Да, у Джонни действительно имелись некоторые предрассудки относительно способности женщин иметь серьёзные познания в области медицины или в любой другой сфере человеческого знания. Однако, несмотря на это, из всех людей, посвятивших себя исцелению других, наибольшее восхищение и уважение вызывала у него именно женщина. Когда Джонни, путешествуя по инету, впервые наткнулся на упоминания о ней, он не мог не отметить для себя, какая у неё удивительная фамилия: её звали Маша Ангелл или как-то наподобие этого, именно так, с двумя л на конце. Однако неизмеримо больше Джонни был поражён тем, насколько её взгляды на медицину, здоровье человека и разумные методы лечения были созвучны его собственным не только в познавательном, но и в высоком человеческом смысле. Маша стала олицетворять для него врача с большой буквы.

Правда, насколько понял Джонни из её краткой биографии, работать непосредственно с пациентами Маше так особо и не довелось: Сначала она долго училась потрошить трупы, работая патологом, а потом вышла замуж и родила двоих детей. А после «декрета» стала работать в медицинском журнале. Когда же Машу оттуда попёрли, она стала много выступать в разных местах, рассказывая людям о том, каким должно быть здравоохранение, основанное на подлинном знании, а не обмане людей ради выгоды. Которое будет помогать всем нуждающимся, а не только богатеньким.

Маша писала об этом так: «Здравоохранение – это потребность, а не удобство; оно должно распределяться согласно потребности. Если ты очень болен, ты должен получать его много... Это должно рассматриваться как личная, индивидуальная потребность, а не удобство, которое распространяется подобно другим удобствам на рынке... Именно рыночная идеология сделала систему здравоохранения столь ужасной».

Джонни обеими руками поддерживал Машу в том, что здравоохранение, подобно образованию – это то, чем достойное общество обеспечивает каждого. И прекрасно понимал, что в условиях суровой российской реальности всё обстоит иначе. Здесь, говоря словами Маши, словно в стране третьего мира: для богатых всё замечательно, для почти богатых – тоже неплохо, а для бедных... а кому какое дело до бедных?

И без того полное трудностей бытие людей с низким социально-экономическим статусом дополнительно усложнялось, когда, пытаясь поправить слабое здоровье, они попадали в капканы шарлатанов, торговавших своих словоблудием. Теряя при этом не только время и нервы, но и драгоценное время, когда многим из них в принципе ещё могла быть оказана эффективная медицинская помощь. Люди с низким достатком также оказывались лёгкой добычей мошенников, делавших деньги за счёт здоровья других, из-за отсутствия у них серьёзного базового образования. В отсутствии фундаментальных знаний и достаточно развитой культуры мышления потенциальные жертвы попросту были лишены возможности адекватно критически оценить предлагаемые им услуги по их «спасению». И потому вынуждены были вкладывать последние скудные средства в опасные мифы.

В чём же заключался основной вред? Как писала об этом Маша, «наша вера в болезнь как прямое отражение душевного состояния по большей части является фольклором. Более того, вытекающее отсюда восприятие болезни и смерти как личной неудачи представляет собой особенно неуместную форму обвинения жертвы». Популярность таких установок и могущество сил, насаждающих их в массовом сознании, нашли своё отражение в огромном потоке гневных писем, полученных журналом, где работала Маша, после публикации её только что процитированной статьи.

Я была изумлена интенсивность дебатов,– заявила Маша в ответ на начавшийся ажиотаж. «Как будто я атаковала материнство и счастье. Похоже, люди хотят верить, что то, как мы думаем, имеет значение для нашего здоровья, что у нас есть власть контролировать могущественные и пугающие вещи. Но это всё равно как исполнять танец дождя». Как считала Маша, «в утверждении, что твоё отношение способно вылечить болезнь, есть нечто биологически совершенно невероятное. Это огромная самонадеянность – воображать, что твой разум столь могуществен».

Когда их сознание оказывалось во власти упомянутой идеологии, люди, у которых и без того в жизни было полно проблем, начинали усугублять свою ситуацию. Так, если и раньше многие из них и так брали на себя слишком много ответственности, то теперь они ещё винили себя в своей болезни. И, пытаясь исправиться, бросали на это все свои силы и средства, позволяя в своём отчаянии «целителям духа» выкачивать последние ресурсы. Примечательно, что такие проповедники возвышенного были очень даже не чужды ценностям материальным, которых у них было значительно больше, нежели у их доверчивых жертв.

Конечно же, можно сколько угодно говорить о том, как замечательно в идеале сочетать лечение тела с исцелением духа. Как этим занимались богатенькие невротики – пациенты дедушки Фрейда. Посетив с утра доктора – специалиста по внутренним болезням, они отправлялись на кушетку психоаналитика прорабатывать свои идущие якобы аж из детства заморочки. Таким образом, они могли десятилетиями развлекаться психотерапией, благо имели возможность себе это позволить.

Обычные же, простые люди, «пролетарии», вынужденные с утра до вечера трудиться за свои деньги, заболев, оказывались перед непростой дилеммой. Конечно же, с одной стороны, вполне разумно допустить, что у них могли иметься серьёзные проблемы с характером, которые мешали им находить общий язык с другими людьми. Что приводило к социальной изоляции и сильному ощущению одиночества. Кроме того, как дополнительный негативный фактор, они лишались поддержки окружающих в случае, если они заболевали. Однако на практике человеку очень трудно что-то существенно изменить в его личности. Поэтому вполне вероятно, что существенная доля таких изменений окажется ему не по силам. И тогда, как отмечала Маша, «люди, которые заболевают, могут винить себя, и чувствовать себя ещё более виноватыми, если им становится хуже». И от таких «неправильных» мыслей им, по идее, будет становиться ещё хуже! Получается замкнутый круг!

Кроме того, разработка эффективных протоколов лечения требовала бы детального, эмпирически обоснованного понимания связи между эмоциями и мыслями человека, с одной стороны, и его здоровьем, физическим состоянием, с другой. Как писала об этом Маша, «я не говорю, что нет смысла заниматься такими исследованиями. Но... я всё ещё жду доказательства того, что то, как мы думаем, оказывает существенное клиническое влияние на иммунную систему. Исследования, выполненные к настоящему времени, неадекватны».

Однако, несмотря на недостаток достоверных сведений, типов, желающих неплохо заработать своими «целительными» словесами более чем достаточно. Им очень удобно пользоваться тем, что больные люди, пребывая в страхе и отчаянии, зачастую просто не способны критически оценить достоверность проповедуемых методов лечения.

Помимо аргументов, которые приводила Маша, Джонни видел дополнительные негативные стороны засилья рекламы таких услуг. В сознании обывателей, включая рядовых медицинских работников, фактически насаждалось негативное отношение к больным людям как виновникам постигших их неприятностей со здоровьем.

Конечно же, в некотором роде такая позиция была отражением вредоносной глобальной общественной тенденции превратного понимания идеи персональной ответственности. Сначала виноватыми оказывались бомжи, которые пропили свои квартиры. И многие ли задумались о том, почему именно при новой власти в стране оказалось столько людей, показавших себя никчёмными?

Потом виноватыми оказались все «неудачники», особенно мужчины, показавшие себя неспособными зарабатывать так, как те, кто благополучно нажился на прихватизации, спекуляции и т.д. Независимо от числа часов, проводимых ими за работой, всех бедных сочли ленивыми и безынициативными. Теперь очередь дошла до больных людей. И, что весьма печально, это начало транслироваться в определённое поведение по отношению к ним:

Зачем пускать бомжиков в подъезды и прочие общественные места? Они же всё обоссут! А если они будут умирать на улице в морозы, так это даже хорошо. Воздух чище станет и в целом санитарная обстановка улучшится. Зачем платить достойную зарплату честным врачам, учителям, научным работникам и прочим бюджетникам? Пусть сами научатся зарабатывать! А что им не на что полноценно питаться и кормить свои семьи, так это ничего. В случае чего, можно пригласить гостей из бывших союзных республик – они будут готовы трудиться даже за меньшие деньги.

Наконец, зачем задействовать дорогостоящее медицинское оборудование и прочие казённые ресурсы для продления жалкого существования тех, кто уже исчерпал свой жизненный ресурс? Надо дать им возможность тихо и безболезненно уйти в мир иной, особенно если им особо нечем платить за активное поддержание их дальнейшего пребывания по эту сторону жизни и смерти. Таков закон жизни – слабые уходят, сильные остаются. Так сказать, естественный отбор.

Джонни находил показательным, как это проповедовалось теми, кто предлагал заменить в школах учителей биологии, несущих в массы вредное учение Дарвина, на более благонадёжных попиков, которые помогут детям вырасти правильными толерастами. Это же так по-христиански!

Из этой череды своих печальных мыслей Джонни сделал вывод о том, что нашему простому российскому человеку не стоит слушать тех, кто ради собственной выгоды пытается поиметь его мозг. Если тебе физически хреново, но хочешь ещё пожить – иди, занимай очередь в поликлинику. А душу у нас на Руси принято лечить крепкими спиртными напитками. Да, они со временем разрушают печень и мозг. Но, с другой стороны, а где вы видели безвредную психофармакологию?!

Глядя с таких позиций на свой собственный тяжёлый случай, Джонни видел в основе приключавшихся с ним неприятностей биологию. И раскаивался в том, что на уроках биологии в школе больше смотрел под юбки одноклассниц, нежели в учебник. Отвлекаясь на основное содержание урока лишь тогда, когда материал вызывал у него сильные переживания. Так случилось однажды, например, когда изучали вероятность в биологии. Речь шла о том, что из-за неисчислимости различных последовательностей нуклеотидов ДНК в организме, каждый человек совершенно неповторим даже на чисто генетическом уровне. Когда Джонни задумался над этим, неожиданное болезненно острое осознание того, что если он умрёт, то больше не повторится, наполнило его невыносимым метафизическим ужасом.

Всю свою более-менее сознательную жизнь Джонни считал себя уникальным и неповторимым. Но если уникальность неизменно служила ему поводом для внутренней гордости (которой, правда, он обычно не рвался делиться с окружающими, дабы не усложнять себе и без того достаточно проблемные взаимоотношения с ними), то периодически всплывавшее осознание собственной неповторимости наполняло его разум экзистенциальным кошмаром. Ему безумно хотелось родиться снова. Хотя бы в образе свиньи, самого нечистого животного (впрочем, в разговорах с мамой он уже тогда называл себя хрюшкой, вызывая у неё нешуточное беспокойство за его психическое здоровье). Джонни прекрасно понимал, насколько эта идея безумна. Подобно любой другой навязчивой мысли, которая в принципе никогда не могла быть реализована, и тем самым изводила своего ненормального носителя. В то же время, как и подобает психу, Джонни ничего не мог с этим поделать.

Хотя Джонни впоследствии не раз раскаивался в том, что не читал в своё время учебники биологии, он никогда не сожалел о том, что не слушал учительницу. Потеряв несколько бесцельных лет в младших и средних классах школы, Джонни считал оптимальным и потому разумным для себя выбором слушать лишь действительно знающих людей. Увы, учительница биологии не попадала для него в эту категорию. Она уронила и разбила вдребезги остатки своего авторитета в глазах Джонни при следующих обстоятельствах: Не стесняясь его, она рассказывала другой учительнице, как ненавидела в институте запоминать реакции, составлявшие цикл Кребса. Джонни находил это особенно позорным, учитывая то обстоятельство, что учителей биологии в пединституте готовили также быть учителями химии. Уж цикл Кребса-то могла бы освоить!– думал возмущённо Джонни.