Текст книги "Рука G"

Автор книги: Джизет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Джизет
Рука G

Все события и персонажи выдуманы,

нереальны и невозможны

Руки даны человеку для того, чтобы он

управлял этим миром. Но человек не

умеет ими пользоваться. Или не хочет.

В жизни Василия Потаскушкина наступила не просто чёрная полоса, а такая непроглядная темень, что жить дальше вообще не имело смысла.

В нём неожиданно проснулся дар экстрасенса.

Да, да, именно так. Как только он прикасался к женщине, ей моментально становилось плохо. Очень плохо.

Всё началось с соседки, сорокавосьмилетней тёти Иры. Столкнувшись с ней на лестничной площадке, Василий нечаянно дотронулся до её локтя, отчего тётя Ира замерла, покраснела, запыхтела как паровоз, и неожиданно тоненько заголосила.

Василий перепугался и попытался поддержать женщину, но она оттолкнула его руки и убежала домой так быстро, словно Василий собирался её изнасиловать.

Подсознание упорно предупреждало, что ничего хорошего не будет. И действительно, ничего хорошего в дальнейшем не произошло.

При входе в торговый центр, на крутящихся дверях, Василий столкнулся с молодой женщиной в сером плаще и машинально придержал её руку, чтобы она не врезалась в дверь. Но, как только Василий дотронулся до торопящейся посетительницы, она рванула вперёд и влетела лицом в ускользающую дверь. Её поведение было таким, словно Потаскушкин пронзил женщину электрическим током. Быстро и безжалостно.

Василий замер. А зря. Дверь продолжала вращаться. Люди входили и выходили. И поведение мужчины, безучастно стоявшего над бездыханным телом женщины в то время, когда дверь периодически била её по каблукам красных сапог, вызвало массовое осуждение. Так, словно Потаскушкин сам бил эту несчастную молодую женщину.

Раздались крики о помощи, тело оттащили в сторону и привели в чувство, очень быстро нарисовался дежурный патруль и Потаскушкина заковали в наручники.

Он провёл в отделении полиции около десяти часов. Единственное, что ему помогло, это было удостоверение журналиста местной скандальной газеты «Реальные новости» и его угрозы осветить весь инцидент в крайне невыгодном для правоохранительных органов свете.

Участковая лейтенант по приказу полковника, начальника отделения полиции, быстро смоталась в торговый центр и взяла записи с камер наблюдения.

И действительно, на всех камерах было видно, что гражданин Потаскушкин ничего преступного не совершал. Опрос пострадавшей тоже ничего криминального не выявил. Женщина краснела, путалась в показаниях и абсолютно точно врала.

Зачем она врала, участковая Анна Ивановна, так и не поняла.

– Короче, Потаскушкин, я взяла тебя на заметку, – молоденькая офицер полиции угрожающе постучала маленьким кулачком по бланку объяснения, на котором только что расписался Василий, – ещё парочка таких заявлений, и ты у меня загремишь за развратные действия.

– Разве сейчас было заявление? – вкрадчиво поинтересовался Василий, рассматривая длинноволосую блондинку модельной внешности. Когда такое было, чтобы подобные красотки боролись с алкашами по подъездам? Наверняка, дочка какой-нибудь шишки, и через полгода её переведут на тёпленькое местечко, и ещё через три-четыре года она уже получит майора.

– Нет, – простодушно и честно ответила лейтенант.

– Тогда на каком основании Вы меня задерживали вообще?

Женщина в форме напряглась, погоны на плечах немного вздыбились.

– Короче, – Потаскушкин обозлился, – ещё раз будет такая фигня и я подам в суд.

– На кого?

– На всех, – резко ответил Потаскушкин, – на Вас, на полицию, на Вашего начальника. Если изначально не было заявления, то почему меня закрывали в «обезьяннике»?

– Вот, пожалуйста, – лейтенант усмехнулась и приподняла над столом несколько листков, – все свидетели подтвердили, что Вы напали на женщину при входе в торговый центр.

– То есть, я могу подать на них в суд за клевету? Раз камеры показали, что они все лгут.

– Ничего ты не можешь, – Василий заметил, что молодая женщина очень хочет одновременно и нагрубить ему и не попасть на полосы «Реальных новостей», – в следующий раз я испорчу видео с камер наблюдения и будешь сидеть пятнадцать суток за все свои художества. Давай, проваливай, пока я добрая.

Раздосадованный Потаскушкин ещё не догадывался, что всё дело в его правой руке и, встав со стула, решил пропустить вошедшую в эту секунду пожилую майора полиции, работавшую дознавателем. Разумеется, дотронувшись до неё.

Майор повела себя точь-в-точь как соседка. С теми же звуками и покраснениями.

– Что?! – взревела лейтенант, – Ты совсем охренел?! Какого дьявола?!

Пытающийся вжаться в стену Потаскушкин даже забыл, как надо дышать. Он выпучил глаза и с ужасом в душе ожидал расстрела.

– Ой, – майор плюхнулась на стул, ещё горячий после задницы молодого мужика и отдышалась, – ты чего раскричалась?

Этот вопрос, заданный самым будничным тоном, произвёл на лейтенанта отрезвляющее впечатление.

– А… – участковая молча указала пальцем на Василия, и с трудом выдавила, – разве он сейчас к тебе не приставал?

– Ты с ума сошла? – майор встряхнула копной тёмных пушистых волос, очевидно повторив жест забытой молодости, – Я солидная женщина, замужем, кто ко мне может приставать?

Она повернулась к Потаскушкину и оценивающе на него взглянула.

– Вполне приличный молодой человек.

Эти слова для Василия прозвучали так, словно его только что освободили от пожизненного заключения. Мол, ошибочка вышла, ступай восвояси. Но Василий за эти несколько мгновений уже понял, что никакой ошибочки не было – его правая рука предала его самым бесцеремонным образом. Так сильно, что хотелось отсечь её навсегда.

– А тебе он разве не приглянулся? – майор повернулась к лейтенанту.

– Виновата, товарищ майор, но Вы только что такую херню сказанули! – девушка оскорбилась не на шутку, – Даже не знаю, что Вам ответить

– Ну, ну, – дознаватель усмехнулась, – просто ты ещё молодая, неопытная.

– Проваливай, – не глядя на Василия, прошипела лейтенант губами цвета спелой вишни, – тебе сегодня дьявольски повезло.

Потаскушкин, не веря своему счастью, пулей вылетел из отделения полиции. Но счастье длилось всего несколько минут. Ведь теперь его правая рука и он жили в разных измерениях. И ужас, застывший во взгляде Василия на творящую зло руку, охватывал все члены и органы молодого журналиста.

Утром Василию не спалось. Так как вчерашний день на работе он пропустил, то сегодня следовало появиться пораньше. Это «пораньше» неожиданно помогло. Народу на улицах сонного городка было мало и Потаскушкину не пришлось пристально приглядывать за правой рукой.

По пустой редакции в поисках кофе носилась самая красивая женщина «Реальных новостей», журналистка Лена. Высокомерная, она всегда выражала неприязнь таким неудачникам, как Потаскушкин. Обсуждая с другими сотрудницами газеты своего очередного любовника, Лена непременно описывала то, как красиво звучит фамилия этого достойного мужчины. А уж в сравнении с фамилией Потаскушкин так и вовсе ощущалось присутствие королевских кровей. Сотрудницы смеялись, Василий делал вид, что не слышит.

Разумеется, фамилия Потаскушкин напрочь лишила Василия возможности заводить хоть какие-то романы. Любая девушка, услышав это словосочетание, шарахалась от молодого человека, как чёрт от ладана. И в свои двадцать семь лет Потаскушкин был не то, что нецелованным, он был вообще никаким. Ни одно женское существо не проявило к нему даже минимального интереса.

Неожиданная мысль посетила Василия. А что, если прикинуться дураком и, пока нет свидетелей, дотронуться до руки Лены Прекрасной, пусть помучается и покорячится, а потом сделать вид, что с ней случился апоплексический удар.

Мысль воодушевила молодого человека, и с возгласом о помощи он ухватился за женщину. Крепко, без возможности вырваться.

Он держал её секунд тридцать, и всё это время безотрывно смотрел в лицо. Сначала Лена ужаснулась, затем закатила глаза и мелко затряслась. Она сама обхватила руками Василия, так как ноги её подкосились. Бёдра женщины бешено заплясали, и по ногам потекла жёлтая пахучая жидкость.

Уписалась, догадался Потаскушкин и перепугался не на шутку. Неожиданно вспомнилась лейтенант. Вася подхватил женщину и усадил на ближайший стул, затем заскочил в кабинет главного редактора и отсыпал из его банки кофе в кружку Лены, залил горячей водой из кулера и прибежал к пострадавшей.

– Если ты, козлина, хоть кому-то расскажешь, что видел, – Лена глубоко вздохнула, – клянусь чем угодно, я тебя уничтожу.

– Да я ничего не видел, – залепетал Потаскушкин, медленно отползая на своё рабочее место, – совсем ничего.

После кофе Лена сразу же умчалась домой переодеваться, а через полчаса редакция наполнилась голосами.

– Потаскушкин, где тебя черти носят? – раздался скрипучий зов главного редактора, Семёна Сергеевича Ряба.

– Я здесь, – настроение Василия было всё же получше, чем с самого утра.

– Поступил сигнал из молодёжного театра в пятой школе.

– Приглашают на премьеру?

– Хуже, – главред нахмурился, и только собрался объяснить, как его перебил телефонный звонок, – слушаю. Да сдам я эти анализы, сдам. Что ты напоминаешь каждый день по три раза. Сказал же, сдам. Сегодня пойду и сдам.

Семён Сергеевич всё также хмуро посмотрел на замолчавший аппарат и немного растерянно – на Потаскушкина.

– Сестра звонит, – он положил телефон на стол и прикрыл листком бумаги, – её муж врач и следит за здоровьем всей семьи. Заставляет проходить обследования каждый год. Так про что я?

– Сигнал из пятой школы.

– Да, точно, ты поосторожней там, не наломай дров.

– Так в чём дело?

– Пожаловались на молодого режиссёра. Вроде как пристаёт к актрисам. А они все школьницы и, сам понимаешь, это уголовная статья.

– Понимаю, – Потаскушкин уже пять лет работал журналистом криминальной хроники, и многие статьи Уголовного Кодекса знал наизусть, – к кому пристаёт?

– Не сказала, голос молодой, запиналась. Наверное, школьница звонила.      Василий кивнул головой, статьи о подростках всегда отличались трудностью написания и непредсказуемыми последствиями.

– Олег Пятиваткин.

Гони пятихатку, чуть не вырвалось у Потаскушкина, но он сдержался.

– Главный режиссёр театра «Звёзды», – представился молодой высокий юноша и многозначительно улыбнулся.

История дурацких рифм уходила корнями в далёкое детство Василия. Как только его одноклассники осознали смысл слова «потаскуха», то ежедневно, в самой изощрённой форме, стали подшучивать и прикалываться над достаточно скромным мальчиком. Как результат, Васенька быстро научился хамить в ответ, придумывая особенно нелепые, а зачастую и злобные, рифмы на фамилии одноклассников и прочих друзей. Нередко случалось, когда на простое «Привет» мальчуган радостно орал «Гони обед», «Сам трафарет», «Левый штиблет», «Сигарет нет» и другую прочую фигню. Последнее весьма раздражало, так как учителя, услышав про сигареты, моментально начинали третировать школьников. И поди докажи, что ты не куришь по задворкам и школьным туалетам.

Очень скоро недоброжелатели перестали унижать Потаскушкина переиначиванием его фамилии, однако, и друзья у Василия перевелись напрочь.

А умение быстро и точно рифмовать пригодилось юноше при поступлении на журфак, где он смог поразить приёмную комиссию пересказом новостей в полустихотворной форме с едкими комментариями.

– То есть, Ваша газета хочет сделать репортаж? – глаза Пятиваткина загорелись.

– Только, если будет интересно, – уклончиво ответил Василий.

– Интерес я Вам гарантирую! Пойдёмте.

Режиссёр посадил журналиста в первый ряд, а сам запрыгнул на сцену и крикнул помощнице:

– Аня, срочно собери всех на очень важную репетицию!

Воодушевлённый предстоящим пиаром, Пятиваткин с большим творческим подъёмом принялся охмурять молодых и опытных (по замыслу автора пьесы, а фактически – старшеклассниц) женщин, совращая и собирая в галдящий гарем. Актрисы радостно визжали, когда главный герой обнимал их за талию, гладил по спине и нежно держал за руку. Пятиваткин изображал страсть так, словно учился по порнофильмам.

Происходящее всё меньше нравилось Василию. И совсем не тем, что молодой режиссёр иногда путал талию с попой очередной школьницы, а к тем, у кого лифчик излишне выдавался вперёд, прижимался так, что девичья грудь превращалась в плоский блин.

Потаскушкину не нравилось то, что писать было не о чем. Ведь режиссёр всегда мог оправдаться нескромными запросами автора пьесы. На Вашей ягодице остался след от мужской ладони? Это драматург виноват! Вы ощущаете себя так, словно Вас прилюдно поимели? Это всё больные фантазии бумагомарателя, полагающего, что создал шедевр на все века.

– Ну, как? – раскрасневшийся Пятиваткин спрыгнул со сцены, – Сможете написать красиво?

– Не хватает драйва, – задумчиво ответил Потаскушкин, – слышал я об этой пьесе, но как-то она у Вас блекло выглядит. Может, добавить огоньку?

– Что же ещё придумать? – Олег развернулся к сцене, – А если всем пуговицы на груди расстегнуть? Юбки покороче, колготки в сеточку?

– Олег Евгеньевич, – откликнулась девушка с самым большим бюстом, – под короткие юбки надо бельё полупрозрачное надевать.

– Я не хочу там бриться, – возмутилась одна из «любовниц» – меня мама за это всё время пилит.

– Это же не гигиенично, – насмешливо засмеялась самая высокая школьница, – у меня волосы только на голове остались.

Интересно, подумал Потаскушкин, и кто же тогда жаловался на приставания режиссёра?

– Да и вообще можно в купальниках играть, – предложила школьница в очках.

При её осиной талии и точеной груди, подумал Потаскушкин, она будет смотреться явно лучше других. А без купальника так и…

– В минибикини, – тут же подхватила идею самый большой бюст.

– Нет, – Пятиваткин задумался и почесал в затылке, – в минибикини не разрешат.

– Отлично, – Василий протянул режиссёру визитку газеты, – когда переделаете режиссёрское решение пьесы на более продвинутое, позвоните мне, я обязательно заскочу к вам в театр. Мне у вас понравилось, до свидания.

Потаскушкин развернулся и вышел в длинный коридор, ведущий из актового зала пятой школы к главному выходу.

Улица встретила нашего героя птичьим щебетом и негромким возгласом:

– Подождите.

Василий оглянулся, в голове мелькнуло: «За трусы держите». Его догоняла школьница в очках.

– Вы из газеты?

– Да.

– Приехали по жалобе?

– По какой жалобе?

– Не врите, – наивная девушка внимательно вглядывалась в лицо журналиста.

– Что ты знаешь о жалобе?

– Ничего, – наивность девушки поражала.

– Тогда откуда тебе известно, что жалоба вообще существует?

– Я слышала краем уха, – школьница отвела глаза.

– В таком случае я ничего не обязан тебе говорить, – усмехнулся Василий.

– Хорошо, – девушка потащила журналиста за угол школы, где никого не было, и виднелся только кусочек улицы, проходящей за высокой оградой, – это я звонила.

– О чём жаловалась?

Школьница подробно пересказала свой звонок.

– И Вы хотите сказать, что Пятиваткин не использует спектакль, чтобы всех девчонок перещупать? Он всё время за задницу хватает, Машку за грудь лапает. Когда мы остаёмся одни, она жалуется на синяки и другие девчонки недовольны.

– Давай по порядку, – Василий принялся загибать пальцы, – первое – не ваш режиссёр утверждает репертуар, второе – что-то я сегодня не заметил недовольства среди актрис, наоборот, они сами предлагали прозрачные трусики или минибикини…

– Во-первых, – перебила журналиста, не дослушав, школьница в очках, – Пятиваткин сын замдиректора школы и сам выбрал пьесу, никого не спрашивая…

– Но когда он при полном зале на сцене станет всех за попу хватать, то по голове получит тот самый замдиректора. Причём получит больнее всех.

– Во-вторых, девочки боятся говорить ему в глаза, а когда его нет, то всегда жалуются.

– И третье, – Потаскушкин демонстративно загнул третий палец, – женщины всегда будут жаловаться на мужское внимание в любой его форме, просто потому, что не хотят выглядеть потаскухами. Если бы твоих подруг по сцене не устраивали щипки за попу и грудь, то они бы отказались от этого спектакля, временно заболев, или, например, готовясь к важной контрольной по математике. Тебя как зовут?

– Катя.

– Ты зачем предлагала в купальниках играть?

– Я думала, они возмущаться начнут, или хотя бы прикалываться.

– А тебе в голову не приходила мысль, что большинство ваших актрис желает, чтобы именно режиссёр хватал их за попу, дабы продвинуться по театральной лестнице? Этакий детский вариант попадания на главную роль «через постель».

– Приходила, – кивнула головой Катя, – а Вы зачем со своим драйвом вылезли?

– Это провокация. Если он сделает спектакль ещё более развратным, то любому зрителю станет очевиден абсурд режиссёрской работы. И тогда всколыхнётся общественное мнение, и Олежке мало не покажется. И вот в этот момент выяснится, что некий журналист уже подготовил обличительную статью, и засандалил Пятиваткину серпом по… – Василий запнулся и замолчал, смутившись.

– Но ведь это неправильно, – удивилась Катя.

– Что именно? – осторожно поинтересовался Василий, размышляя о состоянии яичек Пятиваткина.

– Газета должна не добивать упавшего, а изобличать оступившегося, – к огромному удивлению журналиста выдала школьница в очках.

– Жизнь сложна, – невнятно пробормотал Василий, – так сразу и не поймёшь.

– Что вы хотите сказать?

– По сути, весь мир делится на самцов и самок, и каким образом они доползают или добегают до секса, это личное дело каждого человека. Всякая дорога к сексу уникальна.

– Вы говорите так, как будто у Вас гигантский постельный опыт. Некрасиво этим хвастаться. Не по-мужски.

– Жизнь сложна, – рассмеялся Василий, – так сразу и не поймёшь.

– А сейчас что не в тему?

– Я много размышлял о сексе именно потому, что у меня его никогда не было, – торжественным тоном сообщил Потаскушкин, – я никогда не прижимал к себе девушку с мыслями об интиме. Никогда!

– Я Вам не верю, – красивые Катины бровки высоко вздыбились, – почему? Как такое возможно?

– Из-за моей фамилии.

– И какая же у Вас фамилия?

– Потаскушкин.

– Как?! – школьница в очках расхохоталась, – Но ведь это же круто! Екатерина Потаскушкина!

– Что круто? – еле выдавил Потаскушкин, внезапно осознав, что он в этой жизни чего-то недопонял.

– У меня есть соседка, – сквозь хохот стала рассказывать Катя, – по фамилии Дуракова, так её через каждые два-три месяца на симпозиумы приглашают. Она является ведущим специалистом в термоядерной физике.

– И при чём тут фамилия?

– Она сама мне рассказывала, – отдышавшись, продолжила Екатерина, – если бы не её фамилия, она бы никогда не пошла в науку. Это её девичья фамилия и она всю жизнь толкает её на научные подвиги.

– Это её личное решение.

– Правильно, – радостно кивнула головой школьница в очках, – а кто Вам сказал, что Екатерина Потаскушкина будет шляться по мужикам?

– Ты не боишься, что над тобой будут смеяться?

– Кто? – Катино лицо стало очень серьёзным, – Фамилия Потаскушкина изначально будет бесить всех баб, и как только какая-нибудь шалава откроет рот, то её смело можно будет обвинить в чёрной зависти к тому мужскому вниманию, которое в избытке прольётся на голову Вашей супруге.

– А так как мужики, – ошарашенный догадкой и тем, что она пришла в голову не ему, обладателю фамилии, а девочке-подростку, впервые услышавшей эту фамилии, продолжил Василий, – будут бездумно реагировать на слово «потаскуха», то и всё внимание в первую очередь будут уделять женщине с такой редкой фамилией.

– То есть, шикарная фамилия «Потаскушкина», – Катя прищёлкнула пальцами, – одновременно обеспечивает и внимание мужиков, и раздражение прочих женщин. Идеально!

– А ты молодец, – удивлённо пробормотал Василий.

– Кстати, «с мыслями об интиме», – с этими словами школьница в очках стремительно подошла к молодому человеку и крепко прижалась к его груди, – Ваше первое прижимание девушки.

– Да, но… – Потаскушкин растерялся и положил правую руку на левое Катино плечо.

Волшебная светлая волна прошла по телу Екатерины. Белый свет распался на множество других, его составляющих. Говорят, кто-то видит двадцать оттенков, кто-то сорок. Самые везучие – около ста.

Мы не знаем, повезло ли школьнице в очках, так как то, что с ней происходило, происходило с ней впервые, но она замерла, смакуя каждое мгновение, наслаждаясь каждой секундой. Она молчала, даже теряя сознание от слишком длительного контакта с рукой Потаскушкина. Она понимала, что сегодня открылась новая дверь, и ей посчастливилось (или не повезло) увидеть то, что пряталось за этой дверью.

Но, так как ощущения у мужчин и женщин абсолютно разные, Василий не знал, что именно творится в душе у девушки и, заметив её странное поведение и свою руку на её плече, трижды проклял себя и стал поспешно приводить её в чувство.

Хрясь! Ягодицы Потаскушкина обожгло. Он взвыл и, стараясь не уронить школьницу, оглянулся. За ним стояла участковая Анна Ивановна и, судя по тому, что она крутила в руках стальные наручники, именно ими лейтенант огрела Василия по заднице.

– Выбрал себе закуток и думаешь, тебя никто не видит? – лицо женщины раскраснелось, по нему изящно металась прядь волос, – Уже на школьниц перешёл? Я тебя издалека заприметила, как ты тут малолеткам по ушам ездишь.

Потаскушкин не мог развернуться к лейтенанту лицом, так как нежное Катино касание ошеломительно подействовало на полностью обделённого женским вниманием возрастного девственника, и в его штанах творилась самая настоящая революция. Нет, он и раньше возбуждался, но это был побочный эффект от просмотра порно, или случайного взгляда на чьи-то трусики на эскалаторе. А вот от контакта с женщиной он впервые ощутил полновесный стояк. Это было новое чувство, и очень приятное.

Участковой не нужно было задумываться о местоположении Потаскушкиной задницы, она рывком приблизилась к ней на нужное расстояние и вновь врезала от души. Василий взвыл.

К счастью, в этот момент пришла в себя Екатерина. Она встала перед журналистом, закрыв своей грудью.

– А что происходит?

– Как что происходит? – лейтенант удивилась реакции девочки-подростка, защищающей взрослого развратника, – У вас сейчас что-то было?

– Да, конечно, – радостно подтвердила школьница в очках.

– Что было?! – Василий не поверил своим ушам, – Что у нас сейчас было?!

– Ну, это… – Катя слегка растерялась.

– Да, что конкретно было? – Анна Ивановна поспешно достала блокнот и карандаш и приготовилась записывать.

До девочки наконец-то дошло, что происходит не совсем то, что принято называть радостной встречей и наезд женщины в форме полицейского на мужчину, с которым она только что пережила крайне приятные минуты, её удивил.

– Ну, это… – Катя переводила взгляд с лейтенанта на журналиста и (ведь ощущения у мужчин и женщин абсолютно разные) думала о том, что оба взрослых человека ломают перед ней комедию.

– Он доставал, – участковая решила пойти другим путём. Девочка, очевидно, стесняется говорить прямо, и ей надо подсказать, – свою фигнюшку?

– Что значит – фигнюшку? – возмутился Потаскушкин, – Ты что видела, что так уверенно говоришь?

– Мне и смотреть не надо, чтобы понять, – Анна Ивановна томно пожала плечами, – у таких, как ты, только фигня и болтается.

– Она не болтается, – Василию, разумеется, не понравилось это слово, ведь этот орган как раз сейчас и болтался, – она целенаправленно смотрит вперёд.

Катя про «болтается» тоже не поняла. Даже сквозь туман в голове и путаницу в мыслях, она очень хорошо ощущала горячее и напряжённое Потаскушкинское естество, упирающееся в её правый бок. Поэтому даже и подумать не могла, что «болтается» именно он.

– Объясните внятно, – обратилась школьница к полицейской, – про какую фигню Вы говорите?

– Э… – теперь растерялась молодая женщина. Неожиданно ей подумалось, что зря она обозвала такую важную часть мужского организма «фигнёй», ведь теперь её могут обвинить в сексизме, в феминизме (а она даже не знала, что это такое), и прочей сексуальной дискриминации (а ведь жертва – всегда женщина), – он штаны снимал?

– Нет, – удивилась Катя. Снимать штаны на улице глупо, но, очевидно, у женщин-полицейских свои представления о мужской логике.

– Он их расстёгивал?

– Нет, – школьница задумалась и о женской логике.

– И ничего оттуда не вытаскивал?

– А надо было? – резко спросил Василий. Столь подробные расспросы о его достоинстве навели Потаскушкина на другие мысли, – Может, ты сама хочешь посмотреть?

– Что?! – осознав, что вопрос задан именно ей, возмущённая Анна Ивановна медленно достала, спрятанные было, наручники, – Ты и ко мне пристаёшь? При исполнении?

– Ты сама так нудно расспрашиваешь об этом, что я и не знаю, что думать, – усмехнулся Василий.

– Какая Вы пошлая! – школьница в очках сурово посмотрела на участковую, – Не ожидала такого от женщины!

С этими словами Катерина развернулась и убежала в школу. Анна Ивановна растерянно посмотрела ей вслед, затем перевела взгляд на усмехающегося Потаскушкина. А ведь она почти поймала этого развратника на месте преступления! От вспыхнувшей ярости в горле лейтенанта мгновенно пересохло, её рука с наручниками сама по себе взметнулась вверх и зажила своей жизнью. Очевидно, смысл этой жизни заключался в том, чтобы отлупить ненавистного журналиста, потому, что именно этим Анна Ивановна и занималась следующие пять минут.

Наученный горьким опытом, а точнее, жуткой ягодичной болью, Василий уворачивался с невероятной скоростью и лейтенанту удалось попасть всего лишь два раза. Наконец, Потаскушкин заметил, что к окнам школы прильнуло огромное количество школьников и радостно глазеет на бесплатное и фееричное зрелище.

– На тебя вся школа смотрит! – заорал он.

– Где? – удивилась лейтенант и остановилась, оглянувшись, – Дьявол, точно, смотрят. Зато они тебя запомнят, и будут остерегаться.

– Ага, щас, – усмехнулся Василий, – завтра же всем в этой школе расскажу, что ты ко мне пристаёшь и принуждаешь к сексу, поэтому и бегаешь за мной с наручниками.

– Тебе никто не поверит, – в голосе Анны Ивановны звучало сомнение, – где это видано, чтобы баба так бегала за мужиком.

– Ещё как поверят, сейчас у нас равноправие даже в сексуальных вопросах, – Потаскушкин с безопасного расстояния показал участковой язык, – а иначе, почему ты тогда меня не арестуешь? А?

– Собираю доказательства.

– Ты даже не понимаешь, как жалко звучат твои слова. Синяки на моей заднице – вот доказательства! И вся школа видела, как эти синяки там появились. И это всё, – он указал на переполненные окна, – свидетели.

Лейтенант словно наткнулась на стенку, её словно пришибло кирпичом, словно громко крикнули над ухом в тёмной комнате. Ведь только вчера полковник предупреждал её, что преступники сделают всё, чтобы скомпрометировать сотрудников полиции. А она так бестолково подставилась Потаскушкину.

– Ладно, забыли, – отмахнулась участковая, – тебе повезло сегодня.

– Что значит, забыли, – Василий упёр руки в бока и подошёл к женщине, – я пошёл снимать побои.

– Не надо, – невольно вырвалось у лейтенанта.

– А поцелуешь туда, куда лупила?

Глаза Анны Ивановны вспыхнули, и она с трудом сдержалась, чтобы не ударить развратника ещё парочку раз.

– Хорошо, – выдавила она сквозь гневное дыхание, – иди, снимай побои.

– Пойдёшь со мной, чтобы я сразу на тебя указал?

– В отделении подожду, – с этими словами женщина в форме спрятала наручники и ушла, плавно покачивая бёдрами.

Наверняка кто-то из школьников снимал на сотовый телефон, как модель в форме полицейского гоняется с наручниками за молодым мужиком. Чистейшее садо-мазо. Неужели эта куколка не видит себя со стороны? Тогда увидит в интернете. Журналист улыбнулся, втык от начальства участковой обеспечен. И тут же вздохнул, этот втык наверняка обозлит её и как бы ему самому не перепало.

Потаскушкин задумался, он впервые обнимал девушку. Да, ей всего лишь пятнадцать-шестнадцать лет, но так сладостно было прижимать её к себе. Василий осторожно потрогал попу, болело неимоверно, жгло так, словно горчицей намазали.

Чёрт! Катя единственная, кто поверил в его фамилию! Ведь он уже начал думать о ней, как о своей девушке!

Зачем она стала говорить, что у них что-то было? Решила, что так его защитит? Ведь он своей рукой сделал ей больно. Надо извиниться перед ней.

Потаскушкин вышел с территории школы, но мысленно всё ещё крутился на учебном дворе. А если лейтенанту надо найти козла отпущения, чтобы у неё появился формальный повод для перевода на более престижную должность? И она хочет, чтобы таким козлом стал Потаскушкин? Надо быть осторожнее.

В редакции Лена Прекрасная впервые отвела глаза и не стала как обычно, громко рассказывать при его появлении о том, что «некоторые журналисты потаскаются, потаскаются и вернутся наконец-то на работу».

Василий зашёл к главному редактору и доложил о визите в молодёжный театр. Вместе с Семёном Сергеевичем рассказ Потаскушкина внимательно выслушали три деревянные маски из Таиланда, украшавшие стены и пугающие новых посетителей громадными оскалами.

– Гм, – старый журналист задумался, – хорошо бы заснять на видео такую репетицию. Как думаешь, этот Пятиваткин лоханётся или будет при виде камеры осторожным?

– Не знаю, что там у него в голове творится, насколько тестостерон заменяет ему мыслительный процесс.

– Хорошо, я подумаю, а ты пока иди.

Василий кивнул головой и вернулся за свой стол. Почему только женщинам становилось плохо от его руки? С некоторыми знакомыми мужчинами он здоровался за руку, и они ничего не чувствовали. Может, надо больше прилагать усилий.

Или… в голове у Василия вспыхнуло. Женщин он никогда не касался за кисть руки, как мужчин! Вот оно. Надо всего лишь проверить экспериментально.

Потаскушкин оглянулся и наткнулся на встревоженный взгляд Лены Прекрасной. Женщина тут же уставилась в свой компьютер. Да не буду я про тебя никому рассказывать, усмехнулся журналист.

Однако, эта короткая сценка убедительно показала Василию, что экспериментировать на работе чрезвычайно опасно. Да и сидеть на стуле – крайне неприятно.

Что же делать? На ком можно попрактиковаться?

На ум немедленно пришла идея. Когда-то очень давно Потаскушкин дружил с мелким предпринимателем, Юрием Мегафоновым. Мегафонов отчаянно пытался раскрутиться и постоянно влезал в авантюры. Очередной аферист вешал Юрию лапшу на уши о том, что ему надо вложить деньги в этого афериста, и он моментально разбогатеет.

Мегафонов верил в сказки и при встрече всегда спрашивал совета Потаскушкина. Василию было очевидно, что это «разводилово» и он отговаривал своего приятеля.

Наконец, Потаскушкину надоели подобные разговоры, и он свел их к минимуму. Каково же было его удивление, когда, спустя полгода, Мегафонов обвинил его в собственной несчастливости. Как заявил бизнесмен Василию, всё, что он ему говорил, обернулось крахом и убытками. Возражения журналиста о том, что он-то как раз ему и не советовал этим заниматься, Мегафонов даже не стал слушать, а просто послал Потаскушкина по известному всем адресу.