Текст книги "Драконье гнездо (СИ)"
Автор книги: Джиллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
18
– То есть… – медленно сказала я. – То есть всё, что происходит вокруг меня, – ненастоящее? Я вижу только то, что мне внушили?
Распятая марионетка, за ниточки которой дёргают все, кому не лень? Обернулась к Руди. Он вопросительно шевелил бровями, глядя на меня.
Адэр, вздрагивая и ёжась, взял с кресла оружие. Просто взял. Краем глаза наблюдая за ним, поняла: он испытывает чувства сродни тому, что испытывала я, когда пыталась выйти из душевой всего лишь завёрнутой в полотенце. Сейчас, когда оружие оказалось в его руках, он заметно успокоился.
– Но Руди существует, – с трудом выговорила я. – Существует Мисти.
– Если от тебя чего-то хотят, – возразил Адэр, – не обязательно менять всю реальность. Можно на существующий мир нанести небольшой штрих, патину. И тогда ты будешь видеть одно, а на деле будет происходить другое.
– Мы, – я положила ладонь на руку Руди, – видели, как умирает Дрейвен, а Монти бежит спасать его, рискуя жизнью.
– Что-то в этой картинке реальность, а что-то – тонкое наложение на неё.
– Но в той ситуации было не до наложения!
– Это ты так думаешь, – угрюмо сказал Адэр.
– Но, когда… когда Дрейвен надругался надо мной, меня видели многие!
– Изнасилования практически не было. Да, он взял тебя насильно, но не… Тебя даже не увозили в больницу – и, кстати, это ты должна помнить. Я заходил в апартаменты старой хозяйки, сразу после того как старик Грир тебя унёс. Крови не было. Если в апартаменты даг Куианны вбежали все, уиверну верхнего круга достаточно было одного взгляда, чтобы все приняли внушение за реал. Все увидели кровь. А я тебе говорил, что Дрейвен мягко обращается с женщинами. После внушения он, возможно, выпустил свои животные инстинкты наружу, но никак не был зверем при этом. Вспомни-ка, оставались ли на твоей коже царапины? Вот именно. Повторюсь: Дрейвен зверем не был. Тому, кто сделал внушение, просто необходимо было, чтобы ты ненавидела Дрейвена.
Руди беспокойно переводил взгляд с меня на Адэра, кажется с трудом вникая в объяснения. Притихший на его руках Мисти вдруг вздохнул. Руди посмотрел на него и нерешительно сказал:
– Но парень потерял память…
Робкое возражение человека не смутило Адэра.
– Я не принадлежу к верхнему кругу уивернов, но кое-какие наработки в деле внушения имею. У Дрейвена не амнезия.
– Но зачем? – не выдержала я.
Адэр отвёл глаза.
– Дрейвен был охотником за головами. Часто брал кузена с собой на охоту. Когда тот улетал на так называемые заповедные планеты, где обычно охотятся простые охотники, половина из этих поездок проходила совсем в других местах.
– Ты хочешь сказать… Монти подставил Дрейвена… – Я оборвала себя на полуслове. Но попробовала продолжить: – Чтобы он меня…
– Приказ глаза в глаза – и Дрейвен выполняет всё то, что ему велено, – пожал плечами Адэр. – Скорее всего, Монти знал о завещании. Старая дама была довольно рассеянна и часто оставляла документы без присмотра. Монти богат, но без титула навсегда останется лишь младшим советником уивернского МИДа. Женившись на тебе, он становится владельцем Драконьего гнезда на равных условиях с тобой. А вместе с титулом получает доступ к высшим чинам. Законы Уиверна.
– Не слишком ли всё сложно?
– Нет. Он дипломат. Привык играть в сложные игры.
– И теперь, когда Дрейвен мёртв…
– … тебе с минуты на минуту надо ожидать предложения от Монти.
Это его «с минуты на минуту» напомнило кое о чём. Я внимательно взглянула на него, уставшего от попыток разгадать все загадки и хитросплетения, задуманные Монти.
– Только уиверны высшего круга… Что… может разорвать нанесённое внушение?
– Экстремальная ситуация. Слышал о таком. Но настоящие знания доступны лишь уивернам, принадлежащим верхнему кругу.
Вспомнилось, как Дрейвен и в самом деле на короткое время вдруг обрёл обычный вид и способности уиверна – там, в колодце лифтовой шахты, где был именно настоящий экстрим. Даже глаза восстановились. И Келли говорила Руди, что у Дрейвена была краткосрочная потеря памяти – в то время как он, получается, в эти минуты наоборот приходил в себя, в настоящего? Что это… Охотник попал в ловушку более искусного охотника? Даже слепота – последствие внушения?
– Кто после меня на очереди к наследству Драконьего гнезда?
Адэр сообразил сразу, покачал головой.
– Не Монти Альпин. Кто-то другой. Поэтому ты нужна Монти.
– Но если я приеду в Драконье гнездо, ему даже предложения делать не надо будет?
– Да. Теперь, когда Дрейвена нет… Единственный, кто может помешать, я. Он видел, что я слежу за ним, и, возможно, догадывается, что я раскусил его. Он пытался убить меня ещё тогда, когда ты, с двумя телохранителями, отошла от нашей группы.
То есть в сущности, не было никакой апатии и ненависти к ребёнку? Всё это внушено? Экстрим. Когда ребёнку начала грозить опасность, я пришла в себя. Значит, я не должна была прийти в себя после родов. Монти пришёл бы и, давя на жалость, быстро уговорил бы меня выйти за него замуж. Легко и просто. В том моём состоянии я, наверное, откликнулась на любое ласковое слово. И на его образцовые ухаживания, на которые он мастак с большим опытом.
Мир перевернулся.
– Значит… Чтобы снять внушение уиверна, нужна экстремальная ситуация, – повторила я мёртвым голосом. Сейчас, в эти минуты, я уже не думала о том, что всё началось с подставы Дрейвена, которая закончилась его смертью. Я уже не думала о Брендоне – малыш пока в безопасности. Я думала о том, как вернуть видение реального мира. Я зациклилась только на этом.
Так, значит, экстрима последних суток оказалось мало?
– Что будешь делать? – нарушил затянувшееся молчание Адэр.
– Не знаю.
На самом деле я уже знала – что. Не знала лишь одного: поможет ли? Я не хочу находиться в подправленном чужой волей мире! Пойду на всё, что угодно, лишь бы вернуть настоящее сознание! Возможно, я всё ещё под внушением, потому что рядом всегда были те, кто меня охранял, кто защищал меня. И я могла полагаться на них. Значит, придётся снова спуститься в ад – в одиночку. Чтобы справиться со всем – и тоже в одиночку. И вернуть настоящую себя… Но как незаметно уйти из квартиры Монти?
Я поднялась с кресла.
– Извини, Адэр, чувствую себя после таких откровений не самым лучшим образом. Мне надо отдохнуть. Ты тоже отдыхай и выздоравливай. Я даже не спросила тебя, как ты себя чувствуешь.
– Почти нормально, – безразлично сказал Адэр, думая о чём-то своём.
– Пошли, Руди.
В коридоре Руди как-то будто растерялся, но, потоптавшись у двери в «свою» комнату, всё же решительно зашёл за мной. Длинная физиономия вытянулась ещё больше, едва он строго сжал рот.
– Одну не пущу!
– Что?! – вскинулась я.
Он осторожно, чтобы не хлопнула, закрыл за собой дверь.
– А то я не понял, чего ты задумала! Стой! – Он предупреждающе поднял руку. – Сядь-ка, чтобы спокойно поговорить. Я тебе кое-что объяснить хочу, чтобы ты в горячке дел не натворила. И я тоже сяду.
Я села за стол, готовая, честно говоря, убить его, если начнёт препятствовать мне в моей авантюре, хотя и плохо обдуманной. Руди вздохнул, поискал глазами, на что сесть, и внаглую уселся передо мной на стол, прижимая к себе Мисти.
– Я не совсем понимаю, – признался он, – что такое там, в той дребедени, которую вы оба там наплели. Я только вижу, что для тебя это важно. Только вот в чём закавыка. Мы с Мисти. Ты, конечно, можешь там себе погеройствовать, чтобы чего-то, что тебе надо, достигнуть. А что будет с нами? Ты обещала, что вылечишь меня. Потому что у тебя есть деньги на это. Захочет ли здешний хозяин возиться со мной и с котом? Тем более что этого хозяина тот бедолага аттестовал как чуть не убийцу? Лианна… Как нам с Мисти быть? Мы не хотим оставаться здесь – без тебя. Запрут где-нибудь, отошлют куда-нибудь на опыты… Здесь только ты – за нас.
Руди выглядел жалким – от отчаяния. Он прижимал к себе кота, который, кажется полагая, что таким образом человек проявляет нежность и расположение к нему, мурлыкал, дребезжа, как старый холодильник.
Я закрыла глаза ладонями. Мысли – дыбом. Он прав. Но что делать мне?
А Руди надо мной безнадёжным голосом продолжил – уже бубнить:
– И Крот умер. Он бы меня не бросил.
Шантаж. Нет, я понимала, что всё это – шантаж. Но Руди прав даже в этом шантаже! Тот Дрейвен, которого я узнала, никого не бросал! Он сам был готов пожертвовать собой, собственной жизнью за тех, кто ему доверился!.. Я сглотнула, пытаясь незаметно вытереть злые слёзы. Пережимая ком в горле, сказала:
– Ладно. Сейчас успокоюсь – и решим, как быть дальше.
Он сполз со стола и сел уже нормально, на принесённый стул. К этому времени я успокоилась до делового состояния, взяла у него Мисти. Пара поглаживаний по гладкой кошачьей голове, и моё дыхание выровнялось до более-менее спокойного.
– Давай рассуждать вслух. Был бы жив Дрейвен, мы бы пришли к нему и попросили бы посмотреть на меня. Не знаю, как это выглядит, но он-то уж, наверное, смог бы определить, есть ли у меня внушение. Сама по себе – я чувствую: Адэр прав.
– А что именно ты чувствуешь?
– Дрейвен однажды пытался внушить мне – он хотел, чтобы я… – Я смутилась, но продолжила: – Чтобы я сама поцеловала его. И он внушил. Я выполнила его желание. Но потом он надел повязку на свои глаза. Объяснил не очень вразумительно – зачем. Я не поняла, в чём дело. Но теперь понимаю: кажется, он машинально внушил мне мысль поцеловать его. И когда он это понял (понял, что, даже слепой, обладает силой внушения), он надел на глаза повязку, чтобы больше не принуждать меня ни к чему.
– Какая связь между глазами и внушением?
– По даг Куианне помню. Чтобы влить в меня свою кровь, она заставила меня подчиниться именно взглядом. Да и Адэр сказал: один взгляд на всех – и все увидели кровь, которой не было. Внушаемая команда подаётся бессловесно.
– Вот как, – задумчиво сказал Руди и кивнул: – План-то у тебя есть, как бежим?
– Единственный выход, который я знаю, – выход на вертолётную площадку. А может, это не вертолётная. Но выход. Если сможем туда выбраться, половина дела готова. Но, Руди, ты уверен, что хочешь идти со мной? Я ведь, по сути, свою блажь выполняю: пытаюсь освободиться от внушения. Попытка-то будет смертельной.
– Да я понял, что ты хочешь вернуться, – со вздохом пробормотал Руди. – Уиверна того, болезного, брать не будем? Его защищать там, на нижних ярусах, – самое то, если экстрим получить хочешь.
– Руди, догадайся с первого раза, почему я вообще одна хотела идти. – И после его молчания закончила: – Вот именно.
– Лианна, – осторожно начал Руди, – что-то я не совсем понял, что ты там про старуху сказала. Что за кровь она тебе влила?
Выслушав, он машинально забарабанил по столу.
– И когти, значит, выпускать можешь? Ну… А сама внушать можешь или не пробовала ещё?
Сказанное им оказалось для меня полной неожиданностью.
– Как я могу что-то пробовать, если узнала о внушении только сейчас? – спросила риторически – и замерла: когда Монти учил меня выпускать когти, он сказал, что гипнозу меня обучать рано. Сказал. Рано. Значит ли это, что он и в самом деле собирался учить меня внушению? За язык его никто не тянул. Сам предложил. Но разве он не понимал, что даёт мне в руки оружие? Или не рассматривал меня как достойного противника?
Мысли, суматошно скачущие в попытках найти логику, перебил Руди.
– Тот парень, Адэр, сказал, что тебе нужен экстрим. Это, в смысле, тебя напугать надо? И как ты думаешь пугаться? Я понял, что ты бежать хочешь. На нижние ярусы? Но так сейчас вовсю идёт зачистка.
– Я хочу дойти до комнаты Крота, где он пережидал время, чтобы спуститься. Не знаю, что мне точно нужно, но я хочу осмотреть эту комнату. – И усмехнулась. – Путь туда и обратно – оснований для страхов будет довольно. И этот ярус выше тех, на которых сейчас орудуют бригады миротворцев.
– Конкретная цель – это правильно, – согласился Руди. – Только вот неплохо бы ещё раз перекусить, да и в дорогу взять кой-чего.
Пока мы втихую проверяли оружие и боезапас, незаметно подошло время обеда. Прислуга, уже знающая, что мы с Руди предпочитаем сидеть в моей комнате, сразу принесли два прибора ко мне.
Под «кой-чего» Руди, оказывается, имел в виду не только еду. Когда мы, благо никто за нами во время обеда не следил, тщательно отобрали нужные, удобные для переноски продукты и рассовали их по карманам, он деловито прикрыл салфетками наши опустевшие блюда, чтобы никто из прислуги не заметил, что на них не хватает ножей и вилок. Правда, я довольно скептически отнеслась к использованию столовых ножей в определённых обстоятельствах, но Руди серьёзно заверил: главное – уметь ими пользоваться.
Затем, когда к нам заглянул Фарлей, я выпросила разрешение погулять на воздухе с животным, намекая на вертолётную площадку. Тот, естественно ничего не подозревая, согласился проводить нас. Кстати, его непроницаемо доброжелательный взгляд на нашу старую одежду объяснил, что он привык к разным прихотям гостей Монти. И уже на крыше я догадалась спросить его:
– А даг-ин Монти? Он ещё не появлялся?
– В данный момент он отдыхает, – прозвучало в ответ.
Я метнула взгляд на Руди. Он на меня не смотрел, присев на корточки и гладя Мисти, но по чуть склонённой голове стало ясно: принял к сведению.
Фарлей извинился, что не может остаться с нами на крыше, которая и в самом деле оказалась вертолётной площадкой, пока мы выгуливаем Мисти. А мы заверили его, что теперь дорогу в свои комнаты найдём и сами.
Нет, наверное, со стороны всё выглядело довольно глупо. Но едва за управляющим закрылась дверь в башне, Руди решительно зашагал к какой-то трубе, из-за которой вытянул солидный моток троса – вертолётного, для креплений, как объяснил он. Ещё несколько минут прикидок, как лучше его использовать. Перемотали трос и закрепили его на другой трубе – подальше от двери в башню.
– Мне главное, – негромко сказал Руди, словно боясь, что на просторной площадке нас кто-то подслушает, – донизу, до улицы, добраться, а там я тебя проведу в нору Крота с любого угла. Точно говорю.
Поскольку трос выглядел довольно прочным, я немного поспорила с Руди. Он настаивал, чтобы спускались на двух концах троса, независимо друг от друга. Я предлагала, чтобы не слишком медлить, спускаться на одном.
Как выяснилось через несколько минут, Руди оказался прав, настаивая на своём. Оглядевшись, мы осторожно опустили концы троса за невысокое ограждение. Стена, по которой предстояло спускаться, была глухой – без окон и балконов, не говоря уже о лоджиях. Чему мы, откровенно говоря, радовались. Мисти, подсаженный мной, послушно улёгся на плечах Руди, привычный к переездам, и мешать нам в нашей авантюре не собирался. Я погладила его на всякий случай, чтобы не испугался на высоте, где не будет никаких удобных местечек для опоры ноге или лапе, кроме узких выступов – еле намеченного цоколя. Цоколь тоже появлялся редко – через каждые два этажа. Боком стопы удержаться на нём можно было. А вот чтобы постоять – времени на опыт маловато.
О чём потом и пожалели.
Итак, два психа, опасливо оглянувшись в последний раз на дверь в башню, вылезли за ограждение и начали спуск.
Сначала было хорошо. Ладони вспотели от страха и напряжения и не скользили. Потом монотонность спуска успокоила, и ладони высохли. Несмотря на рельефные перевития троса, пальцы время от времени начали соскальзывать, и вскоре кожа горела, когда приходилось нечаянно съезжать. Зато потом руки снова потели – от страха. И несколько минут снова проходили спокойно. Пришлось натянуть на ладони рукава кожаной куртки, чтобы совсем уж кожу не сорвать.
Руди спускался напротив – специально договорились, на всякий случай, если вдруг понадобится пусть даже моральная поддержка. Так что когда трос под моими пальцами вдруг начал странно подрагивать – мелко-мелко, я тут же сообщила ему об этом.
– Как думаешь, что это?
Вместо ответа Руди внезапно быстро съехал вниз, на узкий цоколь стены, постоял там секунды две – я ещё с удивлением решила, что он хочет передышки. Но Руди, не дожидаясь, пока я съеду до этого цоколя, быстро раскачался на своём тросе и, как ни странно, оказался на выступе, гораздо более выпуклом, чем привычный глазу цоколь. После чего, держась одной рукой за что-то невидимое мне, другой он швырнул свой конец троса ко мне.
– Быстро хватайся!
– Ты… – начала я – и вдруг сообразила, что за мелкие подрагивания троса я чувствую. Кто-то рубит его!
Я суматошно схватилась за трос, подкинутый Руди. Отпустила свой, со страхом и ужасом глядя то наверх – стандартных этажей двадцать мы точно прошли; то вниз – на вечернюю улицу, где не видно прохожих, но часто перемещались машины всех мастей.
– Раскачивайся! Я подхвачу!
Теперь я уже не сомневалась ни капельки. Особенно ощутив подрагивания уже и подкинутого мне троса. Руди поймал меня и не дал улететь назад – в противоположную сторону раскачивания. Я буквально влетела в него, чуть не сбив с ног. Стоял-то он ненадёжно, на выступе – на карнизе окна, наглухо залитого, словно пломбой, каким-то плотным строительным материалом. Так что получилось, что мы оба спрятались в тесной нише. Причём спрятались вовремя. Сверху взвизгнуло, и край выступа сверху треснул, а вниз полетел кусочек отстреленной пломбы на окне. Мисти, вцепившийся в плечи Руди, втянул голову в плечи…
Мы затаились, изо всех сил вжимаясь в стену.
Внезапно мимо нас сверху вниз пролетело нечто гибкое и стремительное. Я чуть не свалилась, отчего-то решив, что это одна из тех змеищ, что напали на нас с Дрейвеном в лифтовой шахте. И только через мгновения стало понятно, что пролетел мой трос. Зачем тот, кто его рубил, сбросил трос, когда ясно, что меня на нём нет? Со злости?
Второй трос, на котором спускался Руди, тоже свалился мимо. С лёгким свистом. Будто тот рубака испытывал бешенство, из-за того что не смог убить нас, сбросив с высоты… Выждав немного, Руди сказал – шёпотом, словно боясь, как бы не услышал тот:
– Вот и пригодились ножи-то.
Он достал один из столовых ножей и попробовал проковырять дыру в пломбе.
– Рыхлый, – с удовольствием сказал он и передал мне ещё один нож из стащенных.
Чуть позже я поняла, почему Руди испытывал удовольствие: успели добраться до более-менее надёжного места, где нас выцелить непросто. И пустили в неблагодарное для боевых ножей дело ножи столовые, которыми так неудобно было пользоваться во время обеда. Несмотря на то что пломба крошилась легко, я спросила дрожащим от пережитого (и понятого только чуть позже) страха голосом:
– Ты уверен, что мы сможем пробиться в хорошее для укрытия место?
– Боишься пуленепробиваемого оконного пластика? – пренебрежительно отозвался Руди. – Если б оно оставалось, никто бы не пломбировал окно.
Чуть позже его слова оправдались, и мы, уже выбросив покорёженные ножи за ненадобностью, принялись выламывать тонкий слой пломбы руками. Дело пошло легче, тем более, что виднеющиеся за нею тёмные пустоты здорово подбадривали. И, только когда мы влезли в пустую комнату, Руди глубоко вздохнул и сказал:
– Трусил ведь я. Сильно. А вдруг бы этот, сверху, успел бы спуститься до того, как нам войти сюда? Перестрелял бы нас, как в тире. Так что, Лианна, быстро ищем выход и драпаем подальше от этого места.
Мисти был на сто процентов согласен с ним, поэтому, именно благодаря кошачьему нюху или глазу, мы разыскали дверь в темноте – я боялась подсвечивать даже экраном вирт-связи. После чего выскочили – только не на улицу, а в коридор – пустой и гулкий. Здесь оказалось чуть светлей, чем в комнате. Мы сразу разглядели, что Мисти деловито потопал к следующей двери, которая выглядела гораздо ниже остальных, тянущихся в ряд. Руди осторожно подтолкнул её и расплылся в ухмылке.
– Смотри. Лестницы.
Никогда бы не подумала, что спуск в непроницаемый мрак окажется самым счастливым событием в моей жизни… Если бы не одна настойчивая мысль, отравлявшая радость: неужели рубил трос и стрелял в нас Монти – любитель экзотической охоты?
19
Так же осторожно Руди закрыл за нами дверь. Кот сидел на небольшой площадке и пытливо всматривался вниз. Водя светом включенного вирт-экрана по ступеням, я тоже приглядывалась к лестницам. Кажется, впереди пусто. Пора. Я шагнула на ступень ниже.
– Руди, а что это за лестницы? – невольно прошептала я, касаясь перил, жавшихся к стене отполированными трубами.
– Бесплатный переход от яруса к ярусу для тех, у кого нет кредитов на поездку в пассажирском лифте.
– И сколько лестниц от одного яруса к другому?
– В зависимости от самого яруса. Некоторых – двадцать. Некоторых еле-еле десять.
– А ты сможешь потом определить, где находится комната Дрейвена? Ну, Крота?
– Трудности будут не в том, чтобы определить. Его комната находится на ярусе номер тридцать. Номера, как видишь, до сих пор видны на стене и на двери-выходе с лестниц. Трудности будут в том, чтобы пройти на этот ярус. Сдаётся мне, миротворцы до него ещё не добрались. Но это так – предположения. Хуже, если до этого яруса добрались те, кто спасается от бригад зачистки. Та вертолётная площадка, с которой нас господин Альпин спас, находится всего четырьмя ярусами ниже. Так что идти по лестницам лучше осторожно, без спешки.
Некоторое время мы и правда спускались не слишком быстро – напряжённо прислушиваясь и приглядываясь к тому, что скрыто тьмой. Правда и то, что темнота здесь была неоднородная. На некоторых пролётах горели тусклые лампы, плоско вделанные в стены. На некоторых свет глухо мигал, словно вот-вот потухнет совсем. «Умирающий мир, – думала я, насторожённо взглядывая на вздрагивающий свет. – Как можно жить здесь? Или всё дело в силе привычки, в постепенной адаптации?» Спускаться было очень неудобно: одновременно быстро идти и проверять, что же там, впереди… До перил я боялась дотрагиваться, даже чтобы иметь хоть какую-то опору. Хотя до сих пор щеголяла в старой одежде, запылённой и даже дранной после стычки с монстрами на вертолётной площадке, к перилам больше не могла прикоснуться – из странной брезгливости.
В общем, я была благодарна этой пустынной лестничной дороге, что заставляла думать только о себе, а не предаваться воспоминаниям о том, как умирал Дрейвен. Хотя порой я ловила себя на мысли: нет у меня впечатления, что уиверн погиб! Может, это оттого, что я не видела последних мгновений его жизни? Но разве не достаточно было увидеть, как его втаскивают в толпу мутантов?..
Всё равно не верю…
Мы остановились на одной из лестничных площадок отдохнуть, отдышаться. Я первой, как услышала про отдых, присела на предпоследнюю ступень пройденной лестницы – голова кружилась от бесконечных поворотов и темноты, не говоря уже о гудящих, словно распухших ногах… Мисти сразу вскочил ко мне на колени. Как ни удивительно – не затем, чтобы выпросить привычную порцию ласки, а затем, чтобы лечь, распластавшись и уткнувшись башкой в мой живот. Кажется, ему тоже не нравилось ходить голыми лапами по этому полу… Этот – тоже. Любимец Дрейвена… Смотришь на него – и вспоминаешь. Не хочу вспоминать. Не хочу. А Дрейвен снова взглядывает на меня пустыми глазами… И мне снова хочется кого-нибудь убить.
Надо бы отвлечься от воспоминаний.
– Странно, вроде совсем недолго идём, а впечатление… – угрюмо высказалась я.
– Ничего странного, – устало сказал Руди. – В темноте теряется чувство времени. Обычное дело. Мы идём уже второй час… Лианна, – обратился он, присаживаясь рядом. – Я всё думаю о том, что ты мне рассказала. Думаю-думаю, и что-то нехорошее в голову лезет.
– Что именно? – Я ладонями обняла голое, пусть и бронированное тело кота. Нет, несмотря ни на что, он всё-таки в этих подвалах мёрзнет.
– Вот, думаю: почему ты в комнату Крота решила пойти? – Руди вздохнул. – Не… Я, конечно, помню, что попугаться хочешь, а потому, как цель сходить туда и обратно, Кротова нора очень даже ничего. Но почему именно туда?
– Другой цели не вижу, чтобы прогуляться, – печально сказала я. И тут же сообразила: – А вдруг там, у него, что-то из личных вещей осталось? Заодно и заберём – на память о нём.
– Нет, глупости говоришь, – покачал головой Руди, пытаясь потянуться, чтобы размять спину. – Личные… Нет у него там никаких личных вещей. Он никогда ничего там не оставлял. Разве что продукты, но совсем мало – так, на всякий случай, если задержаться придётся. Комната-то у него передаточная: он приходит, дожидается курьера с верхнего яруса, получает препараты, уходит. Или отсиживается, если вдруг что типа облавы… Нет, про цель я понимаю всё. Только вот всё равно нехорошее что-то чую… Или это оттого, что тот парень рассказал? Не знаю.
– Озвучь своё нехорошее, – попросила я. – Пока отдыхаем – подумаем вместе.
– Почему – комната?
Руди высказался очень кратко, но по существу.
А правда, почему я решила, что мне обязательно надо пойти именно в эту комнату?
– Это было первое, что в голову пришло, когда подумала об экстремальной ситуации. А что тебя тревожит?
– Меня-то? А вдруг ты туда не сама пошла? Вдруг тебе эту мысль подсказали? Не слишком ли ты уверенно захотела на нижние ярусы?
Когда я поняла, о чём он, меня накрыло холодной волной пота.
– Ты хочешь сказать, что Монти прятался где-то на пути моего взгляда и внушил мне желание пойти… – Я зажмурилась. До мерцающих перед глазами искр. – Не Монти. Он хочет видеть меня своей женой. Ему невыгодно.
– А кому выгодно? – немедленно спросил Руди.
– Из тех, кто рядом, никому. Если меня не будет, Адэр, например, лишится места в Драконьем гнезде. Стандартный договор мы должны перезаключить в этом году. А я ему плачу немалые деньги. Остальных в доме Монти я не знаю. Да если бы и знала, то ситуацию с наследством все хорошо понимают. В доме Монти всем выгодно, чтобы я никуда не уходила.
– А парень этот, Адэр, точно ничего не поимеет с твоей смерти? – уже осторожно спросил Руди. – Ведь он, получается, единственный…
Он не договорил, но и без последних слов было понятно, о чём он думает. Я промолчала. Сознание менять трудно. И думать о том, что Адэр, сурово заботливый во всём, что казалось моей охраны, может быть убийцей или тем, кто так легко подтолкнул меня по сути к самоубийству, тяжело.
Бронированный кот под моими ладонями резко повернул башку. Я хотела сказать Руди, что пора бы подниматься со ступеней и бежать дальше. Но Мисти вдруг напрягся, глядя на следующую лестницу вниз. Прежде чем я это сообразила – точнее, восприняла, мои ладони соскользнули с тёплого тела Мисти на пулемёт, тоже лежащий на коленях.
– Руди, – вполголоса предупредила я.
Но Руди и сам уже смотрел в том же направлении, куда уходил кошачий взгляд, смотрел – вцепившись в оружие. Поэтому я, левой рукой придерживая Мисти, правой даже не нацелила свой пулемёт на вторую лестницу, а просто облегла пальцами спусковой крючок.
Звук, глухой и пока невнятный, шёл несколькими лестницами ниже, постепенно, очень медленно поднимаясь к нам. Если я правильно считала до сих пор, до следующего яруса с выходом на улицу осталось три лестницы.
Гудение. Еле слышное, тонкое, время от времени монотонное, время от времени срывающееся. Похоже на гудение сквозняка, когда, заплутавший среди этажей, в воздухопроводах завывает ветер.
Руди мгновенно встал; плавно, почти не прошелестев одеждой, бесплотной тенью шагнул в беспокойную тьму. Вспоминая расположение лестниц и звериным чутьём чуя движение рядом, я поняла, что он стоит на краю следующей лестницы вниз. Характерный щелчок: кажется, он переключил пулемёт на лучевой заряд. Поскрёбывание – тоже знакомое: уменьшает его. Зачем? Дошло: хочет посмотреть, приглушив мощность заряда, что там такое, это завывающее.
Мисти прыгнул в сторону. Кажется, собирается идти рядом. Зачем мы его взяли? А не возьми его – орал бы от тоски, всех в доме Монти всполошил бы.
Моих пальцев коснулись тёплые пальцы Руди. Движение предвидела. Здесь, в темноте, чувства обострились так, что, казалось, могу предвидеть даже то, что он ещё только задумает. Пальцы чуть опёрлись на мои – это Руди шагнул вниз. Приоткрыв рот, чтобы не слышно было зачастившего дыхания, начала спускаться вместе с ним. Лестница. Другая… Нытьё, близкое к поскуливанию, нарастает. Теперь в нём слышна боль… Шелест справа, в котором еле различила слова:
– На площадку… Вирт.
Мы включили одновременно: я – экран вирт-связи, он выстрелил в стену из пулемёта. Дыхание перехватило у обоих: в нескольких шагах от нас, на ступенях, лежало что-то большое, длинное и блёкло-белое. Оно еле шевелилось – странными белёсыми частями, пытаясь ползти, и поскуливало.
– Лиа, на лестницу! Быстро!
Крик Руди ударил меня по голове, по нервам. Взлетела на лестницу – с отчаянным боем сердца. Обернувшись, как ужаленная, – оставила одного! Справится ли?! – и, раскрыв рот, смотрела, как он жарит, сжигает ползущее тело таким мощным лучевым зарядом, что рискует вообще остаться без боезапаса. Что он делает?! Крик: «Не надо!» рвался наружу, но, зажав себя в рамках: «Он знает, что делает!», вздрагивая, выжидала окончания его странного действа.
Пахнуло поджаренным мясом – мясом гнилым, словно в костёр бросили дохлую крысу… Странные детские воспоминания качнулись с этим дымным смрадом: мы с мальчишками смылись во время ночного часа с территории приюта; нас, девчонок, всего две, и мальчишки обращаются с нами снисходительно, но то и дело пугают: то разожгут костёр и бегают вокруг него с факелами, то бросают в огонь всякую дрянь, чтобы всего лишь посмотреть, что из этого будет. Вонь от сгнившей одежды, вонь от горящей плоти, вонь от химии из каких-то прометаллических бутылочек, которые так интересно летают и подпрыгивают, взрываясь. А двое пацанов уже сидят подальше от всех бурно веселящихся и, разрезав остатки бутылок, старательно внюхиваются в их содержимое… Перед глазами уже не тьма, а странные видения. Они пока ещё не совсем отчётливо видные, но я знаю, чем вот-вот станут эти гибко плывущие во тьме фигуры, и я вижу, как они постепенно обретают форму монстров с вертолётной площадки, и мутировавшие чудовища подступают ко мне ближе и ближе, кровожадно скалясь и утробно, голодно рыкая…
– Слушай меня! Только меня! Не смотри вокруг!
Руди затыкает мне нос и рот какой-то тряпкой и ведёт меня, странно послушную, с лестницы. Несмотря на взволнованные интонации в голосе Руди, я слышу главное: он тоже видит этих монстров! Но он спасёт меня, и поэтому я расслабленно подчиняюсь ему. Он ведёт среди чудовищ, повторяя одно и то же: «Не бойся! Я рядом!» Потом заставляет сесть, потому что монстры оказались далеко за нашими спинами, и, значит, теперь безопасно. Я всё ещё слышу его голос, хотя сама в прострации – или в глубоком сне?
– Как я раньше не догадался?! Дьяволы всё забери! Надышалась! Что теперь делать?! Ложись и не двигайся!
