Текст книги "Выбор судьбы (СИ)"

Автор книги: Dragoste

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Что было сил, Клиган кинулся к королеве, рубя и кромсая своих врагов. Вновь на его пути встал один из предводителей вражеского воинства, и вновь в смертельной битве схлестнулись мечи… А дальше, дальше все было, как в тумане. Подбежав к павшей королеве, Пес подхватил на руки ее бездыханное тело, перекинув через плечо, чтобы освободить руки. По воле злого рока они оказались в самой гуще событий, лишенные даже шанса на спасение. Враги обступили их со всех сторон, а сил отражать их атаки почти не оставалось. Глаза застилала кровавая пелена, острый вкус железа подступил к горлу, но воин не желал сдаваться на милость изменчивой судьбе.

– Что ж, Пташка, похоже, я не смогу сдержать свое обещание, – проговорил Сандор сам себе, но тут же за его спиной раздался душераздирающий крик Рейгаля, второго дракона Дейенерис. Ворвавшись в самое сердце битвы, он с грохотом, сотрясшим землю, приземлился подле Клигана, окружая их кольцом пламени.

– Что б меня, – проскрежетал Пес, отшатнувшись от огромного чудища, призывно опустившего крыло. – Ну, нет уж, – твердил он. – Опять этот проклятый огонь!

Сзади послышалось ужасающее шипение, и не успел Сандор обернуться, чтобы отразить атаку, как почувствовал острую боль в боку. Пропоров пластинчатую бригантину, копье Белого Ходока вонзилось в плоть, и кровь, пышущей жаром струйкой, обагрила доспех, и если бы Рейгаль не набросился на Иного, обдав его своим огнем, Клиган уже искал бы встречи с Неведомым, пройдя за грань миров.

Никогда еще он не видел дракона так близко. Умом мужчина понимал понимал, что должен сделать, но какой-то неведомый ему дотоле страх, взыграл в его сердце. Дракон – это огонь, а огонь – это смерть. Это был барьер, который он никогда не мог преодолеть, но на секунду задержав взгляд на глазах монстра, воин прочел в них до боли знакомое выражение. То же молчаливое смирение он видел в глазах Нимерии, когда дух Сансы вселялся в ее тело. А может это были лишь химеры уставшего, расшатанного воображения, принимающего желаемое за действительное.

– Пташка, – прошептал он, подходя ближе. – Быть не может!

Впрочем, времени для сомнений не было, поэтому перекинув Дейенерис через спину Рейгаля, мужчина, стиснув от боли зубы, взобрался к нему на спину, ухватившись за массивный шип на хребте, чтобы сохранить равновесие. Взмахнув огромными крыльями, отталкиваясь от тлеющих тел, дракон взмыл ввысь.

В тот миг Клиганом овладело ни с чем несравнимое чувство, которое настигает каждого, кто осмелился вкусить всю прелесть полета. Перед глазами открывался целый новый мир, а дыхание перехватило от восторга. Вдали раскинулись башни Винтерфелла, о боги, он даже представить не мог, что битва захватила и отнесла его так далеко от крепостных врат. Безусловно, произойдя все это при других обстоятельствах, он с восхищением наслаждался бы этим завораживающим чувством, но боль в боку постепенно возвращала его к реальности, притягивая к земле. Казалось, что сама смерть восседала за его спиной, унося в загробный мир. Перед глазами все поплыло, его окружил непроглядный мрак, а потом все стихло и погрузилось в пугающую неизвестность.

========== Эпилог ==========

Осознание происходящего вернулось не сразу. Сначала пробудились ощущения: вокруг было тепло и мягко, даже не хотелось вырываться из этой блаженной пустоты, где властвовали две скорбные сестрицы – тьма и тишина, но мучительный голод, сковавший низ живота, неудержимо возвращал затуманенное сознание к реальности, напоминая о мирских потребностях. Следом за осязанием на свободу вырвалась способность воспринимать и различать запахи. В ту же секунду в нос проник аромат приторных благовоний, смешанный с морозным воздухом, тающих свечей и жженой древесины. Давненько он не ощущал ничего подобного. Вскоре к жизни вернулись и звуки: потрескивание дров в массивном камине, отдаленный вой волков и тихий, но до боли знакомый шепот.

– «Пташка», – пронеслось в его голове, но мысль так и осталось мыслью, не сумев облачиться в слова. Сандор попытался закричать, но его голос, достигший самых дальних уголков существа, никто не услышал. – «Без сознания!» – решил Клиган, пытаясь вырваться из коварных объятий этого кошмара. Постепенно память возвращалась к нему, пронося перед глазами кровавые образы минувшего: ночь в покоях Сансы, битва с Белыми Ходоками, огонь и…дракон! Он вспомнил, как восседая на спине Рейгеля, будто всадник Древней Валирии, вознесся к небесам, а дальше…дальше была пустота и мрак, от которых, казалось, не было спасения. Но закон жизни заключался в том, что ничто не могло продолжаться вечно: под тяжестью ветров рушались гранитные твердыни; унесенные ветром перемен, обрывались эпохи; даже боги сгибались под гнетом времени, сбрасываемые со своих сияющих пьедесталов. Это было неизбежно. Рано или поздно, всему приходил конец. Так пришел и конец его болезненному забытью.

Первая попытка раскрыть глаза успехом не увенчалась. Веки будто сковала тяжесть, а может, это разум не смог взять под контроль тело. Тут же горечь от осознания собственной беспомощности комом подступила к горлу. Страшнее всего была неизвестность. Клиган не знал, что с ним, не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, острая боль в спине пронизывала все тело, снова с снова раздирая его плоть каленым лезвием, а волны жара попеременно с холодом обливали его с ног до головы. Порой эта пытка ослабевала и услужливый разум подкидывал ему ответ на этот немой вопрос:

– «Маковое молоко!» – твердил он себе, чувствуя, как каждый глоток облегчением отзывается в его теле.

Постепенно к нему вернулось и ощущение времени. Каждое утро солнечный свет, прорезая мрак его тихой обители, врывался в его сознание сквозь сомкнутые веки, а по прошествии нескольких часов долгая зимняя ночь опять накидывала на него свое черное покрывало. Не сразу он начал свой пугающий отсчет, и чем дольше считал, тем больше впадал в уныние, готовый в любую секунду потерять надежду. День беспамятства, два, три… неделя… Это было невыносимо. В конце концов он забросил эту ужасную затею, предпочитая забвение горькому знанию, но тогда его стали одолевать ненужные мысли, от которых нельзя было убежать или отмахнуться. Одно лишь приносило ему некоторое успокоение: если он до сих пор жив, если чувствует боль, если слышит голос Пташки – они сумели спастись, вырваться из цепких лап смерти. Но какой ценой? Где они нашли пристанище? Одержали ли победу или унеслись прочь на крыльях королевского дракона? Эти вопросы не давали ему покоя, сводя с ума от вереницей тянувшихся предположений.

Каждый раз Клиган старался прислушаться к тихому бормотанию Сансы, надеясь вынести из него хоть какую-то полезную информацию, но этот нескончаемый поток слов сливался в его сознании в непонятную какофонию звуков. А потому случилось самое страшное: рассудок подсказал ему другую, более страшную, но возможную реалию – все, что произошло с ним после ранения было лишь плодом его лихорадочного воображения. Может быть в действительности он умер, а его дух оказался заточен в тюрьме для грешников, обреченный на вечные муки неизвестности, обманчивого шепота, несбыточной надежды, а так же льда и пламени преисподней. Может это наказание за реки крови, пролитой им; за ненависть, разрушившую его изнутри; за страх, что он сеял в душах слабых и за злость, которую вымещал на всех, кто осмеливался даже взглянуть в его обезображенное лицо. От одной лишь мысли об этом все его существо передернуло.

– «Нет!» – твердил он себе. – «Этого решительно не может быть!»

Не для того он прошел все это дерьмо, все лишения, нестерпимую боль и, главное, огонь, чтобы умереть, не увидев небесной лазури милых сердцу глаз. Грешники должны были предстать пред судом богов прежде, чем спускаться в полымя преисподней и, если этого не произошло, значит, он жив.

– «Я жив», – уверял он себя, – «не мог же я проворонить собственную смерть!»

Из раза в раз он пытался собраться с силами, дать знак, что жизнь еще теплится в его теле, но у него не выходило. Но, видимо, Воин не оставил своего подопечного, в час, когда надежды в его сердце уже не оставалось, он послал ему спасительную соломинку, за которую мужчина ухватился с неистовством раненого зверя, не желающего сдаваться во власть Неведомого.

На рассвете тридцатого дня пронзительные солнечные лучи рассеяли мрак опочивальни, направив свое золотистое сияние на сомкнутые веки воина. Вспышка была ослепляющей, вырывающей из объятий страшной хвори. Постепенно свет стал мягче и из белого расплывчатого морока стали вырисовываться неясные силуэты, постепенно обретавшие форму.

Обителью ему стала небольшая опочивальня, расположенная, видимо, в одной из круглых башен. По левую руку от входной двери гнездился внушительных размеров камин, в котором пылало целое полено, напротив него находилась его кровать, укрытая десятками шкур, с краев стояли две тумбы, а у окна нашел пристанище небольшой дубовый стол, уставленный десятками маленьких бутылочек и мейстерских склянок.

Уперев локти в пуховую перину, мужчина попытался подняться, но собственное тело его нещадно предавало. Ослабев от долгого бездействия, руки не выдержали веса его тела, голова закружилась, а спину тут же пронзила страшная боль и, издав тихий стон, Клиган повалился на кровать. Коснувшись ладонью подбородка, его рука погрязла в жестких волосах.

– Судя по длине отросшей щетины, я провалялся тут не меньше месяца, – прохрипел он, не узнавая собственного голоса, но повернув голову в сторону, затих, увидев на софе близ его ложа, мирно дремлющую Сансу. Опустив рыжеволосую головку на руки, она закуталась в волчью шкуру, вжавшись в мягкие подушки. Превозмогая боль, Сандор придвинулся ближе, перебирая меж пальцами ее шелковистые локоны. Почувствовав это прикосновение, девушка распахнула веки, с ужасом глядя на мужчину, но мгновение спустя страх уступил место молчаливому неверию с примесью разгорающейся надежды.

– Пташка, – проговорил мужчина, утопая в манящей синеве ее глаз.

– Сандор, – кинувшись ему на шею, радостно прокричала она.

Все его тело ныло от боли, но воин покорно стерпел мучение этой близости, ибо пытка для тела обернулась сладостным наслаждением для души. Еще никогда не бывало такого, чтобы после ранения за ним ходила благородная леди. О, Боги, да кого он пытается обмануть? Вообще никогда не бывало такого, чтобы за ним кто-то ухаживал, не считая далекого и наполненного страданиями детства, когда после нападения Григора возле него сидела старшая сестра.

Санса позволила ему почувствовать себя нужным и желанным и осознание этой нехитрой истины целительным бальзамом разливалось по его телу приятным теплом.

– Мейстеры говорили, что с каждым днем надежды все меньше, но я верила и молила Матерь о милосердии, – заливаясь слезами радости причитала девушка. Наконец, долгие бессонные ночи и дни, наполненные горечью суровой реальности, подошли к концу.

– Меня не так легко убить, – усмехнулся Пес, коснувшись ее щеки мозолистой ладонью, – На мне, как на собаке, все быстро заживает!

– В этот раз Неведомый подошел к тебе намного ближе, чем раньше. Почти месяц ты пролежал в горячке. Никто уже не думал, что ты сможешь выкарабкаться из лап смерти.

– Как видишь, я жив. А если ты принесешь мне вина и чего-нибудь пожрать, я вообще стану, как новенький, не считая дефекта, оставленного моим братом, разумеется, – усмехнулся мужчина.

Санса с быстротой и грацией лани подошла к небольшому столу и до краев наполнила кубок золотистым борским вином и, вручив его Клигану, выпорхнула из комнаты. Осушив чашу несколькими глотками, мужчина с наслаждением повалился на подушки. Алкоголь приятно туманил разум, но в тоже время придал сил. В какое-то мгновение ему даже показалось, что боль отступила.

– Еще не из таких передряг выкарабкивался, – сказал он сам себе и, скрежетнув зубами, попытался подняться. Ослабевшие ноги подкашивались, но ухватившись за тумбу, мужчина сумел сохранить равновесие и медленно, словно древний старец, подошел к умывальнику, с замиранием сердца глядя на свое отражение. Казалось, что из зеркала на него смотрел незнакомый человек, до того худым и обросшим он стал. От длительного недоедания глаза и щеки впали, тело осунулось, щетина обратилась бородой, сокрывшей шею до половины. – Да, мой друг, ужаснее ты еще никогда не выглядел!

Наполнив таз с водой, Сандор окунулся в него с головой, смакуя этот приятный момент. Вода освежала и исцеляла одновременно, казалось, даже сил поприбавилось. Взяв с небольшого столика лезвие, мужчина начал сбривать густую растительность, скрывавшую здоровую половину его лица.

– Что ж, по крайней мере, не так ужасно! – глядя на свое преображение, бросил он, поворачиваясь спиной к зеркалу, разглядывая печать, оставленную Иными. Почти под ребрами, смещенная в левую сторону, зияла почти затянувшаяся рана, одно прикосновение к которой, причиняло нестерпимую боль. – Одним шрамом больше, – проговорил Клиган. – Все равно им давно счет потерян.

Звук заскрипевшей за спиной двери заставил его по привычке отшатнуться в сторону, готовясь к нападению. Не так легко было избавиться от годами выработанной привычки. С подносом, доверху заполненным едой, на пороге показалась Пташка, кивнув головкой в знак одобрения, глядя на преображение воина. Накинув на плечи холщёвую рубаху, Пес уселся на стул, жадно хватаясь за еду.

Шок от неожиданного пробуждения постепенно прошел, и его место занял всепоглощающий голод, сводивший низ живота. Он даже представить себе не мог, что был настолько голоден. Поднос был уставлен многообразием снеди: тушеное мясо с овощами, запечённая оленина, вареная репа, хлеб, половина головки сыра, некое подобие похлебки с чечевицей и доверху наполненный вином штоф – воистину царское угощение.

С жадностью набросившись на еду, мужчина думать забыл о правилах приличия, хотя, собственно, они никогда и не имели для него значения. Столовые приборы отправились к Неведомому – он ел руками, обильно сдабривая трапезу вином. Видя эту картину, Санса слегка поморщилась, но радость от пробуждения ее защитника в этот момент возобладала над желанием блюсти этикет. Сандор был жив, его аппетит говорил о том, что он пошел на поправку и вскоре его силы полностью восстановятся. Это было настоящее чудо, посланное богами, после стольких лет услышавшими ее молитвы. А остальное было не важно.

Утолив свой голод, мужчина довольно откинулся на спину, но тут же его передернуло от боли. – «Придется до поры до времени мириться с этой немощностью и быть осторожней!» – подумал Клиган, наполнив еще один кубок вином.

– Как я оказался здесь? – после некоторого молчания, проговорил Пес. – Последнее, что помню…как забрался на, мать его, дракона! А дальше… – мужчина задумался, пытаясь упорядочить свои мысли. – Что с королевой?

От одного упоминания о Дейенерис, глаза Сансы наполнились слезами. Слишком мало времени прошло с момента прощания, слишком свежи были раны кровоточащего сердца. Королева была ее подругой, протянувшей ей руку помощи в трудную минуту, ставшей для нее примером для подражания, не отказавшейся от нее после постыдного бегства из Вольных городов, а теперь ее не стало, и в душе царила безнадежная грусть.

– Она пала… погибла еще до того, как Рейгаль коснулся своими лапами земли, – пролепетала девушка, закрыв ладонями лицо.

– Это достойная смерть для воина и дважды достойная для истинной королевы, – ответил мужчина. А что, собственно, он сейчас должен был ей сказать? Никогда в жизни его никто не утешал, а потому и Клиган не знал, как это делается. Сказать по правде, его сердце тоже сжалось, когда он услышал эту новость. Дейенерис была той королевой, которой было не стыдно служить. При всей своей внешней хрупкости, она проявила стальную волю, истинную мудрость, справедливость и способность услышать голоса других людей, даже противоречившие ее собственному. Он ценил эти качества, хотя и прятал все свои мысли и чувства за маской равнодушия и злости.

– Остальные тоже… Битва унесла на крыльях смерти Серого Червя, Лораса и Гарланда Тиреллов, Гарольда Хардинга, Тристана Мартелла, дедушку Бриндана и тысячи других несчастных. Из тех кто пришел в Винтерфелл назад не вернется и трети. За эту победу было уплачено кровью стольких людей…

– Но мы победили. В отличии от предыдущих битв надменных лордов из-за богатства, славы и земли, сейчас смерть этих людей не была напрасной.

– Это слабое утешение для жен и матерей, ожидающих своих мужчин в холодных домах…

– Это война, Пташка. А война всегда несправедлива и жестока. Понимаешь?

– Да, – согласно кивнула она, отхлебнув несколько глотков из своего кубка.

– Скажи, как нам удалось одержать победу? Бой был безнадежен…

– Наверное, только чудо уберегло нас от неминуемой смерти. Когда Дейенерис пала, сир Барристан запретил об этом упоминать. Битва продолжалась три ночи и три дня. Те кто не был убит в бою, падали от усталости, огонь пылал повсюду. Чтобы как-то помочь воинам, с помощью своего дара я подняла в небо одного из драконов. Огненная лавина накрыла эти земли, сметая все, что попадалось ей на пути: Белые ходоки, упыри, люди, животные – это было ужасно, – на мгновение девушка остановилась, собираясь с силами и глотая слезный ком, подступивший к горлу. – Казалось, их ордам не будет конца, но на восходе третьего дня, когда кровавый закат залил небеса, за этой черной тучей мы смогли разглядеть светоч надежды.

– О чем ты?

– Сталь и пламя сделали свое дело! Горящее сердце всегда одерживает верх над бездушными тварями. Мы сжигали павших товарищей, отрезая тем самым всякую возможность найти подкрепление. Драконы – великое оружие, без которого мы не смогли бы одержать победу в этой битве.

– Оружие с собственной волей, оставшееся без хозяина! – мрачно заметил Клиган. – Где они сейчас?

– В пещере, недалеко от Винтерфелла. Сир Барристан приказал согнать туда часть скота, чтобы они не нападали на людей. Пока все тихо.

– А что с Белыми Ходоками?

– Некоторые из них пали в бою, а остальные отступили назад. Слава богам, что нам удалось вынудить их бежать по разоренной ими же дороге, там не осталось жизни. Самые сильные бойцы из оставшегося войска добровольно вызвались продолжить наступление до тех пор, пока не смогут искоренить эту нечисть или же загнать ее в ту же бездну, из которой они вырвались. До сих пор мы получаем от них благие вести. Войска одержали победу, но путь к былому процветанию довоенных лет предстоит сложный и не многие из нас смогут его пройти, – отерев платком глаза, вымолвила Санса. Сандору оставалось только подивиться тому, сколь рассудительной стала его маленькая Пташка. Действительно, война заставила ее повзрослеть.

Подойдя к окну, мужчина окинул взглядом мертвую пустошь, окружившую Винтерфелл. На многие мили вокруг простиралась выжженная пустота, слегка припорошенная снегом. Из невысоких сугробов отовсюду выглядывали черные остовы огромных деревьев. Было очевидно, что десятилетия понадобятся на то, чтобы здесь вновь расцвела жизнь, чтобы холмы усыпали раскидистые рощи, чтобы утоптанная земля вновь стала плодородной, но начало было положено.

– Люди созданы для войны, Пташка. Годы мира и процветания делают нас слабыми, но сейчас, даже такому, как я ясно, что Вестерос нуждается в передышке. Земля настолько пропиталась кровью, что уже невозможно собрать войско, ибо не будет в Семи Королевствах семьи, которая не пережила бы смерть близких в этих нескончаемых бойнях.

– Это так. По воле злого рока все Великие дома Вестероса лишились своих сынов, а это…

– Повлечет за собой новую грызню меж теми, кто остался в живых. Сейчас десятки мелких лордов могут начать бойню за Железный трон.

– Вполне возможно. Пока власть взял в свои руки лорд Тирион, заняв место королевского Десницы, и остатки Малого совета…

– Кто бы сомневался, – прервал ее Пес, презрительно фыркнув.

– Но никто не знает, долго ли получится продержаться. На следующей неделе они отбывают в Королевскую Гавань. По информации наших пернатых гонцов, Киван и Джейме Ланнистеры заняли Кастерли Рок, готовясь к новым нападениям Железнорожденных, тем же занимается и Мейс Тиррел со своим сыном. Грейджои были единственными, кто не поддержал Дейенерис, а соответственно, единственными, у кого еще осталось войско. Сейчас они опасны, как никогда!

– Не бойся, Пташка, они не попадут в Винтерфелл! – положив руку ей на плечо, проговорил воин.

– Так считали многие до тебя, но резня, учиненная Теоном, говорит об обратном!

– Каждая потеря делает нас сильнее и мудрее. Ты не повторишь ошибок, допущенных твоим братом.

– Возможно…– задумчиво проговорила она, застыв взглядом на танцующем пламени свечи. – Это еще не все!

– Что еще?

– После смерти Роберта Аррена и гибели Гарольда Хардинга Долина осталась без власти. Лорд Тирион говорит о том, что я, как единственная оставшаяся в живых наследница тети Лизы, должна заявить свои права на господство в Орлином Гнезде, но…

– Чтобы удержать Долину, нужно войско, а жалкие остатки северян, нуждаются в покое…

– Я тоже так посчитала, – согласно кивнула Санса, – поэтому мы отправили туда письмо с предложением сделать меня хранительницей этих земель до окончания зимы, а потом учредить совет, на котором будет выбран новый наместник или же окончательно утвержден старый.

– Идея неплохая, – задумчиво потирая подбородок, проговорил Клиган. – Но я бы не питал напрасных иллюзий по этому поводу.

– Мы выиграли войну, я вернулась домой – иной награды мне не нужно. Я всего лишь хочу, чтобы мой сын рос на родной земле, – коснувшись ладонью своего живота, проговорила девушка. – В Винтерфелле должен сидеть Старк!

– Пташка… – со вздохом проговорил мужчина, но в эту секунду мысль, будто молния, пронеслась в его разуме. Оглядев девушку с головы до ног, Сандор осмелился произнести свою догадку в слух, пытаясь унять дрожь, терзавшую его тело. – Твой сын?

– Да, – кивнула она, на миг испугавшись выражения, застывшего на его лице.

От одной мысли, что она могла понести ребенка вне брака, ком подступал у нее к горлу. Узнай об этом ее старая септа, перевернулась бы в гробу. Разве это достойное поведение для благородной леди? Была война, а война оставляла за спиной нормы морали, правила приличия, долг и честь. По крайней мере, случившееся с ней произошло по доброй воле с любимым мужчиной, чего нельзя было сказать о сотнях других барышень, взятых насильно. Война заставила ее повзрослеть. – Я беременна, – прошептала Санса, опустив голову на грудь.

Услышав это признание, Клиган потерял дар речи. Никогда он даже помыслить не смел о подобном, но жизнь распорядилась иначе. Они не выбирали подобной участи, то был выбор судьбы, сделанный за них высшими силами. Это была жестокая насмешка богов, решивших соединить нерушимыми узами представительницу древнего рода с тысячелетней историей и телохранителя из Королевской гвардии, чья родословная насчитывает три поколения псарей с Бобрового Утеса; утонченную леди и грубого воина; красавицу и чудовище. Это казалось невозможным, но стало реальностью: абсурдной, невозможной на первый взгляд, но истинной.

– Сандор, – тихо проговорила девушка, потрепав мужчину по плечу. Молчаливая задумчивость, воцарившаяся меж ними, начала потихоньку сводить ее с ума. Не такой реакции она ждала. – Сандор, – более настойчиво проговорила Санса.

Пташка ждала от него ответа, а он словно онемел, пытаясь принять случившееся. Какая-то часть его души, твердила о том, что происходящее с ним сейчас, является лишь продолжением его беспамятства, очередной иллюзией, посылаемой больным воображением. Чтобы прийти в себя, доказать себе обратное, воин надавил на рану, боль тут же разнеслась по всему телу, еще больше исказив его лицо.

– «Это все правда», – пронеслось у него в голове, но слова так и не сорвались с его языка. Слишком неожиданной была эта новость, слишком дорогой подарок судьбы. Все что он смог сделать в этот момент, это упасть пред ней на колени, обхватив тонкую талию девушки. Пьянящий аромат благоуханных масел окружал Сансу едва уловимым ореолом, туманя разум. Прислонив лоб к животу своей возлюбленной, мужчина почувствовал, как скупая мужская слеза прочертила влажную дорожку по его изувеченной щеке.

***

Ночь укутала землю черным плащом, на котором, будто бриллианты, мерцали звезды, заставляя серебриться нескончаемые сугробы. Ночная владычица уже заняла свое почетное место на небосводе, будучи молчаливой свидетельницей разыгрываемого перед ее взором действа. Глядя на Винтерфелл с высоты птичьего полета, казалось, что замок превратился в сияющий во мраке маяк, ставший путеводной звездой для запоздалых путников. По периметру крепостной стены, на зубчатых крышах башен радостно плясали язычки пламени, а небольшая дорожка из факелов змейкой вилась в сторону богорощи, разрушая непроглядный мрак.

Морозный воздух слегка пощипывал кожу, но никто из собравшихся не придавал этому никакого значения, ибо души и сердца грела царившая вокруг обстановка праздничной суеты и беззаботной радости. Впервые за долгое время люди могли себе позволить искренне порадоваться и отдохнуть, не думая о завтрашнем дне, о долгой зиме, о нехватке урожая. И причиной этому веселью послужила свадьба, столь неожиданная для всех, что многие до сих пор не могли поверить в истинность этих слухов. Пред ликами старых богов в богороще Винтерфелла решили сочетаться браком Санса Старк и Сандор Клиган. Две личности столь противоположные друг другу, что присутствующие пытались угадать истинную причину этой скоропостижной свадьбы.

На первый взгляд недалеких умов мотивы Клигана были понятны каждому: богатая наследница древнего рода была лакомой конфеткой для любого лорда, а учитывая красоту девушки, ставшую немалым довеском к землям и власти – она стала поистине бесценной. С Сандором было куда сложнее: грубый воин не мог похвастаться богатством и происхождением, не говоря уже о красоте. Даже несмотря на то, что по высочайшему повелению почившей королевы Дейенерис, ему был дарован Дредфорт, в знак благодарности за проявленную отвагу при штурме в Королевской Гавани, мужчина все равно по рангу был ниже многих родовитых претендентов на руку единственной наследницы Севера. Это не давало покоя ни лордам, ни простому народу, став причиной многочисленных пересудов, и лишь немногие знали об истинной причине, соединившей эти сердца. И этой причиной стала любовь – в былые времена невозможная, обреченная, но сейчас ставшая реальностью.

Волею судьбы Санса осталась сиротой, брошенной на произвол судьбы в львиной пасти, но сумевшей вырваться из золотой клетки, улетев навстречу свободе. У нее не осталось ни близких, ни дальних родственников. У нее не осталось никого, кто имел бы право воспротивиться ее желанию. Не было даже монарха, который в былые времена мог наложить вето на этот неравный брак, а потому юная владычица Севера позволила себе принять это судьбоносное решение самостоятельно. Она, выросшая на сказках, узнала горький вкус реальности и больше не желала видеть подле себя трусливых летних рыцарей. Она хотела быть с мужчиной, чья стальная рука и железная воля помогут ей объединить и удержать под своими знаменами дикий и непокорный Север. Ей нужен был мужчина, для которого не имели значения ее имя и статус, и сейчас, шествуя к свадебному алтарю, она ни капли не сожалела о принятом решении.

На церемонию собрались лишь несколько десятков гостей – слишком мало для свадьбы наследницы Великого дома, но памятуя о прошедшей битве, о жертвах этой ужасной войны, мечтать о большем было бы кощунством. Не было ни роскошного пира, ни замысловатого убранства, ни септона. Не было пышных обрядов и пафосных клятв – были лишь истинные чувства, свет которых застыл на лице Сансы молчаливой печатью исполненной мечты.

Со всех сторон на нее были направлены десятки глаз, но девушка не испытывала ни стыда, ни страха, как в Королевской Гавани. Сейчас все ее существо было захвачено в водовороте счастья, за которое она цеплялась изо всех сил. Сандор был далек от ее прежнего идеала мужчины, но ее любовь поистине преобразила его: ни шрамы, ни крутой нрав воина больше ее не страшили, ибо она сумела разглядеть другую сторону луны, ту, что была скрыта от глаз других людей, но этого было достаточно.

Облаченная в белоснежное платье своей матери, которое чудом уцелело при пожаре, девушка больше походила на богиню, сошедшую с небес, чем на изгнанницу, прошедшую тяготы войны и лишения. Ее огненные волосы, поддерживаемые шелковой лентой, спадали на плечи свободными локонами, на белой парче наряда в причудливом танце застыли райские птицы, искусно вышитые серебряной нитью, длинные рукава струились до самой земли каскадом легкого атласа, а на плечах красовался фамильный серый плащ, отороченный мехом северной лисицы. Огромный лютоволк, оскалив свою пасть, застыл на спине, как призрак древнего величия ее рода – завораживающее зрелище. Санса шла меж стройными рядами собравшихся, навстречу своей судьбе под руку с Тирионом Ланнистером – еще одним без вины виновным изгнанником, презираемым собственной семьей. У чардрева, сопровождая эту пару спокойным взглядом, стоял Клиган, облаченный в доспехи Королевского Гвардейца. Огромный желтый плащ с тремя черными гончими укрывал его плечи, скрывая добрую половину амуниции.

Несмотря на грозный вид и маску безразличия, укрывшую его лицо, Сандор никак не мог унять душевные волнения, терзавшие его изнутри. Никогда не думал он, что будет дрожать, как осиновый лист при виде собственной невесты.

– Кто идет предстать пред божьим ликом? – произнес Клиган, всеми силами пытаясь унять дрожь в голосе.

– Санса из дома Старков пришла, чтобы выйти замуж. Взрослая и расцветшая женщина, законнорожденная и благородная, она явилась просить благословения богов, – произнес лорд Тирион. – Кто пришел, чтобы взять её в жены?

– Сандор из дома Клиганов, – произнес мужчина. – Кто отдает мне эту женщину?

– Тирион из дома Ланнистеров, ее посаженный отец и десница короля волею малого совета, – ответил карлик. – Санса, согласна ли ты взять этого мужчину себе в мужья? – глядя на Сандора, проговорил Тирион.

Казалось бы, нужно было произнести всего одно слово и девушка искренне хотела это сделать, но в самый ответственный момент дыхание у нее перехватило, и с губ сорвались лишь непонятные хрипы. Сейчас Санса была больше похожа на рыбу, выловленную из воды. Беспорядочно хватая воздух, она несколько раз пыталась ответить «да», но ничего не выходило. И только тогда, когда Тирион осторожно сжал ее дрожащую руку, дар речи к ней вернулся.