Текст книги "Слезы Тьмы (СИ)"
Автор книги: Дита
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
К счастью для Аренса, молодой вождь немного знал английскую речь. На смеси английского и маскоги Аренс объяснил ему, почему отряду нужно затаиться и почему ему самому надо ехать на встречу с врагом. Выслушав его, Расщепленный Камень задумался на несколько минут. Затем жестом подозвал к себе Андрея.
– Ты доверяешь ему? – спросил молодой вождь.
Андрей не колеблясь кивнул:
– Доверяю.
– Тогда сделаем так, как он говорит, – согласился Расщепленный Камень, – его план хорош.
Он положил руку на плечо Андрею.
– Ты умеешь читать в сердцах людей, и я надеюсь, ты не ошибся в этом человеке.
Аренс слабо усмехнулся, пришпоривая своего жеребца и направляя к едва заметному свечению впереди. Что ж, доверие Андрея дорогого стоит. Тем более что он сам себе не доверял.
Небо на востоке уже светлело, когда он подъехал к стоянке бандитов. Те расположились в небольшой ложбине, огражденной холмами и невысокими известковыми скалами. Кривое дерево раскинуло свои ветви над маленьким костром, уже почти прогоревшим.
Хассе, привязанный за руки к ветвям, казался неживым. Лицо у него было сильно разбито, на груди и бедрах синяки, царапины и подсохшие раны от плети. Глаза были закрыты, казалось, он не дышал. На миг упало сердце, и мир взорвался, обернувшись беззвездной мглой. Но Аренс заставил себя говорить и действовать спокойно. Он шагнул к костру, не обращая внимания на пистолеты и ружья, направленные ему в грудь.
– Это ты, Билли? – он усмехнулся, рукой откидывая с лица седую гриву волос и глядя в глаза поднявшемуся ему навстречу бывшему сотоварищу. – Что ж, может, ты и не узнал меня, зато я тебя узнал очень хорошо.
– Аренс? – в глазах Уильямса читалось глубокое потрясение. – Матерь Божья, Аренс Ринггольд, это правда ты? Но ты ведь мертв! Этот краснорожий дьявол Оцеола выстрелил в тебя, а потом проткнул ножом, как куропатку! Мне рассказал Соренсен, он своими глазами видел эту расправу.
– Как видишь, я живой, – пожал плечами Аренс, – можешь дотронуться и проверить. Вот, услышал знакомый голос и решил взглянуть, кто тут шляется.
Уильямс схватил его за руку, сдавив своими железными лапищами с такой силой, что Аренс поморщился.
– И правда живой, – глаза Уильямса вспыхнули темным пламенем. – Не иначе сам дьявол вернул тебя нам, дружище! Впрочем, меня тоже вернул он. Вот, гляди.
Он сдвинул куртку на волосатой груди, продемонстрировав уродливый шрам под ключицей.
– По счастью, у меня хватило мозгов притвориться мертвым. Но пришлось поваляться, да и пулю доктор так и не сумел вынуть.
Аренс ухмыльнулся, отняв руку и прошествовав к костру, вокруг которого сбились в кучу бандиты. Шестеро, не считая Уильямса, который, видимо, был предводителем отряда.
– Смотрю, вы поймали красного петушка, – Аренс кивнул на Хассе, который не подавал признаков жизни. Лишь грудная клетка его слабо двигалась в такт неглубокому дыханию. Аренс стиснул зубы, чтобы не выдать себя.
– Да, поймали его под вечер, – Уильямс осклабился, продемонстрировав почерневшие зубы, – ребята его немножко потрепали. Впрочем, их можно понять, давно баб не видели, а этот щенок из ихних шлюх, «человек с двумя душами», так их зовут краснорожие черти. Сейчас чуть передохнем после ужина и развлечемся по-настоящему.
– А для меня пожрать не найдется? – Аренс демонстративно отвел взгляд от пленника. – Третий день маковой росинки не было во рту.
– Найдется, – Уильямс с готовностью придвинул котелок с остатками жаркого. – Послушай, Аренс, у тебя ведь волосы были… другие. Это как так вышло?
– Ну, красный дьявол меня хорошо продырявил, – пожал плечами Аренс, погружая пальцы в котелок, в остывший соус, – поседел вот, пока выбирался. Со смертью я теперь на короткой ноге.
Он обвел бандитов тем взглядом, что так напугал Хассе несколько дней назад. Целую вечность, если так посмотреть. С удовольствием убедился, что на бледнолицых взгляд этот действует так же, как на краснокожих. Зачерпнул мяса с травами и с жадностью отправил в рот. Соус потек по подбородку, но Аренс не стал утираться. Он старался жевать медленно, демонстрируя безразличие ко всему и вся. Следовало дать время Андрею и Расщепленному Камню с его людьми. Он думал о том, что молодой вождь сделает все, чтобы спасти Хассе. Сердце снова сжал раскаленный кулак ревности. С этим молодым красивым вождем Хассе всегда был особенно приветлив, позволял обнимать себя, принимал подарки.
На короткий миг Аренса снова охватило желание рассказать Уильямсу и его приятелям о засаде. Пусть даже мальчишку придется делить с остальными… Но стоило ему представить хрупкого, тоненького Хассе, бьющегося в руках насильников, и в глазах потемнело.
– Хочешь присоединиться к нам? – словно прочитав его мысли, спросил Уильямс. – Мы помогаем регулярникам, ловим тут беглых краснокожих. Получаем наличные, да еще и такие вот попадаются, то шлюхи, то щенки, – он кивнул на Хассе. – Для разнообразия можно и мальчишку попробовать. Помнится, ты и сам не брезговал.
– Чего тут брезговать? – пожал плечами Аренс, доедая мясо. – У этого щенка тоже найдется куда присунуть. Когда это я отказывался от симпатичной задницы?
Бандиты расхохотались его грубой шутке. Похоже, он становился своим среди них. Аренс с горечью подумал, что даже сейчас желание остаться с бандой не угасло. Быть свободным от обязательств, от безумия Темных Троп, от чужих голосов и чужих мыслей. Это было соблазнительно настолько, что на какой-то миг он почти решился. Ровно до того мгновения, как Билл Уильямс поднялся, с развратной ухмылкой глядя на привязанного к дереву пленника.
– Ну что, повеселимся, – ухмыльнулся Уильямс, вынимая нож. – Как гостю, тебе предоставлю право первого раза.
Он подошел к Хассе и перерезал веревки на его запястьях. Затем обрывками снова накрепко связал ему руки спереди и толкнул к костру. Хассе пошатнулся, едва не упав лицом в огонь.
– Рожу бы ему помыть, – Аренс недовольно поморщился, – чтобы на человека стал похож хоть немного. Знатно вы его разукрасили.
– Ну, увлеклись ребята, – пожал плечами Уильямс. – Впрочем, ручей вон он, за теми камнями. Хочешь, сам его помой. Да не торопись. А мы с парнями посмотрим, – он хохотнул, ущипнув Хассе за бок, – может, научимся чему новому.
Хассе не сопротивлялся, когда Аренс схватил его за связанные руки и поволок к бегущему неподалеку ручью.
[Грани Зла]
– Не бойся, – успел прошептать он, притворяясь, что треплет пленника за волосы, – Андрей и воины здесь…
Хассе не подал виду, что услышал. Споткнулся, упав на колени, попытался встать. Аренс рванул его за волосы, швыряя в ручей. Бросил короткий взгляд на край холма. Он был уверен, что индейцы следят за каждым его движением. Странное чувство вдруг охватило его, словно время прекратило свой бег. Он был на распутье, не имея сил сделать ни шагу дальше. Вернуться к людям Уильямса, белым, таким же, как он сам. Отбросить все, пережитое с индейцами, с Хассе, вернуться домой. Его усадьба по-прежнему стоит, он был уверен в этом. Вернуться к той жизни, что принадлежала ему по праву рождения. Забыть, как страшный сон, все, что случилось за прошедший год.
Хассе глотнул воды из ручья и тихо застонал, подняв разбитое лицо. Аренс намотал его длинные волосы на кулак, подняв вторую руку, будто в знак единения с теми, кто сидел у костра. А на деле – подавая знак Андрею и его воинам. Хассе стоял на коленях, голый, избитый, замученный до полусмерти. Но при взгляде на него Аренс вдруг понял, что, даже вернись он обратно в мир белых людей, ничто не будет прежним. Он сам не будет прежним.
«…горькими слезами заплачет тьма, покидая тебя…»
Сердце его разрывалось от тоски… и от неимоверного облегчения. Словно приняв решение, он окончательно сбросил наваждение прошлого. По лицу потекло что-то. Не сразу Аренс понял, что это слезы. Он глухо застонал, срываясь в рыдания.
Стоя на коленях, Хассе прижался щекой к его бедру. Когда прогремели первые выстрелы, Аренс толкнул его на каменистый берег ручья и накрыл своим телом, уберегая от шальных пуль. Он видел воинов, спускающихся в ложбину, слышал выстрелы и крики, но был будто за прозрачной непроницаемой стеной. Хассе лежал неподвижно, но Аренс чувствовал, как бешено колотится его сердце.
Все кончилось очень быстро. Семь мертвых тел – Аренс не стал смотреть на них, предоставив индейцам позаботиться о мертвецах. Кое-как поднялся с земли, помог встать пленнику. Ноги не держали Хассе, он вздрогнул, протянул вперед связанные руки, шатаясь, сделал несколько шагов и замер. Аренс шагнул к нему, развернул, подхватив и прижав к груди, зарывшись лицом в растрепанные волосы. Хассе уткнулся в его шею, упираясь в грудь дрожащими руками. Аренс торопливо опустил его наземь, вытащил из-за пояса нож и перерезал веревки. Хассе потер запястья, затем опустился на колени над ручьем и омыл лицо и руки от пыли.
– Все хорошо, все закончилось, – Аренс сам едва сдерживал слезы облегчения, но плакать при Андрее и индейцах было неловко. Словно угадав его мысли, Андрей с улыбкой повернулся к рослому молодому вождю, что-то медленно говоря на языке семинолов. Значение слов его ускользало от Аренса.
– Ты все-таки пришел за мной, – сказал Хассе, подняв голову и глядя на Аренса уже совершенно спокойными глазами. – Я подумал, что ты оставишь меня этим…
Он сел на камень и принялся растирать запястья, на которых остались глубокие борозды там, где веревка врезалась в кожу. Аренс смотрел в его изможденное лицо, на покрытую царапинами и синяками грудь.
– Они… сделали это… с тобой? – собственный голос показался ему чужим, мертвым.
– Да, – ответил Хассе, не глядя на него, – они сделали со мной то же, что когда-то сделал ты.
Мир разорвался на серые блеклые ошметки. Аренс пошатнулся, пытаясь удержаться на ногах.
– Легкой смертью издохли, твари, – сказал он, глядя на валяющиеся в пыли трупы бывших подельников. Затем решительно подошел к Хассе, повернув нож рукоятью к нему, вложил в его тонкие пальцы.
– Я последний, кто остался из твоих мучителей, – просто сказал он. – И теперь, когда у вас будет другой шаман, тебе нет нужды сохранять мне жизнь, Хассе. Твой дед нашел другого человека, одного из детей хитчити.
– Это правда? – громко спросил Хассе стоявшего поодаль Андрея. – Это правда, что мой дед избрал другого на смену себе?
Андрей взглянул на него, затем перевел взгляд на коленопреклоненного Аренса.
– Да, это правда, – наконец нехотя ответил он, – но…
Молодой вождь подошел к ним, переводя взгляд с Аренса на Хассе и обратно. Лицо его казалось бесстрастным, но губы тронула едва заметная улыбка. Он коротко кивнул Аренсу, затем вскочил на своего черного жеребца и дал знак остальным воинам следовать за ним. Андрей что-то крикнул ему и повернулся к Хассе, который все еще ждал его ответа.
– Это правда. Но только если Аренс не вернется, – сказал он.
– Я думаю, нам лучше отойти вон за ту скалу, – Хассе поднялся, тронув лезвием ножа плечо Аренса. – Вставай, иди вперед!
Мгновения растянулись в вечность. Шагая по узкой каменистой тропе за острую скалу, похожую на головной гребень знатных испанок, Аренс подумал, что это его лучший путь. Сейчас все закончится. С того мига, как память вернулась к нему, с того мгновения, как черная птица покинула его грудь, он знал, что ему предстоит пройти этот путь. Его охватило странное облегчение, губы сами собой разошлись в улыбке. Убив его, окрасив волосы и ладони его кровью, Хассе получит успокоение. Его мальчик, его яркое солнце, его бесконечный свет. После всех мук и страданий, после всего пережитого он заслуживает такого счастья. А потом снова нахлынула тьма, поглотив его душу, прожевав и выплюнув на тайные, темные тропы за пределами дольнего мира.
…И снова Аренс брел вперед, утопая по колено в тумане. Где-то кричала ночная птица, словно потерянная душа, обреченная блуждать во мраке. Аренс ускорил шаг, надеясь выйти из полосы тумана, но на сей раз тропа привела его к беленой стене, тянувшейся в обе стороны в бесконечность. Подпрыгнув, Аренс ухватился за верх и вскрикнул от боли – пальцы оказались изрезаны в кровь. Верх стены был усыпан иглами, осколками стекла и шипами. Аренс заскрипел зубами и прижал искалеченные руки к груди. Быть может, дверь ждала его где-то дальше? Он двинулся вдоль стены, чувствуя саднящую боль в ладонях и пальцах.
«И что дальше? Куда идти мне? Что делать?»
Он подумал, и слова вырвались из его груди облачками зеленоватого тумана, присоединившись к туману, уже окутывавшему пространство вокруг.
Голос зазвучал отовсюду и ниоткуда, заставив Аренса упасть на колени и сжаться в комок от душевной боли. Боль в изрезанных руках казалась ему теперь сладостным переживанием. Сердце его стенало от неизбывного горя, истекая кровью и Тьмой, а голос кричал, шептал, рыдал и смеялся, сводя с ума.
«Твой путь был полон крови, страданий невинных и проклятий, летевших тебе вслед, – вспомнились слова его тайного помощника. – Приготовься к тому, что тебе придется ответить за каждую несправедливо отнятую жизнь, за каждую сломанную судьбу. Отныне имя твое будет твоим спутником, и горькими слезами заплачет тьма, покидая тебя…»
Голос гремел и грохотал, насмехаясь, обвиняя, оскорбляя и уничтожая. В нем звучали сотни голосов, принадлежавшие тем, кто был обижен им. В сонме этих голосов ему слышался хрипловатый, нежный голос, слишком близкий, слишком знакомый. Голос Хассе, которого он когда-то изнасиловал, выбросив, как ненужное тряпье. Хассе, за прощение которого готов был отдать теперь всего себя, свою душу и кровь до капли. Аренс зарыдал, склонив голову, прикрыв лицо ладонями, пока голос многих зачитывал ему его собственные преступления. Он чувствовал, как из глаз текут слезы, наполняя ладони, и когда он отнял руки от лица, то увидел, что они полны кровью. Кровавые слезы катились по его лицу, падая на иссохшую землю. Он понимал, что умирает, что горький ветер Темных Троп проникает в его тело, в его голову, сводя с ума, отбирая последние капли рассудка. И тогда пришли его старые спутники – ярость и ненависть. Он помнил их слишком хорошо, слишком близко. Они пришли, впившись в его сердце, превратившись в каменные стены, огородив его душу от раскаяния.
«Почему? – твердил он, задыхаясь от ненависти и злобы, переполнивших каждую клеточку его тела и души. – Почему я должен платить за чужие грехи? За грехи тех, кто воспитал меня чудовищем? Почему я должен платить за то, чему учили меня другие? За грехи отца, что открыли пути моим собственным, и за грех материнского молчания. Почему я должен платить?»
И тогда голос многих стал насмехаться над ним, и громче всех зазвучал шепот Хассе: «Неужели ты думал, что твое преступление заслуживает прощения? Ты взял то, что тебе не принадлежало! Ты был ослеплен собственной силой, собственным могуществом. А теперь ты – червь, корчащийся у моих ног в поисках прощения. Но ты никогда не получишь его, бледнолицый! И ты никогда не получишь меня! Потому что вина твоя передо мной не имеет прощения!»
Не в силах вынести этой вины, единственной из всех вмененных ему, он забился от неистовой боли в сердце. Хассе не простит его, никогда не простит! Такое не прощают. И эта мысль была огнем, спалившим ярость, словно пучок соломы, в пламени этом сгорели преграды, что он воздвиг на пути у отчаяния. Оно хлынуло в него, затопив душу, расколов сердце на острые черные, как ночь, осколки. И черный огонь пожирал эти осколки, а вместе с ними и леденящую ненависть и злобу, что были частью его с юных лет. И когда сгорели они, ему показалось, что ничего не осталось в мире, кроме бесконечной и вечной скорби. Он сам был скорбью, сам был непреходящим отчаянием, пониманием собственного Зла. И он умирал, вернее, умирал Аренс Ринггольд, сломленный, утонувший в собственном мраке, сжегший себя ненавистью и жаждой мести. Он лежал на тропе, чувствуя, как по капле вытекает из его тела жизнь. А потом он встал и отступил на шаг, глядя на корчащееся в агонии черное существо, похожее на растерзанную обезьяну.
– Ты поистине будешь великим шаманом, – произнес тихий голос сзади, – и ты будешь достойной сменой тому, кто ушел. Лишь сильный шаман и по-настоящему сильный человек способен отринуть Зло своей души во имя безответной любви. Возвращайся обратно в мир людей, Слезы Тьмы, и храни моих детей. Ты заслужил это имя, отныне оно по праву твое.
Он обернулся, но не увидел никого. А зажмурившись на короткий миг, обнаружил, что стоит на узкой тропинке, а впереди движется высокая гибкая фигурка Хассе. Но теперь он больше не чувствовал смятения при виде него, теперь спокойно было его сердце. Спокойно и переполнено любовью и скорбью.
В небольшой ложбине за известковой скалой была тень. Мягкая трава росла между белых камней, неподалеку журчал ручей. Здесь Аренс опустился на колени и стянул рубаху через голову. Хассе молча смотрел, как он отстегивает пояс с ножом.
– Я готов, – наконец сказал Аренс.
– Ты боишься? – прозвучал низкий хриплый голос, голос, за который он готов был отдать жизнь.
– Нет.
Острие ножа вспороло кожу на плече. Аренс прикусил губу, вздрогнув от боли.
– И теперь не боишься?
Он покачал головой.
– Мне нечего бояться, Хассе. Для меня самое страшное уже свершилось – я тебя не уберег, мой мальчик. Что может быть страшнее этого?
Острие ножа скользнуло, вычерчивая кровавый узор на его груди.
– Встань и повернись, – прозвучал приказ. Аренс молча подчинился. Острие скользнуло вдоль позвоночника, нырнуло за пояс штанов, под тонкие подвязки исподнего. Аренс закрыл глаза, чувствуя, как сползает по ногам разрезанная ткань.
– Обопрись о скалу, – сказал Хассе, проводя ладонью по его пояснице. – Я хочу, чтобы перед смертью ты почувствовал то, что чувствовал я.
И снова зазвучали в его голове слова тайного помощника: «Приготовься к тому, что тебе придется ответить за каждую несправедливо отнятую жизнь, за каждую сломанную судьбу. Отныне имя твое будет твоим спутником, и горькими слезами заплачет тьма, покидая тебя…»
Что ж, у него была возможность вернуться к прежней жизни, стать тем, кем он был когда-то. Но выбор сделан… и он почувствовал, как остатки беспросветной мглы, рыдая, истекают из его сердца, в котором отныне не было места для Зла.
Вспомнилось сморщенное в плаче личико младенца, лежащее на его руках, прекрасное лицо женщины-индеанки… Маюми. У него был шанс вернуться обратно, к той жизни, в которой он был рожден… но разве ту жизнь можно было назвать жизнью?
Аренс протянул руки, упираясь в нагретый солнцем камень. Горячие ладони прошлись по спине, пояснице, надавили, прогибая. Острые зубы прикусили шею у самого затылка.
– Я сделаю это… а потом убью тебя… – пробормотал Хассе, гладя его, опуская руки ниже, к промежности. – Ты заплатишь… за всё… за всё…
Стон Хассе отозвался сладкой судорогой. Аренс в полузабытьи накрыл своей рукой руку, шарившую по его животу.
– Делай что хочешь, мой мальчик… мое солнце… мой дневной свет… – пробормотал он, задыхаясь от переполняющей его любви, смешанной с отчаянием. – Ты – моя жизнь, Хассе, ты – всё, что есть у меня в этом мире. Ты уже спас меня, ты спас мою душу. И теперь я принадлежу тебе, ты волен делать все что пожелаешь. Хочешь – возьми меня, хочешь – убей.
Хассе прижался к нему, зарылся лицом в белые волосы. И руки его гладили нежно, так нежно, что у Аренса померк свет в глазах и подломились колени.
– Не могу больше… не хочу больше, – Хассе развернул его, прижав спиной к скале и прильнув всем телом. – Я ошибался, Слезы Тьмы. Я ждал, что ты выпустишь тьму своего сердца… прости меня, я не верил, что ты способен отринуть ее… но я ошибался, а дедушка был прав… он всегда был прав, с самого начала…
Аренс сполз наземь, не чувствуя боли в исцарапанной о камень спине, подтянул к себе Хассе, который никак не мог успокоиться. Он прижал к себе его голову, второй рукой крепко обнял вздрагивающее от беззвучных рыданий тело.
– Они не успели! – выдохнул Хассе, цепляясь за руки Аренса. – Они не успели сделать то, чего ты боялся! Ты пришел вовремя! Я чист… чист перед тобой… и для тебя. И ты по-прежнему единственный, кто был со мной. И кто будет.
Аренс целовал его губы, его лицо, самое прекрасное, самое любимое лицо на свете. Губы Хассе были солоны от слез, он не сдерживался, позволив остаткам боли излиться вместе со слезами. Хассе увлек его на мягкую траву, обнимая обеими руками, заметался, выгибаясь, вытягиваясь в струнку. Аренс покрывал поцелуями его шею, грудь, сжимал в объятиях, все еще не в силах до конца поверить в то, что стена между ними рухнула. Он ничего не говорил, но за него говорило его тело, его руки, его губы, льнущие к приоткрытым губам Хассе. И драгоценные ожерелья всех миров он был готов обменять на пару смуглых тонких рук, обнимавших его шею. Хассе вздохнул, откинув голову, подставляясь под поцелуи. Аренс провел кончиком языка от ямки у основания шеи к подбородку, затем приподнялся и приник к губам.
– Ты мое солнце, – словно в забытьи, говорил он, целуя эти губы, такие желанные, такие сладкие, – ты моя жизнь, Хассе. Если ты покинешь меня, мне останется только умереть… теперь уже навсегда.
– Теперь ты можешь говорить, Слезы Тьмы, а я могу слушать, – тонкие пальцы Хассе вплелись в растрепанные белоснежные кудри Аренса. – Ведь теперь я свободен от боли… и от ненависти. Ты спрашивал, прощаю ли я тебя. Индейцы не умеют прощать, но умеют видеть, когда человек умирает по-настоящему… и рождается кто-то другой. Аренс Ринггольд, подлый и жестокий бледнолицый, который надругался надо мной, мертв. Его больше нет. Есть Слезы Тьмы, новый человек, благородный и добрый, которому я отдал свое сердце.
Аренс стиснул его в объятиях и вжался лицом в тонкую шею, чуть прикусив теплую кожу. Горло перехватила судорога, и слезы выступили на глазах. До сего момента он не отдавал себе отчета в том, как сильно желал услышать эти слова.
Они целовались, сплетали ноги, даря и получая самое большое счастье, какое только могло быть. Мир сузился до размеров ложбины, приютившей двух влюбленных, между которыми наконец-то не было никаких преград.
Прошло немало времени, прежде чем они смогли оторваться друг от друга. Аренс поднялся, оправляя на себе одежду, помог встать порядком помятому, но счастливому Хассе. Они обошли камень и поднялись по тропинке к месту, где их ждал Андрей.
ЭПИЛОГ
Шли дни, превращаясь в месяцы и годы. Преследуемые белыми людьми, семинолы уходили вглубь Флориды, в болота, отвоевывая для себя каждый клочок земли. Часто им удавалось избегать схваток с бледнолицыми захватчиками, особенно когда изможденное невзгодами племя не было готово к ним.
Слезы Тьмы, Говорящий с Ветром, Идущий Во Тьме… Когда-то его звали Аренс Ринггольд, но он давно отринул и позабыл то имя. Много лет прошло с тех пор, он и сам уже не помнил, сколько.
Он сидел на круглом камне у самого типи и курил трубку, любуясь заходящим солнцем.
– Здесь мы надолго познаем покой и мир, – тихо сказал он, чувствуя странную печаль. Но печаль эта была светла и призрачна, как воздух после дождя.
– Ужин готов, – Хассе коснулся его плеча.
За прошедшие годы он почти не изменился, только прибавилось морщинок в уголках темных глаз да в черных волосах появились седые нити. Движения оставались по-юношески стремительными, а улыбка – такой же открытой и детской. У самого входа в типи шаман поймал его и развернул к себе, сжав в объятиях.
– Ты безумный, Слезы Тьмы! – улыбнулся Хассе, обвивая шею возлюбленного обеими руками.
Где-то в пылающем сумраке запела ночная птица.
