Текст книги "Слезы Тьмы (СИ)"
Автор книги: Дита
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Хассе поднял голову, глядя на него.
– Все, что пожелаю?
– Да, все, что угодно, Хассе! Клянусь Великим Духом! Накажи меня, причини боль, делай все, что хочешь, я на все пойду ради твоего прощения.
– Ты хочешь прощения? – черные глаза Хассе снова казались двумя безднами, выпивающими страх, усталость, радость, все, что делало его живым. Аренс не мог заставить себя отвести взгляд.
– Да… если есть хоть какая-то возможность, хоть что-то… – он с трудом смог выговорить эти несколько слов. Хассе поднялся и шагнул к нему, закинул руку за шею, потянул ремешок, которым Аренс связывал волосы. Белоснежные отросшие пряди упали на плечи, рассыпались по спине.
– Стой спокойно, маленький ублюдок, – холодно проговорил индеец, – ты такой красивый, наверняка кто-нибудь уже обратил внимание на эти прелести.
Аренс оцепенел. Каждое слово, произнесенное Хассе, было когда-то сказано им. Каждое слово, каждое прикосновение индейца повторяло ад, некогда случившийся на тропе у Черных скал. Только теперь Хассе был им самим, тем, прежним Аренсом Ринггольдом. Насильником и убийцей, способным на все. А он был напуганным, растерянным мальчишкой, потерявшим себя, потерявшимся в себе.
– Не сопротивляйся, краснорожая шлюшка, – продолжал тот, растягивая завязки на своей одежде, – тебе будет хорошо, я обещаю.
Затрещина была не такой уж сильной, но Аренс пошатнулся. Хассе ухватился за ворот рубахи, сшитой им же самим, и рванул с такой яростью, что плотная шкура расползлась под руками. Раскаленная ладонь скользнула по груди Аренса, который не мог пошевелиться от потрясения.
– Тебе понравится, маленькая дрянь…
Хассе растянул завязки на штанах Аренса, опустил руку, сжав его член в горсти. Усмехнулся, страшно, нечеловечески, разжал пальцы и с силой толкнул, опрокидывая лицом в пыль. Аренс не сделал ни единой попытки защититься, хотя при падении сильно разбил локти и ушиб бедро. Уткнувшись в судорожно стиснутые кулаки, он молча ждал. Ладонь прошлась по спине вниз, накрыла обнажившуюся ягодицу.
– Не дергайся, ублюдок, не то велю рвать тебя псами…
Аренс закрыл глаза. Его не пугало то, что собирался сделать Хассе. Просто каждое слово, будто примчавшееся эхом из глубин прошлого, впивалось в душу пронзительной болью и отвращением. Он никогда не думал, что сможет испытывать такое омерзение к себе, собственным поступкам. Но сейчас его тошнило от себя самого, от сотворенного когда-то зла.
Хассе зашуршал сзади, видимо, стаскивая с себя одежду. Аренс невольно вздрогнул, почувствовав на себе тяжесть и жар чужого тела, но не пошевелился.
– Не зажимайся, дрянь краснокожая…
Шлепок был чувствительным. Аренс постарался расслабить тело, но его била нервная дрожь. Он прикусил кулак, чувствуя, как пальцы Хассе скользят по ягодицам, протискиваются между ними.
– Тебе нравится? – хриплый рваный шепот ворвался в сознание. – Ну же, давай… ноги раздвинь… шире… будь со мной поласковее, и я не отдам тебя своим ребятам.
Хассе терся об него, вжимал в каменистую землю, царапал лопатки, кусал плечи. И говорил, говорил, говорил, захлебываясь грязной руганью, срываясь в рыдания… Это было куда хуже любых пыток, любой самой страшной смерти. Теперь он, Аренс, был избитым, изнасилованным восемнадцатилетним мальчишкой, пусть Хассе и не овладел его телом. Но душа его овладела душой Аренса, слилась с ней, выплеснула всю таившуюся внутри боль, обиду.
– Прости меня, малыш, – как в забытьи, пробормотал Аренс, чувствуя на руках влагу. Не сразу он понял, что это его собственные слезы. – Прости меня, Хассе, прости…
Хассе тяжело дышал, вздрагивая всем телом. На плече, к которому он прижимался щекой, стало влажно. Потом он медленно сполз с Аренса и сел, пытаясь натянуть штаны. Руки его дрожали так сильно, что завязки выскальзывали из пальцев. Смуглые щеки были мокры от слез.
– Давай я, – тихо сказал Аренс, тоже садясь. Хассе смотрел сквозь него, словно не видел. Он позволил одеть себя и сжался у костра, обхватив колени. Аренс подобрал свою одежду, но одеваться не стал. Держа в руке рубаху и штаны, он пошел к ручью, журчавшему в паре шагов от дома. Тело было в пыли и поту, следовало сначала вымыться. Ледяная вода остудила, прибив тягостное, болезненное возбуждение. Аренс вытянулся на камнях, позволяя воде омывать себя. На душе было неимоверно тяжело, и в то же время он чувствовал странную легкость. Теперь между ним и Хассе хотя бы не было недоговорок и непонимания. Уже что-то.
Когда он вернулся к костру, Хассе сидел все в той же позе, прислонившись плечом и головой к стене, и тихо плакал. Аренс присел рядом, обняв его, прижавшись губами к темной гриве волос. Хассе устало всхлипывал, но больше не сопротивлялся. Аренс молча погладил его по растрепанным волосам, на душе у него было муторно, но понемногу муть отступала, словно слезы Хассе вымывали ее.
– Теперь приляг, – мягко сказал Аренс, когда Хассе немного успокоился. – Я посторожу первый, потом разбужу тебя.
Без всяких возражений тот свернулся у стены и закрыл глаза. Аренс набросил на него валявшуюся рядом попону. Затем устроился поближе к костру, наслаждаясь теплом. Мясо уже было готово, но ни ему, ни Хассе не хотелось есть. Поэтому он просто выловил сварившуюся тушку и припрятал ее, завернув в широкий лист какого-то растения. Затем поднял Хассе и заставил его выпить немного бульона, а остатки допил сам.
Сон не шел. Аренс то и дело переводил взгляд с костра на уснувшего Хассе. Память, вернувшаяся так некстати, прокладывала себе путь сквозь тернии затуманенного рассудка. Как вспышки багрово-красного света, возникали образы, лица, и среди них лицо краснокожего, жесткое, будто вытесанное из куска гранита. Грудь заныла слева, там, где оставался шрам от ножа, теперь плотно перекрытый шрамами от когтей пумы.
«Сердце на другой сторона груди, душа на другой сторона Тьмы. Ты лежать спокойно, бледнолицый, так надо…»
Он невольно прижал руку к правой стороне груди, туда, где под пальцами ощущалось биение. Снова вспыхнуло перед глазами, теперь это было другое лицо, тонкое, благородное. Он не помнил имен, но вспомнил, почему так страстно желал обладать этой женщиной. В ее чертах отражалась неяркая, но пронзающая душу красота ее брата. Аренс горько усмехнулся. Эти чувства, вернее, воспоминания о чувствах меркли в сравнении с тем, что он испытывал к Хассе, этому гибкому юноше, уже дважды спасавшему его от верной смерти. Он попытался вспомнить имя того, другого, но не смог.
Хассе пошевелился, всхлипывая во сне. Аренс наклонился и коснулся ладонью его волос, рассыпавшихся по земле. И почти сразу же отдернул. Вдалеке послышался стук копыт.
– Хассе, – Аренс сжал его плечо, – проснись.
Хассе сел, чуть наклонив голову, вслушиваясь в далекие звуки.
– Сюда едет отряд, – тихо произнес он, торопливо забрасывая костер землей, – скорее всего тот самый, что загнал нас в лес, к женщинам хитчити. Мы не успеем уйти, у нас нет лошадей.
– Тогда идем в дом, – сказал Аренс, глядя на тусклую белую громаду гасиенды, – там мы сможем укрыться на какое-то время. Надеюсь, этим недоумкам не придет в голову обыскивать все комнаты.
Внутри было сухо, пахло плесенью, старым мокрым деревом и каким-то тонким цветочным духом. Аренс подумал, что, видимо, судьбой было им уготовано остановиться в этом доме. Словно сам дом желал приютить гостей.
– Лестница сломана, – сказал Хассе, ощупью подтягиваясь по опасно затрещавшим перилам, – это хорошо. Поднимайся сюда, осторожнее. Давай руку.
Аренс не без труда вскарабкался наверх, используя перила как канат. Ухватившись за узкое запястье Хассе, он подтянулся и нащупал ногами верхнюю ступеньку. Поднявшись, они прошли короткую площадку и оказались перед дверью. Хассе толкнул дверь, и она отворилась, пропуская гостей внутрь. Видимо, когда-то это была девичья спальня. В углу стоял туалетный столик с большим зеркалом, уже потускневшим и подернутым зеленоватой мутью.
– Здесь, наверное, жила какая-то знатная бледнолицая женщина, – Хассе взял со столика покрытую пылью и паутиной щетку для волос и принялся счищать с нее мусор. – Какие красивые узоры!
Аренс подошел к нему и положил руку на плечо.
– Я запер дверь на ключ. Но лошади уже близко, слышишь? Скоро эти люди будут здесь.
Хассе кивнул, не пытаясь высвободиться. Напротив, Аренсу показалось, что тот теснее придвинулся к нему. Окатило радостью, будто вдруг все мечты исполнились разом.
– Нам нужно передохнуть, хоть немного поспать… обоим, – тихо сказал он. – Да и так лучше будет, переждем, пока эти не уедут.
Они осторожно отошли к стене и сели на пол, вслушиваясь в тяжелые шаги внизу и развязный говор.
– Солдаты… – еле слышно прошептал Аренс.
– Нет, вряд ли это солдаты, – так же тихо откликнулся Хассе. – Скорее всего, это те, кто вне закона. Или те, для кого законы как перекати-поле ветру.
Внизу заскрипели ступеньки, потом послышался громкий треск, звук падения и забористая ругань. Аренс обхватил плечи Хассе и прижал его к себе, зарывшись лицом в пахнущие полынью волосы. Его вдруг охватил ужас, смешанный с отвращением. Голос, звучавший внизу, этот голос, сильный, с металлическими нотками, был ему знаком. И при звуках его по спине Аренса потек холодный пот. Отвращение и страх сменились иным чувством, напугавшим и взбудоражившим его.
– Килгор и Бринкли вернутся только к вечеру, – говорил этот голос, разносясь эхом по пустому нижнему залу, – а пока устроимся здесь. Ивенли, собери все, что может гореть.
– Аренс, – едва слышно произнес Хассе, – ты сломаешь мне пальцы.
Он с трудом разжал руку. Дышать было трудно, перед глазами вспыхивали красные пятна, оборачиваясь видениями из прошлой жизни. Он видел двоих, которые сопровождали его повсюду, и один из них был слишком неуправляем, слишком жесток и безжалостен. Тогда, вечность тому назад, по сердечной склонности к чужим страданиям и поглощающей душу злобе Билл Уильямс был ему ближе, чем родной брат. Его голос, резкий, грубый, казался звуком металла, трущегося о металл. Его, раз услышав, невозможно было забыть. И теперь Аренс боролся с собой, с тем прежним Аренсом Ринггольдом, пробужденным звуками этого голоса. На короткое мгновение, обернувшееся вечностью, ему захотелось броситься вниз, назвать себя. Услышать приветственные возгласы, а потом вернуться и вытащить чертова индейского щенка, намотав на кулак его длинные волосы. Захотелось почувствовать под собой тонкое гибкое тело, услышать стоны и мольбы…
…а потом тонкие нежные пальцы коснулись его покрытого испариной лица. Хассе прижал ладонь к его рту, оборвав так и не успевший родиться крик.
– Тише, Аренс, прошу тебя, – еле слышно прошептал он, – ты выдашь нас.
– Этот голос… – Аренса била нервная дрожь, – этот человек… я его знаю. Надо уходить отсюда, Хассе.
Слишком легко он вернулся, слишком сладки были мысли о том, чтобы возвратиться к прежней жизни. Он взглянул в темные глаза Хассе, в глаза, которые никогда не наполнятся любовью к нему, глаза, в которых навсегда поселилась боль… Как ни странно, эти мысли отрезвили, вернули способность соображать. Стиснув зубы, он прижал к груди гибкое тело Хассе и не ощутил сопротивления.
– Тише… подождем, пока эти люди заснут, – Хассе придвинулся ближе, прижавшись к нему, приблизив губы к уху. – За этим окном большое дерево. Когда они уснут, мы спустимся вниз и уйдем. Но сейчас молчи, прошу тебя!
Руки молодого индейца нежно гладили лицо Аренса, массировали виски, затылок, унося остатки безумия и ярости. В какой-то миг он уткнулся лицом в шею Хассе, обхватив его обеими руками, словно пытаясь укрыться за этими объятиями от прежнего Ринггольда, убийцы и насильника. И с неимоверным облегчением почувствовал руки Хассе, гладившие ему спину, перебиравшие волосы.
Им пришлось ждать довольно долго. Усталость и переживания свалили Аренса. Он всеми силами старался не уснуть, но Хассе уже тихо посапывал, улегшись и положив голову ему на колени. Этот жест доверия, такой неожиданный после безумия, пережитого всего пару часов назад, казался абсурдным. Лишь позже Аренс сообразил, что таким образом Хассе успокоил его, дал понять, что они по-прежнему близки, и заодно лишил возможности встать, не произведя шума. А сейчас он засыпал, несмотря на свет, лившийся из второго окна, несмотря на пьяный говор и смех, доносившиеся снизу.
– Эта индейская шлюха наверняка утонула вместе со своим отродьем, – говорил кто-то с сильным шепелявым акцентом. – Повозка ушла прямо в топь… жаль, конечно, что лошадей затянуло, нам бы пригодились.
– А если не затянуло? – спросил кто-то высоким голосом, почти фальцетом.
– Там повсюду болота, Питерс, – хмыкнул третий голос, заставивший Аренса сжаться в комок. – Затягивает всех, кто сунется, людей, лошадей, повозки. Передохнем и можем съездить туда, полюбоваться. Хотя на что там любоваться? Наверняка же ничего не осталось.
– Все-таки Черная тропа – опасное место, – вздохнул еще один бандит, – там много и людей, и скота потонуло. Вроде идешь – твердо, а шаг в сторону сделал – и уже в трясине корчишься. Повезло нам, что вышло по гатям пройти в такой-то темноте.
…Дальнейшее слилось в тяжелый красноватый гул. Снова Аренс брел в кромешной тьме, пока не оказался опять на тропе, подернутой зеленым туманом. Он пошел по ней, разбрасывая ногами драгоценные камни, мерцавшие сердитыми красными и зелеными глазками. Он слышал плач ребенка и женские стоны, он видел странные картины, словно пришедшие из прошлого. Лицо женщины, прекрасное, нежное, будто изваянное ангелами. Лицо мужчины, не менее прекрасное, притягательное до умопомрачения. Он остановился, глядя на двоих, стоявших обнявшись под сенью старого дуба. Голова мужчины низко склонилась над прекрасным лицом женщины, а ее руки обвились вокруг его шеи.
«Маюми…», – прошептал сладкий голос, льющийся отовсюду. Аренс дернулся, схватившись за голову, невольно припал к земле и тут же беззвучно вскрикнул – острый камень цвета свернувшейся крови вонзился ему в колено. Боли не было, но было осознание, кто этот мужчина и кто женщина. Аренс с трудом поднялся, шагнув к ним, но видения растаяли в зеленоватом тумане.
– Ты должен спешить, сын мой, – послышался мягкий голос из-за спины, и Аренс обернулся так стремительно, что едва не упал. Женщина была той самой вышивальщицей, которую он уже встречал раньше. Только теперь она опиралась на резной посох, чье навершие было украшено огромным алым рубином и сияло изнутри, словно там билось чужое странное сердце.
– Моя дочь стоит в начале Темной Тропы, ведущей в Страну Холмов, – женщина с грустью подняла маленькую изящную вышивку в левой руке, – спаси ее. Спаси ее дитя. Спеши, Слезы Тьмы, ибо иначе ничего нельзя будет исправить.
Он хотел было спросить, куда нужно идти, но понял, что сидит у стены, а Хассе судорожно зажимает ему рот обеими ладонями. Он осторожно убрал его руки от своих губ и успокаивающе провел по его волосам, прижав голову к своей груди.
– Они уснули?– едва слышным шепотом спросил он. Хассе кивнул.
За окном уже светало. Первым по переплетениям лиан, обнявшим стену, спускался Хассе. Он бесшумно соскользнул вниз, как призрак, и отошел, протянув руки. Аренс присоединился к нему минутой позже, порядком ободрав ладони и чуть не выколов глаз каким-то сучком. Хассе на миг обнял его, провел руками вдоль тела, словно убеждаясь, что он цел, и потянул к узкой, едва видной в сумраке тропинке.
Они шли так быстро, как могли. Не сговариваясь, шли к болотам, окруженным полурассыпавшимися скалами и рощицами из хилых, кривых деревьев. Аренса вело внутреннее чувство, которое он не мог бы объяснить, Хассе же знал эти места, знал Черную тропу и хорошо представлял, где могли напасть на дилижанс.
Уже порядком посветлело, когда они добрались до места, о котором говорили бандиты. Узкая дорога шла по гати. Тропа, где бандиты поджидали дилижанс, тянулась едва заметной лентой.
Сам дилижанс лежал на боку, утопая в белом покрывале предутреннего тумана, дверца его от удара о землю оторвалась и болталась на одной петле. Часть повозки уже скрылась в трясине, которая неумолимо, понемногу заглатывала добычу. Кони, впряженные в повозку, еще держались, упираясь ногами в гать, и жалобно ржали. Аренс крикнул Хассе, чтобы перерезал упряжь, а сам торопливо добрался до дилижанса и заглянул внутрь. Там все было перевернуто, но спустя несколько мгновений детский плач разорвал тишину. Аренс окликнул, спросив, есть ли тут кто. Ответом ему был слабый женский стон.
– Здесь есть живые! – потрясенно крикнул Аренс.
Он подтянулся и просунулся внутрь экипажа, нащупав женское тело и маленькое тельце в ее объятиях.
– Не бойтесь, мадам, – сказал он, осторожно забирая голосящего младенца и укладывая на ворох тряпья, выпавшего из разбитого сундука, – держитесь, я сейчас вытащу вас отсюда.
Он нашарил во тьме экипажа маленькую руку и с неимоверным облегчением почувствовал ответное пожатие тонких пальчиков. Перехватив узкое запястье, он приподнял женщину и потянул к себе, второй рукой обхватив затянутую в корсет талию. Не без труда ему удалось вытянуть пассажирку, барахтавшуюся в ворохе пышных нижних юбок. Подсунув одну руку под ее плечи, а вторую под колени, он перенес ее на зеленую траву и сел рядом, переводя дыхание.
Хассе тем временем вывел обессиленных, покрытых хлопьями пены лошадей на твердую землю и теперь обтирал бедняг пучком травы. Пока животные приходили в себя, он подошел к женщине и Аренсу, сидевшим на траве. Затем наклонился, подняв хнычущего младенца.
– Мой сын, где мой сын? – пассажирка повела перед собой руками. Лицо ее было залито кровью из глубокой ссадины на лбу, но черты его показались Аренсу знакомыми.
– Вот твой сын, – сказал Хассе, осторожно вложив ребенка в ее объятия, – держи его, а я принесу воды.
Женщина принялась укачивать малыша. Глаза ее по-прежнему были закрыты. Аренс порылся в выпавшем из дилижанса сундуке, ища что-нибудь, чем можно было бы отереть кровь с ее лица. Выбрав одну из детских пеленок, он вернулся к пассажирке. Вскоре подоспел Хассе с флягой воды. Смочив пеленку, Аренс принялся осторожно смывать кровь с лица женщины. Она же продолжала укачивать дитя, видимо, все еще пребывая в состоянии помрачения от удара.
– Попытайся открыть глаза, – ласково обратился к ней Хассе на маскоги. – Кто ты? Ты ведь из детей этой земли? Твое лицо кажется мне знакомым.
При звуках этой речи женщина слабо вздрогнула и неуверенно приоткрыла глаза. Поморгала, пытаясь сфокусировать взгляд на лицах своих спасителей. При виде Аренса она вздрогнула и сделала движение, словно хотела отодвинуться от него.
– Ты вернулся из страны мертвых? – в ее голосе на мгновение послышался страх пополам с отвращением.
Аренс медленно провел рукой по своим белым волосам. В памяти всплыло видение-сон, и сердце сжало тугое кольцо горечи.
– Я не сделаю вам зла, – сказал он на маскоги, – не бойтесь.
Затем перешел на английский, поскольку его словарный запас на языке семинолов был пока весьма ограничен.
– Вы знали меня раньше, мадам? – спросил он, не делая попыток придвинуться к женщине.
Она крепче прижала к себе дитя и перевела взгляд на Хассе.
– Я знаю тебя, ты сын Раскрашенной Птицы и Белой Антилопы, – голос ее прозвучал немного резко, – человек с двумя душами. Но что ты делаешь здесь, с этим… бледнолицым?
– О небо, – Хассе широко раскрытыми глазами уставился на незнакомку, – я вспомнил тебя, «почти сестра»! Ты Маюми, сестра великого нашего вождя Оцеолы!
Вместо ответа она перевела взгляд на Аренса, который сидел напротив молча, не пытаясь больше заговорить. Голова у него раскалывалась от боли. Имя Оцеолы заставило его подобраться и прижать обе руки к груди, там, где под одеждой скрывался шрам от удара ножом.
– Не бойся его, «почти сестра», – донесся откуда-то издалека голос Хассе, – он не навредит. Великий Дух избрал его, и теперь этот человек носит имя Слезы Тьмы.
– Этот человек – сама Тьма!– отозвалась Маюми, глядя на Аренса с плохо скрытой ненавистью. – Он – само Зло, и в сердце его не может быть ничего, кроме зла.
Аренс обхватил голову руками, пытаясь справиться с болью. Преграды, что память воздвигла между прошлым и настоящим, рушились под ударами женского голоса. Аренс с глухим стоном повалился на бок. Его била крупная дрожь, голова разрывалась от боли, и он слышал откуда-то издалека собственные хриплые стоны.
А потом в рот полилась струйка холодной воды. И он понял, что сильная рука поддерживает его затылок, приподнимая голову, а вторая ладонь вытирает капли пота с его лица.
– Аренс! Аренс, посмотри на меня! – звал Хассе. – Открой глаза, Аренс Ринггольд!
Он приподнял веки, глядя сквозь ресницы на встревоженное лицо Хассе. Тот с облегчением вздохнул.
– Дыши глубоко, – сказал он, отирая лицо Аренса смоченной в воде ладонью, – дыши спокойно.
Аренс вздохнул и закашлялся, снова вздохнул. Хассе осторожно поглаживал его по груди, как гладят детей, чтобы их успокоить. Женщина сидела поодаль, глядя на них настороженно.
– Ничего, это не страшно, – Хассе мягким ласкающим движением убрал прилипшие ко лбу Аренса пряди волос. – Это всего лишь возвращается твоя память. Она должна вернуться полностью, потому что выбор, который тебе предстоит сделать, требует всего тебя. Ты должен помнить, кто ты и кем был не только для себя, но и для людей. Только так ты сможешь выбрать.
Аренс сел, заставив себя отвести руки Хассе. Это оказалось труднее всего.
– Надо уходить отсюда, – сказал он и не узнал собственного голоса. – Те люди… Билл Уильямс, человек, который командовал ими… я его знаю.
Индеанка бросила на него острый взгляд, словно пытаясь прочитать в самой душе.
– Так значит, брат не убил ни его, ни тебя, – прошептала она с плохо скрытой ненавистью. – Ни пуля тебя не взяла, ни нож. Ты злой дух, не иначе!
Аренс с трудом поднялся на ноги и поплелся к лошадям. У него не было ни желания, ни сил переубеждать женщину. Быть может, он слишком хорошо представлял себе, чего стоит ждать от Билла Уильямса.
– Ты хочешь ехать прямо сейчас? – тихо спросил Хассе.
– А разве у нас есть выбор? – Аренс кивнул на уже вставшее солнце. – Чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше. До стоянки племени от силы два дня пути верхом на хорошем коне. Будем там дня через три – эти лошади устали, а отдыхать придется мало.
– Ты сможешь ехать верхом?
– Я должен, – пожал плечами Аренс, осторожно поглаживая по морде серую в яблоках кобылку. – Да и для женщины с ребенком здесь не лучшее место. Ты поможешь ей, придется ехать без остановки. Двух лошадей поведем как запасных, я поеду на этой. Будем менять их, как устанут.
Он сумрачно взглянул на Хассе, лишь взглядом выразив ту смесь чувств, что кипела в его душе. К его удивлению, тот вздрогнул и отступил. Кадык его дернулся, а в глазах появилось выражение, которое можно было бы назвать близким к страху.
– Не смотри так, – тихо сказал Хассе, отводя взгляд, – никогда так не смотри… разве что на заклятых своих врагов.
Маюми по-прежнему косилась на Аренса с недоверием и ненавистью. Впрочем, Хассе как-то сумел ей растолковать, что от него теперь можно не ждать вреда. Говорили они на языке семинолов, так что Аренс понимал через слово. Глухое болезненное возбуждение овладело им вдруг при мысли, что всего через три дня они, вероятно, будут в безопасности, в племени. Там он сможет поговорить с Хассе, как-то вымолить у него прощение за причиненное зло. Хотя надежды на это было мало. При всей своей мягкости и доброте Хассе был индейцем до мозга костей в том, что касалось умения прощать. А то, что сотворил с ним Аренс, каралось мучительной смертью.
«Лучше уж мучительный конец, чем эта бесконечная сердечная мука», – устало подумал Аренс, взбираясь на спину лошади, прикрытую лишь старой одеждой. Седел у них не было, но индейцы могли ездить и без седел.
Хассе держал повод лошади Аренса, к которой были привязаны две запасные лошади. Маюми сидела перед ним, это была мера предосторожности на случай погони. Хассе не желал рисковать сестрой вождя Оцеолы и ее ребенком.
Они двинулись в объезд, тем путем, которым ушли в свое время Андрей и женщины-хитчити. Солнце почти взошло, когда они добрались до одного из трех холмов, служивших ориентирами для племени. Поднявшись по холму, они остановились, давая роздых лошадям.
– Взгляни, «почти брат», – сказала Маюми, указывая назад, – глаза обманывают меня или это погоня?
Хассе прижал руку козырьком ко лбу, всматриваясь в несколько черных точек, пересекавших долину. Когда он повернулся к Аренсу, лицо его было бледно, но полно решимости.
– Они догонят нас, – уверенно сказал он, – не успеем мы добраться до стоянки племени. Их лошади свежи и полны сил, наши же едва держатся на ногах.
– Так или иначе, мы должны ехать сколько сможем, – угрюмо произнес Аренс, откинув со лба седые волосы. – Пока они, возможно, даже не видят нас. Едем же!
К исходу второго дня стало ясно, что их преследуют упорно и целенаправленно. Лошади валились с ног, изнемогая от усталости. Да и всадники были едва живы. Пришлось сделать короткий привал на небольшом холме, куда они поднялись.
Хассе молча смотрел, как Маюми доедает остатки куриного мяса, присыпанные ароматной травкой. Ей было необходимо есть, чтобы не потерять молоко, но делала она это без особой охоты. Хассе передал ей свою фляжку с водой и вернулся на наблюдательный пост. Аренс проводил его взглядом, не имея сил пошевелиться. Он лежал на зеленой траве, вдыхая ее аромат, провожая взглядом садящееся солнце. Каждый миг отдыха был сладок, но и отдыху пришел конец. Хассе подошел к нему и помог подняться.
– Пора. Дальше вы поедете вдвоем. И к исходу завтрашнего дня будете на стоянке племени. Я поеду следом за вами, как можно медленнее. Думаю, этого будет достаточно, чтобы задержать преследование.
Он бросил взгляд на долину, по которой двигался конный отряд.
– Спускайтесь вниз с холма и держитесь кромки белых скал. «Почти сестра», ты знаешь путь семинолов. Аренс будет оберегать тебя и твоего сына.
– Нет! – крик получился сразу на два голоса.
– Хассе, нет… не надо… мы успеем, – Аренс сполз со спины лошади, шагнув к нему и взяв его за плечи. – Поехали! Мы успеем!
– Нет, не успеем, – голос Хассе теперь звучал спокойно, – разве что кто-то задержит их. Но задержать некому… кроме меня. Езжай, Аренс… отвези Маюми в племя. Потом вернешься за мной. Я постараюсь… обещаю тебе, я постараюсь остаться в живых. Сделай это… для меня! Прошу!
Он обхватил обеими руками шею Аренса и приподнялся на носки, дотягиваясь губами до его губ.
– Сделай это для меня…
Голова закружилась от поцелуя. Аренс стиснул его в объятиях, не помня себя от отчаянной, безумной надежды.
– Если я сделаю, ты дашь мне шанс?
Хассе кивнул, не имея сил ответить. Змейкой выскользнул из объятий, вскочил на спину одной из запасных лошадей и медленным шагом стал спускаться. Аренс скрипнул зубами, пустив свою лошадь вскачь и обгоняя его. Под уздцы он вел лошадь Маюми и запасную лошадь, на которую была их надежда.
Он плохо помнил последующую дорогу. В памяти отложился лишь плач младенца, топот копыт и жажда, едва не убившая его. За весь день он сделал едва ли пару глотков из фляги, притороченной к поясу. Вся вода досталась Маюми, которая даже малютку кормила, не слезая с седла, лишь придерживая коня. Аренс позволял лошадям передохнуть всего пару раз, когда бедняги начинали спотыкаться от усталости. Он пересаживал Маюми с ребенком на запасную лошадь и шел рядом, ведя измотанных скачкой животных под уздцы. Это был их отдых.
Они одолели большую часть пути, когда из заболоченной рощи навстречу им выехал отряд, состоявший из десятка молодых воинов во главе с военным вождем Расщепленным Камнем. Их сопровождал Андрей, порядком потрепанный, с залегшими под глазами темными кругами. При виде Аренса и женщины с ребенком он пришпорил жеребца и подскакал к путникам, приветствуя их. Воины обступили Аренса и Маюми, слишком удивленные, чтобы проявить сдержанность. Узнав, что женщина – сестра покойного вождя Оцеолы, они разразились радостными возгласами.
Аренсу пришлось сделать глоток воды, прежде чем он смог говорить. Торопливо он поведал Андрею историю их бегства, сказал, что собирается вернуться за Хассе. На счастье, Маюми уже успела изложить вождю события последнего дня. К удивлению Аренса, она никак не упомянула о его прошлом, сообщив лишь, что Хассе остался, чтобы задержать бандитов.
Расщепленный Камень, будучи человеком сообразительным и мудрым, выделил ей и ребенку двух воинов, велев с почестями сопроводить сестру покойного Оцеолы к племени. Один из воинов пересел на лошадь Аренса, отдав ему своего черно-белого жеребца.
– Мы ехали старой дорогой, – сказала на прощание Маюми. – Держитесь ее, и выберетесь к месту, где должен быть Хассе.
Она бросила на Аренса взгляд, в котором все еще читалось недоверие, но уже не было ненависти. Он коротко поклонился, поднял руку, желая счастливого пути.
– Я поведу лошадь, – сказал Андрей, с сочувствием глядя на Аренса. – Сколько ты уже в седле?
– День, – Аренс пожал плечами.– Со мной все в порядке.
– Угу, – кивнул тот, беря под уздцы его жеребца, – краше в гроб кладут. Попробуй подремать хоть немного.
– Ты сам-то спал? – хмыкнул Аренс. – Вам пешком пришлось идти в отличие от нас.
– Зато доставил этих леди и детишек по назначению, – Андрей улыбнулся в ответ. – Мы еще и заплутали вдобавок, так что добирались больше недели. Да еще меня змея укусила, пришлось пару дней отлежаться. Зато уж как пришел в себя, сразу к вам на выручку. Благо Расщепленный Камень собрал отряд и уже собирался на поиски ехать. Все-таки старый шаман здорово всех переполошил. Ну да теперь уже легче. Он взял под защиту одного из мальчишек-хитчити, сказал, что из него со временем получится отличный Говорящий с Ветром.
– Это хорошо, – слабо усмехнулся Аренс. – Может, теперь меня оставят в покое.
Больше они не говорили. Аренс и правда подремал немного в седле, это принесло облегчение. Он не мог не думать о том, что Хассе, возможно, в плену у их преследователей. Но у него не было сил на страх. Впервые в жизни он молился как умел тому богу, которого знал как Великого Духа. Он молился, в молчаливом отчаянии сжав руки и прося уберечь Хассе от зла. Пусть даже тот не сдержит слова, пусть… Теперь это не казалось важным.
К исходу ночи они заметили вдалеке едва заметное мерцание. Это не могло быть ничем иным, как костром. Аренс смотрел на него и чувствовал, как в голове складываются кусочки мозаики. Он повернул коня, подъехав к Расщепленному Камню. Ему предстояло объяснить свой план этому невозмутимому и бесстрастному человеку, человеку, который к тому же проявлял чувства к Хассе.
