Текст книги "Скользкая дорога (СИ)"

Автор книги: Ди Карт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Я уверен, что когда терапия закончится, ты начнешь приходить в порядок, – Лукас сел на край кровати. – Знаешь, так непривычно говорить с тобой по-английски! Но я сейчас нисколько не хочу разговаривать на испанском.

– Расскажи мне, как твое путешествие? Где твоя жена?

– Она в отеле. Путешествие отличное! Но я уже соскучился по дому.

– Мечтатель, я могу обратиться к тебе с просьбой? Это не составит тебе большого труда.

– Конечно! Все, что угодно!

– Знаю, что только ты сможешь мне помочь. Больше некому. Помнишь, я тебе говорила, что у меня есть ребенок, с которым я в молодости очень плохо поступила?

– Да, помню.

– Я думаю, что скоро умру…

– Грешница!

– Нет-нет, послушай. Есть одна вещь, которую я хочу, чтобы ты передал моему ребенку. Это будет нетрудно, – и она протянула ему крошечную коробочку.

– Хорошо! Конечно, передам.

– В этом футляре игла, на которой записано видео. Если я перестану тебе отвечать в «Иннер-брейкере», значит, я умерла, и ты можешь передать видео моему ребенку. Адрес там же, в игле. Но прошу тебя не смотреть это видео.

– Что ты! Я не буду.

– С другой стороны, даже если ты и посмотришь… Мне уже неважно.

В палату зашел доктор и недовольно взглянул на Лукаса: «Молодой человек, у нас все визиты к больным согласовываются заблаговременно с администрацией!»

Женщина на кровати умильно посмотрела на доктора и, с трудом переведя взгляд обратно на Лукаса, сказала парню:

– Дорогой Мечтатель, не трать на меня время! Иди к жене, она ждет тебя там, в гостинице, одна, в свой медовый месяц. Наслаждайся жизнью, мой милый Мечтатель! Она такая короткая.

– Спасибо! А ты поправляйся! – Лукас оглянулся на врача, потом чмокнул женщину в щеку, махнул ей рукой и вышел из палаты.

Они с Сабриной провели остаток медового месяца, наслаждаясь каждой секундой вместе. В последний перед отлетом домой вечер они устроили себе ужин в маленьком валенсийском ресторанчике под открытым небом. Официант, узнав, что молодые люди заканчивают в Валенсии свое свадебное путешествие, сделал им комплимент от заведения – вкуснейшую паэлью с морепродуктами.

– О-о-о-о, а вот и несчастный к нам пожаловал! – с улыбкой встретил своего напарника Арманду. – Ну, рассказывай, как мучаешься?

– Да сам ты мучаешься! – отшутился Лукас. – Ты мне лучше про дело расскажи. Его прям совсем закрыли?

– Нет, наполовину только… Ну конечно же, совсем! Чему я рад, признаться, ведь это дело занозой у меня было. Пусть Миллер сама со своими ядрами разбирается. Давай лучше к нормальным делам. Пока ты был в отпуске, мне спустили большой материал по признакам уклонения от уплаты налогов бенефициара «Канала Два». Ты хорошо делаешь аналитику. Я тебе переслал всю первичку. Через неделю нужно твое мнение.

– Понял. Все сделаю. Слушай, я понимаю, что с делом уже все, но я тут в отпуске все пытался мозгами пораскинуть…

– Тоже мне, удивил! Будто я тебя плохо знаю! Но дело закрыто. Смирись.

– Нет, ты послушай! Палата усиленно следит за тем, чтобы судьи друг с другом не общались, поддерживая тем самым в них абсолютную беспристрастность к работе. Но если так подумать, то они все друг с другом связаны! У Видау и Тарьи Экман мужья – родные братья.

– У Видау нет мужа. Она же пояснила, что сто лет с ним в разводе!

– Так это не меняет положения дел! Отец Перре работал в том же архитектурном бюро, в котором сейчас работает высокий судья Мурао. Брат Перре – продюсер родителей Филиппа Мартинеза! Сплошные переплетения!

– Дружище, ты сам присутствовал на встречах с нашими аналитиками. Все это не новости. Эти обстоятельства были предметом проверки, которая ни к чему не привела. Если копнуть глубже, то уверен, что и мы с тобой в каком-то поколении повязаны были. Людей мало, мир тесен. Ничего удивительного. Тебе надо успокоиться. Решение принято.

– Ладно, – вздохнул Лукас. – Мне тут иглу надо прочитать, а у меня дома даже разъема под нее нет. Можно я в наш экспертный отдел схожу, их попрошу?

– Сходи, в чем проблема. Не пойму, зачем некоторые продолжают на иглах информацию хранить…

Когда Лукас пришел домой, он кинулся к жене и крепко прижал ее к себе.

– Лукас! – глухо сказала Сабрина, уткнувшаяся лицом в его грудь. – Что такое?

– Я просто очень соскучился по тебе! Весь день ждал, чтобы прийти домой и обнять тебя! Сабрина, я так сильно тебя люблю…

– Мой родной, я тоже по тебе соскучилась! Раздевайся и пойдем ужинать. Я сама еще не ела – тебя с работы ждала.

Сабрина и Лукас быстро вошли в рабочий ритм. Недели через полторы после возвращения из медового месяца оба были уже по горло в делах.

– Лукас, – спросила как-то за ужином Сабрина, – ты последние дни какой-то унылый. Все в порядке? На работе все хорошо?

– В целом, да. Знаешь, я думаю, мне надо будет на пару дней в командировку съездить.

– А надолго? И куда?

– Не надолго. В Париж. Обещаешь не скучать?

– Еще чего!

– Звучит двусмысленно!

Когда Лукас вернулся из командировки, то, не заезжая домой, прямиком отправился на работу.

«Арманду, – сказал он, войдя в кабинет, – мне срочно надо поговорить с тобой».

Глава 17

– Подождите, подождите, – с неуверенностью в голосе сказала федеральный судья Уилма Сальгадо, когда сидящий напротив нее прокурор Брасио завершил свой доклад, – вы это все серьезно?

– Ваша честь, – ответил прокурор, – я отдаю себе отчет в том, насколько смело это звучит, но факты никуда не денешь, согласитесь! У следствия нет иных вариантов. Безусловно, мы идем на определенный риск. И я обратился к вам за ордером в качестве крайней меры.

– Не могу не согласиться, прокурор, что факты налицо. Но то, о чем вы просите меня… Не уверена, что это в полной мере соответствует букве закона.

– Да, но это соответствует его духу! Ваша честь, у нас нет другого выхода.

– Прокурор, – тяжело вздохнув, сказала судья, – я удовлетворю ваше ходатайство. Но! Все, что сейчас звучало, не должно покинуть стены моего кабинета. Надеюсь, нет нужды объяснять, что на кону не только соблюдение закона, но и моя мантия.

– Нет нужды, совершенно верно, Ваша честь.

Через два дня все новостные издания охватила информационная лихорадка. Каждый канал считал своим долгом пригласить эксперта, чтобы прокомментировать произошедшее, и те с упоением выдвигали гипотезу за гипотезой, одну авторитетнее другой, несмотря на то, что следствие предоставило общественности минимум данных. «Если сообщенная органами следствия информация верна, – говорил один из экспертов, – то мы всерьез должны задуматься о судьбе самого института Суда Прошлого».

Полиция Сан-Паулу была атакована журналистами. Когда один из майоров получил вывих, пытаясь прорваться в отделение через армию облепивших проход репортеров, начальник полиции по согласованию с прокуратурой распорядился организовать пресс-конференцию, чтобы предоставить прессе тот объем информации, который не угрожал ходу дела.

– Капитан Тоцци! – услышал Арманду голос одного из журналистов, едва разобрав его во всеобщем галдеже. – Идет ли речь о предъявлении обвинения?

– Нет, никаких обвинений не предъявлено. Это сложная процедура, возможная только по санкции федерального суда.

– Но высокого судью задержали на основании ордера, выданного судом?

– Да, Четвертый окружной суд Сан-Паулу выдал следствию соответствующий ордер. Но я хочу еще раз подчеркнуть – высокому судье пока никаких обвинений не предъявляется.

– Откуда у следствия появилась информация о том, что высокий судья может быть причастен к неправосудной апелляции по делу Тима Кравица?

– Прежде всего, я должен повториться – никакой неправосудности апелляций никто пока не устанавливал. Речь идет лишь о фактах, которые следствие должно проверить. Отвечая на ваш вопрос, могу пояснить, что информацию нам предоставил свидетель.

– Может ли следствие назвать свидетеля?

– Персона свидетеля не составляет тайну. Речь идет о домработнице семьи Кравица и Джефферсон, госпоже Беранжер Пьярд.

– Какие именно показания этого свидетеля послужили основанием для задержания Филиппа Мартинеза?

– Госпожа Пьярд сообщила нам, что примерно за три недели до убийства с ней на связь вышел высокий судья Мартинез, который заплатил ей три миллиона долларов за то, чтобы та растворила латиоид в пище Тима Кравица.

– Как это связано со смертью жены Кравица, госпожи Стефани Джефферсон?

– По предварительной версии имела место ошибка – госпожа Джефферсон выпила кофе, предназначенный своему мужу.

– Какова судьба Беранжер Пьярд? Ей предъявлено обвинение в пособничестве или в совершении другого преступления?

– К госпоже Пьярд приставлена стража. Это все, что следствие может разгласить на данный момент.

– Известны ли мотивы поступка высокого судьи Мартинеза?

– По имеющейся у нас информации, которая в данный момент подвергается тщательной проверке, незадолго до всего произошедшего господину Мартинезу стало известно о том, что Тим Кравиц участвовал в формировании бюджетов медиакорпорации «Олл-ин-Олл Энтертейнмент» по цирковому направлению и что именно он вынудил Кристиана Перре, продюсера Тоби и Селест Мартинезов, поставить артистам условие о расторжении контракта только в обмен на серию шоу, последнее из которых закончилось трагической гибелью матери высокого судьи Мартинеза и тяжелой инвалидностью его отца. По предварительным данным, господин Кравиц высказывал недовольство запланированным бюджетом, утверждая, что сооружение башни по проекту неоправданно дорого, и через своих поставщиков обеспечил более дешевый аналог строительных материалов, в результате чего к последнему шоу башня просела, что шло вразрез с четкими расчетами артистов. Назначен ряд экспертиз, чтобы подтвердить или опровергнуть данное предположение. В этой связи следствие полагает, что Филипп Мартинез, руководствуясь мотивом мести, установил контакт с домработницей Стефани Джефферсон и убедил ее вступить с ним в преступный сговор. Когда высокий судья Мартинез понял, что его задумка пошла не по плану, и что латиоид приняла супруга Кравица, а не он сам, Филипп Мартинез заставил госпожу Пьярд свидетельствовать о том, что между супругами имели место ссоры, чтобы именно этот факт был впоследствии оценен как якобы мотив Кравица в совершении убийства своей жены. Господин Мартинез рассчитывал на то, что показания Пьярд приведут Тима Кравица сначала на скамью подсудимых, а затем, что вполне логично, и в Квадрат. Так и случилось. Дать нужные ему показания свидетелю не составило никакого труда, поскольку ссоры действительно были. Небеспристрастность Филиппа Мартинеза и, более того, откровенное желание смерти Тиму Кравицу, как полагает следствие, и послужили причиной того, что апелляция на смертный приговор господину Кравицу была проведена некорректно, что повлекло ошибочное окрашивание ядра и, соответственно, необоснованное приведение приговора в незамедлительное исполнение. На этом все, господа.

Арманду Тоцци кивком головы показал, что пресс-конференция окончена, но журналисты продолжали сыпать вопросами.

«В чем конкретно будет предъявлено обвинение Филиппу Мартинезу?»

«По какой причине домработница вдруг дала признательные показания?»

«Повлечет ли произошедшее прекращение полномочий высокого судьи Мартинеза?»

Вопросы журналистов звучали еще несколько минут, пока толпа не начала рассасываться, смирившись с тем, что конференция действительно окончена.

– Да я сама никак не отойду от шока! – говорила Тарья Экман. – Я не верю в то, что это может быть правдой!

– Как бы я хотела, чтобы вы были правы! – слышался в ответ голос Валерии. – Мне с утра все высокие судьи позвонили. Я пыталась связаться с Мартинезом, но его аккаунт неактивен. Видимо, в полиции его заблокировали.

– Что теперь с нами будет?

– Госпожа Экман, я не знаю. Не знаю… Единственное, что могу сказать – надо дождаться окончания дела. Оно только началось. Не исключено, что в процессе расследования всплывут какие-то детали.

– Очень хочется в это верить. Хорошо, госпожа Видау, нам лучше прервать разговор. Ситуация вокруг Суда Прошлого и без того обострилась. Не хватало еще, чтобы мы с вами получили претензии от членов Палаты из-за внепроцессуального общения.

Сабрина сидела на диване и играла с Титусом. На экране заканчивался очередной выпуск игры «Скользкая дорога».

«Итак, Джиллиан, вот ваш пятый вопрос из шести. Назовите имя главного архитектора первой орбитальной станции, пригодной для постоянного проживания человека».

Сидящий у нее в ногах Титус тихонько рычал, покусывая ступни своей хозяйки, как вдруг вскинул голову, навострил уши, взглянул на Сабрину и пулей кинулся в коридор – он всегда загодя чувствовал, что Лукас вот-вот подойдет к двери и откроет ее. Вслед за Титусом с дивана встала Сабрина, чтобы встретить мужа.

– Привет! – она поцеловала его в губы. – Сегодня только и разговоров, что о задержании Филиппа Мартинеза.

– Да-а-а, пресса с ума посходила. Можно подумать, это главное событие в жизни планеты.

– Конечно, главное! Шутка ли, сам высокий судья подозревается в… Я даже не знаю, в чем он там у вас подозревается, но ясное дело, что в чем-то плохом.

– Не буду тебя грузить этим, – Сабрине стало заметно, что ее муж немного не в своей тарелке.

– Лукас, и что будет дальше? Его посадят? Казнят?

– Этого я не знаю. Ему же даже обвинение еще не предъявлено. Расследование только начинается.

На следующий день новостные издания продолжили сообщать о деталях расследования.

«По полученной от пресс-службы полиции Сан-Паулу информации, допрос основного свидетеля, Беранжер Пьярд, которая была домработницей в семье Тима Кравица и Стефани Джефферсон, продолжается. При этом, как стало известно нашему изданию, следствие столкнулось с проблемой. Как сказала госпожа Пьярд, по первоначальной задумке высокий судья Филипп Мартинез планировал сделать подозреваемой жену Кравица, Стефани Джефферсон, и поручил Беранжер Пьярд подбросить использованную капсулу латиоида в ночной крем, которым пользовалась профессор Джефферсон, что свидетельница и сделала в день убийства. Однако осмотр дома, в котором проживала семейная пара, не подтвердил эти обстоятельства – никаких баночек с кремом в спальне госпожи Джефферсон обнаружено не было. Как сообщила пресс-служба полиции, в ближайшее время будет проведено сканирование дома, где проживали супруги, с целью выявления емкости с кремом, в которой, предположительно, находится капсула смертоносного препарата».

Прокурор Брасио держал постоянный контакт с членами Палаты. Девятый член Палаты, избранный взамен казненного Тима Кравица, официально вступил в должность несколько месяцев назад. Им стал колумнист из Индонезии, чья кандидатура набрала абсолютное большинство голосов.

– Господин Нок, – уверял прокурор Главу Палаты, – я убежден, что следствие идет по правильному пути. Мы собрали внушительное число доказательств.

– То же самое следствие говорило, когда велось уголовное дело по обвинению Тима Кравица. И вот вам, пожалуйста, человека невинно казнили, – ворчливо парировал Сакда Нок.

– Мы в равной степени отрабатываем все версии, господин Нок.

– Ладно. Лучше скажите мне, что там с этими кремами, капсулами и латиоидами?

– Сканирование дома, в котором проживала семейная пара, помогло найти капсулу. Полиция обнаружила баночку с ночным кремом, в котором была использованная оболочка препарата.

– То есть показания домработницы правдивы?

– Похоже на то.

– И вы всерьез полагаете, что такой уважаемый человек, как Филипп Мартинез, мог опуститься до столь низкого поступка?

– Господин Нок, все они уважаемые люди. Но уголовное преследование не смотрит на репутацию. Оно смотрит на мотивы, поступки, последствия и причинные связи.

– Вы можете мне рассказать о ближайших запланированных следствием действиях?

– У нас в планах собрать остальных высоких судей и еще раз с ними побеседовать в свете открывшихся обстоятельств. Полиция предложит судьям сделать это добровольно, без санкции федерального суда.

Когда Валерия пришла рано утром на работу, Сабрина была уже там. Она сидела за столом профессора и сортировала корреспонденцию.

– Госпожа Видау, – обратилась к Валерии девушка, – вам пришло письмо из полиции. В копии стоят господа Перре, Экман и Мурао. Полиция просит вас и остальных высоких судей в следующий вторник приехать в Париж в помещение Квадрата.

– Вот как? Интересно. Что ж, раз просят, значит, приедем.

– Вы полетите своим ходом? Вам нужна какая-то моя помощь в организации поездки?

– Естественно, нужна. А знаешь что? Поезжай-ка со мной.

– С вами?! Вы это не в шутку?

– Конечно нет. Ты же мой ассистент. Вот и ассистируй! – улыбнулась Валерия.

Впервые высокие судьи собрались в помещении Квадрата не с целью рассмотрения апелляции. И впервые их было не пять человек, как полагается, а лишь четверо. Они расположились в просторной комнате на первом этаже этого легендарного здания, без фотографии которого не обходился ни один учебник истории.

– Капитан, – не выдержал Винсент Перре, – нам пояснят, с какой целью мы сегодня здесь собрались? Мы уже минут сорок торчим в этой комнате, и ничего не происходит.

– Господин Перре, – успокаивающе посмотрела на него Тарья, – госпожа Видау задерживается. Видимо, поэтому и не начинаем.

– А у меня такое чувство, будто нас специально тут маринуют, чтобы вывести из равновесия и спровоцировать! Мы и так пошли им навстречу, бросили все дела и притащились сюда. У меня ребенок дома с няней!

– Господин Перре, – встал с места Арманду, – у нас нет ни желания, ни необходимости выводить вас из равновесия. Госпожа Видау вот-вот появится. Полиция сочла правильным собрать высоких судей вместе, чтобы прояснить имеющиеся у следствия вопросы в связи с задержанием господина Мартинеза.

– Мы все рассказали вам! Все, что могли! И заметьте, капитан, что это были очень личные истории! – не успокаивался Винсент. – Или вы хотите, чтобы мы еще раз обнажили свои души? Мы высокие судьи, а к нам относятся, как к малолетним воришкам!

– Абсолютно нет, господин Перре! – воскликнул Арманду. – Уверяю вас, мы начнем с минуты на минуту!

Из коридора послышались шаги. Дверь открылась, и в комнату зашли Валерия и Сабрина. Заметив стоявшего рядом с Тоцци мужа, девушка невольно улыбнулась ему и получила смущенную улыбку в ответ.

– Вот! – радостно произнес капитан. – Я же говорил, что сейчас начнем!

Если бы личности высоких судей не были известны присутствующим в комнате, их легко можно было принять за компанию друзей, наконец-то собравшихся вместе поболтать о жизни. Все еще не отошедший от возмущения Винсент Перре подошел к окну и уселся на массивный подоконник. Одетая в черные свободные брюки и черную же рубашку Икуми Мурао опустилась на расстеленные на полу мягкие маты, почти исчезнув на темном фоне стены. Тарья неспешно покачивалась влево и вправо в глубоком зеленом кресле на ножке – она заприметила его сразу, как только зашла в комнату. Валерия, которая в светло-синих джинсах, белоснежной футболке и с ободком на голове выглядела совсем не как Председатель Суда Прошлого, окинула комнату взглядом и присела на стул рядом с Лукасом. Сабрина прошмыгнула к своей начальнице и расположилась рядом с ней, не переставая поглядывать на своего любимого.

– Господа, – начал Тоцци, – я благодарю вас за время, которое вы нам уделяете. Хорошо понимая уровень вашей загруженности, мы, тем не менее, решили собрать всех вместе, чтобы работа была более быстрой и продуктивной. Как вы знаете, мир всколыхнули показания, которые дала домработница семьи Кравица и Джефферсон, госпожа Пьярд. Сейчас шумиха более-менее улеглась, а мы получили возможность оценить все те моменты, о которых нам рассказала эта свидетельница. Я не думаю, что сейчас мы должны касаться этих показаний. Дело в другом. Лукас, включи! Господа, прошу внимания на экран.

Лукас запустил видео. На экране появился молодой парень, на вид лет двадцати шести, который сидел напротив объектива и записывал свое обращение. Чем-то отдаленно он напомнил находящимся в комнате людям Винсента Перре – такие же правильные, модельные, с налетом лоска черты лица, ухоженная кожа, большие зеленые глаза. Молодой человек на видео заметно нервничал. Он несколько раз посмотрел в сторону, улыбнулся, потом вновь стал серьезным, приоткрыл рот, помедлил секунду, выдохнул и начал:

«Привет, моя хорошая. Это я. Сейчас я записываю это видео и заранее ненавижу и презираю себя за то, что собираюсь сделать. Мне сложно передать, насколько сильно я люблю тебя. Всегда, что бы ни случилось, куда бы я ни попал, где бы ни оказалась ты, знай, что я люблю тебя, моя девочка. Пожалуйста, знай это. Осуждай меня, испытывай ко мне отвращение, отрекайся от меня, если хочешь, но знай, прошу тебя!

Не имею понятия, когда именно ты посмотришь это видео. Забавно, если ты будешь дряхленькой старушкой, когда впервые его увидишь. Тебе уже будет не до меня и, возможно, даже не до себя.

Сейчас мне кажется, что во всем, что со мной произошло, виноват я один. Это все мои нерешительность, неуверенность, в какой-то степени глупость… Вместо того, чтобы нормально учиться, набираться знаний, я рисовал эскизы шмоток, причем делал это не так уж и плохо. Но в Новой Зеландии… Кому я такой там был нужен? Мать постоянно шпыняла меня из-за того, что я, как она выражалась, словно баба, рисую платьица, хотя мог бы пойти заняться спортом. Она была богатой и властной женщиной и не принимала ничего, что не вписывалось в систему ее ценностей и представлений о том, как надо. Как вспомню тот вечер, так до сих пор холодок по коже пробегает! Она уезжала по делам в Россию на целую неделю, а я оставался один. Наконец-то один! Без нее! И именно ту ночь мы решили провести у меня. И именно тогда моей милой мамочке приспичило вернуться в неурочный час. В комнату мою она всегда входила без стука, объясняя это тем, что я живу в ее доме, и если меня что-то не устраивает, то могу катиться на все четыре стороны. Помню, как проснулся – мать сорвала одеяло, вцепилась в нас ногтями и свалила с кровати на пол, а потом начала хлестать меня по лицу и орать: «Ах ты, дрянь! Только мать за порог, как он кувыркаться!»

Конечно, в ту минуту, когда она меня лупила, я сообразил, что это мой последний день в ее доме, и был рад этому. Думаю, мне нужен был такой пинок, чтобы хоть как-то, хоть куда-то начать двигаться. А куда? Конечно, туда, где мои задатки могут пригодиться. Я попросил у матери денег, чтобы арендовать левипод на пару суток, и она дала мне один доллар, сказав, что ровно столько я стою. Пока она не успела ничего растрезвонить отцу, я быстренько добрался до него, наплел какой-то ерунды про то, что собираюсь на несколько дней съездить в Европу и присмотреть себе университет для перевода, и папа подкинул мне деньжат, а уже вечером я был в Европе.

Как надо искать работу, у меня не было даже отдаленного представления. Но дуракам везет, и меня сразу же взяли в «Дикий цвет». Я стал мальчиком на побегушках у Клариссы, толстой женщины, которая работала, кажется, технологом. Труд мой оплачивался соответственно квалификации и опыту, то есть почти никак. Ночевать было негде. Ума не приложу, куда бы я пошел в первую же свою ночь в городе, если б меня не приняли на работу… Целую неделю, а то и дольше, мне удавалось мыкаться по подсобкам – благо фабрика работала круглосуточно, и я всегда мог соврать, что сегодня моя смена. Естественно, очень быстро за мной стала наблюдать охрана, которая просекла, что помещение фабрики я использую не только в качестве места работы. Мне доходчиво объяснили разницу между рабочим местом и гостиницей и намекнули, что бездомным не место в их коллективе. На мое счастье, Кларисса предложила снять у нее комнату за небольшую плату. Нас с ней ничего не связывало, кроме общей работы – мы не были друзьями и не стали ими, когда она подселила меня к себе. Кларисса была человеком необщительным, эгоистичным и одиноким – про таких людей можно подумать, что они вылупились из яйца и выросли сами по себе, не имея ни родителей, ни братьев с сестрами, никого.

Несколько раз я заводил с начальством разговор о том, что готов работать больше за прибавку к зарплате, но результата эти просьбы не давали. И тут – о чудо! Видимо, какая-то часть души Клариссы, отвечающая за жалость и понимание, внезапно проснулась, и она ни с того ни с сего вдруг однажды заявила:

– Эрик, я могу посодействовать тому, чтобы тебя перевели в специалисты.

– Правда? А что мне для этого надо сделать?

– Мне завтра с утра сдавать крупную партию ткани на аппретуру, а она еще не покрашена, потому что заказчик гаммы только вчера утвердил. Надо покрасить в «Черное солнце» – это новый цвет, но в нашу систему он уже внесен. Процесс ты знаешь, так что за дело. Получится – попрошу господина Дирбала перевести тебя специалистом к нам, а сама возьму нового помощника.

– Я с радостью! А ты будешь на всякий случай контролировать, как я делаю? Чтобы уж наверняка?

– Контролировать? Вот еще! Ты останешься за меня, а мне уйти надо. И никому не говори, что я тебе перепоручила. Заказ дорогой, и мне влетит, если узнают, что я на помощника свалила. Так что, берешься?

– Берусь!

И я взялся. Результат превзошел мои ожидания – цвет получился насыщенный, что-то среднее между шафрановым и алым с сиреневыми проблесками на свету. Спать хотелось ну просто безумно! На часах уже было 8 утра, и должна была прийти Кларисса, но она задерживалась. Пока я ее ждал, стал подсчитывать будущую зарплату и решил, что смогу снять свое жилье и наконец съехать от Клариссы. В полдевятого она влетела, бросила свой рюкзачок на полку рядом со шкафчиками и подбежала ко мне: «Ну что? Показывай». Я с гордостью открыл двери цеха и пропустил ее вперед.

– Это… что?! – она побледнела.

– Т-ткани… – у меня аж сердце остановилось. – Что-то не так?

– Это что?! – закричала она, подбежала к тканям и стала щупать их своими ручищами. – Ты охренел?!

– Кларисса, да в чем дело? – недоумевал я.

– Где ткани, мать твою? Ткани где, а?!

– Да в руках у тебя! – крикнул я в ответ, взбесившись из-за того, что эта толстуха орет на меня после бессонной ночи.

– Ты во что их покрасил, урод?!

– В «Черное солнце», как ты и просила!

– В какое, на хрен, «Черное солнце»? Они должны быть черными!

Она подбежала к установке, обливаясь потом, и вывела проекцию на эсэм-пад: «Смотри, дурья твоя башка! Читай, что написано! Это выгрузка твоей ночной работы! Читай, урод!»

И я прочитал. Трекинг процесса окраски был подробным и длинным, но в глаза сразу бросились слова «Черное сердце».

– Ты покрасил в «Черное сердце»! А надо было в «Черное солнце», идиот!

– Да зачем же они два таких похожих названия в список друг за другом-то поставили, – пытался оправдаться я.

– Тупой козел! Рукожопая свинья! Что я теперь Дирбалу скажу? – орала раскрасневшаяся женщина, от истерики ставшая, казалось, в два раза толще.

– Ну давай я быстренько сейчас покрашу…

– Быстренько? – она стукнула меня прямо в грудь. – У нас нет времени! Заказчик в обед придет, а на это часов семь нужно! Да хрен бы с ним, со временем! Ткань-то где взять? Мы ее неделю ткали по его формуле, море денег наверняка угрохали! У тебя есть такие деньги? Есть, я спрашиваю? Чего молчишь?

Мне нечего было ответить. Я думал только о том, где мне сегодня ночевать.

В обед пришел заказчик и закатил такой скандал, что к вечеру из «Дикого цвета» вылетели и я, и Кларисса. Когда мы вышли на улицу, она приблизилась ко мне, сняла с плеча рюкзачок и заехала мне им по лицу: «Пропади ты пропадом, урод!»

Было начало апреля. Не холодно, конечно, но и совсем не тепло. У меня в кармане было 11 долларов. Ближе к полуночи я подошел к дверям медицинского лаунжа и упал как бы в обморок. Минут через пять подбежал охранник, а потом подъехала каталка. «Парень! Парень! Эй! Молчит», – я слышал женский голос и старался не подавать признаков жизни. Что ж, хотя бы одну ночь я проведу в тепле и комфорте. А если повезет, то и не одну. Но мне не повезло. Как я ни жаловался на общую слабость и головокружение, через сутки меня выписали, и я вновь очутился на улице.

Следующие два дня я откровенно бомжевал. Нет, моя жизнь не была под угрозой – ничего не стоило позвонить матери или отцу. Конечно, отцу. Хорошо знал, что такие матери, как моя, своих сыновей прощают, но очень нескоро. Нет, лучше умереть с голоду, чем обратно к ней! Да и вообще, Новая Зеландия у меня прочно ассоциировалась с унынием и необходимостью в этой постоянной изнурительной конспирации, от которой я смертельно устал. Эх, знать бы, где в этом городе расположены точки с бесплатными фабрикаторами… Денег не хватало даже на продление подписки на сеть.

В поисках места для ночлега я слонялся по городу. Проходя мимо какой-то то ли фабрики, то ли склада, я увидел проем между стенами этого здания и соседнего строения и зашел туда. Пройдя вдоль стены, я очутился на заднем дворе – огромном, хорошо освещенном пространстве с ангарами. И ни души. Без особой надежды я подошел к одной из дверей, замок на которой не горел красным, и толкнул ее – она отворилась. Я стал спускаться по длинному коридору, затем прошел мимо огромной установки, похожей на компрессор системы аэрообогащения. Я бродил по этим бесконечным катакомбам несколько минут, прежде чем наткнулся на дверь со значком подземного паркинга и вышел к запаркованным там левиподам. У меня так сильно урчало в животе от голода, что этот звук громким эхом разносился по парковке. Может быть, переночевать прямо здесь, на полу? Ноги меня почти не держали, и я сел между двумя левиподами, прислонился к стене и стал убеждать свой организм в том, что он лежит на мягкой кровати. Через какое-то время я сквозь сон услышал звук открывшейся двери паркинга, а затем шаги, которые становились все громче. Дверь левипода, слева от которого я сидел, отворилась, и высокий парень бросил туда сумку, а затем поставил ногу на подножку и хотел было сесть на сиденье, но, будто вспомнив что-то, пошел обратно, оставив левипод открытым. Недолго думая, я забрался туда, взгромоздился на пассажирское сиденье, откинул спинку и лег. Спроси меня сейчас, чего я хотел добиться и был ли у меня какой-нибудь план – в жизни не вспомню. Уверен, что я тогда этого и сам не знал, но охваченному отчаянием человеку всегда сложно рассуждать рационально.

Через какое-то время противоположная дверь открылась, и на водительское кресло сел хозяин. Сначала я услышал, как завелся двигатель, а затем и удивленный голос: «Вы кто?»

Не зная точно, что делать, я поднялся, сел и сказал:

– Деньги есть?

– Вообще? Или с собой?

– Конечно, с собой, – удивленно пробормотал я в ответ. Хотелось рассмеяться.