Текст книги "Дети надежды (СИ)"

Автор книги: Дэви Дэви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– О чем ты? – Яромир шутливо подмигнул ему. – Может, у тебя где и правила для обоюдной дрочки записаны?

Тито понял, что над ним издеваются, в черных глазах полыхнул гнев. Но вид у него стал от этого ещё более жалким. Он с отвращением вытер живот, зыркнул ещё раз на Яромира:

– Я тебя сделаю, Волк! – и выскочил за дверь.

– Мечтай! – лениво протянул ему вслед Яромир.

Он улыбался расслабленной, довольной улыбкой. Две победы за один день. И вот эта вторая – особенно важная, теперь Яромир был уверен в своем превосходстве. Конечно, Бешеный ещё поборется, но ему уже не победить – теперь Яромир это знал. «Потому, что я не позволю!»

… Он аж онемел, обнаружив в раздевалке Малыша. Когда успел войти? Тито же только что вылетел… Или Малыш был тут все время, пока… А что – тут темно, мог где-нибудь за шкафчиками сидеть, он любит хорониться от всех… Видел их с Тито?.. А, неважно!

– А я тебя ищу везде, – Яромир покровительственно положил руку ему на плечо. – Ты молодчина, без тебя бы нам не выиграть.

Малыш вывернулся из-под его руки. И глаза прятал. Обиделся? Ну да, нехорошо: правда ведь – без него бы не победили. Синяк, вон, у него на пол-лица, и губы разбиты… «А я, как будто, забыл про него сразу после игры».

– Ладно, извини, что сразу не поблагодарил, надо было сначала Дикаря проведать, ты ж понимаешь…

Никакой реакции. Сопит и смотрит в пол. Может, в чем другом дело?

– Чего такой смурной? Обидел кто?

И тут Малыш вскидывает голову, глаза блестят лихорадочно, кулаки сжимаются… Прям, вот-вот бросится на Яромира.

– Думаешь, я не смогу за себя постоять?! – кричит. – Я не такой слабый, как тебе кажется, Яромир Шоно!

И выбегает за дверь, оставляя своего командира в состоянии, близком к ступору. М-да, вот тебе и тихоня! И, главное, чего взорвался? Странный он иногда бывает…

Однако, выходка Малыша настроение Яромиру отнюдь не испортила. Наоборот, ему пришло в голову, что, когда он станет командиром взвода, надо будет назначить сообразительного Малыша своим помощником.

Именно так. Не «если станет», а «когда станет».

* * *

– Я не желаю Вас больше видеть! Никогда!

Вот так. Сказал – как по щекам отхлестал.

Эстэли, кажется, опять собрался плакать… Да, верно, уже слезы по щекам текут. Как же это… раздражает. Но всё уже сказано, осталось просто повернуться и уйти.

И Дани уходит…

Он прячет под непроницаемой надменной маской уязвленное самолюбие. Это крайне неприятно – осознавать, что тебя просто использовали. Как средство, как трамплин для карьерного взлета…

Да-да, это ведь их карьера – продаться подороже, получить место в постели попрестижнее. «Роскошный Центральный Театр или убогий бордель – всё это называется Флорес. Потому, что шлюхи везде шлюхи» – так однажды сказал дед. Его дед… Исен Дин-Хадар… Уж он-то знает им цену…

По большому счету, обманутым себя Дани не считал. Глупо же, в самом деле, верить в поверхностные, сиюминутные чувства богемы, в их театральные речи, наигранные эмоции. Он знал, с кем имеет дело. Разумеется, все Флорес с малолетства мечтают обрести покровителя рангом повыше… Но Дани не подозревал столь тонкого расчета…

Он давал Эстэли защиту и некоторые преимущества положения протеже амира. Сам же наслаждался легким и приятным времяпровождением, восхищением и обожанием, с которым смотрел на него Эстэли. Это была хорошая сделка, и Дани не предполагал, что Эстэли захочет большего. Он казался таким глупеньким… Интересно, восхищение он тоже сыграл?..

… Всю неделю Эстэли вел себя странно. Он всегда шумный, а тут – притих, молчал подолгу, хотя, раньше ни на секунду рот не закрывал. А однажды – поразительная вещь! – сказал, что не может встретиться с Дани, потому что занят. Занят! Чем это коренной обитатель Флорес может быть настолько занят, чтобы отказать во встрече своему покровителю?! Теперь Дани узнал, чем…

Впрочем, он и тогда подумал о сексе. Они ведь с Эстэли до сих пор не были любовниками, и Дани сомневался, что станут. Однако, он видел, что Эстэли желает близости, но никогда не осмелится настаивать… Что ж, Дани решил милостиво позволить ему получать это от других, он ведь слышал, что юноши во Флорес просто жить не могут без секса. Он даже сказал как-то об этом Эстэли, но тот обиделся, начал уверять, что ему никто, кроме Дани, не нужен, если не с Дани, то ни с кем… До сегодняшнего вечера Дани считал эти слова искренними…

… Утро началось не просто великолепно – сказочно. По распоряжению деда Дани получил собственную лабораторию. Весь день они с суфи Гару осматривали и настраивали оборудование, знакомились с сотрудниками. А вечером Дани приехал к Эстэли…

– Это обязательно надо отпраздновать! – тут же защебетало дитя богемы. – Понятия не имею, что за лаборатория и чем ты там будешь заниматься со всеми этими строгими дядьками… Но сейчас ты такой счастливый… счастливый, как никогда… если все эти дурацкие колбочки… или что там у вас… сделали твою улыбку такой сияющей, то – да здравствует лаборатория!

Наверное, вот это, прежде всего, и привлекало Дани в Эстэли: умение настолько безоговорочно, не вникая в подробности, разделить с ним и его радости, и его печали. Рядом с этим шумным легкомысленным существом растворялась тревога, сглаживалась острота огорчений, а радость будто удваивалась. Приезжать сюда из холодного, расчетливого Верхнего Города – как пить согревающий напиток в сырую промозглую погоду.

– … твой любимый горячий напиток, с яблоками и корицей, – суетится Эстэли, расставляя бокалы в форме цветов на тонких стеблях. Себе он наливает вина.

Дани вина не пьет, ему вообще противопоказан алкоголь, это одна из установок его «ф-про». Когда-то, в начале их знакомства, Эстэли засомневался, что такая установка будет действовать, и Дани, ради эксперимента, решил проверить… Ужас! Внутренности словно узлом стянуло… Эстэли тогда так испугался, ему, наверное, было даже хуже, чем самому Дани… Но всё закончилось хорошо, и они оба отнесли этот случай к разряду забавных. «Дани, а правду говорят, что когда-то пристрастие к алкоголю было настоящим бедствием для „белых мантий“? Пьяный врач – такое даже представить невозможно!»

– … у тебя теперь новая игрушка – твоя лаборатория… – вздыхает Эстэли. – Засядешь там и забудешь про меня… А я умру от тоски…

Ох, уж эти его преувеличения!

– Эстэли, от тоски не умирают.

– А я умру! – настырно повторяет Эстэли. Он уже довольно много выпил, щеки раскраснелись. – Точно умру, если ты завтра не пойдешь со мной в новый ювелирный салон… Я там видел такое колечко… С рубином, как раз к твоим сережкам…

– «Белые мантии» не носят украшений на руках. Никаких – ни колец, ни браслетов…

– Уууу… Ну, тогда кулончик… Да, там был кулончик, тоже с рубином… В форме капли… то, что нужно…

Дани слушает, улыбаясь. Мягкое кресло, яблоки и корица, болтовня опьяневшего Эстэли… Это был очень хороший вечер, пока…

Пока не явился посыльный деда по особым поручениям, тот самый посыльный, что утром вручил Дани распоряжение, касающееся лаборатории. Дани сначала подумал, что это к нему, что это какой-то новый приказ Исена Дин-Хадара… Но посыльный, почтительно поклонившись Дани, обратился затем к Эстэли:

– Досточтимый Председатель Амирата велел передать Вам, в знак признательности и особого расположения, этот подарок… – он протянул Эстэли маленькую прозрачную коробочку…

Роскошное кольцо с бриллиантом, оно будет очень красиво смотреться на изящной руке с длинными пальцами… Должно быть, завтра Эстэли отправится в этот новый ювелирный салон – подобрать к подарку Исена сережки, кулончик… или ещё что-нибудь в таком духе…

Промозглая сырость словно шагнула с улицы в этот дом, в эту комнату, внутри у Дани заворочалось что-то скользкое и мерзкое, как тогда, когда он попробовал вина, гадко стало – вот-вот стошнит…

И без того бледное, лицо Эстэли побелело совсем уж до невозможности, он беззвучно открывал и закрывал рот – то ли сказать что-то хотел, но не знал что, то ли воздуха не хватало… В другое время Дани назвал бы его вид смешным, забавным… В другое время… Эстэли и его дед… «Я для этого был нужен ему? Чтобы подобраться к моему деду?» Грязь!!!

Дани молча направился к выходу. Эстэли, который обрел, наконец, дар речи, кинулся за ним.

– Дани! Пожалуйста… пожалуйста… не уходи!

Дани развернулся.

– Не смейте говорить мне «ты»!

– Хорошо… хорошо… как хочешь… то есть, как хотите… Только выслушай… те… Я могу объяснить…

Вид у него был такой жалкий и виноватый, что объяснения, в общем-то, не требовались. Тем не менее, Дани зачем-то спросил:

– Вы спали с моим дедом?

Ответ был написан у Эстэли на лице. Удивительно, как он мог так долго притворяться?! Или это сам Дани позволял водить себя за нос?..

Как бы там ни было, теперь с этим покончено.

– Я не желаю Вас больше видеть! Никогда!

… Уже в аэрокаре, когда он летел домой, когда поутихли немного обида, возмущение, гнев… Сначала у него просто возникло смутное ощущение: что-то не так, он упустил что-то, какую-то деталь… или целый ряд деталей, причем, существенных… Может, это и не важно, и не меняет ничего в целом, но Дани знал, что, пока не разберется в своих сомнениях, покоя ему не видать, вся эта ситуация будет мучить его…

Так… Исен прислал подарок Эстэли. Такой подарок, какой присылают любовникам. «В знак признательности и особого расположения». У них был секс – тут всё понятно, и Эстэли, похоже, не собирался этого отрицать.

Далее… Дед никогда не снизойдет до того, чтобы, подобно Алегу, присылать карточки с любовными предложениями, тем более – звать в любовники протеже своего внука. Значит, Эстэли предложил себя сам? А как он добрался до Председателя Амирата? Сам послал карточку с предложением? Но… Тогда получается, что он давно мог это сделать, после того памятного выступления на празднике очень удачный момент был – Эстэли деду тогда явно приглянулся… Почему именно сейчас? И зачем тогда Эстэли нужен был Дани, если всё так просто? И, если Эстэли всё это время знакомства с Дани так успешно притворялся, то куда делось его притворство в последнюю неделю?..

Стоп! Неделю назад… Значит, неделю назад… Примерно тогда он написал большую работу об исследованиях в области нанотехнологий, там были кое-какие идеи, которые он очень хотел бы проверить на практике. Об этом он говорил с Суфи Гару.

– Вам нужна собственная лаборатория, – внимательно прочитав его работу, ответил наставник.

– Но, – Дани немного растерялся, – даже у Алега нет пока своей лаборатории, а ведь он старше… Дед не согласится.

Суфи Гару улыбнулся.

– Значит, придется изыскать способы, чтобы убедить его.

Да-да, неделю назад… А сегодня утром он получил в своё распоряжение лабораторию. Суфи Гару… Если дед не присылал предложений Эстэли, если Эстэли не присылал предложений деду, значит, был некто, кто предложил Эстэли Исену. Кто-то, кто имеет доступ к Председателю Амирата, кто-то, кто имеет влияние на покровителя Эстэли… Наставник, например… «Изыскать способы…» А у деда сегодня, похоже, день раздачи подарков: любовничку – кольцо, внуку – лабораторию…

Кусочки мозаики почти сложились в целую картину. Не хватало только пары фрагментов. И Дани знал, где их взять.

– Мне нужно видеть Наля Гару. Срочно! – приказал Дани водителю.

… – Полагаю, Вы знаете, о чем пойдет разговор?

– Ещё нет, – опять эта ироничная полуулыбка. – Но ведь Вы мне сейчас об этом скажете?

Дани смотрел ему в лицо, и догадка превращалась в уверенность. Суфи Гару, надо же… Осталось только выяснить – зачем.

– Зачем Вы это сделали? Устроили встречу моего деда с Эстэли?

Суфи Гару шутливо развел руками.

– Вы меня удивили – такая проницательность! Я не думал, что Вы догадаетесь так быстро, – и, уже серьезно. – Вы ведь получили то, что Вам необходимо. Результат достигнут – это главное.

Результат, средство… Ещё час назад он был уверен, что это он средство…

– Но я не просил Вас…

– Вам и не нужно просить, – спокойно возразил куратор. – Собственно, Вам и знать-то было ни к чему… Ваше дело – цель, а думать о способах её достижения предоставьте мне.

Слишком много всего за сегодняшний день…

– Хватит! – Дани сорвался на крик. – Хватит обращаться со мной, как с несмышленым ребенком! По Вашим же словам, я – будущий правитель!

– Так и ведите себя, как правитель, – говорил наставник спокойно, но, в то же время, схватил Дани за шиворот и с силой швырнул его в кресло. – Для начала, прекратите истерику.

Дани притих. Жесткое поведение суфи Гару его не удивило – от наставника и не такого можно ожидать, уроков Дани он уже преподал достаточно. А вот собственная вспышка эмоций оказалась неожиданной… Он так легко потерял контроль над собой… И не чувствовал себя виноватым, наоборот – этот выплеск гнева вернул ему спокойствие, уверенность. Теперь он, пожалуй, послушает суфи Гару.

Куратор, усевшийся в кресло напротив, видимо, почувствовал изменившийся настрой ученика и заговорил в своей обычной манере – рассудительно, деловито.

– Я буду откровенен с Вами, Дани. Думаю, Вы не сочтете мои слова крамолой, Вам и так знакомо положение вещей в Вашей семье. Ваш отец, Айгор, намного талантливее своего старшего брата, Кемира, когда-то он подавал большие надежды, не только как ученый, но и как государственный деятель. Однако, правой рукой Вашего деда стал не он, а Кемир… который, между нами говоря, бездарность – что в науке, что в делах государственных. Однако, Кемир неплохой политик, знает, как взять и удержать власть, он блестяще умеет плести интриги и часто ведет грязную игру, на которую, к слову, Ваш отец не способен. Результат всего этого – Кемир готовится занять пост Председателя Амирата, а Ваш отец выпрашивает у него и Исена средства на свои научные разработки.

Суфи Гару сделал паузу, позволяя Дани осмыслить сказанное. И Дани знал, что слова наставника – правда, от начала и до конца.

– Вы хотите сказать, – задумчиво произнес Дани, – что я должен вести себя, как мой дядя Кемир, чтобы добиться достойного положения?

– Я хочу сказать, что Ваш дед ещё не решил, кто будет его преемником, подготовку к передаче власти он пока не ведет, никаких распоряжений на случай его кончины тоже нет. Значит… Не определен и наследник. Боюсь, что Вашего отца он – увы! – всерьез уже не воспринимает, а Кемиром очень многие не довольны, и Ваш дед это прекрасно понимает… Думаю, в данный момент он выбирает между Вами и Алегом. Вы умнее и талантливее Алега, так же, как Ваш отец талантливее своего брата. Если не повторите ошибок Вашего отца…

– Ошибок?!

– Да. Бездействие – это тоже ошибка, и серьезная. К тому же, Ваш кузен тоже прекрасно осведомлен обо всем, и вряд ли он будет действовать честными способами. Но, как я уже говорил, Вы талантливее. Вам нужно только продемонстрировать Ваши блестящие способности Исену Дин-Хадару. Например, успешной деятельностью Вашей лаборатории.

Всё логично, всё разумно… Значит, использовали вовсе не его, а Эстэли…

– Вы заставили его?

– Кого? – вопрос Дани застал куратора врасплох, что случалось нечасто. Суфи Гару недоуменно смотрел на ученика.

– Эстэли.

Куратор удивленно приподнял брови, потом рассмеялся.

– Ах, это… Нет, конечно! По крайней мере, не в том смысле, который обычно вкладывают в это слово… Видите ли, я просто объяснил Эстэли, что для Вас это очень важно, что только он может Вам помочь. Знаете, он испытывает к Вам некие чувства… ну, настолько, насколько они вообще способны на чувства. Для богемы такая привязанность весьма необычна, думаю, это могло бы стать результатом исследований в соответствующей области…

– Значит, он не преследовал никакой личной выгоды? – несколько бесцеремонно перебил Дани.

– Нет, – снова засмеялся наставник. – Он слишком глуп для этого. Но, в то же время, достаточно умен, чтобы знать свое место. Я бы рекомендовал Вам не прогонять его, этот Эстэли ещё может пригодиться, да и дед Ваш, судя по всему, остался доволен…

Дани поднялся с кресла. Слишком быстро и резко, не так, как полагалось по этикету. Но сейчас само слово «приличия» не вызывало у него ничего, кроме злой усмешки. Хватит с него мерзости на сегодня! Скорее домой, в теплую ванну, отмываться…

– Суфи Гару, впредь я прошу Вас уведомлять меня о подобных шагах!

– Разумеется, – и все та же легкая полуулыбка.

… На следующий день Дани заказал корзину цветов из оранжереи Дворца Софии, коробку самого дорогого импортного шоколада и, вооруженный всеми этими быстродействующими средствами утешения, прибыл к Эстэли.

Глаза у танцора были красные – плакал? всю ночь не спал? – кожа лица имела какой-то сероватый оттенок. Но при виде Дани он счастливо заулыбался, снова принялся болтать без умолку.

– Ой, не смотрите на меня… я сейчас такой некрасивый… мне нужно привести себя в порядок… Какие цветы, я никогда таких не видел… из оранжереи Дворца?.. Для меня?.. Правда?.. И шоколад тоже?.. Нет, я… Мне даже неудобно… Я причиняю Вам беспокойство… Какая обида?.. Я никогда не смогу на Вас обидеться… Даже если захочу – всё равно, не смогу… Можно снова называть Вас на «ты»?..

Эстэли подбежал к нему, взял за руки… Он часто так делал, ему нравилось прикасаться к Дани, раз уж ничего серьезнее Дани не позволял, так хоть за руки подержать… В этот момент Дани вдруг подумал, что неплохо бы, впридачу к цветам и шоколаду, ещё поцеловать Эстэли. Всего один поцелуй, его протеже будет на седьмом небе от счастья… И тут он представил Эстэли в постели со своим дедом… Нет, конечно, всё выяснилось, Эстэли ни в чем не виноват, но… Дани ничего не мог поделать с охватившим его внезапно острым чувством брезгливости. Прикосновения Эстэли в один миг стали казаться противными, липкими, почудилось, что от его тела исходит несвежий запах… Нет, Дани не сможет поцеловать его, по крайней мере, не сейчас… Это выше его сил! Как бы не вырвало…

Должно быть, Эстэли что-то почувствовал за внешней невозмутимостью Дани… Он быстро убрал руки, отодвинулся, и его красивое лицо всего на секунду… нет, на полсекунды… неуловимые полсекунды… исказилось гримасой настоящей боли… и тут же снова расцвело прежней беспечной, легкомысленной улыбкой.

И уже через несколько минут Дани не смог бы с уверенностью ответить: была ли эта боль на лице Эстэли? Или это ему просто показалось? Например, из-за неровного освещения в комнате?.. И вообще, так ли уж это важно?..

7. Чудовище из мрака

Едко, сладко дышит тленье…

В сером вихре тает плоть…

Помяни мое паденье

На суде Твоем, Господь!

(З.Н. Гиппиус «Опять»)

Он узнал об этом задолго до того, как получил приказ явиться к начальству.

Новость о предстоящем поединке быстро облетела все корпуса учебного центра, её обсуждали преподаватели, выпускники, даже новички зеленые. Спорили, делали ставки…

А ведь Яромир ещё не решил…

Первое, что он сделал, когда узнал, – бросился искать Бешеного. Нашел быстро. Тито сидел под лестницей, возле спортзала. Сидел прямо на полу и курил…

Пока искал Тито, Яромир всё надеялся, что это не всерьез, что Бешеный просто повыделываться решил, что этот вызов – очередная его безумная выходка. А когда нашел… Сдохли эти надежды, едва Яромир увидел взгляд Тито – спокойный, отрешенный какой-то. Не было в черных глазах и тени прежней насмешливости, не издевался Бешеный, не подкалывал, он был серьезен, он всё для себя решил. Глаза – как черные провалы…

Яромир сел рядом с ним и тоже закурил. Некоторое время оба молчали.

– Ты вызов, как положено, сделал? – заговорил, наконец, Яромир. – Начальству доложил?

– Угу.

– Значит, не откажешься?

– Нет, – Бешеный даже не смотрел на него.

Яромир первый не выдержал, взорвался.

– Да что за фигня происходит?! На кой хер тебе это надо, Бешеный?!

Тито будто очнулся, резко повернулся к нему, тоже заорал.

– Блядь, Волк! Я же не спрашиваю, какого хуя тебе втемяшилось в башку непременно офицером стать?! Зачем ты все десять лет жилы рвал, чтобы этого добиться?! А у меня, представь, та же цель! И свои резоны имеются. Если ждешь, что я вот так просто откажусь…

Да, глупо было ждать, что откажется. Бешеный борется до конца. Только зачем же…

– Зачем насмерть?..

Тито орать перестал, застыл опять, голос снова стал спокойным и равнодушным. Будто он этим равнодушным тоном отгородиться пытался от страшного слова «насмерть».

– А как же ещё, Волк? У меня нет другого выхода. По итогам обучения, ты – лучший командир, по всем статьям лучший… Я могу только через победу в поединке занять твое место. А что насмерть… Скажи честно, Волк, если б ты обычный поединок проиграл, ты б смирился, а? Стал бы мне потом подчиняться?

Яромир прислушался к себе.

– Нет, – ответил он. Тито просил честно…

– Ну, вот, – Бешеный был, как будто, уверен именно в таком ответе. – И мне жизни не будет, если ты меня на лопатки уложишь. Не из таких мы, Волк… Не умеем проигрывать.

Яромир подумал вдруг, что впервые за десять лет у них с Бешеным возможность выпала поговорить по-человечески. Только говорить больше не о чем.

– Ясно, – сказал Яромир. Поднялся, отбросил сигарету. Прежде, чем уйти, оглянулся, посмотрел в черные провалы.

– Это моя мечта, Волк, – Бешеный словно бы извинялся. Смешно. – Это моя мечта, и ради неё я на все пойду…

– До завтра, – больше Яромир не оглядывался.

… – Что решил, Шоно? – спросил его Батя. – Ты можешь отказаться от вызова, ты ничего не теряешь.

Как же, не теряет! Авторитет командира должен быть непререкаем, доверять ему должны так… так, как и себе не доверяют… А если он сейчас вызов Бешеного не примет – хрен потом отмоешься от подозрений в трусости! Да и вообще… «Слабак!» – скажут, – «Кишка тонка!» Словом, нет у него выбора, кроме как принять этот чертов вызов.

– Значит, завтра в восемь. На плацу, – буднично проинформировал Батя, услышав его ответ. Утвердительный ответ.

Яромир козырнул.

– Разрешите идти?

– Постой-ка, Шоно, – Батя смотрел на него изучающе. – Вас ведь после выпуска на Зоэ отправят. Так что… сам понимаешь…

Яромир понимал. Он знал уже, они все уже знали… Первое задание, которое выполняют новички на Зоэ, – казнь пленных. Через месяц они будут на Зоэ… через месяц все станут убийцами.

«Когда из чужой глотки свежей крови напьется…» Яромир был к этому готов. Но одно дело – полудикие бородатые повстанцы, неграмотные, с разными варварскими обычаями, вроде как и не люди совсем… А Бешеный – это ведь… это…

… Яромир не мог заснуть. Знал, да, что нужно спать, силы завтра – ох, как понадобятся, а не шел сон, и трясло его всего, будто от холода, только холод этот не снаружи был, а внутрь проник и там всё вымораживал.

Мысль о том, что он должен убить Тито Летича, никак не помещалась в сознании, расползалась большим темным пятном, жирным, вязким. Он всё хотел увидеть Бешеного, которого терпеть не мог все десять лет, стычки их постоянные, гнусную издевательскую ухмылочку… А видел Тито, его черные глаза – смеющиеся, яростные, удивленные, его сломанную переносицу – а ему даже идет, его тело… словно чувствовал под рукой – мокрое, упругое… Твою мать, да что за фигня!

А утром, едва взглянув на Бешеного, Яромир понял, что тот тоже не спал всю ночь…

… На плацу красным отчертили большой круг.

Толпа вокруг, гул голосов, возбужденный блеск в глазах… Года четыре назад, помнится, он и сам в такой толпе стоял, и его глазенки тоже поблескивали – как же, зрелище! Тогда двое старших ребят тоже что-то серьезно не поделили. Настолько серьезно, что вышел из круга на своих двоих только один, а второй – остался лежать с перерезанной глоткой. Яромир тогда поставил, как выяснилось – на победителя, выиграл пару пачек сигарет и несколько порций вполне сносного пойла… Поединок тоже был интересным, хоть и коротким. Всегда ведь интересно, если только не ты сам в этом кругу…

Их обыскали – проверили, нет ли какого скрытого оружия или защитных приспособлений. Убедились, что все чисто, и только после этого выдали ножи…

На тот, давний, чужой поединок они всем отделением ходили смотреть. Малыша только не было, его тянули с собой, но он бросил что-то вроде: «Вот отправимся на войну, там и насмотрюсь!» И не пошел. А сейчас тут, стоит вместе со всеми ребятами из Яромирова отделения. Только остальные подбадривают всячески своего командира, давай, мол, разделай этого побыстрее, а Малыш молчит. И смотрит так, словно это ему сейчас в круг выходить. Чудной он…

Они вступили в круг, и один из преподавателей, назначенный следить за ходом поединка, дал отмашку:

– Начинайте!

Несколько… минут? Секунд?.. ничего не происходило. Они просто стояли друг напротив друга, смотрели ошалело – на толпу, на серые тучи… вот-вот опять дождь заморосит, на булыжник плаца, на ножи в своих руках… Только друг другу в глаза старались не смотреть…

Бешеный первым бросился. Простейшая связка из двух ударов, прямым хватом… Яромир уклонился автоматически, и так же автоматически контратаковал… Тренировочных боев позади столько было, что тело само реагировало, мгновенно… Никто никого не задел, но начало было положено.

И всё пошло, как на тренировке. Ну, почти… Тот же азарт появился. И взгляд – глаза в глаза, чтобы увидеть начало очередной атаки. Как на обычной тренировке… Выпады, контратаки, колющие и режущие удары ножом, отвлекающие удары руками и ногами…

Дождь, всё-таки, пошел – противная такая морось. И… то ли из-за дождя Яромир зазевался… Короче, не успел он правую ногу убрать, и атаковавший Тито, в очередной раз сменив хват ножа, полоснул его снизу вверх по внутренней стороне бедра.

Сперва даже и не больно было. Яромир мельком глянул вниз – плохая рана, глубокая, с такой ему не долго прыгать осталось, и штаны как быстро от крови намокают…

И снова – вспышкой в памяти – тот давний, чужой поединок. Разрезанное горло, лужа натекшей крови, в черный пластиковый мешок засовывают остывший уже кусок мяса, некогда бывший человеком…

Это мгновенное воспоминание изменило все.

Сперва чувства вдруг обострились, резануло острой болью, в ноздри ударил тошнотворный запах крови… Глубоко внутри заворочалось – темное, страшное… Яромир знал, что это, и знал, что с этим делать. «Я не хочу умирать, не хочу стать просто куском мяса, запакованным в черный пластик!» ОНО пришло в движение… Яромир скармливал ЕМУ свой страх, свою боль, он отпирал все засовы, открывал все двери, выпуская на волю свое чудовище. Взгляд затягивало кровавой пеленой, сознание тонуло в черной мути и снова, как когда-то давно, пульсировало в висках: «Убить! Уничтожить! Разорвать на куски!!!»

Чудовище вырвалось наружу с диким ревом, Яромир бросился на… на ВРАГА! Он резал, колол, снова резал – силы будто удесятерились, он доставал, он наносил раны… И его тоже доставали, вроде, руку ещё порезали… Но он не чувствовал сейчас боли, ничего вообще, кроме поглотившей его бешеной ярости. Он даже не почувствовал победы, когда загнал, наконец, нож в печень Бешеного, он не понял, что пора остановиться, когда оружие выпало из ослабевшей руки Тито. Чудовищу было мало, оно ещё не насытилось… И Яромир, отбросив нож, навалился на Бешеного, и, схватив за волосы, бил его головой о булыжник, бил до тех пор, пока… пока…

Звуков он тоже не слышал. Никаких, будто голову чем обмотали. А потому, не услышал – ощутил, скорее, как у Тито то ли в груди, то ли в горле булькнуло что-то, как он выдохнул со всхлипом, и словно коснулось что-то легонько лица Яромира, и он понял, что этот выдох – последний, что это и есть смерть…

В этот момент у него в голове как будто щелчок раздался. Силы его враз оставили, ощущения стали возвращаться, рана на ноге заболела, и рука порезанная… Звуки, правда, он пока слышал, как сквозь плотный слой ваты… Он с трудом разжал пальцы, сжимавшие волосы Тито…

Кто-то… да нет, не кто-то, а тот преподаватель, что следил за поединком, оттащил его от тела Бешеного, рывком поднял на ноги. Только Яромир на ногах не удержался, рухнул на колени.

Вот и мешок принесли, и тело в него запихивают. Только глаза у Тито открыты, смотрят застывшим взглядом в серое небо… Не порядок…

– Стойте! Обождите! – хрипит Яромир, едва слыша собственный голос.

Он подползает к телу, уже по самую шею укрытому черным пластиком, касается окровавленными пальцами век Тито, закрывая ему глаза. Вот, теперь всё, как надо.

– Прости… – шепчет он одними губами, прежде чем лицо Тито скрывается под пленкой.

А потом он поднимается, выходит, хромая, из круга и тут же кто-то… нет, не кто-то, а Эйдо Мар, Малыш… подхватывает его под плечо, тащит в лазарет. И остальные его ребята подбегают, помогают, говорят что-то… что он – герой, что крут, и всё такое прочее…

– Сам дойду! – он пытается вырваться, но Малыш, который почему-то ничего не говорит, не пускает его, держит крепко.

И так они доходят, наконец, до лазарета, где Яромиру обрабатывают раны. Он пытается отказаться от обезболивания, и его парни опять громко восхищаются… Придурки, при чем тут крутизна, он просто хочет хоть что-нибудь чувствовать!

«Белые мантии» говорят, что ему надо сутки отлежаться, и выгоняют его парней – слишком шумят, мол. Правильно, пусть выгоняют, достали уже со своими восторгами. И все уходят, кроме Малыша…

– Ты-то чего остался? – мрачно смотрит на него Яромир.

– Я подумал… – Малыш касается его руки. – Тебе может что-нибудь понадобиться…

Руки у Малыша теплые, мягкие, на них, как будто, и мозолей даже нет. Это могло бы быть приятно, то, как он трогает Яромира, но сейчас это бесит. «Нашел время! Блядь, если ему так приспичило, пускай к кому другому клеится!»

– Мне ничего не нужно. И никто не нужен. Уйди! – Яромир едва сдерживается, чтобы не наорать на Малыша.

Тот, видно, понял, что лучше не нарываться, быстро поднялся и, буркнув: «Выздоравливай поскорее!», исчез за дверью.

И, наконец-то, стало тихо.

… Яромир проснулся ночью. Один, в пустой темной палате. Он ненавидел вспоминать детство, но сейчас вспомнил… Как боялся темноты, как был убежден, что внутрь к нему заползло чудовище из мрака, поселилось в нем и пожирает его душу… Потом он стал старше и сказал себе, что нет никаких чудовищ… В этом он был не прав. Чудовище из мрака на самом деле существует. Оно жило в нем, оно сожрало его душу, и теперь он сам – чудовище.

* * *

– И ты мне потом все-все расскажешь, да?

– Обязательно.

…Исен Дин-Хадар только что связался с ним и пожелал, чтобы его младший внук, о выдающихся способностях которого он слышит едва ли не каждый день, ассистировал ему завтра утром на операции.

То, что Председатель Амирата оперировал лично – это была традиция, заведенная ещё Великим Оакимом. Дин-Хадары, прежде всего, – «белые мантии». Да-да, Дани с малых лет это слышал, что Великий Оаким снискал себе славу, в первую очередь, как один из лучших хирургов современности…

Весьма любопытно, кто это удостоился такой чести, чтобы дед собственноручно его покромсал?