Текст книги "40000 лет назад (СИ)"

Автор книги: Дед Скрипун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3 Новая реальность

– От куда же ты свалилось на меня, чахлое создание? – Дед смотрел на вздрагивающего Федора немигающим взглядом с низу вверх, но ощущение у парня было такое, что на него наваливается, огромного роста, выше на три головы, могучий мужик, с недобрыми намерениями. Глаза Чещуна сверлили лицо новоявленного попаданца взглядом хладнокровного убийцы-лаборанта, выбирающего себе очередную белую мышку из клетки для провидения опытов, потому как предыдущая издохла, не выдержав свалившего на нее счастья – быть причастной к научным изысканиям доброго дедули.

– Я… – Попытался произнести Федор пересохшим ртом, но у него ничего не вышло, только хриплый вздох вырвался из саднящего, словно ободранного наждачной бумагой горла.

– Эка тебя как. – Хмыкнул в бороду дед, обдав парня клубами дыма. – На-ка вот, глотни. – Он достал откуда-то из-за пазухи небольшой кожаный бурдюк, и практически насильно сунул его в не слушающиеся руки Федора. Тот поднес его к трясущимся губам и сделал глоток.

Что-то приятное, прохладное и сладкое, со вкусом пчелиного меда и вина, смочило страдающее горло, принеся облегчение, снизив прокатывающуюся по телу волнами дрожь, и успокоив трясущиеся руки, до состояния легкого подергивания.

Наш герой уже успел до этого, в своем, канувшим в небытие мире, попробовать спиртное. Но только в тот раз это был тоже сладкий на вкус, но противный до тошноты, запретный в его возрасте, напиток, в виде дешёвого портвейна.

В его ушедшем, бесшабашном детстве, они с другом Ванькой, пили уже вино, скрываясь от всех, на скамеечке в парке. Под закуску поделенного на двоих Чупа-чупса, и полупустой пачки чипсов, (на остальное тогда денег не хватило), они заглатывали из горлышка тягучую противную жидкость, давясь и кашляя, но чувствуя при этом себя героями, совершающими подвиг.

Рвало его тогда знатно. Коричневая гадость фонтаном вырывалась из горла, выворачивая внутренности наизнанку. Случись тогда смерть, она в тот момент показалась бы долгожданным избавлением от мук, и совсем бы не испугала. После случившегося он дал зарок, что больше: «ни-ни», и старательно его соблюдал, отбиваясь от назойливых предложений приятелей во дворе дома: «Бухнуть и расслабится». Хотя, скорее всего, это ремень отца, прошедшийся тогда по заднице, в воспитательных целях, поддерживал такое благое начинание, и не давал нарушать взятый на себя зарок, и клятву отцу. «Боже, как же это все было давно, в другой, счастливой жизни». – Федор тяжко вздохнул и сделал еще глоток.

– Ты особо то не увлекайся – Хохотнул дед – Это питие нрав коварный имеет. Пока наслаждаешься вкусом его, глотая меры не соблюдая, все кажется хорошо, только шум в голове легкий, да расслабление, а вот как только прерваться задумаешь, да делами насущными заняться, вот тут-то и ждут тебя неприятности. Ноженьки резвые к земельке прирастут и идти откажутся, а сам дурак-дураком сделаешься. От нектара этого не один богатырь пострадать успел, да не тебе чета. Так, что меру знай. – Он забрал бурдючок, и сунув его себе за паузу, посмотрел внимательным взглядом. – Ну так что? Расскажешь наконец о себе, али как?

– Что говорить-то? – Не сказать, что Федор окончательно пришел в себя, нет. Но хотя бы возможность разговаривать, к нему вернулась. – Из Москвы я. – Пробормотал он, и почему-то покраснел, хотя и не понимал, что тут может быть постыдного. Может это пристальный, проникающий в самую душу взгляд собеседника так действовал? А может спиртное ударило краской в голову.

– Из Москвыыы… – Протянул тот, словно пробуя на вкус новое для себя слово, и потом, словно обрезав ножом фразу выпалил: – Это где ж такой поселок находится? Не припомню такого.

– Это не поселок. Это город. Миллионник. Столица России. – Федор удивленно, исподлобья, посмотрел на деда, словно укоряя его в невежестве: «Как такое можно не знать».

– Пока только одни загадки от тебя. Что за миллионник такой? Что за Россия? Ох, ничего не понятно. Словно бредишь ты. Ох чувствую, хлебну я лиха, с орясиной такой связавшись. – Покачал тот головой. – Кличут-то тебя хоть как?

– Вы имеете в виду имя? – Федор растерялся от причитаний деда, и не сразу понял, что от него требуется.

– Еще и дурак. Ох-ох-охушки. Конечно же имя. Что тут еще непонять-то? Как тебя мамка звала, когда сиську сосать давала, это-то ты хотя бы знаешь? Иль не помнишь?

Чащун внезапно рассмеялся густым, хриплым басом, и закашлялся, покрывшись облаком табачного дыма, а парень окончательно смутился.

– Знаю я. – Набычился он. – Федором меня зовут.

– Как!!! – Дед моментально стал серьезен, и столкнув с колен голову волка, резко вскочил на ноги, встав перед парнем, и воткнув в него внимательный взгляд. – Повтори!

– Федором. – Повторил тот.

– Федогран. – Завороженно прошептал Чащун, и резко развернувшись к костру, и положив руки себе на плечи, скрестив в районе груди, поднял голову к небу – запел:

– Будь благословен, Перуне – Вождь наш, и ныне, и присно, и от века до века! И веди нас ко Славе Трисветлой! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Он замолчал, и слеза из его глаз скатившись по седой бороде, упала в костер, вспыхнув там голубым неестественным пламенем.

– Слава Роду. – Выдохнул дед, и резко развернувшись, ловко запрыгнул на ствол дерева, встав рядом с сидевшим на нем, парнем, практически сравнявшись с ним ростом. – Что же ты, паскудник меня за нос водишь, видом своим непотребным. – Громкий подзатыльник, отвешенный тяжелой ладонью, искрами взорвался в глазах. – Ну-ка. Руку мне свою подай!

Не дожидаясь какой-либо реакции, от опешившего столь резкими сменами настроения, Федора, Чащун схватил его ладонь и полоснув по ней неизвестно как появившимся в руках серебряным ножом, слизнул потекшую кровь, испачкав бороду и зажмурился.

– Ой. – Нервный крик боли нашего героя, не ожидавшего ничего подобного, прокатился по поляне.

– Вот уж повадки бабьи. Ведешь себя как истеричка. – Причмокнул, недовольно скривившись дед окровавленной бородой. – У тебя что, отца не было? Научить уму-разуму. Ничего. Я из тебя дурь-то Макошинскую повыбью, на Перунов путь наставлю, время есть. Станешь ты настоящим мужиком, да и воина из тебя сделаю. – Он рассмеялся, покрывшись табачным дымом. – Тот самый! – Он даже подпрыгнул, что-то там распробовав во вкусе крови. – Есть времечко. Есть. А ведьма эта еще пожалеет, что связалась. – Он погрозил куда-то в сторону кулаком. – Найдем мы артефакт надобный. Вернем славу великую. Восстановим племя славное!

Федор смотрел, слизывая капающую с ладони кровь, на пританцовывающего, искрящегося радостью деда, пускающего облака дыма, словно готовящийся к отправке паровоз, и ничего не понимал. Что тот восстанавливать собирался? Причем тут его имя, и отец? И вообще. Зачем он здесь?

– Что глазенками хлопаешь? Не понимаешь ничего? – Смеялся дед. – А и не надо тебе этого. Всему свое время. Дорастешь, расскажу. А пока знай только одно. Ты больше не Федор. Имя твое отныне – Федогран. То сам Перун подтвердил. Боги на нашей стороне. – И вдруг развернулся в другую сторону. – А ты чего вылупился?

Федор медленно перевел взгляд в ту сторону, куда посмотрел дед, и застыл, подавившись почти слетевшим с губ вопросом. Волка больше не было. На поляне стоял высокий крепкий парень, одного с ним возраста, и с преданностью смотрел на Чащуна.

Как я уже сказал, роста тот был высокого, худощавый, с длинными ногами и узкими бедрами, прикрытыми серыми, кожаными, короткими, до щиколоток, потертыми штанами, и в безрукавке, опять же кожаной, распахнутой на груди, подчёркивающей широкие плечи, рельефную грудь и сильные руки, с узлами перекатывающихся под кожей узлов, стальных мышц. Не тех, что демонстрируют бодибилдеры-качки, напичканные химией, а тех, что наливаются в ежедневном труде, занятиях и сраженьях. Ниточки белесых шрамов свидетельствовали именно о таком их приобретении.

Лицо у парня добродушное и располагающее, наверно улыбка его тонких губ так действовала, несмотря на кончики выглядывающих двух острых зубов. Это примерно так, как смотришь на котенка, и понимая, что это будущий безжалостный хищник, но вот ничего с собой поделать не можешь, с накатывающим на душу умилением.

Глаза круглые, большие и голубые, подернутые дымкой серых ресниц, правда черные нечеловеческие зрачки немного великоваты, смотрят с какой-то непосредственностью и щенячьим восторгом, но и это, по большому счету так же, не отталкивает взгляд. Нос нормальный, вполне пропорциональный, немного широковат в районе переносицы, но смотрится вполне прилично, да еще и усики, такие, торчащие в разные стороны редкими нитками, своеобразная карикатура на Маркиза-Карабаса, из книжки-сказки. Единственное что необычно, это волосы. Прямые, длинные, до плеч, и жесткие, как остевой волос на шерсти у собаки, светло-серого, неестественного для человека цвета. Во всем остальном, парень, как парень, только босой, но и это может быть нормально, для здешнего мира.

– Хватит рассматривать меня как идола Леля. – Дед рассерженно погрозил кулаком. – Теперь вон он твой новый друг, – Кривой палец больно ткнул в грудь Федора. – Товарищем ему будешь и защитником. Но и про меня помни. Опорой ему и наставником будешь так же на первых порах, а потом посмотрим. Сейчас в лес беги. Мне шкура медведя нужна, но непременно выделанная. Не сверкай зенками-то. Знаю, что трудно. Потому стаю собери, они помогут зверюгу загнать, да мясо и мездру повыешьте, и жир как следует повылежьте. Если помощь какая нужна будет, Рыску кликни, она в курсе, поможет, у нее язык дюже шершавый, как раз для таких нужд. Ну что встал? Видишь, заготовка нашего будущего богатыря голая стоит, только чресла непотребной тряпкой прикрыты. Беги скорей! Да, стой, чутка не забыл. Мясца там парного принеси. Только не медвежатину, жестковата она, мне помягче чего, зайца или кабанчика. – Он задумался. – Все же кабанчика лучше.

Солнце медленно выкатывалось в зенит, давно уже осветив и наполнив теплом и радостью лес. Теперь он уже не казался таким мрачным и зловещим. То ли дневное светило так действовало, то ли напиток Чащуна, растекшийся по жилам волнами блаженства, новонареченный Федогран не знал. Да и не важно было это. От всего пережитого им за это утро, на плечи навалилась такая усталость, что он сидел и не падал только потому, что боялся жесткой реакции своего нового знакомого. Тот сидел рядом, задумавшись, и что-то бормоча себе под нос, ковырялся палкой в пламени костра.

Глаза медленно и непроизвольно закрылись, голова опустилась на грудь, и парень погрузился в глубокий сон. Словно провалился в бездонную черную пропасть. Из всего, что ему запомнилось, пока сильные жесткие руки деда-садиста не растормошили, так это только лик бородатого мужика, на фоне проплывающих по черному небу, серых облаков. Тот внимательно его рассматривал, сменяя выражение на лице с презрительного, на удовлетворенное, и в конце улыбнулся белоснежными зубами, и задорно подмигнул. Затем высунул откуда-то из небытия руку по локать, с вздернутым над кулаком большим пальцем, и внезапно растворился в разорвавшем сон крике неугомонного Чащуна.

– Хватит дрыхнуть, орясина ленивая. Поднимайся. Мясо твое скоро костер сожрет, я и так уже замучался у него отбирать куски. Почти сутки спишь уже. Вставай сказал. От реальности не убежишь, даже не старайся. – В лицо Федора плеснула ледяная вода, и он от неожиданности подпрыгнул и закрутил головой, оглядываясь и приходя в себя.

Все та же поляна. У костра сидит и жует кусок мяса новый знакомый, то ли парень, то ли волк, а рядом, греясь кругом у огня, его серые собратья, шесть огромных матерых хищников, блаженно жмурятся, положив морды на передние лапы.

Слева, на разостланной на траве медвежьей шкуре, мельтешат с десятка полтора ежей. Они «тухают» на друг – друга и фырчат, переговариваясь на своем ежином языке, и что-то делают, перебирая коротенькими передними лапками. Может это и выглядело бы забавно, если бы показывалось по телевизору, но это происходило в реальности, и потому немного пугало своей неестественностью.

Прямо у него под ногами, приподняв голову, лениво проворчала огромная, серо-рыжая рысь, и поводя кисточками ушей, прислушиваясь к только ей доступным звукам, не обнаружив ничего достойного внимания, вновь вытянулась стрункой, закрыв блаженно глаза.

«Это, что, я рядом с ней спал?». – Подумал Федор и передернулся, представив себе эту картину: «Как я тут вообще оказался? Я же на дереве у костра сидел?»

– Я тебя перенес. – Дед как будто услышав немой вопрос, ответил сварливо и довольно грубо. – Хвати ресницами хлопать, иди садись к костру и поешь.

Чащун сунул в руки парня здоровенный кусок горячего, истекающего соком мяса, и пинком отправил к огню. Организм ответил на это голодным урчанием в животе, а зубы впились в непрожаренный, несоленый шмат, отрывая прямо на ходу здоровенные куски, не успевая даже пережёвывать, так как горло сразу заглатывало внутрь, давясь и кашляя текущим жиром. Ничего более вкусного… Нет, так будет сказано неправильно. Ничего более божественного, (так точнее), в своей жизни Федор не ел.

– Не спеши. – Рассмеялся дед. – Тут много такого, и не отберет никто. На вот, запей. Мед не предлагаю, тебя после него не разбудить. – Он вновь зашелся смехом и протянул бурдюк.

Холодная, ключевая вода, боже – это нектар. Только сделав несколько глотков парень это осознал. Никакие лимонады и пепси, рядом с ней не стояли, они слабая подделка, настоящему питью. Кусок горячего мяса и вода, снова кусок мяса и вода, и так до тех пор, пока внутрь больше ничего не лезет, ну не пальцем же туда запихивать, право слово.

Округлившийся от обжорства живот, жар от костра, и расслабленная полудрема в голове, лежащей на спине сопящего, огромного волка. Как-то это стало внезапно все естественно и буднично. Эти мирные звери вокруг, этот совсем не страшный, а очень даже заботливый по-своему, конечно, дед. Даже Ягира не казалась исчадием ада, просто сварливая и склочная бабка. Глаза сами собой закрылись.

Федор вновь уснул.

Глава 4 Подготовка

– Перуне! Вми призывающим Тя, Славен и Триславен буди! Здравия и множество Рода всем чадам Сварожьим дажьди, Родам покровительства милость яви, прави над всеми, вще из-Родно! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Закончив петь гимн, дед развернулся к стоящим за его спиной путешественникам.

– Ну вот и все. Слава Роду. Пора вам в путь. Благословил вас, сам. Перун. Обещал присмотреть в дороге. Присядем на дорожку и помолчим. Сколько смог, я вас наставил, теперь уж сами. Не подведи меня Федогран – постарайся. А ты, Вул, приглядывай за ним, не дай сгинуть зазря, видишь, как слаб еще богатырь наш, словно дитя малое, только народившееся, неразумное.

Он опустился на поваленное дерево и похлопал заскорузлыми ладонями по стволу, приглашая присаживаться рядом, выпустил струю табачного дыма, покрывшись облаком.

Отправляющиеся в путь парни опустились рядом. Вул слева, Федогран справа. Костер потрескивал, и плевался искрами. Его голубовато-серый дым, сливаясь с дедовым табачным, не стелился по предрассветной росе туманом, а тянулся ровным, неестественным столбом к расцветающему восходом небу, где преобразовывался, наливаясь, в облачный шар.

– Ну вот, и сам хозяин пожаловал, не удержался, проводить пришел. Вот же непоседливая душа, все ему неймется, все надо самому сделать и проконтролировать.

Чащун улыбнувшись, резво соскочил на землю встал, широко расставив ноги, вытянув шею, как довольный собой гусь, и уставился немигающим взглядом на небо. Рядом с ним, так же резво спрыгнул Вул и вытянулся, по стойке смирно, словно солдат на параде. Но он, в отличие от веселящегося деда был серьезен и торжественен.

Федор последовал их примеру и замер рядом, так же, как и остальные, покинув импровизированную скамейку. Он не понимал, что происходит, но интуитивно чувствовал, что сейчас случится, что-то очень важное. Слишком уж неестественно вели себя окружающие его существа. Даже огромная кошка – Рыска, беззаботно крутившаяся до этого вокруг, вдруг зашипела и припала к земле, с приподнятой шерстью на холке. Волков не было, оборотень еще вчера отпустил их в лес, забавно потеревшись с ними носами. Поэтому, как бы они повели себя в данный момент? Неизвестно. Очень даже может быть, что тоже замерли бы по стойке смирно.

Шар в небе разросся до огромных размеров, и все более и более наполняясь дымом, становился все темнее и темнее, пока полностью не превратился в клубящуюся мраком, черную грозовую тучу. Резко полыхнувшие в нем одновременно две яркие молнии пересекли его изнутри буквой икс, и он принялся быстро преобразовываться.

Сначала вытянулся нос, большой, горбатый и с вздернутыми крыльями властных ноздрей, но все же простой человеческий. Затем брови – мохнатые, густые, сросшиеся в районе переносицы, а следом округлая борода и опускающиеся вниз усы, аккуратно расчесанные, и не скрывающие пухлые, что-то бормочущие губы. Шар быстро приобрел очертания висящей в небе, одинокой головы, без плеч и шеи. Один только огромный лик, обрамленный черным длинными, клубящимися мраком волосами, стянутыми обручем, голубого цвета, с простреливающими в нем зигзагами молний. Внезапно распахнулись, материализовавшиеся последними, глаза, сверкнув искрами, и воздух наполнился запахом озона.

– Фух. – Загремела голова раскатами грома. – Ох и тяжело выбираться из черной материи в реальный мир.

– Вот и сидел бы там. – Усмехнулся Чащун. – Чего вылез то, а то без тебя бы не справились.

– Окорочу я тебе когда-нибудь твой поганый язык, коротышка. Или забыл уже, как я в гневе страшен. Может напомнить? – Загремел небесный гость, но чувствовалось, что в голосе его нет злобы.

– Не пугай меня Перуне. За столько веков, что мы с тобой живем в этой реальности, я видел тебя разным, и воевали мы друг с другом и дружили, и выручал ты меня не раз, да и лечил я тебя как-то, от раны стрелы иномерной, видел немощь твою. Все было. Но сейчас все границы стерты. В одной повозке мы с тобой под откос катимся. Одна надежда на вытянутого сюда из будущего задохлика, не внушающего никакой уверенности, в правильности выбора.

Нам ведь с тобой в мир живых вмешиваться нельзя. С тобой так вообще связаться только через молитву можно. И потому только и остается надежда на этого парня. А вот выдюжит ли он? Не знаю.

– Я в него верю. – Загремел голос. – В нем кровь предка богатыря. Она уже сделала самое главное. Дух героя в нем вырастила, хотя пока и незаметно это, но обязательно выйдет наружу. Но хватит уже о нас. Не для того я сюда пробирался сквозь безвременье, чтобы с тобой поболтать. Я дар принес парню. Он поможет ему на ноги встать и выжить на первых порах.

Полыхнула молния такой силы, что все на миг ослепли, а от прогремевшего раската грома, оглохли. Когда же зрение вернулось, то на поляне, на одном колене, с опущенной головой, стояла девушка. Черные волосы из-под остроконечного шлема спадали водопадами до земли, открывая белоснежную шею. За спиной висел лук и колчан, с переливающимися молниями стрелами.

– Богиня. – Рухнул ниц, распластавшись по земле Вул.

Девушка подняла светящееся благодатью лицо. Какие черты!!! Воистину божественная красота неописуема. (Я, простой смертный, не возьмусь марать ее облик жалкими буквами и предложениями. Пусть это сделает ваша собственная фантазия). Она встала с колена и благородной плывущей над лугом походкой подошла к костру.

– Здравствуй Девана. Рад видеть тебя на земле и в истинном обличии. – Чащун приклонил голову в приветствии.

– И я рада видеть тебя дух жизни, живым и здоровым. – Прозвенел колокольчиками церковного перезвона ее голос. Она присела перед распластавшимся на земле оборотнем, и коснулась его светящейся ладонью. – Встань. Я рада, что волчье племя не забыло еще свою повелительницу. – Но так как замерший Вул не сделал никаких попыток выполнить ее требование, то она прозвенела уже более грозно. – Вставай я сказала. Отныне ты имеешь право не падать ниц в моем присутствии.

– Хватит. – Загремел голос с неба. – У вас еще будет возможность выяснить отношения. Сейчас нет времени. Слушай теперь меня, юноша. – Обратился он уже к еле стоящему на ногах от страха и волнения, побледневшему, но несмотря на это не сводящему восхищенных глаз с девушки, Федограну. – Это моя дочь, Девана. Дева-воительница. Отныне она будет твоим талисманом– хранителем. Достань нож, вытяни его вперед и встань на одно колено.

Парень, вынул трясущимися руками оружие. И беспрекословно выполнил все, что от него требовали, пожирая немигающим, полным обожания взглядом, подплывающую к нему богиню. Та остановилась, возвысившись над ним, и положила одну ладонь ему на лоб, а второй, сжав в щепотку тонкие пальцы, коснулась вытянутого клинка. Закрыла глаза и вдруг запела, да так, что мурашки побежали по спине. Тихим голосом, что-то торжественное, и грустное на незнакомом, видимо очень древнем языке. Волшебные, иномирные слова звучали прямо в душе, минуя недостойные такой музыки уши.

Внезапно молния прострелила Федора, сорвавшись с ладони замолчавшей богини на лбу, и пройдя сквозь сердце, полыхнув на стали оружия искрами электричества, скрылась в руке девушки, касающейся острого наконечника.

– Я все сделала, отец. Как ты хотел. – Ее голос взлетел к небесам и кинулся оттуда басом ответа божественного родителя, а так же сильнейшем ливнем из пылающего рассветом неба без малейших признаков на нем, не только туч, но и облаков, но не затрагивающим собравшихся у костра: богини, духа, человека и оборотня, накрытых от стихии незримым куполом.

– Возвращайся. – Пророкотал ответ. Она полыхнула, в один миг, ярким светом и взлетела, уйдя в небо, шуршащей, мерцающей кометой, оставив после себя, только запах весенний грозы. С ее таким, воистину волшебным исчезновением, закончился и дождь.

– Ты, старый пень, не мог предупредить меня заранее. – Вдруг заорал взбешённый, грозящий в небо кулаком Чащун, пуская клубы табачного дыма, вместе с гневными словами. – Это же надо было божественную силу влить в простой нож для колки свиней. Ты совсем сдурел на старости лет. Не ужели тебе наплевать на свою репутацию. Ты бы хоть обо мне подумал? Как я теперь духам в глаза смотреть буду? Позор на мою седую голову.

В ответ на небе смеялся Перун. Федор смотрел на все это расширенными глазами, в которых плескались все существующие в мире эмоции. Там был и страх от присутствия древнего бога, и удивление поведением сумасбродного деда, и восхищение от облика улетевшей богини, и просто наполняющая душу неконтролируемая радость, все перемешалось, таких ощущений он еще не испытывал никогда в своей жизни.

– Успокойся, Дух Жизни. Не было у меня времени на предупреждения, все произошло спонтанно. И не махай кулаками, всеравно не допрыгнешь. – Перун рассмеялся раскатом грома и исчез, с хлопнув потусторонний шарик внутрь пространства.

– Вот гад. – Пробурчал Дед. – Нагадил и убежал, а еще высший бог. Ладно, что теперь делать-то. Садитесь назад на полено, попробую объяснить, что тут вообще происходит.

Он глубоко затянулся, сверкнув угольками в трубке, окутался клубами дыма, побормотал, что-то ругательное себе в бороду, и заговорил.

– Еще совсем недавно, по божественным меркам, конечно, по людским-то прошло уже четыреста с лишним лет. Боги, духи и люди жили в гармонии. Не той, слащаво-приторной, вечной и бескорыстной, платонической любовью друг к другу, какую пытаются навязать в сознание, все эти бездари философы, представляя то время – как рай на земле. Нет. Это было время правды и чести, но также горя, и страданий. Все правильно было устроено в том мире создателем. Справедливо и честно. Ведь невозможно ощутить в полной мере счастье, не испытав боль, или, на крайний случай, тяжелый труд, все мудро и справедливо, ведь все в жизни ощущается только в контрастах.

Три мира обитания в разных потоках сущего, три разных по своей природе создания, были связаны в едино. Боги, духи и люди жили одной, единой жизнью, соединенные одной нерушимой нитью судьбы. И основой этого было учение высшего строителя реальности – Бога Рода, данное нам во время сотворения этого безумного, как он сам его назвал, мира под названием – Земля.

Хранилось оно в нерушимом завете, никем не охраняемое (Кто мог покусится на фолиант самого создателя?), в пещере, на самой вершине горы Аргоран. Тысячелетиями оно поддерживало порядок в мире, наполняя его энергией самой жизни.

Дед глубоко и тяжко вздохнул дымом и задумался, погрузившись в воспоминания. Потом резко очнулся, вскочив на ноги, и забегал, туда-сюда, словно отмеряя шагами расстояние, пыхтя дымом как паровоз, выплевывая в злобе слова, и сверкая наполненные гневом глазами.

– Нашлась тварь. Даже, как потом оказалось две. Кацикин, бывший паромщик на реке смерти – Смородине, и охранник у Калинова моста, по имени Горын. Они служили рядом, один, перевозил, а другой направлял умершие души в объятия Мораны, вот и сдружились там, затеяв недоброе. Недовольны были, видите ли, они, своим положением, все им хотелось больше славы да власти.

Дед злобно сплюнул, и опустился снова на поваленный ствол, выпустив облако дыма из никогда не затухающей трубки.

– Никто не знает, как это у них получилось. Но они забрались на гору Аргоран, и перекрыли выход силы из фолианта. С тех пор гибнет наш мир. Медленно, но, верно. Боги теряют искры веры от прихожан в храмах, и истаивают в небытие. Духи больше не питаются энергией природы, и теряют силы, а люди, постепенно меняют честь на злато. Конечно, этот процесс не быстрый, но его последствия уже ощущаются.

Не знаю, как у вас там обстоят дела в будущем, мал ты еще для таких откровенных знаний, но мне кажется, что богов вы давно уже не видели, а про нас духов только сказки остались. Я прав?

Он посмотрел Федору в глаза, и увидев его подтверждающий догадку кивок, вновь укутался дымом и замотал головой, как китайский болванчик.

– Я так и думал. – Он на долго замолчал, погрузившись в себя, а двое слушателей, сидели, и не смея потревожить, ошарашенные такими жуткими сведениями, так неожиданно свалившимися на них от старого духа. – Но ладно, идти пора, и так задержались уже, со всеми этими божественными явлениями, а то не успеем до ночи из логова Ягиры выбраться. Не хватало тут еще с ней отношения выяснять. Идемте, я вас провожу, хоть и не рассчитывал на такое приключение, но что же теперь поделаешь. Заодно и расскажу по дороге, про то, что от ожидаю от появления в нашем мире нового богатыря.

Он встал, потянулся, хрустнув позвонками, и махнув рукой, пригласив следовать за ним, скрылся в тени деревьев.

Дед оказался шустрым путешественником. Вроде неторопливо переставляя свои короткие ноги, он умудрялся так быстро перемещаться в пространстве, что Федор еле за ним успевал, натужно вдыхая воздух в горящие огнем легкие, и уже с большим трудом сгибая похрустывающие колени. Спазмы боли все чаще прожигали мышцы, и только чудом он еще не упал.

Поначалу он еще с любопытством рассматривал доисторический лес, где соседствовали елки и тропические лианы, которые переплетали колючие верхушки, увешанные шишками, своими побегами-змеями. Можжевельник, такой вроде привычный в его мире – невысокий, здесь вытягивался до исполинских размеров, пугая треском, пересушенных стволов, а вот родные березки, наоборот, кучковались, собираясь островками кустарника, найденная же им полянка черники, вообще привела парня в шок. Сорванная, одна единственная ягода с трудом помещалась в ладони.

Все было перевернуто в этой доисторической природе с ног на голову. Здесь совершенно не соблюдались привычные в его прошлом мире пропорции, а сочетания тропической растительности, с растениями северных лесов его родины, просто создавало впечатления нереальности происходящего. Но любовался он эти всем не долго. Скоро навалилась усталость и боль, а все мысли свелись только к одному – как не упасть, и не завыть от бессилия, и потому проснувшееся было любопытство, пришлось засунуть далеко за пазуху своего хриплого дыхания.

Высокая трава, густым ковром покрывающая сырые, болотистые края, хлюпающей под ногами хвоей, тропы, медленно раздвинулись, и от неожиданного появления из зарослей огромной морды, наш герой ойкнул, и упав, быстро принялся перебирать ногами, в попытке отползти подальше.

То, что он увидел, действительно могло привести в трепет, не только его ранимое, изнеженное цивилизацией сердце, оно также, могло заставить замереть дух и у проставленного воина спецназовца, которого так любят расписывать в героических книгах, как и своим внезапным появлением, так и совсем не дружественным оскалом белоснежных клыков.

Тигр. Даже простого представителя этого кошачьего племени следует обходить подальше, а тут, нос к носу столкнуться с саблезубым экспонатом палеонтологического музея. Даже представить трудно, чувства юноши в тот момент, когда огромная голова, с клыками штырями по сторонам подернутой легким рычанием, приподнятой верхней губы, нависла над ним, принюхиваясь черным, влажным носом к потенциальному обеду.

– Ты тут чего делаешь? – Раздался смешок Чащуна, вернувшего посмотреть, что тут происходит, и в чем задержка. Его резиновая рука молниеносно вытянулась, и ухватила за ус, присмиревшую, и сразу вдруг ставшую какой то несчастной, жуткую животину.

– Ты в горах должен охотится? Какого лешего тебя сюда занесло? Ах там голодно, а тут место пустует. – Вступил дед в диалог с молчащим, но явно ка-то отвечающим, львом. – А ты в курсе, что это место принадлежит Ягире, и ты можешь скоро продолжить жить ковриком у ее кровати? Нееет. – Он с издевкой протянул последнее слово, и вдруг резко дернув затрещавший обиженно, от такой несправедливости, ус, развернул, в двадцать раз превосходящего его ростом зверюгу, и взревев дымом, пнул того под зад коленом. – Пошел вон отсюда, тупая скотина, не испытывай судьбу, вас и так уже мало осталось!

Потом обернулся к Федору, почесал задумчиво голову, сдвинув на бок гриб-шляпу и передумал.

– А ну стоять. Иди сюда. Остановил он стремительно улепетывающую фигуру хищника, которая, не смея противоречить, понуро побрела назад. – Поможешь нам до опушки добраться. Надо этого богатыря вывезти отсюда, а-то смотри-ка умаялся бедолага.