Текст книги "Павлиний хвост (СИ)"

Автор книги: Daykiry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5

Домой я возвращался один. Лёха с Женькой и Катюхой ломанулись в клуб, Гошка ушёл ещё раньше меня – ему вроде позвонила мать, – а моё настроение стремительно понизилось. Сначала я подумал, что из-за ухода Гошки, всё-таки у меня были планы на этот вечер, раз уж мы оба так надрались. Но потом вспомнил Костика и поморщился – из-за него. И чего психовать-то из-за такой мелочи?

Раздражение начало переливаться через край, и я, уже почти добравшись до остановки, понял, что домой, вообще-то, не хочу. Нужно было ещё выпить, чтобы совсем забить на Костика и его осуждение. Стоило, наверное, позвонить Лёхе со Смирновой – те уже вовсю отжигали в каком-нибудь «Парадоксе», – но проводить ночь в их компании мне казалось не слишком удачным решением. Смирнова быстро найдёт себе парня, который будет оплачивать ей коктейли, а потом улизнёт из клуба, продинамив, или уедет с ним, если парень ей понравится. А Лёха, напившись, станет рассказывать мне о том, как тяжела судьба поэта в наши дни.

И я решил звонить Сорокиной. С Наташкой мы ходили в одну школу и учились в одном классе, но общаться начали только где-то в девятом, когда нас усадили за одну парту. Я сначала ужасно её не любил: Наташка казалась какой-то отбитой по жизни. Не как все девчонки: она не таскала за собой кипу журналов, почти не красилась и не искала повода надеть короткую юбку. Зато интересовалась спортом, разбиралась в математике и информатике и могла дать такую затрещину, что звёзды из глаз сыпались. Это я тогда думал, что с такими девчонками лучше не общаться. Да и какая она девчонка? Парень в юбке. Я тогда был сильно подвержен стереотипному мышлению и вообще считал, что по бабам.

А теперь в Наташке души не чаял, хотя она всё так же любила хоккейные матчи, кричала на телевизор, стучала пивной кружкой по столу и кидалась в меня чипсами, если я просил её быть потише.

Училась Наташка в другом универе, на мехмате, но мы с ней всё равно созванивались и списывались, старались встречаться хотя бы раз в месяц. Правда, выходило реже. Всё же школьные друзья остаются только школьными друзьями, как ни пытайся сохранить эту дружбу.

Наташка трубку взяла далеко не сразу, пришлось подождать гудков семь или восемь. Я уставился на рекламный щит, который предлагал мне воспользоваться услугами связи другого оператора. «Недорого. Без помех. Будь всегда на связи» – значилось на плакате. Я хмыкнул. Конечно. А если человек просто глухой и не слышит телефон, они это тоже исправляют? Если да, то я посоветую Наташке сменить оператора.

– Чего трезвонишь? – услышал наконец я.

– Я тоже рад тебя слышать, Сорокина. Ты где сейчас?

– Дома… У мамы день рождения. А ты чего хотел?

Я поморщился. Виктория Анатольевна, мать Сорокиной, как-то не вовремя родилась. Как раз тогда, когда мне требовалась помощь её дочери.

– Встретиться хотел.

Сорокина молчала несколько секунд, я ждал и чувствовал, что, вообще-то, она не против свинтить с дня рождения, где наверняка собралась вся её семья, которую Наташка не то что не любила, но старалась поменьше общаться. Особенно с матерью, так как та, по рассказам Наташки, была тем ещё тираном и любила только старшего сына. Я не слишком верил, потому что Наташка всё любила утрировать, но и совсем не упрекал её во лжи: с семьёй Сорокиных я не знаком. Только с сестрой Наташки пару раз пересекался, когда заходил за ней. А вот брата никогда не видел, хотя Наташка говорила, что тот довольно часто появляется у них, хоть и живёт отдельно.

– Хорошо. Давай встретимся в «Егере» через полчасика?

– Идёт. Я буду там раньше. Закажу тебе медовуху.

– Отлично, – она отключилась, и я, уже более воодушевлённый, сел в автобус.

«Егерь» находился в паре улиц от Наташкиного дома. Мы там бывали часто, когда встречались. Наташка его отчего-то очень любила, хотя обстановка там ещё та: «Егерь» больше походил на пивнушку, чем на нормальный бар. Этакая «наливайка» для местных. Но медовуху там подавали действительно классную.

Свободный столик удалось найти с трудом: всё было забито среднестатистической пьянью. Я снова подивился тому, что Наташка действительно любит тут бывать, и заказал два стакана медовухи у подошедшей официантки.

Сорокина, конечно, опоздала минут на двадцать, когда я уже думал ей снова звонить. Она плюхнулась на стул, потянула к себе свою кружку и только потом решила поздороваться в привычной манере, начиная сразу с главного:

– Что случилось-то?

– Увидеться хотел.

– Хорош заливать, – поморщилась она. – Ты просто так не звонишь, чтобы увидеться. Снова с твоими парнями проблемы?

Наташка давно была в курсе того, что я девками не интересуюсь. В конце десятого класса я ей первой признался, потому что тогда мы начали общаться гораздо ближе, чем с кем-то другим. Она и тогда меня поддержала, и потом. В дальнейшем оказалось, что её брат тоже гей, потому она совсем прониклась и даже предлагала познакомить. Но я предпочитал искать себе парней самостоятельно.

– Ну? – выжидающе глянула на меня Наташка, доставая пачку сигарет: совсем не женских, толстых, с оранжевым фильтром – красный «Мальборо».

Я вытянул из её пачки одну, так как мои закончились, и закурил. И лишь после этого начал рассказывать. Рассказал и про Костика, который в последнее время вёл себя странно, и про Гошку, и даже про Никиту, хотя про последнего не так уж много знал, но к слову пришлось.

Сорокина внимательно слушала, отхлёбывала из своего бокала и не перебивала. За это я её любил. Она всегда могла выслушать, а мне обычно большего и не надо было. Но сегодня не тот случай, и я отчаянно нуждался в мнении со стороны. Друзей-парней, с которыми я мог бы посоветоваться, как и друзей-геев, у меня не имелось. С последними я предпочитал спать, а не дружить, обычные парни меня бы просто не поняли. А вот с Наташкой можно было и пооткровенничать.

– Прекращай мучить своего Костика, – сказала Наташка, когда я, выдохнувшись, закончил и залпом выпил оставшуюся в бокале медовуху.

– Я его не мучаю.

– Только ты так считаешь, походу, – поморщилась она.

– И Костик. Он ведь не говорил, что его что-то не устраивает.

– А ты сам догадаться не можешь, да? Ерохин, ты совсем тупой, что ли? Мозги все вытрахал?

Я обиженно засопел. Наташка всегда отличалась прямолинейностью, граничащей с грубостью. Порой это напрягало, а иногда и вовсе обижало, как сейчас. Наташка поджала губы и посмотрела на меня со знакомым осуждением – так обычно смотрел Костик. И я обиделся ещё больше.

– Тебе Костик этот не нужен. Держишь парня в запасе, вдруг трахнуться не с кем вечером будет. Тоже мне, встречание. Отпусти его, пусть найдёт себе нормального парня уже, а не такого кретина, как ты.

– Сорокина!

– Что «Сорокина»? – она вздёрнула брови и взяла из пачки ещё одну сигарету. Подкурив, задумчиво перевела на меня взгляд и спросила: – А этот Гошка что? Нравится тебе?

Я повёл плечами. Сам не знал. То, что он привлекал меня, – это точно. Но вот нравился ли? Как любая женщина, какой бы она ни была закоренелой пацанкой, Наташка всё равно имела в виду ту-самую-симпатию, от которой бабочки в животе, голове и в остальных конечностях. Я такого чувства ещё не испытывал.

– Не знаю. Член его нравится.

Наташка закатила глаза и вздохнула. Потом снова стала серьёзней, облизала губы и, отложив сигарету, доверительно сказала:

– Глаза, говоришь, у него серые.

– А это тут при чём? – удивлённо спросил я, не совсем понимая, к чему она ведёт. Кажется, за те два месяца, что мы с ней не виделись, она стала ещё более странной, чем обычно.

– Ну-ка, Ерохин, скажи мне, какого цвета глаза у Костика?

Я задумался. Вообще-то, совершенно не помнил. Вроде бы тёмные. Или светлые? Волосы ж у него светлые. Значит, и глаза, скорее всего, тоже будут серыми или голубыми. Или зелёные? А может, всё-таки карие? У меня даже голова разболелась от такого мыслительного процесса, потому что образ Костика передо мной вставал точно, а вот цвет глаз разобрать я не мог.

Наташка удовлетворённо улыбнулась и положила ладонь на мою, некрепко сжав:

– Вот видишь.

Я ничего не видел, потому раздражался ещё больше. Эти бабы вечно что-то недоговаривали. Так сложно сказать, что у них в голове, не пойму? Но нет, Сорокина всё сидит, смотрит на меня и понимающе лыбится.

– Мать твою, Ерохин, ну что ж ты такой тугодум? – не выдержала моего взгляда Наташка, вновь закатив глаза. – Ведь всё на поверхности лежит! Ты знаешь цвет глаз Гошки, но понятия не имеешь, какие они у Костика, с которым ты уже столько трахаешься. Не понимаешь, что ли?! – она явно начала терять терпение и подпрыгивала на стуле. Я продолжал глядеть на неё волком, потому что до меня действительно не доходило.

– Рано тебе трахаться ещё, Ерохин, – вздохнула Наташка. – Рано. Сначала научись мозгами пользоваться, а потом членом.

Добиться от неё большего мне не удалось. Она быстро допила свою медовуху, а потом сослалась на день рождения матери и улизнула. Но я-то знал, что нихрена она не из-за дня рождения ушла, просто не хотела мне рассказывать. Говорила, что я должен сам додуматься. А как я додумаюсь, если вообще не понял, о чём она?

В любом случае с Костиком мы встретились в понедельник. В университете, где он демонстративно не сел рядом со мной. Я поморщился: ну что за бабьи повадки? Поймать его мне удалось только на большой перемене. Затащив в туалет, в тот, где обычно было мало народу, я прижал его к стенке. Костик не сопротивлялся, но и энтузиазма не выказывал. На лице у него явственно читалось только выражение полного безразличия. Обиделся. Никогда не видел Костика обиженным, но сейчас отчего-то понял, что это именно то чувство.

– Ну ты так и будешь бегать от меня? – спросил я, пока Костик старался смотреть куда угодно, только не на меня. Он не ответил, и мне пришлось встряхнуть его за плечи. – И молчать, да?

– Отъебись, Ерохин. Хочешь трахаться с каждым встречным и отсасывать – пожалуйста. Меня же это заебало, потому позволь тебе сказать, что наши отношения подошли к концу. Если это вообще можно назвать отношениями.

Костик посмотрел на меня серьёзно, потом отцепил мои руки от своих плеч и отстранил. Я несколько растерялся. Конечно, я и сам хотел попросить его о перерыве. Он был нам просто необходим. Но никак не рассчитывал, что он меня бросит. Совсем, судя по всему. Меня это не устраивало. И мою гордость тоже. До этого меня никто не бросал! Чёртов Костик!

– Уйми своё либидо, Ерохин, – он сказал это таким наставительным тоном, что растерянность сразу прошла и её место заняло раздражение, а потом и злость.

– Да пошёл ты! Сам ещё приползёшь, когда никто ноги перед тобой не раздвинет, – фыркнул я, чувствуя, что в груди разрастается горечь обиды. Какой-то странной обиды. Не на Костика даже, а просто на то, что кто-то меня бросает.

– Главное, чтобы ты больше не раздвигал, – не остался в долгу Костик, выходя за двери и оставляя меня одного в туалете.

Я поймал себя на том, что тяжело дышу, а ладони сжаты в кулаки – так хотелось вмазать Костику. У меня всегда была проблема – заводился сразу же, – но Костик сейчас меня прямо-таки вывел. И всё бы ничего, но его последние слова... Закусив губу, я сдержал порыв ударить в отместку хотя бы стену. Расшибать кулак в кровь не имелось никакого желания. Со свистом выпустив воздух изо рта, я постарался спокойно вдохнуть.

Проклятый Костик. А ведь сейчас ещё на пару идти, английский пропускать по-прежнему нельзя.

– Ты в порядке? – какой-то парень, явно первокурсник, зашёл в туалет и глянул на меня. Я поморщился. Да, всё просто великолепно. Лучше не бывает. Меня только что бросили, потому что изначально не сказали о том, что изменять нельзя. Нет, это бы не отменило моих развлечений, но явно сэкономило бы нервы.

Не ответив ему, я тоже вышел в коридор, перекинув сумку через плечо. И уже когда почти подходил к аудитории, вдруг вспомнил блеснувшие от холодной усмешки глаза Костика. Карие. Всё-таки карие.

Глава 6

– Вы молодцы, – Никита сел рядом со мной, когда мы переместились на спортивную площадку. Я сразу пошёл на трибуны, потому что не было смысла мешать съёмкам. Вообще, на этих съёмках я практически ничем не занимался, разве что ссорился с Костиком, но всё равно на них таскался. Так сказать, поддержка. Команда ведь. И мне нестерпимо хотелось увидеть Гошку вне универа. Гошка к концу всего процесса шарахаться от меня перестал. По крайней мере, на взгляд уже отвечал и не старался убежать, когда мы оставались одни. Но и на контакт первым не шёл. Я тоже пока не давил, приглядывался к нему, и в моей памяти постоянно всплывали слова, сказанные Наташкой неделю назад. Про глаза. Это должно было что-то значить. Но пока я не догадывался, а Наташка в сообщениях, которыми отвечала на мои, прямым текстом посылала меня и советовала обратиться к мозгу.

На четвёртом таком сообщении я обиделся и больше не писал, но из головы её фраза так и не вышла.

– Я с Костиком говорил, – Никита, наверное, решил, что моё молчание что-то да значит, и вновь заговорил. Я бросил на него взгляд. Он и сейчас казался мне симпатичным, приятным парнем, с которым было бы неплохо провести время. Но дымка желания сразу завалить его в кровать прошла. Не из-за того, что он был занят, или ещё какой-то ерунды. А вот просто не хотелось. Хотя он явно был в моём вкусе по всем параметрам.

Я снова молчал, потому что понятия не имел, о чём Костик мог с ним говорить. О нашем расставании, что ли? Ну даже если и говорил, то что? Никита пришёл меня уму-разуму учить? Я уже приготовился нахмуриться и съязвить, как он внезапно хлопнул меня по плечу:

– Правильно, что разбежались.

Наверное, у меня сильно округлились глаза, так как Никита тихо рассмеялся, убрал руку и посмотрел на поле, где разворачивался последний этап съёмки. Смирнова красовалась на первом плане в своём платье, на заднем плане пять человек из нашей группы усиленно изображали тренировку.

– Я вообще был удивлён, что вы так долго протянули. Не подходили же совершенно друг другу.

– Много ты знаешь, – не удержал я скепсиса в голосе.

– Много, – совершенно спокойно ответил Никита. – Ты тот ещё разгильдяй по части отношений, нихрена ж в них не смыслишь. Ещё и налево не против сходить. Это, в принципе, нормально. Не для меня, не в моих принципах, но для многих нормально. А вот для Костика нет.

– Что ж он молчал? – недовольство из меня начало выплёскиваться совершенно неожиданно.

– Думал, сам догадаешься, – хмыкнул Никита. – Это большая проблема многих людей.

– Думать?

– Думать, что человек сам догадается, – он почесал затылок и как-то призрачно улыбнулся, словно вспомнив что-то. Я наблюдал за ним не без интереса. Всё-таки что-то в нём такое было, что цепляло и не отпускало. Хотя я бы не назвал его писаным красавцем или особенно харизматичным, но что-то заставляло моё любопытство просыпаться снова и снова.

– Давно ты знаешь Костика?

– Достаточно.

Я подождал ещё немного – вдруг ответ станет более развёрнутым, – но Никита молчал. Я тоже молчал, поняв, что особо распространяться об их дружбе Никита не хочет. Да и Костик не сказал ничего конкретного. И я сделал вывод:

– Вы спали, что ли?

Мой собеседник расхохотался, не успел я даже фразу закончить.

– Ты дурак, что ли? – в тон мне спросил он, поправляя ворот куртки. Ветер сегодня дул холодный. Тёплые деньки подошли к концу, как и октябрь.

Невольно я тоже поёжился: промозглая сырость пробралась и мне под одежду. Я глянул на Смирнову, которая вышагивала в одном платье, и подивился её силе воли. Стоит, улыбается и повторяет одно и то же в камеру. Снимал Костик, а он хотел получить идеальный дубль, морозя девушку почём зря.

– Костик говорил, что ты с кем-то встречаешься. Давно? – решил я перевести тему. Всё-таки если Никита действительно «был занят давно и надолго», то почему бы не спросить его о секрете, который он использует? Тем более, я уверен, что без секрета не обошлось. Нельзя долго встречаться без измен, ссор и расставаний хотя бы на время – в этом я был стопроцентно уверен.

– Ещё с универа, – чуть помолчав, ответил Никита. – Лет семь уже выходит, если с самого начала считать. Не знаю точно. Надо у Мир… – он тут же примолк, видимо, не желая говорить имя своего любовника. – В общем, он эти даты лучше запоминает.

– И что, за семь лет ни одного конфликта?

– Конечно, нет. Мы же не в мире с розовыми пони живём. Просто… – Никита достал из куртки сигареты, закурил и задумчиво глянул в сторону Костика. – Сложно объяснить. Я насчёт вас с ним. Даже если бы он сказал тебе сразу, это ведь ничего бы не изменило. Ты как гулял бы, так и гулял. Верно? – я кивнул, и он продолжил: – Потому я и не понимаю, почему вы с самого начала не додумались, что не протянете долго.

– Ну мы протянули довольно долго, – заметил я. – Это были мои самые долгие отношения.

– Это и отношениями-то назвать нельзя, – Никита улыбнулся, сбивая пепел с сигареты. – Хотя, думаю, ты и сам потом поймёшь. Я тоже в двадцать лет не понимал, что такое отношения и зачем они нужны.

Он легко соскочил со скамейки и направился к ребятам, уже на ходу давая какие-то замечания и советы. Я смотрел ему вслед и думал, что, может быть, он и прав. Никита вовсе не похож на того, кто будет с кем-то терпеливо налаживать отношения. Скорее, он относился к тому же типу людей, что и я. Только вот… как-то перерос, что ли. Или просто на самом деле я ошибался. Не знаю, но почему-то мне казалось, что он прав. Интуитивно.

Взгляд вновь упал на Гошку, который стоял в первых рядах трибун и подпрыгивал на месте. На нём была лишь тонкая куртка, представляю, как он замёрз. Убрав волосы со лба, хотя их тут же разворошил ветер, я спустился к нему. Гошка бросил на меня настороженный взгляд, но я даже не попытался дотронуться. Несколько секунд его рассматривал, а потом решил: была не была. Я, конечно, хотел подождать, не давить на него, подумать над другой тактикой, но в голову пришло совершенно иное, то, о чём я даже не задумывался изначально, когда рассматривал Гошку как потенциального партнёра. И этот вариант казался мне более удачным. После разговора с Сорокиной и Никитой так точно. И хоть я не до конца осознавал, чего именно жду и хочу, всё-таки спросил:

– Слышь, Касьянов, пойдём кофе попьём.

– Что? – Гошка вылупился на меня, и я вновь обратил внимание на цвет его глаз. При дневном свете они выглядели ещё светлее.

– Кофе, говорю, пойдём пить. Ты замёрз же. Тут кафешка есть. Кофе там не очень, но, главное, горячий.

Гошка оглянулся на «съёмочную площадку»:

– А они как же?

– А они и без нас отлично справляются, не видишь, что ли?

Гошка помедлил и всё же кивнул, хотя явственно сомневался в своём решении. В этом он был не одинок: я в своём тоже сомневался. Но, в конце концов, не могли же два человека – Наташка и Никита – смотреть на ситуацию со стороны и ошибаться? А если они и ошибались, то я совсем запутался, потому любое мнение для меня уже было ниточкой к выходу из этого лабиринта эмоций и действий, в который я вогнал себя самостоятельно.

В кафе мы пришли, совсем замёрзнув и даже промокнув – начался дождь. Несильный, но мерзкий и противный, который холодными каплями скатывался с волос под одежду, не доставляя никакого удовольствия при этом. Я с облегчением снял куртку, кинул её на спинку свободного стула и сел на соседний. Гошка – напротив меня. К нам довольно быстро подошла официантка, и мы сразу сделали заказ: я – кофе, Гошка – всё-таки чай.

– Не очень люблю кофе, – сказал он, когда девушка отошла от нас. Официантка была симпатичной, если объективно, да ещё и бёдрами виляла дай бог, потому я невольно проследил за взглядом не определившегося в ориентации Гошки, но он не смотрел ей вслед. Хотя даже я не удержался и взглянул.

– А что любишь? – спросил я, заинтересовавшись. Всё-таки о Гошке я почти ничего не знал, кроме того, что он девственник с большим членом.

– Чай. Зелёный. С мелиссой, – раздельно проговорил Гошка. И замолчал. Видимо, решил, что мой вопрос касается только выбора напитков.

Я чуть задел его ногу под столом, привлекая внимание, Гошка поднял на меня взгляд и вопросительно выгнул брови.

– Я вообще имел в виду, – сказал я.

– В смысле?

Так и хотелось сказать любимое светкино «в коромысле». Оно постоянно просилось на язык, когда Светки рядом не было.

– В смысле, что не только про чай рассказывай. А вообще про всё. Про книжки там, фильмы. Может, ты детей убиваешь по ночам и кайф от этого получаешь. Тоже рассказывай. Только тогда уже по дороге в полицию.

Гошка несколько секунд смотрел на меня с непониманием. И я представлял его замешательство. Если б мне так сказали, я б вообще, может, по морде врезал за излишний интерес к моей персоне. Но Гошка неожиданно заговорил. Затараторил даже, словно всю жизнь ждал этого вопроса и зубрил текст.

За следующие пятнадцать минут я узнал, что Гошка любит Пелевина и Лукьяненко – он что-то говорил ещё про Брэдбери, или Вербера, или даже Бегбедера, а может, вообще про всех сразу, это я уже не отследил, – а также боевики девяностых (я ещё про себя хихикнул, глядя на его ёжик на голове) и, что неожиданно, документальное кино. Интересы у нас были совершенно разные. Даже еда разная нравилась: Гошка любил супы, я их терпеть не мог, зато обожал жареную картошку, от которой плевался уже Гошка.

Официантка принесла нам повторный заказ, а я обратил внимание, что, пока мы спорили из-за предпочтений в музыке, прошёл уже почти час. Ребята наверняка разошлись. Костик даже не написал. Всё ещё обижен наверняка, но теперь я старался относиться к этому спокойней. Завтра можно будет с ним поговорить на эту тему. Никита дал неплохую пищу для ума, потому у Костика не получится всё свалить на меня.

Но пока было сегодня. И пока напротив меня сидел Гошка, который продолжал доказывать, что «Раммштайн» – это классика рока. Я не то чтобы спорил, но всё равно в полушутку опровергал слова вдруг разошедшегося Гошки, который раньше, кажется, вообще ни с кем особо не спорил. Или молчал, если был не согласен, или всё же соглашался. А тут прям аж покраснел от усердия. За любимую группу явно переживал.

И мне нравились его эмоции, потому я продолжал подливать масла в огонь: осторожно, тонкой струйкой, чтобы потом ещё несколько минут наблюдать за кипящим Гошкой.

Переведя дух, Гошка посмотрел на меня и спросил:

– А чего ты улыбаешься?

– Забавный ты. Так «Раммов» защищаешь, словно они страна тебе, мать и отец.

Гошка смутился и опустил взгляд:

– Просто люблю их очень. На концерт бы попасть, но никак не получается. Да и в России они теперь вряд ли выступать будут. Слышал, что учудили на последнем концерте у нас?

Я покачал головой: музыкой я особо не интересовался. Особенно тяжёлой. Концертами тем более. А уж что там вытворяют музыканты, и подавно. Глаза Гошки загорелись, и он снова начал рассказывать о том, что ему по-настоящему нравилось. Я слушал, хоть и вполуха. Больше думал о том, что Гошка, несмотря на то, что мы совсем разные, мне нравится всё больше и больше. Хотя он говорил о тех вещах, которые меня совершенно не интересовали, и я не считал его даже симпатичным, в Гошке определённо была какая-то изюминка, которую я не смог распознать. И это точно не член. По крайней мере, я на это надеялся, иначе бы начал разочаровываться в себе.

Когда мы шли к остановке, Гошка перестал уже говорить. Он шёл чуть в стороне, сунув руки в карманы куртки, и смотрел себе под ноги. Думал о чём-то. Я решил не лезть в его мысли. Мало ли, к каким выводам он сейчас приходит. Если к неутешительным, то переубедить всегда успею.

Уже почти возле остановки я схватил его за плечо и толкнул за небольшой выступ в стене, пряча нас от большинства посторонних глаз. И уже там поцеловал: не слишком настойчиво, но уверенно, не давая ему отстранить себя. Когда же сам отвлёкся и встретился с Гошкиными глазами, он ошарашенно глядел на меня, почти не мигая:

– Ты чего, Ерохин? Тут же люди.

– Они не видели, – отмахнулся я, с удовольствием понимая, что его волнуют только люди вокруг, а не факт поцелуя со мной. – А я привык заканчивать свидания если не сексом, то поцелуем.

Гошка, только начавший моргать, снова застыл и посмотрел, словно впервые видел:

– Свидания? Это было свидание?

– Ох, Касьянов, тяжко мне с тобой приходится, – демонстративно печально вздохнул я и кинул взгляд на остановку. – Мой автобус. Давай, не скучай, – махнув ему рукой, я поспешил к транспорту, запрыгнул в него в последний момент и, уже когда садился на привычные задние сиденья, глянул через окно на всё ещё растерянного Гошку. Он стоял на том же месте, смотрел впереди себя и продолжал держать руки в карманах, а на лице у него читалась целая гамма эмоций: от непонимания до полного осознания того, что происходит.

Хмыкнув, я сунул наушники в уши и включил музыку, находя в своём плейлисте единственную скачанную туда песню «Раммов».

Это определённо было свидание.