Текст книги "Сказка под кровавой луной (СИ)"
Автор книги: DavidCorrelfield
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== Поговорим о грачах ==========
Сказка под кровавой луной.
Часть 1.
Как и любая хорошая история, эта началась в безымянном городе, а точнее, в таком же безымянном поезде, следующем из одного безымянного города в другой. Как и в любой другой хорошей истории, в этом безымянном поезде сидел безымянный таинственный незнакомец. Он ни с кем не говорил, и лишь меланхолично смотрел в окно, наблюдая типичный восточноевропейский пейзаж. На его голове красовалась темно-красная фетровая шляпа, украшенная лентой черного шелка с неброским изящным бантом. Костюм тоже был выдержан в красно-черных тонах, и только очки без дужек на глазах были ярко-розового цвета. Между ног он держал трость, на костяномнавершии которой была выточена ощерившаяся кошачья морда. Случайному прохожему такая трость непременно покажется аксессуаром нефункциональным и исключительно декоративным, ведь о её набалдашник можно с исключительной легкостью оцарапать ладонь, ну и что с того? Незнакомца в розовых очках явно не волновало мнение случайного прохожего…
Но что случится с хорошей историей, если в тот же безымянный вагон безымянного поезда, следующего из ниоткуда в никуда, посадить еще одного таинственного незнакомца? Что если второй таинственный незнакомец сидит рядом с первым? Что, если они дружат так давно, что ни нас, ни наших отцов и дедов, не было на свете, когда они впервые пожали друг другу руки на земле от нас столь далекой, что воображение ни одного из нас не в силах нарисовать столько квадратных километров пустого пространства? Останется ли история хорошей? Останется ли она историей вообще?
Незнакомец номер два, давайте его пока называть так, выглядел сорвем по-другому: он носил длинные темно-русые волосы, убранные в хвостик ярко-алой лентой, одет был во фланелевую рубашку и затертые левайсы, на ногах его красовались старые туфли из мягкой кожи, казалось, глотавшие пыль на всех безымянных дорогах этого мира, а поверх всего этого был натянут старомодный твидовый пиджак с дерматиновым заплатми на рукавах. Незнакомец номер два улыбнулся, то ли какой-то своей потаённой мысли, то ли от радости делить это мгновение с лучшим из друзей, каким его только могла наградить судьба, и продемонстрировал всем неравнодушным обитателям вагона крупные желтоватые зубы с острыми клыками. Впрочем, неравнодушных в том вагоне не оказалось.
Вагон был залит золотым рассветным солнцем, которое так радует всех городских и сельских жителей ранней осенью. Радует ровно до того момента, пока они не окажутся на улице, среди груд мерзлой земли, хруста ночного льда и неприятной мерзлоты, рвущейся заполонить твои легкие вместо кислорода и превратить тебя в одну из миллионов бездушных осенних мумий. Она успешно справляется со своей задачей к тому моменту, когда небо затянется тучами, а начавшийся ледяной дождь сотрет с наших лиц остатки индивидуальности. И на этом начнется наше постепенное угасание во этом бесконечном цикле рождения и смерти, длящемся триста шестьдесят пять календарных дней. Угасание, чтобы снова воспылать тягой и любовью к жизни под первые хриплые крики грачей в новом году. Ох уж эти черные крикуны…
Думаю, на этом мы оставим наших таинственнх незнакомцев в поезде, ведь эта история не только о них. Это сказка о призраках, священниках и вампирах. Она о дружбе и преданности. Она о тайнах и разгадках. И, конечно, о кровавой луне. Какая же может быть сказка в тихом провинциальном городе без кровавой луны? Но для этого мы должны побежать впереди этого безымянного поезда в этот безымянный город. Быстрее, чем бесконечно деградирующая память старого сказителя… А пока, мой друг, помни: тебе бы ни за что не хотелось встретить этих двух таинственных незнакомцев.
– Итак, поговорим о грачах!Виктор вздрогнул и весь обратился в слух. Эти лекции он любил больше всего. О мифологии профессор
Белорецкий мог говорить часами, особенно о мифологии кельтской, саксонской или же их собственной, как он любил выражаться, «местечковой». Виктор провел рукой по волосам, там где ещё вчера были непослушные вихры, которые он собственноручно сбрил, и открыл крышку ноутбука, приготовившись записывать всё, что сейчас расскажет Андрей Яковлевич.
– Итак, грачи, – словно бы уже для себя повторил профессор. Название птиц он скорее гыркнул себе в густую с проседью бороду, чем сказал аудитории, но Виктор всё слышал. – Вы ведь все знаете о воронах. О бескомпромиссных посланниках смерти, пожирателях падали, всезнающих и всеведущих, для которых само понятие смерти есть нечто относительное. Но грачи…
Он снова сделал паузу, словно бы специально для Виктора, который, уже не видя ничего вокруг себя, с маниакальной скоростью стенографировал речь своего гуру. Вся аудитория была заполнена мягким золотым свечением воскресного утра, и Виктор чувствовал себя учеником чародея в школе под открытым небом. Этому способствовали стучащиеся от легкого ветерка ветви кленов, уже окрасившиеся в оттенки золотого. Прервавший спонтанную паузу голос профессора мгновенно разрушил иллюзию сказочности:
– Кто мне назовет отличие грача от ворона?
На первом ряду мгновенно взметнулась вверх тонкая и бледная девичья рука. Виктор уже отработанным рефлекторным движением поднес пальцы к вискам. Это Марина, их умняшка. Словарь Брокгауза и Евфрона на ножках, но тупая, как пробка.
– У грачей есть кожистое кольцо вокруг клюва, грудной киль более узкий, они живут стаями, а форма крыла… – Марина разразилась тирадой в стиле самого настоящего доктора Бонда, того самого, которого потом на протяжении множества романов Ян Флеминг заставлял произносить свою фамилию дважды. Или это было только в фильма? А, неважно.
– Вы ведь были отличницей по биологии, да, Марина? – Андрей Яковлевич испытующе посмотрел в глаза запыхавшейся от потока фактов студентки в первом ряду.
– Да! – её глаза горели почти нездоровым блеском, щеки покрылись румянцем, а ноги под скамьей нетерпеливо елозили, как будто в ожидании чего-то большего, чем похвалы от преподавателя.
– Ну что ж, – профессор снял очки, задумчиво протер их платочком. – Ваши знания спасли вас от общения со мной до конца семестра. Можете быть свободны и больше не появляться на моих занятиях. Браво, зачет автоматом вам обеспечен. А теперь идите, не понимаю, что вы забыли на журналистской специальности.
Марина поправила волосы, всем этим жестом показывая чувство собственного превосходства и интеллектуального доминирования над окружающими, бодро процокала каблучками до выхода из лекционного зала и затворила за собой тяжелую дубовую дверь.
– Вот из-за таких, как она, и умирает высшее образование в целом и наш институт в частности. И каким она к чертям будет журналистом, если сейчас даже не поняла, что я её выставил, да еще в грубой форме. Ох… – профессор снова снял очки. – Ну чтож, институт еще не загнулся совсем, но вы уже должны быть готовы к статусу последнего выпуска. После вас набора нет. И я не хочу среди своих воспитанников случайных людей. Итак, так что с грачами? Стойте, не отвечайте, я не хочу в вас разочаровываться ещё больше. Ответ проще и сложнее одновременно.
Андрей Яковлевич выдержал драматичную паузу, достойную подмостков МХАТа или как минимум Большого, или какой там у них сейчас самый крутой? В общем, умел профессор паузу держать. Он при этом выпрямлялся, показывая свой внушительный, но не отвратительный живот, борода щеткой придавала ему сходства с Одином, а серо-стальной блеск глаз гарантировал, что тишина в этот момент в лекционном зале будет священней, чем вовсех храмах их средневекового городка вместе взятых. И даже священнее, чем в синагоге в Шаббат. Наконец, он набрал в легкие побольше воздуха и начал свой медленный и размеренный рассказ:
– Весь секрет в том, что грач попросту изящнее и легче. Он ироничнее и оттого мудрее ворона. Он живет со своей семьей, и того помнит всё. Он беспощаден как само время от того, что помнит все, но от того не чужд компромиссов и милосердия. Грач чтит ритуалы и игры. Он более медитативен и созерцателен, чем ворон. И главное, – мясистый перст готовился проткнуть потолок аудитории –это граи являются теми самыми потомками Мунина и Хугинна, Памяти и Мысли, легендарных птиц Одина. Да, то были не вороны, а грачи. Один тоже любил посмеяться и чтил ритуалы. Грачи были ближе его божественной сущности. И когда племя Мунинна и Хугинна расплодилось по свету, оно начало по велению Один присматривать за нами, запоминать наши действия и мысли, становясь настоящими летописцами человечества. Хотите знать правду – спросите грача. Только не факт, что он вам её расскажет…
Виктор продолжал печатать и не заметил,как на ветке клена на расстоянии вытянутой руки от него за стеклом пристроились два грача. Они тоже с интересом слушали и запоминали все, что говорил Андрей Яковлевич. Но для кого?
В тот вечер Виктор остался в институте допоздна. Теперь, когда их заведение доживало последние дни своей славной истории, коридоры опустели, а хранители библиотеки спустя рукава смотрели на шныряния второкурсников в прежде закрытые отделы, атмосфера будущего краха и смерти некогда великого места обретала свою романтику и, как ни странно, жизнь. Это напоминало последние светлые дни в жизни дряхлого старика или безнадежного больного человека, когда судьба награждала его возможность в последний раз вдохнуть воздух без аппарата ИВЛ или улыбнуться вон той девушке, точно зная, что эта красавица – твоя внучка. Улыбнуться впоследний раз и умереть с ощущением солнечных лучей на изможденных долгой борьбой щеках и смириться с тем, что точно так же они будут ласкать теперь только цветы на твоей могиле и превращать слезы твоих близких в яркие бриллианты. Смерть милосердна в наши последние мгновения.
Виктору нравилось настроение, которое его охватывало в этой двухъярусной библиотеке, с двух сторон украшенной готическими стрельчатыми окнами. Осенний вечерний дождь уже прошел, а последние осенние звёзды отвоевали себе право направлять влюбленных по домам, а самоубийц – на дно озера, в котором они их видят в последний раз. Сам же Виктор дописывал статью об истории их ковровой фабрики – дрянноедело, но чем только не должен занимать руки начинающий щелкопер, чтобы набить руку и сделать себе репутацию беспринципной акулы, готовой на все ради новой работы и материала. Парень уже с семнадцати лет чувствовал себя готовым для этой работы, а портрет Спайдера Иерусалима его собственной кисти, точнее, карандаша занимал почетное место рабочем столе у него дома. Вот только дома все давно было покрыто пылью, и Виктор там только спал. С какого-то момента он ненавидел это место, ненавидел немотивированно и яростно.
Резким движением парень захлопнул крышку компьютера и снова провел ладонью по своему ежику, напрочь забыв, что вчера постригся. Он устало протер глаза, поздравляя себя с завершением еще одного тяжелого дня, но тут, повинуясь какому-то непонятному импульсу, снова раскрыл ноутбук. Так и есть, он забыл закрыть окно браузера. Начав закрывать вкладки, он натолкнулся на две любопытные страницы, содержание которых сначала вызвало у него чувство острого дежавю, а потом он все-таки вспомнил. Одна была полностью посвящена грачам на сайте «Врановые от А до Я», а во второй красовалось шикарнейшее полотно художника Арбо «Дикая Охота». В запале любви к мифологии Виктор сразу после лекции на обеденном перерыве открыл статью на Википедии, нашел эту картину и внимательно рассматривал птиц. Затем увеличил. И, наконец, увидел то, что хотел. Маленькое бело кольцо вокруг клюва. Да, это действительно были не вороны, как и говорил профессор Белорецкий, а грачи.
В этот момент огромные башенные часы с такими же стрельчатыми готическими окнами и циферблатом на месте «готической розы» пробили половину десятого. Пора было выключать свет и уходить. Кроме него в библиотеке никого не оставалось. Сложив ноутбук и конспекты в сумку и перебросив пальто через руку, Виктор направился к выходу.Грач за окном оглянулся куда-то через плечо и хрипло расхохотался. В свете фонарей его абсолютное черное оперение обрело кроваво-багровый оттенок.
Смерть медленно забирала не только институт, в котором Виктор учился, но и весь этот маленький и милый его сердцу городок. Сейчас, выйдя на брусчатку, которой был уложен весь исторический центр города, Виктор обрел твердую уверенность в том, что на всем пути домой он не встретит ни одного автомобиля и ни одной живой души. Всё еще мокрая после вечернего дождя дорога играла всеми оттенками красного и розового цветов, отражая сияние светофора на перекрестке напротив института. Вот только светофора тут никогда не было…
Юноша медленно поднял голову и начал ощущать ужас, разливающийся ледяной маслянистой жидкостью где-то в районе солнечного сплетения. Прямо над ним сияла яркая кровавая луна. Её холодное сияние преломлялось и распадалось на мириады рубинов и агатов в стеклах домов, появляющемся на лужах робком осеннем льде. Но были и другие пятна. Они сияли всеми оттенками черного и багрового. На ветках деревьев. Виктор отпрянул назад, к дверям института, однако они вдруг показались ему бесконечно далекими. А затем Виктор понял, что этой ночью домой он не дойдет.
Метрах в ста от него, переливаясь под мертвым сиянием луны, стоял черный очень. Черный, как смоль, он смотрел на Виктора светящимися холодным фиолетовым светом глазами. Верхом на олене сидело непонятное существо, которое сначала напомнило парню воина в диковинных рогатых доспехах. Но нет. Это был голый олений череп на человеческом теле, иссохшемся от разложения. Как не вешалке, на нем висела кольчуга. В абсолютной тишине были слышны позвякивания ржавых колец. На одном из рогов висела гнутая корона, как будто сбитая в бою мощным ударом топора или булавы с её прежнего владельца. Пазы для камней были почти полностью пусты, а сияние золота было тусклым и безжизненным.
Виктор смотрел на существо на олене, не в силах отвести взгляд. Он был точно уверен, что оно тоже смотри на него. А затем олень начал медленно приближаться к нему, постепенно ускоряясь. Поднялся шквалистый ветер, а грачи разом взмыли в кровавые небеса, закрыв на мгновение луну, но не избавив город от её всепроникающего умерщвляющего сияния. Истлевшее копье в руке воина направилось в грудь Виктору, но он все так же не мог двинуться с места. Олень уже почти перешел в галоп, как вдруг эту ночь пронзил волчий вой. Олень сбился с галопа и повернулся куда вправо. Через секунду между юношей и странным всадником выросла ещё более странная парочка: волк с сияющими золотом глазами и человек в шляпе с головой кота, сжимающий в руке трость на манер меча. Они оба явно были настроены на схватку с неизвестным врагом. В то же мгновение ночь стала светлеть. Луна из красной стала постепенно переходить к более светлым оттенкам. Ветер стих. Когда Виктор осмелился выглянуть из-за спины волка, который оказался в высоту добрых два метра, всадника верхом на олене уже не было. Решив, что на сегодня с него достаточно, будущая акула пера позволила себе упасть в обморок прямо посреди ночной улицы.
– Слабак. – Резонировал незнакомец номер один. А это был именно он.
Незнакомец номер два, скрывавшийся под волчьей шкурой, согласно гавкнул.
========== Поговорим о музыке и пиве ==========
Часть 2.
Голова болела просто ужасно. Виктор с трудом разлепил глаза, пытаясь вспомнить причину того, что оказался в обмороке, но в голове только вертелись бессвязные образы: огромный волк с сияющими янтарем глазами, кот в костюме и с тростью, и та зловещая фигура верхом на олене. На площади, залитой кровавой луной.
И всюду – грачи, грачи, грачи!
Сейчас улицу освещал бледный белесый свет луны, на деревьях не было ни одной птицы. Все это Виктор заметил, продолжая лежать на спине, но вот он повернулся на бок и понял, что он на улице не один. Рядом с ним оживленно спорили двое: один был в костюме со шляпой какого-то непонятного темного цвета, но точно не черной, в лунном свете было не разобрать. Зато бросались в глаза очки на носу у незнакомца: ярко-розоые, без дужек, сидевшие на носу словно бы по велению какого-то неведомого заклинания. Второй был похож на неудачный гибрид айтишника и ковбоя: заношенные мягкие туфли, джинсы и фланелевая рубашка никак не совмещались с мышастым пиджаком с заплатами и аляповатым хвостиком. Волосы у второго незнакомца были совсем серебряными в свете луны, и парень бы совсем не удивился, если бы он был седым. Все его лицо выражало какую-то глубокую тайну, которую он был вынужден хранить. Так выглядят люди, которым до конца дней выпало нести некий крест и скитаться неприкаянными ушами по всему миру, пока смерть решительным и повелительным жестом не проголосует на обочине их жизненного пути. И ты не сможешь не принять на борт этого незваного попутчика.
Как бы там ни было, а незнакомцы спорили. И очень яростно. Тот, что был похож на ковбоя-программиста зло щерил зубы, демонстрируя клыки, которые ну никак не могли принадлежать простому человеку. Впрочем, незнакомца в розовых очках это не смущало.
– Слушай сюда, Кошара! –рычал первый. – Мы остаемся в этом городишке и разбираемся, что за чертовщина здесь творится. В конце концов, мы можем! А этот, – он махнул рукой в сторону прикинувшегося мертвым Виктора, – его ты тоже оставишь? Его на наших глазах чуть копьем не проткнули!
– Дорогой мой Волк, – ласково-баюкающим голосом отвечал ему второй, – мы оба знаем, что ты просто не хочешь забирать на свою совесть еще больше смертей после того, что произошло в Москве и Риге. Но это только твои внутренние проблемы. Я могу помочь тебе с ним разобраться…
– Прекрати, со мной твои чары не сработают! – тот, кого «Кошара» назвал Волком взмахнул рукой, как будто разгоняя дым или мух перед глазами. – Лучше вон на пацане поупражняйся. А то он уже с минуту прикидывается опоссумом, лишь бы не вставать. Видимо, ему нравится спать на брусчатке.
Виктор, посрамленный таким неожиданным раскрытием, поспешил встать и отряхнуться. Тот, что был в костюме, подошел к нему и несколькими уверенными движениями помог ему оправиться.
– Баюн. – Представился он. – А это, – изящный взмах тростью в сторону человека с хвостиком. – Большой и Страшный Серый Волк.
Почему-то Виктору не хотелось ни смеяться, ни удивляться, ни закатывать истерику. Странный внешний вид незнакомцев вкупе с тем, что он увидел, не оставляли ему никакого пространства для мысленных спекуляций.
– Ви… Виктор. Витя, – юноша явно не знал, как держаться рядом с теми, о ком был привычен читать в сказках или слышать из уст бабушки, мир её праху. Он тут же опустил глаза, тупо уставившись в носки своих кроссовок. Теннисных туфель, тут же мысленно он себя одернул. – Я учусь здесь. И вообще, я нечаянно, я ничего не знаю! – голос вдруг сорвался почти на девичий, где-то прячущийся внутри шок начал вырываться наружу. – Я всего лишь студент, я читал про грачей, а тут вышел на улицу, и всюду эти грачи, да еще этот Король, это не я, я честно! Можно я пойду домой.
Впервые за почти полтора года этот пыльный клоповник показался ему сколько-нибудь уютным. На глаза навернулись слёзы. Он уже полтора года не плакал. А тут не мог сдержать себя и почти разрыдался. Как распоследняя девочка.Волк обеспокоено посмотрел на Баюна Тот как будто не заметил этого взгляда, напряженно всматриваясь в лицо парня, словно бы стараясь загипнотизировать его. До тонкого волчьего слуха донесся шепот «Так, вот так, сейчас всё будет хорошо». Он звучал так тихо, что даже в абсолютное тишине ночного мертвого города Волку казалось, что это скорее мысли Баюнапрокрались ему в голову. Так они и стояли: волк, кот и мальчик, и только луна да одинокий, никем не замеченный грач были свидетелями этой странной сцене. Сказка и реальность встретились там, где вот-вот должна будет начать свой триумфальный поход Смерть. Птице это показалось забавным настолько, что он расхохотался своему забавному наблюдению. К сожалению, его шутку оценила только луна, которой скоро снова будет суждено окраситься в цвета королевских мантий и колпаков палачей. Троица же снизу посмотрела на ночного шутника с большой долей опаски и злости.
– Где у вас здесь можно выпить? – спросил Баюн, провожая глазами птицу. Ему нравилась красота абсолютной тьму, которую заточили в себе эти перья. Он всегда хотел себе такой окрас. Но он от природы полосат, а ночью, как и все коты, сер.
– Здесь есть кафе-бар с живой музыкой… – неуверенно начал парень, но Волк уверенно перехватил инициативу.
– Там работают до последнего клиента?
– Д-да. – Чтобы скрыть следы волнения, Виктор отвечал исключительно немногословно и односложно. Но получалось у него все равно плохо. В свете луны его кожа, казалось, вот-вот станет прозрачной.
– Прекрасно, туда мы и направимся. А по пути мы все немного расскажем друг о друге. Давай ты первый, парень.
Я… – юноша впервые задумался о том, как себя выставлять перед незнакомцами. До этого все казалось таким естественным, а тут они же сами требовали от него надеть какую-то маску. Впрочем, ему было не привыкать. – Я студент, живу один, хочу стать писателем и журналистом. До сегодняшнего дня думал, что ничего не боюсь. Семьи нет, друзей нет. С утра до ночи сижу в институте. Вполне счастлив.
– Вот только врать не нужно, мы же всё видим, – усмехнулся Баюн. – Ты сказал «один», чтобы не сказать «сирота», ты сказал «хочу стать», чтобы лишний раз не упоминать, что сейчас тебя унижает то, какой ты есть. А сейчас ты видишь себя абсолютным ничтожеством, я прав?
– Баюн, не стоило… – Волк, до этого момента казавшийся Виктору даже в человеческом облике не слишком походим на человека, неожиданно показался ему очень…человечным? Он сам понимал, что в его голове только что пронеслась ужаснейшая тавтология, но он никак по-другому не мог оформить свою мысль даже за всё золото мира. Казалось, что оборотень сам готовится произнести речь.
Они прошли в неловком молчании еще метров сто, потом Волк всё-таки заговорил.
– Как ты понял, мы герои тех историй, который в твоем мире принято называть сказками, легендами или былинами. Мы можем принимать тот облик, в каком выглядели когда-то в Родных землях, но среди вас, простаков, вынуждены носить эти человеческие Чары. Вообще, мы живем в небольшом анклаве в Москве, но в результате некоторых… событий, – при этом Волк и Баюн как-то очень неодобрительно переглянулись, – нам пришлось уехать из нашегоСказово и сначала залечь на дно в Риге – еще один очень злой взгляд в сторону Баюна, а потом уехать оттуда. И так мы попали сюда. Все остальныепояснения будешь получать по мере необходимости. Сразу же по поводу того существа, которое напало на тебя: оно из нашего мира. Оно очень сильно, раз подчинило себе луну. – Волк поднял голову: в волосах блеснула алая шелковая лента, глаза на миг полыхнули золотым. – И очень древнее, даже по нашим меркам, раз созвало вокруг себя столько грачей. Похожу, мы пришли, а парень?
Они стояли перед старинным зданием. Городская застройка девятнадцатого века, на глаз определил Волк. Что удивительно, это здание всё еще не выглядело неуместной развалиной или тем из памятников архитектуры, которые городские власти оставляют «чтобы был». Это был равноправный житель этого города, который жил, дышал и всё еще стремился в небеса во всю мощь своей каменной плоти. Подчиняясь современным веяниям, весь первый этаж здания сдавали в аренду мелким магазинчикам или конторам, а подвал отдали в распоряжение владельцу бара «Кофа-Саунд». Пока они спускались вниз, Волку казалось, что за ними кто-то наблюдает, но он это списал на причудливую игру света и тени на манекенах, подсвеченных зелеными неоновыми лампами.
Помещение бара оказалось почти пустым. Диагноз умирающего города казался все более и более верным, постепенно приближаясь у отметке «уже мертвый». Но толстый улыбчивый бармен в бандане с именем «Карл» на бейдже и рыжеволосая девушка на сцене, обещающая под бодрый гитарный запил разбить тебе сердце делали своё дело: здесь хотелось остаться, а само место давало какую-то иллюзию покоя.
– Три любого темного, которое сейчас у вас на кране! – скомандовал Баюн, едва они вошли. Улыбка бармена стала шире, а девушка на сцене, казалось, запелаеще громче. Пара байкеров в углу приветственно подняла свои кружки с лагером и улыбнулись сквозь толщу бород и усов.
Да, здесь было почти как дома.
– Были дни, когда я могла оставить своё сердце распахнутым настежь… начала девушка на сцене, и уже было затянула какую-нибудь рок-балладу о любви, как снова ударила по струнам с такой силой, что стало понятно: сожаления о любви – это точно не её стихия. Баюн наметанным взглядом отметил приподнятую губу Волка и то, как Виктор отводил взгляд всякий раз, когда девушка освещала своими ярко-зелеными глазами их столик. У неё на голове красовалась маленькая шляпка, которую она чуть-чуть заломила набок, и это добавляло ей еще больше шарма. Мелкие белые зубы и ярко-алый язычок словно бы танцевали, а не помогали с извлечением звуков из её горла. Волк сидел, как зачарованный. Он в принципе питал слабость ко всякого рода творцам, а если они были женского пола, эта слабость приобретала вполне конкретные черты. Как вот сейчас. Уверенным движением он направился к стойке, бросил еще один взгляд на певицу и сказал что-то бармену, показав два пальца. Карл с готовностью улыбнулся и бросился к холодильнику. Через минуту он появился с двумя бутылками, которых явно не было ни в меню, ни в холодильнике, выставленном на всеобщее обозрение. Кот присмотрелся. Имперскийстаут для Волка и какая-то IPAдля девушки. Очень умно.
– Здесь ведь открытый микрофон? – обратился он с плотоядной улыбкой от самой стойки.
– Смотря, какая из этих двух бутылок для меня, – улыбнулась певица.
– Стаут, – не моргнув ни глазом, ответил Волк. Коту оставалось только удивленно присвистнуть. Виктор покраснел так, что от его ушей можно было зажигать факелы.
Ну-ка, посмотрим, что он заигра…
– Это дьявол ждет под твоими дверьми… – начал Волк каким-то не своим, прокуренным голосом.
Ник Кейв и его «Любовник»! Да Волк и вправду обезумел!
Дуэт вышел замечательный. Два случайных человека в случайном городе во власти его величества случая нашли друг друга на пять минут странной песни одного странного австралийца. Даже Виктор преодолел все девять кругов своего адского смущения и поднял глаза на сцену, чего уж говорить о байкерах. Пять минут длилась вакханалия с разбором по буквам слова LOVERMANи распитием отличнейшего пива. Баюн снова посмотрел на юношу и понял, для чего Волк в действительно поднимался на сцену: парнишку начало отпускать. Он начал прикладываться к стакану, смотреть по сторонам, неуверенно улыбнулся рыжеволосой чаровнице на сцене.
Когда музыка стихла а стаканы опустели, а Волк с певицей обменялись ничего не значащими поцелуями щечку, Баюн поднялся с места.– Как я понимаю, тебе завтра на занятия?
– Да, – Виктор кивнул. – Я не хочу пропускать. Институт могут закрыть в люоой день, и он стал мне домом. Если его закроют, меня просто не станет.
– Это в тебе говорит пиво, ничего страшного не произойдет. – подошедший сзади Волк хлопнул парня по плечу. Глаза светились ровным мягкимянтарным светом, что, как приметил Баюн, означало, что в это мгновение он счастлив. – Пошли на улицу, и поверь, эти мысли развеются с первыми лучами октябрьского солнца.
Ноуже в дверях Волк замер, как вкопанный, преградив рукой дорогу Баюну и Виктору. Остальные не обратили на них никакого внимания, поглощенные музыкой и пивом, и не заметили, что рука, преградившая дорогу двум посетителям, вдруг обзавелась когтями по три дюйма длиной, а глаза недавно певшего Ника Кейва посетителя загорелись совсем не добрым огнем. Он начал медленно подниматься наверх. За грохотом гитар и барабанов бармен Карл не расслышал, как захрустело битое стекло под ногами лучших визитеров на его памяти.
Окно над спуском в подвал было разбито. Манекена не было. Зеленый свет неоновой лампы оседал каплями крови на осколках витрины. Волк медленно начал подниматься выше, заподазривая самое худшее.
Все уличные фонари горели фиолетовым огнем. Небо приобрело фиолетовый оттенок, а луна снова налилась всеми оттенками всех видов крови, какая только может течь по жилам человека. Все это давало иллюзию того, что город погрузился в мир мертвых, вот только на улицах были люди. Разодетые по последней моде девятнадцатого века, в изящных платьях, шляпка, веерах, они гуляли под ручку, вели светские беседы безмолвными губами, а прямо пред ними юноша в сюртуке целовал в поклоне ручку барышне, кокетливо закрывавшей лицо веером с золотыми крылатыми змеями. В магниевой вспышке стоявшего рядом фотографа лицо юноши на мгновение растворилось, продемонстрировав ошарашенной троице черепную коробку несчастного с развороченным виском, налипшими на кости рыжеватыми волосками и начисто снесенной крышкой черепа. Пройдя чуть дальше, они оказались на городской площади, освещенной такими же фиолетовыми фонарями. В абсолютной тишине и в идеальной синхронности кружились пары. Сквозь шорох платьев и стук каблуков Волк услышал еще один звук: звон фарфора. То танцевали манекены.
Словно услышав его мысль, парырезко остановились и начали выстраиваться в две идеальные линии на пути путников к тому, что было в центре этого странного действа: огромному трону из костей и черепов, и подножия которого лежал черный как смоль олень с фиолетовыми глазами. Их взгляды с Волком пересеклись, и в тот же момент оборотень понял, что нужно делать.
– Ждите здесь, – сказал он и направился к трону. Пройдя через круг фиолетового света, он и сам претерпел некоторую метаморфозу: его волосы, прежде темно-русые, поседели, ярко-алая лента стала еще ярче, а сам Волк оказался одет в темно-синий сюртук с золотыми пуговицами. На богу откуда-то появилась шпага. Он уверенно прошагал к трон. Олень даже не шевельнулся, когда Волк приблизился вплотную и поднял голову вверх. Там, на высоте примерно в пять метров, освещенный красным лунным сиянием, сидел он. Он так и не снял своей кольчуги, так и не оправил корону. Волк отстегнул шпагу от пояса и швырнул её в ноги королю. Олений череп медленно наклонился, изучая то, что оказалось у него в ногах. Затем медленным движением он поднял шпагу и встал. По толпе фарфоровых придворных раздался тихий звон миллионов чашек: видимо, так в этом мире выглядел шепоток. Но вскоре всё стихло, и теперь тишину нарушали только тяжелые шаги Короля, спускавшего со своего трона. Даже вздрагивавшая при каждом движении истлевшая кольчуга не смела издать при нем звука…
