Текст книги "Тётя Мэй и Бойфренд Её Племянника (СИ)"
Автор книги: Дарт Снейпер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Вот почему он не сразу слышит тихий звук; паучье чутьё – предатель – молчит, но, когда звук усиливается, Питер подскакивает в кровати и близоруко всматривается во тьму. Пусто – только окно открыто, хотя он уверен, что закрывал его.
– Что за… – громким шёпотом начинает он, невольно нервничая (да Питер поставил рекорд по количеству просмотренных ужастиков), как вдруг чья-то рука опускается на его рот, и его прижимают к постели. Питер вздрагивает, мычит, лягается, пытается укусить прижатые к его губам пальцы…
– Чш-ш-ш! – шипит незваный гость. – Паучок слишком громкий! Нам, конечно, это нравится, но в других обстоя…
– Дэдпул! – выдыхает Питер, рывком отталкивая его от себя. На губах остаётся едва уловимый привкус пороха. – Что ты здесь делаешь, мать твою?
– Как что? – Уэйд искренне удивляется. – Навещаем Паучка, конечно! Злая тётушка заперла нашу булочку в доме, и мы волновались… Кстати, очаровательные трусишки!
– Я же написал тебе, – вымученно выдыхает Питер, набрасывая одеяло на бёдра: он слишком вымотан, чтобы смущаться. – Пять раз! Чтобы ты сюда не совался! Неужели так сложно было уяснить, что я не хочу тебя видеть?
Огромный Дэдпул – гора мускулов, да чтоб у Питера было такое тело – расстроенно опускает голову, и его плечи поникают.
Чёрт, это выглядит комично и…
Грустно?
Да, Паркер, давай, пожалей его!
Но…
Твою мать.
– Иди сюда, – с тяжёлым вздохом говорит Питер и приглашающе откидывает край одеяла, прижимаясь лопатками к стене. Перемена в Дэдпуле поразительна; его лицо озаряется таким детским счастьем, что видно даже через маску, и он торопливо, хотя и бесшумно, юркает к Питеру в кровать.
По-хорошему стоило послать его к чёрту. Или хотя бы предложить раздеться: в стерильности костюма Уэйда Питер сильно сомневается.
Что ж – он часто делает неправильный выбор.
Дэдпул пристраивает пальцы у него на бедре, и Питер от души шлёпает ему по ладони.
– Без рук! Или лежи спокойно, или проваливай, – предупреждающе шепчет он. Уэйд несчастно вздыхает, но послушно вытягивается в струнку, занимая собой большую часть кровати.
Питеру неожиданно уютно, хотя лопаткам и прохладно от близости стены. Дэдпул горячий, как печка, об него можно греться, и уже в полусне Питер ощущает, как его, продрогшего, накрывает тёплой тяжестью – но ни подумать об этом, ни возмутиться он уже не успевает.
Его утро начинается с громыханья посуды где-то внизу – тётя Мэй готовит завтрак; Питер сладко потягивается, от души зевает, разлепляет глаза…
И скептически кривит губы, глядя на свою простынь – там, где лежал Дэдпул.
Питеру очень хочется верить, что это – просто красная глина. Так или иначе, он обещает себе дать Уэйду по башке при следующей встрече, неохотно встаёт на ноги и комкает простынь, отправляя её в корзину для грязного белья.
Секунду ему хочется провести ладонью по своей подушке, чистой, но хранящей тепло и (он почему-то уверен) запах Дэдпула, но здравомыслие возвращается к Питеру быстрее, чем он успевает это сделать.
Ладно, это ничего не значит. Уэйд просто лежал с ним, пока он спал (и вообще-то это довольно крипово, Питеру доводилось проверять на остроту его катаны), а потом – Питер смотрит на распахнутое окно – свалил. Можно подумать, это что-то из ряда вон. Да они даже не друзья!
…Что не спасает его от совершенно унизительного диалога с тётей Мэй, которая считает, что держать Питера взаперти – слишком жестоко, но при этом отказывается отпускать его куда-либо в одиночку.
– Только с Уэйдом и под его личную ответственность! – строго произносит она, сурово поджимая губы. Питер говорит себе, что лучше потерпит ещё пять дней домашнего ареста.
– О-оу, так я теперь твой папочка? – восторженно вопит Дэдпул, оглушая даже через телефон, и буквально топчется на гордости Питера. – А ты вроде как мой малыш? Улё-ёт!
– Слушай, – говорит Питер, устало ероша волосы. – Мне просто нужно, чтобы ты забрал меня из дома. Дальше – вали куда хочешь. У Тони есть задание для меня, и я не могу…
– Ах, эти трудные подростки! – картинно восклицает Уэйд, явно вошедший в раж. – Говорила мне мама: Уэйди, подумай хорошенько, быть может, лучше завести собаку? Собаки хотя бы умеют быть благода…
Питер отключается, не дослушав.
***
Пять часов, несколько неудачных экспериментов и тысячу проклятий спустя Питер устало разгибается и потягивается. Ноющая спина хрустит; он морщится, трёт затылок, вздыхает… мрачно смотрит на очередной образец и решительно отворачивается от стола.
Да уж, без шансов – просто груда металлолома.
– Джарвис, где Тони? – спрашивает он, устраивая большие пальцы на своих веках и с силой надавливая; глаза болят.
– Мистер Старк покинул Башню.
– Блеск, – Питер мрачнеет и зарывается пальцами в собственные волосы. – Передай ему, что ничего не получится, если брать за основу настолько искорёженный материал. Хотя, думаю, он и сам это знает… Ладно, неважно. Просто скажи, когда вернётся, что я ушёл.
– Будет сделано.
Да чтоб его хоть кто-то понимал так же, как Джарвис. Питер ещё раз вздыхает, окидывает напоследок прощальным взглядом лабораторию – его пускают сюда так редко, что он, честное слово, и рад хвататься даже за очевидно проигрышные проекты – и решительно выходит. Он ужасно соскучился по небу вечернего Нью-Йорка.
Он успевает спасти почтенную пожилую леди от ограбления и поймать сорвавшегося с поводка пса – так себе работёнка для супергероя, не находите? Вот и Питер так думает. Только Тони-мать-его-Старк слишком редко берёт Питера на важные миссии (особенно после того парня, как же его, Джейса?) – наверняка сейчас он занимается чем-то важным, намного более важным, чем застрявший на дереве кот.
– Спасибо! – хозяйка, получившая орущего питомца обратно, благодарно улыбается, и Питер пожимает плечами.
– Не за что. Ваш дружелюбный сосед Человек-паук всегда рядом, чтобы помочь!
В таком контексте пафосная фразочка отдаёт отвратительной иронией. Питер поправляет рюкзак и торопливо уносится прочь – в глубины Нью-Йорка.
Здесь, на очередной серой крыше очередного серого небоскрёба, его и находит Дэдпул. Падает рядом, легко толкает локтём в бок и скалится дружелюбно, а потом сюсюкает:
– А Паучку не пора в кроватку?
Питер молча даёт ему по морде. Вернее, пытается – рефлексы у Уэйда что надо, руку он перехватывает сразу, но не сжимает запястье, а, напротив… гладит.
Целую секунду Питеру кажется, что у него начались галлюцинации. Но шероховатый спандекс перчатки дразнит кожу даже через костюм, и эта почти-ласка оказывается неожиданно – очень, блядь, неожиданно! – приятной.
Питер вырывает руку так резко, что дёргается и едва не падает вниз.
– Что, по-твоему, ты вытворяешь? – спрашивает он, вновь вернув себе равновесие, и косится на Дэдпула, сливающегося со сгустившимися сумерками. Два жутких белых овала глаз – чёртова маска! – исчезают на долю мгновения и появляются вновь.
– Паучок же сказал, что мы встречаемся, – говорит Уэйд. – Неужели он не знает, что делают парочки? Нужно срочно научить!
– Уэйд, – тихо говорит Питер, стараясь оставаться спокойным, – мы не…
Шершавая ладонь вдруг ложится ему на лицо, лишая возможности видеть хоть что-то, и Дэдпул придушенно поясняет:
– Так будет лучше. Для Паучка.
– Что ты де…
Онемевший Питер не может пошевелиться. Даже когда Дэдпул придвигается ближе. Даже когда Питер чувствует, как его собственная маска скатывается до переносицы.
Даже когда горячие губы, сухие и жёсткие, прижимаются к его рту.
Комментарий к -4-
Кстати, на правах рекламы отсылаю вас к СТЕКЛИЩУ ПО ВОЙНЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ (и, кстати, да, это стихотворение выложено на моём новом профиле для поэзии):
https://ficbook.net/readfic/6834718
========== -5– ==========
– Мы поссорились, – хмуро отвечает Питер на невысказанный вопрос в глазах тёти Мэй. И раньше, чем та успевает что-то сказать, качает головой. – И нет, я ничего не хочу слышать.
Может быть, это малодушие – прикрываться якобы обидой и огорчением. Но, что ж, Питер действительно обижен и огорчён, пусть и по другой причине. И сложно сказать, на кого он обижен сильнее – на Уэйда за то, что этот ебанавт вообще полез к нему с поцелуями, или на себя за то, что ему… не было противно.
Да, Паркер, теперь это так называется.
Может, будешь честным хотя бы с самим собой?
Хорошо, хорошо! У него встал. Но это ничего не значит – он же подросток, просто подросток, у него бушуют гормоны, и нет никакого – совершенно никакого – другого объяснения тому, что у него мог встать на больного ублюдка, рубящего людей в фарш для тако и наяривающего на «Время приключений».
Питер чувствует себя отвратительно, совершенно раздавленным. Так что он плетётся мимо тёти Мэй и громко хлопает дверью. А потом падает лицом в подушку и замирает так, распластавшись на кровати.
Его жизнь неумолимо и неуклонно катится к хуям. И знаете что? Дэдпул – вот кто во всём виноват.
Но Питер не будет, нет, Питер не будет о нём думать. Ни за что. И телефон, то и дело вибрирующий из-за нового входящего, доставать не будет тоже. А лучше выключит. Да, вот так.
И если, сидя над докладом, он чувствует себя хуже обычного, это совершенно точно не заслуга Уэйда Уилсона.
Тётя Мэй стучится в дверь его комнаты через полчаса – видимо, решает, что он достаточно остыл для разговора. Питер не остыл: у Питера перед глазами вместо параграфа из учебника по биологии – шершавые на ощупь губы, изъеденные язвами и ожогами, и настойчивый, но неожиданно осторожный язык.
Блядь, блядь, блядь!
– Питер, послушай, – мягко говорит тётя Мэй, сжимая его плечо. – Все влюблённые люди ссорятся, иногда по самым глупым причинам, но это не повод замыкаться в себе… если Уэйд сделал шаг к примирению, – телефон, как назло, разражается трелью звонка, – тебе стоит сделать его тоже.
– О да, – кисло отвечает Питер и сбрасывает вызов. Потом устало вздыхает. И трёт лицо ладонями. Он столько всего утаивает от тёти Мэй, столько всего, что он не может или не имеет права рассказывать, что не ждёт от себя (как и она не ждёт от него) откровенности, но вдруг говорит:
– Ты же должна быть против. Он отбитый, совсем, напрочь отбитый.
– Может быть, – тётя Мэй вдруг улыбается и легко сжимает его плечо. – Но скажи мне вот что, Питер: он тебе нужен?
Питер открывает рот. Питеру хочется рассмеяться и выкрикнуть ей в лицо: да на кой чёрт мне Уэйд блядский Уилсон? это всё фикция, стечение обстоятельств, ложь во благо! нет у нас ничего, и я бы предпочёл держаться от него подальше!
Питер не говорит ни слова.
– Не отвечай, – вдруг шепчет тётя. – По крайней мере, мне. Но себе ответь.
Он остаётся наедине с биологией и собой.
Питер так чертовски запутался.
Питер собирается избегать Дэдпула до самой своей смерти, а тёте Мэй… что ж, тёте Мэй он расскажет какую-нибудь сказочку.
Стоит ли говорить, что жизнь показывает Питеру средний палец?
Среда в колледже ничем не отличается от вторника, или от понедельника, или от прошлой субботы – скучные пары, набившие оскомину лица и Флэш Томпсон собственной персоной.
Флэш Томпсон, который ни-ког-да не упускает возможности втоптать Питера в грязь в прямом и переносном смысле. И нет для этого ничего лучше тренировки.
– Эй, Паркер! – орёт он, нагоняя нарезающего круги по стадиону Питера, и умудряется оскалиться даже на бегу. – Решил для разнообразия поработать не только ртом?
– Оставь свои фантазии при себе, – огрызается Питер. Очень хочется ускориться, оторваться от Флэша – но стоит ему так сделать, и у Томпсона возникнет закономерный вопрос: когда это тощий дохляк Паркер научился так бегать? А вопросы всегда влекут за собой выводы.
И меньше всего Питер хочет, чтобы Томпсон узнал, что его однокурсник – тот самый Человек-паук, фотографии которого с подписями разной степени паршивости, от «новый член команды Мстителей» до «герой или извращенец, нападающий на старушек?», украшают обложки журналов и газет.
Питер украдкой оглядывается – они оторвались от остальных, и вряд ли тренера волнует, что там происходит на его занятии, пока никто не отбросил коньки. С такого расстояния однокурсники кажутся маленькими, как муравьи.
Томпсон кривится. Питер хорошо знает эту его гаденькую ухмылочку, и паучье чутьё предупреждает его об опасности ещё тогда, когда Флэш только притормаживает, но он заставляет себя расслабиться – и буквально влетает лицом в грязную траву от резкого болезненного толчка. Чёр-рт… хуже жизни лузера только жизнь того, кто вынужден притворяться лузером. Питер приподнимается на локтях, остервенело отплёвываясь от песка, и коротко охает: Томпсон наклоняется, сгребает его за волосы и зло рычит прямо ему в лицо:
– Послушай, ты, пидор, если ты ещё раз вякнешь что-то про…
– Так-так-так, – весело говорит вдруг кто-то. – Что это тут у нас?
Питер поднимает голову и сталкивается взглядом с разлёгшимся прямо на траве Дэдпулом.
Он предпочёл бы, чтобы Томпсон использовал его вместо боксёрской груши, чем…
– А ты ещё кто такой? – презрительно кривится Флэш. – Паркер, это что, твой дружок с пластиковыми ножиками? Эй, ты! Вали-ка отсюда, пока я не навалял ещё и тебе.
– Нам угрожают? – спрашивает Дэдпул и тут же прижимает ладони в перчатках к щекам. У Питера начинает сосать под ложечкой. – Да, нам угрожают, тупица! И что же мы будем делать? Как что? Да, да, ты совершенно прав, Белый – мы проведём мастер-класс по угрозам здесь и сейчас!
…Плохое предчувствие оказывается верным.
– Нет! – Питер едва успевает вскочить на ноги и схватить Уэйда за запястье. Острейший кончик катаны замирает в доле дюйма от шеи побелевшего Флэша, едва-едва оцарапав кожу.
– Ты не можешь просто рубить в капусту тех, кто тебе не нравится! – зло говорит Питер, тыкая в грудь Дэдпулу пальцем. Уэйд кажется растерянным даже через маску.
– Но Па… Пити, он с тебя скальп снять пытался! – слабо возмущается он.
Питер тяжело вздыхает. Тайна его личности едва слышно трещит, обещая вот-вот разойтись по швам.
– Ты, – произносит он, всё ещё упираясь пальцем Дэдпулу в грудь, – стой здесь. А ты, – теперь он поворачивается к ничего не понимающему Флэшу, – ты просто… просто проваливай, пока тебя не превратили в отбивную.
Уэйд неохотно убирает катану в ножны. А после – Питер ничего не успевает сделать, слишком резким и отточенным выходит движение – хватает Томпсона за шею и, почти прижимаясь к нему, шепчет:
– Только попробуй ещё подойти к нему, и я переломаю все твои кости. По одной. Уяснил?
У Томпсона трясутся губы. Он кивает торопливо и часто, как китайский болванчик, и уносит ноги, как только его отпускают.
– Восхитительно, Дэдпул, – зло говорит Питер, когда они остаются вдвоём. – Ты только что дал ему повод задуматься о том, что может связывать меня с тобой. Молодец.
– Мы должны были спасти свою принцессу! – с достоинством отвечает Дэдпул. Питер устало проводит ладонью по потному лицу, оттягивает ворот футболки и вздыхает. А потом, озарённый неожиданной мыслью, медленно убирает руку и вкрадчиво интересуется:
– Как ты меня нашёл?
– Ну, Пити, – Уэйд даже отступает на шаг, увидев его взгляд, – сила любви привела нас к тебе!
Питер оглядывается на однокурсников, но те слишком далеко, чтобы понять, что здесь происходит. А потому он отпускает себя – и заряжает кулаком Уэйду под дых. Ловит его за подбородок, дёргает на себя (приходится привстать на цыпочки, и это даже унизительно), повторяет почти по слогам:
– Как. Ты. Меня. Нашёл?
И – да он сам охуевает от своей смелости – в качестве решающего аргумента больно сжимает чужие яйца через спандекс.
– Ай! – это пронимает Дэдпула моментально, кто бы сомневался. – Только не помидорки! Я всё расскажу! Это всё Мэй, горячая тётя Мэй позвонила нам и сказала, что мы можем встретить тебя после колледжа, и мы хотели подождать, но очень соскучились по нашему Паучку и по его упругим булочкам…
– Хватит! – Питер убирает руку (Дэдпул, уёбок, разочарованно вздыхает) и поджимает губы. – Я всё понял. Ты зря притащился сюда. Я не в настроении разговаривать – так что проваливай.
– Паучок такой жестокий, – почти скулит Уэйд, и, чёрт, это даже мило. – Ни слова о любви, только холодность и безразличие! А мы всего-навсего собирались позвать Паучка на свидание, на прекрасное свидание с тако и чимичангами, а ещё, может быть, с парой сражений, но Паучок нас не любит, нет, не любит!
Однокурсники Питера подтягиваются поближе, явно заинтересованные происходящим. Ещё немного, и они смогут услышать, что орёт Дэдпул: да тот верещит так, что уши закладывает. Питер беспомощно оглядывается и торопливо шепчет:
– Тихо ты, перестань визжать!
– Вот опять! – Дэдпул только что не всхлипывает. – Мы со всей душой, с, так сказать, сердцем на ладони к нему!
– Уэйд! – первые любопытствующие уже в нескольких футах от них.
– Одно маленькое свидание, и только! Но Паучок тако-ой равнодушный и ледяной, совсем как хрен Кэпа! – вопит Дэдпул, раскачиваясь из стороны в сторону и закрывая лицо руками. Питер реально не знает, как его заткнуть! Полный бессильной ярости и желания придушить Уэйда прямо сейчас, он рычит:
– Я пойду, пойду, только заткнись, пожалуйста!
Вой стихает как по волшебству.
– Пра-авда? – заинтересованно спрашивает Дэдпул, косясь на него сквозь раздвинутые пальцы. И вдруг подпрыгивает и орёт так, что слышно даже тем, кто находится на другой стороне стадиона:
– Пити пойдёт с нами на свидание, на свидание, на свидание!
Питер лопатками чувствует заинтересованные взгляды.
Блядь.
Он ненавидит свою жизнь и Уэйда Уилсона.
========== -6– ==========
«Завтра после колледжа», – вот как они договариваются. Точнее, Дэдпул ставит Питера перед фактом и скалится. Питер зло сжимает зубы – очень хочется отомстить, стереть эту ухмылочку, так что он спокойно произносит:
– Хорошо. Но у меня есть одно условие.
– Что угодно для нашей принцессы! – Уэйд моментально оживляется, и Питер кривится: хоть они и стоят теперь в безлюдном переулке, где некому их подслушать, быть принцессой – сомнительное удовольствие.
Дэдпул, естественно, пиздит, пиздит и пиздит.
– Да, что угодно, Жёлтый, не надо со мной спорить! – трещит он, и у Питера моментально начинает болеть голова. – Ну, кроме этого! Ладно, и этого! Хорошо, хорошо, Мистера Пончика мы тоже не отдадим! Всё, кроме него – именно так!
– Мистера Пончика? – растерянно переспрашивает Питер.
– Это его плюшевый единорог. Заткнись, Белый, я пытаюсь быть брутальным! Да ну, а как насчёт той игрушки, которую…
– Я понял, не продолжай! – торопливо прерывает его Питер. И на всякий случай уточняет:
– Не продолжайте. Все трое.
Уэйд выдаёт ему гримасу тройной обиды, но маска смазывает весь эффект.
– Так вот, – говорит Питер, нервно поправляя лямку свешивающегося с плеча рюкзака. Делает глубокий вдох. – Я хочу, чтобы на нашем свидании ты был без маски.
Уэйд замолкает. И, если честно, это пиздец какое страшное зрелище – когда затыкается тот, кто, наверное, не перестаёт пиздеть даже во сне или в отключке.
Питер моментально начинает жалеть о своём решении. Быть может, это слишком много – просить о подобном, но…
Хватит мотать сопли на кулак, Паркер! Пусть сделает это, раз он так хочет с тобой встречаться.
О, теперь мы думаем о перспективе отношений с Дэдпулом?
Питер искренне надеется, что шизофрения не передаётся через поцелуи. И моментально краснеет – воспоминание оказывается слишком ярким.
– Эм… Уэйд? – он дотрагивается до плеча всё ещё молчащего Дэдпула, и тот вдруг отшатывается. Потом рвано выдыхает и говорит нарочито бодро:
– Уел, Паучок. Такого мы не ожидали.
– Так ты снимешь маску? – настойчиво спрашивает Питер; плечо под его пальцами обжигающе горячее даже через спандекс. Какая у Уэйда вообще температура тела, сорок три?
– Послушай, – он уже начинает нервничать: оглушительная тишина бьёт по вискам. – Если это чересчур, то я…
– Нет, – хрипло отвечает вдруг Уэйд, не глядя на него. – Всё нормально, Пити. Мы даже подержим тебя за волосы, когда тебя будет выворачивать наизнанку, и подадим стакан воды, но ты уж постарайся хотя бы не…
О господи! Привет, комплексы!
Питер пялится на него в растерянности и в отчаянии, не зная, как заставить его замолчать. И не находит ничего лучшего, чем прижаться губами к плотной маске – там, где угадываются очертания рта.
Уэйд затыкается моментально.
«Что ты делаешь, Питер Паркер?!»
– Завтра, – говорит Питер, малодушно отмахиваясь от голоса разума. И торопливо разворачивается, почти сбегая. Спину его жжёт внимательный пронзительный взгляд.
***
Возвращаясь домой из колледжа, он искренне надеется, что Уэйд передумал («да, именно для того, чтобы он передумал, ты его поцеловал!»). Но обнаруживает чужое присутствие ещё в прихожей: небрежно сброшенные под полочку для обуви серые кроссовки, шнурок на левом подран, правый заляпан чем-то очень напоминающим соус для тако.
Дэдпул в своём репертуаре. Не то чтобы Питер рассчитывал на что-то другое.
Во всём доме тихо. Так тихо, что Питер моментально напрягается. Нет, он знает, Уэйд не причинит вреда его тёте, да и чутьё молчит, но… почему так тихо?
Ах, вот оно что.
Уэйд обнаруживается в гостиной. Он сидит на диване рядом с тётей Мэй, явно сосредоточенный. Питер близоруко моргает, всматриваясь в странную, почти идиллическую картину. Внимание его привлекает какое-то мельтешение – торопливые движения пальцев обоих.
Это что, спицы?!
– А, Питер, – мягко улыбается ему тётя Мэй, поднимая голову. – Уэйд тебя совсем заждался. Так заскучал, что…
– Пити! – радостно вопит Уилсон, вскакивая на ноги. Да, это явно спицы. В руках у него – какой-то уродливый комок ниток. – Вязание – это так прикольно! Ты только посмотри!
– И что это? – осторожно уточняет Питер, когда под нос ему пихают… что-то. Уэйд кажется оскорблённым: он пыхтит, видимо, раздумывая, оскорбиться или нет, но потом всё-таки гордо отвечает:
– Свитер для Пити!
– Ага. Свитер, – медленно повторяет Питер, с сомнением косясь на уродливую мешанину беспорядочных петель. – А почему он розовый?
Уэйд открывает рот, и, сообразив, что тот сейчас ответит, Питер поспешно добавляет:
– Не надо, я понял сам.
Выражения лица Уэйда не распознать через маску (маску? какого чёрта, Уилсон?). Питер бегло оглядывает его и даже застывает: да, маска всё ещё на Уэйде.
Но перчатки он не надел.
У него дыхание перехватывает, когда он смотрит на чужие пальцы – искорёженные, чудовищно обожжённые, без ногтей. Это… это…
Питеру должно быть противно. Должно же, это же, блядь, не человеческие руки, это куски мяса, небрежно и на скорую руку кем-то сшитые в подобие кистей!
Питеру только неожиданно горько и больно.
Уэйд ловит его напряжённый взгляд. Плечи его каменеют; раньше, чем Питер успевает что-то сказать, Уилсон решительно отворачивается и протягивает своё неприглядное творение тёте Мэй.
Тёте Мэй, которая не могла не заметить эти несчастные руки – такие больше подошли бы измученному зверю или, быть может, подопытной крысе.
Проблема в том, что Уэйд и был подопытной крысой.
Питеру становится нечем дышать.
– Мы, пожалуй, пойдём, – говорит Уилсон где-то там, далеко. Питер не слышит, что отвечает тётя Мэй, у Питера в голове каша из мучительной жалости и мучительного же восхищения: сколько нужно было пережить (и переумирать), чтобы так…
Он растворяется в мыслях настолько, что приходит в себя лишь когда капризный порыв ветра бьёт его по лицу; только теперь Питер понимает, что его вывели – скорее выволокли – на улицу, что они стоят на тротуаре и что Уэйд придерживает его за плечи.
– Извини, Паучок, – говорит он хрипло. – Нам не стоило… я…
Питер поднимает голову.
Они стоят посреди улицы. Мимо них – в нескольких футах – проносятся машины, снуют туда-сюда прохожие.
Он раздумывает не больше секунды.
Вряд ли Уэйд понимает, что произошло, иначе давно сломал бы Питеру запястье за подобное; Питер замирает, сжимая в руках чужую маску, и гулко сглатывает.
– Уэйд, – говорит он, и голос его, блядский голос, предательски дрожит. Уилсон растерянно морщится. Смотрит на свою маску, зажатую теперь у Питера в кулаке.
Глаза у него голубые-голубые, очень яркие.
Вызывающе, гротескно живые на обожжённом изъязвлённом лице глаза.
Уэйд открывает рот – не губы, неровно сросшиеся и зарубцевавшиеся обрывки губ – и выдыхает одно-единственное слово.
– Зачем?
Питер делает шаг к нему. Уэйд делает шаг назад. Мимо пролетает машина.
Уэйд пятится, пока не утыкается спиной в монолит стены небоскрёба. Громадина нависает над ними необъятной тенью.
Питер растерянно закусывает губу. Это Дэдпул – самый раздражающий парень во вселенной, верно? Это Дэдпул – к ебеням отбитый наёмник с шизофренией. Это Дэдпул – худший из вариантов для Питера Паркера.
– Уэйд… – повторяет Питер, поднимая руку. Уилсон кривит уголок рта в насмешке, но глаза у него, эти яркие глаза, усталые и беспомощные; так смотрит дворовый пёс, не знающий, что ему перепадёт от очередного прохожего – свежая кость или пинок под рёбра.
Питер осторожно, очень осторожно дотрагивается до грубой кожи на его щеке и едва не падает на колени, поражённый глухим всхлипывающим вздохом, сорвавшимся с чужих губ.
– Всё хорошо, – говорит он, неумело и неуклюже поглаживая кончиками пальцев один из шрамов – из многочисленных шрамов – на лице Уэйда. – Тебе… не больно?
Уилсон смотрит на него так, как будто он – ёбаное Откровение, хренова Дева Мария.
– Не очень, – отвечает Уэйд, силясь беззаботно усмехнуться. – А теперь, раз уж ты не собираешься заблевать мою футболку, может, мы…
– Господи, заткнись! – глухо фыркает Питер и швыряется в него маской. Романтика момента безнадёжно испорчена.
Что ж, свидание так свидание.
Они отлично проводят время – нет, реально отлично! Заваливаются в кинотеатр на первый ряд и громко обсуждают фильм, раздражая тех, кто сидит сзади них; иногда взбудораженный постельной сценой или дракой (что возбуждает его больше, Питер даже угадать не берётся) Уэйд швыряется в экран попкорном, так что Питер, серьёзно, удивлён, что их не вышвыривают из зала.
Ещё больше он удивлён, что Уэйд согласился пойти на этот сеанс. Да, конечно, он натянул маску, когда они покупали билеты, но он всё-таки не протестует, когда в зале Питер отшвыривает бесполезную тряпку прочь.
Что ж, он даже не против тяжёлой ладони Уэйда на своём колене – ладонь лежит неподвижно, и этот тёплый вес неожиданно оказывается таким…
Приятным.
Потом они гуляют по Нью-Йорку.
…Ладно-ладно, Питер просто гоняется за Дэдпулом, который спёр со стоянки для велосипедов детский велик. Нежно-голубой, с белой корзинкой у руля.
– Уэйд! – вопит Питер, задыхаясь то ли от бега, то ли от хохота. – Немедленно верни велосипед на место!
Уилсон в ответ жмёт на язычок звонка, и громкий пронзительный взвизг становится последней каплей.
– Ну держись, сам виноват! – предупреждающе кричит Питер и бросается Уэйду на шею.
Естественно, они тут же падают.
– О господи, что произошло?! – восклицает тётя Мэй, когда Питер уже в одиночестве вваливается в квартиру. – На тебя напал бешеный медведь?
– С велосипеда упал, – смеётся Питер, небрежно почёсывая щёку – разбитый нос вот-вот заживёт.
– У тебя даже нет велосипеда! – растерянно говорит тётя уже ему в спину. Паркер зевает, машет рукой в ленивом жесте «поговорим потом» и уже почти сваливает к себе в комнату, когда его догоняет тихое тётино:
– Я рада, что вы смогли помириться. Уэйд так дорожит тобой.
Питер. Не. Краснеет!
Просто у него температура. Именно так. И это температура – что же ещё? – не даёт ему уснуть, хотя он тут же падает в кровать лицом в подушку, и это из-за температуры он вспоминает волнующий жар крепкого тела Уэйда, на которого он рухнул, когда велосипед полетел на землю, твёрдый живот, в который он, кажется, заехал локтём, и встревоженные торопливые прикосновения к переносице. И…
Ладно, ладно, ладно! И последовавшие за этим поцелуи – всего два, может, три, точно не больше пяти!
– Блядь, – устало говорит Питер, вжимаясь стояком в матрас, и с недовольным стоном переворачивается на спину.
Лучше бы «Время приключений», честное слово.
========== -7– ==========
В конце концов Питер приходит к неутешительному выводу.
Самое ужасное во всей этой ситуации – совсем не то, что им приходится притворяться парочкой перед тётей Мэй (и пытаться переубедить Мстителей, которые, ну конечно, тоже решили, что у них с Дэдпулом любовь-морковь).
Самое ужасное – то, что они действительно ведут себя как парочка.
В плане поцелуев… и всего прочего.
Ладно, может быть, есть кое-что ещё хуже – например, то, что Питер вроде как не против всего этого. Ему даже самую малость нравится Уэ…
– Эй, Пити! – орёт Дэдпул и размахивает оторванной рукой. Собственной оторванной рукой. – Сыграем в бейсбол?
Ни черта ему Уилсон не нравится, забудьте! Питера сейчас вырвет прямо на надёжно связанного преступника.
***
– Так, выходит, вы собираетесь провести выходные в Канаде, – медленно повторяет тётя Мэй, пугающе спокойно опуская на тарелку нож. – Сделаю вид, что поверила.
– Тётя… – полузадушенно начинает Питер, но она только машет рукой:
– Слышать ничего не хочу! В понедельник ты должен быть в колледже. И да… вы же предохраняетесь?
Питер глухо стонет.
– Если бы моё сердце не принадлежало Пити, я бы влюбился в вас без памяти, Горячая Тётушка, – высокопарно заявляет Уэйд и прижимает ладонь к груди. Тётя Мэй хохочет, тётя Мэй отмахивается от него, как от любимого, но надоевшего ребёнка, тётя Мэй что-то отвечает.
Питер её не слышит.
…Питеру вроде как сейчас в любви признались, да?
Питер не может перестать глупо улыбаться.
***
Они действительно зависают в Канаде.
Формально им нужно просто отыскать шестёрок Озборна и – нет, Дэдпул, убивать их нельзя, даже немножечко, даже на полшишечки, и не лезь ко мне со своими слюнями, пока мы на задании! – доставить их в Башню.
По факту Уэйд тащит его в очередную забегаловку с мексиканской кухней, отличающуюся от Нью-Йоркской лишь тем, что болтовня здесь – адская мешанина английского и французского.
Наверное, все канадцы такие же больные на голову, как Дэдпул, решает Питер, когда его пытаются придушить за разлитый кленовый сироп.
– Мы спасли нашу принцессу! – вопит Дэдпул, в буквальном смысле раздавивший собой незадачливого патриота, и скалится: маска у него закатана до переносицы, так что видны шрамы на губах и крошечный лоскутик нетронутой чистой кожи на щеке. – Мы заслужили награду!
Питер залепляет ему рот паутиной и сваливает вместе с Уэйдом подальше, пока эти ёбнутые канадцы не решили, что американский супергерой станет отличным гарниром к национальному блюду.
И если потом тётя Мэй получает кучу селфи с незнакомого номера (селфи с Пити, ещё селфи с Пити, селфи с попкой Пити, какие джинсики, детка, селфи с тако, селфи с отруб… о-о-оу, нет, это не для глаз Горячей Тётушки), Питер в этом не виноват!
