Текст книги "Тётя Мэй и Бойфренд Её Племянника (СИ)"
Автор книги: Дарт Снейпер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== -1– ==========
Тошни-ит. Ох, блядь, как его тошнит; во рту кисло. Кажется, он на чём-то лежит: под головой – твёрдое и тёплое (удивительно приятное), хотя Питер точно помнит, что вырубился на холодном асфальте.
Минуточку. Где он тогда?
Попытка вскочить оборачивается новой волной тошноты, и Питер глухо стонет, падая обратно; чьи-то руки – руки? – обхватывают его за плечи, укладывая на твёрдое и тёплое вновь, чей-то высокий голос радостно произносит:
– Наконец-то ты пришёл в себя, Паучок! Мы переживали за твою сладкую попку!
Ещё не имея сил открыть глаза, Питер обречённо стонет:
– Дэдпул…
Кто бы сомневался. Питер вот вообще не удивится, если сейчас откроет глаза и обнаружит, что прикован за ногу к батарее розовыми наручниками. С Дэдпула станется. Дэдпул же совсем, совсем же отбитый к хуям.
Когда тошнота чуть отступает, Питер осознаёт ещё кое-что. Да, он чувствует, как работает паучья регенерация, залечивая раны, но под пальцами, когда он вслепую дотрагивается до своего лица, оказывается только горячая кожа.
– Где моя маска? – хрипло спрашивает он. И почти кожей ощущает, как Дэдпул довольно скалится.
– Ах, Паучишка! Мы не смогли, нет, не смогли удержаться! По правде, ты и не пытался… Заткнись! Ой, Пити, это не тебе. Клянусь, если бы наше сердце не было занято тако, мы бы влюбились в такую вкусную булочку! А на твою попку мы уже давно…
– Даже знать не хочу! – полузадушенно хрипит Питер и морщится, ощупывая свою переносицу. Вот почему ему так сложно открыть глаза – регенерация всегда медленнее всего работает с лицом, а Питеру, судя по всему, здорово врезали: сломали нос и рассекли бровь, хотя крови и нет (Дэдпул что, потрудился стереть её?).
Ах да. Ещё он лежит на кровати.
У Дэдпула на коленях.
Он предпочёл бы получить по морде ещё разочек.
Боль и слабость отступают неохотно и неторопливо; Питер предпринимает по меньшей мере одиннадцать попыток убраться подальше от Уэйда, но Дэдпул возвращает его обратно с лёгкостью, с которой дети подбрасывают вверх котят, и, наверное, ещё и щерится издевательски. Ладно… ладно. Питер убьёт его позже. Заодно проверит, как быстро у Дэдпула отрастёт оторванная голова.
– Чем всё закончилось? – спрашивает он, чтобы отвлечься от этих мыслей и от тупой пульсации в левом бедре.
– В смысле, что было после того, как Паучка насадили на шампур? – с готовностью отзывается Дэдпул, и Питер с силой давит себе на виски. – Мы разозлились! Это мы должны были первыми попробовать шашлык из паучатины! Или насадить… тихо ты, идиот, ты его спугнёшь!
– Дэдпул! – головная боль разрывает затылок, и Питер сжимает зубы. – Ближе к делу.
– Какой деловой пирожочек! – восхищается Дэдпул и, судя по всему, тянется, чтобы погладить Питера по щеке. Паучье чутье срабатывает моментально; чужое запястье предупреждающе хрустит, и Дэдпул ойкает.
– Паучок любит пожёстче! Мы тоже!
– Что с Джонсом? – обманчиво спокойно спрашивает Питер. Дэдпул радостно продолжает пиздеть.
– Отвратительно банальная фамилия для суперзлодея – ну, впрочем, какой злодей, такая и фамилия! Мы хотели вырезать его сердечко и подарить Паучку на четырнадцатое февраля, но Белый заявил, что это слишком банально! Может быть, стоило заменить сердечко его жалкими яйчиш… ай, Пити!
Питер с удовлетворением убирает руку; кулак, встретившийся с лицом Уэйда, приятно покалывает.
– Ты сдал его полиции? – настойчиво спрашивает он и потирает костяшки. Костюм всё ещё на нём – спасибо, господи, за маленькие радости.
– А то как же! Шепнул им по секрету, что старина Джонс обожает, когда об него сигареты тушат! Я бы и сам попробовал, но Пити бы меня не простил! – охотно заливается Дэдпул, и Питер неожиданно для самого себя облегчённо выдыхает. Когда приходится иметь дело с чокнутым наёмником, который может порубить добрую сотню человек катанами просто потому, что ему продали недостаточно острую чимичангу, всегда, знаете ли, переживаешь. Дэдпул, конечно, пытается быть хорошим, но…
– Ладно, – говорит Питер и после секундной борьбы со слабостью открывает глаза. Чёрно-красная маска Дэдпула восторженно собирается складками у рта.
– Какие оленьи глазки! О-о-о, мы ещё никогда не видели ничего более сексуального, не считая, конечно, того единорога на алиэкспресс! Мы его заказали или нет? Надо поискать на чердаке! Нет, не надо! Белый, если ты опять устроил там склад мёртвых голубей…
Пока он треплется с приятелями в своей башке, Питер оглядывается. И чем больше оглядывается, тем больше понимает: всё очень, очень, очень плохо.
– Уэйд, – ласково говорит Питер и улыбается Дэдпулу перед тем, как схватить его за подбородок и больно дёрнуть к себе. – Ты куда нас притащил?
Дэдпул картинно оглядывается и прижимается ко лбу Питера горячей даже через спандекс ладонью.
– Паучок, неужели Джонс всё-таки успел высосать твои мозги через трубочку? Мы переживаем! Паучок не узнаёт свою комнату!
– Вот именно! – взрывается Питер и хватается за его горло в нелепой попытке придушить Дэдпула к херам собачьим. – Это моя комната! Я живу с тётей!
– Да-а-а, – Дэдпул лыбится, и даже у его маски на редкость паскудное выражение. – Горячая тётя Мэй… хочешь пригласить её к нам, Пити-Пити-Паучок? Давно пора!
– Идиот! Она не знает!..
– Не знаю чего? – весело спрашивает тётя Мэй, бесшумно распахнувшая дверь. За доли секунды Питер успевает только укрыться простынёй по самое горло.
Что совершенно не объясняет наличия в его комнате странного ублюдка в красно-чёрном костюме.
Ублюдка, на коленях которого покоится голова Питера.
Повисает неловкое молчание.
Питер с трудом садится на постели, прижимая к себе простыню и надеясь на одно: что она не сползёт. Открывает рот несколько раз, как выброшенная на берег рыба, и наконец выдавливает совершенно жалкое:
– Тётя Мэй, это не то, что…
– Мог бы и познакомить меня со своим парнем, – неодобрительно замечает тётя Мэй.
БУМС! Челюсть Питера, кажется, пробивает пол.
– Нет, тётя! Это не… Он не…
– Прощайся с ним и спускайся в гостиную, молодой человек, – медленно и спокойно говорит она, хотя Питер видит, как у неё дрожат пальцы. – Нас ждёт серьёзный разговор.
– И что мне, мать твою, теперь делать? – рычит Питер, когда она уходит. Вскакивает, наворачивает круги по комнате, нервно хрустя костяшками, мотает головой. – Она убьёт меня! Да я сам себя убью! И тебя заодно, и мне плевать, что ты оживёшь!
Дэдпул не отвечает; он неожиданно затыкается (спешите видеть, молчаливый Уэйд Уилсон!) и только хмурится.
– Ладно, Паучок, – говорит он наконец, – мы, пожалуй, пойдём, а то, знаешь ли, дела: нужно разобраться с парочкой мудаков, выкинуть голубиные трупы, заказать на ебей плётку…
И Дэдпул, говна кусок, съёбывается через окно, бросая Питера в одиночку разбираться с проблемами.
***
В гостиную переодевшийся Питер спускается как на плаху. Он слабо представляет себе, что будет говорить и как оправдываться. Что хуже: если тётя Мэй узнает, что Дэдпул – напарник её племянника, Человека-паука, или если она будет думать, что они встречаются?
Питер определённо предпочёл бы третий вариант. Вообще любой, кроме этих двух.
– И как долго ты планировал это от меня скрывать? – говорит тётя Мэй, с невозмутимым видом отпивая из крошечной чашечки. Питер осторожно опускается на диван рядом с ней, готовый в случае чего нырнуть под журнальный столик, и что-то невразумительно мычит. Тётя подчёркнуто смотрит прямо перед собой, и руки у неё всё ещё дрожат, а потом она говорит неожиданно тихо и устало:
– Мы с Беном так старались заменить тебе родителей, я думала, мы смогли стать для тебя близкими друзьями, с которыми можно поделиться чем-то важным.
– Тётя… – начинает Питер, больно закусывая губу, но договорить ему не дают.
– Признаюсь, мы никогда не обсуждали возможность… подобного, – продолжает тётя Мэй и чудом не обливается чаем. – Я рассчитывала, что ты приведёшь какую-нибудь симпатичную скромную девочку, но…
– Тётя!
– Но, Питер, я могу принять любой твой выбор, даже если он… немного шокирует.
– Да послушай же! – Питер отбирает у неё чашку, которая вот-вот полетит на пол, и торопливо частит:
– Ты больше его не увидишь, клянусь, я скажу ему, чтобы…
Тётя так сурово зыркает на него, что теперь сам Питер едва не роняет чашку.
– Нет уж! – решительно отрезает тётя Мэй. – Признаться, я в растерянности, но это не значит, что я против тебя и этого мальчика!
«Да уж, мальчик, – невесело думает Питер, всё глубже и глубже погружающийся в необъятные пучины дерьма. – Этот мальчик может нафаршировать нас обоих пулями, как рождественских уток».
Размышляя об этом, он перестаёт слушать тётю и улавливает уже конец её фразы:
– …товлю свой фирменный пирог, мы поговорим… Ты согласен?
Он рассеянно угукает, и тётя Мэй, вернувшая себе невозмутимость и поистине королевское спокойствие, степенно говорит:
– Тогда пригласи его завтра на обед. И, Питер… у него есть какая-нибудь другая одежда?
Питер Паркер, только теперь осознавший, на что подписался, нервно и хрипло хохочет.
========== -2– ==========
Нет ничего прикольного в сталкерстве, ну серьёзно – все эти фильмы, рассказывающие про то, как новоиспечённые шпионы раскрывают запутанные преступления, потому что те, за кем они проследили, обязательно делают что-то злодейское, безбожно врут. Прямо сейчас Питер следит за Уэйдом.
Уэйд ест чимичангу и болтает ногами, сидя на краю крыши.
Мексиканской едой воняет так сильно, что кажется, будто Уэйд расчленил продавца тако. Питер делает глубокий вдох, шагает к сидящему к нему спиной Дэдпулу, тянется, чтобы дотронуться до обтянутого красным спандексом плеча…
И ему выкручивают руку, а самого валят на землю и впечатывают лицом в бетон. И только после этого Дэдпул, обдавая затылок Питера удивлённым дыханием, выдаёт:
– Оу, Пити. Зачем же ты так подкрадываешься? Нас чуть удар не хватил!
Питер, прижатый к каменной кладке так крепко, что ноет скула, только хмыкает: оно и видно. А потом пихает Уэйда в колено и выворачивается из хватки, сноровисто подскакивая на ноги.
Теперь они стоят лицом к лицу – очень близко, так, что Питеру нечем дышать от запаха чимичанги.
– Ну, Паучок, не хмурься, мы не специально! Мы очень рады видеть тебя не по частям! Жёлтый поставил два бакса на то, что твоя тётушка тебя прирежет, а Белый десятку – на то, что твоё хладное паучье тельце будет расчленено и разбросано по Нью-Йорку. Но, знаешь, ты бы и в таком образе оставался красавчиком, чертяка!
– Заткнись, – обречённо вздыхает Питер и слабо бьёт его в грудь, вынуждая отступить на шаг. Несколько секунд он сражается с необходимостью и отчаянным желанием всё-таки вот прямо сейчас пойти и рассказать тёте, что её племянник – грёбаный Человек-паук. Всё лучше, чем…
– Серьёзно? Что это такое? – спрашивает он, замечая зажатый в кулаке Уэйда листочек: того куска, который выглядывает из пальцев, достаточно, чтобы различить детские каракули красными и синими мелками – и Питер готов поспорить, что там нарисован он.
– Не-не-не! – Дэдпул проворно отскакивает в сторону. – Мы не разрешали Паучку смотреть! Он ещё не закончен!
Питер закатывает глаза и делает глубокий вдох. Он сможет. Он справится. Это просто… вопрос времени – о, Уэйд так достанет тётю Мэй за первые же десять минут, что новости о «разрыве их отношений» (его аж передёргивает) она будет рада.
– Тётя Мэй решила пригласить тебя на ужин, – выдавливает Питер сквозь зубы. – Ей очень хочется познакомиться с моим бойфрендом.
Несколько секунд Уэйд молча смотрит на него, а потом…
А потом он визжит, как пятиклассница, которой подарили куклу Барби. И стискивает Питера в стальных объятиях. Пахнущие мексиканской жратвой пальцы впиваются Питеру в бёдра, буквально вжимая его в чужое тело, и Дэдпул пританцовывает, используя его как невольную партнёршу для страстного танго.
– Мы встречаемся с Паучком, мы встречаемся с Паучком! – вопит он, сжимая Питера с такой силой, что у того рёбра трещат.
Честное слово, Питер не специально заряжает липкой, не успевшей засохнуть паутиной ему в маску.
…Ладно, может, и специально.
– Остынь, чувак, – говорит он, брезгливо разглядывая оставшееся совсем рядом с шутером жирное пятно (он не уверен, что оно отстирается). – У меня просто не было выбора. Или так, или пришлось бы рассказать ей о том, кто я такой.
Уэйд, судя по всему, его не слушает: высунув язык от усердия, он что-то торопливо рисует на помятом листочке. Питеру остаётся лишь гадать (нет, он не хочет этого знать!), где Уэйд хранит цветные мелки: костюмчик-то в облипку.
Питер всё ещё зол. Питеру хочется сыграть в футбол, используя голову Уэйда вместо мяча, и отправить его в полёт с двадцатого этажа, но в таком случае на сегодняшнем обеде ему придётся демонстрировать тёте Мэй красно-чёрную лепёшку.
Может, оно было бы и к лучшему… но Питер не уверен, что Дэдпул не будет способен пиздеть даже в состоянии лужицы, а говорящее кровавое месиво – совершенно не то зрелище, которое стоит наблюдать тёте.
– В пять, – говорит он, уже зная, что подобное решение непременно ему аукнется, и прицеливается к зеркальной стене соседнего здания. – Используй дверь, как все нормальные люди, найди себе приличный костюм. И прими душ.
– Это мои мужские феромоны! – оскорблённо орёт Дэдпул ему вслед.
У Питера очень плохое предчувствие.
***
Что ж, интуиция его никогда не обманывает.
Начинается всё довольно пристойно – Уэйд действительно стучит в дверь, а не вваливается в комнату Питера через окно, как он это обычно делает. Тётя Мэй спешит открыть дверь, и Питер, оставшийся на кухне, несколько секунд с замиранием сердца ждёт вопля ужаса – но никто не вопит, и он решает выглянуть в коридор.
Дэдпул и впрямь потрудился натянуть костюм (Питер знать даже не хочет, где он его откопал) и притащил тёте Мэй охапку цветов. Есть только одна ма-аленькая проблема.
Он в маске. И в перчатках.
Ну, и ещё на букете красуется яркая лента. С кривой красной надписью.
Что ж, по крайней мере, тётя Мэй ещё не заметила блядскую ленту – но взгляд у неё прищуренный, а Питер ой как хорошо знает, что это плохой знак. Так что, пока Дэдпула не начали заваливать вопросами с порога, он встаёт между ними (технически между Дэдпулом и цветами, за которыми хрупкую тётю Мэй почти не видно) и подчёркнуто весело говорит:
– Пойдём, я покажу тебе, где ванная. Тётя, у тебя вот-вот что-то сгорит.
То ли и впрямь испугавшись за судьбу индейки, то ли попросту поняв намёк, тётя Мэй кивает.
– Жду вас через пять минут, – говорит она и, неуверенно перекладывая букет из руки в руку (Питер едва успевает незаметно выдернуть ленту), оставляет их в одиночестве.
– Это что такое? – шипит Питер, как только тётя отходит достаточно далеко. – «Тёте самой сладкой булочки на свете»? Да лучше бы ты этот веник с кладбища спёр!
Дэдпул красноречиво молчит.
Питер от души чертыхается.
В ванную он затаскивает Дэдпула почти насильно – тот упирается, только что не канючит: «Ну ма-ам», а в конце концов отказывается снять хотя бы перчатки. Приехали.
– Уилсон! – раздражённо рычит Питер, включая воду, чтобы тётя Мэй не услышала их. – Ты вообще нормальный? Впрочем, у кого это я спрашиваю… снимай это всё! Не хватало ещё, чтобы тётя Мэй начала задавать вопросы по поводу твоего костюма – а она точно спросит!
– Паучок так нервничает, – безмятежно щебечет Дэдпул и пытается облапать его за бедро. Питер толкает его в бок. – Но мы не можем, нет, не можем снять маску – милый Паучок и его милая тётушка потеряют аппетит…
Питер даже замирает.
Не то чтобы он был не в курсе: история Уэйда Уилсона – своего рода легенда. Жертвы экспериментов всегда окутаны своего рода романтическим ореолом, а уж если учесть, во что превратили Уэйда в «Оружии Икс», за Дэдпулом должны бегать толпы восторженных девиц, готовых пожалеть болезного.
Проблема в том, что лицо (да и не только лицо) Дэдпула больше всего похоже на отбивную – и это не то, на что приятно смотреть.
Ладно. Ладно. Об этом Питер не подумал.
– Хорошо, – после паузы говорит он, признавая своё поражение. – И что ты предлагаешь? Что-то я не вижу в твоей маске прорезей для рта.
– Ах, Паучок-Паучок, – лыбится Дэдпул. – Мы уже обо всём позаботились!
– Что… – начинает Питер, но его вопрос прерывает крик тёти Мэй:
– Питер, иди сюда!
Выясняется, что проблему Дэдпул решил радикально: он просто лишил весь дом света.
– У нас всего три свечи… – говорит тётя Мэй десятью минутами позднее, когда становится ясно, что механики разберутся с неполадками ещё нескоро. – Будет темновато, но, надеюсь, это ничего.
Питер тяжело вздыхает и забирает у неё свечи.
Что ж, он готов признать, что сумасшедший план сумасшедшего Дэдпула работает: на кухне царит полумрак, и черты лиц присутствующих только угадываются в этой тьме. Дэдпул сидит совсем рядом с ним, но Питер, как ни старается, не может толком разглядеть лица: он только видит, что маска Уэйда задрана до переносицы, и различает чёткую ровную линию челюсти – должно быть, до того, как его пропустили через мясорубку, он был красив.
– Итак, – многообещающе произносит тётя Мэй, и отблеск свечи, ложащийся на её подбородок, делает это слово ещё более пугающим. – Так как тебя зовут?
Дэдпул молчит, пока Питер не врезает ему под ребро.
– О-оу, это нам… то есть мне! – восклицает он, и Питер закатывает глаза: как будто тётя Мэй могла спрашивать подобное у своего племянника. Дэдпул разом вытягивается, как военный перед командиром, только что честь не отдаёт, и гаркает:
– Уэйд Уинстон Уилсон к вашим услугам, мэм!
Секунду Питер ждёт, что тётя Мэй только многозначительно хмыкнет, как она делает всегда, когда сказать ей нечего – но тётя вдруг тихо смеётся, и в голосе её улыбка, когда она говорит:
– Уэйд Уилсон и Питер Паркер. Вы, ребята, прямо-таки созданы друг для друга.
Питер прячет мученический стон в глотке сока. Кусок индейки встаёт ему поперёк горла.
Несколько минут стоит благословенная тишина, нарушаемая лишь тихим звоном вилок. Питер даже начинает надеяться, что всё обойдётся, но…
– Чем ты занимаешься, Уэйд? – спрашивает тётя Мэй.
Ему едва удаётся замаскировать нервный смешок под кашель. Питер прямо-таки представляет себе, как Уэйд заявит: «Знаете, на досуге я помогаю вашему племяннику ловить преступников – и иногда мочу ублюдков, за которых мне отваливают кучу денег, но Питеру не нравится такое моё хобби».
– Эм, тётя Мэй, может, обойдёмся без этих вопросов? – влезает он, стараясь неловко улыбнуться. – Ну, знаешь, ты могла бы спросить что-то более интересное: типа какую пиццу он любит или…
– Я должна убедиться, что ты выбрал хорошего человека, Питер Паркер, – предупреждающе произносит тётя, и Питер сдувается, падая обратно на стул. – В конце концов, тебе всего семнадцать, в этом возрасте так легко ошибиться…
Питер почти чувствует направленный на него взгляд Дэдпула. Взгляд с молчаливым вопросом: «Семнадцать?»
Он уже не уверен, кого из этих двоих боится больше.
– Я помогаю хорошим парням разобраться с проблемами, – говорит Уэйд, сверкая белозубой улыбкой, и кладёт руку Питеру на плечо. Только со стороны это выглядит лаской – на деле пальцы Дэдпула впиваются в кожу до боли. – А Питер мне с этим очень помогает.
– Так, выходит, ты адвокат, – тётя Мэй задумчиво постукивает ногтем по бокалу. Её взгляд устремлён на плечо Питера. – Как вы познакомились?
Блядь-блядь-блядь!
Тут уже Питер не даёт Дэдпулу и рта раскрыть – чувствительно наступает ему на ногу и дёргает плечом, стараясь сделать это так, чтобы тёте не показалось, что он стремится избавиться от этого полуобъятия. И возбуждённо тараторит:
– Я же проходил практику у мистера Старка! Помнишь? Мы там и встретились.
– Как интересно. Мне казалось, мистер Старк занимается совсем не адвокатурой, – тётя Мэй делает маленький аккуратный глоток.
– Хороший адвокат нужен всегда, мэм! – Дэдпул радостно скалится: о, он, судя по всему, в восторге, чего не скажешь о Питере. – Кто знает, в какую переделку может угодить задница Старка? То есть я имел в виду…
– О, всё в порядке, – кажется, она улыбается. – Прости, Уэйд, стоило спросить раньше – сколько тебе лет?
– Двадцать пять, – моментально отвечает Дэдпул.
«Пиздёж!» – вопит противный голосок где-то в голове Питера. Возможно, это Белый. Или Жёлтый. Кто знает, вдруг они – что-то вроде вируса?
– Построить карьеру в «Старк Индастрис» к двадцати пяти – это замечательно, – доброжелательно произносит тётя Мэй. Глаза у неё блестят; Питера это пугает до пиздеца. – Но я вот о чём хотела поговорить с вами, мальчики… понимаю-понимаю, это не моё дело, и вы сами в курсе, но изо всех важных тем безопасный секс…
Дэдпул воодушевлённо и восторженно ёрзает на табуретке. Питер истерически всхлипывает.
========== -3– ==========
Питер серьёзно не знает, как он сумел всё это пережить. Тётя Мэй заваливала их вопросами из серии «знаете ли вы, сколько венерических заболеваний…» и бла-бла-бла, и больше всего на свете ему хотелось тогда признаться, что нет у них никаких отношений – тем более секса! Питер никогда, никогда не трахнется с Дэдпулом! – и что тётя просто всё не так поняла.
Даже сейчас, мчась на задание под вопль «Будь дома к одиннадцати и не забывай предохраняться!», Питер всё ещё не может понять, как он докатился до этого.
Может быть, быть подростком в суперкостюме проще, чем быть подростком, встречающимся с больным на голову гиком-косплеером (ну, а как ещё ему было объяснять это чёрно-красное безобразие на Уэйде?).
Его ждут: в Башне собрались уже все Мстители, и Тони Старк встречает Питера недовольным взглядом – он ненавидит опоздания. Кажется, сейчас их всех ждёт что-то ужасно унылое, вроде инструктажа от Кэпа о том, почему-так-важно-помогать-бабулям-переходить-через-дорогу-даже-если-ты-хренов-Железный-Человек. Какая-то ярмарка высокоморальности, честное слово. Питер ничего не имеет против бабуль! – Питер просто понять не может, почему они должны выслушивать всё это вместо того, чтобы отправиться на по-настоящему серьёзное задание.
Естественно, стоит Питеру усесться на стул, Дэдпул, который до этого о чём-то трепался с Наташей (скорее всего, просто надоедая ей, потому что Наташа кривит губы), тут же падает на соседний. И ухмыляется:
– Пити-Пити-Паучок! Давно не виделись!
О-о да, давно. После памятного обеда с тётей Мэй Питер всеми возможными способами избегал встречи с Уэйдом целую неделю.
Он бы рад не видеться с Дэдпулом ещё пару-тройку лет.
– Привет, – невыразительно бурчит Питер и показушно отворачивается к Кэпу, вещающему что-то про долг супергероя. Уэйд скалится.
– Какой ты сегодня злой, – сюсюкает он, только что по носу Питера щёлкнуть не пытается. – Что, нянечка отлупила малыша Пити за то, что он плохо кушал?
…Этого следовало ожидать.
Питер всё равно вскидывается почти сразу и шипит:
– Отвали от меня, Уилсон!
– Не переживай, Паучок, меня не посадят: я порублю всех копов в капусту, украду тебя и свалю на Кубу! Кажется, там совершеннолетие наступает с пятнадцати…
– С шестнадцати, – буркает Питер и всё-таки не удерживается. – Будешь расхаживать с сигарой во рту и заделаешься в коммунисты?
– Маркс ес ун бьен омбре, ун бьен комуниста! – говорит Уэйд, надвигая на глаза воображаемую шляпу.
Питер против воли улыбается – и тут же складывает руки на коленях и изображает хорошего мальчика, когда недовольный взгляд Кэпа останавливается на его макушке.
Ладно, может быть, Дэдпул не так уж и плох – ну, подумаешь, не все дома, как будто Баки адекватный. Питер его, Баки, то есть, побаивается, а Кэп вон ничего, смотрит влюблёнными щенячьими глазками и пылинки сдувает. Короче, развлекается со своим карманным психопатом как может, и никто слова не говорит.
Вот почему Питер, мягко говоря, удивлён, когда Тони Старк просит его остаться и говорит:
– Ты бы поосторожнее с Дэдпулом.
Стоит повторить: Тони Старк. Говорит это. Питеру Паркеру.
– Что? – переспрашивает Питер; его системе необходима срочная перезагрузка. Тони морщится, как от зубной боли, тяжело вздыхает и кладёт руку Питеру на плечо.
– Ну, малыш-Паучок, – говорит он с видом умудрённого жизнью вообще и отношениями в частности мыслителя, – я, конечно, тебя не осуждаю – хотя и не понимаю. Но встречаться с Уэйдом Уилсоном… нужно иметь или стальные яйца, или куриные мозги. Даже не знаю, что из этого относится к тебе.
– С чего ты взял, что мы встречаемся? – Питер хмурится, но шпильку проглатывает (потому что, в сущности, так оно и есть, Уэйд же ебанутый на всю голову).
А потом до него доходит.
Ну конечно.
– Тётя Мэй? – обречённо спрашивает он.
Тони Старк неопределённо хмыкает.
– Я был очень удивлён её звонку. А уж когда она спросила, что я могу рассказать про своего адвоката Уэйда Уилсона…
– И что ты сказал? – Питер знать не знает, откуда в нём берётся это нервное напряжение. Тони ещё и дразнит – молчит долго, не торопясь раскрывать все карты. Но потом всё же пожимает плечами и склоняется к Питеру ближе, так, что щёку обжигает дыханием.
– Сказал, что мы общаемся исключительно в официально-деловых рамках, – говорит Тони тихо-тихо, – и что я понятия не имею, какой он человек, но как, м-м-м, работник он… неплох. Чрезмерно болтлив, чрезмерно… нестандартен, но при всём при этом работает профессионально.
Питер кривится. Тони почти с заботой сжимает его руку: иногда в нём, знаете, просыпается что-то типа отцовского инстинкта, и ему очень хочется пожалеть бедного и несчастного малыша Пити.
Питера это раздражает.
– Ну ладно, – говорит он, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– А теперь, Паучок, может быть, расскажешь мне эту занимательную историю? – уже прежним тоном продолжает Тони и усмехается. – У меня есть в запасе бутылочка виски, и если ты не скажешь Кэпу, что я спаиваю несовершеннолетних…
Питер смеётся и растерянно ерошит волосы, а потом решает:
– Пойдём.
В общем, вот что приводит к тому, что в полночь он, вооружённый противоречивыми советами Тони Старка (противоречивыми – мягко сказано, как вам градация от «подорви Уилсона к херам» до «нет, ну, вы можете попрб… попробовать»?), отправляет на вытребованный у Джарвиса номер сообщение: «ты спиш».
И чуть позже, додумавшись не без труда, что Дэдпул вряд ли его узнает:
«это птер»
(Утром ему будет стыдно за абсолютное отсутствие запятых и грамотности вообще, но, серьёзно, кто задумывается о правилах английского языка после старины Джека, рождённого на порядок раньше Питера?)
Питер трёт переносицу и падает на кровать – сегодня он ночует в гостевой спальне в Башне.
Спустя двенадцать секунд его телефон вибрирует.
«О, Паучок! Судя по всему, ты или в дрова, или дрочишь. Даже не знаю, какая из картинок привлекательнее!»
Питер добрую минуту пытается набрать «да, я в дрова, чувак», но, понимаете, это слишком сложно, так что в итоге он отправляет только вот что:
«янедрочу»
«Что, вообще?! Ты только что поставил наши отношения под угрозу! Придётся мне всерьёз заняться твоим обучением, Паучишка… ;)»
Что ж. Совершенно отвратительные намёки уровня старшей школы – вот вам стиль Дэдпула. Да какой из него учитель! Максимум горничная – он, кажется, говорил, что у него есть чёрно-белый форменный костюмчик…
Нет уж, спасибо. Думать об Уэйде в костюме горничной Питер не бу…
«Эй, Пити! Ты чего замолчал? Эта задачка не для самостоятельного изучения!»
«Пи-ити! Ты не можешь так со мной поступить!»
«Я выключил ради тебя Золотых девочек!»
«И отложил хот-дог!»
«Ну всё, Дэдпул настроился на ночные откровения!»
«А знаешь, я всю жизнь мечтал о собаке…»
«Это не намёк на догги-стайл, но только попроси!»
«И вообще, Пити, детям вредно много пить. Я чувствую запах бухла даже через экран!»
«Нет, ты что, уснул?»
«Сейчас дядя Дэдпул это исправит!»
семь вызовов спустя
«впролшёлхвнавхххххх»
«Надеюсь, в постели ты таких звуков не издаёшь!»
«Хотя, если подумать, это даже ничего…»
«О, а вот и Дэдпул-младший проснулся!»
«Загляни как-нибудь ко мне, я вас познакомлю!»
«уэйд»
«Да, сладенький?»
«зткнись»
«И вот так всегда! Молчу-молчу! Кстати, откуда у тебя мой номер?»
***
Зеркало настойчиво убеждает Питера в том, что всклокоченный опухший азиат с заплывшими глазками по ту сторону – это он. На всякий случай Питер щипает себя за запястье; азиат делает то же самое.
Что ж, может быть, теперь его возьмут в сценаристы аниме. Тётю Мэй это позабавит.
…Тётя Мэй.
– Твою мать! – орёт Питер зеркалу и зажмуривается. Возвращается в спальню, двумя пальцами, как мерзкое насекомое, берёт телефон… И почти сразу же тот вибрирует, оповещая о входящем вызове. Питер обречённо нажимает на «принять» и прикладывает телефон к уху.
– Питер. Бенджамин. Паркер, – угрожающе произносит тётя. Питер закрывает глаза и готовится к самому выматывающему сражению на свете.
Когда он возвращается домой и получает неделю домашнего ареста, ему кажется, что это – худшее, что могло произойти.
Но потом Питер заходит в сообщения и видит ночную переписку с Дэдпулом.
Ладно, вот теперь-то он точно на самом дне, даже колледжу этого не исправить.
«ПЛЮХ!» – радостно возвещает рухнувшая на него карма в лице Флэша Томпсона и его дружков, которым кажется, что это очень весело – проверить, выдержит ли вес Питера сук клёна.
Питер даже не может воспользоваться своими суперсилами – ему хватило бы щелчка, чтобы приструнить Томпсона раз и навсегда, но тайна его личности много важнее.
Питер приезжает домой с вывихнутой лодыжкой. И хотя паучья регенерация неплохо справилась с отёком, боль никуда не девается.
Ему приходится влезть через окно (о, попробуйте сделать это с вывихом!), чтобы тётя не заметила, как он хромает, и к тому моменту, когда он лежит в постели, отказавшись от ужина и отговорившись головной болью, а регенерация медленно и неохотно восстанавливает работоспособность его ноги, Питер ненавидит весь мир так сильно, как только может.
Так что, когда ему приходит сообщение «Думаю о тебе, детка» с, блядь, фотографией стояка, Питер отправляет телефон в стену, и тот вырубается.
(Утром Питер включает и пялится на эту мерзкую, грязную, совершенно однозначно пошлую фотографию куда дольше требуемого, и ему очень хочется почувствовать отвращение, но вместо отвращения приходит только пульсация в низу живота.)
(Не то чтобы его когда-либо интересовало, везде ли у Уэйда язвы и ожоги.)
(Не везде.)
========== -4– ==========
На стенку он готов лезть на второй день домашнего ареста. Но тётя Мэй непреклонна – «даже не пытайся разжалобить меня щенячьим взглядом, Питер Паркер, и молись, чтобы я не поставила на твоё окно решётку». Она берёт за правило – крайне неприятное правило – то и дело заглядывать в его комнату, будто рассчитывая застать Питера за жертвоприношением или чем похуже.
Отвратительно.
В качестве протеста он отказывается от ужина снова и ложится спать голодным; в животе бурчит, но пойти на кухню сейчас, пока тётя ещё не спит, всё равно что проиграть, а Питер жутко упрямый, вы же знаете. Так что да: он лежит под одеялом, прижав колени к груди, и отчаянно жалеет себя.
