Текст книги "By your side (СИ)"
Автор книги: Дарт Снейпер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– А кто вышел бы вместо меня? – спросил он неожиданно резко, и Питер едва не отшатнулся: он не ждал такого тона. – А? Может быть, ты? Или ЭмДжей? Питер, я капитан команды!
– И победа в дурацком матче значит для тебя больше твоего собственного здоровья? – ровно спросил Питер.
– Мы столько тренировались, – с неожиданной злостью ответил Уэйд, – и я не мог позволить этому… недоразумению всё испортить.
– Недоразумению.
Питер поднялся на ноги и скривил губы в усмешке.
– Знаешь что, Уэйд, – хрипло сказал он, – я не хочу больше ходить на твои матчи. Потому что мне… – ему пришлось сжать зубы, чтобы в голос не прорвалась стыдная дрожь. – Потому что мне страшно за тебя.
– Питер…
– Я знаю, ты горишь этим, – он отвернулся и яростно сдёрнул шарф с шеи. – Я знаю, футбол для тебя всё. Но ты… ты не можешь просто подставлять себя под удар, не задумываясь о последствиях! Ты хоть знаешь, насколько опасен геморрагический инсульт?
– Не уверен, что я знаю, что это вообще такое, – пробормотал Уэйд себе под нос. Питер издал истеричный смешок.
– Просто… просто думай своей тупой головой. Ни одна победа не стоит твоего здоровья, – сказал он, и его губы всё-таки дрогнули.
Уэйд изменился в лице.
– Питер… – начал было он, но так ничего и не сказал. Только кивнул. И украдкой потёр переносицу. – Хорошо, но я ничего не обещаю.
Питер скомкал шарф и швырнул ему в лицо.
– Ты ублюдок, Уэйд Уилсон.
– Шоколадный милкшейк может изменить твоё мнение?
Секунду Питер разрывался между всхлипом и смехом. Но в итоге всё-таки рассмеялся, хотя и нервно.
– Два милкшейка и никаких разговоров о футболе в течение недели.
– По рукам.
========== I’ll be there ==========
– Что будет потом? – спросил Уэйд внезапно.
Он часто задавал такие вопросы, которых от него Питер совсем не ждал. Не ждал Питер и этого – поэтому только моргнул, рассеянно поглаживая большими пальцами круглые рычажки джойстика, и переспросил, не отрывая взгляда от приставки:
– В каком смысле?
Уэйд раздражённо ткнул на кнопку, и его герой снёс питеровскому голову. Питер отшвырнул джойстик.
– Я имею в виду… – Уэйд на него не смотрел и не улыбался. – Что будет после школы?
Питер хмыкнул.
– Колледж, я полагаю.
– Ты же меня понял, – Уэйд взглянул на него коротко и остро, и Питер раздосадованно вздохнул. Такие разговоры он не любил. По большей части потому, что и сам задавался такими же вопросами. Он потёр лоб, уселся поудобнее на кровати (ему хватило бы одного едва заметного движения, чтобы придвинуться ближе к Уэйду, но он не решался) и осторожно дотронулся до чужого плеча.
– Уэйд, послушай, – выдохнул мягко и тихо. – Неважно, куда мы оба поступим, пусть нам придётся учиться в разных городах, пусть даже в разных штатах, это не будет означать конец нашей дружбы. В конце концов, всегда можно приезжать в Нью-Йорк на каникулы.
У него сжалось сердце: Питер совсем не хотел разъезжаться. Он с трудом представлял себе, что будет после школы. Он только знал, что там, куда он поступит, не будет Уэйда: вечных дурацких шуточек, тёплых улыбок, дружеских подколов. И того болезненного и сладкого чувства где-то в животе не будет тоже.
Что тогда остаётся?
Повисшее молчание не решался прервать ни один из них. Наконец Уэйд со вздохом отложил джойстик и растянулся на кровати. Ткнулся виском куда-то Питеру в бедро и замер так, прикрывая глаза. Если бы у Питера только нашлось немного смелости дотронуться до него…
Он понял, что правда сделал это, лишь спустя пару мгновений. И залился краской. Но Уэйд даже не дёрнулся и глаз не открыл: только чуть повернул голову, так, чтобы Питер мог скользнуть пальцами по его волосам. И устало выдохнул:
– Я выжат, как лимон.
Питер украдкой вздохнул. Зачем-то уточнил:
– Из-за учёбы?
Хотя и знал уже, догадывался, что это неправда. Но Уэйд только угукнул.
– В любом случае, не время хандрить, – решительно сказал Питер, когда тишина стала невыносимой. – Предлагаю заказать пиццу и устроить марафон Звёздных войн.
Уэйд подскочил на кровати (Питера кольнуло секундным ощущением утраты) и закивал так отчаянно, что Питер всерьёз забеспокоился за его шею.
– Сырная или пепперони? – деловито спросил Питер два эпизода и один ожесточённый спор по поводу Падме спустя. Уэйд, разлёгшийся на животе и подсунувший себе под грудь подушку Питера, крепко задумался. Питер тяжело вздохнул. – Понял, возьму две.
– Ох, пирожочек, ты просто мысли мои читаешь! – восторженно вякнул Уэйд, потирая переносицу. – Клянусь, был бы ты девчонкой, я бы позвал тебя замуж!
Питера как током ударило.
Значит, в этом было всё дело? Питер просто был парнем, и поэтому…
Он попытался улыбнуться, но получилась только кривая усмешка. Чёрт, ему стоило уже научиться контролировать выражение своего лица.
– В Америке легализованы однополые браки, – бросил он насмешливо, силясь вернуть себе невозмутимость. Уэйд, к счастью, не видел его лица – Питер стоял спиной к нему, всё ещё сжимая в пальцах смартфон.
Так или иначе, Уэйд ничего не ответил. И Питер не знал наверняка, что он по этому поводу испытывает: облегчение или разочарование.
***
Питер ненавидел американскую литературу.
То есть, разумеется, саму литературу он любил – но учитель, дотошный въедливый старикашка, раздражал его до зубовного скрежета. На его уроках больше всего хотелось заснуть – монотонный дребезжащий голос убаюкивал, но мистер Купер (о, как он гордился своей фамилией) никогда не прощал тех, кто рисковал клевать носом на его занятии. Для старика у него была просто феноменальная память.
Глаза Питера ме-е-едленно закрывались. Он подпер голову кулаком, но помогло слабо – спать всё равно хотелось немилосердно. Ночью Уэйд предложил совершить набег на ближайший Макдональдс, и рассудительный рациональный Питер, который прекрасно знал о вреде фаст-фуда, рванулся с ним навстречу трансжирам. А потом они шатались по Нью-Йорку до рассвета.
Наверное, этот придурок вообще не ложился, подумал Питер с неожиданной нежностью. Будто в ответ на его мысли, телефон коротко завибрировал. Питер украдкой покосился на мистера Купера. Тот увлечённо вещал что-то о творчестве колонистов. Решившись, Питер скрючился за партой, пристроив телефон под столешницей.
Разумеется, это был Уэйд.
«эй, кроха, сгоняем в кинцо после школы?»
Питер закатил глаза и улыбнулся.
«Разве что в кинцо под названием «домашняя работа». Уэйд, тебе могут влепить неуд по биологии. Так что считай, что обзавёлся репетитором.»
«уху! а мы будем проходить тему размножения?»
«Ага. Наглядно объясню эту тему на примере твоей головы и учебника.»
«обещай, что, как приличный человек, женишься на мне, если моя голова забеременеет!»
Питер хихикнул в кулак и торопливо выпрямился под пронзительным взглядом мистера Купера. Посверлив его глазами пару секунд, старикашка всё-таки отвернулся, и Питер облегчённо вздохнул, торопливо набирая ответ.
«Ты придурок, Уилсон.»
«знаешь, ты мог бы быть и повежливее с будущей матерью!»
Питер всё-таки не сдержался и прыснул.
– Мистер Паркер, – буркнул старикашка, недобро прищурившись, – если вы готовы рассказать всему классу, что вас так рассмешило в биографии Ирвинга, прошу.
Питер смутился и спрятал телефон в карман. Остаток урока он внимательно слушал брюзжание учителя, но неуместная улыбка – улыбка, которую мог вызывать у него только Уэйд – всё равно так и норовила прорваться сквозь маску спокойствия и серьёзности.
Уэйд подкарауливал его в коридоре. Зануда Купер опять задержал их на добрых двадцать минут, так что Уэйд, привычный к этому, успел затариться едой и теперь невозмутимо попивал сок, мусоля между губами изжёванную трубочку. Питер невольно залип на этом, и ему пришлось встряхнуть волосами, чтобы привести себя в чувство. Не хватало ещё представлять… чёрт, Паркер, нет, не делай этого.
– Думаю, тебя пора сажать на диету, – сказал ему Питер вместо приветствия. Уэйд огорчённо и изумлённо вскрикнул и схватился за сердце, не выпуская, впрочем, несчастную трубочку.
– Пити, это жестоко! В целом мире нет для меня большего счастья, чем еда! Если, разумеется, не считать твоей дарованной богами задницы, но это всё равно что экспонат в музее – смотреть можно, трогать нельзя!
– Господи, какой же ты дурак, – простонал Питер, закатывая глаза, и отобрал у него сок. Они умостились на широком коридорном подоконнике, недалеко от лестницы: здесь можно было переждать перемену, не опасаясь нарваться на Флэша. Питер прислонился затылком к холодному стеклу и тихо вздохнул. Уэйд вздохнул следом.
– Как твоя голова? – спросил Питер, отдавая ему сок, и Уэйд с отвратительным хлюпающим звуком всосал остатки. Это не должно было казаться Питеру милым. Он был больным ублюдком, точно был.
– Жить буду, – сказал Уэйд после короткого молчания неожиданно серьёзно. Но сразу же ухмыльнулся. – Твоё присутствие, принцесса, спасает меня от боли!
Питер скривился и от души зарядил ему ногой по лодыжке. Уэйд, сукин он сын, расхохотался и томно шепнул, глупо хлопая ресницами:
– Пити, а ты бы надел ради меня розовое платьице с блёстками?
– Только если бы ты надел такое же, – ответил Питер, борясь с улыбкой и капитулируя, стоило Уэйду рассмеяться. – Готов поспорить, ты был бы похож на Грю.
– Это что, шутка про жирных?
Питер многозначительно усмехнулся и спрыгнул с подоконника, пускаясь бежать.
Конечно, Уэйд мог с лёгкостью нагнать его – но в этом была вся прелесть, он отставал ровно на шаг, почти дышал Питеру в затылок, и навалился сзади, всё-таки ловя его в своеобразный плен, лишь когда они выбежали на улицу. Устоять на ногах с таким весом было невозможно, и оба полетели на жухлую траву; Уэйд – с хохотом, Питер – с коротким вскриком.
– Нет, ты всё-таки идиот, – ласково сказал Питер чуть позже, отряхивая джинсы от травинок и мелких веточек. Уэйд, не торопившийся подниматься на ноги, безмятежно пожал плечами. Питер вздохнул. – Вставай давай, трава же холодная.
– Зато я горячий, – Уэйд поиграл бровями, и… ладно, ладно, сердце Питера – всего на секунду, лишь на секунду – сбилось с ритма. Он присел на корточки рядом с Уэйдом, прищурился, протянул руку… Уэйд, кажется, перестал дышать. Питер вытащил из его волос сухой листок и неловко улыбнулся.
– В фильмах, – хрипло сказал Уэйд, почему-то глядя на его губы, – в такие моменты всегда целуются.
У Питера щёки запылали. Он отвёл взгляд, прочистил горло, скованно потёр предплечья. И зачем-то ляпнул:
– Ну, я же не девчонка.
В глубине глаз Уэйда что-то вспыхнуло и потухло.
– Конечно, – легко согласился он, вставая на ноги. – Пойдём на уроки?
Пока они молча поднимались по ступенькам, Питера не отпускало идиотское чувство, что он всё испортил.
***
– Нет, Питер, прости, – шумно выдохнул Уэйд в трубку. – Я сегодня не могу. У меня… дела.
Питер взглянул на приставку, валяющуюся где-то в стороне. Прикрыл глаза. Попытался усмехнуться и перевести всё в шутку:
– Второй раз за неделю, мистер Уилсон, я вынужден буду назначить вам штраф.
– Нет, пожалуйста, только не это! – Уэйд подхватил шутливую нотку с лёгкостью и с каким-то даже облегчением. Будто он не хотел, чтобы Питер о чём-то его спрашивал. Будто теперь у Уэйда появились от него тайны.
– Ладно, тогда позвони, если вдруг освободишься раньше, – сказал Питер и нажал на отбой. Испечённый тётей пирог, остывавший на столе, мгновенно потерял свою привлекательность: Питер без аппетита отщипнул кусочек, но с трудом смог проглотить его.
Уэйд не перезвонил.
***
Они не то чтобы поругались, просто… это было сложно. Просто с Уэйдом что-то происходило. Он стал куда-то пропадать. Отговаривался проблемами личного характера и ничего не объяснял. Но какие проблемы могли помешать ему ходить в школу? Питеру не раз и не два уже приходилось объяснять встревоженным учителям: всё нормально, он придёт. И потом звонить Уэйду, долго возмущаться в трубку, требовать, скандалить…
– Хорошо, я приду, – всякий раз с непонятной, но почему-то больно бьющей по Питеру усталостью отвечал Уэйд. – Только не ори.
И приходил. Сидел на уроках, безучастно пялясь в стену, ни с кем не разговаривал. Изредка, когда его вызывали к доске, что-то отвечал, но в основном…
Это был не Уэйд.
Такого Уэйда Питер не знал. Этот новый Уэйд почти не разговаривал с ним. У этого нового Уэйда под глазами были синяки. У этого нового Уэйда были невыразительные серо-голубые глаза. Ни следа той восхитительной, невероятной яркости, которая так очаровывала Питера.
Питер не понимал, в чём дело. Что он сделал не так. Понимал только, что Уэйд всеми силами старается от него отдалиться.
И не знал почему.
Странное чувство: мешанина непонимания и боли.
Питер с Уэйдом всегда мог быть собой, не задумываясь, а его загоняли в тесные рамки. И это ему совсем не нравилось. Стыдно признаться, но да – ему не нравилось общаться урывками, по кусочку, разговаривать о какой-то ерунде, зная, что в следующую секунду Уэйд не ляпнет какую-нибудь идиотскую пошлую шутку и не хлопнет его по бедру. Питер даже не знал, что по такому вообще можно скучать.
А ещё он не знал, что произошло. И как это можно исправить.
И, конечно, Флэш заметил их размолвку.
Флэш ждал его у ступенек. Питер в этот день шёл домой один, у Уэйда был ещё урок; но Флэш, припёрший Питера к стенке, очевидно, решил, что есть вещи интереснее английского. Например, выдохнуть, кривя губы, прямо Питеру в лицо:
– Что, принцесса, твой рыцарь решил бросить тебя?
Говорить с чужой рукой на шее было сложно. Питер подавился вздохом, но всё-таки выдавил сквозь зубы:
– Тебе-то что, придурок?
У Флэша зло сверкнули глаза. Он прижался к Питеру ближе – почти интимно, со стороны это выглядело как своего рода объятия. Но Питер прекрасно почувствовал кулак, влетевший ему в живот.
– Ты так и не усвоил кое-каких важных правил, Паркер, – выплюнул Флэш. – Как же ты меня раздражаешь… сначала ты полез к моей девушке, – затылком об стену, – потом спрятался за мамочку-Уилсона, – яростный шёпот прямо в подбородок, – но, похоже, вашей с ним дружбе пришёл конец.
Питер попытался оттолкнуть его, но он, тощий и невысокий, едва ли мог противостоять громиле Томпсону.
Не это было самым ужасным – Питер стерпел бы пару синяков, не впервой. Но слова Флэша… ранили. Он не хотел терять Уэйда.
(И чувствовал, что теряет.)
– Знаешь, – сказал Флэш вдруг почти ласково, ослабляя хватку на его горле, – признаться, тогда, на поле, я был впечатлён. Ты так рвался к Уилсону… прямо как встревоженная жёнушка, – он хохотнул, и горячее дыхание обожгло Питеру подбородок. – Интересно, а он знает, что ты его…
Питер не знал, откуда в нём взялись силы: просто это получилось само собой, по инерции – Флэш, не ожидавший удара в челюсть, отшатнулся и выпустил его из рук. Прижал ладонь к подбородку. И прошипел:
– С-сука… тебе это с рук не сойдёт, Паркер.
Тяжело дышащий Питер посмотрел на него со злостью и отчаянием. Флэшу понравилось сочетание, Флэш оскалился, Флэш пружинисто шагнул к нему…
– Сколько раз я должен был тебе повторить, – мягко произнёс кто-то со ступеней, – чтобы ты отвалил от него?
– Уэйд… – слабо выдохнул Питер. Но Уэйд не смотрел на него. Уэйд, приблизившийся к ним на расстояние пары футов, смотрел только на Флэша, и взгляд у него был недобрый. Даже с учётом того, как паршиво он выглядел в последнюю неделю, Уэйд казался опасным и сильным хищником, готовящимся к рывку.
Несколько секунд они сражались взглядами.
Наконец Томпсон недовольно скривил губы и отвернулся.
– Следи за своей принцессой получше, – бросил он сквозь зубы, проходя мимо Уэйда и задевая его плечом.
– Ты в порядке? – спросил Уэйд, стоило Флэшу скрыться с их глаз. Питер потёр шею, скривился, но кивнул. Что сказать, он не знал: он мог бы поблагодарить, мог бы потребовать объяснений странному поведению Уэйда, но…
Ему было страшно.
Он не знал, сколько Уэйд простоял на крыльце школы. Сколько он успел услышать.
И если Уэйд слышал то, что сказал Флэш…
– Ладно, – неловко проговорил он, проводя ладонью по ноющему затылку. – Я… спасибо.
Уэйд моргнул.
– Глупости, Пити, – со странной мягкостью в голосе ответил он и улыбнулся. Белозубо, весело… но Питер знал Уэйда как облупленного. И эта улыбка не могла провести его.
– Тогда, может, поговорим? – ровно спросил он, прикусывая щёку изнутри. И тут же поднял руки. – Если не хочешь ко мне или к тебе – о’кей, мы можем найти какое-нибудь кафе и…
Уэйд смотрел на него со странным голодным выражением, как будто запоминая напоследок. Но стоило Питеру шагнуть к нему, это выражение сменилось другим. Эмоция, вспыхнувшая в глубине глаз Уэйда, пропала в секунду, но Питер успел распознать её.
Страх.
И это было больно.
– Уэйд, – мягко сказал он, не решаясь прикоснуться, – Уэйд, я просто… я просто хочу понять, в чём дело. Чем я виноват перед тобой или… боже.
Питер запустил руку в волосы, отворачиваясь.
– Чем могла провиниться такая булочка? – проворковал Уэйд, и Питер в эту секунду почти возненавидел его привычку превращать всё в фарс. – Такая очаровательная маленькая булочка, как Пити! Нет, дело совсем не в ней.
– Вот, значит, как.
Питер вцепился в лямку рюкзака. Сейчас он предпочёл бы остаться с Флэшем – ловить удары, не имея ни шанса защититься, сглатывать соль и металл. Только не… только не так.
– Нет, – вдруг сказал Питер твёрдо, встряхивая головой и сжимая зубы. Нет, он не будет бесхребетной тряпкой, не сейчас. – Пойдём.
– Что? – Уэйд посмотрел на него растерянно, но Питер уже решился: он схватил Уэйда за руку и потащил за собой. Уилсону ничего бы не стоило высвободиться из столь ненадёжного плена – всего лишь тонких пальцев, стиснувших его запястье. Но он почему-то сдался и покорно побрёл следом.
Питер не хотел думать о том, чем могла быть вызвана подобная послушность.
Питер вообще не хотел думать об Уэйде. Не сейчас – он боялся, что тогда растеряет запал и все слова, скопившиеся под языком, а это…
Ему повезло, что он жил совсем рядом со школой. Ему повезло, что Уэйд не пытался отговорить его.
Уэйд вообще шёл молча. И это пугало.
Питер так, чёрт возьми, боялся. Если бы этот придурок только знал.
– Давай, вперёд, – сказал он хмуро, вталкивая Уэйда в квартиру первым и захлопывая за ними дверь. Прижался к косяку. Нервно выдохнул. Вот теперь… теперь мужество отказало ему.
Уэйд стоял молча, спрятав руки в карманах джинсов, нахохлившийся и измученный, и смотрел на него.
Питер провёл по волосам дрожащей рукой.
– Может, чаю? – по крайней мере, голос не подвёл его.
Уэйд безразлично пожал плечами, и Питер со вздохом кивнул в сторону кухни. Им обоим следовало успокоиться, так что он заварил ромашковый. Пальцы немилосердно дрожали.
– Пей, – сказал он хмуро, вталкивая Уэйду в руки чашку. И разом ополовинил свою. Прислонился бедром к кухонному столу, прикрыл глаза. И выпалил:
– Послушай, если ты больше не хочешь со мной общаться, ты можешь сказать прямо.
Уэйд, сделавший глоток, подавился чаем. С трудом справившись с кашлем, он вскинул голову и переспросил:
– Что?
Питер нервно потёр ободок чашки.
– Ты слышал. Я просто… я просто не понимаю, что происходит. Почему ты… мы же всегда…
Ромашка не помогала. Сердце взлетело до горла.
– Малыш, – сказал Уэйд мягко, – дело не в те…
– А в ком тогда?! – рявкнул Питер, с грохотом опуская чашку на столешницу. – В тебе? Не смеши меня, Уилсон, я прекрасно знаю все эти отговорки! Мне нужна причина! Мне нужно, чёрт возьми, понять, что с тобой такое! Думаешь, ты можешь так поступить со мной? Просто перестать… перестать…
Горло сдавило спазмом.
Питер рухнул на стул, как подкошенный, и закрыл лицо руками.
– Я не знаю, – сказал он глухо, – я не знаю, как объяснять тёте Мэй, что ты не придёшь, потому что больше не хочешь меня… со мной… я даже не знаю, как объяснить это себе самому!
Уэйд вскочил, чудом не обернув на себя чашку, схватил Питера за руку, стиснул запястье горячими пальцами, хрипло прошептал:
– Нет, нет, всё не так. Я бы никогда…
– Ты бы никогда что? – Питер поёжился и вцепился зубами в нижнюю губу.
– Я бы никогда не бросил тебя, – сказал Уэйд неожиданно серьёзно, едва ощутимо касаясь большим пальцем его вены. Питеру взвыть хотелось от этого робкого, неловкого прикосновения. – Но, Пит, послушай… я не могу. Просто не могу.
Питер закрыл глаза, силясь выровнять дыхание. Хотелось по-девчачьи разреветься, ринуться Уэйду в объятия, вжаться мокрым лицом ему в шею…
Глупые, стыдные желания.
– Тогда в чём дело? – спросил Питер почти ровно. – Всё же было хорошо. Всё же… ты готовился к полуфиналу, и…
– Было. Но…
– Что-то случилось?
– Да, – тихо согласился Уэйд, выпуская его руку, и Питер едва не всхлипнул от острого, отчётливого ощущения потери. – Что-то случилось.
Уэйд отвернулся. Питер несколько секунд сверлил взглядом его широкую спину, обтянутую красной тканью худи, потом всё же решился. Встал, надеясь только, что подкосившиеся ноги не поведут его в самый ответственный момент, шагнул ближе… робко коснулся ладонью чужой лопатки. Уэйд не пошевелился, только окаменел под его рукой, словно боялся, что Питер может сделать ему больно.
– Уэйд, послушай, – сказал Питер, сражаясь с желанием прижаться к нему всем телом, зарыться носом в светлые волосы, втянуть запах тела и Уэйда, – это не… неважно. Что бы это ни было. Наша дружба… я… я слишком дорожу ею. А ты пытаешься её уничтожить.
– Нет! – Уэйд вздрогнул, дёрнулся, будто собирался повернуться к нему лицом, но всё-таки остался на месте, повинуясь тихому «ш-ш-ш» и прикосновению второй ладони. – Всё не так, Питер, я не…
– Я знаю, – легко согласился Питер, хотя, конечно, он не знал и потому боялся. – Ты просто… ты просто можешь поделиться со мной всем. Любой проблемой. И мы придумаем, как её решить. Вместе. Как всегда.
– Как всегда, – эхом откликнулся Уэйд. Осмелев, Питер обнял его поперёк живота и всё же прижался пылающим лбом к лопаткам. Голова шла кругом – от близости Уэйда и страха. Сумасшедшее было сочетание.
– Уэйд, пожалуйста, – мягко шепнул Питер. – Я всю неделю думал, что я… надоел тебе или…
Уэйд молчал.
Сердце Питера бухало где-то в животе, яростно вколачиваясь в рёбра. Разочарованный и уязвлённый этим молчанием, он разжал руки, шагнул было назад…
Развернувшийся к нему лицом Уэйд схватил его за запястья так крепко, что это было даже больно. Но Питер не зашипел и не попытался вырваться – только поднял голову.
– Обещай, что ты не будешь меня жалеть, – свистящим шёпотом произнёс Уэйд, наверное, до синяков стиснув его руки. – Обещай.
Глаза у него сейчас были серые-серые, как штормовое небо, и Питер боялся, что этим штормом вот-вот накроет и его самого.
Он еле разомкнул пересохшие губы.
– Обещаю.
Хватка Уэйда стала почти невыносимой. А потом – исчезла.
– Хорошо, – тихо сказал Уэйд. И замолк на несколько секунд. Его взгляд упал на запястья Питера, теперь украшенные вязью следов от пальцев, и его лицо исказила болезненная гримаса. – Чёрт, Пит, я…
– Неважно, – Питер спрятал руки за спину. – Всё хорошо, Уэйд. Так что… что случилось?
Кажется, в Уэйде шла внутренняя борьба: он молчал, лишь изредка приоткрывая пересохшие губы, словно отвечая самому себе, а после вдруг встряхнул волосами, как большой мокрый пёс, и взглянул на Питера остро и беззащитно.
– У меня рак.
У Питера в ушах зашумело. Он невольно отступил назад – и тут же дёрнулся, заметив, как искривились губы Уэйда, и порывисто шагнул к нему, и обнял, так крепко, как только мог. И прошептал куда-то ему в плечо, сражаясь с дрожью в голосе:
– Всё… всё хорошо. Ты справишься. Мы справимся.
Уэйд обнял его осторожно, как будто не мог поверить, и робко. Коснулся его спины. И усмехнулся:
– По крайней мере, не скорпион, а то, знаешь, все скорпионы такие мудаки…
– Придурок, – Питер фыркнул, закрыл глаза, всё же потёрся носом о его шею – по инерции, бездумно – и тут же замер, испугавшись собственного порыва. Но Уэйд ничего не сказал ему. Уэйд только погладил его по волосам. И выдохнул:
– Спасибо.
– Рано радуешься, ковбой, – ответил Питер, поднимая голову. – Ты меня ещё возненавидишь! Потому что я заставлю тебя разобраться с этим дерьмом. Что говорят врачи? Какие прогнозы? Когда планируется…
Уэйд делано застонал.
***
– У меня только одно условие, – сказал Питер много, много позже. Они сидели на кровати, поедая пиццу, и Уэйд ловил сырные нити языком (а Питер, возможно, пялился). Уэйд недоумённо промычал что-то с набитым ртом, его брови сошлись на переносице. Питер смущённо потёр подбородок. – Ну, я просто хочу… хочу, чтобы ты всё же закончил год. А для этого нужно появляться в школе хоть иногда, смекаешь?
– Пифи! – пробулькал Уэйд и проглотил непрожёванный кусок. – Я тут бедный и несчастный больной! Мне положено лежать в кровати, томно вздыхать и флиртовать с какой-нибудь грудастой медсестричкой!
– Никаких медсестричек! – в тон ему ответил Питер (возможно, чуть громче, чем следовало) и насупился. Уэйд поднял руки, капитулируя.
– Но если никаких медсестричек не будет, значит, играть эту роль придётся тебе! Пити, тебе точно пойдёт белый халатик. С красным крестом. Ну, знаешь, под цвет глаз… ай!
Питер с наслаждением шлёпнул его по голове подушкой.
Удивительно, как быстро Уэйд справлялся. Стоило только… Стоило только дать ему понять, что Питер никуда не уйдёт (не дождёшься, сукин ты сын, не дождёшься), и он научился шутить о раке так, как будто это происходило с кем-то другим. Не с ним.
Питер так не умел.
Питер мог смеяться над его шутками сколько угодно. Но ночью, ворочаясь в одиночестве в пустой постели, он невольно думал: что если?..
И хотя думать об этом Питер себе запрещал, глупое сердце всё равно больно сжималось. Ему, сердцу, на доводы хладнокровного рассудка было плевать. Оно, сердце, сбивалось с ритма всякий раз, когда Уэйд морщился или вздрагивал. Ему, сердцу, было очень-очень страшно – но когда Уэйд был рядом, когда Питер видел, что с ним всё почти в порядке, сражаться с этим страхом было легко.
Когда Питер оставался один…
– Глупый маленький Пити, – сказал ему Уэйд однажды, ещё давно. Кажется, тогда ему сломали нос, и Питер так нервничал, что в кровь искусал себе губы. – Ты слишком много переживаешь. Расслабься. Я живучий, как таракан.
И теперь Питер надеялся, что эта его живучесть на рак распространяется тоже.
Потому что это было страшно.
Иногда по ночам он думал о том, что Уэйду, должно быть, проще было оставлять его, Питера, в неведении. А иногда – о том, что для того, чтобы узнать о подобном в одиночестве и не рассказать самым близким людям, нужно было настоящее мужество.
А иногда – о том, что он, Питер, щуплый ботаник с высоким голосом и смазливым лицом, отобьёт Уэйда у Неё (называть Её смертью он зарёкся, как будто отрицание Её существования могло Её уничтожить) голыми руками. Если потребуется.
А даже если и нет.
Даже если.
***
Никто больше не знал. Ни учителя, ни студенты, никто.
И поэтому рано или поздно должен был возникнуть один вопрос.
– Эй, – сказал Питер Уэйду, привычно устраиваясь задницей на подоконнике. – А что ты будешь делать с футболом?
– В каком смысле? – Уэйд почесал нос и поболтал в воздухе пустой банкой из-под колы. Питер почему-то замешкался.
– Ну… ты же капитан. У вас впереди как минимум два матча. И ты…
– И я остаюсь в команде, – ответил Уэйд спокойно. Питер открыл было рот, собираясь возразить… и тут же захлопнул его. Уэйд смотрел в сторону, на его скулах плясали желваки, и, видимо, лишь сила воли ещё позволяла ему изображать равнодушие.
Уэйд, наверное, просто боялся.
Боялся, что рак победит, если он признает его, если он поддастся ему.
А уход из команды… да, уход из команды значил бы именно это.
Питер молча нашёл его пальцы и переплёл со своими.
– Тогда, – сказал он мягко, чуть сжимая вялую ладонь Уэйда, – мне точно понадобится транспарант.
Уэйд повернулся к нему и улыбнулся.
– И шарф.
– Да, и шарф.
========== To hold you tight to me ==========
– Послушай, – в сотый раз втолковывал ему Питер, – это просто необходимо. Ты не можешь отказаться.
Уэйд недовольно скривил губы. Врачей он ненавидел. Не то чтобы Питер рассчитывал, что с Уэйдом Уилсоном вообще может быть легко, но он определённо не ожидал таких сложностей: за две недели до операции Уэйд взбрыкнул.
Питер второй день кряду уговаривал его не валять дурака.
– Ты ведёшь себя как ребёнок, – рассерженно сказал он в тысячный раз, стискивая ветхий учебник по биологии с такой силой, что несчастный переплёт, едва переживший прежнего владельца, жалобно хрустнул. – Это твоё здоровье. Твоя жизнь, в конце концов!
– Ты же слышал, что они говорят, – хмуро отозвался Уэйд, размазывая по асфальту куцый клочок грязного снега. – Пятьдесят процентов вероятности успеха и много-много умных слов. Я, может, и не понимаю, что значат все эти… – он поморщился, – горизонтальные нистагмы в диагнозе, но я не такой идиот, чтобы не отличить дерьмо от конфетки. Так вот, Пити, это попахивает совсем не клубничным сиропом.
Питер тяжело вздохнул и спрятал замёрзшие пальцы в карманах куртки. Иногда переубедить Уэйда было просто-напросто невозможно.
Как сейчас.
– Послушай, – наконец сказал он, устав от молчания. – Ты же… столько уже прошёл. Даже эхоэнцефалографию, и…
– Всё, хватит, хватит! – Уэйд в шутливом припадке схватился за грудь, норовя осесть в первый, только выпавший снег, и театрально закатил глаза. – Как у тебя вообще получается выговаривать это ужасное слово? У меня язык начинает заплетаться ещё на «ы».
– В «эхоэнцефалографии», – по слогам протянул Питер, наслаждаясь страдальческим видом Уэйда, – даже нет буквы «ы».
И всё-таки не удержался. Улыбнулся. Эта способность Уэйда – превращать любой серьёзный разговор в шутку, смеяться над тем, что было по-настоящему страшно – пугала и очаровывала его одновременно. Питер правда старался научиться мыслить так же. Не взвешивать «за» и «против», не переживать понапрасну… но он пока не умел.
– Эй, Пити, – хитро сказал Уэйд, – смотри-ка, что тут у меня!
Мокрый, разваливающийся на лету снежок угодил обернувшемуся Питеру прямо в лоб. Такое было непростительно! И Питер счёл своим долгом отомстить. Уэйд, хохоча, уносился от него по заснеженной дороге, но в конце концов Питер всё же нагнал его, поймал, обхватил рукой поперёк груди и с мрачным удовлетворением затолкал Уилсону за шиворот стремительно тающий ком снега. Уэйд взвизгнул, как девчонка, и оба расхохотались.
– Придурок ты, – мягко сказал Питер ему в ухо. – Безмозглый.
– Результаты томографии говорят об обратном! – Уэйд накрыл его руку своей, большой и горячей, и Питер невольно вздрогнул. Может быть, ему всего лишь казалось, может быть, это было лишь игрой разбушевавшегося воображения, но он чувствовал – чувствовал даже через куртку – размеренную пульсацию чужого сердца под своей ладонью. Большого, глупого и ранимого сердца Уэйда Уилсона.
