Текст книги "By your side (СИ)"
Автор книги: Дарт Снейпер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== When you’re cold ==========
– Смотри-ка, – Уэйд тронул его за плечо. Они устроились прямо на траве, подложив под головы рюкзаки, и лениво наблюдали за облаками. – Видишь, вон то маленькое миленькое облачко прямо как ты! Клянусь, я даже могу различить две упругие булоч… ай!
Питер не удержался от смешка – Уэйд нахохлился, потирая бок, и показательно надулся. Питер мысленно начал обратный отсчёт: три, два… Долго злиться Уэйд не умел, он, при всех его недостатках, вообще был удивительно добродушным – и одно это уже разрушало стереотипный образ самого популярного парня в школе и капитана футбольной команды.
Уэйд вообще любил разрушать стереотипы.
– Слушай, – сказал Уэйд, стоило Питеру дойти до одного, – как насчёт того, чтобы свалить с уроков и перехватить по тако? Не делай такое лицо, тыковка, я же знаю, что ты обожаешь тако!
Он с умным видом сорвал какую-то травинку и сунул в рот.
– Уэйд, – строго сказал Питер, силясь удержать на лице серьёзное выражение, – если ты забыл, у нас через десять минут испанский. И кое-кто не был на нём уже две недели.
– Я прекрасно знаю испанский и без этих занятий! – моментально возмутился Уэйд. – Ке паса, амиго? Вамус комер!
Питер тяжело вздохнул и встал на ноги первым.
– Значит, я пойду без тебя, – предупредил он. Уэйд тут же выплюнул травинку и неохотно поднялся следом, подхватывая рюкзак.
– Хренов ты задрот, – проворчал он недовольно, взлохмачивая волосы, – никакой тяги к старому доброму риску!
– Я не хочу объяснять директору, что люблю тако больше испанского, – Питер всё-таки фыркнул, и Уэйд тут же расплылся в улыбке.
– Думаю, этот старый крот выпрыгнул бы из штанов, услышь он что-то вроде этого от такого у-у-у-умника, как ты! – пропел он. – Как же так, мистер Паркер? Я очень разочарован в вас! Сдайте значок!
Питер невольно хихикнул.
– Ага. А потом он посмотрит на тебя и просто…
Пауза.
– А ОТ ВАС, МИСТЕР УИЛСОН, Я НИЧЕГО ДРУГОГО И НЕ ОЖИДАЛ! – хором проорали они и расхохотались. Какая-то девочка помладше, проходившая мимо, вздрогнула и торопливо взбежала по школьным ступеням. Питер даже не обратил на неё внимания – смеющийся Уэйд сжал его плечо, и Питер даже через футболку ощутил волнующий, будоражащий жар его руки.
Он прочистил горло.
– Нам пора, – прозвучало всё равно хрипло, – я правда не хочу опаздывать. Это наш последний год, и…
– И я надеялся, что мы оторвёмся хотя бы напоследок! – проныл Уэйд, но послушно побрёл за ним следом. Уэйд всегда шёл за ним, даже если не хотел: в этом было что-то от совершенно собачьей привязанности к хозяину. И Питер не знал, чем он мог ответить на такую преданность. И чем он заслужил её.
– Мы можем перекусить после школы, – примирительно сказал он пару секунд спустя. Уэйд испустил долгий недовольный стон.
– Чёрт, малыш, у меня тренировка, – он даже остановился, и Питер, заглянувший ему в глаза, в очередной раз поразился выразительности его взгляда: у Уэйда даже ресницы обиженно подрагивали. – Я не могу её пропустить, тренер точно затолкает мне в зад мя…
– Я понял! – торопливо прервал его Питер. И успокаивающе сжал его горячую ладонь. – Всё в порядке, правда. В другой раз.
Уэйд неуверенно улыбнулся.
– Да, наверное. Эм… мы всё-таки пойдём на испанский, или ты решил потискаться со мной?
Питер залился краской и отпустил его руку, первым ринувшись к ступеням. Щёки горели, а сердце глупо и часто колотилось где-то в рёбрах; на секунду ему показалось, что он всё ещё ощущает кончиками пальцев шершавое тепло чужой ладони, но обогнавший его Уэйд открыл перед ним дверь с издевательским «Дамы вперёд», и это ощущение тут же исчезло.
Уже после занятий, нудных и скучных (по большей части потому, что их с Уэйдом расписание отличалось, и после испанского он умчался на физику, а Питер уныло побрёл на американскую литературу), пересекая школьный двор, Питер заметил компанию Флэша.
Флэш Томпсон был, пожалуй, самым неприятным человеком, которого Питер знал: Флэш возненавидел его с первого взгляда – то ли из-за ботанской наружности, то ли потому, что Питер имел наглость познакомиться с ЭмДжей, – а свою ненависть он проявлял вполне определённым способом.
До встречи с ним Питер действительно верил в то, что все эти байки про старшую школу – всего лишь выдумка.
До встречи с ним Питер правда думал, что его не запишут в лузеры и не изобьют на глазах у половины школы. Что хотя бы кто-то будет против, если это случится. Что хотя бы кто-то возмутится.
Но тогда, в свой первый учебный день, корчась на траве и задыхаясь, он усвоил кое-что новое.
Всем насрать. Всем насрать, если тебе разобьют нос, всем насрать, если тебе сломают руку. Богатые популярные ублюдки всегда остаются безнаказанными.
Да, вот что он усвоил.
Эту истину Флэш вбивал в него день за днём – в мужском туалете, в коридорах, в кабинетах…
Пока это не увидел Уэйд Уилсон.
Только перейдя в старшую школу, Питер сразу мысленно разграничил тех, с кем общаться было можно, с теми, к кому было лучше вообще не приближаться. Уэйд попал во вторую категорию. Не поймите Питера неправильно; Уэйд был популярен, Уэйда любили, Уэйду всё прощали (так же, как прощали Флэшу). Он принёс школе кубок победителя штата в прошлом сезоне, забив решающий гол, и, пожалуй, не было ни одного человека, который не хотел бы подружиться с ним.
Кроме Питера.
Но именно Уэйд Уилсон, который, по мнению Питера Паркера, был ублюдком почище Флэша, перехватил занесённую для удара руку Томпсона и мягко сказал:
– Отстань от него.
И Питер точно не ожидал, что Флэш послушается. Что он осмелится лишь на разъярённый взгляд и на плевок, угодивший Питеру в подбородок: унизительный, гадкий, мерзкий плевок, который, тем не менее, был в тысячу раз лучше сломанной челюсти.
Ещё меньше он ожидал, что после, когда Томпсон с дружками свалят, Уэйд поднимет его учебники, выбитые Флэшем из его рук и разлетевшиеся по полу, и дружелюбно спросит:
– Ты в порядке?
И ещё в миллиард раз меньше он ожидал, что Уэйд Уилсон станет его другом.
Так или иначе, его больше никто не трогал – даже сейчас Флэш лишь взглянул исподлобья и выкрикнул, подбадриваемый улюлюканьем своей шайки:
– Что, твой ёбырь бросил тебя, принцесса?
Питер отвернулся и прибавил шагу.
Что ж, к такой малости, как оскорбления, можно было привыкнуть. Конечно, он мог бы сказать Уэйду, и тогда Флэшу бы не поздоровилось: Уилсон был патологически привязан к Питеру, таскался за ним всюду (поначалу это жутко раздражало), чесал языком, вне зависимости от того, слушал его Питер или нет, садился рядом на совместных занятиях…
Узнай он, что Питера кто-то обижает, и от этого кого-то не осталось бы мокрого места.
Но Питер совсем не хотел, чтобы у Томпсона был лишний повод думать о нём как о безвольном, слабом, неспособном самостоятельно дать ему отпор хлюпике, прячущемся за плечом Уэйда.
Так что ему оставалось лишь опустить голову и поторопиться.
(И надеяться, что глупая мысль если бы то, что сказал Флэш, было правдой хотя бы отчасти, если бы они с Уэйдом были чем-то большим, чем просто друзья не заставила его покраснеть.)
Он потёр виски.
Нет, об этом думать не следовало.
Пожалуй, стоило сосредоточиться на завтрашнем тесте по экономике. Да, определённо.
***
– Пити! – весёлый цветной ураган налетел на него, стиснул в объятиях, и Питер охнул, всерьёз опасаясь за сохранность своих рёбер. Уэйд отстранился, разулыбался (никто больше не умел улыбаться так, по-детски доверчиво и искренне), зачастил:
– Мы прошли, Пити, мы прошли! Представляешь?
Ему потребовалась целая минута на то, чтобы понять, о чём речь. Да, точно, команда Уэйда вышла на новый этап. Школьный кубок страны… звучало здорово. Пусть даже грядущий матч и выводил только в полуфинал. Уэйд просто сиял: весь, от светлых прядей до давно потерявших белизну носков кед, лучился счастьем. На него такого смотреть было почти больно, как на солнце, но Питер знал наверняка: он будет смотреть даже если заболят слезящиеся глаза.
– Пити? – встревоженно спросил Уэйд, вдруг разом перестав улыбаться. – Всё в порядке?
Питер откашлялся.
– Эм… да, всё хорошо. Я и не сомневался, что вы пройдёте.
Уэйд неуверенно встряхнул головой, как большой пёс. И с какой-то застенчивостью, которую невозможно было предположить в нём, крепком и высоком, и которая всегда изумляла и трогала Питера, сказал:
– Игра через две недели. Ты… придёшь?
Как будто Питер мог не прийти.
– Нет, конечно, – ответил он, улыбаясь, – я точно предпочту сидеть дома в одиночестве и жевать позавчерашнюю пиццу.
Секунду Уэйд смотрел на него так, будто правда поверил, но после складка на его лбу разгладилась, и он хлопнул Питера по плечу, беззлобно проворчав:
– Тебе не идёт сарказм, малыш.
– А тебе не идёт называть меня малышом, – в тон ему ответил Питер (отказываясь признаваться даже самому себе в том, что от этого глупого прозвища внутри всё переворачивалось).
Уэйд странно поморщился, словно бы сражаясь с болью, но на обеспокоенный взгляд лишь мотнул головой. И снова улыбнулся.
– По молочному коктейлю?
– По молочному коктейлю!
И если тому необъятному, горячему и требовательному, что пульсировало в его груди, пока они, перешучиваясь и обсуждая последнюю контрольную по химии, неторопливо шагали к своей излюбленной кафешке, можно было дать определение, наверное, это стоило бы назвать счастьем.
Да, счастьем.
Питер был счастлив. Так или иначе, у него был Уэйд – пусть только как друг, но быть другом Уэйда Уилсона, яркого и удивительного, с самыми красивыми глазами, которые Питер когда-либо видел, и самой искренней улыбкой, было… восхитительно.
Вот почему он так надеялся, что в этот раз дурацкий закон подлости не сработает. Должна же была существовать хоть какая-то справедливость!
***
У Уэйда болела голова. Нет, он ни словом об этом не обмолвился, но Питер за полтора года успел выучить его наизусть: и он знал, что значит эта тревожная складка и этот напряжённый абрис челюсти.
Будто почувствовав, что Питер на него смотрит, Уэйд чуть повернулся и подпер подбородок рукой: теперь распознать выражение его лица было невозможно. Питер раздосадованно закусил губу. В конце концов, какое ему дело, головная боль – это не смертельно, а у него решена едва ли половина задач.
Уэйд, наверное, и четверти не осилил.
Секунду Питер боролся с самим собой. У него было ещё минут пятнадцать – этого хватило бы, чтобы дорешать оставшееся и получить свою привычную А+.
Он решительно отложил лист с решением в сторону и толкнул Уэйда локтем. Не глядя на него, чтобы не привлекать внимания учителя, потянул на себя край его варианта. Решённые примеры – таких было удручающе мало – были обведены в кружочки. Питер пробежался глазами по заданиям и задумчиво покусал ручку. Что ж, он мог бы решить это и это…
Уэйд догнал его уже в коридоре – Питер положил свой лист на стол учителю и вышел из кабинета первым.
– Эй! – Уэйд приобнял его за плечи, улыбнулся, ткнулся носом в висок. – Спасибо, малыш! Не знаю, зачем ты это сделал, но…
– Не хочу, чтобы у тебя были проблемы, – ответил Питер, не решаясь повернуть голову (всё внутри него сладко обмирало от одной мысли о том, что достаточно будет едва уловимого движения, чтобы губы Уэйда очутились прямо напротив его переносицы). – Спортивная стипендия – это ещё не всё, а поступление…
– Бла-бла-бла, – беззаботно отозвался Уэйд. – Узнаю своего ботаника! Как насчёт того, чтобы перехватить чего-нибудь пожрать?
– Уэйд! Мы пообедали на прошлом перерыве.
– И что? Я всё равно голоден! Но, если хочешь, могу съесть тебя, – он многозначительно поиграл бровями. У Уэйда вообще была очень выразительная мимика – и Питеру точно не должно было это так нравиться.
– Ты ведёшь себя так по-гейски, – выдавил он, сражаясь со смущением, и послушно повернул за Уэйдом к лестнице.
– Кажется, ты не предлагал мне сыграть в гомоцыпу, так что помалкивай, – беззлобно ответил Уэйд и устремился к буфету. Питер только глаза закатил. Смысла занимать место за столом он не видел, Уэйд всё равно не усидел бы на месте и потащил бы его на улицу, так что Питер прислонился к стене, лениво разглядывая пустые лавки. И почти сразу же встретился взглядом с Флэшем.
Томпсон зло сощурил глаза.
У Питера нехорошо засосало под ложечкой, и он торопливо отвернулся.
– Пифи! Пофём? – неразборчиво пробормотал что-то вернувшийся Уэйд; по всей видимости, он силился прожевать целый пирожок. Ещё несколько он нёс в руках. Питер невольно засмеялся – Уэйд был похож на хомяка, усиленно работающего челюстями.
– Пойдём, пойдём, – легко согласился он, отворачиваясь от Флэша, и бросил на Уэйда короткий взгляд через плечо. – Как тебя ещё не разнесло поперёк себя шире?
Уэйд что-то возмущённо пробулькал и титаническим усилием проглотил пирожок.
– Эй, я в отличной форме! Правда же, красотка?
«Красотка», белобрысая девчонка на год младше их, залилась краской и нервно кивнула, прижавшись спиной к своему шкафчику.
– Поздравляю, – кисло сказал Питер, когда они отдалились от девчонки достаточно для того, чтобы она не услышала его слов. – Ты только что обеспечил ей месяц мокрых снов.
– Люблю помогать людям, – Уэйд пожал плечами и оскалился. – Тем более, она очень даже ничего! Ты вообще видел её попку? Конечно, не сравнится с твоими благословлёнными богом пирожочками, но тоже очень даже…
– Господи, просто заткнись и ешь, – мученически простонал Питер и опустил голову, пряча порозовевшие щёки.
***
Питер не придавал этому особого значения. Ну, знаете, у всех бывают плохие дни, и у каждого иногда болит голова: ничего приятного в этом нет, но ничего опасного – тоже. По крайней мере, у нормальных людей так. Выпей таблетку – и через полчаса даже не вспомнишь о том, что тебя что-то мучает.
Уэйд только кривился недовольно.
– Нет уж, Пити, – высокопарно заявлял он, когда Питер предлагал ему но-шпу, – я не позволю травить себя! Ты что, не видел недавнюю программу? Там как раз говорили о том, что все эти лекарства – часть всеобщего заговора, и на самом деле…
– Ладно-ладно, – смеялся Питер, закатывая глаза, – я тебя понял.
Вот почему он смотрел на это сквозь пальцы: Уэйд никогда не жаловался. Откуда Питеру было знать, насколько сильно у него болит голова? Когда он спрашивал об этом прямо, Уэйд фыркал и отшучивался, а Питер не был дураком и понимал прекрасно – лучше не уточнять. После таких вопросов у Уэйда всегда портилось настроение, и он становился неразговорчивым и хмурым.
Такого Уэйда Питер не понимал и боялся. К такому Уэйду было страшно даже прикоснуться.
Так что они старательно избегали этой темы.
И потом… всё же было хорошо. Настолько хорошо, насколько это вообще было возможно. Ну, разумеется, не считая Флэша, одно упоминание которого моментально выводило Питера из себя.
– Завтра игра, – напомнил ему Уэйд в тысячный раз, когда они сидели на лавке, лениво болтая ногами и поедая мороженое. – Надеюсь, ты наденешь свои лучшие трусики, Пити, потому что я буду блистать!
– Придурок, – лениво отозвался Питер, терзая зубами вафельный рожок. – Если облажаешься, я сделаю вид, что не знаю тебя.
– Ты не посмеешь!
– Ещё как посмею! Приготовлю транспарант «Уэйд Уилсон сосёт».
– Детка, ты разбиваешь мне сердце!
– Да ладно тебе, – Питер вздохнул и поймал языком каплю потёкшего мороженого. Уэйд как-то остро и напряжённо взглянул на него и ничего не сказал, только хмуро уставился на собственное мороженое, морщась, и Питер растерянно спросил:
– Что такое?
– Нет, ничего, – хрипло отозвался Уэйд. Потом улыбнулся. – Не забудь нацепить очочки, а то не сможешь понять, кто из красно-белых пятен – я.
– Что ж, тогда я точно не увижу твоего провала, – подхватил Питер, и они рассмеялись.
Уже позже, после звонка тёти Мэй, прощаясь, он неловко сказал:
– Уэйд, слушай… я знаю, ты сможешь. Ты победишь. Я верю в тебя.
– Правда? – в вечерней полутьме глаза Уэйда казались синими-синими. И блестели.
Питер вытер вспотевшие руки о джинсы.
– Правда, – осторожно сказал он, сражаясь с норовящим дать петуха голосом. И зачем-то уточнил:
– Всегда.
Это заставило его вспыхнуть, но то, как преобразилось лицо Уэйда… его мягкая, тёплая, благодарная улыбка стоила любого смущения.
Уэйд не имел права быть таким. Таким искренним, таким открытым, таким эмоциональным. У Питера от этого дыхание перехватывало. И он правда боялся, что однажды Уэйд это заметит.
Что будет тогда, Питер не знал.
Думать было страшно.
Потому что Уэйд… ну, Уэйд был Уэйдом – он мог отпускать сколько угодно гейских шуточек. Это не означало, что он правда рассматривал Питера… ну… в таком ключе. Они вообще никогда не говорили об этом. В плане, об ориентации, отношениях и… ладно, ладно, и о сексе тоже. Преимущественно потому, что эти темы (особенно последняя) заставляли Питера краснеть, а Уэйда – подшучивать над ним.
И ещё потому, что Питер был девственником. Парнем-девственником, которому нравился его лучший друг. Худшего сочетания не придумаешь.
– Ну… до завтра? – неуверенно произнёс он, когда молчание затянулось. Уэйд встрепенулся, его лицо на секунду исказилось, Питер не успел разобрать мелькнувшую эмоцию – она уже пропала, уступив улыбке.
– Да. До завтра.
Он не мог уснуть до самого утра: ворочался в постели, кусая губы, и ненавидел и жалел себя одновременно.
***
Здесь было ужасно шумно.
В смысле, школа вообще была шумным местом, что уж говорить о стадионе, но сегодня, когда здесь собралось столько людей и столько команд, концентрация шума просто зашкаливала. Яблоку было негде упасть – правда, Питер пришёл на полтора часа раньше (по большей части потому, что так и не смог толком поспать), так что ему удалось занять место на одном из первых рядов.
С командой какой школы сегодня нужно было сыграть Уэйду, Питер, если честно, не знал. Он вообще не очень-то любил футбол. Он и пришёл-то только потому, что это было важно для Уэйда. Так и поступали друзья, правильно? Друзья всегда поддерживали друг друга.
Питер хотел быть хорошим другом. Правда хотел.
Что не отменяло того, что на игру он прихватил с собой ноутбук. Со стареньким лэптопом, давно нуждавшимся в замене, но ещё работавшим, Питер не разлучался, и, пока не начался матч, можно было поработать над проектом.
Конференция была не за горами, а Питеру нужна была чёртова стипендия. Питер растерянно потёр пальцами тонкую ткань гриффиндорского шарфа, который он нацепил больше для того, чтобы Уэйду было легче увидеть его, чем из-за погоды, и со вздохом открыл вложение с графиками.
Он так увлёкся, что вынырнул из работы лишь тогда, когда прямо над ухом заулюлюкали; вскинул голову, прищурился, поправил норовящие съехать с переносицы очки (Питер вообще-то редко их носил, но сегодня и впрямь надел, как шутил Уэйд), оглядел поле, выискивая взглядом Уэйда. И – сердце пропустило удар – нашёл его.
Не то чтобы с такого расстояния легко было понять, кто есть кто, но Уэйда он узнал бы везде. Это было чем-то сродни звериному чутью.
Питер весь подобрался.
Покосился на другую команду. Определять по внешнему виду, насколько опасен противник, он не умел, зато мог сказать наверняка, что вон тот здоровенный бугай будет брать не сноровкой, а мышечной массой, и лучше бы ему было оказаться голкипером.
Он толком ничего не понимал. Матч начался с жеребьёвки, команда Уэйда победила, рефери что-то выкрикнул и свистнул… Питер не видел никого, кроме Уэйда, даже не замечал других игроков на поле – следил за одной-единственной фигурой напряжённо и нервно.
Он едва не оглох, когда вокруг вдруг завопили (или, может, вопил лишь один человек, просто растревоженному Питеру что-то там почудилось):
– ТАЧДАУН!
Что означает это загадочное слово, Питер представлял только в теории. Но захлопал вместе со всеми. На огромном табло 0 сменился цифрой 6. И именно это – не свисток рефери – стало началом настоящей игры.
Питер, разумеется, знал, что Уэйд являлся ключевым игроком, что ему нужно было пробиться в очковую зону противника (Уэйд отпускал много грязных шуточек про это) и обойти защиту, удачно передать кому-то мяч, а лучше – попасть им в ворота противника самостоятельно…
Да, Питер знал.
Но Питер всё равно не понимал и половины того, что происходило на поле.
Возможно (только возможно), он выдохнул с облегчением, когда положенные пятнадцать минут истекли.
Пробиться к Уэйду сейчас у него бы наверняка не получилось – попробуй пролезь через такую толпу. Но, будто почувствовав его взгляд, Уэйд поднял голову, безошибочно отыскал его по шарфу. Ухмыльнулся, сукин сын, и поднял вверх большой палец. Значит, всё было хорошо.
Питер покосился было на табло, но потом одёрнул себя: он на каждом матче специально не следил за счётом. Чтобы узнать уже в самом конце. Услышать имя победителя. Это было его маленькой приметой на удачу, и она его не подводила.
Уэйд посмеивался на это. Но не запрещал. Питеру иногда даже казалось, что Уэйд и сам перестал следить за счётом по его примеру. Если, разумеется, это вообще было возможно. Если бы сам Питер вышел на поле, счёт стучал бы в его висках: один, семь, девять.
Уэйд взял предложенную кем-то салфетку, вытер вспотевшее лицо, потянулся, где-то далеко, на периферии сознания, рефери оповестил игроков и зрителей о том, что время тайм-аута истекает… Питер невольно закусил губу.
А потом случайно посмотрел левее.
У его нелюбви к футболу была и ещё одна причина – Флэш Томпсон. Разумеется, он тоже был в команде. Тупые плечистые уроды вроде него обязательно должны были быть в команде. Хоть бы и на правах лишнего рта. Но Флэш, к тайному разочарованию Питера (он ругал себя за то, что хотел бы обратного, но ничего не мог с этим поделать), действительно был хорош. Не так, как Уэйд, но…
Но всё-таки он никогда не садился на скамейку запасных.
Сейчас он стоял рядом с Уэйдом, и даже с такого расстояния в напряжённости его позы читалось неудовольствие: видимо, они о чём-то спорили. В конце концов Флэш раздражённо мотнул головой и поправил шлем – значит, уговорить Уэйда ему не удалось.
Любопытно даже, как много мог себе надумать Питер. Интересно, о чём они всё-таки разговаривали?
Он обязательно спросит позже, после матча.
Вторая четверть прошла мимо него. Она была абсолютно бесполезной: обе команды теснили друг друга то в одну, то в другую сторону, и в этот раз все силы были брошены на защиту, так что ни один из нападающих так и не прорвался сквозь эту «живую стену».
Питер откровенно заскучал.
И, словно услышав его, к его плечу вдруг притронулись. Повернув голову, он обнаружил рядом выше улыбающуюся ЭмДжей – она молчаливо кивнула ему куда-то вниз, и, проследив за её взглядом, Питер обнаружил свободную скамью на втором ряду.
Ему не нужно было повторять дважды.
– Отсюда намного лучше видно, – прокричала ЭмДжей ему в ухо, силясь приглушить восторженный рёв. – Как думаешь, кто победит?
Вопрос явно был риторическим.
Питер пожал плечами и нервно потеребил бахрому шарфа. Потом неохотно разомкнул пересохшие губы и прошептал, повернувшись к ней и почти прижавшись губами к её уху:
– Надеюсь, обойдётся без травм.
ЭмДжей покосилась на него со снисходительным весельем, но потом вздохнула и кивнула. Рассчитывать на то, что в этот раз никому не сломают нос или не вывихнут руку, было глупо: футбол был жестоким и безжалостным спортом, и квотербек редко отделывался лёгкими ушибами.
Но Питер всё равно надеялся.
Заболтавшись с ЭмДжей (хорошо, что Флэш был слишком увлечён игрой, иначе даже дружба с Уэйдом не спасла бы Питера от ревности безмозглого Томпсона), он почти полностью пропустил третью четверть. Но – будто почувствовал что-то – на последних минутах кинул взгляд на поле.
Уэйд как раз ринулся вперёд, прорывая линию обороны противника, где-то впереди замаячил Томпсон, Уэйд замахнулся было, собираясь передать ему мяч…
Трибуны охнули.
Питер застыл, не шевелясь, ЭмДжей с тихим вскриком впилась ногтями в его запястье.
Как в замедленной съёмке, он смотрел, как кто-то из игроков защиты соперника врезается в Уэйда; секунду ему казалось, что Уэйд устоит даже против превосходящего его массой противника, но через мгновение он пошатнулся и рухнул на землю.
Раздался свисток судьи.
Питер подскочил на ноги.
– Куда ты? – ЭмДжей схватила его за руку, дёрнула, пытаясь заставить сесть обратно. – Тебя туда не пустят! Питер, всё нормально, сейчас объявят тайм-аут, и…
Наверное, он отпихнул её очень грубо. Ничего, он мог извиниться позже – сейчас он думал лишь об Уэйде.
– Куда прёшь, пацан?! – рявкнул кто-то, когда он рванулся к проходу. Питер только тряхнул головой: напора ему было не занимать. Всего два ряда, только два ряда отделяли его от базы команды.
Кажется, его несколько раз чувствительно пихнули локтями в рёбра; боли он пока не чувствовал, перед глазами стояла алая пелена.
Может быть, тот защитник, который сумел сбить Уэйда с ног, и был намного крепче… но это, тем не менее, не объясняло того, что Уэйда буквально волок на себе к скамейке Флэш.
Боже, это же просто школьный футбол! Не профессиональный, любительский! Что происходит?..
Похоже, последнее он выкрикнул вслух – даже строгий тренер, суровый немолодой мужчина с густыми бровями, открывший было при его появлении рот, вдруг проглотил слова (наверняка нелестные). И с какой-то неловкостью пробормотал:
– Всё нормально, парень. Ступай обратно на трибуну.
Питер поджал губы.
– Я просто хочу убедиться, что мой друг в порядке.
– Какого чёрта здесь делают посторонние?! – рявкнул вдруг Флэш, стаскивая шлем; на щеке у него наливался лиловым свеженький синяк, хотя Питер понятия не имел, когда Флэш успел отхватить его. – Эй, Уилсон, скажи своей принцессе, чтобы проваливала!
Уэйд сидел на скамье, тяжело опираясь ладонями на колени. Шлем он не снимал, но Питер всё равно прекрасно, прекрас-но заметил кровь на его форме.
Его же просто сбили с ног! Питер заметил бы, если бы это было не так!
– Да, Питер, – невнятно и тихо сказал Уэйд, не поднимая головы, – всё хорошо. Правда. Иди.
Он почувствовал себя круглым идиотом. Истеричкой, рванувшей к благоверному, стоило ему поцарапаться. Питер открыл было рот, но его вдруг грубо встряхнули за плечи, рванули прочь, он беспомощно дёрнулся, пытаясь выпутаться из хватки… Конечно, это был Флэш.
– Уймись! – прорычал он сквозь зубы. – У нас вот-вот начнётся последняя четверть, и ты здорово мешаешься, Паркер!
– Флэш! – окрикнул его вдруг Уэйд и поднялся на ноги. – Остынь. Всё нормально. Питер просто редко ходит на матчи.
Он криво ухмыльнулся. Питера замутило: рот у Уэйда был в крови. Флэш брезгливо скривил рот, но отступил – видимо, между членами команды всё же существовала чёткая иерархия, раз он не смел перечить Уэйду. Наверное, самому Уэйду указывать мог только тренер – тренер, который молчал и недовольно на него, Питера, пялился. Явно злясь. Питер вздрогнул – Уэйд положил руку на его плечо, мягко сжал, прошептал хрипло:
– Возвращайся обратно. Давай. Осталось чуть-чуть, и потом…
Что будет «потом», он так и не договорил.
Питер не сразу понял, что происходит. Сперва ему показалось, что Уэйд пытается обнять его: его рука коснулась спины Питера, будто бы норовя прижать его поближе к горячему телу, и вдруг безвольно соскользнула ниже. Тяжёлый шлем с размаху впечатался ему в плечо.
– Уэйд?.. – встревоженно спросил Питер, робко дотрагиваясь до его запястья. Уэйд ничего не ответил. Только качнулся вдруг и начал заваливаться назад. – Уэйд?!
От столкновения с землёй Уэйда спас только быстро среагировавший Флэш – Питер ни за что не смог бы удержать его, большого и тяжёлого, в одиночку.
– В чём дело?! – горло свело спазмом, он вскинул голову, почти жалобно искривил губы, переводя испуганный взгляд с Уэйда на Флэша и обратно. Его вдруг подхватили под мышки, утянули прочь, оттеснили, команда – все как на подбор высокие и плечистые, выше Питера – перекрыла ему обзор, вокруг зашумели, заволновались…
Ничего не понимая, он стоял у самой скамьи: растерянный, перепуганный до смерти, с дрожащими губами.
ЭмДжей оттянула его прочь.
Питер попытался воспротивиться, но она прошипела ему на ухо:
– Пойдём! Тебе всё равно нельзя! Ну же, Питер!
Силы закончились. Он яростно закусил губу, чтобы не всхлипнуть, и отчаянно кивнул. Да, ему нужно было уйти, да, он больше не…
– Послушай меня! – ЭмДжей залепила ему пощёчину, и он вздрогнул, хватаясь за горящую огнём скулу. – Не время для паники. Всё хорошо. Ему окажут первую помощь, и… Питер, всё будет нормально, слышишь меня?
Он кивнул и проглотил возражение.
Закрыл глаза и открыл их только по свистку судьи.
Уэйд вышел на поле.
– О чём думает тренер?! – Питер вцепился пальцами в колени до побелевших костяшек. – Он же… Он упал в обморок!
ЭмДжей только всхлипнула. Питер осторожно пожал её пальцы – тёплые и тонкие, они были удивительно приятными на ощупь. Совсем не то же, что мозолистые пальцы Уэйда.
Но Питер хотел бы сейчас держать за руку его.
Не смотреть на поле, глотая бессвязные вопли и нервные вздохи. Не ждать ежеминутно, ежесекундно, что на Уэйда снова налетят. Что он снова…
Питер помотал головой.
Да, он слишком нервничал. Это же был футбол, жестокий спорт. Питер прекрасно помнил об этом. Уэйд говорил ему не раз и не два: не нужно переживать, здесь бывает всякое. Здесь выбивают зубы, а бывает, ломают и рёбра. Относись проще.
Питер не мог.
Он понял, что игра закончилась, что они победили, лишь когда трибуны взорвались криками. Уши заложило от воплей; ЭмДжей рядом тоже завопила, захлопала в ладоши, и лишь Питер в этом огромном людском море восторга и радости не находил в себе ни сил, ни желания что-то кричать.
Он снова увидел Уэйда лишь спустя долгий, невыносимо долгий час – победителей чествовали, потом команда ушла переодеваться, и Питер ждал его, ёжась от пронизывающего ветра. Или, быть может, ему лишь казался безжалостным лёгкий ветерок? Он не мог сказать наверняка – сердце всё ещё колотилось где-то в горле, тугая пружина ужаса не желала распрямляться, и он то поднимался на ноги, то снова опускался на скамейку… на опустевшем стадионе не было никого, кроме него.
Уэйд упал рядом с привычным весёлым «эй, Пити».
Питер ничего не ответил.
– Малыш? – Уэйд обеспокоенно дотронулся до его плеча. – Всё нормально?
– Всё просто прекрасно, – выдавил Питер, кривя губы. – Подумаешь: ты упал в обморок. Дело житейское. Со всеми случается.
– Слушай, меня просто здорово приложил об землю тот громила, – недовольно сказал Уэйд. – Мне правда жаль, что ты это увидел, но… ты зря волнуешься. Всё нормально.
– Нормально?! – Питер повернулся к нему, цепляясь за шарф, как за спасительный круг. – Ты идиот! Просто идиот! Ты не должен был выходить на поле!
Взгляд Уэйда стал острым и жёстким.
