Текст книги "Смерть от тысячи ран"
Автор книги: D. O. A.
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Виги кивнул и заткнул бутылку пластиковой пробкой.
Фабейр осушил свой стакан:
– Еще. – И пробормотал себе в усы: – Иду.
– Кстати, об охоте. – Катала отхлебнул. – Никто не знает, что нашло на этих жандармов, с чего это вчера вечером они так забеспокоились? – Он заговорщицки склонился к стойке и знаком пригласил двоих других придвинуться поближе. – Кажись, этой ночью Батист не собирался к…
Поль Катала заносчиво поднял подбородок. Он никак не мог произнести вслух это имя… Merda!Спустя два года он все еще не мог смириться с подлянкой, которую ему устроил старый Дюпрессуар, пожаловав участок своей дочурке и ее макаке. Получить это хозяйство должен был он, Катала, да еще и по хорошей цене. И никто другой. И уж конечно не черный.
– Как раз нынче ночью, – бросил Виги с таким видом, будто владеет государственной тайной, – кстати, он именно от меня туда и отправился. Со своим мопедом.
– Спятил он или как? – Фабейр залпом проглотил второй стакан. – Вчера вечером был лютый холод.
– Не бойсь, – Виги накрыл своей ладонью руку Катала, – он так набрался перед уходом, что ни в жизнь бы не замерз. – Он рассмеялся. – К счастью, жандармы были заняты в другом месте.
– То есть за ним не следили?
– Нет. Я ему только что звонил, чтобы убедиться. Он сказал, что даже не видел их.
– Он придет? Пусть расскажет, как все прошло.
Адриан Виги с сомнением покачал головой:
– Вряд ли. По телефону мне показалось, что он не в лучшей форме. Он будет дома весь день.
– Может, он все-таки замерз, – ухмыльнулся Катала.
Звякнул колокольчик, открылась дверь, и в бар ворвался поток морозного воздуха.
Появился закутанный в старую штормовку защитного цвета Пьер Бордес – высокий, кряжистый и курчавый.
– Привет всем мудилам. – Сняв куртку, он присоединился к троим друзьям. – Все то же? – Он обвел пальцем стаканы на стойке. – Кто-нибудь слыхал, что произошло неподалеку от Ла-Мулина?
Бордес говорил о местности на севере от Муассака.
Виги откупорил новую бутылку:
– Нет.
– Ну-ка, что за история? – Катала подтолкнул свой стакан к хозяину.
– Похоже, трупы. Три. Мне папаша Шомерак шепнул. И сгоревшая машина. Я, когда сюда ехал, даже остановился глянуть.
– И что?
– Да полный бардак. Давно уже не видел столько жандармов.
Катала похлопал Бордеса по спине:
– А помнишь, прошлым летом ездили на праздник в Кагор? – Взгляд его затуманился. – Мы тогда чуть не сдохли со смеху.
– Ага, хорошо мы тогда навешали этим ребятам. – Фабейр высосал из своего стакана последние капли и протянул его Виги. – Я уверен, история с покойниками связана с грязными черножопыми.
– В любом случае это доказательство того, что чужакам нельзя позволять селиться здесь. Что за дерьмо, в конце концов. Только что шел мимо «Спортивного». Видел бы ты этих козлов. – В завершение своей речи Поль Катала заложил за воротник.
– Может, потому жандармы и забеспокоились вчера вечером? – Адриан Виги поймал пущенный по стойке в его сторону стакан Бордеса, наполнил его и вернул приятелю.
– Вчера? Точно нет. Трупы обнаружили только сегодня утром, им сообщил сосед Шомерака. Приехал судья и все такое. Они даже вызвали парней из Тулузы. – Бордес умолк, чтобы отхлебнуть вина. – А что вчера произошло?
Катала пожал плечами.
Хозяин поставил бутылку на прилавок:
– Мы не знаем, да только ничего хорошего.
– Очередная заваруха арабов из Кадоссанга. – Гаэтан Фабейр выронил свой третий стакан, и его содержимое вылилось на рукав джинсовой куртки. – Merda!
– А кстати, – Пьер Бордес понизил голос, – не этой ли ночью Латапи должен был нанести свой ежемесячный визит к черной обезьяне? А главное, почему его здесь нет?
Полицейский пограничной службы переводил взгляд с удостоверения личности, которое держал в руках, на лицо стоящего перед ним по другую сторону стойки человека и обратно.
Паспорт немецкий, имя звучит как испанское, черты обрамленного черными, коротко стриженными волосами лица азиатские, на голове американская бейсболка. Глаза голубые, очень светлые, почти бесцветные, странные, раскосые. Чуть за тридцать, судя по дате рождения. Лицо запоминающееся. Он не понимал, что его особенно беспокоит в этом типе, только что прибывшем на зарегистрированном в Штатах «Гольфстриме», [42]42
«Гольфстрим»– небольшие, как правило частные, самолеты, берущие на борт до 19 пассажиров.
[Закрыть]но по какой-то неясной для него самого причине чувствовал себя уверенней за бронированным стеклом.
– Мистер (он произнес «мисстерр») Мирелес-Тор…
– Торрес. Мирелес-Торрес.
– Why you here?
– Pleasure.
– Your friend, – полицейский указал на невысокого мужчину, полного, в сером костюме, дожидающегося возле багажной тележки с другой стороны пропускного пункта, – here for business? So?
– We are not friends.
– Sorry?
– Not friends. We just flew in together, then we go our separate ways.
– Sorry? Repeat, please. [43]43
– Зачем вы здесь?
– Отдохнуть и развлечься.
– Ваш друг… здесь по делу? Так?
– Мы не друзья.
– Простите?
– Не друзья. Мы просто вместе летели, а теперь каждый пойдет своей дорогой.
– Простите? Повторите, пожалуйста (англ.).
[Закрыть]
Из глубины кабинки появился второй полицейский:
– Он сказал, просто вместе летели. А теперь разбегутся каждый в свою сторону.
– Теперь и на частных самолетах так летают?
– А мне-то почем знать? Ладно, отправляй его, пошли-ка пропустим по стаканчику.
– Do you have things to declare? [44]44
Будете ли вы что-нибудь декларировать? (англ.).
[Закрыть]
Антонио Мирелес-Торрес отрицательно покачал головой. Если бы он был совершенно честен, то сказал бы, что приехал работать, что его зовут не Антонио Мирелес-Торрес и что его немецкий паспорт фальшивый. Хотя он и вправду немец. По отцу. Но вообще-то, он колумбиец и известен в стране, где вырос, под именем Чен Тод Нимейер. «Тод» – «Смерть». Он также мог стать китайцем, стоило только попросить. По матери. Она, однако, по касающимся только ее причинам предпочла забыть, что родилась и провела первые четыре года своей жизни в Китае. Но уже давно избрала Колумбию в качестве приемной родины и до самого конца отказывалась иметь даже малейшие связи с отечеством.
Все это слишком сложно для мелкого французского чиновника в окошке. А Тод, который не слишком соответствовал тому, что принято называть честным человеком, предпочел держаться первоначального плана и в данный момент оставаться Антонио Мирелес-Торресом, обыкновенным немецким туристом с испанскими предками. Чтобы избежать бесполезной потери времени.
– Ну, тогда welcome in France. [45]45
Добро пожаловать во Францию (англ.).
[Закрыть]
Тод нашел своего попутчика, и, покинув зал прибытия аэропорта Тулуза-Бланьяк, они наконец заговорили. По-испански.
– Я боялся, что они вас задержат. – Низенький с трудом толкал тележку. Взбудораженный срочным выездом, он, несмотря на роскошную обстановку личного воздушного средства дона Альваро Грео-Переса, дурно спал во время перелета.
Тод шествовал рядом с ним, неся только дорогую дорожную сумку из черной кожи.
– Я ничем не рисковал.
– И все же… ваш паспорт.
– Вы были рядом, сеньор Аранеда, и вы ведь адвокат, no?
– Я бы не… – залепетал Игнасио Аранеда, – мне надо беречь свою репутацию.
– В Боготе ваша репутация всем известна. Я даже думаю, что именно ее так щедро оплачивает el patron, no? – Тод пристально взглянул на Аранеду.
Слуга закона уклонился от ответа. Отведя взгляд, он всматривался в толпу:
– Мой коллега должен быть здесь.
Привстав на цыпочки, он разглядел табличку со своим именем. Аранеда нетерпеливо махнул рукой встречающему их человеку – в темном костюме, далеко за пятьдесят – и направился к нему, с облегчением понимая, что может передохнуть.
Мотоциклист запер Зоэ в детской с закрытыми ставнями, а ее родителей, связав, вновь поместил в подвал. Он решил совершить обход дома, чтобы заново проверить все выходы, и задержался в комнате, служившей хозяину кабинетом. Он искал, что бы почитать, когда его взгляд наткнулся на три папки с надписями: «Семья Пети́», «Судебные дела», «Нападения» – 2000, 2001 и 2002.
«Нас не любят. Из-за папы».
Он раскрыл первую папку и перелистал ее. В прозрачном кармашке, прикрепленном к внутренней стороне папки, лежали старые фотографии и недавние снимки, сделанные «поляроидом».
На самых старых отпечатках, соединенных скрепкой, какая-то ферма. Эта ферма. Сфотографированная под разными углами. Перед домом позирует семья: трое взрослых – две женщины и улыбающийся мужчина – и девочка лет десяти. На обороте мотоциклист прочел «Семья Дюпрессуар: Раймонда, Луи, Жаклин, Стефани». Он сразу узнал сарай, закрывающий правую часть двора фермы. Он также нашел стойло – с другой стороны, поменьше, и пристроенный к нему амбар из песчаника и дерева, с крышей из листового железа. Теперь его не было, и после короткого раздумья мотоциклист вспомнил полуразрушенную стену, оставшуюся на его месте. Руины. Постройки выглядели новыми, восстановленными. Эта серия была датирована 1982 годом.
Первые снимки «поляроидом» относились к середине 2000-го, последние – к текущему месяцу. Надписи на наружных стенах фермы, на сарае, на ветровом стекле машины: «Дюпрессуар предатель», «Шасла для муассакцев», «Нет крестьянину-баклажану», «Вали отсюда – или подохнешь», «Смерть черножопому», «Африканская подстилка», «Девчонка сдохнет в канаве, но сначала ее натянут». Амбар, забитый ящиками облитого красной жидкостью винограда, и две брошенные впопыхах канистры. Многочисленные следы пуль в стенах. Автомобиль с разбитыми стеклами и проколотыми покрышками. Мертвая крыса в бардачке машины. Ворона, прибитая гвоздем к двери большого сарая. Кошка, насаженная на металлическую ограду ворот. Трактор с проколотыми колесами и разнесенным кузовом. Амбар, уничтоженный пожаром, основание стены. Мертвые козы – с десяток – на лугу. Разоренный виноградник. Еще один. Еще.
Мотоциклист сложил фотографии.
Далее следовали официальные бумаги, страховые экспертизы, первые жалобы. Телефонные угрозы, унижения, состряпанные из обрывков газет анонимные письма. Семья Пети́ держалась несколько недель, прежде чем обратиться в жандармерию. Телефонные угрозы, унижения, другие письма. Зоэ, над которой издеваются в школе. Жандармы просыпаются только через три месяца. Позже, когда надписи стали особенно оскорбительными, Пети́ наняли адвоката. Подключилась прокуратура. Вяло. Первый испорченный мазутом урожай. Страховщики вмешались по-настоящему.
Вторая папка. Дело передано в полицию Кастельсарразена. Новые показания, несколько допросов, поскольку Пети́ указывали пальцем на некоторых соседей. Ничего утешительного. Весна 2001-го, все это длится уже год. Кое-какая поддержка от местных, потом адский цикл возобновляется. Угрозы, надписи, унижения. У отца, Луи Дюпрессуара, случился приступ. Будучи вдовцом, он жил отдельно, но сражался бок о бок с ними с самого начала. Близкие пытаются отстранить его от борьбы – для его же блага. Составлены медицинские документы, причиной криза признан стресс, спровоцированный всей этой историей. Адвокат готовил дело. В августе горел амбар. Статья в местной прессе. Прокуратура забеспокоилась, стала тянуть время. Выход полиции, добро пожаловать в отряд мгновенного реагирования Тулузы, «серьезные» жандармы, dixit [46]46
Сказал (лат.).
[Закрыть]прокурор в адресованном гонимому семейству письме. И все сначала.
Но никаких арестов.
Третья папка. Нынешний год. Почти пустая, всего две новые жалобы на разорение виноградников. Правда, сегодня только 17 января.
Мотоциклист закрыл папку и задумался о своем невезении. Сначала ранение, потом трое кретинов, а теперь еще эта семья с ее проблемами.
Если жандармы решили проявить рвение и следят за местностью, самым лучшим будет поскорее убраться отсюда. Хорошая мысль, впрочем несколько запоздалая… Они не ведут наблюдения за фермой, иначе уже обнаружили бы его и арестовали. Это дело надоело им, слишком уж затянулось.
А план «Ястреб» отвлекал все имеющиеся в распоряжении полиции средства.
Тревога продлится еще как минимум двадцать четыре часа. После этого поиски примут иной характер. При прочесывании жандармерией пустошей и пролесков близость беглеца к населенным пунктам будет лучшим козырем для преследователей. Всегда найдется кто-то, кто заметит нечто ненормальное у соседа, в таком-то поле, в таком-то лесу. В городе, где полиция дистанцировалась от населения, которое она должна знать и защищать, можно затеряться в толпе, и тогда риск быть замеченным минимален.
Мотоциклист не был готов к путешествию, а тем более к побегу. Его рана требовала нескольких дней покоя. Как минимум трех. Слишком долго. Сколько времени он ехал после того, как вчера вечером убил тех троих в лесу? Недолго: минут десять? Пять? Или меньше? Он уже не помнил. Сколько дорог, сколько домов в округе? Немного: один. Маловато. Место преступления слишком близко, сбор информации неминуемо приведет сюда.
Должен был бы привести. Уже сегодня.
Он выжидал весь день.
Никто не пришел.
Тела никто не обнаружил?
Это всего лишь вопрос времени. Дней трех?
Двинуться с места – и наткнуться на заграждение, не двигаться – и оказаться в центре воронки смерча.
Мотоциклист поднялся, понял, что нога его не слушается, ощутил, как боль поднимается от бедра до самой спины. Он ухватился за письменный стол и стиснул зубы.
Остаться, потому что выбора у него нет. Остаться, выбрать из двух зол меньшее. А потом другая мысль, хрупкая, тотчас же изгнанная из сознания. Остаться, чтобы перестать прятаться, остаться, чтобы его нашли. И наконец покончить с этим.
В животе заурчало. Он голоден. Часы показывали всего шесть часов вечера. Рано. Он заметил, что левая рука дрожит, постарался не обращать внимания. Ему надо закончить обход, потом он выпустит женщину из подвала, пусть приготовит поесть.
Мотоциклист вернулся в кухню, остановился перед застекленной дверью, увидел лежащего прямо возле нее пса. Ксай поднял голову, посмотрел на него.
Мотоциклист спросил себя, не наблюдает ли за ним кто-нибудь еще. Весь день он задавал себе этот вопрос. Трое заложников в доме. Преследователям стоит задуматься. Немного. Ничуть не бывало. Главное – его нейтрализовать. А с проблемными соседями, которые отравляют жизнь этой семье, те, кто его преследует, располагают идеальным оправданием для имитации кровавого нападения. Никаких причин для ожидания, для переговоров.
Мотоциклист положил руку на запястье, понял, что его все еще сотрясает дрожь, и передумал.
Во второй половине дня он дважды отправлял женщину во двор, чтобы не привлекать внимания соседей резкой переменой в обыденной жизни фермы. Чтобы выманить предполагаемого волка из лесу. Чтобы не подставляться. Он знал, что произойдет там, снаружи, если его поджидают.
Потертый, грязный пуховик Омара Пети́ висел на вешалке, закрепленной на стене у входа в кухню. Мотоциклист надел его и прикрыл голову торчащим из заношенного воротника капюшоном. Куртка пахла потом, фермой, работой, нормальной жизнью.
Он открыл дверь. Ксай поднялся, отступил на несколько шагов, не теряя его из виду. Они оценивали друг друга. Пес поднял уши, пригнул голову, зарычал.
– Пошел ты!
Мотоциклист сунул руки в карманы и сделал шаг во двор. Смутное вечернее солнце, луны еще нет. Только свечение из окон кухни, ни звука. Он дошел до стойла. На двери крупными буквами выцарапано: «Смерть черножопому». Он вспомнил одну из фотографий. Пробрался внутрь, ощупью нашел выключатель. Машинально втянул голову в плечи. Зажег свет.
Ничего.
Его мотоцикл под чехлом. Трактор, прицеп, беспорядочно наваленные в пустых загородках для скота инструменты. Он погасил свет, прижал руки к груди, чтобы запахнуть куртку, – было очень холодно – и вышел.
Ничего.
Ксай сидел на разумном расстоянии. При приближении человека его сложенные назад уши поднялись. Немного, не совсем. Человек и пес, следя друг за другом, вместе дошли до дороги, двигаясь по параллельным траекториям, и остановились у ворот. По другую сторону асфальтовой ленты простирались поля, неотличимые от неба. Ни одного соседа, или очень далеко. Ни одной искорки в темноте.
Ничего.
Они были одни, пес и он. И семья Пети́.
Мотоциклист вынул руку из кармана, протянул ее ладонью кверху, подождал. Влажная морда. Шершавый язык. Его пальцы подобрались к загривку Ксая. Ласка. Друзья – на данный момент.
Мотоциклист выдохнул, изо рта вырвался теплый воздух. Смерть, его единственный горизонт, удалялась. Ночь переставала быть враждебной. Такого давно не бывало.
– Есть хочу. А ты?
Стоило ему это произнести, как они появились. Два, близко один к другому, синхронные. Он зачарованно следил взглядом за огнями.
Наконец голова немецкой овчарки резко повернулась. Пес услышал.
Мотор. Фары. Единственная дорога. Ни одного соседа. Машина направлялась сюда.
Когда мотоциклист поспешно направился к дому, Ксай последовал за ним.
Двадцать четыре часа спустя
Стефани Пети́ открыла дверь кухни и заморгала: на улице холод, освещавшие фасад фермы фары слепили глаза, ей было страшно. Она тихонько плакала. На мгновение она обернулась и успела бросить взгляд в прихожую и на ведущую в их комнаты лестницу.
«Я буду с Зоэ. Я все услышу».
Мотоциклист грубо развязал ее и вытолкал из подвала по ступенькам наверх:
– Сюда кто-то едет, избавьтесь от него!
Жандармы. Она различала проблески мигалки на крыше голубого фургона. Сколько месяцев она обвиняла их в некомпетентности, как давно из-за безнаказанных нападений на свою ферму утратила веру в их помощь, сколько тревожных ночей провела, – и ни один представитель власти, призванный защищать ее, не смог обеспечить ее семье покой. А тут – вот и они. Явились не запылились. Очень кстати.
Моторизованные жандармы.
«Не подумайте, что я стану колебаться. Я уже давно лишен всяких сомнений».
Обрести уверенность, хоть капельку, хоть ненадолго.
Стефани Пети́ сделала глубокий вдох, вытерла лицо, бросила последний взгляд назад и вышла во двор, чтобы встретить подполковника Массе дю Рео, который, стоя возле своего автомобиля с шофером, поджидал ее за воротами.
– У нас… – Она осеклась, закашлялась, поднесла руку ко лбу, чтобы заслониться от света, и выпалила: – Какие-то проблемы?
«Я все услышу».
– Да. – Массе дю Рео увидел, как глаза молодой женщины внезапно широко раскрылись. – Впрочем, нет. Ничего, что касалось бы вас. Вы одна?
Краткое замешательство.
– Здесь? Да.
– Мужа нет?
– Он работает.
– Уже поздно. А где?
Стефани надоело.
– Зачем вам?
– Просто спросил. – Массе дю Рео приблизился к воротам. – Что-то не так?
– Нет.
– Вы уверены? Похоже, вы плакали?
– От холода.
– А у вашей дочурки все в порядке?
– Нет… («Я буду с Зоэ».) Да! – Стефани прикусила губу. («Я уже давно лишен всяких сомнений».) – У нее все в порядке. – До крови. («Не подумайте, что я стану колебаться».) – А вы почему здесь?
Неужели жандармы что-то заметили?
«Я буду с Зоэ».
Он-то уж точно заметил. Услышал. И отыграется на Зоэ. Надо бы сказать им. Она должна молчать. Иначе он отыграется на Зоэ. Причинит ей зло. Сделает Зоэ больно. Ее ребенку. Сказать. Спрятать ее. Или поверить, хоть капельку.
– У вас есть какие-то новости или вы приехали просто так, чтобы надоедать нам?
Нет. Не этим людям.
Смущенный Массе дю Рео с трудом выдержал враждебный тон Стефани Пети́.
– Нет, никаких новостей. В Ла-Мулине произошел несчастный случай. Три трупа, – испытывая неловкость, он взглянул на шофера, – и я решил воспользоваться, – внезапно он подумал, что выглядит ужасно глупо, – в общем, я приехал, чтобы убедиться, что у вас все в порядке.
– Это местные?
– Кто?
– Трое мертвых в Ла-Мулине.
– Нет.
– И ради этого вы приехали? Нас не надо держать за руку. – Стефани Пети́ повернулась к жандармам спиной. – Чем терять здесь время, пошли бы да арестовали тех, кто издевается над нами! – И она, встревоженная, направилась в сторону кухни.
Не успела она дойти до порога, как послышалось характерное щелканье автомобильных дверей. Служебная машина тронулась с места, дала задний ход. Тень Стефани плясала на фасаде фермы, пока фары светили ей в спину.
Войдя в дом, она тут же побежала в прихожую.
Мотоциклист ждал ее, сидя в полумраке у подножия лестницы. При ее появлении он встал:
– Где это, Ла-Мулин?
– Я хочу видеть свою дочь. – Молодая женщина попыталась подняться по лестнице.
– С ней все в порядке. – Мотоциклист ладонью оттолкнул ее. – Далеко?
– Что?
– Ла-Мулин.
– Отсюда километров десять! А вам-то что?… – Голос Стефани Пети́ дрогнул. Она сделала шаг назад. – Что произошло в Ла-Мулине?
Они пристально посмотрели друг на друга.
– Это вы их убили?
– Возможно. – Казалось, мотоциклист задумался. – Без сомнения.
– Вы не уверены?
– Да. – Пауза. – Я ехал недолго.
– Что? – Стефани отступила еще на шаг. – Вы сумасшедший.
– Возможно.
– С чего бы вам убивать этих людей?
– Это было необходимо. – Мотоциклист опустился на нижнюю ступеньку. – Они или я. – В руках у него ничего не было, пистолет исчез. И рюкзак тоже.
Зоэ наверху. Надо посмотреть на нее, прикоснуться к ней. Убедиться, что все в порядке. Молодая женщина рванулась вперед, решившись штурмовать проход. Ей удалось оттолкнуть мотоциклиста, он потерял равновесие, но все же поймал ее за руку. Она исступленно стала отбиваться, кричала, что хочет видеть свою дочь, звала ее по имени. Он схватил ее за другую руку. Они уже было сцепились, но тут он дал ей затрещину – и она рухнула наземь.
Наверху возле запертой двери плакала Зоэ и изо всех сил звала свою мамочку.
– Кто вы? – Губы Стефани Пети́ были в крови, она с трудом переводила дыхание. – Мы вам ничего не сделали. – Рыдания перехватили ей горло. – Оставьте нас в покое.
Мотоциклист вытащил свой «глок», засунутый сзади под ремень:
– Поднимитесь наверх и приготовьте поесть. И тогда сможете увидеть малышку. А ты там, наверху, заткнись!
– Не смейте с ней так разговаривать!
Дернув ее за волосы так, чтобы голова откинулась назад, мотоциклист ткнул Стефани дулом под глаз:
– Делайте, что говорю.
– Профессор Гибаль не отвечает, – администратор повесила трубку, – пойду поищу его.
Сидя поодаль от двух адвокатов, стоящих у стойки регистрации, Тод провожал женщину взглядом, пока она удалялась по освещенному бледным светом коридору с блеклыми стенами. Над широко распахнутой огнеупорной дверью посетитель мог прочесть на табличке: «Университетская клиника Тулузы, госпиталь Рангёй, судебно-медицинский сектор танатологии». [47]47
Танатология– наука, занимающаяся изучением обстоятельств смерти.
[Закрыть]
На стульях, расположенных у противоположной стены зала ожидания, сидела какая-то семья: женщина лет шестидесяти и молодая пара слегка за тридцать. Они жались друг к другу, объятые общим горем. Тод решил, что молодые – пара, по тому, как они цеплялись друг за друга, по каким-то мелким жестам, знакам внимания, отличным от тех, что свойственны отношениям брата и сестры. Значит, мать, сын и невестка. Или мать, дочь и зять. Он пристально разглядывал их.
Очень скоро молодой муж заметил его нездоровый интерес. Он попытался встретиться с Тодом взглядом, ему это не совсем удалось, и он наклонился к жене, чтобы что-то сказать ей. Она повернула к навязчивому наблюдателю оскорбленное лицо. Осмелев от такой поддержки, муж воинственно выставил подбородок.
Никакой реакции, затем по-испански:
– Думаешь, я смотрю на твою жену или на старуху? – Тод отрицательно покачал головой, – Las mujeres [48]48
Женщины (исп.).
[Закрыть]обладают способностью придавать нам храбрости. – Он по-прежнему не спускал глаз с сидящего напротив мужчины, который беспокоился, не понимая причины такого внимания. – Я всегда испытывал ужас при виде грустных женщин.
Супруг занервничал, этот непонятный монолог, в котором он предчувствовал провокацию, надоел ему. Он поискал взглядом поддержки присутствующих, в частности вернувшегося на шум Аранеды и его французского представителя, местной знаменитости Эдуара Риньи.
– А все из-за моей матери, sabes? [49]49
Знаешь? (исп.).
[Закрыть]Она никогда не улыбалась, mi madre, у нее словно был груз на плечах, да к тому же тяжелый. И так всю жизнь.
Мужчина хотел перебить Тода и с вызывающим видом сопроводил свои слова жестом.
Колумбиец невозмутимо продолжал:
– Не люблю грустных женщин. Из-за своей работы я сделал грустными целую толпу женщин, sabes? И продолжаю. – Он на мгновение опустил глаза. – Но я не выношу их грустного вида, я от этого болею.
Вне себя, муж сделал вид, что встает, но мать удержала его.
– Я убиваю их мужчин: отцов, братьев, – и они грустят, это нормально. – Тод поднялся и медленно подошел к семье, члены которой инстинктивно еще теснее прижались друг к другу. – А я это ненавижу. Они заставляют меня вспоминать о моей матери. Тогда я их тоже убиваю.
Эдуар Риньи собирался вмешаться, но в этот момент появилась женщина-администратор в сопровождении врача, желающего незамедлительно понять, что происходит. Ему никто не ответил. Тод отвернулся от троицы в трауре и больше не обращал на нее ни малейшего внимания.
– Эти господа только что прибыли из Южной Америки, – пояснил Риньи и прокашлялся. – Они представляют семью, полагающую, что в результате несчастного случая, произошедшего вчера вечером на шоссе, потеряли родственника. Он в этих краях путешествовал с двумя друзьями. А мне известно, что сюда нынче во второй половине дня доставлены трое погибших в автомобиле.
– Я несколько удивлен столь… поспешным визитом. Кто вам сказал, что мы получили эти тела?
– Они здесь?
– Все зависит от того, кого вы подразумеваете, когда говорите «они».
– Будьте добры, профессор Гибаль, прекратим игру, мы знакомы уже достаточно давно.
– Я не играю, мэтр Риньи, – раздраженно ответил профессор. – Кто эти господа с вами? Я их не знаю. И я не владею никакой информацией относительно того или тех, кого они разыскивают. Что же до ваших потерпевших… Тела троих погибших этой ночью действительно только что доставлены в нашу службу, – он поднял руку, не давая собеседнику перебить его, – но мы ничего не знаем относительно их личностей. Кроме того, они умерли не в результате несчастного случая, – он особенно подчеркнул последние слова, – если только не квалифицировать как таковой умышленный поджог автомобиля.
– Умышленный поджог?
– Да.
– Не несчастный случай?
Гибаль отрицательно покачал головой:
– И родным будет затруднительно узнать их.
Адвокат из Тулузы повернулся к Аранеде и по-английски объяснил ему ситуацию. Какое-то время они напряженно переговаривались, пока вмешательство Тода не положило конец их беседе.
– Возможно ли увидеть… – Риньи запнулся, – тела?
– Кто эти господа?
– Это мэтр Аранеда…
Игнасио Аранеда кивнул.
– …из Боготы. Его клиента зовут Альваро Грео-Перес, они полагают, что один из покойников – сын дона Альваро. Что касается этого господина, – Риньи, отказываясь смотреть на Тода, не оборачиваясь, указал в его сторону, – если я правильно понял, это друг семьи Грео-Перес.
– И они только что прибыли в Тулузу?
– Именно так.
– Вы говорите, они были предупреждены вчера вечером?
– Да.
Профессор Гибаль позволил себе восхищенно присвистнуть:
– И кем же?
– Не вижу, почему это может быть важно.
– Это важно, мэтр Риньи, поскольку ваши «друзья» прибыли с другого конца света почти в то же время, что и трое чертовых – простите мне это выражение – покойников, обнаруженных всего в часе езды отсюда. И похоже, ваши «друзья» совершенно уверены в том, кто эти жертвы, а вот нам их имена пока неизвестны. Я говорю «жертвы», ибо именно так вам следует называть их в будущем, поскольку они являются объектом судебного расследования по разряду «умышленное убийство». – Врач развернулся, чтобы уйти. – А теперь, если вы изволите подождать здесь, мне надо позвонить.
Первый звонок поступил к Массе дю Рео, когда он еще находился в двадцати километрах от Тулузы. Он снял трубку в кабине, выслушал компьютерного оператора, приказал соединить его с гражданской телефонной сетью, снова что-то слушал, задал несколько вопросов, озабоченно ответил профессору Гибалю и положил трубку. Затем он попробовал связаться с Кребеном, потом со своим аджюданом в Сен-Мишеле. Безуспешно. Раздосадованный, взглянув на часы, он оставил обоим сообщения. Несмотря на позднее время, ему хотелось бы иметь возможность хотя бы поговорить с аджюданом.
– Планы меняются, едем в Рангёй.
Второй звонок раздался несколько минут спустя. Из казармы. Из Испании только что прибыл человек от Guardia Civil.Их привлекли по просьбе…
– Подполковник Массе дю Рео, командую следственным отделом Тулузы.
– Капитан Мигель Баррера… Из Мадрида.
– Мы ждали вас завтра. Сожалею, что сегодня вас никто не встретил.
– Я хотел прибыть неожиданно. – Его французский был правильным, с легким испанским акцентом и слегка шепелявыми «с».
– И правильно сделали. Вы офицер отдела взаимодействия?
– No, Antidroga. [50]50
Нет, отдел но борьбе с наркотиками (исп.).
[Закрыть]– Прошло несколько секунд. – Подполковник?
– Этот Руано, которому принадлежит внедорожник, один из ваших объектов?
– Да. Он и двое других, которые нас… интересующих нас, три дня назад ушли от слежки.
– Исчезли?
Новая пауза.
– Как вы полагаете, когда я смогу увидеть… cuerpos,тела?
– В самое ближайшее время. – Массе дю Рео на мгновение задумался. – Аранеда, Грео-Перес – эти имена вам что-нибудь говорят?
– Одного из двоих других desaparecidos [51]51
Исчезнувших, пропавших без вести (исп.).
[Закрыть]зовут Грео-Перес. Разумеется, надо поговорить, но сначала я хотел бы видеть трупы.
– Там с вами рядом есть жандарм?
– Да.
– Передайте ему трубку.
– Вы закончили? – В голосе никакого волнения, простой вопрос, требующий простого ответа.
– Почти.
Держа пистолет на виду, мотоциклист сидел на стуле у входа в комнату Зоэ. Чтобы наблюдать за ужином малышки. Он всмотрелся в лицо Стефани. «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что…» Она явно растягивала удовольствие, и он улыбнулся ей с полным безразличием.
– У вас две минуты.
Мать и дочь переглянулись, потом Зоэ уставилась на незваного гостя, постаравшись сконцентрировать в своем взгляде всю злость, на какую только была способна. Она перестала плакать, но глаза еще были красные. У Стефани тоже.
Они поспешно завершили ужин, и двое взрослых в молчании покинули комнату. Запирая девочку, мотоциклист слышал, как она спрыгнула с кровати, чтобы прильнуть ухом к двери. Он повернул ключ в замке, сунул его в карман и, подталкивая перед собой женщину, стал спускаться.
– Посуда, а потом в подвал.
– Там холодно, нельзя ли…
– Я принесу вам другие одеяла.
– Я запрещаю вам рыться в наших вещах!
– Посуда! – Дулом пистолета он указал на раковину и хромая проковылял от Стефани почти к самому концу обеденного стола. Она не двинулась с места.
– Не забудьте: с вами или без вас.
По щеке женщины скатилась одинокая слеза. Чтобы успокоиться, она вытерла лицо, шмыгнула носом и приступила к уборке.
– Кто вы? – Она включила воду. – То есть я хотела сказать… мне просто интересно, как можно превратиться в такого подонка, который срывает зло на детях. – Стефани обернулась к мотоциклисту. – Вы из тех, над кем издевались в детстве, и теперь мстите обществу, да?
– Поторапливайтесь.
– А что, мои вопросы вас смущают? – Пауза. – Тогда почему? Может, ваш отец бил вас или, что похуже, изнасиловал вас, когда…
– Я не сумасшедший, мадам Пети́, хотя вам очень хотелось бы так думать. Мне платят, вернее, платили за то, что я хорошо делаю свою работу. Хорошо платили. Потому что я всё, что угодно, только не сумасшедший. И чтобы зарабатывать на жизнь, мне случается убивать людей. И их детей тоже, если в этом есть необходимость. – Мотоциклист склонил голову набок. – Неужели такая необходимость появится? – Он снова махнул пистолетом в сторону раковины. – Посуда.
