Текст книги "Почтенное общество"

Автор книги: D. O. A.

Соавторы: Доминик Манотти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Когда Парис входит в небольшое кафе пятнадцатого округа, Перейра уже там. Перед ним на стойке развернут «Журналь дю диманш», в правой руке чашка. Мужчины приветствуют друг друга. Заказывается вторая чашка кофе.

Перейра складывает газету и пристально разглядывает своего шефа:

– Не скажу, что блестяще выглядишь. Плохо спал?

Парис кивает.

– Праздник дома?

– Всю ночь ворочался. – Парис одним глотком допивает кофе и делает знак бармену. – Еще один. – Они умолкают. – Возвращаясь домой, я всякий раз спрашиваю себя – зачем? – Снова воцаряется молчание. Приносят кофе. Парис берет чашку. – И, честно сказать, мне плевать. Я устал. – Он поворачивается к своему заместителю. – Тебя шокирует, что я тебе об этом рассказываю?

Перейра – примерный отец семейства и счастлив в браке. Он мог бы много сказать о том, что это такое. Но жизнь и профессия научили его, что в этом вопросе советы часто совершенно бесполезны.

– Мой старший сын до сентября на практике в Англии, если хочешь, я могу дать тебе ключи от его квартиры.

Парис качает головой, его лицо светлеет. Звонит мобильник. Контора.

– Слушаю!

Проходит несколько секунд, потом в течение примерно двух минут Парис обменивается со звонившим обрывками фраз, после чего телефон возвращается на свое место в карман, откуда и был извлечен.

Фишар только что пришел в контору.

– В воскресенье утром? Его тоже жена достала?

Парис иронично скривился:

– У него информация. На Субиза.

– Уже?

– Там, в Бово, [3]3
  На площади Бово находится Министерство внутренних дел.


[Закрыть]работают как заведенные. Примерное проворство.

– Ты просто воплощение пессимизма. И что говорят шпионы?

– Субиз на хорошем счету и всякое такое вплоть до его прикомандирования к службе безопасности Комиссариата по атомной энергетике. Работал он там три года. В министерстве нет никаких его личных вещей и, соответственно, ноутбука, после его ухода даже следа не осталось. Так они, по крайней мере, утверждают.

– Это все?

– Нет, было приведено множество имен возможных недоброжелателей. Большинство связано с последним местом прикомандирования.

– Теперь все?

Парис кивает.

– Да, не разживешься.

– Странновато для человека, прослужившего в конторе двадцать лет, из которых двенадцать в Центральном разведывательном управлении.

– Что ты об этом думаешь?

– Что пока мы предоставим Тома нарыть все, что он сможет, про официальных недоброжелателей. Я перезвоню ему, когда мы выйдем из кафе. – Пауза. – А на самом деле, как ты думаешь, с чего бы это вдруг тебя вот так внезапно приняли в воскресенье утром?

– Чтобы простой офицер службы безопасности был принят главой Комиссариата по атомной энергетике? – Перейра пожимает плечами. – Меня теперь ничего не удивляет. Я тебе уже говорил, я не такой, как ты, я не…

– Пессимист, знаю. – Морщины на лице Париса впервые за утро разгладились. – Давай зайдем к Кардона. Ну, хоть что-то сделаем. Фишар, судя по всему, не оценил наших утренних действий. Ему бы хотелось постоянно быть в курсе. Значит, на встречу с атомным королем, но без фанатизма.

– Ты же меня знаешь. Я всегда с почтением относился к хозяевам.

Парис снова улыбается. Расплачивается за три кофе и спешит за Перейрой на улицу Леблан.

Перейдя ее, они оказываются у входа в официальную штаб-квартиру комиссариата.

Охранник открывает перед ними тяжелую дверь, запертую на двойной оборот ключа:

– Входите, господа, вас ждут. – Голос отдается эхом в пустынном вестибюле. Охранник проверяет удостоверения личности, затем провожает полицейских к лифту.

Седьмой этаж. Длинный коридор, ни единого звука. Они проходят через первое помещение – три пустующих рабочих места, вероятно, здесь сидят штабные патрона – и останавливаются перед второй дверью. На этот раз охранник стучит и застывает в ожидании ответа.

Через дверь до них доносится строгий голос:

– Пусть войдут…

Полицейские оказываются в огромном, скорее, пустом помещении. Холодно. Их ожидает пятидесятилетний мужчина аскетической внешности. Худой, суровый, он под стать своему королевству.

Он один. Спокойный, уверенный в себе.

«Монах-воин, – проносится у Перейры в голове, – ретивый слуга республики».

Медаль офицера Почетного легиона для гражданских лиц, два диплома почетного доктора наук престижных университетов на имя Жоэля Кардона, «Ежегодник выпускников Политехнической школы» этого года, три фотографии: на одной – группа студентов. Политехники? Его выпуск? И на двух других – хозяин кабинета в компании серых кардиналов от политики. Эти детали только подтверждают первые впечатления Перейры. Парис протягивает руку хозяину и открывает военные действия:

– Петрюс Парис. Спасибо, что приняли нас столь быстро. Предполагаю, что майор Субиз был вашим близким сотрудником.

Лицо главы комиссариата остается столь же непроницаемо, только вокруг глаз собираются тонкие морщинки. Он поспешно прерывает физический контакт с Парисом и совершенно не обращает внимания на Перейру.

– Вы удивлены, что я здесь в воскресенье утром? – Кардона приглашает полицейских присесть к рабочему столу, напротив него. – Наши офицеры безопасности – это часть нашего штата, я бы даже сказал, наша семья, так что смерть одного из них – нечто из ряда вон выходящее. А смерть майора Субиза произошла при чрезвычайно трагических обстоятельствах. – Пауза. – Что вы можете мне сказать?

Полицейские переглядываются.

– Он был убит у себя дома, – начинает доклад Парис. – В ночь с пятницы на субботу, возможно около двадцати двух часов, и без идентифицированных свидетелей. Это единственное, что мы знаем определенно. Возможно, что, неожиданно вернувшись, он застал дома взломщиков. Но это лишь гипотеза. Мы продолжаем поиски как в его личной жизни, так и по службе. Были ли у него враги? Работал ли он над важными документами? Ваше сотрудничество было бы нам чрезвычайно полезно.

– Честно говоря, тут мне вам особенно нечего обещать. У майора Субиза были весьма разнообразные обязанности, которые зачастую прямо или косвенно касались секретов безопасности страны. Вы же понимаете, что в ядерной области эти секреты появляются практически сразу.

– Каковы же были эти обязанности?

– Напрямую я с ним не часто соприкасался. Но до вашего прихода я просмотрел его досье. Там выявляются два основных направления: личные расследования в рамках отбора персонала, ежегодные собеседования с некоторыми ключевыми фигурами нашей организации, контрольные посещения объектов, анализ внешних рисков – вот такого рода дела.

– То есть он мог привлекаться к принятию решений о найме или увольнении сотрудников? Или мог задеть кого-то из начальников?

– Возможно.

– В таком случае у него может быть множество потенциальных недоброжелателей! – Перейра впервые включается в разговор.

– Я про это ничего не знаю. Это не мое дело.

– Можем ли мы увидеть эти досье? – Перейра настойчив.

– Очень сомневаюсь. Однако мы не будем тянуть с внутренним расследованием, результаты которого мы вам, конечно, сообщим, как только они у нас будут.

Парис снова овладевает ситуацией:

– А второе направление?

– У нас есть некоторые сложности с определенными агрессивно настроенными группами экологов, выступающими против ядерных исследований, иногда они связаны с немецкими «Блэк блокс». Майор Субиз участвовал в их нейтрализации, насколько это было возможно. Все, естественно, в рамках закона.

– Он был замешан в недавних событиях?

– Да. И газеты, кстати, достаточно широко это освещали. Полгода назад в Маркуле весь наш главный штаб был блокирован в течение многих часов из-за запуска новой исследовательской программы. Человек десять экологов приковали себя цепями к входным дверям. Чтобы освободить проход, полиция была вынуждена резать цепи. Субиз занимался юридической стороной дела. И возможно, из-за этого однажды утром вся его машина оказалась измазана грязью. Ответственность за эту акцию взяла на себя небольшая группировка, действовавшая в Маркуле. Они утверждали, что это радиоактивная грязь, которую они набрали под Гаагой. Субиз подал жалобу, дело рассматривается.

– Вам известно название этой группировки и имена ее членов?

– Нет, это не мой уровень, я не вхожу в такие детали. Мы виделись с Субизом по этому поводу несколько раз, чтобы утвердить предложенную им стратегию. Мы пришли к заключению, что эти люди ввязались скорее в символическую и виртуальную борьбу, чем в прямые насильственные действия, и решили не придавать им широкой медийной огласки. Однако, возможно, мы ошиблись. Вы найдете все следы этого дела, опросив надлежащие инстанции.

– Борзекс… Вам что-то говорит это имя?

– Нет. Впервые слышу.

Ни один мускул не дрогнул на лице Кордона.

Парис спросил себя, искренен ли его собеседник или так блестяще играет?

– Это последняя подружка жертвы.

Кордона позволяет себе улыбнуться:

– Дорогой мой, с какой стати я должен знать эту даму? Меня не интересует личная жизнь моих подчиненных, да и с майором Субизом мы были едва знакомы.

– Субиз работал в этом здании? – продолжает Парис.

– Да.

– Можем ли мы взглянуть на его кабинет?

– Это обязательно?

– Даже необходимо. Не беспокойтесь, нам необходимо удостовериться, что ноутбука жертвы, который мы не обнаружили при осмотре квартиры, здесь нет.

– Конечно-конечно…

Парису показалось, что он уловил тень волнения, пробежавшую по лицу собеседника.

– Сомневаюсь, что мы найдем здесь что-нибудь интересное. Однако заверяю вас, что, если подобное произойдет, мы ничего не сделаем без вашего разрешения.

– Не сомневаюсь. – Кордона встает из-за стола, показывая, что беседа закончена. – Вас проводят. А я должен идти голосовать.

Полицейские прощаются с Кордона и следуют за охранником тремя этажами ниже. Он открывает им кабинет Субиза и застывает в проеме двери. Белый куб со строгой обстановкой и единственным окном, которое не открывается. В центре помещения, на рабочем столе, – новехонький компьютер.

– Такой новый, что даже еще не подключен, – иронично замечает Перейра. – Думаешь, они потрудились вставить в него рабочие программы?

Парис не обращает внимания на иронический выпад подчиненного и приступает к осмотру помещения.

В шкафу совершенно пусто, только канцелярские принадлежности. В ящиках стола – аналогичная картина. В комнате практически нет личных вещей, если не считать черно-белой фотографии скал Этрета́ в рамке на стене и выстроившихся в ряд кактусов на полке за креслом. Несколько журналов, книги.

Ноутбука, конечно, нет.

– Славно прибрались. Думаю, нет необходимости увозить отсюда компьютер. – Перейра оборачивается к охраннику. – Можем ли мы взглянуть на кабинеты других сотрудников службы безопасности?

– Это невозможно. У меня нет на это разрешения. И, кроме того, все они в Саклэ, в административном корпусе. Только у майора Субиза был тут кабинет.

Парис подходит к стене и принимается рассматривать фотографию скал под дождем.

На снимке виден силуэт женщины, она стоит спиной к фотографу на некотором расстоянии, повернувшись лицом к скалам. Густые светлые волосы… Возможно, это Борзекс. Этрета, романтические воспоминания. Неплохая композиция, но видно, что снимок любительский. Возможно, его делал сам бывший владелец этого кабинета.

Парис вполне мог бы снять нечто подобное. Он дважды ездил в Этрета с женой. Оба раза шел дождь. Парис вздыхает. Им больше нечего тут делать.

Последнее воскресенье апреля и первый тур президентских выборов. На углу очень тихой улочки в жилом квартале в близком предместье Парижа человек тридцать фотографов и операторов, болтая, коротают время перед входом в пункт голосования.

Черный «ситроен» с шофером и телохранителями останавливается перед дверями. Хорошо сохранившийся загорелый пятидесятилетний мужчина выходит из машины: энергичный вид, темный костюм, галстук. Это Герен – кандидат от правых, лидирующий во всех опросах.

Вспышки фотоаппаратов. Мужчина улыбается.

В машине его жена Соня: короткие черные волосы, ярко-синие глаза, скромное платье в белую и голубую полоску, короткий пиджак в таких же тонах, она увлечена телефонным разговором: «Нет, не настаивайте. Бриансона нет в программе кандидата… Мы отправим вам Боскена, он бывший горный проводник… Да, именно так. Жители Бриансона будут очарованы». Отключается, поднимает голову.

Герен нетерпеливо берет ее за руку и тащит за собой ко входу.

Снова целый каскад вспышек. Образ дружной семьи.

Герен шепчет, до боли сжимая Соне руку:

– Улыбайся. Если ты еще умеешь это делать.

Эжен Шнейдер, главный соперник Герена, проголосовал в новом городе большого Парижа. Глава его предвыборной кампании, друг детства и вечный товарищ Поль Дюмениль, приехал за ним на машине к выходу из пункта голосования.

– Что нового?

– Да ничего. По данным последних опросов, у тебя никаких шансов вырваться вперед. И во втором туре Герен опережает на четыре пункта. Тенденция стабильная.

– Хорошо бы раздобыть какой-нибудь компромат, чтобы послать в задницу этого мерзавца!

– И не мечтай. Мы уже перерыли все и не нашли ничего конкретного.

Взгляд Шнейдера скользит по тоскливой окружной дороге, нескончаемо бегущей в окошке машины. «Блевать тянет от этого типа, который играет в народного трибуна, а у самого вместо глаз евро».

– Избавь меня от своих пустых излияний, они голоса нам не принесут. – Дюмениль переводит взгляд на Шнейдера. – А ты неважно сегодня выглядишь.

– Я не могу без Мирей, – слышится в ответ хриплый голос Шнейдера.

– Может, стоило это предвидеть и не торопиться колотить ее?

– Колотить! Не преувеличивай. – После паузы. – Она забрала свою жалобу.

– Чтобы не мешать твоей предвыборной кампании. Умница.

– Я все еще надеюсь, что она вернется.

– Это, старичок, от меня не зависит. Зато, чтобы развеять тоску, я отвезу тебя пообедать в «Приёре». Непозволительная роскошь для кандидата в президенты.

Когда они подъезжают к Парижу, Шнейдер снова возвращается к предвыборным делам:

– Ты видел закон о европейском водяном реакторе во Фламанвиле?

– Да.

– Странный поворот. Не один месяц министерство Герена блокировало любое продвижение в этой области. Официально проект закона ненадежен, а этот идиот позиционирует себя как защитник окружающей среды. Однако всем известно, что он исподтишка работает кое на кого из своих хороших друзей. И до нового приказа возможный запуск реактора не входит в их планы. Ну и как ты объяснишь это изменение курса?

– Никак.

– Если Герен активизировался, значит у него есть веские основания. Ядерные программы всегда волнуют наш электорат, нам здесь нечем поживиться? Попробуй посмотреть.

Дюмениль пожимает плечами:

– Невелик труд. Посмотрю, что можно сделать.

Тома в 36-м доме вкалывал, не поднимая головы. Группа экологов, засветившаяся в инцидентах, про которые говорил Кардона, называется «Воины экологии». Их глава, можно даже сказать, гуру – некий Эрван Скоарнек, имя которого фигурирует в информации Центрального управления по Субизу. И встречается, кстати, чаще других. Парню всего двадцать шесть, а он уже засветился не в одном выступлении, которые от раза к разу становятся все агрессивнее. Стычки с охотниками, нападения на тех, кто носит шубы, рейды по лабораториям, где проводятся опыты на животных по искусственному оплодотворению. Дальше – больше. Захват зданий, остановка транспорта с радиоактивными отходами и блокировка сайтов по ядерной энергетике. Нанесение ущерба разной степени тяжести. Во Франции и за границей. И все это зачастую сопровождается самоуправством по отношению к стражам общественного порядка или представителям власти. В общем, организованная группировка.

А теперь еще и убийство?

Скоарнек живет в тринадцатом округе, на Альпийской площади. Почти рядом с Комиссариатом по атомной энергетике. Утро выборов, на улицах никого, и Парису совсем не хочется возвращаться домой. Он убеждает своего заместителя сделать крюк по бульвару Венсан-Ориоль и убедиться, имеют ли они дело с убийцей или с убежденным экологом. По дороге Перейра возвращается к встрече с Кардона:

– Красиво сработал.

– Да. – Пауза. – А возможно, дело тут просто во врожденной склонности к сохранению непрозрачности французских атомных программ.

– Можешь сказать все это еще раз, но понятным языком? Комиссариат существует уже пятьдесят лет и так или иначе контролирует все, что относится к французскому атому. Как исследования в военных целях, так и, главное, мирное использование, через «Арева». А Комиссариат – это очень крупный мажоритарный акционер «Арева». С промышленной точки зрения эта группа – курица, несущая золотые яйца. Вместе с Электроэнергетической компанией Франции она производит бо́льшую часть электроэнергии и обеспечивает наше мировое превосходство в этом вопросе. Мы первые в секторе, что означает десятки миллиардов евро. И главное, эту несушку ни в коем случае нельзя зарезать. Так что на всех уровнях следует молчать. Представляешь, что начнется, если люди станут задавать вопросы о возможных негативных последствиях?

– Это как чернобыльское облако, которое обошло нас стороной.

Парис кивает:

– И не только.

– Откуда ты знаешь?

– Это дело привело к нашему знакомству. – В голосе Париса звучит ирония. – Все началось с лавочки под названием «Центрифор», которая, в частности, производит центрифуги для атомных электростанций. И это серьезный конкурент компании «Сименс», являющийся в настоящее время поставщиком «Арева». «Пико-Робер групп» выкупила эту компанию при совершенно сказочных обстоятельствах, чтобы не сказать хуже. Как бы то ни было, в тот момент мне пришлось заняться этим вопросом. А у меня хорошая память.

Пауза.

– А если тут что-то другое?

– Что, например?

– Ну, если это не, как ты говоришь, болтовня для прикрытия…

– Мы еще повидаемся с генералом Кардона. – Парис щелкает языком. – Одного не могу понять, почему у одного Субиза был кабинет в штаб-квартире Комиссариата? И все так быстро убрали? И эта Борзекс…

– При чем тут она?

– А кто она, эта Барбара Борзекс?

– Хорошенькая женщина, которая любит покер.

– «Пико-Робер групп» торгует бетоном. Ядерным инфраструктурам бетон необходим. Много бетона. Борзекс – начальник юридической службы «Пико-Робер групп», поддерживающей тесные связи с властными структурами.

– Это им ты обязан своим сверхбыстрым продвижением по службе, которое тебя привело к нам? Ты бы поуважительнее с ними. Признайся, в Криминалке-то тебе лучше, чем в бригаде по финансовым нарушениям? Разве нет?

Парис стискивает зубы и смотрит на бульвар Огюста Бланки, куда они только что свернули.

– Извини.

Тишину в машине нарушает только шум мотора и приглушенное бормотание «Радио Люксембург». Радиосвязь выключена. Парис шарит по карманам в поисках сигарет, бросает свое занятие и трясет головой, как бы отвечая самому себе:

– Это тут рядом.

– Что?

– Штаб-квартира финансовой бригады совсем рядом со Скоарнеком.

Перейра вытаскивает пачку жевательной резинки и протягивает шефу.

– Спасибо. – Парис высыпает на ладонь несколько драже и возвращает пачку Перейре. – Мне, знаешь, нравилось то, чем я занимался.

– Знаю. Хотя понять не могу.

– Когда меня пихнули в тридцать шестой – раз, и на тебе! – я понял, что моя работа ничего не стоила. Да и сам я тоже.

– Будь наши начальники настоящими мужиками, такого бы не случилось.

– Ошибаешься, начальники такие же парни, как мы с тобой, у них тоже нет выбора. Все потерять или потихоньку ронять собственное достоинство. Именно так я и сделал: заткнулся и принял свое повышение. И когда сейчас я вижу, чем мне приходится заниматься, не могу понять почему.

– Ты отличный полицейский. И не один я так думаю.

Снова молчание.

– Если Субиз подцепил Борзекс не по своей личной инициативе, – Перейра сменил тему, – нужно подумать, для чего он это сделал.

– И для кого. Очевидно, что не для людей из Бово, потому что он больше там не работал.

– Что нас возвращает к Кардона и – как там ты сформулировал?

– Врожденная склонность к сохранению непрозрачности французского атома.

– Могу поспорить, что мы еще вернемся в Комиссариат по атомной энергетике.

– Может, и нет. Мы, то есть, я хочу сказать, я… возможно, я что-то себе напридумывал. Та фотография, что в кабинете у Субиза…

– Скалы, что ли?

– Думаю, на ней Борзекс. Эта фотография очень личная, даже какая-то интимная. Возможно, там все было искренне.

Перейра в сомнении качает головой:

– Проверим. Пока что одно для нас ясно: нам нужен ноутбук, которого у нас нет. А он должен быть очень крутой, потому что если полицейского грохнули из-за этой штуки, то цены ему просто нет.

Парису виден профиль Перейры, тот хищно улыбается, не отрывая глаз от дороги. Его заместитель – ищейка, которая любит запах крови. И на этот раз жертвой стал коллега, если можно так сказать, почти член семьи.

Машина сбавляет ход рядом со стоянкой, и они паркуются на бульваре, в пятидесяти метрах от пункта назначения.

По указанному адресу они находят мечтательного консьержа, который, стоит только им извлечь свои трехцветные удостоверения, тут же выкладывает, что квартира мальчиканаходится в доме во дворе, под самой крышей. Нет, сегодня утром он его не видел, ему только и есть дела, что смотреть, кто входит и выходит. Однако, если припомнить хорошенько, вчера он его тоже не видел.

Ворчун снова запирается у себя в каморке, а полицейские проходят во двор. Лифта нет, они поднимаются по крутой лестнице с вытертыми от времени до блеска ступенями. У двери Скоарнека они останавливаются и стучат. Тишина. Ждут несколько секунд и стучат снова, на этот раз уже сильнее, и сопровождают свои действия словами. В конце концов, воскресенье, и Скоарнек может спать без задних ног после весело проведенной ночи.

Им никто не открывает, но на площадке этажом ниже появляется мужчина и кричит, чтобы они прекратили шуметь:

– Ночью, днем! Сегодня воскресенье, черт возьми! Никогда покоя нет!

Парис спускается на несколько ступенек и оказывается перед тридцатилетним мужчиной с всклокоченными волосами, в футболке и трусах.

– У вас проблемы с верхними соседями?

– А вы кто?

Парис показывает трехцветное удостоверение, и мужчина тут же вытягивается по стойке «смирно».

– Так у вас были с ним проблемы?

– Да не особые. – Пауза. – Просто ему с дружками наплевать, тихо они себя ведут или нет.

Этажом выше Перейра снова барабанит в дверь.

Сосед Скоарнека перестает рассматривать собственные ноги и произносит:

– Да нет его там.

– Откуда вы знаете?

– Позавчера они меня разбудили посреди ночи, когда сваливали отсюда. Устроили самый настоящий бардак. И никак им было не успокоиться.

Парис перебивает его:

– Они – во множественном числе?

– Ну да… Этот парень сверху и еще один. И девка с ними, по-моему.

– Почему вы говорите, что они уехали?

– Потому что они не возвращались.

– Вы могли не слышать.

– Когда этот тип дома, я знаю. Перегородки здесь из папиросной бумаги.

– В котором часу они устроили эти ночные гонки?

– Часа в два ночи.

Скоропалительное бегство, сопоставимое со временем убийства Субиза.

Тоном, не терпящим возражений, Парис приказывает соседу одеться, потом зовет Перейру и отправляет его за консьержем. Если повезет, у того должен быть запасной ключ от квартиры Скоарнека, и им не придется ломать дверь. И второй свидетель пригодится при обыске.

Нескольких минут хватило на то, чтобы напомнить всем о принципе совершения очевидного преступления и прекратить всякие возражения, и Парис проникает в квартиру Скоарнека. Ему нужно лишь взглянуть, чтобы до прибытия вызванных на подмогу остальных членов группы и дознавателей убедиться, что все в порядке. Он вошел один, чтобы ничего не нарушить. И еще, чтобы доставить себе удовольствие.

Парис очень ценит эти минуты. Приятное открытие, которое он сделал для себя в Криминальной бригаде: войти первым в жилище жертвы или подозреваемого, попробовать почувствовать того, кто там живет и как.

Или кто здесь жил.

Первое, что он замечает у Скоарнека, – это совершенный бардак. Результат не поисков, а присутствия крайне неряшливого человека. Парису это знакомо, у него дома такая же картина, методичен он только в работе.

Это однокомнатная квартира, не очень большая, светлая. Окно оставили открытым, и в него виден кусок неба над цинковыми крышами. Парис подходит к окну: внизу тихий мощеный двор. Он глубоко вздыхает, потом еще раз. Ему здесь нравится. На этажерках справа громоздятся книги, раскладной диван, покрывало из грубой шерсти с экзотическими мотивами, на стенах афиши, практически всюду журналы и какие-то бумаги. В углу, где устроена кухня, – стаканы, немытая посуда, полное мусорное ведро. В глубине комнаты под окном подержанный письменный стол с раскиданными на нем компьютерными проводами.

Компьютера нет и здесь.

Унесли или украли?

Парис входит в ванную. На полках, в шкафчике под раковиной и в туалетном шкафчике с зеркалом над ней – ничего, кроме самых привычных вещей. Однако нет самого главного – туалетных принадлежностей: зубной щетки, пасты, расчески или щетки, дезодоранта. В душевой кабине нет геля для душа и шампуня. Нет сумки для туалетных принадлежностей.

Взяли с собой только самое необходимое. Опаздывали.

Или бежали?

На грязном фаянсе раковины остатки мужской щетины и довольно много волос. Короткие темные, почти каштановые, довольно плотные. И очень длинные, тонкие. Темные. Девичьи.

– Не ее ли слышал сосед Скоарнека позавчера ночью?

Над унитазом на стене кнопками прикреплена репродукция афиши 1968-го «Откройте глаза, выключите телевизор!». В правом нижнем углу кто-то нарисовал толстую желтую утку – выглядит как подпись и что-то ему напоминает. «Что же это, черт! Что-то из детства?» Парис вспомнил деда. Вздохнул, память ему решительно изменяет, он улыбнулся – что ж поделаешь? Плетеная корзина для грязного белья. Он поднимает крышку, заглядывает внутрь. Заполнена наполовину. Среди всякого барахла Парису бросается в глаза оригинальная футболка. Сочетание черного и цвета морской волны. Точно женская.

Могла ли здесь жить девушка?

Попробовать выяснить, кто она. Скоарнек сейчас может находиться у нее.

Парис бессознательно сует футболку в карман и возвращается в комнату.

Взгляд на Перейру и свидетелей, ожидающих на лестничной площадке, потом осмотр помещения продолжается. Все это напоминает ему студенческие годы. Он жил в таких же квартирах. С девушками, которые иногда забывали вещи. Или оставляли их, чтобы пометить территорию.

Литература на полках весьма заумная: ситуационисты, философы восьмидесятых-девяностых, несколько основополагающих марксистских и анархистских текстов. Конечно, экологическая пропаганда, частично на английском. И множество детективов. Американские, итальянские, много французских – естественно, Маншет, Дененкс, Идзо, Фажарди, графический справочник стоит на той же полке, но дальше, рядом с Селином. Классики. Книги растрепанные, множество раз читанные.

Книги в большинстве своем Парисом тоже читаные-перечитаные.

Скоарнек – парень образованный, думающий. Может быть, по-дурацки, но думающий. И теперь он в бегах. Почему?

У этажерок на полу картонные коробки. В беспорядке. На лицевой стороне каждой маркером обозначено название организации, к которой относится содержимое коробки: банк, Электроэнергетическая компания Франции, «Французские мобильные телефоны»… Почти все они пусты. Чтобы не оставлять следов. Предположение о бегстве подтверждается.

Скоарнек вполне вероятный подозреваемый. По крайней мере двоих видели, когда они убегали из здания, где жил Субиз. Несколько часов спустя трое покидают дом Скоарнека.

Его окликает Перейра: прибыли полицейские, пора уступать место.

В холле большого парижского отеля группа мужчин, отвечающих за предвыборную кампанию Герена. Пьют виски, чтобы скоротать время. Настроение приподнятое, никакого напряжения, путь свободен.

Перед входом в отель останавливается машина. Из нее выходят Герен с женой. Камиль Гезд, глава предвыборного комитета, от взгляда которого ничего не ускользает, тут же увлекает Герена за собой.

Соня делает вид, что ничего не заметила, и одна входит в гостиницу.

Гезду, как и кандидату, около пятидесяти. Это очень высокий, очень худой и узколицый человек с крупным носом. Спина у него согнута, он склоняется над собеседником, руки болтаются вдоль туловища – вылитый аист, откладывающий яйцо. А в остальном умен, правда меньше, чем сам полагает, с полным отсутствием чувства юмора и призванием серого кардинала. Герен доверяет ему, поскольку никак не может представить Камиля своим соперником.

– С Субизом разобрались, – шепчет тот на ухо Герену и сует ему в карман CD-ROM.

– И чем это пахнет?

– Это плохо пахнет. Сам увидишь… Субизу, а значит, и Комиссариату по атомной энергетике известно практически все. Мы слишком поздно выявили, что Субиз окучивает Борзекс. К этому моменту все уже совершилось.

Лицо Герена вытягивается.

– Думаешь, Комиссариат воспользуется этим во время выборов?

– Думаю, нет. Не в их привычках. Они напрямую не вмешиваются в политику, не таким образом. – Гезд выдерживает паузу. – А вот Кардона может серьезно навредить партии левых радикалов…

Герен выпрямляется:

– Идем. Нас ждут.

– Иди вперед, я догоню.

Гезд ждет, пока за его шефом не закроются двери, и направляется к стоянке автомобилей.

В самой глубине в другом черном седане ожидает заказчик кражи со взломом, из Центрального управления общей информации.

– И что?

– Я отдал ему диск, как договаривались.

– Как он отреагировал на смерть Субиза?

– Я ему не сказал. Не сейчас. Нет никакой спешки. В прессу еще ничего не просочилось. Подождем результатов первого тура, они неплохие, и это смягчит удар. И потом у вас будет время на ответные меры. У Криминальной полиции, возможно, уже появятся подозреваемые, когда я им преподнесу эту новость.

– Хотелось бы надеяться.

– Для вас это было бы действительно неплохо, Мишле. И для меня тоже. Начальство вас не достает?

– Директору информационной службы прекрасно известно, что я ваш человек, а значит, возможно, и нового президента. А поскольку его заботит собственное будущее, он предпочитает не задавать вопросов и предоставляет мне свободу действий. Да и вообще им удобнее делать вид, что ничего не происходит…

– Предупредите, если ситуация изменится.

Они прощаются, и супрефект Мишле отбывает со стоянки, а Гезд возвращается в холл гостиницы.

Почти сразу после своего приезда в Париж Нил отправляется на улицу Фобур-Сен-Мартен, в небольшую квартирку, которую снимает для дочери, упорно не отвечающей на его телефонные звонки.

Лифта нет. Он поднимается на пятый этаж, звонит в дверь. Тишина. Нил бросает взгляд на часы: три часа дня – ничего удивительного, ей есть чем заняться. Он спускается, заходит к консьержке, где в сборе все семейство. Нил обворожительно улыбается, против его английского акцента устоять невозможно, и консьержка находит время ему ответить: