Текст книги "Мир без огня: На перекрёстке у рисовых полей (СИ)"

Автор книги: ComradFelix

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Учительница вконец обмякла и повалилась на пол. Послышался душераздирающий крик Аи. Её истерику подхватили и остальные. Кричали в страхе все. Все, кроме Харуки. Харуки, которая с безумными глазами прижимала к груди тетрадку и жалась в угол.

Тени, что находились за окном, неспеша поползли к школе. Кажется, это конец. С нами будет то же, что и с Ханакири-сенсей? Некий инстинкт внутри заставил крепко зажмурить глаза. Рёв девочек не прекращался. Я слышал эту какофонию голосов. Неестественно истеричный и протяжный вой Уми. По-детски высокий писк Аи. Болезненный и отчаянный плачь Рико. Всхлипы и шёпот Юри. Безумное мычание Харуки. А что насчёт меня? Я закрыл глаза…

***

Что-то тёплое зашевелилось у меня на плече. Я разомкнул веки. Дом дяди Ёичи, раннее утро. Часы уверяют меня, что сейчас всего-то шесть утра. Какой же отвратительный и кошмарный сон. Рядом на моём плече спит Харука.

Я аккуратно провёл рукой по её волосам. Жёсткие и упругие, они прилипли к моей ладони тонкими линиями. Моему взору открылись слегка оттопыренные уши. И всё же, они выглядят очень забавно.

Харука спала крепко и не чувствовала моих прикосновений. Под тонкими веками быстро бегали зрачки. Может, она тоже видит какой-то кошмар? Несмотря на болезненный вид, кожа у Харуки была очень гладкой. А белизна создавала ощущение фарфорового лица.

Я прикоснулся к её щеке. Мягкая и прохладная. Это прикосновение девочка почувствовала, сонные глаза непонятливо уставились прямиком на меня.

– Кажется, мы немного засиделись, – констатировал я.

Как и во сне, Харука вскочила с места и без объяснения причины ринулась к выходу. Как и во сне, я схватил её за руку.

– Не убегай.

Харука раскрыла тетрадку и вытащила из кармана карандаш. Те же корявые иероглифы, та же трясущаяся кисть: «Мне нельзя ночевать вне храма! Нанаки-сан запрещает ночевать вне храма!»

– Не убьёт же он тебя, – у меня сохранялось стойкое ощущения дежавю. – Пойдём, мы ему всё объясним.

Девочка нервно поджала губы, но всё же согласилась. Я надел свои кроссовки и вместе с Харукой выбрался наружу. Солнце только начинало подниматься из-за холмов, а на улице всё ещё сохранялась вечерняя прохлада.

Харука торопилась, быстро и неуклюже перебирала ногами, постоянно оглядывалась на меня и подгоняла жестами. Вот, показался перекрёсток у рисовых полей. Здесь, во сне, я встретил Рико. Однако сейчас здесь не было никого. Пустой и тихий перекрёсток.

Надо же, какая глупость приснилась. Хинай? Тени? Смерть дяди Ёичи? Смерть Ханакири-сенсей? Порой я удивлялся, на что способна моя фантазия.

Довольно скоро, торопливым шагом, мы преодолели перелесок и перед глазами предстал храм. На площади, с крайне недовольным лицом, нас поджидал Нанаки-сан. Я приготовился оправдывать Харуку.

– Ты была там? – жрец начал со странного вопроса.

Харука показала что-то на языке жестов.

– Не юли! – голос Нанаки был неестественно жёстким. – Я тебя много раз предупреждал, чтобы не ночевала вне храма. А если бы с тобой что-нибудь случилось?!

Харука снова принялась активно размахивать руками.

– Ты знаешь, что ночевать в деревне опасно! – наконец, храмовник заметил и меня. – Чем вы там занимались?

Бледное лицо Харуки залилось румянцем.

– Ничего такого Нанаки-сан! – в разговор включился я. – Был лишь чай и телевизор. Мы просто засиделись! Поверьте, Нанаки-сан!

Жрец тяжело вздохнул и печально посмотрел мне в глаза. Он уселся на одну из лавочек и устало потёр лицо.

– Видать, вы не поняли, что произошло.

– Произошло?

– Вы побывали в Хинае, верно? – голос его стал ещё более хриплым, чем обычно.

Я ничего не ответил. Вернее, сперва я даже не понял, что Нанаки имеет в виду. Лишь через пару секунд пришло осознание, что он знает про мой сон. Харука, стоящая рядом, оживилась и подбежала к Нанаки.

– Так я и думал, – продолжил мужчина. – И кто умер в этот раз?

– Ха… – слова, просто не выходили. – Ханакири-сенсей.

– Жаль, – мрачно произнёс Нанаки. – Хорошая была женщина. Отзывчивая.

***

Сегодня у школы не было никого, кроме Рико. Девочка одиноко качалась на одинокой качели и смотрела на, теперь уже одинокую, школу. Абсолютно пустой и невыразительный взгляд. Потерянный. Исчез ребяческий задор, исчезла глуповатая улыбка, исчезла Рико. Осталась лишь блеклая тень.

Мы не видели, как хоронят Ханакири-сенсей. Никто не видел. Тело вынесли из её дома и унесли куда-то в сторону выезда из деревни. А погода всё не портилась. Прекрасное голубое небо, пышные облака и палящее солнце.

– Однажды в детстве, в классе, кажется, пятом, – раздался голос Рико, – мы с Юри поссорились. Ва, из-за какой-то глупости поссорились. Мы дулись друг на друга и не разговаривали. Ханакири-сенсей не стала с нами беседовать, мирить нас. Она просто оставила нас обоих на дежурстве. Тогда мы с Юри даже подрались.

Ханакири-сенсей была неважным педагогом. Не знала, как общаться с проблемными детьми. Но всё же, она всегда находила к нам подход. Раньше казалось, что Ханакири-сенсей знает всё-всё на свете и нет ничего, чего она не могла бы объяснить.

– Она защитила нас… – но Рико меня перебила.

– Нет, – голос её был ровным, спокойным и каким-то отстранённым. – Это мы распустили Юри. Я всегда считала, что Уми неправа. Мы воспитали из Юри эгоистку. Слишком много ей позволяли. И вот что случилось. Если бы она не начала кричать, ругаться и обзывать Ханакири-сенсей, тени бы не прилетели.

– Вы не причём, по-другому нельзя было.

– Можно, – она встала с качели. – Если бы прошлой зимой мы нашли к ней другой подход. Если бы не сделали по-дурацки! Если бы не делали из Юри центр вселенной! Сейчас всё бы было хорошо!

Странно. Речь Рико изменилась. Она говорила серьёзно, строила предложения, как взрослый человек. И это пугало. Это была уже не та девочка на велосипеде, что восхищалась моими кроссовками.

– Пойдём на пляж, – Рико успокоилась. – Хочу на пляж.

Я лишь сдержанно кивнул и зашагал за Рико.

И снова перекрёсток. Я впервые ступил на третью тропинку. Ощущение, словно я открыл для себя иной мир. Сделал что-то совершенно новое. Казалось, будто я первый человек на луне. Однако это глупое ощущение очень быстро прошло.

Наш путь лежал через странного вида поляны. Они, словно проплешины, неестественно образовались посреди леса, заросшие лишь ярко-зелёной травой. Даже цветов здесь не росло. Я нагнал Рико.

– Странные поляны. Здесь что-то было?

– Ничего странного. Обычные полянки. Иногда я любила полежать здесь.

– Правда?

– Ва, особенно зимой! – она хихикнула. Хихикнула, как обычная Рико. – Знаешь, здесь выпадает много-много снега! И ты с разбегу падаешь в сугроб и смотришь в небо! А вставать уже и не хочется. У тебя такого никогда не было?

– Ни разу.

– Ва! Тебе нужно обязательно попробовать! Это очень весело.

Берег. Мягкий песок. Настолько мягкий, что ноги глубоко в него проваливались. На пляже пусто: ни лежаков, ни зонтиков – ничего. Просто дикий пляж. Недалеко от нас небольшой скалистый выступ, о который ударялась вода, разлетаясь в разные стороны, вздымаясь белой пеной.

Рико прошлась вдоль моря, помочила ноги в накатывающих волнах, взглянула на далекий горизонт. Девочка уселась на песок, поджала под себя ноги и глубоко о чём-то задумалась. Я сел рядом.

– Родители предупреждали меня об этом, – отстранённо начала Рико. – Всех нас предупреждали. Мы с детства знали, что Сатомори нельзя покидать. Но сестра Юри, однажды, не выдержала. Она и ещё пара старшеклассников угнали машину и попытались уехать из деревни. С тех пор о них никто ничего не слышал. Но знаешь, мне почему-то кажется, что Исияма-сан жив.

– Кажется?

– Не знаю почему, – она пожала плечами. – Вот, кажется и всё. Исияма-сан не из тех, кто так просто сдаётся. Я думаю, он жив.

– Как думаешь, что теперь будет?

– Не знаю, – с моря подул холодный ветер. – Я никогда ничего не знала и не понимала. И, если честно, не особо и хочу. Пускай живётся, как живётся.

Девочка вытащила из песка небольшой камешек и закинула его в воду.

– Я бы хотела проведать Аи, – Рико поднялась с песка и оттряхнула юбку. – Пойдёшь со мной?

– Конечно, – я также спешно вскочил.

***

Домик Аи находился в центре деревни. Пожалуй, он выглядел самым ухоженным из всех его окружающих. Двухэтажное здание, огороженное невысоким декоративным заборчиком. Во дворике самодельные качели из покрышки, пустая собачья будка и небольшая клумба, на которой ничего не росло.

Рико нажала на дверной звонок. Раздался мелодичный сигнал. Буквально через пару секунд дверь открыл мужчина. Тот самый мужчина, которого я встретил в храме перед поездкой в аквапарк. Сейчас его лицо не было столь грозным. Одет он был в простенькие, слегка растянутые, штаны и выцветшую серую футболку. Однако, белых перчаток он не снимал.

– Добрый день, Комаэда-сан, – поприветствовала его Рико. – Аи-чан у себя?

– Ах, Каватсуки, – мужчина добродушно улыбнулся. – Аи сейчас не в лучшем виде. Ну… сама понимаешь.

– Мы пришли её поддержать, – девочка задорно улыбнулась. – Это Тору-кун, он теперь наш друг и сосед.

– Тору-кун? – мужчина кинул на меня серьёзный взгляд. – Знакомое лицо у тебя.

– Мы встречались. В храме. Помните? – неудивительно, что он меня забыл. – Вы о чём-то спорили с Нанаки-саном.

– Ах да, Нанаки-сан… – мужчина хотел что-то добавить, но сдержался. – Рад, что у моей дочери есть такие друзья. Проходите, не стойте на пороге.

Внутри домик также выглядел очень цивильно. Однако было заметно, что в нём не хватало женской руки. Пыль не протиралась уже очень давно, многие вещи, определённо, стояли не на своих местах, на спинках стульев, кресел и диванов можно было обнаружить несколько слоёв одежды.

Я поднялся на второй этаж, следуя за Рико. Наверху расположилась всего лишь одна дверь, из-за которой раздавалось множество голосов, громкие звуки и ненавязчивая бодрая мелодия. Моя спутница снова постучала в дверь и приоткрыла её.

На небольшой односпальной кровати лежала Аи. Девочка выглядела жутко. И дело даже не в безразличном взгляде, бледности или абсолютном отсутствии реакции. Аи лежала на кровати и просто уставилась в экран телевизора, где шло какое-то аниме.

Нас Аи даже не заметила, а продолжила смотреть. Там, по другую сторону экрана, шла комедия. Кажется, та самая, от которой так фанатели Харука и сама Аи. Всё в её комнате было уклеено плакатами с персонажами из этого аниме, на полках тонны манги, на столе ряд довольно качественных фигурок.

Под телевизором стоял включённый DVD-проигрыватель. Судя по всему, Аи смотрела серии на репите. Раз за разом пересматривая одно и то же, постепенно сходя с ума.

– Аи, – Рико села рядом с подругой.

– Новые серии второго сезона ещё не вышли, – прохрипела Аи. – Мне надо их дождаться.

– Аи, сколько ты уже так лежишь?

– Яширо-кун обязательно должен встречаться с Цуей, – девочка будто не слушала, что говорят ей. – Иначе я очень расстроюсь.

– Аи, ты ела?

– Там была такая смешная серия, – Аи продолжала. – Знаешь, они, как и мы, пошли в аквапарк…

– Тору, – Рико развернулась ко мне. – Выключи пожалуйста.

Я кивнул, подошёл к телевизору и щёлкнул на кнопку. Экран погас, звук прекратился. Аи, на какое-то время, также замолчала. Но ненадолго:

– Включи! – закричала она. – Верни! Включи назад!

Девочка вскочила с кровати, но затёкшие ноги не дали ей сделать и шагу. Аи повалилась на пол. Она попыталась встать, но, видимо, за всё то время, что она здесь лежала, конечности её совсем онемели.

Когда Аи поняла, что я всё равно не включу телевизор обратно, она обречённо уткнулась лицом в пол и замолчала. Ни всхлипывала, ни плакала, ни кричала. Просто замолчала.

– Аи, послушай… – Рико не успела договорить.

– Не хочу, – пробубнила девочка. – Не хочу слушать!

– Аи, послушай меня!

– Не хочу! Включите мне телевизор!

– Аи, прекрати!

– Уходите! Включите мне телевизор и уходите! – она не переставала капризничать.

– Аи! – Рико вскочила с кровати. – Ханакири-сенсей отругала бы тебя за такое!

– Но Ханакири-сенсей больше нет, – Аи перевернулась на спину и с трудом поднялась с пола. – Ханакири-сенсей умерла. Меня больше никто не отругает. Мне больше никто не нужен. Никто, кроме моего телевизора и аниме.

Раздался шлепок. Аи схватилась за левую щёку и замолчала. Я впервые видел Рико такой. Серьёзной, сосредоточенной и злой. Я был уверен, что передо мной совершенно другой человек, что передо мной не Рико, а Каватсуки Морико.

– Если это так, – продолжила Рико. – То Ханакири-сенсей не стоило умирать из-за таких, как ты.

Губы Аи затряслись. Она держалась какое-то время, однако, в итоге, расплакалась. Как всегда по-детски откровенно и громко. Аи всегда оставалась собой. Ей было страшно, ей было одиноко, ей было больно, потому она и плакала. Плакала, потому что хотелось.

– Никогда больше так не говори, – Рико обняла подругу. – Мы всегда будем вместе. Мы же самые дружные в Сатомори! И всегда друг другу поможем.

Аи ничего не говорила. Просто продолжала плакать.

На шум поднялся Комаэда-сан. Мужчина окинул комнату взглядом, двусмысленно покачал головой. Заметив меня, он длительное время пристально на меня смотрел, а после беззвучно позвал кивком.

Я вышел из комнаты Аи и встретился с её отцом лицом к лицу. При более близком осмотре можно было заметить глубокие морщины, странные отметины, вроде тех, что бывают после оспы, седину в волосах.

– Тору-кун, верно?

Я кивнул.

– Ты же общаешься с той девчонкой из храма… как её там…

– Харука, – напомнил я.

– Да, точно, – он продолжил. – Она тебе случаем ничего странного не говорила?

– Она не может говорить. Харука – немая.

– Вон оно как, – мужчина цокнул языком. – И всё же, она не пыталась тебе рассказать что-нибудь необычное?

– Нет, Комаэда-сан, – я покачал головой. – Ничего необычного.

– А этот Нанаки, – Комаэда продолжал допрос. – Он что-нибудь говорил тебе?

– С Нанаки-саном, я особо не общался.

– Точно? – он пристально и грозно на меня взглянул.

– Точно, – я не растерялся.

Из комнаты вышла Рико, она встала между нами.

– Тору-кун, – она, почему-то, вдруг, перестала называть меня «Ивару». – Я бы была не против проверить, как там Юри.

– Да-да, – я оторвал взгляд от отца Аи. – Идём.

Комментарий к Глава IV

*Хинай – (яп.世界火ない, Sekai:hi:nai; “Мир без огня”)

========== Глава V ==========

Мало кто знает о том, как порой человеку бывает больно. Ещё меньше знают о том, как он справляется с этим. А боль с каждым годом всё тяжелее и тяжелее, постепенно растёт на плечах человека. В какой-то момент она становится настолько привычной, что он её уже и не чувствует. Ну, словно и нет её вовсе. Вот, год назад была, а сегодня уже и не чувствуется.

И все вокруг тоже считают, что он в полном порядке. Ходит себе, жив-здоров, смеётся, общается, радуется. Но боль, она всегда остаётся, даже если и не видишь её. Боль – это боль, и никуда она не уйдёт, и никогда не оставит. Её можно только приглушить. Приглушить на время, притупить ненадолго.

А в итоге? В итоге она всё равно возьмёт своё.

Юри лежала на холодной, мягкой как перина, земле и смотрела в низкое серое небо. Под воротник старенькой курточки забрался холодный снег, розовая шапочка в белую полоску чуть съехала на глаза.

Утро понедельника. Юри должна была быть в школе, но отчего-то туда не пошла. Не захотела, не смогла. Зачем учиться, если она никогда не сможет покинуть Сатомори? Зачем вообще к чему-то стремиться, если они все заперты здесь до самой смерти?

Кто вообще придумал это правило? Почему?! Юри не понимала. Люди, что уезжали из деревни, умирали на следующий день. И её сестра тоже умерла? И Кира-кун, и Нисида-чан? Все они умерли из-за этого глупого правила?

«Если есть боги, если есть ками, то почему они не защищают? Неужели мы настолько плохие, что они отвернулись от нас? От жителей Сатомори? Что мы сделали? Как мы провинились? Что сделала сестра Юри, чтобы умереть?»

Девочка услышала хруст снега, кто-то приближался к ней. Медленный и аккуратный шаг. Ни Рико, ни Аи, ни Уми так не ходят. Юри подняла голову и встретилась взглядом с Ханакири-сенсей. Лицо учительницы покраснело от холода, изо рта шёл пар.

– Нацуёши-чан, – Ханакири подошла ближе. – Почему ты не пришла на занятия?

Юри не ответила.

– Девочки тебя заждались, – учительница села рядом. – Каватсуки совсем ничего не понимает в математике. Знаешь, дала ей самое простенькое уравнение, так она с ним и просидела до конца урока.

Молчание продолжалось.

– А Комаэда-чан снова принесла с собой мангу, – Ханакири поправила девочке шапку и оттряхнула воротник от снега. – Я ей говорю: «читай второй абзац», а она меня не слышит, рассматривает картинки. Представляешь?

Юри даже не смотрела в сторону учительницы. Взгляд её был потерян где-то в раскинувшемся далеко горизонте.

– Но Уми, как всегда, всё сделала, чего бы я ей не задала, – женщина смотрела в сторону деревни. – Она тебя тоже очень ждёт. Хочет поиграть с тобой в *сёги. Умеешь играть в сёги?

Минута тишины. Словно нечто тяжёлое повисло между Юри и Ханакири.

– Нацуёши, можно я буду называть тебя по имени? – Ханакири прервала молчание. – Юри, если тебе плохо, расскажи мне. Я твоя учительница, я всегда найду чем помочь.

Юри ответила:

– Вы вернёте мою сестрёнку?

Теперь, замолчала уже учительница.

– Ханакири-сенсей, а зачем нам всё это? Зачем нам учиться? Если мы всё равно никогда не уедем из Сатомори.

– Когда-то давно, я тоже задавалась таким вопросом, – Ханакири смяла в руке снежок. – Не знала, зачем мне всё это нужно, если я всё равно, навеки связана с этой деревней.

– Тогда, почему вы продолжаете нас учить?

– А что нам остаётся, Юри? – она улыбнулась. – Сатомори – наш маленький мир. Такой же жестокий, как и тот, который там, за холмами. Не превращаться же нам в овощи? Мы люди, Юри. А люди не могут сидеть просто так, без дела.

– Я могу.

– Не можешь, – отрезала Ханакири. – Представь, что ты лежишь вот здесь, прямо на этом самом месте. Представила? А теперь представь, что ты лежишь тут день, второй, третий, неделю, а за ней месяц, а за ним год. Ты лежишь, а всё вокруг тебя живёт. Аи, Морико и Уми, все они веселятся, играют, читают, узнают что-то новое. А ты лежишь тут, Юри, лежишь и просто смотришь в небо. Сможешь так?

Юри не ответила. Не знала, что ответить. Не знала, как ответить.

– Знаешь, Юри, – женщина тяжело вздохнула. – Все избегают этой темы, но я скажу. Верёвкой делу не поможешь. То, что ты хотела сделать, Юри, очень плохой и глупый поступок. Потерять близкого человека – больно. Уж мне ли не знать. Но пройдёт время, и боль, какой бы сильной она сейчас не казалась, отступит. Отступит, вот увидишь!

– Не отступит, – Юри снова подняла глаза на серое небо. – Никогда не отступит.

– Просто нужно стараться, Юри, – Ханакири поднялась с земли. – Нужно быть сильной, Юри. Твоя сестра была сильной?

– Она была самая сильная! – крикнула девочка.

– А ты?

– А я нет.

– Будь сильной, Юри, – женщина протянула ей руку. – Стисни зубы, но будь сильной

***

– *Мгновение – и рухнули волны, что еще недавно вздымались громадой, и поднялись те, что расстилались ровною гладью, а воды в безграничном морском просторе не убавилось и не прибавилось ни на каплю, – голос Ханакири-сенсей был спокойным, мерным и усыпляющим. – Так устроена жизнь. Но человек – единственное в великой вселенной создание, от рождения наделенное страстями, даже понимая все это, вечно останется неразумным: он безрассудно радуется мимолетной победе и скорбит о временном поражении.

Женщина отошла от окна, за которым во всю валил снег. Зима накрыла Сатомори белоснежным мягким покрывалом, и вся деревня будто бы уснула. Дни тянулись медленно, были однообразными и жутко холодными.

– Эти слова были написаны Токутоми Кэндзиро. Кто из вас может объяснить мне их смысл?

– Ва! – послышался голос Рико с последней парты. – Я ничегошеньки не поняла! Какие-то воды, селенные, что-то там неразумное.

– Может быть, кто-нибудь всё же выскажет свои мысли?

– Могу предположить, – Уми скучающе подпёрла голову рукой. – Что по мнению Токутоми, человек по природе своей глуп и наивен. Что он, даже понимая всю суть бытия, так и остаётся заложником своих страстей, поддаваясь эйфории от совершенно незначительной победы, или же наоборот, сокрушаясь мелкому поражению.

– Интересное рассуждение, – улыбнулась Ханакири. – А как вы думаете, вы можете изменить этот мир? Сможете понять всю его глубину, и, как выразилась Уми-чан: суть бытия?

– Мир, он большой, – снова отозвалась Рико. – А я маленькая. Как я могу его изменить?

– Наполеон тоже был маленьким, – Ханакири засмеялась. – Однако, он сумел изменить мир и вписать своё имя в историю.

– Ничего мы не сможем изменить, – вдруг раздался голос Юри. – Что мы можем изменить, будучи запертыми в этой деревне?

– Юри… – Ханакири не договорила.

– Все эти книжки, все эти уроки, – девочка поднялась из-за парты. – Что это нам даёт? Мы останемся здесь навечно. Мир? Вселенная? Наша вселенная – Сатомори. Наш мир – Сатомори. Наш гроб – Сатомори.

– Юри, ты ошибаешься.

– Нет, Ханакири-сенсей. Это вы ошибаетесь.

Девочка поднялась из-за парты, схватила свой портфель и вышла из класса, демонстративно хлопнув дверью. В кабинете повисла неуютная тишина, которая разбавлялась лишь шумом метели за окном.

– Юри-чан злится? – Аи оторвалась от манги. – Почему?

– Юри… – учительница запнулась. – Нацуёши-сан просто немного устала.

– Ханакири-сенсей, – Уми тоже поднялась из-за парты. – Я думаю, с этим нужно что-то делать.

– У тебя есть идеи, Окико-сан?

– Да, есть одна, – она кивнула. – Мы можем ненадолго отлучиться с урока?

– Если это поможет…

– Должно помочь.

Юри спешно натягивала куртку. Ей хотелось как можно быстрее убежать, зарыться как можно глубже, потеряться, никого не видеть. Ей было страшно, ей было одиноко и невыносимо, адски больно.

До недавнего времени, жизнь, неспешная и тягучая, словно сладкий, свежесобранный мёд, имела смысл. Юри понимала, зачем учиться, зачем дружить, зачем существовать. А сейчас? Сейчас, всё: люди, места, события, время и она сама – превратились в набор несвязанных между собой картинок.

Нет, Юри – не сильная. Юри – обычная девочка, неспособная пережить все те напасти, которые навалились на неё. Сколько ни убеждай, сколько ни проводи сеансов, а всё это абсолютно бессмысленно. Кошмарные сны не излечить пустыми разговорами. Холодную пустоту не заполнить пилюлями.

– Юри, – в раздевалку вошла Уми. – Подожди.

Окико Уми – всегда умная, всегда собранная, всегда деятельная. Она не задавалась вопросами зачем и почему, ей был неинтересен процесс, её волновал лишь конечный результат. Всё в окружающем её мире было не более, чем набором формул и задач. Раскусишь одну, двигаешься к следующей. Таков смысл жизнь Окико Уми.

– Послушай меня, – голос её, словно металлический, не имел никакого окраса. – Я отлично тебя понимаю. Мне тоже трудно смириться, я также, как и ты, обеспокоена всем происходящим. Так, давай докопаемся до истины вместе?

– Вместе? – Юри опустила руки. – До истины? До какой истины ты будешь докапываться, Уми?

За спиной Уми, появилась печальная мордашка Аи. Девочка смотрела на всех откровенно, непонимающими ничего, глазами.

Комаэда Аи была окружена заботой родителей, она привыкла жить под опекой, и без неё становилась похожа на выпавшего из гнезда птенца, который безуспешно машет крыльями, в надежде вернуться на своё прежнее место.

И хотя Аи казалась жизнерадостным ребёнком, в душе её уже очень давно, зияла та же пустота, что и у Юри. Мать была для Аи тем самым гнездом, которое оберегало её от внешнего мира. Чтобы ни случилось в жизни Аи, она всегда знала где можно спрятаться, где можно отдышаться. Но однажды этого гнезда просто не стало. В один прекрасный летний день, самый дорогой для Аи человек уснул и больше не проснулся.

– Юри-чан, – раздался приглушённый голосок. – Я тоже буду искать. Честно-честно! Если ты хочешь, я обязательно найду эту самую истину! Только скажи!

– Ва! – Рико, беспардонно растолкала подруг. – Не люблю искать потерянные вещи. Но если эта истина тебе так нужна, то можешь на меня положиться.

Каватсуки Морико, несмотря на лёгкую глупость и деревенскую простодушность, прекрасно понимала чувства окружающих. Пожалуй, это был её дар. Рико всегда знала, когда появиться и что сказать.

Рико не волновал поиск смысла, не волновала её и страшная участь быть навечно запертой в Сатомори. Её волновал только велосипед, в который она вложила всю свою душу. Самым страшным для Рико было пропустить обед и получить подзатыльник от матери.

Каватсуки была порождением Сатомори, была связана с этой деревней невидимой нитью. Может, причиной тому её характер, может, наивность и глупость, а может, и нечто более глубокое, нечто более важное.

– Что бы ни случилось, – вновь раздался монотонный голос Уми. – Мы не дадим тебе наделать глупостей. Слышишь меня, Юри? Если тебе нужен смысл, если тебе нужна истина – мы достанем её для тебя.

Юри лишь слушала.

– Мы всегда будем на твоей стороне, Юри.

Такая простая фраза, неосторожно брошенная когда-то очень давно. Мог ли тогда кто-нибудь знать, насколько сильно эта фраза изменит Юри, изменит девочек, изменит Сатомори? Нет. Конечно, никто и не догадывался о всей тяжести своих преступлений.

А метель всё завывала. Тряслись оконные рамы, в стёкла врезались и тут же таяли тысячи маленьких снежинок. Четыре девочки стояли посреди раздевалки. Трещали подгнившие доски, скрипела, покачиваясь туда-сюда, дверь.

Такая обычная, такая тихая, такая угрюмая зима. В Сатомори ещё никогда не было настолько холодно.

***

Снаружи дом Юри мало отличался от десятков других домиков в округе. Невысокий, в традиционном стиле, окружённый стареньким, местами прогнившим, заборчиком. Во внутреннем дворике пусто.

Рико постучала в дверь, однако ничего не произошло. Она сошла с крыльца и заглянула в окно. Кажется, никого не было дома. Вокруг царила глухая тишина, которую едва-едва разбавлял стрекот цикад.

– Может, они куда-нибудь ушли? – предположил я.

– Родители Юри часто отлучаются по делам, – Рико приложила палец к губам. – Но сама она редко выходит из дома в одиночку.

– Думаешь, она не слышит?

– Слышит, – отмахнулась девочка. – Не хочет открывать просто.

Рико опустилась на корточки, со скрипом отодвинула расшатанную доску под окном и запустила туда руку. После нескольких секунд усердных поисков, она что-то нащупала. Перемазанная в чёрной пыли и паутине, рука девочки сжимала слегка погнутый ключ.

– Кто-то ещё прячет таким образом ключи? – неподдельно удивился я.

– Ва, ты что, не понимаешь? – она со скрежетом провернула ключ в замочной скважине. – Вот, как дверь захлопнется, и что делать будешь?

– А если воры найдут?

– Мы тут всех в лицо знаем, – улыбнулась Рико. – Потому, никто ни у кого не ворует. Да и воровать-то нечего.

Более странного места, чем дом Юри, видеть мне ещё не приходилось. На первый взгляд, ничего необычного. Полочки с фотографиями, платяной шкаф, подставка для обуви, дальше по коридору кухня. Стол, стулья, занавешенное белыми шторами окно, справа от кухни гостиная, за ней закрытая комната. Обыкновенный деревенский домишко.

Но стоит лишь немного присмотреться и начинаешь замечать, что всё здесь как-то неправильно. И чем дольше ты присматриваешься, тем более жутким становится это место. Шкаф смотрелся в абсолютно пустом коридоре лишним. Обувь на подставке расставлена не по парам. На фотографиях размазанные нечёткие лица.

– Мать Юри – странная женщина, – Рико заметила, как я рассматриваю фото. – Было время, когда она носилась по деревне и фотографировала каждого, кто попадался ей на пути. Никто не знает, зачем она это делала.

И внутри всё та же загробная тишина. Казалось, будто стены поглощают все звуки, как губка. Через закрытые окна свет попадал в дом лишь тонкими струйками, отчего всё здесь выглядело словно в чёрно-белом кино.

Уже на входе нужно было насторожиться. Понять, что в доме что-то не так. Странная тишина? Закрытые шторы? Давящая атмосфера? Человек должен чувствовать приближающуюся катастрофу заранее, на инстинктивном уровне. Рико открыла дверь в комнату Юри.

Содранные обои, разбросанные по полу мягкие игрушки, одежда, учебники и канцелярия. Неприятный и резкий запах рвоты, и всё та же, невыносимо давящая на мозг, тишина. Здесь, посреди хаоса, закончилась история Нацуёши Юри.

Одетая в тёмно-синюю, заляпанную рвотой, пижаму, с опущенной на грудь головой, Юри сидела на полу, прислонившись к холодной стене. Рядом с ней, на невысокой тумбочке с ночником лежала смятая записка. На трясущихся ногах я подошёл ближе: «Мне больно».

Такая короткая фраза, неаккуратно написанная *каной. Я вернул клочок бумаги на место и в очередной раз, покосился на труп девочки. Как долго она билась здесь в агонии? Кричала ли? Сожалела ли о своём решении?

Рико ничего не говорила. Она села на корточки рядом с телом и, разомкнув закостеневшие пальцы подруги, явила на свет пустую упаковку таблеток. Сильнодействующие антидепрессанты. Никто бы не выдержал такой дозы.

– Ч-что нам теперь делать? – прохрипел я.

Но Рико не отвечала.

***

Глупо было надеяться, что после всего, что приключилось, всё вернётся на круги своя. Люди, словно пробудившиеся ото сна, собирались на главной площади деревни. Женщины, мужчины, старики и дети, все медленно выползали из своих уютных и тёплых домов.

Среди этой толпы потерянных, охваченных ужасом и ненавистью людей, затесался и я. Ивата Тору, паренёк с окраин Токио. Я не должен быть здесь. Всё случившиеся со мной – одно огромное недоразумение. На моём месте должен быть совершенно другой человек.

– Друзья мои, – раздался громкий голос Комаэды. – Хинай в очередной раз унёс невинные жизни. Уже на протяжении нескольких сотен лет мы вынуждены терпеть эту напасть. Мы теряем своих близких и друзей, и только некоторые из нас избегают этой участи. Да-да, вы прекрасно знаете о ком я говорю. Жрецы храма никогда не испытывали ужасы Хиная.

Толпа недобро загудела. Кто-то схватил меня за руку и потянул назад. Едва удержавшись на ногах, я встретился взглядом с Рико и Уми. Взгляд у обеих был, мягко сказать, обеспокоенным.

– Комаэда-сан настроен серьёзно, – заявила Уми. – Если так пойдёт и дальше, он поведёт всех в храм.

– Родители Юри вчера покинули деревню, – Рико говорила тихо, постоянно оглядывалась по сторонам. – Выходит, они знали, что она покончила с собой.

– Тору, если эти люди придут в храм, случится что-нибудь непоправимое. Если там будет Харука… – Уми изменилась в лице. – Тебе нужно увести её оттуда.

– Думаешь, всё настолько плохо? – я осмотрел столпившихся людей.

– Не знаю, – сокрушённо ответила она. – Мы допустили ошибку. Всё, что произойдёт дальше, наша… моя вина.