Текст книги "Я останусь верен тебе (СИ)"

Автор книги: Cnyazhna

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Ну куда это годится?

* * *

"Джек,

Прошу тебя, посиди с Николасом. Я решил подменить на работе одного своего знакомого, и в среду утром сходить с Никко в кинотеатр.

Не спрашивай про деньги.

Спасибо за то, что помогаешь нам.

– Рауль – "

Записка без единого шороха легла на клетчатую скатерть стола на кухне. В тусклом свете, льющимся из окна, она казалась серой и незаметной для взгляда.

Там, за окном, лил, шурша по крышам, трубам и тротуару, дождь. Давно, наверное, еще со вчерашнего вечера. И это однообразное шуршание складывалось в голове в тихую и нежную, приятную для слуха музыку, под которую заснул вчера на его руках Никко…

Вот и сегодня дождь пел за окном какую-то свою тихую, слегка тоскливую песню. И эта песня казалась такой знакомой… Странное чувство. Пожалуй, такое же странное, как его жизнь.

Рауль вышел на улицу. Холодный ветер, подхватывая с неба и крыш капельки дождя, то и дело бил ими в лицо, (интересно, откуда этот ветер затесался средь высоких зданий на столь многолюдных улицах?), а потом ниспускал на серый от воды асфальт, образовывая в любой низменности длинные лужи. Канализация не справлялась, и город был похож на одно большое и мокрое нечто.

В вышине, над головою, расстроено чирикали птицы, слетаясь в стаи и покидая эти места... По-видимому, улетая на юг. Туда, где не было этого холодного ветра и долгих дождей. Где не было больших городов, в которых невозможно дышать от смога и выхлопных газов машин. Где не было людей, хотя такое в настоящее время навряд ли возможно…

Птицы улетали. Потому что пришла осень. Они убегали от нее, не желая мерзнуть в ее холодных, как это хмурое утро, объятиях.

Жаль, что люди не умеют так.

Омега, расправив над головой бежевый зонт, потянул носом холодный утренний воздух, пытаясь выдавить на лице улыбку. Ну же, улыбнись, Рауль! Улыбнись назло этому хмурому дню, так старательно пытающемуся заглушить людские улыбки. Улыбнись! Улыбнись вопреки всем бедам, вракам и предрассудкам. Улыбнись нарочно окружающим. И верь в себя. Не слушай глупые говоры чужих тебе о том, что люди слабы и умеют только сдаваться, убегая от проблем... У тебя все хорошо, Рауль. У тебя с Николасом все хорошо. Улыбнись. Прошло уже три года.

Улыбайся еще шестнадцать лет... И потом вытворяй все, что хочешь.

Омега рассерженно фыркнул, прибавляя шагу, словно это помогло бы ему избавиться от мыслей. Но как бы Раулю не хотелось выкинуть их из головы, в последнее время его прогулки в одиночестве всегда сопровождались подобными размышлениями.

Похоже, подобное одиночество действительно его когда-нибудь добьет.

…Знаешь, Джон? Я неожиданно для себя понял, что больше не могу представить твое лицо с той же четкостью, что и раньше. Да, были короткие черные волосы и пронзительные серые глаза, было мужественное правильное лицо с плотно сомкнутыми губами, была высокая широкоплечая фигура... но теперь это уже не представляется мне чем-то единым, разделившись на какие-то отдельные, не очень осязаемые частички.

И знаешь? – подари мне сейчас кто-то одно-единственное желание, я бы попросил этого «кого-то» о твоем фото.

Не меньше, но и не больше. Если бы кто-то когда-то позволил мне увидеть тебя вживую, я бы, конечно, был вечно благодарен этому человеку... но отказался. Не спрашивай, почему. Просто неизвестно, откуда взявшиеся страх и робость сковали все мои желания тяжелыми железными цепями.

Почему же было страшно? Я не знаю. Бесхитростное, взявшееся из ниоткуда чувство, что все эти три года оба мы жили какой-то ошибкой, не дает мне покоя. И если когда-нибудь сложится так судьба, и мы встретимся… Я просто боюсь, что ты вновь начнешь в чем-то обвинять мои действия и самого меня. И от этих обвинений станет настолько больно, что даже Николас не сможет остановить меня от желания покинуть этот мир раньше, чем следовало бы...

Чудом для себя самого Рауль понял, что дошел до здания, в которое направлялся, только когда уже стоял напротив него. Высокая – в более чем тридцать этажей – громадина задорно смотрела на него светящимся нежно-желтым и ярко-белым светом из окон.

Глубоко вздохнув, омега вошел в двери, на входе показывая пропуск знакомому охраннику. Тот, кивнув, промолчал.

Впрочем, как и все всегда.

Рауль спустился на цокольный этаж, где находился склад и подсобные помещения. В одном из таковых обзавелся соответствующей формой рабочего: синим комбинезоном, кроссовками и кепкой – и переоделся. Там же наполнил холодной, словно лед, водою ведро, и поднялся на восьмой этаж, где находилась комната отдыха для персонала. По совести, конечно, следовало начинать с более высокого этажа, однако по старой, неизвестно, откуда взявшейся привычке, Рауль начинал уборку именно с этого места.

И вот он уже стоял у двери, протянув руку к резной ручке.

«…Как говорится, потрындеть, посплетничать, поболтать по мобильнику,» – раздавалось едва слышное за стенкой. – «И я сейчас говорю не только об омегах…»

И этот голос внезапно показался таким знакомым, что на мгновение Рауль застыл на месте. Неожиданно странно ударилось в груди сердце, и вдох был сделан с изрядной задержкой…

Что же за бредни! Скинув с себя странное наваждение, Рауль потянул за ручку и аккуратно, почти неслышно протиснулся в просторное, погруженное в полумрак помещение.

Посередине игровой стоял бильярдный стол. За ним – двое человек в смокингах, в одном из которых – он стоял к нему лицом – Рауль узнал Дилан Винзор – директора компании.

Дела у того явно не ладились – это было видно по блестящему от пота лбу пожилого альфы. Стоя лицом к Раулю, но не замечая ничего, кроме стоящего напротив человека, он судорожно сжимал в руках свой кий, в оба глаза наблюдая за собеседником. Тот, вальяжно погуливая вдоль бильярдного поля, делал свой ход. Неподалеку, на одном из кресел лежали пачка документов и ноутбук.

– …Я не скажу, что это нормально, хотя большинство считает это нормой, – продолжал меж тем стоящий спиною к Раулю незнакомец, и омега вновь вздрогнул.

Этот голос.

– Но неужели?..

– Проблема такой болтовни, которую многие красиво и с достоинством называют «обычное общение» в ее практической бесполезности. А бизнес – такая среда, где бесполезные вещи отсекаются, или их количество стремятся максимально уменьшить.

Где-то на подсознательном уровне пришло осознание того, что, вероятно, сегодня у компании была очень важная сделка с кем-то. И представитель этой «соседней» компании, по-видимому, находился здесь, терпеливым, но не лишенным сарказма голосом разъясняя что-то бледному, как мел, директору.

– …Поэтому разницу между обычной болтовней и деловым разговором уяснить очень просто: после деловой беседы можно идти и делать. Болтовня же не заканчивается ничем, – довольно жестко произнес собеседник, делая свой ход. – Вы хорошо меня расслышали, мистер Винзор? Н и ч е м.

Кий с силой ударил по шару. В тишине раздался стук ударяющихся друг о друга шаров. От этого звука застывшее было тело свело судорогой, и рука нервозно дернулась, сотрясаемая мелкой дрожью.

Ведро, противно лязгнув о кафельный пол, упало. По полу разлилась пенистая вода.

Дилан, нервно вздрогнув, обернулся в его сторону, уже было собираясь что-то гневно произнести, но замолк на полуслове, уловив на себе взгляд собеседника.

– П… простите, – вырвался из горла осевший до шепота голос.

А в следующую секунду ноги отказались держать обмякшее тело, и Рауль упал на колени, изо всех сил стараясь дышать, и дышать ровно.

Но этого сделать не получалось. Ведь…

Человек, с которого не спускал все это время взгляд директор, внезапно напрягся, и фигура в черном костюме медленно обернулась.

По телу ударила волна адреналина, и одновременно тело словно окостенело, не в состоянии двигаться. Время остановилось. Рауль, до крови прикусив язык, из последних сил старался сдержать себя.

Склонить вниз голову. Рукою найти козырек на синей кепке уборщика и натянуть его на лицо как можно сильнее.

Не дать приехавшему из другого города человеку увидеть его лицо.

Ведь этим человеком… был Джон.

__________________

Прим. автора: если вы скажите, что коряво, оправдываться не буду, потому что знаю – так и есть. Но лучше у меня почему-то с этой главой не вышло, простите, мои дорогие..:-(

P.S. обязательно постараюсь со следующей)

Слишком разные.

Таков неизбежный закон, что ошибка идет всегда следом за истиной. /Екатерина II/

– Рауль!!

Его лицо.

Его пронзительно зеленые, словно море во время шторма, глаза.

Его волосы.

Его фигура.

Носиться по огромному зданию за ловкой фигурой в синем пришлось не долго. Уже через несколько минут он обхватил его за руки, вжав в стену.

– Ты!.. – слова застряли в горле.

Зеленые глаза смотрели в сторону, наполненные слезами.

– Рауль!

Он вздрогнул. По щеке проползла соленая дорожка. А потом еще и еще… Он молчал. И это упрямое молчание с каждым ударом сердца становилось все невыносимее. Словно… словно каждый удар сердца мог стать последним.

По телу пробежалась будоражащая дрожь.

– Не молчи!

Омега напротив него застыл, и это подлило масла в огонь.

– Черт тебя побери, Рауль, не молчи!!! Скажи хоть что-нибудь! – слова срываются на крик, а руки все с большей силой сжимают его запястья, приковав их, вжав в стену.

И тут их взгляды встретились.

– Что сказать? – раздался тихий, едва различимый уху шепот. – Что вы ошиблись? Пожалуйста, отп…

– Нет.

– Тогда что, Джон? – горько шепчет он.

И эти слезы словно прочищают его глаза… Словно разбивают давным-давно поставленную границу между ними. Ломают все преграды. Возвращают их обоих на три года назад…

– Скажи!.. что... – голос сорвался. Словно впервые такое происходило с ним. – Скажи, что любишь меня.

– Я люблю тебя.

Изумрудные глаза блестели.

– Еще раз!.. Скажи, Рауль!.. как… как тогда, – его трясло. Тело не слушалось. – Скажи… как тогда, три года назад. Скажи, что любишь меня!

– Я люблю тебя.

– Еще!

– Я люблю тебя.

– Еще!!

– Я люблю тебя, Джон. Но это не важ...

– Нет. Не говори больше ничего.

И этот тихий монолог поставил на всем жирную точку.

Руки жадно обхватили худое тело напротив, что есть силы прижали к себе… Так сильно, что почти моментально почувствовалось тепло. Такое знакомое, такое родное… Горячее дыхание на шее, что щекочет шею и шелковистые – как и три года назад – волосы у щеки.

– Рауль…

Эти три года были кошмаром. Страшным сном, в который погрузил меня мой Люцифер.

Я беспробудно спал все эти три года! Я спал. И все, о чем мечтал, так это о передозировке. О передозировке тобой. Твоим восхитительным запахом. Твоим телом. Твоей душой.

Его руки… сначала неуверенно, но потом все смелее и смелее обхватили за талию. На мгновение неописуемое чувство наслаждения, подобное оргазму, пробежалось по телу, заставляя рефлекторно вздрогнуть.

– Рауль!..

Понять все лишь сейчас…

Не исчезай из моей жизни вновь, Рауль.

Я больше не хочу так жить, не хочу дышать, если не чувствую тебя рядом. Ты всегда согревал воздух своим горячим дыханием, находясь рядом, ты дарил счастье, забирал себе мою боль... А я не желал этого видеть, и не видел, словно притворившись слепым.

Теперь же… Я словно только сейчас познал тебя. И это познание еще никогда не было настолько реалистично.

Сквозь ткань пиджака раздались приглушенные рыдания. Его трясло… его… а может, их обоих.

– Мой милый... Как же я жил без тебя?..

Я понял. Понял, что ненавижу жизнь без тебя, мой омега. Я сильно ошибся, усомнившись в тебе три года назад. Мои демоны затаились где-то внутри, соблазняя меня, и вынуждая оставить тебя. Хотя…

Сейчас мне уже все-равно, что было раньше. Мне плевать, кто был у тебя. Рауль, каким же глупцом я был!.. Тогда, три года назад, я позволил гордости взять верх над всем, что у меня было.

Как я обожаю тебя, Рауль...

– Все... теперь – все. Теперь ты будешь только мой. Я увезу тебя отсюда.

Странно... но именно эти слова произвели на него особо сильное действие. Тело его напряглось, и через пару мгновений Рауль отстранился, странно смотря на него.

Сделал шаг назад.

* * *

Густые, черные как смоль волосы, идеальный овал лица, пронзительно серые глаза, благодаря чему лицо приобретало неестественно необычное и оригинальное выражение. Черный костюм...

– Джон... Хватит.

Во мне все перевернулось. Я только сейчас понял, как сильно соскучился по этому молодому аристократу, которого, наверное, должен ненавидеть и завидовать его счастью в тайне. На какое-то мгновение вновь захотелось наброситься на его шею, расплакаться, рассказать, как тяжело мне справляться одному. Но я лишь отступил, смахивая с лица предательские соленые дорожки.

Он всегда умел быстро прятать эмоции. И вот теперь, через пару секунд передо мною стоял самый что ни на есть обычный человек.

– Я думал, что больше никогда не встречу тебя.

Он хмыкнул. Его глаза заблестели.

– А я на это надеялся, амиго.

– Как смешно...

Его высокомерие улетучилось, глаза посуровели.

– Мы ведь сходим куда-нибудь.

– Это не вопрос... Это утверждение.

– У тебя дела на сегодня?

– У меня всегда есть дела, Джон.

Я покачал головой. Он, хмыкнул, искривившись, схватил меня за прядь волос и обернул ее вокруг пальца.

– Ты отвратительно выглядишь.

– Спасибо за комплимент…

Он немножко нервно рассмеялся. А я, чувствуя, что ноги не держат, вновь сделал шаг назад и привалился телом к холодной стене.

– Почему ты не красишься?

– Краска? – губы сами собой изогнулись. – На краску нужны деньги.

Он прикусил губу. Вновь наступило неловкое молчание. Наконец, он заговорил:

– Давай я отвезу тебя домой.

Застегнувшись ремнем безопасности, я опустил голову на его черную каемку. Было приятно смотреть на его красивый профиль в машине – жаль, что я не умею рисовать, не то бы обязательно посвятил ему пару картин.

– Что ты делаешь в свободное время? – вновь заговорил он, и меня отчасти позабавили его бездарные попытки начать разговор.

– У меня его нет.

– А если бы было?

– Наверное, сходил бы в парк.

– Зачем?

– Воспоминания… заодно бы подумал о завтрашнем дне.

– И что же будет завтра?

Я промолчал, продолжая смотреть на него. Дали бы мне его миллионы…

Живот предательски заурчал. Я уставился в окно, краснея. Не хотел просить его ни о чем. Даже о последнем бутерброде с кружкой воды.

– Хочешь есть?

– Нет.

– Не ври мне, – он все так же смотрел на дорогу, спокойно продолжая. – Я вижу тебя насквозь. И чувствую, как только ты начинаешь лгать.

Я вновь промолчал. Мы остановились у большого здания в английской надписью «grand».

– Приехали.

– Что? Но мой дом совсем далеко отсюда…

– Разве я сказал, что повезу тебя к тебе домой? – в его глазах заплясали демонические огоньки.

Я тоскливо посмотрел на роскошное здание.

– У меня… нет денег, чтобы жить в таком месте хотя бы пару минут.

– Тебя заставляют платить?

Он распахнул передо мною дверь входа. Я послушно вошел, непроизвольно любуясь шикарной отделкой на стенах и дубовые полы, пахнущие такой настоящей смолой.

Нас поприветствовали вежливо, на что Джон не отреагировал никаким боком. Он пошел к лифтам и мы поехали далеко вверх, наверное, на самый последний этаж. Когда дверцы кабинки наконец распахнулись и мы прошлись по недлинному коридору, он наконец раскрыл передо мною двери своего изысканного номера.

Все было белым: потолок, стены, пол, мебель. Кое-где встречались прослойки нежно серого: отделка на заниженных креслах, стоящих вдоль стены, узоры на шторах или арки на некоторых из дверей. Коридор, в котором они стояли сейчас, делил номер как бы на две части: две спальни и залу, просторную и светлую. На полу там лежал ковер, угловой диван переходил в широкие окна и жалюзи на них. Напротив стоял телевизор. Пройдясь чуть дальше, можно было выйти на балкон.

Я пораженно осматривал комнату, пока Джон делал быстрые заказы и захлопнул за прислугой дверь, хмыкнув как всегда, уже, скорее из привычки.

– Это… изысканное место.

– Я так не считаю, – он небрежно уселся на диван, потягиваясь. – Просто находится не так далеко от… хм… твоей работы, – он обезоруживающе улыбнулся.

Я тихо рассмеялся, садясь рядом.

– Зачем ты привел меня сюда?

Я посмотрел на него, ища разгадку в серой бездне его глаз. Он задумчиво посмотрел на телевизор, а затем сказал.

– Когда ты находишься в радиусе десяти метров, обычное существование становится чуточку интересней и смешнее.

– Да? Так просто?

Я, поколебавшись, все же протянул свою руку к его. Он сжал мою ладонь и поднес ее к лицу, рассматривая наши ногти. Раздался стук. Омега в черном костюме разложил принесенную еду на столике у дивана. У меня непроизвольно загорелись глаза, и хотя я изо всех сил и пытался есть спокойно и медленно, получалось не ахти. Я даже не знал названий всем этим блюдам: была жидкость, смахивающая на суп, пара салатов и несколько закусок. Из десертов – необычной фигурки печенье и эклеры, напитками служил свежезаваренный кофе. С молоком.

Джон, что по-прежнему сидел рядом, для виду зачерпнул пару ложек супа, однако быстро отложил это дело, с усмешкой смотря на меня. Наевшись вдоволь, я обеими руками обхватил все еще дымящийся напиток, и, залезши на диван с ногами, сделал несколько упоительных глотков.

Он молча смотрел. Словно за какой-то зверюшкой из зоопарка. Я спрятал глаза.

Потом он говорил еще что-то, но слушать его с каждой минутой становилось все труднее и труднее. Кофе был допит, но чтобы подействовал напиток, следовало подождать полчаса. Времени, которого, похоже, у меня не было.

Я проснулся на теплой кровати в глубине светлой даже в ночных сумерках комнаты. Постель – большая, мягкая и широкая – навивала усталость и желание медленно прикрыть глаза, вновь погрузившись в мир светлых грез.

Спину грела грудь Джона.

Перевернувшись с боку на бок и прогоняя накатывающий сон, я попытался вспомнить, сам ли пришел сюда.

Тюль на окне медленно пополз в сторону и тут же опустился, провожая прощальным взмахом забежавший в комнату ветерок. Воздух, донесшийся до меня, был свежим и влажным: какой бывает в теплую майскую ночь после дождя. Я привстал с постели и потянулся, смотря по сторонам. Эту комнату я не помнил – по-видимому, я еще не успел зайти сюда прошлым днем.

Вот они, мои мечты. Мечты, о которых я не мог забыть все эти три года. Мечты, которые сбылись сегодня.

Мечты... которым пора бы уже и прекращаться.

Дверь, открываемая мною, даже не скрипнула. Я аккуратно протиснулся в узком проеме и пошел вперед.

Шаг, еще шаг, каждый из которых отдавался по ковровому ворсу тихим шелестом. На столике у окна находился небольшой набор канцелярских вещей. Я подошел к нему и, взяв в руку остро отточенный карандаш, написал:

«Спасибо за все. Сегодня я вновь ощутил себя человеком.

Рауль – »

– Куда же ты пойдешь?

Карандаш с приглушенным звуком упал на пол.

Он стоял за моим плечом и не без иронии рассматривал оставленную мною записку.

– Домой. К себе домой.

Он усмехнулся.

– А что тебе – твой дом? Что ты называешь домом? И вообще: что такое – дом?

– Не знаю, – кажется этот ответ его полностью обескуражил. – Наверное, это место, в котором тебя ждут.

Я могу поклясться, что услышал, как сжались его кулаки. Джон сделал шаг вперед, его глаза засверкали нездоровым блеском.

– Ты!..

Я сделал шаг в сторону и, больше не смотря на него, пошел к выходу из номера, остановившись только на пороге, и проронив через плечо:

– Поздно, Джон. Уже ничего не изменить. У тебя есть муж, а у меня...

«Наш сын», – мысленно закончил я в темноту.

Он больше не пытался меня остановить.

Недавний знакомый.

(П.а. простите за все больший и больший Pov в каждой главе)

_________________

Кто просит у судьбы только необходимого, часто получает от нее излишнее. /П. Буаст/

Я медленно брел куда-то. Куда? Интересный вопрос, ответа на который я искал уже несколько часов. Таскаясь по улицам, бездумно заглядывая в глаза просыпающемуся ото сна городу, провожая взглядом проезжающие мимо электрички, умываясь моросящим дождем с серых облаков над головой…

Ночь, проведенная с Джоном, по-прежнему казалась нереалистичным сном, который ненароком посетил мою голову.

…Я помню громоподобные взрывы выхлопных труб и звонкий шелест истоптанных листьев, занесенных откуда-то. Петляющие по улицам автомобили, и неторопливо идущих вместе с детьми омег.

Странное чувство, уже несколько часов назад незаметно поселившееся в голове, не давало покоя. Чувство… что я совершил ошибку. Какую-то серьезную ошибку.

Порыв сильного ветра ударил в лицо, обжигая волною холодного воздуха, не дающего сделать вдох. Я, искривившись, мотнул головой, спрятав руки в карманы. Движимый каким-то странным чувством, спустился в Метро, из всех сил захлопнул за собой пружинистую дверь, отрывая на ней накопившуюся злость.

На станции, как всегда, было многолюдно. Толпящиеся у автоматов и касс люди вызывали тоску...

Словно вот так, в очереди за своим билетом счастья мы должны стоять большую часть своей жизни. Гораздо дольше, нежели время на саму поездку.

Эта мысль, ненавязчиво пробежавшая в моей голове, пока я стоял в очереди, заставила слабо улыбнуться. Я просто гений. Сравниваю толкучку в поездах Метро со счастьем всей жизни. Определенно: я совсем рехнулся.

Локоть пихнул какой-то прохожий, торопливо идущий к эскалатору. Голубая картонная карточка билета выпала из рук. Я, прикусив губу, полез за ней, но меня кто-то опередил. Поднял с пыльного пола, протянул мне. Я удивленно поднял взгляд вверх.

Передо мною, улыбаясь, стоял высокий темноволосый альфа со светло-серыми глазами. На нем была светло-коричневая дубленка и белая рубашка под ней. От него пахло дождем и сигаретами.

Я нахмурился, понимая, что где-то уже видел это лицо. Точно. Тот день, когда Николас впервые спросил меня про своего старшего отца. Кажется, этого человека звали Диего.

– Ваше лицо выглядит очень усталым, – отметил он, когда я поднялся и, проведя карточкой по экрану, прошел через ограждение, – Рауль, ведь так?

Я молча кивнул, направляясь к эскалатору.

– Спасибо вам, Диего. Если бы не вы, мне скорее всего вновь пришлось встать в очередь за билетом.

– А вы не пользуетесь проездным?

– Нет, – легкая улыбка. – Для этого я слишком редко пользуюсь Метро.

Он, усмехнувшись, направил на меня долгий взгляд. Потом мы ехали на эскалаторе. Он стоял за мной, а я думал о том, что мне бы уже давно пора было бы вернуться домой.

– Рауль, вы сказали, что редко пользуетесь услугами Метро, – вновь заговорил он, когда мы остановились на платформе, ожидая поезда. – Куда же вы едете сейчас?

Громким рычанием приближающийся поезд уведомил нас двоих, что он скоро подъедет. Толпа подтянулась к краю платформы, в нетерпеливом томлении застыла перед чертой, устремив взгляд в темный провал тоннеля справа.

– Куда я еду? – безразличная усмешка. Поезд остановился, и его двери раскрылись прямо напротив нас, с комичным пыхтением приглашая войти. – Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос...

Он, приподняв бровь, оценивающе посмотрел на меня, а я – на коричневые полы вагона: запыленные и потрескавшиеся в нескольких местах. С каждой станцией вагон вмещал все больше и больше людей, начала образовываться толкотня. Но она не грозила мне – я стоял в самом углу, а от толчков локтями и перетаптывающихся ног меня охраняла массивная фигура Диего, стоящего напротив.

– Тот ребенок... – вновь начал он через какое-то время, – ваш сын?

– Да.

– И вы растите его один?

– Да.

– Вам тяжело?

– Да.

– Так где же его второй отец?

Похоже, это был именно тот вопрос, которым должен был закончиться сей диалог. Я посмотрел в сторону, на окно, в котором сейчас мелькали толстые колонны проводов. Еще через минуту раздался звон тормозов, и поезд остановился на очередной станции.

Молчание затягивалось, и Диего, словно поняв, в чем заключается его смысл, сказал:

– Возможно, если вам неприятно отвечать на этот вопрос...

– Нет, ничего такого, – я помотал головой, встряхнув плечами от неожиданно наступившего холода. – У того человека есть муж. Возможно – дети. А еще счастье. Я рад, что он живет так, как всегда мечтал об этом.

– А как же вы? Вы счастливы?

Поезд тронулся. Я молчал.

Диего открыл рот. Закрыл. Вновь открыл и на этот раз заговорил.

– Простите меня.

– Вам не за что извиняться, Диего.

– Можно, мы перейдем на «ты»?

– Как хотите. Но тогда общение потеряет некую прелесть.

– Возможно.

Его глаза едва прищурились, губы искривились. Было бы интересно узнать, о чем он думает сейчас, что я и спросил у него через минуту:

– Диего, о чем вы думаете?

Он улыбнулся, и я отметил, что улыбка ему к лицу.

– Я думаю, что вы неприступны, Рауль.

– Ваша прямолинейность удивляет, – хохотнул я, привалившись головою к пластмассовому покрытию.

Человек напротив пожал плечами.

– Но чего вы добиваетесь своей неприступностью? Разве вы всю жизнь хотите жить вот так?

– Как, «так»?

– В одиночестве, – просто ответил он, но слова обожгли тело своим смыслом. – Разве вы думаете, что ребенку не лучше иметь старшего отца?

Руки окончательно замерзли, и я притянул их к лицу, пытаясь согреть дыханием.

– Знаете, Диего... – я было осекся, но пораздумав, продолжил, – я думал об этом недавно. И...

– И?

– Понял, что не смогу.

– Почему?

– Потому что...

«Я слишком сильно люблю его...»

Динамик над головой объявил, что станция, на которую мы только что подъехали – конечная, и попросил покинуть вагоны. Тогда Диего из вежливости предложил мне проехать на две станции назад и зайти на чашечку кофе к нему домой, впрочем, не многим удивившись моим отказом. В молчании мы проехали еще две станции. И уже выходя из вагона и прощаясь со мною кивком головы, он внезапно сказал:

– Тридцатый микрорайон, дом шестьдесят четыре, квартира триста восемь. Заходите ко мне, Рауль, когда вам надоест ваше одиночество.

Я молчаливо провожал его взглядом, пока поезд не скрылся в тоннеле, закрывая полосой тьмы его высокую фигуру в дубленке...

«Дело №45692»

Где мало слов, там вес они имеют. /В. Шекспир/

Он был все таким же. Он ничуть не изменился. Тот же взгляд, та же улыбка, те же кошачьи движения… такие грациозные и мягкие одновременно.

Я смотрел и не мог насмотреться. Вдыхал его запах и не мог им надышаться. Прикасался к его руке, хотя мне было безумно мало этого. Но я боялся зайти хоть на сантиметр дальше. Боялся спугнуть и вновь потерять его: это маленькое божество радости, что сейчас я сжимал в своих руках.

…Он вскоре заснул, откинув голову на жесткую спинку неудобного дивана. Он дышал ровно и спокойно, его грудь равномерно вздымалась. А я так и продолжал смотреть на него, протянув руку к его лицу, но боясь его коснуться. Боясь. Как же давно я не испытывал этого чувства! Как же дорого мне было то, что сейчас спало здесь, в этом номере отеля под самой крышей.

Он посмотрел вдаль: на разноцветные машины и тихо моросящий дождь, что еще совсем недавно был снегом.

Знаешь, Рауль… Сначала я не мог понять: что изменяется, когда ты рядом. Вроде бы все такое же, как и прежде, но одновременно – совершенно иное. Дома, машины, люди и небо. Все словно окунается в палитру, преображается. Светит ярко, неотразимо и незабываемо… А может, изменяется не все вокруг, а я сам?

Рука, не удержавшись, коснулась его щеки. И словно в ответ на это прикосновение лицо Рауля озарилось улыбкой. Наверное, ему снился хороший сон… Я кивнул своим мыслям, прежде чем понять, что тоже улыбаюсь. Так искренне, как, пожалуй, не улыбался все эти три года.

Господи… каким же глупцом я был все это время.

Я аккуратно поднял его с дивана, стараясь не делать резких движений. Он не проснулся, только ресницы его едва заметно дрогнули, и от этого знакомого до боли в сердце его движения улыбка на лице стала шире.

Тогда, три года назад, когда мы еще жили вместе, он часто засыпал на кухне, сидя за очередной книгой. Просто мой омега очень любил читать, а звуки телевизора его отвлекали. Я же предпочитал очередной выпуск новостей «устаревшей морально и исторически классике», что его сильно возмущало… Бывало, я приходил на кухню и заставал его там – спящим за столом в обнимку с потрепанной библиотечной книжкой и пустой чашкой кофе. Никогда не любил его будить. Поэтому аккуратно брал на руки и уносил в спальню, на кровать, каждый раз борясь за тишину со скрипящими полами и не смазанными дверьми…

Как же давно это было. Словно в прошлой жизни.

Рауль так и не проснулся. Только слабо вздрогнул, когда я приобнял его со спины, ложась рядом. Необдуманное движение – я не хотел распускать руки сейчас, когда равновесие в наших отношениях до сих пор очень нестабильное.

Что успело произойти с этим маленьким слабым существом за эти три года? Как он изменился изнутри? Сможет ли между нами все встать на свои места?

Забудет ли он ради меня эти три года?

Вопросы накладывались один на другой, и я не мог успокоиться, мыслить здраво и рассудительно. Что будет, если в его отношениях ко мне что-то изменилось? Есть ли у него кто-то? По запаху, правда, не скажешь… но, черт возьми, это ничего не значит.

Как он жил эти три года? У него же нет образования. Вот так, уборщиком? Навряд ли. Уж слишком нудно и трудоемко. Тогда… проституткой? Фантазии тут же подкинули взгляду пару похабных картинок, и руки инстинктивно сжались в кулаки. Сильно. Так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Чтобы мой Рауль… продаваться кому-то за деньги… Я постарался выкинуть эти мысли из головы, чувствуя, как с каждой секундой все сильнее напрягается тело. Глупо будет разбудить его вот так, из-за своей разыгравшейся фантазии.

Прошло еще несколько часов, прежде чем он проснулся. Перевернувшись с боку на бок, он поднялся с кровати, направив на меня долгий взгляд. Я прикрыл глаза, делая вид что сплю.

Мне было интересно, что он будет делать. Останется или?..

Он аккуратно протиснулся в узком проеме и вышел из комнаты. И что-то неотвратимое было в его движениях, что-то решительное сверкнуло в глазах… что я внезапно понял: он не собирается здесь оставаться.

Я встал и, стараясь не шуметь, отправился вслед за ним. Он стоял у письменного стола, что-то вычерчивая на квадратном листочке своим до идеального ровным почерком.

«Спасибо за все. Сегодня я вновь ощутил себя человеком.

Рауль – »

– Куда же ты пойдешь?

Он вздрогнул, обернувшись. Странно, он так и не расслышал моих шагов? Но не это сейчас было важным. Он смотрел в мои глаза, и в них было столько решимости, столько серьезности и строгости.

– Домой. К себе домой, – его голос был тих и четок.

– А что тебе – твой дом? Что ты называешь домом? И вообще: что такое – дом?

Неужели он уйдет сейчас?! Неужели он?..

– Не знаю. Наверное, это место, в котором тебя ждут.

Произнесенные слова ударили, словно пощечина.

– Ты!.. – голос сорвался. Пожалуй, впервые в моей жизни я был настолько поражен его словами. Я не мог. Я отказывался это принять. Неужели?.. Неужели у него по-прежнему кто-то есть?!