Текст книги "Run awayHide away. Part III. Changes will come in the fall (СИ)"

Автор книги: Cliodna

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Run awayHide away. Part III. Changes will come in the fall

https://ficbook.net/readfic/68691

Автор:

Cliodna (https://ficbook.net/authors/27117)

Фэндом:

Tokio Hotel

Пейринг или персонажи:

Томас Каулитц Билл Каттерман

Рейтинг:

NC-17

Жанры:

Слэш (яой), Романтика, Ангст, Экшн (action), AU

Размер:

Макси, 62 страницы

Кол-во частей:

14

Статус:

закончен

Описание:

После всего, что произошло между ними, есть ли у Билла и Тома шанс снова быть вместе. Захотят ли они этого?

Содержание

Содержание

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Глава 4.

Глава 5.

Глава 6.

Глава 7.

Глава 8.

Глава 9.

Глава 10.

Глава 11.

Глава 12.

Глава 13.

Эпилог.

Глава 1.

Погода в Берлине оказалась замечательной – светило солнце, радуя теплом, сентябрьский свежий ветер гонял по асфальту золотые кленовые листья, а в индиговом небе плыли легкие перья облаков. Том снял очки, за темными стеклами которых привык прятать глаза, и чуть улыбнулся. За последние три года он совершенно отвык от такой яркости, туманы и дождь Альбиона казались ему куда привычнее.

Сойдя с трапа самолета, мужчина сразу же направился к пункту проката автомобилей – прилетая на несколько дней навестить отца, Каулитц предпочитал сам управлять машиной, а не пользоваться услугами такси. «Вот по чему я соскучился, так это по немецким автобанам» – про себя усмехнулся мужчина, выезжая на скоростную трассу.

Через пару часов мужчина въехал во внутренний двор поместья отца, оглядываясь и чуть улыбаясь. Йорг остался верен своему увлечению садоводством – буйство красок цветущих на клумбах цветов поражало воображение. Припарковавшись недалеко от входа, Том подхватил с заднего сидения небольшую спортивную сумку и вылез из машины, пытаясь не запутаться в широких джинсах.

Дверь ему открыли довольно быстро – прислуга в доме старшего Каулитца была вышколена не хуже, чем у какого-нибудь английского лорда. При этом все относились к своему работодателю с искренним почтением, чем Том втайне всегда гордился и чуть-чуть завидовал.

– Том! Как всегда даже не предупредил! – Йорг, радостно улыбаясь, заключил сына в крепкие отцовские объятия.

– Привет, пап! – парень похлопал отца по все еще широкому и мощному плечу. – Как дела?

– Все отлично. Видел мой сад? – подмигнул пожилой мужчина.

– Такой ковер цветов трудно не заметить, – кивнул Томас.

– Ну, в своей Англии ты наверняка и не такое видел, – прищурился Йорг, но глаза его весело поблескивали.

– Пап, все сады в Англии очень скучные, – отмахнулся парень. – Как и сами англичане.

– Может, тогда вернешься домой? – из голоса старшего мужчины исчез смех, а в глазах появилась грусть.

– Пап, я не могу, ты же знаешь… – Том отошел на два шага и присел в кресло. Йорг опустился на вельветовый диван, стоящий напротив.

– Ладно, не будем об этом. Как твой бизнес? – сменил тему Йорг.

– Все прекрасно. Через месяц открываем филиал в Дублине.

– Уже и на Ирландию замахнулся? – одобрительно кивнул Каулитц-старший. – Ты молодец. Правда, я до сих пор не понимаю, как тебя угораздило ввязаться в такое дело, как торговля экологически чистыми продуктами.

Том только улыбнулся – он сам не до конца мог объяснить, с чего у него родилась такая идея.

– Так сколько у тебя теперь магазинов?

– Четыре гиппермаркета и пятьдесят торговых точек по стране, – ответил парень.

Йорг только восхищенно покачал головой, с гордостью глядя на сына.

– Кстати, мне звонил Георг, – вспомнил вдруг Йорг. – Спрашивал, нет ли от тебя вестей.

– От меня? – возмутился Том. – Да это его теперь вечно не застанешь ни дома, ни на работе!

– Что поделать, семейная жизнь, – рассмеялся Каулитц-старший.

– Мне до сих пор кажется, что Мидори его просто настолько заворожила, что парень до сих пор не пришел в себя, – усмехнулся Том.

Два года назад Листинг удивил всех – его поездка в Японию закончилась совершенно потрясающе – вместе с выгодным контрактом, Георг привез домой жену.

Мидори Танака оказалась не просто профессиональным переводчиком, но и необыкновенно красивой девушкой. Горячее сердце немецкого парня пленили темные раскосые глаза загадочной японки, и Георг не задумываясь сделал ей предложение. К изумлению самого немца, девушка согласилась – оказалось, потомок северных рыцарей произвел не менее яркое впечатление. Свадьба была сыграна до неприличия быстро, а потом Георг с наслаждением погрузился в семейный быт – за время коротких разговоров по телефону с Томасом, друг в подробностях пытался рассказать, какие шторы они с Мидори выбрали для гостиной их нового дома.

А еще молодая жена Листинга оказалась спортсменкой – экстремалкой – под ее руководством Георг встал на горные лыжи, потом освоил сноуборд, а этим летом с восторгом рассказывал о том, как свалился с доски для виндсерфинга и разбил себе нос. Том искренне пытался осознать, как это могло показаться другу столь чудесным, но так и не смог развить в себе достаточно воображения.

– Так, давай-ка сейчас отдохни с дороги, а я пока распоряжусь приготовить обед, а то ты, наверно, голоден, – Йорг встал с дивана, направляясь к выходу из комнаты.

– Только не надо грузить Марту, пап, – воспротивился Том. – Не проси ее испечь торт, как ты обычно делаешь.

– Ты что?! – нарочито испуганно приподнял брови Йорг. – Если я не распоряжусь об этом, она меня со свету потом сживет, попрекая, что я не могу встретить сына как следует. Страшная женщина! – пожилой мужчина покачал головой, а Том не удержался и расхохотался. Эта самая страшная женщина была маленькой пухленькой леди с лучистой улыбкой и умением печь самые потрясающие десерты на свете.

Под строгим наблюдением Марты Том с трудом запихивал в себя третий кусок торта. Женщина, милостиво улыбнувшись, покинула столовую, а Том со стоном откинулся на спинку стула.

– Сейчас я лопну, – простонал парень.

Йорг, наблюдая за своим сыном, едва смог скрыть улыбку. Иногда, в такие моменты, как сейчас, ему казалось, что время повернулось вспять. Том, вопреки законам сущего, казался моложе, чем был еще два года назад. В нем словно проснулось что-то из детства – Йорг словно видел того, кем Том мог стать, если бы не умерла его мать. Легкость, непринужденность, открытость – то, чего так недоставало парню в прошлом, пришло к нему только сейчас. В карих глазах, всегда напоминавших ему о любимой жене, появились эмоции, а смех стал искренним и теплым. Том изменился разительно, и отец, иногда по два-три месяца не видевший сына, порою ощущал себя растерянным перед этим новым человеком. Но, положа руку на сердце, новый Том казался ему куда роднее прежнего. Йорг вздрогнул, подумав, что теперь он с уверенностью может сказать, что у его сына есть то, в наличии чего мужчина сравнительно недавно еще сомневался – сердце. Только вот отцовская интуиция подсказывала Каулитцу-старшему, что сердце его сына причиняет ему боль. И Йорг точно знал, кому принадлежит его благодарность за метаморфозы в характере сына, и кто виноват в том, что Томас не находит в себе сил вернуться обратно в родной дом.

– Пойдем в кабинет, пропустим по стаканчику? – предложил Йорг.

Том кивнул, поднимаясь, ему нравилось проводить время с отцом.

Они сидели на большом уютном диване и говорили обо всем на свете – о политике, общих знакомых, финансовых рынках и скачках, Том рассказывал о своем бизнесе, и немного смущался, слушая комплименты отца. Время уже близилось к полуночи, а они все равно не могли разойтись по комнатам, поскольку знали, что времени на общение у них не так уж много – уже через день Тому нужно будет возвращаться домой – в Лондон.

– Ч-черт, глаза просто закрываются, – Том потянулся, поднимая вверх руки.

– Да, пора бы уже и поспать, – согласился Йорг, прикрывая зевок ладонью. – Сейчас поставлю бутылку в бар, и пойдем по кроватям.

– Давай, я, – Том гибким движением поднялся с мягкого дивана и направился к бару, взяв со стола бутылку. Полированная дверца открылась с легким скрипом, и парень чуть прищурил глаза от вспыхнувшей лампочки подсветки. Он поставил бутылку шерри на пустующее место и уже хотел закрыть бар, как увидел новый выпуск американского Vouge. С обложки в невероятно провокационном наряде, подчеркивающем идеальные пропорции, с густо подведенными глазами и надменной усмешкой на прекрасных губах на него смотрел Билл.

Чуть дрожащими пальцами Том взял глянец в руки и стал жадно рассматривать изображение. Длинные черные волосы перемешивались со странными тонкими белыми дредами, руку украшала татуировка, но Том не смог разобрать сложную вязь надписи, а худые бедра подчеркивал массивный ремень с кричащей пряжкой.

Парень не слышал, как отец встал и подошел к нему, заглядывая через плечо.

– Том, – тихий голос Йорга заставил Тома вздрогнуть. Молодой мужчина резко развернулся, пряча глаза. – Том, уже три года прошло…

– Пап… Не надо, ладно, – Том отложил журнал, еще раз взглянув на обложку, словно, пытаясь запечатлеть в памяти изображение.

Йорг только вздохнул – столько времени прошло, а Том все так же отказывается говорить о Билле с кем-либо. Каулитц-старший даже с Георгом пытался поговорить, но и с лучшим другом Томас предпочитал обходить эту тему стороной. И в то же время, Йорг видел, что Билл не стал для сына перевернутой страницей. И полтора года назад, когда снимки бывшего зятя стали появляться на страницах журналов, Каулитц-старший испугался. Его беспокоило, как Том отреагирует на происходящее, но парень и словом не обмолвился о том, что видел фотографии бывшего мужа. И каждый раз, когда Йорг пытался поговорить о Билле, Том словно закрывался и уходил от разговора, а пожилой мужчина не находил в себе смелости настаивать.

– Я пойду, ладно. Чертовски хочу спать.

Том вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь, а его отец только печально вздохнул – перерождение Тому дается слишком дорого.

Том поднялся наверх, в свою спальню, в которой жил, еще когда был подростком. Мужчина раньше не мог понять, почему отец так и не распорядился сделать ремонт в этой комнате, чтобы помещение можно было использовать как еще одну гостевую спальню. Только совсем недавно Томас наконец осознал, какое чувство владело отцом – это была тоска по потерянному. Йорг скучал по тем временам, когда, приходя домой, знал, что там его ждет сын, желающий рассказать о том, что замечательного с ним случилось за день. За последние три года чувство, что дома его никто не ждет, стало слишком знакомо Тому, но тот не пытался как-то изменить это, потому что в глубине души воспринимал тоску, как одно из наказаний, которое он заслужил.

Молодой парень огляделся, чуть улыбаясь – знакомые практически с детства вещи навевали странное настроение, словно погружая в прошлое, заставляя вспоминать эмоции и чувства, испытанные в их окружении. С удивлением Том осознал, что сейчас он гораздо больше похож на того подростка, который когда-то мучительно долго выбирал перед зеркалом кепку понаряднее, чем был еще три года назад.

На стене, прямо напротив окна, висела простая акустическая гитара, ее лакированная поверхность потрескалась и выцвела в лучах солнца, которое, как помнил Том, заливало утором каждый уголок комнаты. Подойдя к инструменту, Том, словно боясь обжечься, осторожно провел кончиками пальцев по грифу, задел мизинцем струну, которая жалобно тренькнула, и, тихо рассмеявшись, взял гитару в руки, вспоминая знакомую тяжесть. Присев на край кровати, Том удобнее перехватил давний подарок отца и провел по струнам, чуть морщась. Хоть он много лет и не прикасался к инструменту, но все же уловил, что гитару необходимо настроить. Пальцы, отвыкшие от струн, неловко захватили аккорды, и дрожащая мелодия полилась в воздухе.

"Твое лицо на каждой странице… в каждой витрине... Я знаю, ты бы посчитал это неправильным, но я сбежал… Сбежал из страны, сбежал от друзей, от отца. Даже от родного немецкого языка я сбежал, только бы не слышать знакомые слова и интонации. Прости, но я даже твоей последней просьбы не смог выполнить…»

«Was it an angel

That knocked on my door?

Or was it a wind…

Was I still sleeping?

Lost in a dream…

Or was it you?»

Тихие слова, когда-то чужой язык, на котором сейчас уже даже думать привычнее. Том никогда даже не предполагал, что однажды просто сядет в машину и уедет, только вот мужчина не мог добавить – «без сожалений». Тогда, три года назад, его жизнь стала похожа на плохой роман – все, во что парень верил, считал аксиомой жизни – рушилось, утекало, как ртуть.

Томас вернулся в Берлин в таком состоянии, что Георг впервые всерьез подумал о том, что у друга действительно проблемы с головой – создавалось впечатление, что бизнесмен страдает аутизмом. Никаких эмоций на лице, выверенные жесты и отсутствие мимики – Том был как робот. Листинг пытался узнать, что произошло между ним и Биллом, и куда вообще делся Каттерман, но Том только безразлично ответил, что юноша улетел в Штаты навсегда. После этого сообщения Георгу стало еще страшнее – то, что друг так спокойно воспринял тот факт, что молодой супруг его бросил, разрушив тем самым идеально построенный план, казалось… диким, ведь бизнесмен несколько месяцев до этого пылал яростью только при упоминании имени мальчишки.

Вторым сигналом, что с Томом творится что-то непонятное, было его равнодушие к бизнесу. Георг, как мог, прикрывал тот факт, что Каулитц просто перестал заниматься делами, но на первом же совете директоров все стало абсолютно явным. Один из участников заседания, когда-то не желавший видеть Тома на посту директора направления, ехидно поинтересовался, не начался ли в идеальном браке Каулитца разлад, на что Том просто и лаконично ответил мужчине, используя идиомы, популярные у грузчиков в порту, а потом встал и вышел из зала.

Георг не смог найти его в офисе, и поэтому поехал в загородный дом, как только рабочий день закончился. Некогда уютное поместье встретило его занавешенными окнами, а входную дверь никто не открывал в течение получаса.

Листинг обошел здание и попытался войти через гараж, и, к его изумлению, дверь оказалась открытой. Поднявшись по лестнице в холл, Георг остолбенел – в помещении горела только небольшая лампа, освещающая затянутую в чехлы мебель. Пройдясь по комнатам первого этажа, Георг убедился, что в доме не убирались уже очень продолжительное время – на поверхностях осел довольно толстый слой пыли, а расставленные в вазах живые цветы, так любимые Биллом, превратились в сухую траву и осыпались.

Тома он нашел на втором этаже, в комнате, когда-то бывшей спальней супругов. Молодой мужчина, так и не сняв делового костюма, лежал на спине, раскидав руки по стеганому одеялу, и неотрывно смотрел в потолок. Георг огляделся и присвистнул – кругом валялась одежда, причем эти вещи явно принадлежали Биллу. А на ладони Тома Георг заметил мелкий порез, из которого все же тихонько стекала кровь, раскрашивая сиреневый шелк халата, который Том увидел на Билле впервые в их первую брачную ночь.

– Он улетел. А я остался здесь, как будто проклятый…

Тихий пустой голос друга заставил Георга вздрогнуть.

– Том, я тебя не узнаю, – ответил Листинг, просто не зная, как себя вести, потому что то, что происходило с другом… У парня просто не было объяснения, что бы это могло быть. «Если бы речь шла не о Томе, я бы сказал, что это депрессия».

– Он просил меня быть счастливым, ты знаешь… – продолжил Том, словно и не слышал друга. Хотя, может, так оно и было…

– Он бросил все, и уехал… А я?

Георг не понимал, все, сказанное Томом, казалось мужчине совершеннейшим бредом воспаленного сознания. В тот вечер Листинг так и не смог нормально поговорить с Томасом, тот только продолжал нести чушь и заливаться виски.

Гром грянул через два месяца после возвращения Тома из Марокко. Взволнованная секретарша Йорга вызвала Тома в кабинет отца, напугав молодого мужчину, который сразу же решил, что дело в здоровье Каулитца-старшего. Но Йорг оказался вовсе не болен, пожилой мужчина был на грани того, чтобы взорваться от ярости.

– Что это?

На стол полетел конверт с какими-то бумагами, а Том, успокоившийся относительно здоровья родителя, пожал плечами, его мало интересовали какие-то документы, все дела он давно перекинул на Георга.

– Я спрашиваю, что это такое?

Чтобы не злить отца, Том все же поднял конверт и достал содержимое. Руки его затряслись мелкой дрожью, когда парень увидел чек, в котором аккуратным знакомым почерком была вписана сумма, равная двум миллионам евро. А к чеку прилагалась записка, в которой Билл написал только два слова – «возвращаю долг».

– Теперь ты сядешь и объяснишь мне, что происходит, – резко сказал Йорг. – О каком долге идет речь?

Том чувствовал, как к его горлу подкатил горький комок желчи – он и забыл, что его тело так реагирует на страх. А сейчас мужчина боялся – потерять отца он не хотел. Он знал, что вероятность получить прощение Йорга за все, что он натворил, ничтожно мала. Оставшись без Билла, Томас, наконец, понял, что терять – это больно.

– Том, – голос Йорга смягчился. – Расскажи мне все, как есть.

Томас поднял взгляд, встречаясь с темно-карими глазами, так похожими на его собственные, и на него неожиданно накатило то же чувство, что и в аэропорту при последнем разговоре с Биллом – он не посмел солгать.

Каулитц-младший говорил медленно, путаясь в словах, не зная, как объяснить возникновение собственных мыслей и поступков, и постепенно понимая, что он натворил. Йорг молчал долго, а потом спрятал лицо в ладони, мощные плечи вздрогнули. Том не видел слез отца с похорон матери, и молодой парень не смел даже пошевельнуться. Через пару минут Каулитц-старший немного успокоился и снова посмотрел на сына покрасневшими глазами.

– Ты меня ненавидишь? – одними губами прошептал Томас.

– Нет, Том, конечно, нет, – покачал головой Йорг. – Я просто… чувствую себя виноватым, наверно…

– Почему? – спросил парень растерянно.

– Ты мой сын, я воспитал тебя таким… Прости меня.

– Папа, – Том не выдержал и присел перед родителем, сжимая сухие морщинистые ладони. – Тебе не за что просить прощения. Я сам виноват в том, что… Билл… ушел.

– Билл, он… заслуживает другого, – тихо сказал Йорг.

– Я знаю, папа, – отвел взгляд Том.

Они молчали некоторое время, а потом Йорг сказал:

– Я куплю твои акции.

– Что? – Том пораженно выдохнул.

– Том… Ради карьеры в этой чертовой компании ты превратился в чудовище, – голос Йорга напомнил Тому детство, именно таким тоном отец говорил, когда считал какой-то вопрос решенным. – Ты потерял себя и … Билла.

– Ты меня не простишь? – Тому казалось, что в его неожиданно ставшее чувствительным сердце воткнули ржавый гвоздь.

– Тебе не поможет мое прощение, Том, – тихо ответил отец. – Скоро ты это поймешь. И я не могу допустить, чтобы ты остался в компании после всего, что натворил.

Через неделю сделка была оформлена, а Томас Каулитц перестал иметь отношение к бизнесу, ради которого едва не убил любящего его человека.

Томас отложил гитару и подошел к окну, отводя от прозрачного стекла белоснежную органзу, расшитую прозрачным стеклярусом. Сад отца был прекрасен, осенние цветы пестрым, как цыганский платок, ковром украшали землю.

«Томми, любимый, спасибо!» – в воспоминании мелькнули лукавые и счастливые карие глаза и тонкие пальцы, аккуратно обхватывающие стебли цветов.

Это было мучительно поначалу – любовь, словно лава со дна вулкана, поднималась в мужчине, выжигая все то, что прежде составляло его сущность. Каждое воспоминание, каждая осевшая в сознании мелочь вызывала настоящую бурю эмоций и чувств, главным из которых было раскаяние, расплавляющее душу. Мужчина чувствовал себя тягучей массой в руках стеклодува – стоит только сделать одно неверное движение, и готовая фигурка будет признана браком и разбита вдребезги. Только сейчас Томас стал осознавать, что его любили настолько сильно, так беззаветно, что это казалось невозможным. Каждое мгновение Тома кидало в пучины отчаяния от осознания того, что ничего уже нельзя исправить. Билл был потерян для него навсегда.

Георг наблюдал за другом, внутренне содрогаясь – казалось, что Том мучительно и болезненно сбрасывает с себя шкуру, оставаясь беззащитным и уязвимым. Листинга путало то, что бизнесмен все глубже уходит в чувство собственной вины, почти захлебываясь им, как сладким вином.

Том бродил по дому, давно оставленному без прислуги, как призрак самого себя, не зная, чего он хочет и где теперь его место. Он ночевал в комнате для гостей, потому что даже чистые простыни в их с Биллом постели пахли для него мучительно знакомым запахом тонкого нежного тела. Томас даже пытался заставить себя избавиться от вещей Билла, но он так и не смог выбросить даже простой щетки для волос, на которой остался длинный глянцевый волос.

Нервы Тома не выдержали, когда он наткнулся на обручальное кольцо, оставленное мальчиком перед побегом – мебель ломалась в его руках, словно сделанная из стекла, а плотные ткани рвались, как листы бумаги.

И только когда в его пальцах оказалась фотография, где был запечатлен Билл, нежно улыбающийся и чуть щурящийся на солнце, Том упал на обломки кровати совершенно без сил, признавая поражение – он влюбился. Он любит того, кто больше никогда не появится в его жизни.