Текст книги "Cadmea victoria (СИ)"
Автор книги: Чиффа из Кеттари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
– Ты не можешь обещать, – плечи Уилла опускаются, он низко наклоняет голову, упираясь локтями в колени. Лектер еле заметно качает головой. – Не скажешь, чтоб я был осторожен? – он поднимает взгляд.
– За этим я прослежу.
Уильям грустно и не очень искренне улыбается в ответ.
– А лицо… не знаю, правда. Это ужасно, но мне интересно – что он скажет дальше. Мне кажется, что тогда я пойму. Я ужасен, не так ли?
Лектер качает головой, вставая с кресла, обходит Уилла, становясь за его спиной, и кладет ладони на его плечи, несильно сжимая.
– Ты не ужасен, для тебя это даже нормально. Поэтому ты ничего не сказал Кроуфорду?
Уилл кивает, слабо поводя плечами.
– Да… Мне нужно его понять, чтобы вычислить. Джек этого не хочет понимать. Он задает вопрос – я должен дать ответ. Тут же. Немедленно. А у меня на руках только треть ответа. Может быть, половина. Знаешь, – Уилл выпрямляется и запрокидывает голову, глядя на Ганнибала, – мне совсем не хочется умирать. Я обычно не боюсь этого… – Лектер продолжает разминать его плечи, вдумчиво кивая. – Обычно, я могу понять: мотивы или психические отклонения. Эмоции. Здесь нет ничего, – ладонь мягко скользит по шее, пальцы легко оглаживают изгибы. – Холодность, отрешенность. А лицо… – Уилл широко раскрывает глаза. – Это тоже что-то об эмоциях, знаешь. Отсутствие эмоциональной связи с жертвой. Его можно было бы назвать мясником – но постановочный эстетизм зачастую бьет через край. В этом есть что-то художественное. Страшное. Я сегодня буду плохо спать.
– Ты становишься совершенно рассудительным человеком, – Лектер задумчиво смотрит на Уильяма, убирая пальцы с его горла.
– Это плохо? – Ганнибал только качает головой в ответ. – Обычно страх идет изнутри. Я всегда больше боялся самого себя, точнее того, что во мне. Но он… он может внушить мне настоящий страх. Тот, от которого ты меня не спасешь.
– Ты думаешь? – Ганнибал отстраняется, возвращаясь в свое кресло. – Любой страх имеет под собой плотную психологическую основу.
– Да, – Уилл не соглашается, просто отвечает, чтобы уйти от этой темы. – Знаешь, какая фраза мне вспомнилась, когда я был на месте? “Вещи сами по себе ни дурны, ни хороши – мы только мним их таковыми”*. Вот поэтому я ужасен. Я чуть ли не еженедельно вижу людей, которые убивают и считают это правильным. Нормальным. И далеко не все они сумасшедшие. И я их понимаю. Очень часто я понимаю, почему они думают именно так. Я сам делаю это вместе с ними, – Уилл замолкает, затем переводит взгляд на часы. – Вы забыли сказать, что мое время заканчивается, доктор.
Он кривит губы в грустной улыбке. Лектер действительно забыл о времени.
Уилл завораживает в своих метаниях, в своем поиске. Это зрелище стоит многого. Даже больше, чем Лектер может заплатить, расплачиваясь чужими жизнями за право лицезреть подобное. Ганнибал облизывает нижнюю губу, прикусывая.
– Это и не было терапией в полном смысле, не так ли? Но у меня действительно прием через семь минут.
Уилл кивает, поджимая губы, поднимается с кресла и пятится к двери. Беззащитный, ссутулившийся. Ганнибал на мгновение мечтает о том, чтобы его следующего пациента сбила машина в паре кварталов отсюда – чтобы можно было не отпускать Уильяма одного.
– Нет, мне правда полегчало. Я думал, меня всем этим раздавит. Теперь лучше. Спасибо, доктор, – Уилл на мгновение лукаво улыбается, хоть и видно, что дается ему это с трудом. – Мой доктор.
*
– Это слишком губительно для него.
Джек Кроуфорд не пациент доктора Лектера, вовсе нет. Но иногда зайти и поговорить не мешает. Особенно, если есть время. Особенно, если доктор Лектер уже закончил прием и еще не успел выключить свет в кабинете.
– Он ничего не сказал мне насчет последнего дела, доктор Лектер. Или он ничего не видит, или не говорит мне. Но вам-то?..
Джек оставляет вопрос висеть в воздухе, как несчастного повешенного.
– Вы просите о том, Джек, о чем я не могу рассказать, так как это нарушает не только профессиональные, но и этические нормы, приемлемые для меня.
– Он что-то увидел, – Джек спокойно смотрит в глаза Ганнибала. – Увидел и не сказал мне, а пошел сразу к вам. Не удосужился даже зайти в академию. Мне необходимо знать. Мне нужно его защитить, потому что когда он подойдет слишком близко… – Кроуфорд замолкает, принимая стакан виски в руки. – Мириам Ласс тоже не сказала, куда идет и какие выводы делает для себя.
– Не говорите с Уиллом об этом, – Ганнибал присаживается на край стола, скрещивая руки. – Вы концентрируете его страх, а это мешает ему думать.
– Пускай боится, это может сохранить ему жизнь.
– Вы требуете невозможного от Уильяма, Джек. Ему нужна свобода, чтобы думать. Вы заковываете его в клетку страха, и он бьется, мечется от стены к стене, поэтому и не дает результатов. Я избавляю Уилла от страха – вы вновь селите кошмары в его разум, – Лектер поджимает губы. – Как вы верно заметили, Джек, он сначала придет ко мне, если у него появится мысль, которую он не захочет озвучить вам. Вы верите в мою благонадежность?
– Во что-то же я должен верить, – устало вздыхает Джек.
– Я поставлю вас в известность, если это понадобится.
_______
* Клайв Стейплз Льюис. “Пока мы лиц не обрели”.
========== Статистика, ножи и психиатры ==========
– Это какая-то издевка, нет, правда. Одна жертва? И затишье? Что это? Сегодня уже среда!
– Что тебя возмущает? – Лектер подливает вина. – Неудовлетворенное любопытство?
Уилл виновато кивает.
– То, что я сейчас сказал, было ужасно. Джек бы меня пристрелил, – Уилл украдкой протягивает Виндзору кусочек бифштекса, делая вид, что не замечает укоризненного взгляда Лектера.
– Да, пожалуй, – Ганнибал, окончив ужин, медленно потягивает вино. – Думаешь, это издевка?
– Нет, на самом деле нет… Вообще, мне кажется, что это или время на ответ… Но, черт возьми, как я должен ответить, да и на что? Или время на осмысление. Это разговор, помнишь, я говорил? – глупое уточнение, конечно, помнит.
На самом деле, Уиллу нужно было отдохнуть. Джек со своими разговорами о Мириам почти довел его до нервного срыва.
*
Убивать человека – не самое лучшее занятие для вечера четверга. Убивать красивую женщину – неприятно вдвойне. Только нет уже времени думать, когда туповатый кухонный нож издевательски-удобно ложится в руку, потому что пистолет, так не вовремя давший осечку один раз, может подвести и во второй.
Хочется вернуться домой к ужину.
Только уже поздно.
В английской Википедии всего пятьдесят две страницы посвящено женщинам – серийным убийцам. Для мужчин даже такой категории нет, общее число случаев зашкаливает настолько, что их разделяют по странам, по способам убийства… А женщин – всего пятьдесят две. Статистически – капля в море.
“Статистика – сосет”, – как выражался однокурсник Уильяма, Робби.
Робби статистику так и не сдал. Очень нужная информация сейчас.
Опять-таки, статистически, женщины обычно пользуются ядами, предпочитая убийство бесконтактное. Они не взрезают любовников дедушкиным армейским ножом.
Обычно они так не делают.
Кровь из рассеченной брови заливает один глаз.
Женщина стоит и улыбается, в руке у нее все тот же армейский нож, которым она вскрыла четырех любовников за неделю.
Чудная женщина.
От удара в живот, еще на пороге кухни, еще до того, как она отскочила к стене, вздергивая верхнюю губу в улыбке, тянет все внутренности, тяжело дышать.
От удара по голове, тогда же, шумит в ушах и слегка расплывается картинка перед глазами, придавая нереальность происходящему.
Джек еще на первом этаже, а полицейский, который пошел раньше, еще слабо шевелится на полу кухни. Ненадолго – колотая рана в область сердца.
А она все улыбается, наклонив голову к плечу, прислушиваясь к звукам ругани с первого этажа.
Шаги по лестнице – громче, быстрее, она подбирается, как кобра перед броском.
Нереальность происходящего почти очевидна – Уилл вообще не должен был ехать сюда.
Очень близко бледное лицо с подвижными губами, женщина протягивает руки – обнять или задушить? Язык скользит по губам, растягивающимся в змеиную, завораживающую улыбку.
Уилл отмахивается от видения, забывая о зажатом в пальцах длинном ноже.
Видение разбивается на осколки, крича на пределе слышимости, картинка перед глазами окрашивается в алый цвет. Грэм делает еще одно движение рукой, отталкивая кошмар от себя, и нож мягко входит в тело, под ребра. Еще движение – точно повторяя увиденное на предыдущем месте убийства, но с более слабым нажимом.
Женщина перестает кричать, только хрипло дышит, давясь подступающей к горлу кровью.
Нож она выронила еще у стены, еще только подходя к Уиллу. Он смотрит не на нее – на блестящий кусок металла, сиротливо забытый на полу. Потом переводит взгляд на оседающую женщину и медленно ведет рукой вверх, чувствуя, как от этого движения, от ощущения скольжения ножа в живой плоти вдоль позвоночника проходит сладкая, тошнотворная дрожь.
Женщина падает, а Уильям делает пару шагов назад, выпуская из дрожащей руки нож.
Джек что-то говорит, трясет за плечи, куда-то звонит и снова что-то говорит.
Потом только долгий провал: Уилл не падает в обморок, он совершает какие-то механические действия – спускается по лестнице, вытирает лицо влажными салфетками, тупо глядя на серые и алые разводы, остающиеся на синтетической ткани.
Кроуфорд уже не говорит ничего, понимая, что Грэм снова ушел в себя, замкнулся, как после смерти Хоббса. Он звонит Лектеру, но не дозванивается, пытается усадить Уилла в свою машину. Но Грэм внезапно вздрагивает, приходя в себя, захлопывает дверцу машины, отходя на пару шагов.
Джек непонимающе смотрит на своего подчиненного, подходит ближе, стараясь заглянуть в глаза. Очки Уильям протер наспех, на стеклах еще видны слабые алые разводы.
– Я сам доеду. Спасибо, Джек. Я в порядке.
– В каком это ты, интересно, порядке? – Кроуфорд хватает Уилла за рукав куртки, не давая двинуться. – Я отвезу тебя домой. Ты же в ближайший столб въедешь.
– Я не хочу пока домой, я…
– А куда ты собрался в таком виде? Хочешь, отвезу тебя в академию?
Уильям задумывается на минуту и согласно кивает, садясь в машину.
Не всегда хорошо, когда дома тебя ждет твой личный психотерапевт. Не тогда, когда ты совсем не хочешь разговаривать, когда не хочешь признаваться даже самому себе в том, что сделал, что подумал и, самое главное, что почувствовал.
В аудитории, в которой еще днем тихо-мирно проходила лекция, сейчас темно и гулко. Уилл долго отмывал руки и лицо в туалете, но помогло это мало. Во всяком случае, психологически Грэм чистым себя не чувствует.
Может, все-таки стоило поехать в больницу? Эта дамочка резво и очень классически опустила разделочную доску ему на затылок. Странно, что очки не слетели и не разбились.
Да ладно. Потом. Может, завтра.
Уильям собирает бумаги, так и лежащие разбросанными по столу после лекции – Джек не дал времени собраться, да он и не хотел терять время. Идея. Озарение. Вспышка.
Грэм опускается на одно из мест в середине аудитории и долго, невидяще смотрит на экран, прокручивая в сознании события второй половины сегодняшнего дня.
Зачем вообще было ехать. Идти вперед.
Вот тут, здесь ошибка – Уилл хотел поговорить, думал, что полицейского и Джека за спиной будет достаточно. Теперь говорить не с кем.
Грэм не следит за временем, не следит за происходящим вокруг, не замечает, как в аудиторию проходит Алана Блум, оглядывается, ища его взглядом. Везде психотерапевты. Уилл вздыхает, когда видит ее. Алана, правда, молчит, садясь рядом ниже, поворачивается к нему, рассматривая переплетенные в замок пальцы рук. Время идет.
В начале одиннадцатого Алана все-таки поднимается со своего места, наклоняясь к Уиллу.
– Скоро начнут закрывать двери. Нужно идти.
Уилл послушно поднимается с места, спускается к кафедре, забирая вещи. Алана явно хочет заговорить, но не знает, как это сделать, чтоб Уилл снова не замкнулся в себе.
– Спрашивай, если что-то хочешь спросить, – Уилл смотрит под ноги, шагая по светлым квадратам линолеума и перешагивая через темные.
– Куда ты поедешь? – Уилл качает головой. Вопрос не из тех, на которые хочется отвечать.
– Может быть, тебе придется пройти психиатрическое освидетельствование.
Уильям снова качает головой, но на этот раз с другим выражением лица.
– Не думаю. Это была самооборона.
– А твое нынешнее состояние? – Алана легко качает головой. Стук ее каблуков о ступени отдается острой болью в висках. Уилл морщится.
– Завтра съезжу в больницу. Наверное, легкое сотрясение.
– И тебя на этот раз совершенно не волнует, что ты…
– Убил женщину ее же кухонным ножом? – Уилл опирается рукой о капот машины Аланы. – Ты это хотела спросить? Правда думаешь, что меня это не волнует?
Замолчав, Уилл снова опускает голову. Замирает. Затихает. Алана обнимает его, поглаживая по волосам, позволяя прижаться.
– Прости, – она говорит тихо, обеспокоенно. – Это было резко и несвоевременно.
Уилл кивает, отстраняясь.
– И ты прости, – кривовато улыбается он, поправляя очки. – Аналогичная ситуация.
– У тебя кровь на рубашке засохла…
Уилл сглатывает, кивая и запахивая джинсовку.
– Ты не сказал, куда поедешь.
– Почему ты думаешь, что не домой?
– Не похоже, чтоб ты рвался домой. Но лучше – езжай. Не нужно пытаться пережить это все в одиночестве. Ты же знаешь, что так не получается.
Он кивает, придерживая дверь машины, прощается с Аланой, отстраненно улыбаясь.
Садится в свой автомобиль, перебирая в руках связку ключей, находит среди них ключ от своего старого дома.
Он не возвращался туда – все вещи привез Ганнибал, четко следуя составленному списку. Не было желания, да и сейчас не очень хочется.
Но иногда чувствуется потребность побыть одному. Хотя и она может быть обманчивой – лечь спать в одиночестве Уилл точно не рискнет.
Ладно. Можно и не спать ночь.
Телефон разряжен и выключен еще с лекции – Грэм вспоминает о нем только сейчас, заводя мотор.
Потом.
Все потом.
========== Cadmea victoria ==========
Даже странно, но в доме не пахнет затхлостью или сыростью. Уилл с мрачным удовлетворением окидывает взглядом свое обиталище. Почти ничего не изменилось – стало чуть более пыльно, да вот, наверное, и все. На столе в кухне лежит небольшой листок бумаги – аккуратный, ровный, слишком чужеродно смотрящийся в такой обстановке.
Приезжай лучше домой. Мы ждем, Уилл.
Ганнибал Лектер.
И число. Сегодняшнее.
Очень в духе Ганнибала – Уилл старается растянуть губы в подобии улыбки, вертя в руках записку.
Неохота. Тяжело. Хочется побыть наедине со своим безумием, как раньше.
Неожиданно для себя Уилл обнаруживает, что успел немного соскучиться по этому странному состоянию, когда в голове бьются несвязные мысли, стучатся о стенки черепа, как мотыльки о стекло лампы. Яркие, короткие вспышки – одно, другое, третье. Несколько месяцев почти беспрерывного кошмара возвращаются переливчатым планктоном, заполняя собой всё море мыслей.
Он бесцельно бродит по дому, открывая и закрывая шкафы и ящики, просто так, для того только, чтобы занять руки. В холодильнике обнаруживает небольшой пластиковый контейнер, он видел такие на кухне у Лектера, а в контейнере – ризотто. Уилл любит морепродукты, хотя мало кто об этом знает.
Ганнибал знает.
Уилл берет контейнер в руки, продолжая свое медленное путешествие по дому уже с ним. Грустно, беспомощно кривит губы, увидев свое отражение в зеркале, отворачивается от гладкого стекла, но непрошенные вопросы продолжают лезть в голову.
Что тебя не устраивает, Уилл? Слишком много заботы? Все слишком хорошо? Хочешь как раньше?
Уилл совсем не хочет как раньше.
В буфете обнаруживается злосчастная бутылка шоколадного ликера. Для всего когда-то приходит время. Вот и для нее нашлось. Удивительно. Уилл садится на лестнице, ведущей на второй этаж, ставит на ступени свой нехитрый ужин и надолго замирает, неотрывно глядя в одну точку.
Думает о себе, об этой женщине с труднопроизносимым польским именем, о Хоббсе, о Потрошителе.
Думает о Лектере.
И снова о Потрошителе, о Хоббсе и о женщине с ножом.
Уилл запивает холодное ризотто шоколадным ликером и думает о том, что бы сказал Ганнибал, застав такую картину. Становится немного смешно.
Хочется поехать домой. Очень хочется. Особенно когда бутылка липкой приторной дряни заканчивается, тогда эта мысль становится только настойчивее.
Здесь все равно не будет возможности уснуть. Здесь никто не защитит от навязчивых кошмаров. Вернется боль и беспомощность.
Уилл перестает улыбаться, ложась прямо на ступени, отупело глядя сквозь мутное стекло бутылки.
Что же плохого в убийстве как таковом? Что плохого в том, чтобы защитить себя? Или свои интересы… Вот она – совсем не тонкая грань.
“Вещи сами по себе ни дурны, ни хороши – мы только мним их таковыми”.
Ганнибал собирает вырезки из газет. Он всегда читает периодику, кроме медицинских журналов, только в электронном виде. Но собирает вырезки из газет, аккуратно подшивая в кожаную папку.
Обрушившиеся церкви – вот что объединяет все эти тонкие бумажные листки. Тонны камня, под которыми погребены десятки людей. Такое происходит чаще, чем можно было бы ожидать. В этом есть что-то завораживающее и отвратительное одновременно. Уилл любит перебирать рисунки Лектера, но не очень любит эту папку – они лежат рядом. Но руки сами тянутся – перечитать, пересмотреть, убедиться.
Однажды Ганнибал обронил, что подобное лишь доказывает утверждение о том, что все мы – люди – подобия Бога. Права церковь, правы священные книги, правы религии.
Только Лектер говорит об этом по-другому.
“Все мы подобия жестокого и сумасбродного ребенка. Но мы взрослеем, в отличие от любого божества”.
Уилл ищет правду в этих словах, но тяжело разглядеть ее после бутылки ликера, сквозь головную боль и алую пелену, застилающую глаза.
Где она, эта правда?
В том, что он боится не того, что убил женщину, не того, что принял ее за собственный кошмар, а того, что ему это принесло какое-то удовлетворение?
Акт возмездия и правосудия?
Может ли человек вершить правосудие?
Трудно быть Богом.
Уилл кривит губы, вспоминая книгу, из которой взята эта строка. Не может вспомнить.*
Откуда вообще берется эта теософия с мрачным привкусом софистики? Когда нет сил даже подняться со ступеней – о чем же еще размышлять?
Женщина тянет руки, ища спасения от собственного безумия, но упирается лишь в непробиваемую стену кошмаров агента, пришедшего за ней.
Или.
Женщина тянет руки, ища контакта, тепла, того, чего ей не хватает, чтобы играючи вывернуть длинный нож из дрожащей руки и мягко, почти нежно вонзить его под ребра.
Как все было на самом деле? Кто знает.
Уилл, пошатываясь, спускается по лестнице.
*
– Ты шел пешком? Знаешь, я рад, что сейчас не зима.
Доктора Лектера сложно удивить чем бы то ни было, а уж Уиллом Грэмом, в начале четвертого утра стоящим на пороге дома – тем более.
И в начале четвертого утра Ганнибал выглядит идеально.
– Я взял попутку, – Грэм рассеяно оглядывает Ганнибала. – Вы не спали, доктор?
Лектер качает головой, закрывая за Уиллом дверь.
– Ключи остались в машине, – как-то грустно поясняет Уилл.
Лектер понимающе кивает, внимательно, но спокойно наблюдает за тем, как Грэм нетвердым шагом проходит в кабинет.
Он не говорит ни слова, подходя к стеллажу с аккуратно сложенными кожаными папками, перекладывает их, что-то ища.
– Ты отлично рисуешь, – голос у Уилла надломленный и стеклянно-хрупкий, вот-вот сломается, выпуская на волю… что?
Ганнибалу интересно.
Уилл раскрывает одну из папок, медленно перелистывая плотные листы, ласкающими движениями проходится пальцами по оборотной стороне рисунков.
– Я долго шел…
– Ко мне? – у Ганнибала твердый и спокойный взгляд.
– К тебе. И за тобой.
Лектер ничем не выдает удивления или любопытства.
Уилл смотрит устало, ожидая реакции, вопроса, признания, быть может.
– Я подумал о том, что…
Ганнибал подходит ближе, когда Уилл замолкает.
– Я подумал…
Уилл продолжает переворачивать листы и на каком-то из рисунков папка выпадает у него из рук. В пальцах остается только один лист бумаги – тот самый, на который смотрела Мириам Ласс перед смертью. У Уильяма зрачки разного размера – один заливает всю радужку, второй же сужен, даже чересчур, и глаза при этом блеклые, больные. У него мелко трясутся руки, и на лбу выступают бисеринки пота.
– Cadmea victoria…** – Грэм отходит к столу, кладя рисунок на него.
Лектер осторожно кивает, не скрывая удовлетворения, вызванного происходящим.
– Почему нет ни одного рисунка с Мириам? – глупый вопрос, Грэм осознаёт это позже, когда последние звуки уже срываются с губ. Но Ганнибал отвечает не так, как ожидал Уилл.
– Я рисую только то, что доставляет мне удовольствие, в том или ином эстетическом плане.
– Разве она тебе не нравилась?
– Я сожалею о произошедшем с ней.
Дыхание учащается, биение пульса отдается в ушах набатом. Уилл царапает гладкую столешницу, пытаясь уцепиться за нее ногтями или пальцами, но скользкая поверхность легко уходит из вспотевших рук.
Ганнибал подходит ближе, игнорируя отчаянно испуганный взгляд Уилла, не обращая внимания на попытки отстраниться.
Уилл не видит Лектера, он видит кого угодно, но только не его. Лица сменяются одно за другим, каждое своим голосом рассказывая свою историю.
Точнее, ту ее часть, которую Уилл успел застать, пусть бы и в своем сверхотзывчивом воображении – историю смерти и боли.
Историю, которую он чувствует всем телом, которая, проезжаясь по нервам, как по струнам, возрождает в теле звук – крик.
Он кричит, распахивая глаза, и видит, наконец, того, за кем пришел.
Доктор Лектер, оплот его, Уилла, спокойствия. А за ним – только темная и гулкая бездна одиночества. Оглядываться Уилл боится. Он вытягивает руку с пистолетом перед собой, ловя в светлых глазах оттенок удивления, обеспокоенности, и нажимает на спусковой крючок, надеясь разбить хотя бы этот кошмар.
Выстрел, один, другой.
Уилл чувствует крупную дрожь, проходящую вдоль позвоночника, когда приходит осознание, что кошмар не кончается. Ганнибал подходит вплотную, привычным, слишком домашним и нежным, слишком сюрреалистическим сейчас движением запуская пальцы во вьющиеся волосы, наклоняется к его уху, шепча:
– Джек звонил, говорил, что твой пистолет дал осечку и он отдал его на экспертизу. И что ты вряд ли приедешь сюда. Но ты приехал.
Грэм хмурится, прокусывая до крови губу, цепляясь пальцами за плечи Ганнибала и сознанием – за ускользающую грань реальности.
– Ты слышишь меня?
Плохо. Очень плохо. Уильям почти по губам прочитывает вопрос, не слыша самих слов. Темнота опускается на разум медленно и мягко, но он не сдается: хрипло выговаривает слова, с большим трудом собирая их в связные предложения.
– Я… я обещал тебе месяц… На то, чтобы уладить… твою… врачебную… практику… – Ганнибал касается губами лба Уилла, хмурясь, примерно прикидывая температуру, кладет пальцы на его горло – Грэм даже не вздрагивает, привычно запрокидывая голову, давая прощупать пульс. Потом дергается, стараясь отстраниться, но это непросто – у Ганнибала слишком крепкая хватка. – У тебя он будет… Но ты никуда не уедешь…
Ганнибал кивает, кажется, почти не вслушиваясь в сказанное.
– Тебе нужно было ехать или сразу ко мне, или в больницу, Уилл. И уж точно не стоило полночи идти через весь город. И пить. – Лектер легко подхватывает обмякающего Уилла под руки. – Совсем не стоило…
_______
*«Трудно быть богом» – научно-фантастическая повесть Аркадия и Бориса Стругацких.
**Cadmea victoria – лат. “Кадмова победа”, победа, одержанная чрезмерно дорогой ценой и равносильная поражению, или победа, гибельная для обеих сторон.
